bannerbannerbanner
полная версияБежит к рассвету река

Олег Александрович Сабанов
Бежит к рассвету река

Полная версия

Когда вернулись мама с подругой, Анжела быстро накинула халат и убавила звук.

– Вот она, красавица, музыку крутит! – заявила с порога тётя Тоня, – А деду твоему скорую вызывали!

– Где Олежка? – войдя в комнату, спросила мама.

– В смысле? Когда я пришла, никого дома не было, – ответила Анжела, пытаясь понять суть маминого вопроса.

На несколько секунд воцарилось молчание, в течение которых меня охватила жалость к несчастной матери и себе любимому. Я выбрался из своего укрытия, лучше сказать, наблюдательного пункта, бросившись к маме. Она немного пожурила меня за неуместную игру в прятки и ушла на кухню с тётей Тоней, оставив худенького мальчонку на растерзание высокой и пышнотелой старшекласснице.

– Не стыдно тебе? – Анжела теребила пальцами свой перекинутый вперёд каштановый хвост, что свидетельствовало о её раздражении.

– Мне захотелось от мамы спрятаться, – плохо понимая, причём здесь стыд, оправдывался я.

– Прибила бы тебя, да малявок обижать нельзя, – презрительно бросила дочь тёти Тони.

– А чего они меня закрыли! Я уже не маленький! Хоть бы ключ оставили! – закричал я, еле сдерживая слёзы от вновь подступившей обиды.

– Да уймись ты, дурашка, – Анжела присела на корточки и обняла меня. – Мама никогда не сделает тебе ничего плохого. Скоро станешь совсем взрослым, и никто не посмеет закрыть тебя ни в гостях, ни дома, ни где-нибудь ещё.

Я прижимался к её благоухающему телу, ощущая мягкую упругость больших грудей, и успокаивался, как ребёнок на руках у матери. В том далёком благословенном возрасте меня ничуть не смущал факт того, что несколько минут назад эти груди прыгали перед моим взором в такт музыке, высвобождаясь из плена белья. Той порой в каждой женщине и девушке я подсознательно искал мамины черты, а слова мамы не подвергались сомнению. Правда, обещание дочери тёти Тони, Анжелы, не оправдалось. Через много лет меня таки заперли в чужой квартире. Но если серьёзно разобраться, виноват в случившемся я сам.

На одном из перекрёстков автобус притормозил, и я увидел в ярком электрическом свете знакомую раскрасневшуюся физиономию полного мужика, недавно огорошившего меня известием о нашем загадочном уговоре и моём намерении куда-то ехать. Заметив мой облик у окна освещённого салона, он сделал круглые глаза и поднёс руку с оттопыренным большим пальцем и мизинцем себе к уху, посылая сигнал о необходимости срочного телефонного разговора с ним. Я не нашёлся, как реагировать, тупо взирая на пугающую игру мимики и жестов таинственного толстяка, чувствуя себя объектом неудачного розыгрыша. Как назло автобус долго не трогался с места, а когда он всё-таки миновал перекрёсток, ко мне ещё долго возвращалось душевное равновесие. «Вдруг это галлюцинация и я тихо схожу с ума? Или жуткие провалы в памяти стирают воспоминания о некоторых поступках и действиях? Если увижу его ещё раз, обязательно поговорю и выясню, что к чему. Верно подмечено – неопределённость хуже всего», – решил я, снова погружаясь я в тревожные мысли.

Дома Ольга болтала по видеосвязи с подругой, звук голоса которой то пропадал, то неожиданно появлялся в середине фразы, от чего их мучительное общение напоминало попытку наладить контакт с внеземной цивилизацией. Приняв душ, я лёг на диван и прикрыл глаза. В какое-то мгновение мне показалось, что я сегодня вовсе никуда не отлучался, а лежал вот так и наслаждался покоем. Настолько нереальными казались с высоты любимого дивана события прошедшего дня. Мне трудно было представить себя убирающим пляж у реки и прыгающим с балкона пропавшего майора.

– Неужели до темноты работали? – поинтересовалась Ольга, закончив разговор с подругой.

