Олег Александрович Сабанов
Бежит к рассвету река
– Назови мне более продвинутых и всесторонне развитых людей, чем эти карьеристы и лицемеры! Кто они? Работяги, смотрящие в свободное время сериалы и верящие каждому слову пропагандистов? Они тебе вряд ли назовут имена трёх зарубежных писателей! Я с ними, что ли должна ходить в театр и толковать о современном искусстве? Если же ты имеешь в виду гениев, то извини, это штучный товар, на всех, видимо, не хватает. Да и с ними, как пишут, общаться тяжеловато. Хотя с тобой у меня иногда получается.
– Не льсти себе, слабенько получается. Даже неделю вдохновения на лоне природы отказываешься с рядовым гением разделить.
– Слишком большая жертва для меня.
– Слишком большой жертвы ради великой цели не бывает! От тебя всесторонне развитые это утаили?
– Твои постоянные придирки подтверждают известное мнение, что жизнь с гением невыносима, – съехидничала Ольга, еле заметно улыбаясь.
– Или фразу «пророков нет в отечестве своём». Сколько ни указывай на очевидные истины, в ответ получаешь недовольство и осуждение.
– Лучше объясни, с каких пор гениальный пророк мешает виски с водкой?
– День рождения Вадима в кафе отмечали, потом он виски возжелал. Осталось немного.
– А почему у нас в холодильнике?
– Он с Алиской своей разругался. Ничего серьёзного, но бросать его в тот момент было неправильно. Мы и посидели здесь, на кухне.
– Что ты их всегда пытаешься утешить? Они ругаются себе в удовольствие, потом сходятся, потом всё заново. Игра такая, понимаешь? Сам же сколько раз кого-то цитировал, объясняя суть любовной игры и всю нелепость наставлений адресованных вовлечённым в неё.
– Мы просто поговорили, без утешений и наставлений.
– Называй, как хочешь, но тебя хлебом не корми, дай только понянчиться с пьяницами, в которых ты видишь гонимых, преданных, игнорируемых и разочарованных.
– Мне всегда были интересны люди, почуявшие в силу ряда причин коренной трагизм происходящего…
– Понимаю. Что может быть интереснее опустившего руки человека, который философски оправдывает своё падение! – колко вставила она.
– Их смутное чувство лишь первый, но необходимый шаг, к пониманию того, что они лишь актёры в божественной комедии, принимаемой большинством за трагедию. Следующий – разотождествление со своей привычной и обожаемой ролью несчастного маленького человечка погрязшего в проблемах. Вскоре они найдут возможность время от времени уходить за кулисы, спускаться в зрительный зал. На этом этапе процесс озарения становится лавинообразным, вряд ли его можно приостановить. Да и зачем? Осознание своей истинной природы уже не затмевается ролью никудышного бедолаги в подходящей к финалу постановке. Само предчувствие скорого занавеса делает потешными все потуги пугающих обстоятельств вывести из себя заканчивающего блестящую роль лицедея. Вместе с овациями исчезнут сценические образы нищего и короля, юного и дряхлого, успешного и неудачника. От них останется лишь реквизит и разобранные декорации. А критик обязательно блеснёт фразой типа «актеры проживали чужие жизни как собственные».
Вот только дальше первого шага ступить удаётся немногим избранным, на кого снизошла благодать.
– На тебя, я так понимаю, она свалилась как снежный ком. Хорошо хоть не придавила совсем, но голову подлечить, похоже, всё-таки придётся.
Тут мне подумалось, что бессмысленно объяснять Ольге, как любому далёкому от подобных тем собеседнику, свои личные откровения. Сочтут сумасшедшим, в лучшем случае нелепым фантазёром, дистанцируются и распустят слухи. И будут по-своему правы. В самом деле, повстречай я ранее такого вот обезображенного благодатью умника, несущего похожую ахинею, вряд ли бы принял его слова близко к сердцу и поверил бы в иллюзорность жизненной драмы. Но если бы такой чудак появился в ночном кошмаре и заверил бы меня в скором пробуждении прямо посреди тяжёлых обстоятельств, то я, проснувшись поутру и припомнив все подробности его объяснений, наверное, понял бы, насколько он был прав.
