Никос Белов
Судьбой приказано спастись
– Ну, и что ты остановился? Испугался? – спросил Святослав.
Тот быстро помотал головой, будто отвечая: «Я – медведь, ничего не боюсь», – и тут же бросился к воде, но не под неё, а свернув чуть в сторону, и затем исчез в кустах, у края водопада. А Кузьма, не глядя уже на Кису, побрёл за Святославом, который нёс на себе огромный рюкзак и ружьё и внимательно вглядывался в стену воды, стараясь сообразить, где та трещина в стене, по которой они вышли из пещеры. Подойдя вплотную к ревущей водной преграде, он остановился и взял Кузьму за руку, чтоб вместе перейти водопад. Огляделся в поисках Кисы, позвал его, но рядом медвежонка не было. Боясь бросить зверёныша здесь, Святослав долго и громко его звал, но, поняв, что тот куда-то убежал, решил идти в пещеру вдвоём, а отыскать медвежонка можно и позже.
Не дождавшись Кису, они быстро прошли под водопадом и вскоре, обнаружив рядом на стене выступ и проход в пещеру, они оказались внутри неё. Но тут же насторожились, так как неподалеку раздался какой-то непонятный шум. Не на шутку испугавшись, Святослав быстро достал фонарик и уже собрался осветить пещеру, как внезапно рядом с ним словно ниоткуда появился медвежонок.
Все что ни делается, делается к лучшему. Эта мысль подтвердилась, когда, благодаря исчезнувшему медведю, они обнаружили второй, вероятно запасной, вход в пещеру.
– Откуда и какими путями ты сюда попал? – удивлённо спросил мужчина. Но, не услышав никакого ответа, кроме невнятного рычания, Святослав, как положено между людьми, прижал ребёнка и зверёныша к себе и, стараясь вдохнуть в свою речь как можно больше оптимизма, сказал:
– Вот мы и прибыли! Вы только ничего не бойтесь, так как я и сам боюсь…
Нужно было выжить, и нужно было жить. Любовь к сыну и привязанность к медвежонку пересиливала в Святославе страх перед предстоящими трудностями – он просто обязан был сберечь их. Сберечь, вырастить и воспитать.
Глава 10
Не спеши умирать…
Понемногу всё успокоилось, пещерный мрак и тишина перестали давить на нервы, и Святослав начал обустраиваться на новом месте. Кузьма, как мог, помогал, и даже Киса не путался под ногами, а чинно сидел в углу, наблюдая за действиями людей. Когда вещи были разобраны и разложены на подходящие, по мнению мужчины, для них места, он решил что пора заняться серьёзным и главным сейчас делом – предать земле тела Никиты и его матери.
Взяв лопату, он прошёл в грот, где покоились прежние обитатели пещеры. Пол здесь был сплошь каменистым, и Святослав решил сначала вырыть малую могилу, для женщины. Далось ему это с большим трудом, для такой работы больше подошла бы кирка, а не обычная лопата, но он все же справился, углубив пол пещеры примерно на два с лишним штыка. Дальше начиналась сплошная скала, и Святослав решил, что поступил правильно, начав копать могилу рядом с телом. Именно здесь был слой земли и глины, образовавшийся за долгое время проживания в этом гроте Никиты-Уво. Здесь же располагалась и мастерская, где тот создавал свои скульптуры. Теперь осталось только переложить тело женщины в выкопанную яму, а рядом с ней начать рыть могилу и для Никиты. Затем останется только перевалить с невысокого топчана, сложенного из веток, его огромное тело, и мать с сыном упокоятся рядом…
Святослав устлал дно могилы сухой травой, бережно положил на неё почти невесомое тело женщины, заботливо одетое, видимо, Никитой в меховую шубу, аккуратно запахнул полы шубы сверху и присыпал возле неё немного земли и глины, оставив завершение захоронения до того, как выкопает яму и для Никиты.