– Нет, конечно. Просто пришлось задержаться у предводителя волонтёров.

– Понятно. Как же без этого! Ужинать будешь?

– Обязательно буду!

Мы направились на кухню, где на плите нас ожидали приготовленные женой макароны с овощами, а в холодильнике приобретённая ей же по дороге домой упаковка варёно-копчёной говядины. Что ещё нужно было для счастья такому никчемному человеку, как я? Казалось бы, ничего. И всё же мне постоянно не хватало совсем чуть-чуть, одного шага до полного умиротворения души. Я прекрасно знал, что без этого шага не будет ни настоящего счастья, ни подлинной гармонии в жизни.

Глава IV

На следующий день, когда Надежда Николаевна кормила Лиду с ложки прямо в кровати, девушка с ужасом поняла, что сумасшедшая старуха возомнила себя бог знает кем и напичкала её своими психотропными препаратами, пытаясь таким способом помешать ей покинуть гостеприимную квартиру. Инъекций не было, во всяком случае она не чувствовала боль от уколов. Вероятнее всего, вещества подмешивались в еду или питьё. Мозг работал лучше, чем накануне вечером, мысли не путались, галлюцинации исчезли, но тело оставалось разбитым и всё время клонило в сон. Лида боялась того, что ударную дозу препаратов хозяйка заставит проглотить позже, во время вечернего чая, как и вчера. Закончив процедуру кормления жидкой пшённой кашей, Надежда Николаевна уложила голову девушки на высоко поднятые подушки и с довольным видом сообщила:

– Умница какая, всё съела. Скоро чай пить будем. Ты же так любишь мой целебный чай! Правда? – она уставила на Лиду свой немигающий взгляд.

– Угу, – выдавила девушка, пряча глаза.

– Вот и чудесно, – сказала хозяйка, унося пустую тарелку на кухню.

Оставшись в комнате одна, Лида попыталась собраться с мыслями, оценить ситуацию и прикинуть свои шансы на спасение. Но сделать это оказалось совсем непросто, практически невозможно. Логические построения рассыпались, не успев толком возникнуть, после чего она не могла вспомнить даже основную мысль, лежащую в их фундаменте. Препараты, предназначение которых состояло в разрушении суицидально-депрессивных размышлений, разбивали в мелкие осколки все сложносочинённые помыслы, кроме примитивных оценочных суждений. Если сложить два и два ещё получалось легко, то умножить полученное число на такое же, а потом возвести его в квадрат, удавалось с огромным трудом, так как цифры выскакивали из памяти и путались в голове, уничтожая в итоге всю цепочку вычислений. Единственный вывод, всё-таки сделанный ею, был неоспорим: бежать следовало как можно скорее, пока сумасшедшая старуха не превратила её в инвалида своими фармакологическими экспериментами.

Вскоре Надежда Николаевна вернулась с чашкой чая, усадила Лиду в кровати и стала поить им, ласково приговаривая: «Выпей, милая, чайку, позабудешь всю тоску». Чуть тёплый напиток неприятно горчил и к привычному ароматному чаю хозяйки уже не имел никакого отношения, напоминая, скорее, аптечный травяной сбор, который она с отвращением пила во время простуды. К счастью для Лиды, в этот раз никакого изменения сознания не произошло, но через некоторое время после последнего глотка из чашки, она почувствовала общее расслабление, словно всё её тело превратилось в желеобразную массу. Отяжелевшие веки закрывались сами, желание забыться сном становилось нестерпимым, во рту пересохло. Но девушка была довольна уже тем, что из глубин её подсознания не всплыли жуткие видения, подобные вчерашним. Теперь ей просто сильно хотелось спать. Видимо, Надежда Николаевна решила продолжить «терапию» исключительно снотворными и седативными препаратами, сжалившись над своей бедной девочкой. Перед тем, как прекратить бессмысленное сопротивление сильнодействующим веществам, увеличивающим с каждой минутой свою концентрацию в плазме крови и уснуть тяжёлым сном, Лида успела понять, что любая активность с её стороны возможна только в первой половине дня, до принудительного чаепития.

