Олег Александрович Сабанов
Бежит к рассвету река
На улице взвыла автомобильная сигнализация, призывающая хозяина машины своим противным разноголосьем. Я подошёл к окну и увидел мигающий жёлтыми огнями джип соседа по лестничной клетке. В подъезде громко хлопнула железная дверь, ожил дремавший лифт и вскоре выскочивший из подъезда Велера уже осматривал чёрный блестящий кузов своего огромного автомобиля. Убедившись, что всё в порядке, он прикурил сигарету, сделал три-четыре больших затяжки, потом с силой метнул окурок точно в урну и не торопясь зашёл обратно в подъезд. Мне стало любопытно, почему бизнесмен Валерий ночью, когда орала музыка, никак не проявил себя, а сейчас моментально выскочил во двор, хотя мог выключить сигнализацию из квартиры. Недолго думая, я пошёл в прихожую, надел резиновые шлёпки и вышел на лестничную клетку, осторожно закрыв за собой дверь. Через минуту из кабины поднявшегося лифта появилась упитанная фигура Валеры, впереди которой следовал ядрёный табачный дух.
– Здорово, сосед! – поприветствовал он меня. – Как оно? Живём на одной площадке, а видимся раз в квартал!
– Привет! Всё хорошо, – ответил я, пожимая тёплую протянутую руку. – Сигнализация сработала?
– Ну, да. Пришлось спуститься и проверить. Бродят по двору всякие, гоняют на своих тарантасах, музыку врубают на всю катушку, отдыхать мешают, – сказал Валера с раздражением.
– Ночной концерт имеешь в виду? – как бы невзначай поинтересовался я.
– Не только его. Каждый божий день под окнами орут, слоняется непонятно кто.
– Гляжу, иномарки, из которой музыка орала, у подъезда нет.
– Рано утром ещё стояла, сейчас уже отогнали, – подтвердил он, кивнув головой.
– До утра бы хрен уснули, если бы полиция не приехала. Не ты, случайно, вызвал?
– Не, я слышал сквозь сон уханье динамиков, но, честно говоря, подниматься было в лом.
– Я, Валер, понимаю, насколько приятно случайно повстречать девушку мечты в погребе своего давным-давно проданного гаража и медленно раздевать её, но есть моменты, когда необходимо оторваться от сновидения, открыть глаза и вмешаться в ситуацию. Ведь кроме нас, живущих в доме мужчин, порядок во дворе вряд ли кто наведёт.
Услышав сказанное, сосед тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, сделал шаг назад и посмотрел на меня ошарашено.
– Что-то я плохо понимаю. Откуда тебе известно… – не закончив свой вопрос, он замолчал.
Спохватившись, я понял, хоть и не сразу, что сказал лишнее. Видимо, из-за желания узнать причину его ночного бездействия, мне стали очевидны обычно непроницаемо скрытые подробности чужого сновидения, которые я с непривычки сразу озвучил. Культурные люди в подобном случае упрекнули бы меня фразой «фильтруй свой базар».
– Не придавай особого значения, Валерий, моим словесным выкрутасам, – попытался я смягчить эффект от сказанного, но воробей уже вылетел из моих уст.
Мне стало ясно, что я, поспешив, здорово озадачил соседа, и он уже вряд ли забудет наш разговор до конца своих дней.
– Ладно, пока, – буркнул Валера, переступая порог своей квартиры.
Я молча кивнул в ответ, не находя слов, способных объяснить ему свою фантастическую осведомлённость. Обычно, простому смертному сложно даже представить кого-то постороннего, знающего о его скрытых помыслах. Что уж говорить о шоковой ситуации, когда ничем не примечательный человек из соседней квартиры пересказывает между делом твоё ночное эротическое сновидение.
Тем временем Ольга приоткрыла входную дверь и вопрошающе посмотрела на меня.
– Уже иду, – успокоил я её. – С Валерой перекинулся парой фраз по поводу безобразий под окнами.