Святослав вздохнул, закрыл на некоторое время глаза и покачал головой, задумавшись об этих странных и непонятных «цивилизованному человеку» людях. Его нисколько не удивляло, что Никита, очень долго находясь рядом с не похороненной мамой, ощущал какое-то удовлетворение от этой своей с ней общности. Может быть, то же самое происходило и тысячи лет назад, когда первобытные люди только-только стали обустраивать пещеры для жилья и не хоронили усопших, а оставляли тела рядом с собой. Тем самым они оберегали их покой, а те своим присутствием рядом не давали повода для отчаяния. Святославу вдруг пришло в голову, что всё повторяется, что так – правильно, и этот обычай должен передаваться для сохранения общности племени и для сохранения родственных связей. Наши далёкие предки, для которых их родители были очень дороги, не хотели никогда с ними расставаться. Наверное, это и давало желание жить дальше, ожидать от будней чего-то необыкновенно интересного и радостного. Какой всё же своеобразный и достойный способ сохранения памяти поколений и почитания родных! В этом было что-то неземное и святое.
Присев на камень, чтобы отдохнуть, он осветил фонарем ряд глиняных скульптур, взял в руки изваяние женской головы и в очередной раз подивился искусности её исполнения. С ещё большим вниманием он стал рассматривать остальные изваяния, с удивлением покачивая головой от того, какой филигранной была работа. На него словно смотрела живая женщина, лицо которой выражало самые разные эмоции. «Сколько же любви вложено в каждую скульптуру!», – восхищенно подумал Святослав. Он останавливал свой взгляд художника на каждой из них, пытаясь навсегда запомнить все черты этого лица, чтобы потом нарисовать портрет женщины и через это понять её образ, понять ту, что воспитала в этом волосатом существе настоящего человека.
– Счастье быть нужными друг другу, – прошептал Святослав, и стал готовиться к завершению трудной работы – могила для сына должна быть намного большей, чем для матери.
Занятый трудом и своими мыслями, мужчина и не заметил, что все это время за ним молча и внимательно наблюдали Кузьма и медвежонок. И каждый из них по-своему также восхищались увиденными скульптурами.
Маленький человек чувствовал эмоции отца. Кроме того, бог не обидел его художественным вкусом. Возможно, и сама атмосфера пещеры каким-то особым образом усиливала это состояние.
Не был равнодушен и Киса. Некоторыми людьми отчего-то принято считать, что животные не умеют чувствовать. Но, вероятнее всего, это не совсем так. Даже у зверей часто влажнеют глаза от сильных эмоций. Так бывает, когда в порыве страха они убегают от опасности, а достигнув безопасного места, смотрят вслед тому, что им угрожало, временами даже качая своей головой. Выходит, они тоже чувствуют, просто умеют сдерживать свои эмоции. Такую холодность можно заметить и у людей, прошедших через все круги ада. Это особая категория людей, умеющих терпеть и вечно, как зверь, жить в невыносимо жёстком мире. Они закрываются от любой жалости в себе, а иногда, слегка улыбаясь, качают головой, дивясь тому, что судьба их щадит и они по-прежнему живы…
И вот сейчас в ситуации, когда люди скорбели об утрате и восхищались искусством покойного автора, глаза медвежонка тоже стали влажными, а сам он замер в одной позе, оставив свои обычные попытки приласкаться к людям или позвать малыша поиграть.
Эмоции, захлестнувшие Кузьму, получили самый неожиданный выход. Тогда, когда Святослав направился к вещевому мешку, чтобы из бокового кармана вытащить рукавицы, он случайно задел лежавшую рядом гитару. От лёгкого прикосновения к струнам по всему пространству пещеры разнесся необычайной красоты звук, неуловимым звоном радующий душу. Здесь, глубоко под землей, он буквально пронизывал своими волнами все органы, на мгновение буквально околдовывая человека. На звук гитарной струны тут же прибежал Кузьма, взял инструмент в руки и направился к медвежонку. Видимо, ему по-детски захотелось по-хорошему похвастаться перед своим другом такой замечательной игрушкой. Мальчик аккуратно прижав гитару к груди, начал одной рукой пощипывать струны, а второй проводить пальцами по грифу, отчего зазвучало что-то похожее на мелодию и пронеслось по всей пещере. Через некоторое время отдельные звуки и аккорды, которые он извлекал из огромного для него инструмента, слились в одну затяжную красивую мелодию. Святослав слушал и, дивясь этому, улыбался. Ему было приятно думать, что в совсем ещё раннем возрасте сын начал проявлять и незаурядные музыкальные способности.