Следующим утром хозяйка впервые после случившегося сводила девушку в туалет, но стоявшее у кровати ведро пока не убирала. Выпив стакан молока с куском белого хлеба, Лида послушно улеглась обратно в кровать, а возомнившая себя её наставником ненормальная бабка, устроилась рядом на стуле и начала вкрадчивым голосом читать стихи для детей начальной и средней школы, поглядывая в раскрытую у себя на коленях книгу. Помимо имён неизвестных Лиде авторов, перед некоторыми произведениями звучали фамилии Пушкина, Барто, Маршака, Цветаевой. Прикрыв глаза, Надежда Николаевна декламировала:

«Скомкали фартук холодные ручки,

Вся побледнела, дрожит баловница.

Бабушка будет печальна: у внучки

Вдруг – единица!

Смотрит учитель, как будто не веря

Этим слезам в опустившемся взоре.

Ах, единица большая потеря!

Первое горе!

Слезка за слезкой упали, сверкая,

В белых кругах уплывает страница…

Разве учитель узнает, какая

Боль – единица?»

Но поэзия и менторский тон воспитателя, вызывали в девушке лишь глухое раздражение, переходящее в злость. Она прикидывала в уме, когда закончится этот урок и её надзирательнице понадобится куда-нибудь отлучиться, например, в магазин за продуктами. Обычно хозяйка отправлялась за ними до обеда, но могла сделать это вчера вечером, пока её пленница спала. Наконец Надежда Николаевна затихла и закрыла книгу, из которой выпала на пол яркая бумажная закладка, немедленно возвращённая на прежнее место. Какое-то время Лида слышала тихое дыхание хозяйки, но вскоре мягкие шаги домашних тапочек, стихшие на кухне, сообщили девушке о том, что теперь она в комнате одна. Преодолевая страх, слабость и головокружение, ей удалось потихоньку слезть с кровати, приоткрыть шкаф и убедиться в том, что её одежда на месте. Сумочка с документами лежала там же на полке. Телефона, который видимо был надёжно спрятан, найти не удалось. Окидывая взглядом знакомую комнату, Лида искала вещь, которая могла бы стать оружием в её руках. Сразу бросалась в глаза старая детская клюшка около метра длиной, лежащая на полу под окном, которой хозяйка раздвигала шторы. На подоконнике стоял коричневый глиняный горшок с денежным деревом, мясистые листья которого, словно натёртые воском, блестели на солнце. Центр стола украшала одинокая стеклянная ваза с прячущимися на её дне разноцветными камушками.

 

С кухни послышался сиплый свист закипающего чайника, звякнула посуда, чавкнула тяжёлая дверца старого холодильника. Лида юркнула под одеяло и затаилась, слушая тяжёлый стук своего сердца, подтверждающий общую слабость. Минут через десять Надежда Николаевна вошла в комнату с большой чашкой горячего чая в одной руке и печеньем на тарелке в другой.

– Я буду пить чай и задавать тебе вопросы, этакие маленькие загадки, а тебе необходимо найти правильный ответ, в котором заключена мудрость, – располагаясь за столом, заявила хозяйка.

– Это для моего обучения? – подыграла девушка ненормальной старухе.

– Это учёба и игра, – напела она с улыбкой. – Так легче усваивается подаваемый материал, даже не устанешь ни капельки.

– Только отведите меня сначала в туалет, очень писать хочу, – соврала Лида, чувствуя бешеный выброс адреналина в кровь.

– Пойдём, миленькая, сходим и начнём заниматься.

