Но, сказав это, женщина вдруг стала заметила, что лицо Кузьмы внезапно помрачнело. Почувствовав, что в душе парня происходит что-то неладное, она нежно прижала его голову к своей груди, а Кузьма, лишенный с младенчества материнской любви и ласки и впервые за всё время скитаний ощутив искреннее человеческое сострадание к себе и душевную теплоту, неожиданно для себя заплакал.
Погостив у бабы Натальи ещё несколько дней и убедившись, что спина её сильно не беспокоит, в одно раннее утро Кузьма ушёл так же внезапно, как и появился в её жизни, оставив на столе записку со словами: «Я буду к вам приходить. Вы очень хорошая бабушка».
Кузьма выполнил своё обещание: периодически навещал бабу Наталью, работая у неё по хозяйству и ухаживая за пожилой женщиной, но всегда уходил внезапно, не прощаясь. Она никогда не знала точно, когда он появится снова, но каждый его визит был для одинокой старушки огромной радостью, впрочем, как и для самого Кузьмы.
В очередной раз уходя из её дома, он интуитивно почувствовал вдруг, что долго с ней не увидится, потому что твёрдо решил, что не смеет возвратиться сюда до тех пор, пока не найдёт отца. Он поклялся себе, что когда найдёт его, то обязательно придёт к бабе Наталье и от всей души поблагодарит её за любовь и душевную теплоту по отношению к нему; и так же по-доброму и ласково обнимет старушку, как обнимал его часто отец.
Удаляясь от дома бабы Натальи Кузьма вновь окунулся в воспоминания о таёжной жизни, где отец всегда был рядом. Каждый раз, когда отец и сын завершали какую-либо работу, Святослав, крепко, но ласково обнимая сына, благодарил его за компанейский труд. Кузьма хорошо помнил слова отца: «Сынок, труд с радостью – это всегда полезный труд и он всегда тебе в нужный момент поможет в жизни». Именно беседы с отцом на разные темы в перерывах между делами и во время походов по тайге стали для Кузьмы единственным и бесценным источником знаний об окружающей жизни, на которые он мог сейчас опираться.
Кузьме вспомнилось, как однажды ранней весной они отправились в тайгу за берёзовым соком. Отец научил его делать особым образом выемки на березах и добывать сок, который был особенно полезен для изнурённого долгой зимовкой в пещере организма. Часто после еды вместо чая они пили отвары из трав, собранных в лесу. Например, в случае легкого недомогания и физической слабости они с папой делали отвар из листьев и кореньев левзеи. Это помогало очень быстро восстанавливать силы. О полезных свойствах этого травянистого растения Святославу рассказал как-то один из солагерников, с улыбкой сославшись на то, что не случайно эту траву обожают олени. Выкапывая корни этого растения своими копытами и тут же на месте их поедая, олени тем самым обеспечивают себе быстрое восстановление резвости бега. Как-то за чашкой «чая» из левзеи, рассказ о свойствах этого растения Святослав завершил своим излюбленным выражением: «И это, сынок, научный факт». Будучи ребёнком, Кузьма вряд ли правильно понимал выражение «научный факт», да это ему и не нужно было. Главное, что так сказал его папа. А если он так сказал, значит, это правда и сомнениям не подлежит.
Воспоминания об отце и их совместной жизни в тайге придавали Кузьме сил в поисках своего отца, а особенно помогали тогда, когда терялась уже всякая надежда найти его.
Как и предчувствовал Кузьма, его отсутствие в гостях у бабы Натальи по причине поисков отца длилось на этот раз значительно дольше предшествующих, но и на этот раз закончилось неудачей. Юноша был так этим разочарован, что как никогда нуждался в чьей-либо поддержке, и баба Наталья в этот момент была именно тем человеком, к кому просилась его душа. Впрочем, была и другая причина, почему, так и не найдя своего папу, он всё же появился здесь. Может быть, непрерывные дожди в последнее время, а, может, холода стали причиной того, что в одну из своих ночлежек на дереве в парке Кузьма почувствовал слабость. Вернувшись в домик на окраине, он уныло встал у дверей и безотносительно посмотрел на старушку. Заметив, что её гость совсем не улыбается и немного дрожит, баба Наталья дотронулась до его лба.
