Никос Белов
Судьбой приказано спастись
После этой речи фронтовика – героя Советского Союза и участника Сталинградской битвы – у Фёдора навсегда отпала охота быть охотником в прямом понимании этого слова: он понял свои ошибки молодости и осознал навсегда, что убивать невинных животных или птиц большого героизма не надо.
И ещё одно добавлю о порядочности Константина Васильевича. Понимаешь, Валя, когда я после смерти Фёдора часто встречался с ним, по его взгляду я чувствовал, что он догадывается, что я беглый и прячусь от правосудия в тайге, но он никогда об этом не заикался ни Фёдору, ни мне. Когда же разговор касался Кузьмы и авиакатастрофы в тайге, он не спрашивал, зачем это мне об этом надо знать. Понимал, что просто так не наводят всякие там зэки справок ни об авиакатастрофе, ни о после Китая в России. Этот человек – Константин Васильевич, герой войны – для меня всегда останется человеком с большой буквы.
Сделав небольшую паузу, Святослав продолжил:
– Я много думал и взвешивал за и против, а стоит ли нарушать устоявшуюся жизнь многих, связанных этой историей, когда я знал, что главным и единственным пострадавшим в ней буду я. Но, представив состояние посла с женой и их когда-то потерянного сына, я решился расставить всё на свои места.
– Задача, однако, из всего понятого мной, я вам скажу… – задумчиво произнёс Кирилл. – Надо очень серьёзно подумать, как всё это устроить, так как понимаю, что своей щепетильностью этот случай из ряда вон выходящий. Не были бы вы в тюрьме, такую встречу можно было бы очень легко устроить, но так как вы находитесь здесь в качестве задержанного, то это, к сожалению, многое осложняет, – предупредил адвокат. – Скажите, пожалуйста, а как вы в письме, адресованном послу, хотите эту новость преподнести? – осторожно поинтересовался адвокат.
– Очень просто. Так прямо и расскажу о той авиакатастрофе и о подобранном мной после неё его сыне.
– Свят…? – с немым вопросом во взгляде посмотрел Валентин на Святослава.
– Ты знаешь, тогда, когда я оказался случайно на месте падения самолёта, природа словно собрала нас там, в тайге вместе с ним и с двумя другими существами, чтобы дать понять, где грань возможного между жизнью и смертью. Четыре одиноких существа, связанные судьбой, вынуждены были понять, что, спасая другого, они спасают также себя. Два человека, один из которых ещё ребёнок, получеловек и зверь были в том момент в таёжной нашей жизни словно созданы друг для друга. Знаете, я там пришёл к полному убеждению, что между нами – всеми живыми существами – нет особенной разницы: будь ты зверь или человек – все мы по отдельности одинаково беззащитны. Кузьма стал очень дорог мне, как родной сын, но у него есть и родной отец… Поэтому я окончательно для себя решил не брать грех на душу…
После затяжной паузы, Святослав, наконец, с мольбой во взгляде обратился к Кириллу:
– Я могу надеяться на такую встречу?
– Будет сложновато, конечно, но постараюсь сделать всё возможное с моей стороны, – ободрил его адвокат.
– А если он не захочет со мной встречи, напомните ему на словах, что это касается его семьи и, главное, его сына, – попросил Святослав.
Стараясь успокоить его, Кирилл сказал:
– Я думаю, если вы искренне всё это изложите в письме, то посол, прочтя его, обязательно заинтересуется и непременно захочет с вами встретиться. Такие события никогда не забываются и грузом лежат на сердце, заставляя человека искать любую спасительную лазейку, чтобы однажды с радостью сбросить этот груз.
Прошло немало дней, в течение которых Святослав не терял надежды и очень рассчитывал на то, что посол не откажется от встречи с ним.
Адвокат незамедлительно приступил к исполнению просьбы Святослава: кроме встречи со знакомым из «органов», который обещал помочь в скором времени, состоялись и другие важные встречи, связанные с этим вопросом. Завершив, наконец, подготовительную работу, Кирилл отправился к Валентину Николаевичу, чтобы детально обсудить весь предстоящий процесс.