Вновь оказавшись в кресле перед монитором, я принялся бродить по площадкам интернета без всякой цели, читая отрывки стихов, слушая фрагменты музыкальных произведений, не забывая по возможности оставлять комментарии. Через некоторое время я почувствовал будоражащий аппетит запах мясного бульона и уже начал предвкушать грядущую трапезу, как зазвонил мой телефон, лежащий на правой колонке акустической системы. Высветившийся номер оказался незнакомым, что, в общем-то, было мне безразлично.
– Слушаю вас внимательно, – сказал я, убавив звук динамиков.
– Привет, это Лида. Я в городе. Давай увидимся.
Глава VIII
В ресторане «Бруклин», несмотря на воскресный вечер, было много свободных столиков. Царящий в зале полумрак пропитывали серебряные гитарные переборы и ароматы яств с пряными нотками специй. Гипнотический взгляд чёрных глаз пристально изучал моё лицо, словно пытаясь найти произошедшие за время нашего расставания еле уловимые изменения во внешнем облике. Определённо, нам было хорошо сидеть друг напротив друга совсем без слов, поэтому вступительная пауза перед разговором, ради которого произошла встреча, затянулась.
– Так и будем молчать? – сказал я, наконец.
– Почему бы и нет? По-моему прекрасная идея просидеть весь вечер молча, – мягко улыбнувшись, ответила Лида.
Я знал, что она говорит серьёзно, несмотря на шутливый тон. Но мне всё же хотелось услышать хотя бы формальную причину того, ради чего я назначил ей встречу в знакомом по свадьбе приятеля заведении, долго потом объясняя Ольге крайнюю необходимость своей отлучки.
– Идея прекрасная, но разве только ради совместного молчания ты захотела увидеть меня?
– В общем и целом, да. Ещё хотела сказать, что ты единственный настоящий человек, неподдельный, из всех, кого я знаю.
– Ух, ты! Серьёзно? Никогда бы сам не догадался! Можно с этого момента поподробнее, – оживился я.
– Понимаешь, я раньше в душе презирала безвольных мужиков, имеющих всё необходимое для материального или карьерного роста, но растрачивающих свою жизнь на всякую ерунду, типа духовных метаний. Но сейчас до меня дошло, что настоящим безумием является как раз тупое следование трендам, шаблонам, навязанным программам, из-за которых жизнь становится вечным соревнованием.
– То есть, тихая обеспеченная семейная жизнь как награда за усилия больше не привлекает тебя? – перебил я её своим вопросом.
– Почему, привлекает, – спокойно отреагировала она. – Только прежние лихорадочные потуги медленно, но верно убивали во мне радость, любовь, сострадание, без чего она немыслима. Ты же видел, в кого я превратилась! Циничное, бездушное, расчетливое животное, недостойное не только крепкой семьи, но и нормального к себе отношения! Но даже не это главное! Часто вспоминая наше общение, я ловила себя на мысли, что вопреки всему была счастлива рядом с тобой. Пойми меня правильно: речь не о любви в обыденном понимании. Как тебе объяснить… – Лида замялась, подбирая подходящие слова. – В общем, мне вдруг стало ясно, что именно из-за этого чувства я и пытаюсь улучшить свою жизнь, надеясь получить его через семью, любовь и благополучие. Но раз оно уже где-то здесь, рядом, то стоит ли обманывать себя надеждами на прекрасное будущее, приближая его в поте лица, или разумнее остановиться, оглядеться и попробовать изменить шаблонное мышление?
– Ты ли это? – воскликнул я с притворным изумлением.
– Вот сижу я напротив тебя, что-то говорю и погружаюсь в покой, о котором раньше только мечтала, – не реагируя на моё кривлянье, продолжила она. – Одна мудрая женщина рассказывала мне о таких как ты «светлячках». Жизнь подтвердила истинность её слов, в отличие от болтовни моих прочих знакомых.
Я слушал её умиротворённый голос, чувствовал свежесть водопада спадающих на плечи прядей и вспоминал самолюбивую, целеустремлённую и взбалмошную девчонку, испепелённую теперь жарким пламенем прозрения. И хотя Лида до сих пор надеялась обрести радость, покой, благополучие, опираясь на свою интуицию и правильное мышление, её духовный прогресс был фантастическим. Она уже точно знала, что счастье заслужить невозможно, но пока продолжала искать его в окружающем мире.