– Да у тебя жар, родненький мой, и ты весь дрожишь. Давай скорей раздевайся и в постель. – Она, быстро подошла к стоящей у окна кровати и, откинув одеяло, позвала его: – Кузьма, родненький мой, иди сюда скорей и залезай вот под это тёплое одеяло. Видать, ты не на шутку заболел, срочно надо лечиться, а то осложнение получишь.
Кузьма послушно снял с себя одежду и аккуратно, как учил его отец, сложил её на стул, хотя от приступов слабости его бросало в дрожь и шатало из стороны в сторону.
– Вот и хорошо, что лёг, мой прилежненький Кузьма, – проговорила старушка, удивлённо замечая, что даже в состоянии явной болезни парень не изменяет своей привычке складывать всегда свою одежду аккуратно. Достав из тумбочки аспирин, она набрала в стакан воды и подала всё это Кузьме. – Давай вот, прими таблетку и запей её водичкой. Вот так хорошо. А теперь, давай лежи, грейся и обязательно постарайся заснуть. Во сне болезнь быстрее уходит. А я в это время супу приготовлю тебе куриного, – сказала она, погладив Кузьму по голове. Поцеловав его в покрасневшие от болезни глаза, она плотно подоткнула вокруг него одеяло и принялась хлопотать на кухне.
Проведя около двух часов в беспокойном сне, Кузьма приоткрыл глаза и окинул взглядом дом. Увидев, что её гость проснулся, баба Наталья подошла к нему и, потрогав ладошкой его лоб, поняла, что высокой температуры уже нет. Она немного помогла больному сесть и опереться о спинку кровати. Потом налила в миску горячего супа и ласково попросила: – Дорогой мой Кузьма, даже если не хочешь сейчас есть, но тебе надо это обязательно сделать. Попробуй через силу поесть. А потом опять таблетки попьёшь, и также ещё надо будет поспать.
После порции ароматного куриного свежего супа парень основательно вспотел и, снова приняв из заботливых рук старушки аспирин, скоро вновь забылся в тревожном сне. Баба Наталья, не отходившая от изголовья его постели, услышала, как через некоторое время Кузьма закашлял, отчего проснулся и снова начал сильно дрожать. Его состояние так напугало пожилую женщину, что она, не раздумывая о дозировке лекарства, отсчитала сразу три таблетки и, протянув их Кузьме, скомандовала тихо: – Глотай все! – а потом, накрыв его одеялом, молила Бога о помощи.
До самого утра не сомкнув глаз просидела она рядом, вытирая лоб больного от выступающего пота. В эту тревожную ночь, Кузьма был для неё, наверное, самым дорогим на свете человеком. Под утро озноб ослаб, и Кузьма проспал почти до самого обеда. Проснувшись и придя в себя, он улыбнулся, легко приподнялся и сел на кровати, растерянно оглядываясь вокруг. Баба Наталья до слёз за него обрадовалась, но всё же немного пожурила ласково для порядку:
– Кузьма, дорогой мой, чего ты встал? Тебе ещё лежать надо, чтоб организм твой окрепнул. – В ответ на её слова, Кузьма широко улыбнулся и полез обратно под одеяло. – Я рада, что ты у меня такой послушный. Сейчас тебе попить немного компоту принесу. А потом, чуть попозже, тебе покушать горяченького супу дам. Ну а потом опять спать будешь. Сон – это самое лучшее средство от любой хвори, – и, наклонившись к нему, поцеловала его, накрыв плотнее одеялом. Кузьма почувствовал, как на глазах его выступили слёзы. Он был сейчас безмерно благодарен бабе Наталье за поистине материнскую любовь и заботу. Смутившись от нахлынувших на него впервые в жизни таких чувств, он с головой накрылся ватным одеялом, не в силах сдерживать всхлипывания, перешедшие в безудержные рыдания. Это был плач человека, перенёсшего тяжёлые испытания, но никогда не жаловавшегося ни на суровые условия жизни в тайге, ни на изматывающие будни безрезультатных поисков своего отца. Он рыдал, словно волк, загнанный в капкан безысходности незнакомой ему «цивилизацией», а баба Наталья сидела у его постели, глядя на его сотрясающееся от рыданий тело, скрытое одеялом, и вытирала платком нахлынувшие на неё слезы сострадания…
Благодаря неусыпной заботе бабы Натальи сильный организм молодого парня переборол болезнь, и уже через пару дней Кузьма был здоров. Он понимал, что должен снова идти за отцом, но оставить старушку, не попрощавшись, он не мог. Заговорить тоже всё же ещё не решался, поэтому, взяв бумагу и карандаш, коряво написал всё, что хотел сказать: «Когда найду своего папу, может, и свою маму найду, которая, как и я, очень давно тоже упала с неба, и которая тоже, может быть, как и я, живой осталась, я тогда опять приду к вам, бабушка Наталья. Вы для меня самая любимая бабушка. Не обижайтесь, что вас надолго оставляю одну. Я вас никогда не забуду».