– Валентин Николаевич, я сделал всё, о чём просил Святослав. Несмотря на то, что любая встреча с заключенными – это сложность, мне всё же удалось договориться о ней, задействовав человека из тюремного начальства. Для того, чтобы посол не догадался, что собеседник заключённый, мне предложили устроить встречу на нейтральной территории, а конкретно – в кафе. Святослав будет выступать в качестве свидетеля якобы в давнишнем нераскрытом деле, связанным с потасовкой у кафе. Для проведения следственного эксперимента его должны будут доставить на объект – кафе, куда Святослав в письме и пригласит посла. Я договорился, чтобы его привезли туда чуть пораньше, чтобы у него была возможность побеседовать с послом, – кратко описал план действий Кирилл.
– Хорошая идея, ничего не скажешь, – одобрил его Валентин Николаевич.
– Но в этом деле, Валентин Николаевич, есть одно «но», которое тревожит тех, кто согласился мне помочь – где гарантия, что Святослав не сбежит, когда его оставят для встречи без наручников.
– Кирилл, об этом ты не должен вообще беспокоиться – Свят не такой человек. Если надо, я лично попрошу его об этом, – заверил Валентин Николаевич. – Он меня в такой просьбе никогда не ослушается. У нас, у лагерников, такие просьбы исполняются по нашим «понятиям»: если попросили, а ты пообещал – значит расписался в своей дальнейшей судьбе.
– Теперь я могу быть уверен, что он никого не подведёт?
– Я за это своей головой ручаюсь, – с юмором высказался Валентин.
– Ну, тогда будем надеяться на их благополучную встречу. Она, конечно, не произойдет на ближайших днях, но буду стараться, чтобы это случилось как можно скорее, – пообещал уверенно и обнадёживающе адвокат.
И действительно, уже на следующей неделе Святослава повезли на следственный эксперимент в район общежитий у ВДНХ, где по выдуманной схеме якобы более пяти лет назад произошла потасовка недалеко от располагавшегося там кафе, в которое по прибытии и завели Святослава. Как и положено, он находился под наблюдением сопровождающего, который тронул его за плечо при входе в кафе и предупредил:
– У тебя десять минут. Если что, сам знаешь, что с тобой будет.
– Понял, – коротко ответил Святослав и перешагнул порог, войдя в зал кафе, а за ним – под видом случайного посетителя – вошёл сопровождающий.
Среди немногочисленных присутствующих на этот момент в зале уютного кафе, Святослав безошибочно смог определить китайского посла, задумчиво сидящего за одним из столиков. Святослав невольно улыбнулся и смело направился к нему. Сопровождающий присел за соседний столик и, заказав кофе, взял газету и стал её просматривать. Подойдя к послу, Святослав посмотрел внимательно на него и подумал: «Как обрадуется Кузьма, когда узнает, что нашёлся его папа – его настоящий отец. Как странно иногда бывает в жизни: вот сидит обычный, как все, человек, со своими мыслями и настроением, ни капли не подозревая при этом, что через минуту в его жизни многое перевернётся словно по волшебству, одарив его душу яркой радостью и наполнив глаза слезами от данного ему удела в жизни».
Послом оказался мужчина средних лет с лёгкой проседью в волосах и приятной, располагающей внешностью. На нём отлично сидел тёмный костюм, а к светлой, в полоску рубашке со вкусом был подобран аккуратно завязанный галстук. Приподняв голову, он кивнул головой в знак приветствия и вопросительно посмотрел на Святослава.
«Да… Вот и настаёт час разлуки», – промелькнуло в голове Святослава, но он тут же отогнал эту мысль. По непонятной для него причине, посол с первого же взгляда ему почему-то понравился, отчего Святослав слегка улыбнулся. Посол по-прежнему не сводил с него глаз. Святослав сел напротив, и какое-то время мужчины молчаливо смотрели друг на друга. Наконец,не в силах больше выдерживать обоюдное напряжение, Святослав первым начал разговор:
– Спасибо, что согласились со мной встретиться.
– Пожалуйста! Я согласился на эту встречу с вами, так как мне сказали, что человек, с кем я должен встретиться, может мне сказать что-то о той злополучной авиакатастрофе, и что он может её в подробностях обрисовать, – начал посол и, выдержав небольшую паузу, задал прямой вопрос: – Это вы тот человек, назначивший мне встречу и написавший в письме, что эта встреча даст мне возможность узнать кое-что о сыне?