…Никиту раскачивало на каких-то непередаваемо легких волнах. Он больше не ощущал свою принадлежность к миру живых, все невзгоды, трудности и потери того бытия отошли далеко в сторону, размылись, стали забываться. Ему было тепло и легко, а где-то рядом была мама, и был Бог, о котором она так часто ему говорила. Всё его существо окутывал мягкий, плавно пульсирующий свет, напоминающий биение огромного, доброго сердца. Никита не понимал и не мог понимать, что это «дыхание Земли» удерживает его на незримой грани между жизнью и смертью, не позволяя окончательно уйти за черту, в небытие, в другой, возможно, лучший мир.
Прозаическим языком и научными теориями такое состояние организма объяснить невозможно. Это не было потерей сознания, когда мозг, не выдерживая внешних нагрузок, проваливается в спасительную темноту. Не было это и комой – в этом случае организм впадает в полное оцепенение, но из последних сил продолжает бороться, цепляться за жизнь.
Среди тибетских монахов такое состояние носит название «сомати», в него по своему желанию могут погружаться лишь самые посвященные, которые умеют находиться вне нашего мира годами, не подавая никаких признаков жизни, но и не теряя при этом своего человеческого облика. Возможно, они умеют «договариваться» с высшими силами, но наш герой никогда не был последователем каких-либо учений. Дело в том, что он сам был естественной частью природы, душа его была с ней едина. И мать-Земля решила, что для её родного сына ещё не пришёл последний час…
Вдруг в тихое и благостное состояние Никиты стали проникать какие-то посторонние, завораживающие своей красотой звуки. Поначалу они были тихими и тревожными, но с каждой минутой становились все более громкими, требовательными и зовущими. Так звучали гитарные струны под пальцами маленкого Кузьмы. Хозяин пещеры почувствовал и понял, что ещё не все дела его завершены, что там, в мире, в который ему не очень хотелось возвращаться, остался кто-то, кто нуждается в его заботе, и кто готов дать ему свою любовь. Дать то, чего ему так не хватало с уходом мамы.
Вновь ощутив свое тело, Никита протянул тяжелую руку в направлении зовущего звука…
Святослав, под звуки извлекаемой Кузьмой из гитарных струн мелодии, вонзил лезвие лопаты в непокорный пещерный грунт. Он посмотрел на тело Никиты, прикидывая, каких размеров должна быть могила, и замер от охватившего его животного ужаса: в этот момент рука покойника начала медленно подниматься!
Не веря своим глазам и отпрянув от «ожившего трупа», он бросился к сыну, ища в нем защиты от своего страха. Может показаться странным, что взрослый человек пытается скрыться за малыша, но в этом нет ничего странного – Кузьма был единственным близким ему существом, единственным человеком на многие сотни километров вокруг. К тому же он почувствовал, что Кузьма совсем не испуган, что тут же и подтвердилось: мальчик бесстрашно шагнул к Никите. При этом он продолжал перебирать гитарные струны. И огромная, тяжелая рука того, кого Святослав собрался похоронить, мягко и даже нежно коснулась детской щеки. Губы же еле слышно произнесли:
– Ма-ал-чык…
– Папа, папа, он не умер, он же живой, совсем живой! – воскликнул Кузьма. – Ему помочь надо!
При звуках детского голоса Святослав взял себя в руки и отбросил все сомнения и страхи. Перед ним стояла очередная задача – помочь человеку, и нужно было немедленно действовать. Тем более, что у «покойника» все явственнее проявлялись признаки жизни: прерывистое, хриплое дыхание, слабые, но вполне осмысленные движения – Никита пытался встать.