Он смущённо положил эту записку перед сидевшей на диване бабой Натальей, и опустил виновато перед ней глаза. Та суетливо быстро надела очки и стала внимательно читать. Прочитав, она посмотрела на него и попросила присесть рядом:
– Родненький мой, сколько же на твою долю выпало испытаний, – причитала она, обхватив его голову и прижав к своей груди, – врагу такого не пожелаешь. Но Бог милостив, и, очень надеюсь, что он услышит тебя. Иди, Кузьма, с богом. А я за тебя буду молиться и надеяться только на хорошее… Я очень буду ждать твоего возвращения в мой дом. У меня теперь дороже тебя в жизни никого нет.
Глава 10
После долгих разлук
Прошло около недели с того момента, когда Валентина Николаевича забрали с вокзала на «скорой». К счастью, ничего серьёзного у него не обнаружили. Доктора привели его скачущее давление в норму, подлечили нервную систему и, насытив его в меру витаминами, «поставили» на ноги и выписали из больницы.
Перешагнув ворота больничного двора, он первым делом направился на вокзал, где в кассе без сложностей купил билет на электричку. Недалеко от кассы на тумбе для объявлений по-прежнему висела афиша с анонсом концертов итальянского певца Джулио Винсетти. Дожидаясь на перроне электричку, он задумался о Веронике и о тёплой, откровенной с ней беседой, сожалея о том, что они так нелепо расстались с ней.
Так, в думах, сидя удобно в вагоне электрички и не заметив, как быстро прошло время, Валентин доехал до нужной ему остановки. Пройдя пешком ещё с полкилометра, он, наконец, добрался до дома, где когда-то давным-давно жил, и где прошли его самые счастливые годы. Этот дом он не забывал никогда. Скитаясь по жизни, он очень часто думал о нём, как о своём единственном и всегда ждущем его, вечного странника, пристанище, где остались его любимая жена, к сожалению, безвременно рано ушедшая из жизни, и любимая дочь Валя, которая большую часть своей жизни росла без него. Этот дом нравился ему тем, что построен был на очень красивом месте, а вечерами около дома было удивительно тихо. И вот, оказавшись, наконец, у милого сердцу дома, где всё, вплоть до каждой веточки акации во дворе, было для него родным и знакомым, Валентин ощутил на душе прилив какой-то необыкновенной лёгкости, отчего захотелось припасть к земле ничком и расцеловать её.
Он постоял недолго во дворе, вдыхая вечерний аромат акации, а потом решительно направился к дверям дома, но неожиданно замедлил шаг: проходя мимо дерева, он заметил какую-то валявшуюся на земле газету. Что-то заставило Валентина поднять её и развернуть. С фотографии на газетной странице на него опять глядел Святослав.
Вдруг какой-то непонятного происхождения шорох заставил мужчину прислушался. Шорох доносился откуда-то сверху. Запрокинув голову назад, Валентин с удивлением разглядел среди ветвей дерева молодого человека с восточными чертами лица, который уже через мгновение, спрыгнув с дерева, выхватил из рук Валентина газету и, не проронив ни слова, отошёл в сторону. Сев на бревно, он развернул газету и стал разглядывать в ней что-то, не обращая внимания на Валентина.