– Да, это я тот самый человек, но о той страшной авиакатастрофе я не буду ничего говорить, а вот о вашем сыне и о погибшей вашей жене я кое-что скажу, – выпалил без остановок Святослав.
– Но, извините, вы, наверное, что-то путаете, потому что моя жена жива. Она тогда уцелела. Её спасли ветки деревьев. Как объяснили мне российские спасатели, которые и нашли её спустя два дня недалеко от места катастрофы, кресло, в котором она находилась, зацепилось за крупные ветки и она не разбилась о землю. К сожалению, после этого она стала немного психически нездоровой, – с печалью в голосе объяснил посол.
Святослав несколько мгновений молчал, осмысливая неожиданную для него новость.
– Я очень рад, что, кроме Кузьмы, и мама его осталась жива… – искренне сказал он. – Значит погибшая женщина, рядом с которой оказалась папка с документами Кузьмы не была его мамой… Видимо, документы выпали из сумки мамы Кузьмы и оказались рядом с этой женщиной, которую я и принял за маму вашего сына. К счастью, я тогда ошибался. Вот именно там, хочу вам сказать, недалеко от той погибшей женщины, я и заметил Кузьму. Он висел на дереве, зацепившись одеждой за сук, и жалобно плакал. Обрадовавшись, что он живой, я его подобрал.
– Какой Кузьма? – не понимая ничего из сказанного Святославом, спросил посол.
– Извините, Ку Цзыма. Я тогда и предположить не мог, что все так благополучно завершится, поэтому и дал ему другое имя, – смутившись, пояснил Святослав.
– Я вас никак не пойму. О ком и о чём вы вообще говорите? О каком моём сыне?
– А что тут понимать? Жив ваш Ку Цзыма. Ваш сын жив, – срывающимся от волнения голосом чуть слышно повторял Святослав… – Извините, что по одной уважительной причине, о которой я не могу сейчас говорить, я не мог об этом раньше вам рассказать.
– Какой… Ку Цзыма? Мой сын?.. Но… его уже давно, к сожалению, нет в живых, – недоумевая, произнёс посол, пытаясь ослабить узел своего галстука, чтобы облегчить вызванное сильным волнением прерывистое дыхание. Заметив это, Святослав на этот раз уже радостно и уверенно повторил:
– Да, вы не ослышались. Ваш сын жив. Я вам истинную правду говорю.
На какое-то время наступила полная тишина, а Ку Шанюан, продолжая растерянно смотреть на сидящего перед ним незнакомого до сего часа мужчину, почувствовал, как к горлу подступает комок и дышать становится всё труднее.
– Я понимаю, насколько трудно вам сейчас поверить в эту невероятную новость. Но это факт… и он мной не придуман. Ваш сын, как и ваша жена, тоже тогда выжил. Я его тогда снял с дерева, взял с собой и мы стали с ним вместе жить в моём таёжном жилище.
Посол молча продолжал неподвижно сидеть, только уголки его губ дёргались от сильного внутреннего напряжения. Спустя несколько секунд, расстегнув воротник рубашки, посол, закрыв глаза, опустил голову вниз. Из его глаз покатились крупные капли слёз, поочерёдно капая на его дрожавшие и безвольно опущенные на колени руки.
– Теперь не печалиться вы должны, а радоваться. Ваш сын в полном здравии и, думаю, что скоро вы с ним увидитесь, – успокаивал посла Святослав.
– Неужели…? – только и смог проговорить Ку Шанюан, глубоко вздохнув, и во взгляде его стали появляться проблески радости.
Заметив такую еле уловимую перемену в его глазах, Святослав, осторожно дотронувшись до его руки, очень тихо и медленно заговорил в задумчивости:
– У меня до сих пор перед глазами стоит, как вчера, весь ужас того дня более двадцати лет назад. Если бы тогда я его не нашёл, я бы не смог в тайге выжить один. Поэтому для меня тот случай был… Извините за такое признание. После той страшной трагедии в тайге я нашёл в вашем сыне собственное спасение, и мы с ним стали роднее всех родных. Мне не стыдно за него и я горжусь, что он вырос благородным, сильным и добрым. И ещё одно я хочу вам сказать. Я всегда говорил ему о том, что я не родной ему отец, что настоящий его отец – китаец, на что он всегда довольный улыбался.