– Неизвестно, милая Оля, кому действительно необходима помощь врача. Слышала анекдот: в психиатрии кто первым надел халат, тот и доктор. Общепринятая точка зрения мутирует, изменяясь до неузнаваемости с течением времени. Но только мы с тобой стабильны в своих неизбывных спорах, – игриво подался я к ней всем телом, пытась разрядить обстановку.
– Всё же заканчивай посиделки с мутными личностями, до добра такие повадки не доведут, – слегка отпрянув от меня сказала Ольга.
– Постараюсь изжить эту опасную привычку.
– Ну а вместо санатория сходим на концерт, выставку или театр. Осенний сезон только начинается, будет много нового и интересного. Я тебя обязательно должна познакомить с очень интересной женщиной, Яной. Представляешь, она ещё с детства чувствовала в себе колоссальную энергию и способность к исцелению. Многим помогла. А теперь еженедельно выходят ролики на её канале, где Яна делится своим опытом, отвечает на вопросы и проводит сеансы оздоровления.
– Кошмар, какой. Не больно хочется мне с ней знакомиться. Рядом с такой, наверное, чувствуешь себя подопытным пациентом в одних трусах.
– Ерунду не говори. Рядом с такими уникальными людьми всегда чувствуешь себя в своей тарелке.
– А я в свою очередь могу представить тебя замечательнейшему мужчине, музыканту и в своём роде поэту Геннадию, который под вдохновением поведает такие диковинные истории из своей концертной деятельности, что они непременно станут гвоздём осеннего сезона. Его вдохновение, правда, зависит от ряда условий, которые необходимо обеспечить.
– Опять за своё! Кроме алкашей тебе уже некого вспомнить. Неисправимый.
После того, как острота разговора сошла на нет, мы ещё долго ворковали о том о сём пока бледный лик печальной луны опускал тёмное покрывало ночи на город. Помаленьку промежутки между словами сделались длиннее и выразительнее произносимых фраз, мы стали слышать дыхание друг друга, улавливать тончайшие изменения во взгляде, мимике лица. Уже за полночь наше общение плавно перетекло в пылкие объятия, хотя грань между разговором и близостью, когда дело касалось Ольги, была для меня условной. В итоге обессиленный и счастливый я уснул беспробудным сном младенца.
Глава V
Она открыла глаза и увидела на голубом экране неба смутные очертания пожилой женщины с остатками былой красоты. Нечёткое изображение дёргалось, но быстро возвратившееся сознание дорисовывало штрихи к образу ухоженного лица, с бледных губ которого слетали тихие фразы:
– Что с тобой, милая? И позвать некого. Сейчас, подожди, скорую попробую вызвать.
– Не надо! – словно со стороны услышала Лида свой резкий голос.
– Как же? Плохо ведь тебе. Видимо, ударили здорово.
– Не стоит, слышала! – зло осекла женщину Лида, силясь подняться на ноги.
– Ух, ты, рычит ещё. Значит, жить будешь. Злюки живучие. Осторожно, тихонечко, давай-давай, – придерживая и помогая подняться, еле слышно приговаривала женщина. – Я же не виновата, милая, что на тебя кто-то напал.
В голове у Лиды прояснялась ужасная картина случившегося, вызывая жгучее желание разреветься, но злость и закалённый характер на этот раз подавили жалость к себе, не позволив слезам диктовать поведение. Понимание того, что нельзя попадать в полицию или больницу, заставляло, не смотря ни на что взять себя в руки и преодолевать из последних сил тошноту с головокружением. Когда женщина помогла ей встать, Лида остро почувствовала нежную благодарность к этому чужому человеку и посмотрела незнакомке в глаза. Тут же поднявшаяся из глубины волна заставила её отвернуться и выплеснуть содержимое желудка в разросшийся кустарник шиповника.