Как, наверное, читатель уже догадался, Валентин случайно встретил Кузьму, который часто наведывался сюда, так как беспокоился за оставленного им в этом доме молодого мужчину и живущих тут женщин, к которым очень привязался.
Валентин уже собрался пойти к дому, но что-то в глубине души заставило его подойти к парню, который по-прежнему внимательно разглядывал фотографию Святослава, не замечая присутствия Валентина. Когда он подошёл совсем близко к парню, Кузьма безнадёжно повернул голову в сторону мужчины и, словно прося помощи у Валентина, умоляюще на него посмотрел, а потом беззвучно произнёс одними только губами:
– Па-па.
Валентин, поражённый услышанным и внимательно всматриваясь в его полные слёз глаза и вздрагивающие губы, от слабости опустился на колени и после небольшой паузы прошептал:
– Ты сказал папа. Он что, твой папа, этот человек на фото?
В ответ «китаец» вымученно улыбнулся, опустил голову и слегка кивнул головой. Не веря своим ушам, Валентин в оцепенении прикрыл глаза и, наклонив голову вперёд, на некоторое время перестал даже дышать. Когда он поднял голову, молодого человека рядом уже не оказалось. Валентин настолько был взволнован, что почувствовал, будто на какое-то время потерял чувство реальности. В то, что парень назвал Святослава своим папой было трудно поверить, но он сказал это с такой проникновенностью и грустью в глазах, что отпадали всякие в том сомнения. Что всё это могло значить? Валентин так ушёл в свои мысли, пытаясь найти ответ на возникший вопрос, что даже не услышал удаляющихся шагов этого парня. Хотя не услышал бы он их в любом случае, потому что Кузьма с раннего детства вынужден был в целях безопасности для жизни научиться передвигаться бесшумно. Крайняя осторожность и ежеминутная готовность к защите от нападения диких зверей были нормой таёжной жизни.
Валентин медленно поднялся и, убедившись, что парня нигде поблизости нет, направился к дому. Он хотел было уже открыть дверь, но неожиданно передумал. Поставив чемодан на веранде под лавку, мужчина почти бегом отправился обратно на станцию и сел в электричку. Под размеренный стук её колёс в голове беспрестанно вертелись вопросы: «Как же так? И как всё это понимать? Какая связь между этим парнем и моим другом Святославом? Кто они друг другу? Если это действительно сын его друга, то почему он об этом не знал раньше? Ведь у нас со Святославом секретов друг от друга не было. Что-то здесь, наверное, идёт от жизни в тайге. Но что?» За ответами он решил направиться к своему фронтовому другу, дружба с которым, несмотря на все жизненные «перипетии», никогда не прекращалась. Внук друга – Кирилл – был адвокатом, с помощью которого Валентин и надеялся выяснить, что связывает Святослава с этим парнем, который назвал его папой.
В тюремной комнате для свиданий сидели рядом Валентин и Кирилл в ожидании встречи.
– Без тебя мне было бы сложно попасть сюда, – с благодарностью признался Валентин адвокату, – и без тебя я бы вовсе не узнал, где его искать. Спасибо тебе, Кирилл за свидание с ним.
– Я вам, Валентин Николаевич, всегда готов помочь. Мне дедушка часто рассказывал о случае с подбитым на войне танком, из которого вы почти полуживыми вытаскивали всех, в том числе и моего дедушку. Если бы не вы, он бы там и сгорел.
– Твой дедушка, Кирилл, был в нашем экипаже моим командиром, но, кроме того, он всегда был отличным мужиком. Мы с ним были настоящими друзьями на фронте, да и после войны, – скромно произнёс Валентин и медленно поднялся со стула, обратив взор на двери – в комнату для свиданий завели Святослава.