– Как воспримет это моя жена?– почти шёпотом произнёс посол.
– Я думаю с огромной радостью, потому что любая мама всегда рада сыну, а особенно как будто вновь родившемуся.
– Я не это хотел сказать, о чём вы подумали, – постарался пояснить Ку Шанюан и пояснил: – После потери нашего с ней сына она очень долго по-прежнему не приходит в хорошее жизненное состояние и тяжело болеет.
– Вон оно что, – сочувственно произнёс Святослав. – Но теперь, когда она узнает такую радостную весть, всё скоро у ней образуется. Извините только меня, что я дал ему русское имя Кузьма, так как другого имени, похожего на Ку Цзыма, я тогда не смог придумать.
– Наоборот, мы даже будем рады, что у него два имени и ещё… Вы его, можно так сказать, вырастили и воспитали. И поэтому нам как-то боязно. А вдруг мы будем лишними для нашего сына, ведь он не видел нас так долго. Очень боимся, что не признает в нас своих родителей, – с тревогой в голосе произнёс посол.
– Об этом вы не должны тревожиться, Кузьма не тот человек. Он не только признает, но и очень обрадуется вам, – улыбнувшись, постарался успокоить Святослав родного отца Кузьмы, но потом с печалью добавил: – Вот только не знаю, где он сейчас.
– Так вы же говорите, что… – вопросительно посмотрел на него Ку Шанюан.
– Понимаете, я думал, что после того, как меня заставили покинуть тайгу и я оказался здесь, он остался в тайге. Но мой друг Валентин сказал мне, что видел его недавно в пригороде Москвы. Вероятно, после моего исчезновения, он отправился на поиски. Но мне с трудом в это вериться, потому что я не представляю, как и какими «путями» он оказаться в этом городе. В этом непонятном ему мире, в так называемой «цивилизации», ему будет очень тяжело меня найти. Правил жизни здесь он не знает вообще.
– Я тоже начал за него сейчас беспокоиться… Но, надеюсь, что среди людей, в отличие от безлюдных просторов тайги, он не окажется без помощи. Скажите, а вы сами как оказались там в тайге?
– Судьба так распорядилась…
– Наверное, страшно и очень холодно жить там? – предположил Ку Шанюан.
– Всякое бывало. Но меня очень радует то, что ваш сын никогда не жаловался, что ему тяжело живётся там, и никогда виду даже не подавал. Даже тогда, когда в холода перебрались мы жить в пещеру – этому он, наоборот, даже радовался и старался помогать мне во всём.
– Вы что с ним жили под землёй? – крайне удивлённо спросил посол.
– Да… Именно, как вы выражаетесь, под землёй мы и жили с ним.
– И вы сами это жильё сделали? – наивно поинтересовался Ку Шанюан.
– Нет, это все принадлежало нашему с Кузьмой, извините, Ку Цзымой, доброму другу Никите, – задумавшись, произнес Святослав, закрыв на время глаза. – Мы ему обязаны всем… Он – наш спаситель. Когда-нибудь я покажу вам его портрет. Кузьме, как и мне, он навсегда остаётся близким и дорогим другом. Хочу добавить, что Кузьма познакомит вас обязательно ещё и со своим таёжным другом детства.
– Так вы же сказали только что, что там вас было трое? – удивлённо заметил Ку Шанюан.
– Да, это так, но у него ещё есть особенный, преданный друг. Его зовут Киса. Это огромный бурый медведь, с которым они вместе, почти всегда рядом находясь, росли, как братья: вместе спали, играли и, зачастую, даже ели из одной миски, – улыбнувшись, пояснил Святослав.
– Вы такое мне рассказываете… – только и смог сказать Ку Шанюан, до глубины души потрясённый открывшимися подробностями жизни его родного сына.