– Я вызову всё-таки «скорую», не хочу грех на душу брать. Вон как тебя выворачивает.
– Нет, прошу вас, не надо. Всё уже хорошо, всё нормально… – вытирая лицо платком, сказала Лида теперь без агрессии. – Подскажите, пожалуйста, где можно спокойно посидеть?
– Пойдём, милая. Только тихонечко, – поддерживая за локоть, женщина повела её к небольшой берёзовой роще.
Устроившись на потёртой зелёной скамейке, они несколько минут слушали лёгкий шорох ветерка, заблудившегося в жёлтых ветвях. У Лиды оставалось немного наличности и паспорт в сумочке, но как быть и что делать дальше она не понимала. Единственным по-настоящему сильным желанием было как можно скорее избавиться от пульсирующей головной боли, не дающей даже мысленно набросать план действий. Пожилая женщина молча сидела рядом, приподняв улыбающееся лицо к солнцу и будто не замечая соседки по скамейке. Лида не придала этому внимания.
– Спасибо, что помогли, дай Бог вам здоровья.
– Здоровье нужнее сейчас тебе, милая.
– Меня зовут Лидия, а как ваше имя и отчество?
– Очень приятно, наконец, познакомиться, Лидочка. Меня зовут Надежда Николаевна, живу здесь с рождения, в прошлом учитель младших классов, сейчас пенсионер-инвалид. А ты, вижу, проездом?
В другой ситуации Лиду изумил бы такой подробный ответ, но было не до удивлений, поэтому она просто спросила:
– Подскажите, пожалуйста, Надежда Николаевна, как добраться до недорогой гостиницы. Мне надо полежать, прийти в себя. А потом я поеду дальше.
Женщина повернула к ней своё приятное лицо и вдруг просияла детской радостью.
– В гостиницу? Дальше? Ты себя в зеркале видела? Такие синяки под глазами никаким макияжем не замазать.
– У меня очки есть, – ответила Лида и полезла в сумочку.
– В гостинице придётся их снимать, если, конечно, паспорт есть. В любом случае идём сейчас ко мне.
– К вам?
– Ты слышала. Живу одна, инвалиды никому не нужны. Пенсия – слёзы. Но на чай с печеньем нам хватит. Отлежишься, помоешься. Может быть, расскажешь, что на самом деле с тобой приключилось. Через день-другой поедешь дальше, если не передумаешь. И если явных признаков сотрясения не будет.
– Я заплачу, – заявила Лида, явно не ожидавшая такого поворота событий.
– Конечно, заплатишь. Бесплатного в мире нет ничего. Всё дело в форме оплаты.
Однушка в панельной пятиэтажке на первом этаже казалась больничной палатой из-за полного отсутствия излишеств в виде стенки, телевизора, ковров и дивана. Зато у окрашенных голубой масляной краской стен напротив друг друга стояли две безукоризненно заправленные казённого вида односпальные металлические кровати, у одной из которых белела табуретка, а к другой прижимался старый коричневый стул. В середине комнаты одиноко возвышался небольшой круглый стол с пустой стеклянной вазой в центре. Грузный поцарапанный шкаф плотно прижимался к стене напротив зашторенного светлыми занавесками окна.
– Разувайся и полежи, а я пока чай согрею. – Надежда Николаевна указала на кровать, рядом с которой стоял стул.
Лида послушно разулась и легла, чувствуя, как комната опускается, поднимается, вращается, словно кабина в экстремальном аттракционе. Минут через десять хозяйка принесла поднос с двумя чашками чая, тарелочкой халвы и сдобными булочками. Потом снова удалилась на кухню и сразу вернулась со стаканом воды и двумя белыми таблетками на ладони.
– Только не бойся, просто проглоти и запей. Добра тебе желаю.
Лида вновь безропотно повиновалась в надежде на улучшение самочувствия. Вернув пустой стакан, она села за стол, хотя совсем не хотела есть. Поклевав немного халвы с чаем, Лида опять легла, жалуясь на общую слабость. Глаза слипались, сознание распадалось осколками мыслей, тело обмякло и отяжелело, дыхание сделалось редким и глубоким. Наконец она провалилась в тяжёлый спасительный сон.