Как и что делать в незнакомой и тёмной пещере? И тут он вспомнил, что с ними самими сделал хозяин пещеры, когда они находились в совершенно беспомощном состоянии. «Глина и вода, вкусное питьё и еда!» – всплыло в голове у мужчины.
Но огромный Никита был очень тяжёл, слаб и, вероятно, болен, а значит, его нельзя тревожить. Напрашивался вывод, как в поговорке: «Если Магомет не идёт к горе, то гора идёт к Магомету». И Святослав решил, что все процедуры сделает Никите здесь, на месте. Но где в этой тёмной пещере найти всё необходимое? Охай, не охай, но ничего не остаётся делать кроме одного – вспомнить в какой последовательности, как и в каких помещениях Никита выхаживал Святослава с Кузьмой. В этом ему и Кузьма стал помогать, а также медвежонок своим звериным обонянием. Спустя некоторое время наконец они оказались в одном из этих мест. Около источника они нашли ковш, в нём начали носить попеременно глину и воду. Затем намазали аккуратно тонким слоем целебную жидкую глину на те места тела, где было меньше волосяного покрова. Проделав это, они смочили ему водой губы и дали несколько глотков попить. Затем попробовали покормить Никиту мясом, найденный благодаря нюху медвежонка, который, кстати, хотел находку съесть сам, но Кузьма вовремя его остановил, объяснив на медвежьем языке, что эта еда нужнее их другу. Они разделили мясо на тоненькие мягкие волокна и дали пожевать Никите.
Где находятся маковые зерна, чтобы сделать сонный отвар, мужчина не знал, поэтому решил пустить в ход проверенное средство – свой «волшебный отвар старого зэка», которым не раз лечился сам и который дал сыну ещё на той страшной поляне, после катастрофы самолёта. На Никиту эликсир действовал не хуже снотворного: дыхание его выравнивалось, становилось глубже, и через несколько минут он уже крепко спал. Но перед тем, как заснуть он успел поднять руку и в знак благодарности очень осторожно погладил их своей могучей рукой. Наверное, Никита в это время, почувствовал огромное счастье от доброго отношения к нему посланцев с неба, о которых говорила часто мама. Он засыпал спокойным сном и спал, полностью находясь в каком-то необъяснимом блаженстве в своём доме, в кругу друзей. И со сном приходило выздоровление.
Глава 11
Пещера Али-Бабы
Убедившись, что Никита крепко спит, Святослав решил на этот раз повнимательнее осмотреть пещеру. «Хочешь, не хочешь, но надо «поближе» познакомиться с обстановкой, в которой придётся жить. Это теперь, Святослав, твой с Кузьмой дом», – пошутил он в свой адрес, вслушиваясь в «говор» летучих мышей. В пещере их обитала целая стая. Звуки, которые издают эти животные, обычному человеческому уху вне пещеры не слышны. Но в подземелье можно было расслышать своеобразный свербящий писк: «Кри-кри-кри…». Эти еле уловимые звуки доставляли Святославу радость, хотя многим людям этот писк показался бы неприятным и даже устрашающим. Но он показывал, что люди здесь не одиноки. Кроме того, была от мышей и прямая польза – по их прилёту и отлёту можно было точно определить, когда начинались день или ночь, и даже смену времен года. Днём летучие мыши спали, повиснув на выступах стен, а к вечеру – улетали. Зимой же они забирались от холода подальше вглубь пещеры, где было относительно тепло и там, цепко схватившись за выступ подземелья, они висели до весны. Нередко на этом и заканчивалась их жизнь
«Как знать, может быть, эта пещера станет и моим последним пристанищем,– подумал Святослав. – Но это будет потом, а сейчас… Сейчас обыденная реальность, к которой надо привыкать». И вдруг он остановился, осознав, что, если вдруг проснётся Никита и посмотрит на могилу мамы, которую он потревожил, то ему несдобровать. «Если он заметит, – мыслил про себя Святослав, что его мама немного в углублении лежит, то я могу ему на это сказать, что я его маму так положил и возле неё веток набросал, чтобы ей было теплее», – надеясь, что от этих слов Никита обрадуется.