Опираясь на хозяйку, Лида картинно медленно встала, сделала три шаркающих шага, потом неожиданно быстро схватила чашку и плеснула кипятком прямо в лицо своей помощнице. И не успела та издать звук, как девушка с размаха ударила её этой же чашкой по голове, от чего фарфоровое изделие разлетелось вдребезги. Надежда Николаевна издала неприятный и протяжный утробный звук, закрывая ошпаренное лицо руками и оседая на колени. Тонкая струйка крови побежала по её виску. Однако через мгновение она вдруг бросилась в сторону Лиды, выкинув вперёд руки со страшно растопыренными пальцами, но опрокинула стол и грохнулась на пол сама. Оставшаяся невредимой ваза закатилась под кровать, оставив за собой причудливую россыпь камушек. Девушка успела увернуться, отскочив к окну, только потому, что у сумасшедшей бабки были зажмурены глаза, из-за чего она плохо ориентировалась. Пока хозяйка не успела подняться, Лида набросила на скрюченное тело одеяла с обеих кроватей, потом схватила клюшку и нанесла ряд мощных ударов по его очертаниям спортивным снарядом. После чего на минуту воцарилась тишина. Пытаясь отдышаться и обливаясь потом, девушка медленно приподняла кончиком клюшки тот край одеяла, откуда виднелись седые пряди. Надежда Николаевна казалась спокойно спящей, лишь слегка испачканная пятнышками крови щека, покрасневшая кожа и спутанные волосы напоминали о дикой, молниеносной схватке. Испугавшаяся не на шутку Лида, отбросила одеяла в сторону и осторожно склонившись, попыталась нащупать пульсацию сонной артерии. Но едва она положила пальцы на шею, как хозяйка застонала и разомкнула распухшие веки. Её глаза слезились, губы кривились от боли, лицо пылало красными пятнами. Не понимая, что делать, забыв всякую предосторожность, девушка схватила ведро, служившее ей ночным горшком, наполовину наполнила в ванной ледяной водой и, вернувшись, стала поливать голову Надежды Николаевны.

– Что ты творишь? У нас же график занятий! – простонала она, захлёбываясь водой.

– Какой к чёрту график, ненормальная! – чувствуя облегчение на душе, закричала Лида. – Угробила меня почти своей дрянью! Нельзя таких, как ты выпускать из психушки! А если бы я сейчас забила тебя насмерть!?

– Учителя часто страдают через своих учеников. Бывает и смерть от них принимают, – пугающе спокойно ответила хозяйка.

– Хватит с меня твоих проповедей! Где мой телефон!? – орала девушка.

– В левом кармане пальто, – она указала взглядом на шкаф.

Телефон и зарядное устройство действительно оказались там, чему Лида здорово обрадовалась, но вида не выказала.

– Двигаться можете? – поинтересовалась она, незаметно для самой себя, снова перейдя на «вы».

Надежда Николаевна медленно повернулась с бока на спину, еле слышно охая и постанывая, а затем неожиданно резво, опираясь на стул, влезла на свою кровать и уронила голову, разметав мокрые волосы по белоснежной подушке. «И откуда у сумасшедших столько силы? – подумала Лида. – Нормальная старуха испустила бы дух после таких побоев».

Достав из-под кровати большую картонную коробку, где хозяйка хранила лекарства, девушка нашла перекись водорода и кусок марлевого бинта. Встав в изголовье, приказала женщине лечь лицом к стене, нашла в слипшихся волосах кровоточащую ранку, приложила бинт. Вскоре кровотечение остановилось, и Лида смогла обработать повреждённое место антисептиком. Сбросив с себя ночную сорочку, она достала из шкафа своё аккуратно сложенное нижнее бельё и верхнюю одежду. «Настолько безумная чехарда событий, что просто не верится, – думала она, натягивая джинсы на располневшие за последние дни и без того широкие бёдра, для чего ей приходилось подпрыгивать. – Сначала Надежда Николаевна подбирает меня, избитую и раздавленную. Выхаживает, кормит, поит. И вот мы уже чуть ли не лучшие подруги: болтаем, делимся секретами, гуляем под ручку. Потом она меня одурманивает своими колёсами, ради каких-то сумасшедших планов, созревших у неё в башке. В итоге я ошпариваю морду своей спасительницы нашим любимым чаем, разбиваю об её голову чашку и метелю хоккейной клюшкой. А через несколько минут переживаю за жизнь избитой подруги и дезинфицирую ссадину. То ли ещё будет! Ведь впереди абсолютная неизвестность, а позади руины. Хоть бы моя спасительница-отравительница не оказалась здорово покалеченной. Надежды мало, но даст Бог, всё обойдётся. Положа руку на сердце, нужно признать: человек она золотой, просто не совсем здоровый».