Внезапно материализовавшийся из полумрака юноша в белоснежной рубашке поставил на стол заказанные блюда и, пожелав приятного аппетита, так же моментально исчез. Голодная Лида, не мешкая, набросилась на ризотто с белыми грибами, я же принялся за тёплый салат из морепродуктов. Некоторое время мы оба молчали, отдавая дань поварскому мастерству, пока мне не бросилась в глаза тень грусти на её лице.
– Скажу банальность, но какими бы жуткими ни были события, заставившие тебя вернуться обратно, они не что иное, как благословение. Помни об этом во избежание уныния.
– Читать мысли научился? Здорово. Мне как раз припомнился неприятный момент, – она вздохнула.
Успокаивать её, разглагольствуя о нереальности прошлого я не стал, понимая, что придёт время, когда она сама перестанет воспринимать свою историю всерьёз. Сейчас же любые интеллектуальные установки могли иметь в лучшем случае краткий терапевтический эффект, но, скорее всего, просто бы запутали её.
– Плюнь и разотри, – весело сказал я. – Лучше просвети, где в городе живёшь, чем дышишь?
– Ючусь у подруги, делаю карьеру промоутера, – она просияла. – Рекламные листовки прохожим раздаю. В общем, налаживается жизнь помаленьку.
– Хочешь, я познакомлю тебя с интересными ребятами, твоими сверстниками? Они, наверное, по части жизненного опыта здорово уступают тебе, но мыслят правильно. Как и ты.
– Вряд ли мне оно надо.
– Смотри сама. Но всё же я скину тебе номер телефона паренька из их тусовки. Если вдруг надумаешь, позвони ему и скажи, что от меня.
Я взял со стола телефон и принялся искать номер Дениса, единственного человека из молодёжной группы духовных единомышленников кого видел воочию. Признаться, мне очень хотелось, чтобы Лида влилась в их компанию. Очевидно, ей не повредила бы поддержка молодых людей, уже услышавших далёкий зов нашей общей родины, а их дружный коллектив украсила бы такая незаурядная, много испытавшая на своём коротком веку девушка. Возможно, она обзавелась бы новыми подругами и встретила бы, наконец, хорошего парня.
– Не надо мне никаких компаний, – сказала она, скрывая зевоту ладонью. – Я истосковалась по покою, каковой испытываю сейчас. Большего наслаждения, чем вкусный ужин, тихая музыка и безмятежность не существует в подлунном мире. Да, да, не су-ще-ству-ет, – по слогам повторила она. – Проверено-перепроверено на личном опыте. Только не подумай, что меня бросило из одной крайности в другую. Совсем нет. Скорее, сейчас я где-то посередине между двумя полюсами, в самом центре циклона.
– Покой на сердце штука бесценная, – согласился я. – Но давай начистоту: пребывать в нём постоянно ты не можешь. Пока. Поэтому лучше тебе быть среди людей, о которых я говорю. Иначе есть риск новой авантюры, в которую тебя обязательно затащит очередной прощелыга.
– О, похоже, ты начал переживать за меня! Нет, папочка, даже не надейся! Я ни на какого тебя не променяю.
Она положила тёплую ладонь поверх моей и надула губы, придав лицу обиженное выражение. Мне меньше всего хотелось, чтобы наша встреча внешне походила на любовное свидание, поэтому я осторожно высвободил руку, обозначая допустимые границы. Лида еле слышно хмыкнула и отвела взгляд, сменив в мгновение ока напускную обиду гримасой реальной досады.
– Пойми правильно, – сказал я после нескольких бесконечных секунд натужного молчания. – У меня нет возможности постоянно быть рядом и поддерживать тебя.
– Тогда моё самоубийство ляжет на твою совесть несмываемым пятном. Будешь корить себя до самой смерти, – произнесла она спокойно.
– С какого перепуга я вдруг буду нести ответственность за твои дурацкие поступки, и почему вообще речь зашла о таких вещах?