Под эти мысли мужчина и не заметил, как успел многое осмотреть в пещере. Для первого раза вроде бы достаточно. Но тут луч его фонаря остановился на большом непонятном предмете в углу одного их гротов. Святослав подошёл поближе и увидел огромный чёрный сундук, закрытый тяжёлой крышкой, которая открылась с большим трудом. Открыв его, Святослав увидел, что сундук до верха наполнен мехами, а сверху лежала роскошная шуба из очень красивого меха. На лице его появилась улыбка: «Так вот, значит, откуда Никита брал меха, чтобы нас укутать с Кузьмой». Рядом с большим сундуком Святослав обнаружил сундук поменьше. Он насторожился: «Интересно, а что же может быть в этом сундуке?». Но любопытство пересилило страх неизвестности, и Святослав попробовал осторожно приподнять крышку, которая подалась на удивление легко. Посветив внутрь сундука, он в изумлении отпрянул, а сундук, закрывшись, издал звук, словно стон.
Святослав лежал на земле и не мог понять, сон это или явь? Ящик был завален доверху золотом и ювелирными украшениями. Всё что угодно он ожидал увидеть в сундуке, но только не это. Оказывается, волосатый Никита владел несметными сокровищами, которые ему, кажется, были вовсе и не нужны. Вероятно, он даже не имел представления, чем являются эти «стекляшки» и «железки» в мире людей. Впрочем, если бы он и сумел их оценить, то вряд ли смог воспользоваться этим богатством. Если бы он и покинул тайгу и заикнулся бы о нём в обществе людей, то был бы, в лучшем случае, отправлен в психиатрическую клинику за необычный вид и нестандартное поведение. А в худшем… Такова природа человека – убрать конкурента любыми придуманными обществом способами, вплоть до уничтожения.
Святослав постарался восстановить события далеких лет. Наверное, Никита с матерью в прошлом случайно обнаружили сундуки с драгоценностями, золотыми украшениями и мехами. Вероятно, в старину эти сокровища спрятали здесь прежние обитатели в надежде, что кроме них они никому не достанутся. Но ошиблись. И эта ошибка оказалась приятной, так как для мамы Уво и для него самого эти сундуки ровным счётом ничего не значили. Для него эти «камешки и железки» были всего лишь обыкновенными игрушками, с которыми он с удовольствием возился ещё в детстве, удивляясь, может быть, иногда их особому блеску, и не более того. А для мамы меха были всего лишь средством утепления.
Святослав не обрадовался находкам, а наоборот, испугался. Он вовсе не чувствовал себя сходящим с ума от счастья Али-Бабой, нашедшим клад разбойников. Наоборот, первая его мысль была о том, что богатство – это несчастье, а слишком большое богатство равносильно смерти. И ещё одно обстоятельство напугало мужчину – всё это достояние принадлежит не ему. А с чужим в рай без греха не въедешь. И не дай бог, кто вернётся за этими сундуками – греха не оберёшься. Да и какая польза от золота и богатства в тайге? Ведь стоит кому-то из охотников предложить в обмен на продукты хоть самую крохотную жемчужину, как его тут же выследят и сразу убьют, а ценности моментом разворуют.
После таких тревожных мыслей он стал копать рядом яму, решив зарыть сундук с драгоценностями как можно глубже. И себе он дал слово пока не говорить о находке маленькому Кузьме. А посмотрев на большой ящик с мехами, он улыбнулся, подумав: «А из-за этих мехов не стоит беспокоиться, в теперешние времена это не такая уж ценность. Пусть они послужат нам с Кузьмой по прямому назначению – нам теплее будет спать».
Разрывая почву пещеры, – к счастью, в этом месте она оказалась не такой каменистой, а преимущественно глинистой, – Святослав вспомнил один разговор, состоявшийся с Фёдором еще в Москве. Тогда от него он узнал о «гастролерах», которые «целую вечность» ищут сокровища, и никак не могут их найти.