– То, что я вам рассказываю… Это всего лишь жизнь…обречённых судьбой нести свой крест одиночества вместе. Самое же главное в том, что теперь вы знаете, что ваш сын жив, а всё остальное – всего лишь таёжные приключения, которые, как забавные случаи в прошлом, останутся в одних только воспоминаниях.
– Вы нас с женой сделали такими счастливыми, – поблагодарил Ку Шанюан, крепко пожав руку Святославу.
– Я искренне рад за вас!
– Огромное вам спасибо! – не находя каких-то особенных слов, ещё раз просто, но от всей души поблагодарил посол.
– Да не за что, как говорят у нас в народе, – смутившись скромно ответил Святослав.
После недолгой паузы, неожиданно начав глубоко дышать, посол произнес еле слышно:
– Мне почему-то вдруг душно стало. Наверное, оттого, что слишком много на меня сразу сейчас навалилось впечатлений. Мне надо немного побыть на воздухе. И одному… Извините, я сейчас вернусь… Только, пожалуйста, никуда не уходите. Прошу меня правильно понять.
Он поспешно встал и, извинившись ещё раз, вышел из кафе. Такое поведение собеседника нисколько не смутило Святослава, так как он очень понимал его состояние – необходимость хоть немного побыть в такой момент одному.
– Я понимаю… – произнёс тихо Святослав ему вслед. – Но и меня ты тоже извини за то, что и я уйду сейчас, и за то, что временно пока не увидимся. Мне надо на своё «место». Но, надеюсь, что скоро будем часто видеться с тобой. Так что, не торопись и спокойно «перевари» то, что я тебе сейчас тут наговорил.
Уйдя в свои мысли, Святослав даже не заметил, как к нему подошёл сопровождающий и, легко тронув его за плечо, с пониманием поторопил:
– Извини, старина, но надо опять идти к «себе», – сочувственно сказал он мужчине. – Хотя, если честно, ты совершенно не заслуживаешь этого, потому что ты – мужик настоящий. Извини, не хотел подслушивать, но из-за эмоций вы вдвоём немного громко говорили.
Отдаляясь от кафе и думая о недавнем с послом разговоре, Святослав улыбался в душе. Он был рад этой долгожданной для него встрече и рад за настоящего папу Кузьмы, хотя для самого Святослава этот разговор был в некоторой степени печальным. Прекрасно понимая состояние посла, который, на первый взгляд, казалось бы, поступил некрасиво, оставив Святослава одного за столиком кафе, он не обижался на него, зная, что китайскому папе Кузьмы – дипломату, работающему на государственном уровне, проявлять чувства на людях не к лицу, и дать волю своим чувствам он может лишь наедине с собой. Именно по этой причине он и ушёл первым с места встречи, чтобы побыть в одиночестве и справиться с переполнявшими его душу противоречивыми эмоциями, вызванными навалившейся на него необъяснимой отцовской и человеческой радостью.
Размышляя на ходу о недавней встрече, Святослав вдруг приостановился. Его чуткий слух таёжного человека уловил доносившийся по ветру звук, похожий на плач. Прислушавшись внимательнее, он оглянулся и с мольбой во взгляде посмотрел на своего сопровождающего. Тот, потрясённый недавно произошедшим на его глазах свиданием «отцов», понял его немую просьбу и сочувственно сказал: «Ты думаешь, это он? Тогда иди успокой его». Святослав в ответ благодарно улыбнулся, но почти шёпотом произнёс: «Не надо ему в таких случаях мешать… Просто пойду краем глаза посмотрю на него на расстоянии. У меня принцип такой в жизни – если я с человеком уже попрощался, то возвращаться к нему не буду».
Заглянув за угол стоявшего недалеко сарая, Святослав увидел на берегу небольшого водоёма посла, который в данный момент был вовсе не тем взрослым человеком, с кем он недавно разговаривал, а хрупким мальчиком, который сидел, уткнувшись лицом в обхваченные руками колени, и, сжавшись в комок, тихо, урывками рыдал. Время от времени он смотрел на небольшую фотографию, которую бережно удерживал в руке. Наверное, на фото была его семья или родня, среди которой был и его сын.