– А как ты хотел? Раз уж вольно или невольно стал для меня единственным источником мира на душе, то имей храбрость взять на себя хотя бы часть ответственности за моё состояние.
Честно сказать, я не нашёлся, что ответить на столь неожиданное притязание. Во многом Лида была права, и нравилось мне это или нет, я, по всей видимости, в сложившихся обстоятельствах не должен был полностью отстраняться от участия в судьбе девушки. Но с другой стороны у меня не было ни желания, ни опыта, ни, самое главное, права становиться неким подобием её духовника.
– Я прекрасно понимаю, как трудно сейчас тебе по сути одной среди чужих жестоких людей. Но объясни, пожалуйста, каким образом я должен помочь тебе?
– Стань моим любовником, для начала. Уважь, дяденька, просьбу малолетки! – быстро ответила она и тут же расхохоталась. – Испугался? Шучу! Я ведь знаю, как тебя тяготят любые обязательства, даже самые приятные.
За перепадами её настроения и паясничаньем легко читался потаённый страх неизвестного и, соответственно, желание опереться на что-то основательное, способное удержать на ногах во время качки. Становилось ясно, что и у самой Лиды не было понимания того, как действовать в новых непривычных условиях без выпестованных надежд на грядущее. Временно заполнить тревожные расширяющие пустоты на месте сброшенных идолов и вернуть шаткое душевное равновесие могло обычное человеческое участие, даже простая беседа. Однако Лида искала нечто большее, чем видимые проявления дарующей мир силы, чувствуя её источник пока не столько в себе, сколько во мне. Не зная, что делать в такой ситуации, я захотел как-то встряхнуть её, сломать начатую ею игру, где она выступала бы в роли несчастной жертвы, а мне приходилось бы постоянно повторять слова утешения и отвергать всякие намёки на близость, ссылаясь на супружескую верность.
– Созрела, наконец! А я, признаться, сомневался, стоит ли намекать на новый, более глубокий уровень наших взаимоотношений, – произнёс я с улыбкой облегчения на лице, словно неожиданно нашёл пропажу. – У меня, правда, пока нет далеко идущих планов и серьёзных намерений. Для начала, думаю, стоит дать выход накопившейся страсти, притереться друг к другу, а потом уже действовать, как подскажет сердце.
Лида, явно не ожидавшая такой словесной эскапады, поначалу заметно замешкалась, прикидывая, можно ли воспринимать всерьёз сказанное мной и как ей реагировать, но вскоре засмеялась, смущённо прикрыв рукой рот.
– Раз уж ты дал себя уговорить, то знай, – продолжала хихикать она. – Я девушка требовательная и люблю доводить начатое дело до логического конца. Поэтому меня никогда не удовлетворяли недостаточно твёрдые, мягкотелые мужчины, как и поспешные, – её заразительный смех сделался громче. – Хорошо бы ещё получать некоторую материальную поддержку от возлюбленного, но на тебя это моё правило не распространяется.
– Считаешь меня жалким нищебродом? – подчёркнуто потухшим голосом спросил я.
– Просто стараюсь уберечь от перенапряжения, зная твою склонность к трудоголизму, – с лёгким сарказмом сказала она. – Что мы с тобой будем делать ночами, если станешь надрываться на трёх работах и плохо питаться?
В качестве десерта Лиде подали кусочек медового торта, я же, воздержавшись от сладкого, стал хлебать обжигающий зелёный чай. Несмотря на то, что наша беседа приняла несколько несерьёзную форму, мой изменившийся статус, похоже, вызывал у неё живой интерес, отвлекая от пришедшей на смену жёсткому планированию полной неопределённости.
– Если начала подшучивать надо мной, значит, настроение улучшилось, – произнёс я бодро. – Вместе с недосказанностью обычно уходит и напряжение.
– И всё-то ты знаешь! Лучше признайся, я сразу тебя заинтересовала?
– Разве это имеет значение?
– Очень любопытно, почему ты ни разу не попытался узнать меня поближе, когда была такая возможность.
– Не хочу задеть твоё женское самолюбие, но тогда я больше боялся тебя, чем желал.