– Фёдор, я хотел у тебя спросить о тех, что на вертолётах прилетают. Кто они? Как часто бывают и зачем?
– Зачем, говоришь?… Мы, охотники, раньше тоже себя об этом спрашивали, пока однажды один из нас не выведал, что их в нашем глухом углу интересует. Оказалось, они что-то слышали про клады Ермака в Сибири, вот и решили попытать счастья в тайге, – рассказывал тогда Фёдор.
– Но ведь Ермак, насколько я помню из уроков истории в школе, дошёл где-то до территорий между Тюменской и Томской областями, а до Красноярского края и Иркутской области оттуда ой, сколько ещё топать. Да и земли, мне кажется, там были совсем неизведанные. На каждом шагу столько опасностей и хищников, что вряд ли останешься в живых; да и климат такой, что на полпути сгинешь, – рассуждал вслух Святослав.
– Я тоже, Святослав, об этом думал, и они, вероятно, так думали до того момента, пока не нашли где-то пожелтевшую бумажку наподобие карты.
– Но Ермак ведь пошёл осваивать Сибирь где-то в середине XVI века, а у нас сейчас почти двадцать первый. И если подсчитать, выходит, что почти пятьсот лет прошло с той поры. Какая за этот срок бумага может сохраниться? – вопросительно уставился на Фёдора Святослав.
– Правильный вопрос задаёшь и к месту. Я тоже об этом раньше думал, пока однажды не прочитал в одной научной книге об одном факте. Там было написано, что в средние века на территории центральной Азии жили тангуты. Эта народность после нападения монголов разделилась на две части. Одна ассимилировала в тибетские, а другая – в китайские народы. Так вот, эти самые тангуты и были пионерами изобретения очень долговечной бумаги. У них, видимо, Ермак и выменял на что-то бумагу для этой карты. Но это сейчас не так уж важно. Понимаешь, в чём главная прелесть этой истории… Как-то раз мой хороший знакомый, охотник, поведал мне, что у него сосед по подъезду является «кумом», то есть одним из начальников в лагере для осуждённых. Так вот к этому «куму» обратился пожилой зэк со странной и необычной просьбой, – мол, вытащи меня из зоны, а я тебя, придёт время, озолочу. «Кум» на это ему сначала дал пару тумаков для порядка, но потом, успокоившись, всё же согласился его выслушать. А выслушав, ничего не сказав, ушёл. Но через несколько дней заявился, и они вдвоём, запершись, долго о чём-то разговаривали. В общем, через некоторое время зэк оказался на свободе.
По словам того охотника, Ермак, оказывается, был совсем не глуп. Он малую часть драгоценностей, которую отобрал у сибирских татар после разгрома войска хана Кучума, при всех спрятал в одной из пещер, недалеко от какой-то реки близ местечка Подольска. А другую…
Фёдор глубоко вздохнул и продолжил:
– Понимаешь, в его окружении было несколько преданных ему людей, с которыми в начале весны он сделал надёжный плот и какими-то неведомыми водными путями добрался до Енисея, и по нему потом умудрился доплыть до самых наших краёв. Среди этой группы надёжных ему людей была одна молоденькая девушка. Ермак в ней любил кротость и красоту. Вместе с этой прекрасной девочкой был и её младший брат – совсем ещё мальчишка. Их двоих Ермак освободил из татарского плена. Не знаю почему, но он так их полюбил, что стали они для него дороже всех. Так вот, остановившись после долгого блуждания по тайге в одном понравившемся ему живописном месте, он случайно оказался у водопада, под струями которого решил освежиться. Стоя под водопадом, он заметил трещину, идущую вглубь обрыва. Разведав проломы, он понял, что оказался в пещере. И тут же решил, что лучшего места, где можно спрятать свой клад, не найти. К тому же это место на возвышенности, у горной реки удовлетворяло Ермака ещё и тем, что его расположение легко запоминалось.