Одевшись, Лида поставила телефон на зарядку и села на свою постель уставшая, словно тяжело трудилась весь день. Голова ещё кружилась, руки тряслись, в глазах временами темнело, мучила жажда, но действие препаратов помаленьку ослабевало.

– Решила удрать, недоучившись, бросив меня одну? – женщина говорила в стену, от чего её приглушённый тембр голоса звучал щемящими нотами.

Девушке даже послышалось, что Надежда Николаевна плачет, чего, как казалось, не могло произойти ни при каких условиях.

– Не удираю, а ухожу, потому что мне пора. Спасибо за заботу, кров и общение, – она секунду подумала и решила не укорять хозяйку за её непростительный поступок. – Злиться на меня бессмысленно. Нанесённые побои всего лишь способ защититься. В любом случае я желаю вам здоровья, поэтому советую посетить своего лечащего врача без промедления. Всё лучше, чем натворить бед. Даже если и на принудительное лечение отправят.

– Ты-то сама куда теперь подашься? Пропадёшь одна, сгинешь. Поостереглась бы в омут с головой бросаться, красавица моя ненаглядная. Дурное дело не хитрое. Лучше погостила бы ещё чуть-чуть, а вместе бы мы придумали что-нибудь.

Сердечные слова Надежды Николаевны, наполненные материнской заботой, тронули Лиду настолько глубоко, что она засомневалась в правильности своих решительных действий, однако быстро сумела обуздать минутную слабость. Нельзя было раскисать и вновь вверять себя в руки психически нездорового человека. Решение уже принято. Первый шаг – силовое усмирение взбесившейся бабки, сделан. Теперь остаётся немного передохнуть, зарядить телефон и отправиться на автовокзал, с которого можно вернуться в свой город, где никто её не ждёт. Лида не понимала, для чего ей ехать обратно, зато она вновь ощущала драйв, остроту ситуации, предвкушение дальней дороги в никуда, проснувшуюся жажду опасных и от того прекрасных моментов жизни. Девушка вновь чувствовала себя в своей тарелке, всегда готовой к борьбе ради неизбежных побед и поражений, ради самого упоения борьбой.

Заклятые подруги, не зная, что ещё можно добавить к сказанному, молчали, временно отдав власть напряжённой тишине, пока её не разорвали три громких стука в дверь. Лида метнулась было в прихожую, но вспомнив об отсутствии дверного глазка, как и входного звонка, подбежала к кровати хозяйки и спросила шёпотом:

– Кого это принесло?

– Сосед, скорее всего, Герка Беспалый. Он у нас старший по дому. Услышал шум, крики, вот и решил проведать. Не обращай внимания. Постоит и уйдёт, – ответила Надежда Николаевна, не отворачивая лица от стены.

– Что-то он раньше ни разу не приходил.

– Мы с тобой не шумели, вот и не приходил.

Вскоре постучали ещё, на этот раз легонько отбивая замысловатый ритм. Лида понимала, что ни о каких посетителях не может идти речь. Никто не должен увидеть побитую хозяйку, пока она находится в её квартире.

– Надежда, у тебя всё в порядке!? – громко спросил встревоженный мужской голос за дверью.

Лида собиралась просто проигнорировать ситуацию, как ей советовали, но взбалмошный характер, изголодавшийся по скандалам, заставил её выйти в прихожую и бросить раздражённо:

– У нас всё в порядке! Не надо колошматить!

– Я слышал крики и шум. Мне необходимо убедиться, что у Надежды всё в порядке со здоровьем, – приглушённая дверью речь звучала тихо, но отчётливо.

– Повторяю, всё хорошо. Она прекрасно себя чувствует. Вы ей кто? Опекун?

– Меня просили присматривать за Надеждой, как за инвалидом, – ответил голос за дверью. – Ну, раз всё в порядке, тогда ладно.