Утром следующего дня её разбудила хозяйка, после чего отвела за руку в туалет и ванную. Закончив утренние процедуры, они уселись завтракать. На столе, как и вчера, стояли дымящиеся чашки с чаем, нетронутые булочки, но вместо халвы тарелку украшали подтаявшие кубики сливочного масла нежно-кремового цвета.
– Восемнадцать часов проспала, – сообщила хозяйка, разрезая булочку и намазывая её маслом. – Хороший транквилизатор, проверенный. Ну а теперь покушай, девочка, силы потихоньку и восстановятся, хотя сон уже сделал всё самое главное.
Беря протянутый бутерброд, Лида и правда поняла, что чувствует себя гораздо лучше. Побаливала голова, к переносице не прикоснуться, небольшая слабость, но в целом жить можно. Главное, ушли тошнота и головокружение.
– Я тебе про себя немного расскажу, потому как знаю, что на фоне чужой беды своя блекнет настолько, что многие и спасаются только через смакование несчастий других людей. Такова она, наша жизнь. Ты кушай и слушай. – Надежда Николаевна удовлетворённо посмотрела, как Лида доедает бутерброд, шумно прихлёбывая горячий чай. – Получать наслаждение от еды большое счастье, поверь мне. Питаться надо хорошо, особенно если дома не сидится. Я, может быть, не была такой шебутной как ты, из своего городка редко выезжала, но зато занималась любимым делом, учила детей, что стало смыслом жизни. Ещё в училище вышла замуж, позже родила сына, но семья никогда не могла заменить мне школьный класс и весь процесс обучения вчерашних детсадовцев. Не было ничего лучшего для меня, чем выводить слова и цифры белым мелом на коричневой доске, корректировать почерк маленького ученика, выставлять оценки за учебный период, встречаться с родителями на собраниях. Со временем я стала замечать поразительные, просто уникальные способности моих подопечных. Однажды, когда я говорила о президенте и его ведущей роли при принятии серьёзных решений, ученик третьего класса справедливо заметил, что власть делится на три ветви, а любой указ можно оспорить в суде. Представляешь!? После чего я надолго была выбита из колеи. В другой раз на уроке литературного чтения мы разбирали сказку «Карлик-нос». Тогда в результате досадной ошибки я неверно написала на доске дату смерти Вильгельма Гауфа. Моя ученица Настенька вслух поправила меня, добавив, что называть писателя сказочником не совсем верно, так как он ещё и автор романов, рассказов, сатирических произведений и легенд, несмотря на короткую жизнь. И таких случаев, дорогая Лидочка, я могу рассказать тебе множество! Но делать этого не буду, чтобы не вызывать в себе чувство стыда за свою безграмотность, от которого задыхаюсь и не могу спать по ночам. В какой-то момент я поняла, что современный ребёнок развивается гораздо быстрее, чем принято считать, впитывая в себя информацию, разлитую в пространстве благодаря интернету, телеканалам и радиостанциям. По сути, он уже с рождения является носителем заархивированных файлов, нужно только уметь подобрать к ним пароль, или хотя бы не говорить с детьми как с недоразвитыми существами, якобы серьёзно отстающими в познаниях от взрослых, что максимально ускорит процесс обучения и обнаружения скрытых талантов. Эта поражающая находка вдохновила меня на более глубокую подачу материала учащимся. Отступая от темы уроков и импровизируя в меру своих знаний, я беседовала с маленькими вундеркиндами о жизни, любви, смерти, коварстве, благородстве, героизме, политике, истории, парадоксах, курьёзах, загадках, религиях, достижениях и многом другом, стараясь не загружать ребят домашними заданиями. Всё шло, как мне казалось, прекрасно. Исходящая информация впитывалась, мгновенно рождая самые интересные идеи, выражавшиеся в острых вопросах и многозначительных репликах. Но ты вряд ли знаешь, милая, насколько консервативно образование в нашей стране, да и во всём мире! Буквально сразу мне начали вставлять палки в колёса, напоминая о недопустимости