– Зря утаил! Если бы я поняла, что могу вселять ужас во взрослых мужиков, моё самолюбие раздулось бы до невероятных размеров, – вновь рассмеялась она.
Зная настойчивость сидящей напротив девушки, я ждал, когда Лиде надоест шутить, и она ясно даст понять, какая хитрая идея созрела у неё в отношении меня. Я надеялся на то, что она просто попрощается и уйдёт, но такой вариант казался, мягко говоря, маловероятным. Время шло, а мне жутко не хотелось возвратиться домой слишком поздно и выслушивать Ольгины упрёки.
– Приятно находиться в твоём обществе, но я человек семейный, несвободный, поэтому ограничен во времени.
– Какой же из тебя любовник, если спешишь поскорее на свой диван плюхнуться? – возмутилась Лида, окончательно разделавшись с десертом и резко отодвинув от себя тарелочку. – Настоящему пылкому любовнику покой только снится. Он если и торопится, то только потому, что не в силах сдержать свою страсть. Давай сделаем так: поедем сейчас туда, где я живу, познакомишься с моей подругой, посидим втроём…
– Какой в этом смысл?
– Не стоит всюду искать смысл, ты же знаешь. Но раз он так необходим, то глянешь наш старенький компьютер. И кран на кухне. Ещё розетку в спальне. Хватит смыслов?
– Предостаточно, – обречённо сказал я, осознавая невозможность вырваться из её цепких рук без скандала.
После того, как я вызвал такси и рассчитался с официантом, мы вышли на свежий воздух, но по-настоящему ощутить температурный контраст не успели, так как сразу же оказались в прогретом салоне вызванного автомобиля. Сидевший за рулём стильный молодой парень с выбритыми висками и коротеньким хвостиком на макушке всю дорогу молчал и лишь пожелал нам доброй ночи на прощание.
Прибежищем Лиды оказалась стандартная двухкомнатная квартирка на втором этаже унылой панельной девятиэтажки. Тем не менее, мне пришлось долго ходить туда и обратно по комнатам как посетитель музея, пока моя спутница показывала и подробно рассказывала о достоинствах и недостатках предметов дешёвой мебели, поддерживающем микроклимат гипоаллергенном турецком ковре, а также двух пузырях под поклеенными на прошлой неделе флизелиновыми обоями. Когда же я поинтересовался, почему самой хозяйки нет дома, Лида недоумённо посмотрела на меня, словно я задал свой вопрос с сильным японским акцентом, и раздражённо сказала:
– Она, наверное, свободная женщина и сама решает, к которому часу возвращаться! Не удивлюсь, если опять останется у своего полоумного Шурика ночевать.
После такого ответа у меня пропало всякое желание напоминать ей о том, что она собиралась знакомить меня с хозяйкой квартиры, как и о неисправном компьютере, кране и розетке. Я встал посреди комнаты, засунув руки в карманы джинсов и слегка склонив голову на бок, всем своим расслабленным видом демонстрируя скуку и желание поскорее уйти. Стоявшая у зашторенного окна Лида плотоядно прищурилась, отчего её детское личико приобрело притягательность хищницы, подошла мягкой кошачьей походкой и стала толкать меня в грудь ладошками обеих рук. Пятясь назад под нежным, но мощным напором, я потерял равновесие и рухнул спиной на жалобно заскрипевшую, чудом не развалившуюся старенькую тахту. Мгновенно оседлав мою беспомощно распластавшуюся тушу, она положила руки мне на плечи и всей массой своего тела придавила к лежащим на тахте подушечкам.
– С ума сошла!? А если бы на пол грохнулся? – сказал я, выравнивая дыхание.
– Ну, давай, любовник, покажи мастер-класс, доведи меня до писка, до дрожи, до судорожного оргазма!
Она прогнулась дугой, роняя душистые пряди мне на лицо и освобождая из плена тяжёлых ягодиц мою грудь лишь для того, чтобы опустить их упругое тепло мне на живот.