После того, как было найдено это пристанище, все его преданные люди внезапно исчезли при неясных обстоятельствах. Может, он избавился от них, как от лишних свидетелей, кто это теперь узнает. А вот девушку он еще больше приблизил, взяв её в жёны, а её брату стал доверять, как самому себе. О девушке и Ермаке никто ничего больше не слышал. И о мальчике до того момента, пока он не состарился, тоже не было никаких слухов. Перед своей смертью он нарисовал весь путь к той пещере на бумаге и передал внуку в благодарность за его неприхотливость, равнодушие к роскоши и богатству. Внук принял подарок от деда и надёжно спрятал бумагу, а в конце жизни передал своему внуку и так до наших дней. Так вот, этот внук и есть тот самый зэк – «последний из могикан», кому по наследству досталась карта. Но он оказался алчным человеком. Понимая, что одному ему не справиться с поисками, он решил обратиться по этому вопросу к «куму», зная наверняка, что у того есть и транспорт, и возможности. «Кум» сразу сообразил что почём, быстро собрал проверенных людей. Договорились об оплате и без промедления начали поиски с вертолёта, облетая тайгу и кое-где лазая по пещерам. Но, как говорят, а воз и ныне там, – подытожил Фёдор.
– Не нашли, значит?
– Куда там… В этой карте, наверное, есть какая-то неточность… Местность-то меняется со временем… – мыслил вслух Фёдор.
– А вдруг найдут? – не успокаивался Святослав.
– А если найдут, то просто поубивают друг друга.
– Это правда… Богатство – полная погибель для всех «типов», жадных к наживе, – заключил Святослав, поддержав вывод Фёдора по этому вопросу.
А вот сейчас сокровища пришли к нему сами, и он им вовсе не рад. Святослав улыбнулся такому двойному совпадению и даже засмеялся – две старые легенды, о снежном человеке и о кладе Ермака, завершаются на нём, и обе связаны с пещерой за водопадом. Раз «гастролёры» не стали искать у водопада, где они обязательно нашли бы пещеру, то, выходит, на карте они не поняли главную точку изображения пещеры. При таких мыслях, вспомнив слова Фёдора о неточностях в карте, Святослав тихо произнёс: «Значит, истории самой решать кому позволено входить в неё».
«Что это – милость Божия или награда за всё пережитое, предоставленная мне судьбой? Если это так, то я, оказывается, не совсем уж плохой человек. Не каждого ведь судьба так щедро одаривает вниманием! Или, может, она проверяет меня, чтобы до конца понять, каков же я на самом деле? Но, как бы ни испытывал меня Господь, я буду продолжать жить в ладу со своей совестью. Даже если я и убил своего отца, видит Бог, я этого не хотел. Я его оттолкнул, чтоб убежать, а он ударился головой об угол тумбочки… и умер. Воровать, конечно, я тоже не хотел. Я просто хотел откупиться. А то могли бы и мать с отцом убить, и меня», – старался оправдаться перед собой и перед богом Святослав.
Он не искал у Бога прощения, нет, в этой исповеди он хотел понять самого себя, хотел, чтобы не мучила совесть от содеянного. Святослава успокаивало и то, что его друг Валентин понимал его и всегда говорил: «Не мучайся и не кори себя. Если бы ты на самом деле был отщепенцем, то я бы с тобой даже одним воздухом не дышал».
Сундук удалось закопать основательно и достаточно быстро. Несмотря на небольшой размер, сундук был очень тяжёл, и чтобы справиться с таким грузом одному, пришлось проявить смекалку. Решение оказалось простым: яма была выкопана впритык к этому сундуку, а когда всё было готово, он просто его скатил по стенке ямы. Святославу оставалось только удерживать его, чтобы не перевернулся.
Сверху Святослав положил камни, чтобы Кузьма ненароком не смог обнаружить клад. Хорошо, что сундуки находились в самой тёмной части пещеры, куда Кузьма не хотел заглядывать, предпочитая играть с Кисой, пока папа был там чем-то занят. Большую же часть «земляных работ» по сокрытию сундука Святослав проводил в то время, когда Кузьма с медвежонком спали.