отступления от учебного материала, потом пошли доносы завистников, маскирующихся под родителей, обвиняющих меня в некомпетентности и профнепригодности. Ярые ненавистники внушали руководству школы дикую мысль, что я нигде не училась, а диплом приобрела в подземном переходе. Ночами мне приходилось писать оправдания на злобные кляузы подлецов, которые то и дело ложились на стол директору. После многочисленных бесед с чинушами от образования и комиссий разных уровней, меня отправили сначала в отпуск, потом запретили преподавать и, в конце концов, в результате сговора и расчетливого плана, задействовали карательную психиатрию. Что делали со мной оборотни в белых халатах в так называемых лечебных учреждениях с решётками на окнах рассказывать страшно. Врагу не пожелаешь испытать на себе инъекции лошадиных доз галоперидола и трифтазина или жёсткие руки матерящихся санитаров. Но ещё хуже было предательство мужа, бросившего меня и уехавшего к своим родителям. Там у него новая семья вскоре образовалась. Сын после армии работал на Севере вахтовым методом, но и он через год смотался совсем, оставив меня одну. Звонит иногда, поздравляет с праздниками, – она вздохнула. – Хорошо хоть квартирку не забрали, да пенсию по инвалидности назначили. Знаешь, я бы всё перенесла при возможности оставаться педагогом и заниматься любимым делом, но тайная мафия, захватившая образовательную систему, никогда не даст мне снова встать у классной доски и посмотреть в глаза ученикам. – Надежда Николаевна улыбнулась и весело подмигнула Лиде, что никак не вязалось с услышанным. – Полегчало? В какой переплёт ты попала – не знаю и особо не хочу знать, но моя история в любом случае намного чудовищнее, ибо я лишилась любимого дела и семьи, а значит и смысла жизни. Согласна?
Лида опустила глаза и промолчала, не зная, что сказать. У неё не укладывалось в голове, как вообще можно сопоставлять такие вещи. Беда каждого бесконечно огромна и вне всяких сравнений. В отличие от трудностей.
– Согласна? – громче повторила вопрос Надежда Николаевна, заставив гостью вздрогнуть.
– Конечно, да, – не желая перечить не вполне здоровой женщине, отозвалась Лида.
Она уже понимала неважное состояние своей благодетельницы, но решила не показывать вида во избежание конфликта.
– Вот и прекрасно. Теперь выкинь из головы мысли, делающие тебя несчастной жертвой, и вспомни о своей молодости, которая даёт уникальную возможность всё исправить, а при необходимости начать заново. Постарайся найти то, с чем созвучна душа, куда её неудержимо тянет, ради чего ты сможешь преодолеть любые невзгоды. Если сделаешь в точности так, как я тебе говорю, спасибо мне скажешь, когда доживёшь до моих лет.
– Я буду благодарна вам всю жизнь в любом случае.
– Открою тебе, Лида, секрет: я вижу «светлячков».
– Кого видите?
Вижу тех, чьи души сливаются с сияющим океаном, из которого они когда-то появились. Таковых мало, они внешне ни чем не отличаются от других, но обладают свойством притягивать к себе людей, которые почти созрели.
– В каком смысле созрели?
– В том смысле, что их души так же пытаются найти обратный путь домой, но постоянно сбиваются с дороги и блуждают. Такому человеку нет покоя, ничто его по-настоящему не радует, всё кажется ускользающим. Он мечется в смутном чувстве чего-то большего, пробует себя в разных делах, пытается найти спутника жизни, познать Бога, но с неизбежностью разочаровывается и впадает в уныние. Зачастую злится на весь мир, срываясь на окружающих, и через это попадает за решётку. Но обычно спивается и накладывает на себя руки. Если же такому вот горемыке выпадает великое счастье встретить «светлячка» и завязать с ним общение, то его душа будто по включившемуся навигатору начинает верное движение к родному океану. Тревога, уныние и злоба постепенно сменяются спокойным ощущением полноты жизни. Прекращаются метания, восстанавливается отзывчивость и доброе отношение к людям.