– Как же мне его показать, когда инициатива полностью в твоих руках и ногах, – сказал я, чувствуя, как после слова «ногах» её колени ещё плотнее сжали мои бока.
– А ты изловчись! Будь напористее, укажи мне моё место! Сбрось непослушную девочку! Давай-ка, кстати, проверим твой потенциал.
Лида сняла правую руку с плеча и бесцеремонно, по-хозяйски, сжала пальцы на моей ширинке у себя за спиной, даже не обернувшись. Сквозь джинсовую ткань я ощутил жар её цепкой ладошки и со смущением констатировал увеличение размеров своего тела.
– Постыдись, развратница! Ручонки свои шаловливые попридержи, – сказал я как можно серьёзнее. – В гости меня позвала, чтобы своими прелестями раздавить?
– В штаны не наделай от страха, герой-любовник! – заржала она. – У тебя и без того в них тесновато!
Пока Лида сотрясалась от смеха, я смотрел на колышущиеся под кофточкой груди, казавшиеся снизу особенно большими и как бы живущими своей отдельной от гибкого тела жизнью, прикидывая тем временем план спасения. Проще всего было усилием воли прервать провоцирующее шоу не в меру пылкой квартирантки и без лишних слов ретироваться. Однако я знал, что своим вызывающим поведением она заглушает внутренний разлад, терзавший ещё недавно меня самого. И хотя методы анестезии у нас разнились, разницы, в сущности, не было никакой.
– Угомонись, наконец. Не знаю, как успокоить тебя, могу лишь обнадёжить, – сказал я надтреснутым из-за сдавленного живота голосом.
– Это всё, на что ты способен? Что ж, тогда попробуй, обнадёжь, – она резко сжала пальцы, заставив меня поднять колени.
– Сначала сделай одолжение, прекрати меня мучить.
– Какие же мы нежненькие!
Сделав недовольную гримасу, Лида слезла с моего живота и устроилась рядом, поджав по-лягушачьи ноги.
– Ты сейчас бесишься не столько от избытка энергии и желания близости, сколько из-за своей обречённости, – начал я, вздохнув с облегчением. – Да, да, обречённости, не делай круглые глаза. Я сам всегда считал себя обречённым и колобродил так, что чертям было тошно. Ты в курсе. Выйти из заколдованного круга мне удалось через признание ошибки, кроящейся в неверном отождествлении себя с телом и его историей. Но до этого, что бы я ни делал, сколько бы ни выстраивал комфортные условия, как бы ни пытался радоваться происходящему, меня постоянно подтачивало предчувствие неминуемого разрушения тела как фундамента того, на чём зиждется жизнь во всех её проявлениях. Ведь в недалёком будущем оно, бренное, одряхлеет и превратится в прах. Пытаясь как-то унять это свербящее предчувствие, я пускался во все тяжкие, временами забываясь в вихре острых впечатлений, но неминуемо возвращался в отравленную тревогой повседневность. То же самое происходит и с тобой.
– Думаешь? – в её голосе послышалось еле уловимое волнение.
– Уверен. Но хорошая новость в том, что ты ни тело, ни ум, ни мысли, ни поступки, ни всё остальное, связанное с ним. Ты и не душа, которая придумана умом, как и окружающий тебя мир.
– Кто же я тогда? – Лида заинтригованно приподняла густые тёмные брови, разом превратившись из разгорячённой львицы в наивную девчушку.
– У меня не найдётся правильных слов и образов описать, кто ты есть на самом деле. Могу только заверить, что когда сама найдёшь ответ на этот вопрос, все терзающие тебя проблемы и противоречия сделаются потешными, и ты ещё будешь поражаться своей впечатлительности. Пока же просто заруби себе на носу, что не имеешь ничего общего с образом себя в голове и чаще об этом вспоминай. Особенно когда подкатывают слёзы горечи и обиды. Постепенно семена знания прорастут твёрдой уверенностью и здорово облегчат твою жизнь.
С минуту Лида молчала, переваривая сказанное, потом мягко опустила тёплую ладошку мне на грудь и подалась лицом к моей небритой физиономии, едва не коснувшись губами щеки.