– Здравствуй, Николаич! – постарался бодро поприветствовать своего друга Святослав. – Вот, Валя, и свиделись, – добавил он, немного сбросив бравый тон, учитывая реальное своё положение. – Не всё в жизни гладко бывает… Я очень рад тебя видеть, Валя. С Фёдором мы очень часто о тебе говорили и всегда по тебе тосковали. Как жаль, что он от нас рано ушёл. Без него в этой самой тайге было бы трудно выжить. Втроём мы жили там, как одна семья.
– Ты говоришь «мы втроём»? – переспросил Валентин. – Как это, Свят, понимать?
– Это, Валя, очень необычная история и одним словом её не объяснишь,– протяжно выдохнув, объяснил Святослав.
– Я, Свят, недавно у своего дома видел твоего сына; он тебя ищет, – неожиданно огорошил его старик.
– Ты, Валя, что-то путаешь. Не может этого быть. Он там в тайге остался… – слабо веря словам Валентина, удивился Святослав.
– Он похож на китайца? – задал наводящий вопрос старик.
– Не только, Валя, похож, а и есть самый настоящий китаец, – подтвердил Святослав и с нескрываемым волнением продолжил: – Валя, если ты говоришь, что он оказался здесь, в городской обстановке, то я за него очень боюсь. После жизни в тайге он здесь как будто на другой планете оказался. Где он сейчас интересно? Наверное, один Бог знает. Как он стал моим сыном, я тебе об этом потом всё подробно расскажу, если представится такой случай. Боюсь, что на этот раз не отвертеться. Помнишь того «кума» на зоне, которого после того, как я «откинулся» с зоны, вежливо «отпустили» со службы… Так вот…
– Я понял, Свят, потерпи немного, думаю, скоро всё образуется, и встретишься ты, наконец, со своим сыном, – попытался ободрить его Валентин.
– А твоего брата Фёдора по его просьбе мы похоронили в тайге возле охотничьего домика, – поведал Валентину Святослав, уточняя тем самым конкретное место последнего пристанища его брата. – И хочу сказать тебе огромное спасибо за него. Ему мой сын очень нравился, и он старался всегда заботиться о нём. А Кузьма (так зовут моего сына) к Фёдору относился всегда как к очень доброму своему дяде. Он об этом любил часто признаваться, когда, вспоминая о нём, начинал говорить. Как жаль, что его не стало… и знаешь, о чём думаю, Валя, оставив тайгу? О том, что… как время быстро летит.
– Да, ты прав, Свят, время летит так быстро, что…– тихо и задумчиво произнёс старик.
– И никогда не вернуть его… А как хотелось бы, если бы ты знал, всё начать сначала,– с сожалением добавил Святослав.
– Ничего, наверстаем, надеюсь, ещё, – уверенно сказал Валентин и подмигнув, добавил: – Нам не привыкать жить в вечной «догонялке» с самими собой.
Затем Валентин и Святослав в полном молчании долго просто смотрели друг на друга: им не нужны были сейчас абсолютно никакие слова, они понимали всё и так – одними взглядами. Это были взгляды двух одинаково чувствующих жизнь людей – людей, переживших не самые приятные моменты в своей нелёгкой жизни, но при этом не потерявших в себе ничего человеческого, а наоборот, приобретших хрупкость души и нежность взаимопонимания. Такие люди всегда дорожат своей дружбой – мужской и крепкой, оставаясь друг для друга, словно близкими по крови.
Ближе к вечеру в доме на окраине посёлка за накрытым к ужину столом сидели Егор в окружении Тамары Васильевны, Валентины и её дочери Люды. Они мирно о чём-то беседовали. Услышав какой-то шум у дверей веранды, Валентина, удивлённо окинув всех вопросительным взглядом, мол, «что это может быть?», встала и направилась к выходу. Открыв дверь, она лицом к лицу столкнулась со стоящим на пороге незнакомым пожилым мужчиной и, от неожиданности растягивая слова, пригласила незваного гостя войти в дом: – За-хо-ди-те…
Егор, не поверив своим глазам, удивленно воскликнул: «Вот это да!» и, подойдя к Валентине, радостно прошептал ей:
– Вот, Валя, и дождалась ты его. Это твой папа.
Услышав такую неожиданную и радостную весть, Валя растерянно повернулась к Егору:
– Что? Папка? Мой?