– А когда душа вливается обратно в этот океан, человек, видимо, умирает?
– С простыми смертными только так и происходит, а «светлячки» становятся океаном ещё при жизни. Потому и не боятся телесной смерти, потому и любят всех как себя.
– Замечательный дар у вас, Надежда Николаевна.
– Много ты понимаешь, глупая девчонка! Я об этом сказать всё равно никому не могу – за обострение бреда воспримут. Но больны то на самом деле они, а не я, больны неисцелимо! Вся их скотская жизнь тому свидетельство!
– Но я же вам верю.
– Если и так, то только потому, что тебе худо. А расскажи я свою тайну неделю назад?
– Ну не знаю… Сложно сказать.
– Не юли! Прекрасно знаешь, что сочла бы сумасшедшей. Большинство людей прислушиваются к непривычному мнению, цепляясь за каждую соломинку, только когда из-под них выбита почва. Но стоит обстоятельствам еле заметно наладиться, сразу же возвращаются на свою блевотину, к удобной лжи. Ты не первая, Лидочка, кого я пыталась вразумить. Только получала в итоге равнодушие, насмешки и чёрную неблагодарность. Соседка по дому, помню, слушала меня, поддакивала, слёзы лила, а позже растрепала всё врачу, забыв свой зарок молчания. Ну, мне и увеличили дозу препаратов настолько, что желание помогать кому-либо отпало. Сама не понимаю, как сейчас язык развязался.
– Не волнуйтесь, Надежда Николаевна. Я вижу, что вы прекрасный человек и говорите от чистого сердца.
– Ты тоже неплохой. Подкрепилась? Давай-ка ложись опять. Приговариваю тебя к постельному режиму на пару дней, а мне надо прогуляться.
Хозяйка неожиданно быстро встала и ушла в прихожую, через несколько секунд закрыв за собой входную дверь.
Пристально глядя в потолок опухшими глазами, Лида перебирала в голове, словно чётки, хоровод ускользающих мыслей, пытаясь безуспешно зацепиться за одну из них. Поняв бессмысленность этого занятия, она опустила веки. Из наступившей темноты медленно выплывали пульсирующие образы незнакомых людей и пугающие своей подробностью сцены далёкого детства, как казалось прочно позабытые. На секунду мелькнула искажённая физиономия Максима, заставив её нервно передёрнуть плечами. Вспомнился только что услышанный рассказ отлучившейся хозяйки о тяжёлой судьбе, фантастических видениях и её попытка надоумить:
«Поправить своё положение вряд ли удастся, а универсальный совет молодым «начать всё заново» дают обычно те, кто хотят отделаться общими фразами, не зная, что подсказать по существу. К чему лежит душа, я знала всегда: спокойная семейная жизнь, любимый человек, дети, свой дом, непыльная работа в дружном коллективе. Все мои мечты разбились на тысячи осколков, образовав рваные раны, которые уже не получиться исцелить до конца, – острая боль обиды током пробежала где-то внутри, отзываясь злостью в голове. – В такой ситуации хоть десять «светлячков» повстречай из тёткиных сказок и с каждым в постель ложись, не поможет! А было бы, конечно, неплохо поболтать с кем-нибудь из «слившихся с океаном» и оперативно наладить свою жизнь. Только не верится мне в эти россказни, да и не дозрела я в любом случае до таких высоких материй. Рядового миллионера для начала было бы вполне достаточно. В принципе поддержка любого неравнодушного человека дорогого стоит в такие моменты, но у меня кроме сестры никого нет, которая далеко и которая не должна ничего знать о моих проблемах. Спасительница Надежда Николаевна теперь вот появилась, но, боюсь, она не совсем адекватно смотрит на вещи, да и сколько я у неё задержусь? – Лида открыла глаза, окинув взглядом скудную обстановку комнаты. – У нас с Костиком хоть мягкая мебель была, а у его убийцы такие уютные кресла, что вставать не хотелось. И чего этому Олегу всё время не хватало? Жена симпатичная, квартира в хорошем районе, работа не бей лежачего, машина на ходу, а он по городу бродит, бомжей поит и на скамейках закуску себе готовит. Получается, Бог посмеялся надо мной, послав его в ответ на мои молитвы? Ведь никакой он не избавитель, раз в итоге всё так обернулось. Господи! О чём ни подумай – беспросветный мрак и ужас, хоть верёвку намыливай, пока никто не мешает. – Лида вновь опустила веки, пытаясь отогнать гнетущие мысли. – Нет, я ещё побарахтаюсь, а умереть никогда не поздно. Права, как ни крути, Надежда Николаевна, ещё не поздно начать с чистого листа»
Она почувствовала, как тяжёлые думы постепенно теряют свою силу и уплывают в тёмную манящую даль. Через мгновение оттуда выросла неестественно высокая фигура в длинном развевающемся плаще, и, не делая никаких жестов, молча, поманила за собой.