– Возьми меня, пока мы одни, – прошептала она. – Ну что тебе стоит? Развлекись чуток, забудь о супружеской верности, наполни меня своим покоем.
Казалось, её свежее дыхание, напоминающее дуновение южного степного ветра, могло взволновать кровь самого безнадёжного женоненавистника. Но теперь в глубине её умоляющих глаз я видел слабый огонёк надежды, а не пожар страсти.
– Прекрати обманывать саму себя. Настоящий покой тебе никто не сможет подарить. Половым путём он точно не передаётся.
– Почему? Я же его чувствую рядом с тобой, – её губы обидчиво надулись.
– Невозможно подарить то, что уже твоё с рождения. Рад бы поделиться, мне не жалко, но в моих силах только пояснить, кем ты не являешься и заверить, что всё хорошо и что всё идёт в правильном направлении. Кажущиеся тяготы и невзгоды исчезнут с грядущим пробуждением от сна жизни, и по большому счёту не важно, произойдёт это со смертью тела или немного ранее.
Насколько адекватно я выгляжу, и поймёт ли Лида сказанное, меня совсем не беспокоило. Передаваемая информация шла от источника, слова вылетали сами собой, без малейших усилий по их подбору. По сути, я уже отстранился от беседы, предоставив право высшим силам достучаться до разума моей собеседницы. Что у меня точно было, так это стойкое ощущение своевременности и меткости произносимых фраз, любая из которых могла лечь точно в цель и разрушить кокон заблуждений.
– Хотелось бы проснуться пораньше, чтобы успеть пожить всласть, – проговорила она как бы между прочим, словно давно ожидала услышать от меня нечто подобное. – Только как могут исчезнуть проблемы или, к примеру, физическая боль до моей смерти, ума не приложу.
– Они перестанут быть твоими, как только слепая вера в выдуманную личность сменится осознанием своей подлинной природы. Но разглагольствовать об этом бессмысленно, как, впрочем, и молчать. Поймёшь, когда переживёшь первый проблеск.
Не успев закончить, я заметил, как Лида просветлела лицом, явно улавливая глубинную радость проходящего через меня послания. Впервые за долгое время она будто стала источать мягкий свет взамен окутавшего её туманом напряжённого недоверия. Я молчал, боясь спугнуть робкую тишину комнаты, в которой утонули обрывки мыслей и слов. Сказать, что мы были на одной волне, значит, не сказать ничего. Проникая друг в друга на недоступную всякому страстному слиянию глубину, мы вдруг оказались единым целым, даже не соприкоснувшись при этом пальцами.
Расслабленный таким переживанием, я лежал некоторое время с закрытыми глазами на тахте, пока не услышал цветочный аромат духов и тихое шуршание одежды. Пришлось мне приоткрыть веки и лицезреть перед собой внезапно появившуюся блондинку с круглым добродушным лицом в вечернем макияже, рядом с которой быстрыми движениями поправляла кофточку вскочившая Лида. Продолжая пребывать в горизонтальном положении, я поднял выше голову и вежливо поздоровался, пожелав доброго вечера незнакомке, в которой резонно заподозрил хозяйку квартиры. Лида как ни в чём не бывало представила нас друг другу, а потом зачем-то пояснила своей подруге Инге, что я по знакомству взялся починить компьютер, но неожиданно почувствовал себя плохо и был вынужден прилечь. Усугубив и без того нелепейшую ситуацию, в которую я по своему обыкновению влип, Лида вышла из комнаты, оставив меня один на один с хозяйкой.
– Вы лягте нормально, ноги положите на тахту, а я сейчас лекарства какие-нибудь найду, раз «скорую» вызывать не стали, – сердобольно обратилась ко мне Инга.
Ощущая себя тяжелораненым в полевом госпитале, я без пререканий повиновался, отметив тот факт, что подруга Лиды значительно её старше. Без сомнения, застав нас на тахте, она оценила всю смехотворность версии с починкой компьютера и моим внезапным недомоганием, но сделала вид, будто ни в чём не сомневается. Человек вообще частенько притворяется, мимикрирует, подстраиваясь к ситуациям. Более того: волей-неволей выдавая себя за кого-то другого, он нередко срастается с новыми личинами и теряется в них.