Комнату вновь окутала гнетущая тишина, будто сами стены квартиры не ожидали такого финала отношений между сблизившимися людьми. Лида терпеть не могла неловких пауз и с трудом переносила моменты молчания в общении с кем-либо, длившиеся, как казалось, вечность. В эти мгновения она еле сдерживала себя от того, чтобы не сказать какую-нибудь гадость собеседнику или, того хуже, запустить в него чем-нибудь подвернувшимся под руку, так как всегда была уверена, что именно по его вине возник долгий интервал между словами, наполненный неприятным переживанием. Когда же разговор возобновлялся, зачастую пустой и беспредметный, Лиду сразу покидал дискомфорт, вновь делая собеседника своего рода отдушиной, позволяющей поделиться свежими мыслями, накопившимися переживаниями, осторожными надеждами. Такая естественная психотерапия была по большому счёту основной мотивацией, заставляющей её не отворачиваться от людей, но идти с ними на контакт, даже если это не было непосредственно связано с решением поставленных задач. Для Надежды Николаевны, напротив, казалось пыткой находиться в обществе, не умеющих вовремя заткнуться болтунов. Она всегда считала балаболов, особенно мужчин, людьми не особо умными, а главное, ненадёжными, готовых говорить гадости о любом человеке за его спиной. К тому же от непрекращающейся трескотни у неё начинала болеть голова, поэтому редкие островки тишины становились спасением посреди бушующего океана пустословия. Женщина была убеждена, что по-настоящему нужную информацию сообщают лаконично, в нескольких словах, максимум предложениях. Всё что сверх этого – от лукавого. Исключением были задушевные беседы и сердечные наставления, как часть процесса обучения.

Встав, наконец, с кровати, Лида ещё раз проверила содержимое сумочки, обулась в прихожей, расчесала волосы, вернулась за телефоном и бросила прощальный взгляд на комнату, ставшую для неё, несмотря ни на что, спасительным прибежищем в самые тяжёлые дни. Сухо попрощавшись с гостеприимной хозяйкой, надела солнцезащитные очки и, выйдя из квартиры, захлопнула за собой дверь, поставив точку после самого необычного отрезка своей жизни. На улице её встретил порыв ветра, небрежно растрепавший только что уложенные пряди и шум трактора, превращающий газон в траншею, некое подобие огромной могилы великана. Добравшись до автовокзала, она приобрела билет на ближайший рейс и уселась в перфорированное металлическое кресло зала ожидания. Унылая обстановка вокзального помещения с немногими помятого вида пассажирами, будто забывшими о цели своей поездки и превратившимися в вечных странников, наводила на Лиду жуткую тоску. Она закрыла глаза и прикинула, у кого можно остановиться после вынужденного возвращения в опостылевший город. Вспомнила только подругу Ингу, с которой познакомилась в больничной палате, куда угодила с подозрением на пневмонию. Она была значительно старше, жила одна, работала поваром в кафе. Уже после выписки они неоднократно созванивались, Инга приглашала её в гости, но их встреча так и не состоялась.

Лида взглянула на часы своего телефона и огляделась. Ожидающие посадку на рейсы, своим сонным видом напоминали то ли беженцев от ужасов войны, то ли постоянных жителей этого мрачного, пропахнувшего сыростью и средством для мытья полов строения. Она не заметила, как в соседнем кресле оказался молодой мужчина приятной наружности, с шевелюрой выгоревших пшеничных волос, загорелым лицом и немного уставшими серо-голубыми глазами. Заметив боковым зрением чужой взгляд на своей щеке, девушка инстинктивно повернула голову в его сторону и нарочито оценивающе посмотрела на соседа по креслу, ничуть не смущаясь. Она воспринимала свою привлекательность, как само собой разумеющийся факт, считая её неким продолжением собственного внутреннего мира, поэтому давно не удивлялась тому, что является идеальным магнитом для молодых и не очень кобелирующих личностей. Если ранее в большинстве случаев приходилось отпинывать назойливых приставал, то сейчас она обрадовалась мужскому вниманию. «В самом деле, – рассуждала Лида. – Как я, ни с кем не знакомясь, смогу нащупать те ниточки, найти те дорожки, ведущие к нужным людям, которые помогут определить новые цели и начать движение к ним? А то, что мужиками управляет не голова на плечах, а головка в штанах, на самом деле огромное преимущество, если суметь правильно использовать эту слабость и заставить неудовлетворённую энергию работать в своих целях. Не всякая женщина владеет подобным искусством. Ну, так и я не всякая, а очень даже особенная. Неподражаемая, можно сказать».