Чтобы снять с дочери волнение, Валентин Николаевич подошёл к ней и нежно, прослезившись, обнял её.
– Вот, доченька моя, и свиделись наконец-то с тобой.
– А я тебя ждала, папочка! – прошептала, всхлипывая, она.
Заметив девочку, устремившую на него пристальный взгляд, Валентин Николаевич улыбнулся, а затем, рассмеявшись, проговорил, обращаясь к ней:
– Ну, а ты чего меня так внимательно рассматриваешь, словно прокурор свою жертву?
– Люда, это твой дедушка! – представила долгожданную в их семье «жертву» Валентина своей дочери, которая от такой неожиданности на время буквально потеряла дар речи.
Валентин подошёл к внучке и погладил её по голове.
– Я всегда тебя такой себе и представлял…– ласково обняв её, сказал Валентин Николаевич.
В ответ Люда улыбнулась и, глядя Валентину в глаза, озорно спросила:
– Какой?
– Очень красивой, – ответил он не задумываясь и крепко прижал её к себе.
– А у нас, папа, гостья в доме. Познакомься вот, – сказала Валя, показывая на Тамару Васильевну.
Та суетливо подошла поближе к Валентину, пытаясь без очков внимательно его рассмотреть.
– Здравствуй, Тома! Что так рассматриваешь меня внимательно и не узнаёшь? – обратился к ней неожиданно для всех Валентин.
– Ты что, папа, её знаешь? – удивлённо спросила Валентина у своего отца.
– Ещё как я её знаю, – ответил Валентин, поглядывая, прищурившись, на Тамару Васильевну.
– Тамара Васильевна, это что, правда, что вы с моим папой знакомы?
– Я? Не помню, – отрицательно покачала головой женщина.
– Ладно, Тома, на первый случай так и быть, как говориться, прощаю. Но близких своих друзей забывать нехорошо, тем более когда-то даже любимых… – постепенно сбавляя тон, совсем тихо завершил нравоучительную речь Валентин.
– О каких любимых вы говорите? – удивлённо уставилась на него старушка.
– Ты что, и правда меня, Тома, не узнаёшь? – наступал Валентин.
– Нет, – не сдавала позиций Тамара Васильевна.
– Ладно, раз так, зайду с другой стороны. Давай внимательно вспоминай, кому ты когда-то говорила: «Только самый настоящий глупышка может поехать за двадцать с лишним километров в город за одной-единственной лишь розой для любимой». Я, Тома, часто любил с ветерком на лошади прокатиться в город. Вот там-то и купил однажды тебе цветок, как-никак, городской. Ну, что, не вспомнила? Ещё нет? Тогда, давай сделаем по-другому: вместе вспомним давай сейчас вашего соседа-«буржуя», который любил покуривать только дорогие папиросы, которых, конечно, никогда в деревне не было; вот по этой самой причине он и посылал меня за ними на лошади в город. Хотя он для нас никаким «буржуем» не был. Просто этот хороший дядька всегда одевался очень аккуратно и по моде, вот за это и прозвали его, если помнишь, «буржуем». Знаешь, когда я вместо сдачи купил тебе тогда цветок, он и виду не подал, догадавшись, наверное, что это я для тебя купил. Мы его все звали почему-то Культяпкой – дядькой Васькой. Раз улыбнулась, наконец-то, мне, значит, вспомнила. Прав я, Томка?
– Валя, неужели это ты, мой любимый первый мальчик? – проворковала пожилая женщина.
– Свершилось, Тома, наконец-то меня вспомнила, – обрадовался Валентин.
– Папа? Тамара Васильевна? – недоумевала Валя. – Что это за индийское кино здесь происходит? Объясните нам.
– Да, Валя, твой папа – моя первая в жизни любовь; и первый парень, с кем однажды вечером на крыльце я поцеловалась, – смущённо призналась Тамара Васильевна.
– И я тоже… – засмущавшись слегка, сказал Валентин Николаевич.
– Вот так встреча, – удивившись, протянула Валентина.
– Но это ещё не все приятные новости, Тома, – добавил Валентин.