– В принципе, мне уже хорошо. Побегу домой, – сказал я, пока она перебирала медикаменты в коробке.
– От нас просто так не убежишь! – послышался ироничный голос Лиды за стеной, – Раз тебе полегчало, то будь добр, всё же посмотри комп, – закончила она, уже входя в комнату.
Медленно, с большой осторожностью, я сел на тахте, опустил ноги на пол и, кряхтя, встал в полный рост. Сделав один шаг, покачнулся, расставив шире ноги и разведя руки в стороны для равновесия, секунду постоял в нерешительности и снова сел на тахту.
– Ещё полежу пару минут и займусь. Голова кружится… – глухим слабым голоском проблеял я, падая на спину.
Стоило видеть при этом округлившиеся глаза Лиды, никак не ожидавшую такого финта с моей стороны. Инга тоже удивилась, но искусно скрыла своё недоумение тем, что подошла ко мне и поправила подушечку под головой. Я в очередной раз поразился, насколько божественные сущности захвачены ролью в комедии абсурда, как тонко они чувствуют своих партнёров по сцене, тоже забывших на время о реальном положении дел. Даже если мне вздумается вскочить на подмостки и заорать: «Хватит на сегодня! Достаточно! Передохните! Антракт!», они продолжат играть так гениально, что никто из зрителей не поверит моё истинное намерение прервать действо. Я же в таком случае рискую вновь увлечься игрой, утверждённый на роль сумасшедшего. Поэтому лучше остерегаться нарушать сценарий и дать выложиться актёрам на все сто, оставаясь в зрительном зале. А если и говорить об окончании театрального сезона, то только с теми, кто считает комедию скучноватой, отвратительной, злой и кого начинает тяготить исполняемая в ней роль.
Не знаю почему, но мне не хотелось ограничиваться одной симуляцией слабости и озорничать дальше, вызывая бурную реакцию двух подруг.
– Не хочется вас огорчать, но мужчина, с которым вы встречаетесь, постоянно лжёт. Билетов на юг он не заказывал, и лететь с вами никуда не собирался. Жену он тоже за нос водит, но разводиться с ней вряд ли намерен. Кстати, якобы посвящённые вам стихи просто-напросто скопированы со страниц малоизвестного литературного сайта. Не хочу, чтобы ложные надежды испортили жизнь такой чуткой женщине, как вы, поэтому считаю важным озвучить известную мне информацию, – промолвил я полушёпотом стоявшей рядом Инге так, словно диктовал свою последнюю волю.
Воцарившееся молчание, как мне показалось, пронизывал гул хаотичных мыслей, бессильных дать девушкам рациональное объяснение моей осведомлённости.
– Я подозревала, конечно, но как вам удалось… – начала робко Инга и тут же запнулась.
– Похоже, в роду были ясновидящие, маги либо провидцы. Затрудняюсь сказать точно.
Поразительно, но моё шуточное предположение хозяйка квартиры восприняла с полным пониманием, и её изумление сменилось плохо скрываемым гневом по адресу завравшегося любовника. Лида же была настолько ошеломлена, что столбом застыла на месте, растерянно изучая меня глазами как инопланетного гостя. Я лежал, закинув одну руку за голову, и наблюдал смену её игривого настроя суеверным благоговением перед неведомым, еле сдерживаясь от смеха.
– Зачем было скрывать такой дар? Я знала, конечно, что ты особый, даже исключительный человек, но вообразить нечто похожее не могла! – сказала Лида, взяв себя в руки. – Надеюсь, осознаёшь, какие возможности перед тобой открыты?
– Поверь, между нами нет никакой разницы. Чудеса могут развлечь или привлечь внимание, ещё сильнее вовлекая в сон жизни. Могут вселить ложную надежду на его улучшение. Но они сами по себе являются частью сновидения и не должны очаровывать ни тебя, ни меня. Стоит ли вообще говорить о таких пустяках, как фокусы, если знаешь о скором пробуждении?