Глядя на него Святослав тихо по-философски произнёс: «Все мы, став взрослыми с годами, всё равно остаёмся в душе навсегда детьми и одинаково беззащитны в своих горестях». То, что Святослав увидел дальше, заставило его восхищённо воскликнуть: «Ничего себе!» и логически плавно завершить своё философское заключение: «В радостях же взрослые люди, оставаясь в душе детьми, начинают творить чудачества каждый по-своему». Его взору предстала впечатляющая своей невероятностью сцена: китайский посол вдруг пружинисто вскочил на ноги, не спеша выпрямился, осторожно положил фотографию в карман своего пиджака, а потом неожиданно резко и быстро снял его и, к ещё большему удивлению Святослава, разбежавшись, стал выполнять на ходу сложные акробатические прыжки, состоящие из разных переворотов и сальто с вращением вперед, в сторону и назад… Посол проделывал сложные акробатические комбинации с такой легкостью, что Святославу это зрелище показалось каким-то особым цирковым представлением. Глядя на это, он даже не расслышал шагов сопровождающего, который, подойдя к нему, тихо произнёс:
– В таком возрасте делать такие сложные выкрутасы… не по плечу даже молодым спортсменам…
Святослав, прервав его, предположил:
– Наверное, в былые времена он был хорошим гимнастом, а может, даже известным чемпионом, – высказав случайно такую мысль, Святослав в действительности оказался прав. Папа Кузьмы и вправду в молодые годы был отличнейшим гимнастом – он не один год выступал за сборную команду Китая по спортивной гимнастике на многих международных соревнованиях, и очень даже успешно. Наблюдая за послом, Святослав вдруг резко повернулся и обратился к сопровождающему:
– Можно я на пару минут вернусь в кафе? Хочу пару слов ему черкануть… Не смотри так на меня… Никуда не сбегу… Это теперь не в моих интересах.
– Давай, действуй! – поверив в искренность слов Святослава, разрешил тот. – Только быстро, а то не успеешь. Он может скоро вернуться, а ты говорил, что второй раз видеться с человеком только что попрощавшись – плохая примета… Поэтому давай быстрее… Я здесь тебя подожду. Только смори, без фокусов, а то…
– Начальник, я же сказал… А слова на ветер пускать – это не в моём характере, – пообещал Святослав и уже через минуту был в кафе, где попросил у бармена бумагу и ручку и, написав что-то быстро, попросил бармена, отдав записку:
– Передай это нашему уважаемому китайцу, с которым я недавно вон за тем столиком сидел.
В ответ бармен улыбнулся, пообещав выполнить просьбу гостя:
– Будет сделано, как надо.
Пожав в знак благодарности бармену руку, мужчина вышел. Буквально через пару минут после его ухода, в кафе вернулся посол. Разочарованный отсутствием Святослава, он, недоумевая, застыл на месте. Его состояние некоторого оцепенения вскоре прервал бармен, приветливо к нему обратившись: – Мужчина, я прошу прощения, но меня попросили вам передать вот это, – и протянул ему записку. Поблагодарив бармена за услугу, посол развернул бумагу и прочёл: «У меня возникли непредвиденные срочные дела. Надеюсь скоро увидеться с вами вновь. Я очень буду рад вас пригласить в тайгу, где провёл основную свою жизнь ваш родной сын. Я рад, что у Ку Цзыма такой прекрасный папа и… прекрасный гимнаст. Извините, что случайно пришлось мне это увидеть. Я обещаю, что ваша семья скоро вновь будет жить счастливо. До скорой встречи, Святослав».
Положив записку в карман, он с радостной улыбкой подошёл к бармену и спросил:
– У вас, молодой человек, есть дети?
Удивлённый таким странным вопросом, бармен протянул: – Да…есть…сын…
Услышав слово «сын», посол, с радостным блеском в глазах, сказал:
– Прекрасно! – и приветливо улыбнувшись, он вытащил из бумажника деньги и извинительно попросил: – Пожалуйста, не сочтите это за унижение или оскорбление, но я очень прошу вас принять эти деньги. И, пожалуйста, угостите, кого пожелаете, а так же сами выпейте, пожалуйста, за вашего и моего сыновей. Спасибо вам большое заранее и до свидания!