– Это ты о чём? – засмеялась Тамара Васильевна, – не жениться ли на мне решился.
– Как сказать… Как сказать… – оставив её в догадках проговорил Валентин. -Ладно, «сюрпризом» я чуть попозже тогда тебя обрадую. – И дипломатично уходя от щекотливой темы разговора, воскликнул: – В этом доме будут, наконец-то, меня угощать или нет?
– Папа, а Егор нам от тебя недавно целое богатство передал, – поделилась приятной новостью молодая женщина, начав собирать на стол.
– Если бы не один какой-то оказавшийся в нужный момент рядом со мной китаец, всё это богатство навсегда было бы потеряно… – назвав истинного виновника появления богатства, признался Егор.
– Я этого парня сегодня возле нашего дома видел, – задумчиво поглядев на Тамару Васильевну, добавил Валентин.
– Раз он в этом очень помог нам, тогда надо его домой пригласить в гости к нам зайти, – предложила, путаясь в словах, Люда.
– Его сейчас там нет, но, я обещаю, что его мы обязательно найдём, – заверил Валентин Николаевич.
Дослушав до конца слова Валентина, Тамара Васильевна, кивнув, продолжила:
– Он здесь редко появляется, но мы, разумеется, стараемся его голодным не оставлять, и даём ему всегда поесть. Вот только уговорить его войти в дом нам не удаётся. Уж больно, видать, он стеснительный и робкий от природы. Для нынешнего поколения – это такая редкость. Видать, родители на своем примере его так воспитали.
Услышав это откровение от Тамары Васильевны, Валентин немного улыбнулся и, посмотрев с хитрым прищуром Тамаре Васильевне в глаза, еле слышно проговорил:
– Эх, Тома, Тома… Скоро всё узнаешь. – Но это в большей степени было произнесено Валентином для себя, а не для неё.
Поужинав, Тамара Васильевна, не привлекая внимания, ушла отдохнуть к себе в комнату. Валентин никак не мог наговориться с дочерью после долгой разлуки и уже поздним только вечером постучал в дверь комнаты Тамары Васильевны. Получив разрешение войти, он несмело шагнул внутрь и присел рядом с ней, собираясь преподнести обещанный «сюрприз».
– Ну, как у тебя здоровье, Тома? Терпимо? – начал он издалека подбираться к главной теме разговора.
– Какое там к старости здоровье, Валя, – посетовала старушка. – Одни охи… и ахи…
– Ничего, скоро всё войдёт в норму, – обнадёжил он пожилую женщину.
– Чем ближе, Валя, к старости, тем неспокойнее становится на душе. За грехи свои по жизни приходится расплачиваться сполна. Они как черви засели глубоко в голову и не дают ни минуты покоя. Если бы можно было всё начать сначала, – с сожалением произнесла Тамара Васильевна.
– Тома, за свою непростую долгую жизнь, я пришёл к одному интересному выводу. Он состоит в том, что начать жить никогда не поздно, – изрёк самостоятельно выведенную мудрость Валентин.
– Тебе так говорить легко. Ты вот со своими поздно, но всё-таки встретился…
– А тебе, Тома, что, скажи на милость, мешает это сделать? – спросил Валентин, с доброй хитринкой в глазах поглядывая в сторону Тамары Васильевны.
– Мертвых, Валя, не воскрешают, – вздохнула женщина и заплакала.
– Ладно, Тома, не буду тебя больше мучить… и скажу прямо – твой сын жив! Я недавно видел его.
– Что?! – обескураженная такой новостью, осторожно привстав на дрожащих от волнения ногах с кровати, воскликнула она.
– Знаешь, Тома, я про историю с кражей ваших с мужем накопленных денег знаю ведь, – признался после паузы Валентин. – Понимаешь, когда твоего сына посадили в тюрьму, а потом перевозили к нам на зону, их машина попала под поезд, тянувший цистерны с горючим. Не знаю, как всё там происходило подробно, но то, что там творилось что-то ужасное, это факт. От разлива горючего машина загорелась и многие находившиеся там моментально погибли, а Святослав, твой сын, хоть и получил множество ушибов и ожогов, но, к счастью, остался жив. На зоне в бараке, куда он после этого попал, он лежал рядом со мной – на соседней койке. Когда он мне по моей просьбе обо всём подробно рассказал, он мне пришёлся как-то сразу по сердцу. А когда же он нарисовал твой портрет в молодости и признался мне, что это его мама, и потом, когда узнал от него, как родителей зовут, и откуда он родом, я тут же понял, что он твой сын. С этого момента я его полюбил, как родного сына, и, так как в уголовной среде у меня был кое-какой авторитет, на зоне его никто не смел обидеть. Потом, когда представился удобный для него случай, поучаствовав в его с зоны побеге, я спрятал его в доме своего родного брата Фёдора. Ты его должна помнить. Дом находился в тайге. Знаешь, Тома, на его месте я бы тогда эти ваши сбережения тоже бы, наверное, украл. У него, если честно, другого не было выхода. Если бы он не отдал тогда крупный долг, то его бы просто убили.
Я и сейчас бы о нём ничего не узнал, если бы не одна в газете статейка о нём, где, кстати, есть и его фотография. Когда я случайно увидел эту статью, я очень расстроился, что его поймали. Всё это время он жил в тайге под чужим именем. Сейчас он пока находится в тюрьме. Что будет с ним потом, время покажет, но я думаю, что адвокат – внук моего фронтового друга – Кирилл, со временем постарается ему помочь. По его словам, начинают появляться варианты как это сделать, – постарался успокоить Тамару Васильевну Валентин Николаевич.
– Неужели, Валя, и правда, он жив? Мне как-то не верится… – с сомнением спросила пожилая женщина.
– Да, Тома, это правда. Он действительно жив.
– Господи, спасибо тебе и прости меня… Валя, не уходи, пожалуйста, пока. Посиди со мной немного, – произнесла Тамара Васильевна и тихо заплакала.
Она плакала, не понимая сама от чего – от радости или от горя – льются слёзы, а Валентин сидел с ней рядом, понимающе поглаживая её с годами огрубевшую руку.
Адвокат Кирилл постарался сделать всё возможное, чтобы уже на третий день состоялось долгожданное свидание Тамары Васильевны со своим сыном. По короткому пути от ворот до комнаты свиданий она так сильно волновалась, что Валентину приходилось беспрестанно её успокаивать. Даже тогда, когда они рядом с адвокатом сидели уже в комнате в ожидании появления Святослава, он постоянно повторял: «Не волнуйся, Тома! И ничего не бойся!»
И вот на пороге комнаты для свиданий, наконец, появился её сын – Святослав. В этом исхудалом, с осунувшимся лицом мужчине она вряд ли узнала бы своего сына, случись ей увидеть его в общем потоке людей. Святослав же, наоборот, лишь только взглянув на эту исстрадавшуюся за долгую жизнь пожилую женщину, мгновенно и безошибочно узнал в ней свою мать. В глубине его души таилась огромная любовь к ней. Несмотря на то, что именно она в одночасье перевела его жизнь в иную плоскость, он ни коим образом не считал её источником своих жизненных трудностей, и такое отношение к ней легко читалось сейчас в его взгляде на дорогого ему человека – маму. Уловив проскользнувшую на его лице еле заметную улыбку, Тамара Васильевна, ответила ему по-матерински доброй и нежной улыбкой и, слегка коснувшись его руки, наконец, дрожащим голосом вымолвила:
– Здравствуй, сыночек…
– Свят, прошлое не вернуть. Не обижай её. Мама у всех всегда только одна, – напутствовал по-отцовски Валентин, выходя вместе с Кириллом из комнаты, чтобы оставить мать и сына наедине.
Оставшись одни, они ещё долго смотрели друг на друга, не проронив ни единого слова. Из глаз Тамары Васильевны тихо катились слезы, а Святослав, держа мать за руки, время от времени поглаживал их, еле сдерживая эмоции, к чему приучила его суровость таёжной жизни.
– Почти тридцать лет тебя не видел, – наконец произнёс он.
– И во всём этом виновата только я. Не вини за это меня и не держи зла, – попросила у сына прощения мать.