Когда наконец-то эти работы завершились, Святослав облегчённо вздохнул: «Неужели я теперь смогу спокойно поспать, не тревожась о драгоценностях». После периода столь необычной и тяжелой работы он почувствовал как сильно проголодался и привычно начал из принесённых с собой продуктов готовить еду для Кузьмы с медвежонком и, конечно, для себя.
Когда все было готово, Святослав позвал Кузьму и медвежонка. Несмотря на в корне изменившиеся обстоятельства, Святослав решил не менять привычек, которые сложились у них в охотничьем домике. Пусть и для мальчика, и для медвежонка здесь будут все те же условия, что и там, дабы у них не возникало мыслей о скудности и скуке жизни. «Пусть они поживут своими детскими заботами – играми, увлечениями, интересами, – решил Святослав. – А когда выйдем наверх, буду играючи, на собственном примере, приучать и сынишку, ну и, по мере возможности, и зверёныша заниматься полезными делами по хозяйству и в быту, учить их готовить пищу и заготавливать припасы на зиму. В общем, надо продолжать жить, как жили. А то – в таком замкнутом пространстве, в ограниченных возможностях – можно легко на жизнь обозлиться, потерять к ней всякий интерес».
Глава 12
Дети тайги
Накормив детей и наевшись сам, Святослав решил немного привести себя в порядок и отдохнуть. Дети играли, Никита крепко спал, и «глава семьи» мог позволить себе немного вздремнуть. Но его дрему прервал громкий шум и крик Кузьмы. Встревоженный Святослав кинулся в ту часть пещеры, где обычно и играли ребёнок с медвежонком. Добежав, он увидел лежащего под камнями Кису, а рядом – Кузьму, который изо всех сил пытался освободить медвежонка от упавших на него камней. Святослав тут же бросился разгребать завал, под которым тихо и жалобно рычал Киса. Камни удалось убрать быстро, и Святослав стал осматривать зверёныша. К счастью, тот не слишком пострадал от обвала, однако раны нужно было залечить. И самым надежным способом Святослав посчитал тот, которым их с Кузьмой лечил Никита, а потом сами они – хозяина пещеры. Проделать «глиняные» процедуры с Кисой было не сложно. Самым трудным было заставить медвежонка выпить целебной воды. В конце концов, тот уснул, и спустя пару часов Святослав заметил, что зверёныш стал дышать более спокойно. Значит, отметил для себя мужчина, действие глины и воды действительно целебное не только для людей, но и для зверей.
Кузьма же притащил гитару и стал перебирать струны, извлекая только одному ему известную мелодию. Он занимался этим все время, пока его друг засыпал, и Святославу показалось, что маленький музыкант подбирал именно те ноты, которые действовали на медвежонка успокаивающе.
Когда мелодия закончилась, Святослав после небольшой паузы пребывания под впечатлением звуков гитарных струн медленно начал напевать песню, которую любил с детства. Песни, которые он часто напевал, были разными. Но все они, и лирические мелодии, и ритмичные, и даже детские песни помогали ему и в минуты одиночества, и в минуты радости. И вот теперь, стоя рядом с Кузьмой и лежащим Кисой, он напевал свою любимую «Я люблю тебя жизнь». Спустя некоторое время он, к своей радости, уловил, что звук от гитары стал ложиться на его мелодию, отчего он на секунду даже прервал пение, дивясь его способности улавливать мелодию на ходу. Ему с трудом верилось, что такой совсем ещё маленький ребёнок умудряется дёргать струну в такт песни с первого раза. И очень обрадовало то, что в такую трудную минуту они, наперекор всему, смогли найти общую радость жизни в песне. Как оказалось, творческие души отца и сына слышали и понимали друг друга – а это огромное счастье. Рядом с ними и маленький зверь, к которому, в нашем понимании, нельзя применять выражение «творческая душа», по-своему реагировал на мелодию и испытывал, может быть, какое-то особое, присущее только животным, чувство блаженства. Святослав не раз замечал, что игру Кузьмы на гитаре Киса слушал с интересом и даже качал в такт музыке головой…