Сказав это посол радостно направился к выходу, а бармен, держа в руке купюры крупного достоинства и совершенно ошарашенный этим обстоятельством, прошептал уходящему вслед необычной щедрости посетителю: – Будет исполнено… Обязательно сделаю… Надо же, какие хорошие какие люди бывают…
В полдень в затемнённой комнате лежала в постели Юй Лоу, прижимая нежно куклу-мальчика к груди, и что-то сама себе невнятно бормотала, уставившись в потолок. Вскоре в комнату вошла горничная и неспешно приступила к уборке.
– Извините, что я сегодня опоздала немного, – обратилась она к Юй Лоу. – Понимаете, я вчера впервые после долгой разлуки встретилась со своим братом. Он ко мне в гости приехал. От этой встречи у меня настроение теперь очень приподнятое, отчего даже хочется в пляс пуститься. Кстати, по телевизору сейчас как раз должны показывать бальные танцы. Вы не против, если я его включу?
Приняв молчание хозяйки за знак согласия, она включила телевизор, убавив звук до минимума, чтобы по ходу уборки посмотреть любимую передачу, но успела увидеть только завершение выступления танцоров. После показа бальных танцев начались новости, в середине которых диктор передавал криминальное сообщение: «В одно из отделений милиции города Москвы доставлен человек, сходство которого с фотороботом разыскиваемого маньяка очевидно. Предполагается, что задержали одного из маньяков, который убил и обезобразил со своими напарниками немало жертв, в большей степени девушек. Предполагаемым убийцей оказался молодой человек с лицом восточного типа, не имеющий места жительства в России. На задаваемые ему вопросы он не отвечает и молча реагирует так, будто все эти преступления его не касаются. Как бы то ни было, он теперь безопасен».
Услышав из сообщения диктора словосочетание «восточного типа» Юй Лоу повернула голову в сторону телевизора и безучастно уставилась в экран. Заканчивая сообщение, диктор сказал, что фоторобот, составленный по словам очевидцев, совпадает с лицом этого человека. В момент, когда на экране появилось изображение, сравнивающее фоторобот и лицо преступника, Юй Лоу всем своим телом вдруг вздрогнула, а потом, резко отбросив одеяло и оставив куклу у подушки, буквально выпрыгнула из постели и стремглав бросилась к экрану, громко крича:
– Ку Цзыма!!! Сын мой! Я твоя мама. Я так долго тебя ждала! – прильнув к экрану с изображением сына, она гладила его лицо, приговаривая: – Как ты вырос, дорогой мой. Это ты… Я знаю, что это ты… Ты такой же и остался… И эта твоя небольшая ранка у края нижней губы такой же осталась… Я об этом не забыла!..
… Не случайно о материнском сердце слагают народные легенды. Где бы ни были сын или дочь, мать и дитя навсегда остаются единым целым, и любящая мать душой всегда чувствует, что с её ребёнком происходит. Зная наперечёт все родинки на его теле с момента рождения, она помнит все отметины от детских ссадин, даже самые незначительные, как будто ощущает их на своей коже.
Картинка на телевизионном экране сменилась, и передавали уже другую новость, но Юй Лоу, находясь в состоянии неудержимой радости от долгожданного «свидания», хотя и виртуального, со своим сыном, повторяла, рыдая от охватившего её сиюминутного счастья: – Не уходи, сынок. Пожалуйста, не уходи. Не оставляй опять меня, ведь я долго ждала тебя. Ты жив, мой маленький Ку Цзыма. Как я счастлива теперь, что ты вернулся ко мне, мой сыночек… Я так долго этого ждала.
Выговорившись и излив слезами накопившееся на душе за долгие годы ожидания, она долго сидела перед телевизором, нежно поглаживая своими дрожащими от волнения руками и целуя иссохшими от долгой тоски по сыну губами экран. Затем, улыбнувшись, она встала и начала прибирать постель. После этого она подошла к гардеробу, открыла его, нашла понравившуюся ей одежду, переоделась и подошла к зеркалу. Стоя перед ним, она долго с любопытством себя разглядывала и, наконец, произнесла:
– Как всё же я изменилась за эти годы… Наверное, мой сын, увидев меня, надеюсь, очень скоро, не узнает меня. Хотя, что я говорю… Он у меня другой, мой сыночек. Он узнает меня любую, даже несмотря на то, что тогда он был совсем ещё маленьким.