Её разбудил щекочущий ноздри аромат куриного бульона, возведённый в квадрат пряными специями. Лида села на кровати, всматриваясь сонным взглядом в исходящие горячим паром тарелки с золотистой жидкостью.
– Поспала, Дюймовочка, теперь можно и поесть, – хозяйка негромко захихикала, ставя на стол широкую тарелку с нарезанным хлебом.
– Надежда Николаевна, похоже я знаю одного «светлячка», – неожиданно заявила Лида.
– Кого-кого?
– Ну, как! Про которых вы утром рассказывали.
– Я? Рассказывала? А-а, да-да, что-то припоминаю. Как же ты его узнала?
– Хорошо рядом с ним, душа поёт, мысли светлые, тревога и страх исчезают. Вот и сейчас, едва заснув, испытала похожее чувство, будто вернулась в любимый дом после вынужденного отсутствия на мрачной чужбине.
– Может тебе МРТ или КТ мозга сделать? – Надежда Николаевна озабоченно бросила взгляд на Лиду.
– Лучше электросудорожную терапию или лоботомию, – обиженно огрызнулась девушка и отвернула лицо в сторону.
– Ну-ну, не кипятись. Уже и пошутить нельзя. Скорее всего, тебе просто приглянулся этот человек, вот и не можешь забыть. А память имеет свойство выборочно идеализировать прошлое, особенно со временем.
– Причём тут память! Недели не прошло. И он как мужчина никогда особо меня не интересовал. Видела его изредка со стороны. Несерьёзный, мутный, или заумный слишком – не поймёшь таких. Нет, здесь совсем другое, похожее на то, что вы описали. Меня саму эта догадка осенила, когда проснулась.
– Если бы я его видела, тогда наверняка сказала бы, что это за фрукт. А так… ещё раз советую прислушаться к своей душе.
– Я уже бежала за мечтой, но в итоге оказалась там, где вы меня подобрали. Нельзя было никому доверять! Как можно не разглядеть чудовище рядом с собой!
– Движение к намеченной цели похвально, если оно согласуется с внутренним компасом. Нет ничего страшного и в ошибках, поэтому не кори себя. Но в следующий раз следуй моему совету, внимай душе, и замаскированного врага учуешь обязательно.
– Вашими бы устами да мёд пить. Сомневаюсь я на счёт следующего раза.
– Всё будет хорошо в любом случае, в этом можешь не сомневаться. А знаешь почему?
– Понятия не имею.
– Потому что уже благословен тот, кто не сдаётся и следует за мечтой. В земной жизни невозможно представить большего счастья. А что получится в итоге, нам знать не дано, потому как нет у людей власти над обстоятельствами.
– Умеете вы, Надежда Николаевна, обнадежить.
– Ты лучше поешь и скажи, могу ли я варить куриный суп, который стынет, пока мы языками чешем.
– Чтобы подтвердить очевидное, придётся растолстеть.
Лидой овладело особое непередаваемое чувство, будто она ребёнок, опекаемый заботливой нянечкой.