 

Не собираясь уступать смелой девушке, бронзоволицый поймал её взгляд и долго держал его своими глазами, что не составляло особого труда, так как Лида не отворачивала лицо. Получилось подобие детской игры в гляделки: кто отведёт взгляд первым, тот сдрейфил. В её голове мелькнула распаляющая азарт мысль: «У загорелого наверняка стальные яйца». Она уже начала недоумевать, почему мужчина молчит, как услышала его вкрадчивый, с хрипотцой голос:

– Доброго дня, прекрасная незнакомка! Очень надеюсь, что нам предстоит движение в одном направлении. Вы куда путь держите, если не секрет?

– Какие здесь могут быть секреты. На север области еду, в культурную столицу региона, – отвечала Лида с напускным пренебрежением. – Из такой глуши в любом направлении бежать не зазорно.

– Значит, мне сегодня неслыханно повезло, ведь и я направляюсь в этот город. Повезло так, что и представить не можете!

– Вы преувеличиваете, – небрежно отозвалась Лида и уткнулась в свой телефон, пытаясь таким образом подзадорить незнакомца.

– Видит Бог – не преувеличиваю. Дело в том, что я собирался ехать в город на машине, но решил отдохнуть от вождения, и как в студенческие годы прокатиться на автобусе дальнего следования. И вот в результате своей блажи встречаю на автовокзале такую девушку. Представляете теперь, какой счастливый у меня день!

«Подхалим ещё тот. Не успел познакомиться, а уже готов сыпать комплименты», – подумала про себя Лида, сказав как бы между делом:

– Зря передумали на машине ехать. Комфорт и скорость в любом случае лучше нескольких часов тряски в старом автобусе.

– Поехали на авто, нет вопросов! – оживился он, прищурив серо-голубые глаза. – До отправления ещё более получаса. Мне пятнадцати минут хватит, чтобы взять машину со стоянки и вернуться к вокзалу за тобой. Окей?

Лида молчала, загадочно улыбаясь. Что, естественно, было расценено как согласие.

– Я непременно вернусь! – вставая с кресла, сказал мужчина. – Давай только познакомимся. Меня зовут Евгений. Можно Женя.

– Лида, – сразу ответила она, опасаясь того, что Евгений не успеет вернуться до отправления автобуса.

– Какое красивое имя! Очень приятно! Побежал, Лидочка!

Его высокая фигура в замшевой куртке горчичного цвета моментально скрылась за дверями вокзала, оставив Лиду в смешанных чувствах. С одной стороны девушке льстил факт того, что стоило ей показаться в общественном месте, как она сразу стала объектом мужского внимания. С другой стороны – дальняя дорога наедине с новоявленным ухажёром явно отдавала опасной авантюрой, которую она подсознательно искала, но всё равно побаивалась из-за своей неистребимой рассудительности.

Минуты пробежали незаметно, и в зале ожидания объявили посадку на рейс. Не дождавшаяся рыцаря на коне Лида, вышла из здания вокзала на перрон, думая, что в любом случае всё к лучшему. И тут заметила Евгения, стоявшего рядом с автобусом, у открытой двери которого толпились пассажиры. Увидев её, он радостно поднял руку вверх, обозначая себя, и быстро подошёл к девушке.

– Видишь, успел! – заявил он, будто и не говорил о пятнадцати минутах. – Карета дожидается вас у главного входа! – его загорелое лицо расплылось в улыбке, обнажив ровный ряд зубов.

Лида почувствовала лёгкий запах алкоголя, перебитый ароматом крепкого мужского одеколона. Но не успела опомниться, как Евгений взял её за руку и увлёк за собой на привокзальную парковку, где картинно открыл перед ней правую переднюю дверь блестящей чёрной «Тойоты». Лида была довольна развитием сюжета и не хотела изображать препирание, поэтому молча села в автомобиль. Запах кожаного салона с ноткой табачного дыма, идеальный комфорт сиденья после неудобного металлического кресла, ожившее в приветствии чёрное зеркало навигатора обещали приятную поездку с ветерком. Когда машина тронулась и стала плавно выбираться с парковки на проезжую часть, Женя обратился к своей спутнице:

– Смелая ты девушка. Уважаю таких. Ведь видно по мне, что я не насильник или мошенник какой-то, так зачем нагонять на себя страха попусту? Напугали сами себя жуткими историями, и теперь боимся заговорить с незнакомым человеком, тем более сесть к нему в машину. Все видят в людях лишь опасность. Пардон, не все, – он бросил быстрый взгляд на Лиду.

– Благодарю за комплимент, но я как раз мало кому доверяю и стараюсь по возможности избегать общения с незнакомцами без веских на то оснований. Но сегодня обстоятельства сложились таким образом, что мне хочется поскорее покинуть этот городок. Так что уважать меня за подобного рода смелость не стоит.

– Понимаю, – сказал мужчина спокойно и улыбнулся. – Если жизнь заставляет, приходится идти на маленькие компромиссы. Раз надо уехать, значит, обязательно уедем. Желание девушки для меня закон.

Они миновали центральную улицу и въехали на возвышенный участок дороги, откуда весь населённый пункт казался бумажным макетом с разноцветными домиками для весёлых беззаботных обитателей. Совсем скоро машина вырвалась за пределы городской черты и мощный двигатель за несколько секунд набрал внушительную скорость. За окнами выцветшим лоскутным покрывалом поплыла безбрежная ширь осенних полей. Между попутчиками завязался непринуждённый разговор, в салоне звучала тихая ненавязчивая музыка, мерно покачивалась подвеска с логотипом авто на зеркале заднего вида. По ходу беседы выяснилось, что Евгений три года как разведён и ему опостылела холостяцкая доля. Он не был в так называемом активном поиске, резонно полагая, что если и суждено встретить подругу жизни, то произойти это должно естественно, без использования сетевых ресурсов для знакомств и специального посещения общественных мест, где велики шансы чуть ли не столкнуться лбами со второй половинкой. О роде своих занятий Женя распространяться явно не хотел, вернее, говорил предельно туманно, используя разнообразные шуточки и наводящие туман полунамёки. Лида заметила, что эта тема ему почему-то неприятна и быстро сменила направление беседы, пытаясь разузнать, какое обстоятельство заставило его отправиться в областной центр. Как оказалось, в городе живёт его старый друг, с которым они были не разлей вода все студенческие годы. Он-то и пригласил Евгения к себе погостить, пока его жена с сыном улетели отдыхать в тёплые края.

– Что-то мы всё обо мне, да обо мне! Лучше просвети меня, черноокая, как такая принцесса одна, без свиты, странствует по нашей родимой глуши? Неужели из дворца сбежала? – брови на его шоколадном лице вопросительно поползли вверх. – Нет ли за нами погони или хвоста? – он бросил взгляд в зеркало заднего вида.

– Успокойся, – улыбнулась она, польщённая сравнением с принцессой. – Мою скромную персону никому в голову не придёт искать. Красивых девочек пруд пруди, а вот везучих и счастливых, которых любят по-настоящему, за которыми побегут на край света, не так много.

– Значит, просто катаешься? – сделал вывод Евгений.

– Просто катание забава для людей с толстыми кошельками. А у меня нет ни кошелька, ни Папы Карло, ни Золотого ключика. Даже Артемона нет. Вся надежда на тебя, Жека!

– Всё, что в моих силах!

Рейтинг@Mail.ru