Горничная, обомлевшая от таких разительных перемен, произошедших с её хозяйкой за столь короткое время, как сидела в кресле, большими от удивления глазами глядя на неё, так и продолжала сидеть, пока Юй Лоу с радостной улыбкой не подошла к ней.
– Вы заговорили… – заикаясь произнесла горничная. Потом она встала и, ещё не оправившись от потрясения, стала продвигаться к выходу, немного с опаской поглядывая на свою хозяйку и бормоча: – Как это может так быть? Так вдруг сразу выздороветь? Надо же, как в сказке! А как обрадуется её муж…
Она уже добралась до двери и взялась за ручку, чтобы открыть её, но дверь резко открылась сама, и на пороге появился Ку Шанюан, лицо которого светилось от счастья так же, как недавно и у Юй Лоу. Горничная испуганно посторонилась, а посол быстро подбежал к своей жене и, припав к её ногам, сообщил радостную новость:
– Скоро ты увидишь нашего с тобой Ку Цзыма.
– Значит, это правда! – воскликнула Юй Лоу. Значит, то, что я недавно видела – его…и тот небольшой шрамик на его губе – это вовсе мне не показалось.
– Да, это правда… Он остался жив тогда, наш с тобой сын. Я говорил с одним человеком…
– И что он сказал? – невольно перебив мужа, взволнованно спросила Юй Лоу.
– Он сказал, что свою любимую маму, тебя, Ку Цзыма никогда не забывал. Ты этого заслуживаешь. Ведь ты так долго его ждала, – успокаивал Ку Шанюан свою жену.
– А где он сейчас? Там по телевизору такое про него говорили… Я этому не верю.
– Я тоже видел и в это не верю. И ты не верь. Я не знаю, где он сейчас точно, но скоро всё, обещаю тебе, выяснится. Совсем скоро его оттуда выпустят. Думаю, он, наверное, попал туда по ошибке, – продолжал успокаивать свою жену посол.
– Неужели это правда, что я его скоро увижу! – обрадовано воскликнула Юй Лоу, припав к груди своего мужа.
– Обязательно увидишь! – нежно обняв жену, воскликнул Ку Шанюан.
Глава 15
«Невольный» покровитель
После задержания Кузьма был доставлен в отделение милиции, где находился некоторое время, а затем был отправлен в одну из московских тюрем. Идя под конвоем по тюремному коридору, он не знал, куда его ведут и не думал, что скоро его закроют в маленькой камере вместе с такими же, как и он, задержанными и будут относиться к нему не так, как в обычной жизни. Кузьма безотносительно спокойно шёл туда, куда его вели, и, к удивлению конвоира, не знающего как реагировать на это, улыбался. За всё время своей службы конвоир не наблюдал ещё случая, чтобы кто-либо с такой радостной улыбкой шёл к месту заключения.
Наконец, перед Кузьмой распахнули тяжёлую дверь и сняли наручники. Почувствовав толчок в спину и услышав за собой неприятный металлический скрежет массивного затвора, он оказался внутри какого-то мрачного помещения. Остановившись у порога, Кузьма стал с интересом разглядывать непонятные сетки, расположенные в несколько ярусов вдоль стен, и незнакомых ему людей, лежащих на этих сетках. Не зная, что ему делать дальше и куда примоститься, он, тем не менее, по-прежнему продолжал улыбаться, но уже с немного растерянным видом. Постояв так некоторое время, он медленно направился в один из углов камеры, сел на пол и с той же улыбкой на лице продолжал осматриваться вокруг, ловя на себе удивлённо-любопытные взгляды присутствующих в камере. Те впервые видели такого странного парня, который, попав в камеру, довольно улыбается и с интересом рассматривает помещение, не произнося при этом ни слова. Глядя на Кузьму, все заключённые тоже начали невольно улыбаться, кроме одного – занятого своим делом, и потому безучастного ко всему происходящему. Он только на миг взглянул на вновь прибывшего, но через пару секунд, не поворачивая головы, зычно сказал через плечо, привлекая всеобщее внимание: