Никос Белов
Судьбой приказано спастись
– Вот так, дорогой мой сын, и с человеком происходит. Растёт, совершенствуется незаметно с годами до поры своего цветения, то есть до молодости. А это, как и в окружающей нас природе – самая лучшая в жизни пора. Но вот незаметно настаёт другая пора. В природе это происходит по-своему. С наступлением заката солнце начинает незаметно убирать свои лучи, медленно погружая поляны, леса и всё в округе в темноту, а потом и оно само поглощается ночной темнотой. В природе человеческой же по другому всё происходит, но финал одинаков с природными явлениями: человек медленно угасает. Он стареет, уступая дорогу молодости. Одни стареют, другие молодеют. Таким образом, совершается вечная эстафета цветущей красоты молодости к печально угасающей старости, когда молодой цветущий организм постепенно дряхлеет, переходя в ненужность. Самое здесь главное, чтобы не терялись никогда к такому его состоянию любовь и уважение. Не забывай, что и ты когда-либо на закате лет будешь выглядеть таким, потому что все мы не вечны. Как мне хочется, Кузьма, чтобы ты всегда помнил об этом и не забывал, что любой пожилой человек, встреченный тобой на пути, когда-то был молод и красив. К сожалению, люди часто с брезгливым пренебрежением относятся к старикам, всем своим видом показывая им это. Помни всегда, Кузьма, одно в жизни – как ты отнесёшься к людям, так и они в ответ отнесутся к тебе. На добро всегда ответят добром, и помощь придет обязательно, и именно часто тогда, когда ты в ней будешь больше всего нуждаться. И тогда ты поймешь, что безвыходных ситуаций, если тебя окружают люди, не бывает. Такова, Кузьма, природа человеческих отношений.
Воспоминания об этом солнечном летнем дне из детства не дали угаснуть еле теплящемуся сейчас в душе Кузьмы огоньку надежды на то, что поиски отца завершаться успешно, а судьба непременно благосклонна к таким людям, как он, так как она, как справедливая владычица, безошибочно видит, кто чего стоит в жизни, и в нужный момент приходит на выручку.
Оказавшись за городом, Кузьма в очередной раз остановился и оглянулся, но… кругом никого… Только бесконечной вереницей мчались по шоссе машины. На протяжении всего времени передвижения, он часто внезапно останавливался и оглядывался кругом, так как в последнее время его не покидало ощущение, что рядом с ним находится постоянно нечто большое и тёплое. Но это «нечто» было по-прежнему не видимо его глазу. Присев от усталости у обочины и прикрыв лицо руками, он, не в силах больше сдерживать слёзы, тихо заплакал, но через уже минуту, поднявшись во весь рост и глядя в небо, в голос зарыдал, повторяя громко, почти выкрикивая: «Папа, папа…» Этот пронизывающий душу крик, напоминающий вой одинокого волка в степи, обращённый к небу, был похож на мольбу, обращенную к чему-то или к кому-то свыше.
В свои молодые годы Кузьма ничего не знал о Божьей воле и так же, как и Святослав не был глубоко верующим человеком, но часто в разговорах с сыном отец касался темы существования на небе кого-то свыше, кто слышит нас в радости и горе, чтобы однажды в нужный момент прийти на помощь. «Там наверху, в окружении этого всесильного, внимающего нашим просьбам, располагается много людских душ – это наши деды и прадеды, которые тоже видят и слышат, наблюдая за нами, как мы живем и помним ли мы их, – говорил Святослав. – Уважение предков и поклонение Всевышнему, – часто повторял отец, – одна из традиций очень многих народов. И они, эти традиции, роднят наши народы».
Будучи ребёнком Кузьма многого не понимал из разговоров на такие темы. Например, он не мог никак понять почему он – дитя Китая – должен помнить о тех, кто жил до него на его земле, а его папа – о своих родных на своей земле. Непонятными были для Кузьмы и рассказы папы об учении Конфуция, почитаемого на его Родине – в Китае. Святослав узнал об этом учении, прочтя много книг по философии, когда, будучи в заключении, искал ответы на мучивший его вопрос: что было первичным в природе? Учитывая детский возраст Кузьмы, Святослав не вдавался в подробности, рассказывая о трех главных канонах конфуцианства в китайских семьях – о почитании отца сыном, о преклонении подданного перед любым правителем и поклонении традициям своего народа, – но считал, что Кузьма, как сын государства китайского должен знать о них. Все эти каноны Святослав для сына объединил в одно – уважение к старшим и покорность роду своему. «При соблюдении этих правил, – любил повторять Святослав, – и к тебе в старости будет уважение». Все эти умные мысли, конечно, с трудом укладывались в детской голове, но тем не менее, помогали мальчику быстрее засыпать.
Лишь сейчас, в поисках отца, встречая на пути пожилых людей, которые помогали Кузьме из благодарности за добрые дела, парень смог убедиться в правоте папиных слов. «Наверное, – с улыбкой подумал как-то Кузьма, – то, что говорил папа перед сном, мне больше слышалось и запоминалось».
Размышляя на эту тему, Кузьма вдруг рассмеялся, вспомнив об одном забавном случае, рассказанном ему когда-то Святославом. Решив однажды накануне Троицы навестить своего соседа, приехавшего к своим родителям по случаю праздника, Святослав, подходя к их дому, услышал доносящиеся оттуда громкие голоса. Вбежав в дом, он, к своему удивлению, увидел следующую сцену: его товарищ, а вернее, друг детства, который работал в городе директором одного из крупных предприятий, а в молодости был одним из сильнейших боксёров в стране, стоял с опущенной головой перед отцом-стариком и принимал покорно от него удары ремнём по известному месту. Отец что есть мочи лупил сына, а тот, не сопротивляясь, приговаривал: «Хорошо, я сейчас принесу воды. Папа, не бей, больно!» Отец же в конце порки нравоучительно произнес: «Вот так-то! А то, все потом, да потом. Вода матери сейчас нужна. Ей к Троице столько всего надо ещё успеть сделать». Во время всей этой баталии старушка-мать, крутясь возле них, всеми силами старалась защитить сына, стуча своими сухими кулачками по мужу. Завершив «воспитательный» процесс и присев от усталости на табуретку отдышаться, он уверенно произнёс, обращаясь к своей жене: «Если бы я его по-другому воспитывал, он бы не стал уважаемым человеком и хорошим спортсменом». А потом, обняв по-отечески сына, сказал: «Ты прости меня старика…за такую любовь».
Побродив ещё некоторое время вдоль трассы, Кузьма заметил невдалеке небольшой, одиноко растущий куст, возле которого решил немного отдохнуть. Сидя в прохладе тени куста, парень смотрел на виднеющиеся вдали зелёные поля и улыбался, а весь его вид был полон абсолютной беззаботности. Вероятно, читатель удивился, поразившись перемене его настроения, ведь ещё некоторое время назад этот человек горько рыдал, не зная, что ему делать, а сейчас…
Одним предложением такую перемену настроения Кузьмы не объяснить. Важно сказать, что от самого человека она часто и не зависит, так как в состоянии эмоционального возбуждения, он, думая об одном, делает подчас совершенно другое. Вот и с Кузьмой, вероятно, происходило то же самое. После всех пережитых волнений он с удивлением обнаружил, как будто какая-то неведомая сила передвигает его ноги, унося его в неизвестность. Что-то подсказало ему, что именно сейчас не нужно сопротивляться воле судьбы, а просто сказать: «Будь, что будет…» И, зачастую, мы так же бессознательно, просто из-за какого-то любопытства следуем этой логике поведения.
Неожиданно нахлынувший душевный покой разлился по телу Кузьмы какой-то убаюкивающей лёгкостью и теплотой, отчего на миг он даже испугался своего состояния блаженства. Глядя на него со стороны в это время, можно было подумать, что парень медленно лишается рассудка. Не понимая до конца своё странное состояние, Кузьма с некоторым страхом в душе услышал как будто ниоткуда вещающий голос: «Да воздастся тебе за дела твои добрые, за муки и страдания твои, за печали твои. Скоро настанет твой час, и возрадуется душа твоя. Потерпи только немного. Слушай теперь только свою душу, и я выведу тебя скоро на нужную тебе тропу».
Прочитав про услышанные Кузьмой таинственные «голоса», многие, возможно, решат, что раз этому парню вдруг такое мерещиться, то… его место в больнице. Конечно, в этом есть доля правды, но в особые и очень редкие моменты такие «голоса» могут слышать даже абсолютно здоровые люди – в основном сильные духом и стойкие личности, например, первопроходцы на суше или на море, покоряющие стихию в одиночку. Если обычный человек в подобных ситуациях может сломаться, то такие «одиночки» всегда идут наперекор всему и исключительно до конца. Обычный человек, обессилев физически, сдаётся обстоятельствам и моментально погибает, так как, будучи слабым духом, теряет веру в своё спасение; сильному же духом человеку судьба всегда даёт шанс спастись – неведомые «голоса» призывают его встать и двигаться дальше к своей цели. И тогда, как бы ни было трудно, человек, наперекор трудностям, встаёт и продолжает идти даже в полном беспамятстве, слепо следуя советам этих «голосов», и получает спасение в жизни. Выйдя из критического состояния и вернувшись к обычной жизни, он, как на духу, признается, что ради детей или родных и близких ему людей его попросил вытерпеть нечеловеческие по своей трудности испытания чей-то «голос».
Про таких людей говорят, что они «обласканы судьбой». Наверное, этим обласканным судьбой человеком оказался и наш Кузьма. Попав из привычной тайги в совершенно чуждую для него среду, где не было никого из родных или хотя бы знакомых людей, как не было и элементарных условий для нормального существования, он, несмотря на своё крепкое здоровье, от недоедания и недавней болезни ослабел, а тяжкие думы истощили его нервную систему. Что ни говори, а жизнь впроголодь, без крыши над головой, а также ситуация тупика, забирающая ещё больше здоровья – не завидное положение. Единственным спасением для него в этом немилосердном периоде жизни оставалась твёрдая вера в то, что он обязательно найдёт отца. Вот и решило что-то свыше, посчитав, что он достоин поддержки, спасти его, подсказав через «голоса», как действовать дальше…
То в одном, то в другом направлении бесконечным потоком проносились в своём привычном скоростном режиме одна за другой машины мимо сидящего одиноко на обочине дороги Кузьмы. Среди этого нескончаемого, монотонного потока двигалась фура, водитель которой громко напевал песню. Проезжая мимо Кузьмы, он случайно взглянул в зеркало заднего вида и, заметив сидящего в одиночестве среди безлюдной местности «странника», в силу своего доброго характера решил притормозить и предложить свою помощь – мало ли что с человеком могло случиться. Выйдя из кабины, он направился к Кузьме и на ходу громко, преодолевая шум проносящихся мимо машин, обратился к нему:
– Эй, пехота! – а, подойдя поближе, в шутку предостерёг: – Не спи, замерзнешь.
В ответ Кузьма только лишь слабо улыбнулся.
– Бродишь-бродишь, как бездомный бродяга, не ведая куда податься? – спросил водитель, как будто не заметив молчаливость парня.
Кузьма улыбнулся вновь и, приподнявшись, утвердительно кивнул головой.
– Что, со скуки газеточку среди бескрайнего поля почитать решил? – спросил мужчина, увидев вышеупомянутое печатное издание в руках Кузьмы. – Или в жизненном тупике оказался и не знаешь, как быть и что делать?
В ответ на все вопросы Кузьма снова, но на этот раз многократно, закивал головой, продолжая при этом улыбаться. Не добившись никакого ясного ответа на свои вопросы, водитель предложил: – Ничего, в пути разберёмся вместе с твоей заботой. Вставай и, давай, садись ко мне в машину. Подвезу, куда тебе надо. А то так до ночи просидим… – скомандовал он и в знак уважения протянул Кузьме руку, приглашая в машину.
Заметив нерешительность парня, весёлый и говорливый водитель-крепыш, чтобы снять с парня неуверенность и неловкость при попытке залезть в машину, решил представиться:
– Меня друзья мои Сан Санычем зовут.
В ответ на это Кузьма широко улыбнулся, но по-прежнему оставался стоять без движения у двери кабины, с подозрением рассматривая её.
– Влезай, чего стоишь и не влезаешь? А, может, ты машины ещё такой никогда не видел и не знаешь ещё, как её седлать? – удивился Сан Саныч. – Если это так, то не беда. Вмиг исправим. Берись давай вот за эту ручку, а потом смело наступай на эту вот ступеньку, – активно стал подсказывать хозяин фуры.
Забравшись, наконец, с помощью Сан Саныча в кабину, Кузьма начал удивлённо оглядываться, дивясь звуковыми восклицаниями интерьеру кабины. Переглянувшись, они улыбнулись друг другу и машина тронулась с места. Сан Саныч сразу заметил, что парень хоть и радостно улыбается, но взгляд у него почему-то отчаянно грустный, да и глаза блестят совсем не от радости, а от еле сдерживаемых слёз.
– Я таких, как ты, интересных и необыкновенных, ещё не встречал в своей жизни «колесной», – признался Сан Саныч, решив создать атмосферу дружеской беседы, – и это, – продолжил он, – может быть, очень хорошо. Потому что, видишь ли, мне приходиться всяких людей в дороге «подбирать». Разные попадаются пассажиры… Весёлые, говорливые, как я, и молчаливые, как ты… А бывают ещё иногда такие пассажиры, что сразу в момент начинаешь тупеть от глупости, которую они без умолку начинают молоть. Ты не подумай, что я болтун. Понимаешь, на моем месте и ты такой стал бы. Знаешь, как иногда нам, дальнобойщикам, хочется с кем-то перекинуться хоть словечком? За тридцать с лишним лет, что сижу я за «баранкой», от дорожной тоски так иногда хочется завыть как волк или, как медведь, зарычать, – пожаловался Сан Саныч.
В ответ Кузьма улыбнулся и, чтобы поддержать такой настрой беседы, неожиданно громко и протяжно по-медвежьи в сторону водителя зарычал. Тот, явно не ожидая такой ответной реакции своего молчаливого пассажира, резко отпрянул от него, потеряв даже на короткое время контроль над машиной. Придя, наконец, в себя, он лишь шёпотом смог вымолвить:
– Эй, парень, ты кто?
В ответ Кузьма продолжал улыбаться, издавая по-прежнему медвежьи звуки –теперь уже не очень громко.
– Ты, это… Человек или этот… Хотя, что я говорю… На тебе ведь шкуры нет ихней… – потрогав потом осторожно Кузьму и убедившись, что тот всего лишь пошутил, Сан Саныч пожал ему руку и после паузы решил признаться ему: – Ты знаешь, я чуть не описался от твоего рычания. А может и описался уже, – сказав это, он резко замолчал, а потом так же резко и неожиданно начал хохотать. Кузьма, подражая ему, с ребяческим азартом тоже начал хохотать. И вот два совсем до недавнего времени незнакомых человека, словно давние друзья, радостно смеялись, прервавшись только однажды, когда Сан Саныч попросил:
– Научишь рычать?
В ответ Кузьма кивнул и опять засмеялся: вначале, как человек, а потом постарался это сделать уже по-медвежьи.
– Тогда все путём, парень. Ты молодец, оказывается! Хотя ты мне вначале показался… Нет, не плохим… А каким-то не от мира сего. Плохих всяких я на ходу сразу узнаю. А что касается же бандитов – я чую их по запаху, – сделав небольшую паузу, он искоса взглянул на парня, продолжая: – Не понимаю я нелюдей, которые убивают просто ради какого-то своего удовольствия. Я, парень, конечно, не Господь Бог, но на его бы месте отсылал всех таких на какой-нибудь пустынный остров, чтобы они медленно и с муками там гнили. Как жаль, что от таких извергов страдают в основном хорошие люди. Кстати, в городе ищут группу маньяков. Пока, конечно, ещё их не нашли, но, надеюсь, их поймают. Фотка их главаря где надо уже висит, – растягивая слова, сказал Сан Саныч, снова незаметно поглядывая на Кузьму. – Кстати, на этом фото он очень чем-то на тебя смахивает, а может, ты на него. Хотя, что я долдоню об этом. Мало ли на свете похожих людей бывает. А может, слушая мою брехню, ты есть захотел? – спохватился Сан Саныч, ругая себя, что не спросил об этом раньше. – Угадал? Тогда, давай остановимся за постом ГАИ и там спокойно поедим. Согласен? Если киваешь, значит согласен. А хотя, знаешь, я думаю, давай пока с остановкой немного повременим. Мало ли какие проверки «гаишники» будут делать. Поэтому предлагаю пока возле них не останавливаться, а лучше на ходу мы с тобой поедим, – вдруг передумал водитель.
– Давай, бери из пакета еду и ешь, не стесняйся, – Сан Саныч протянул Кузьме пакет. – Знаешь, улыбка у тебя задушевная, – задумчиво произнес он. – Бывают песни задушевные, а у тебя – улыбка. Глядя на тебя, хочется радоваться жизни. Но, вот беда, когда ты улыбаешься, у тебя в глазах какая-то грусть заметна. Видимо, ой, как в жизни досталось тебе. Ты не обижайся на меня, что так по косточкам тебя разбираю. Я ведь это говорю, а сам думаю, как тебе помочь. А вот, кстати, и песня про шальную жизнь начинается, – заметил водитель, когда по радио зазвучал «Эскадрон» Олега Газманова. – Ты послушай, как хорошо поёт…
Водитель начал подпевать, но вскоре оборвал себя на полуслове.
– Концерт отменяется, кушанье тоже прекращается – доедим потом. Пока тебя в машине не заметили, залезай назад, ложись, накройся одеялом и притворись спящим. Не дай Бог документы решат проверить, а у тебя, по всей видимости, их нет. Заподозрят неизвестно в чем. Я, как чувствовал, что проверка будет…
Через некоторое время машину остановили, и подошедший сотрудник ГАИ попросил предъявить документы.
– Что, опять кого-то ловим? – полюбопытствовал Сан Саныч, показывая водительское удостоверение.
– Жизнь у нас такая, – устало проговорил гаишник.
– Не завидую.
– А там кто спит? – спросил патрульный, указывая на Кузьму.
– Пашка, мой сменщик, отдыхает, да и зуб у него болит. Боль, слава Богу, немного отошла, вот он и заснул, бедолага.
– Зубная боль – это… – согласился гаишник.
– Мука адская, – подхватил водитель.
– Ну ладно – счастливого пути! – услышал вслед Сан Саныч, поспешивший скорее покинуть пост дорожной инспекции, пока ничего не заподозрили.
Лежавший сзади Кузьма слушал этот разговор и думал о том, как ему повезло, что его подобрал именно этот водитель, и случилось это именно тогда, когда он как никогда нуждался в помощи.
Машина двинулась дальше. Проехав около десяти минут, водитель остановил фуру на обочине трассы, дотронулся до плеча Кузьмы и проговорил:
– Вставай, пехота! Вот теперь давай спокойненько поедим. Опять ты вцепился в эту газету, – незлобно проворчал Сан Саныч. – Это что, «Известия»? Ты эту газету очень обожаешь или кого-то в ней узнал?
В ответ Кузьма радостно улыбнулся и кивнул головой, но водитель, отвлёкшись, этого не заметил. Они молча поели, попили, убрали за собой мусор и тронулись в путь.
– Ну что, едем дальше! Если хочешь поспать, то поспи, а я музыку послушаю. – В ответ Кузьма отрицательно покачал головой. – Знаешь, видать, ты хороший парень, и я хочу тебе помочь, но пока не придумал как. Я только одного не могу понять, что ты мог такого натворить, чтобы тебя искали. Твоя фотография висит на привокзальных стендах – там ещё надпись: «Их разыскивает милиция»… Но я тебя не выдам, – задумчиво сказал водитель.
Искоса поглядывая на Кузьму, он своим опытным взглядом бывалого человека, определил, что этот странный с виду парень – совсем ещё дитя, и для него все эти разговоры о маньяках, видимо, совсем пустой звук, ведь когда Сан Саныч говорил о маньяках и убийцах, парень даже бровью не повел. «Либо он не знает, что это такое, либо ни в чём не виновен», – подумал водитель и посмотрел на Кузьму, соображая, как сможет ему помочь.
– Слушай! – воскликнул Сан Саныч, оживившись от внезапно пришедшей в его голову идеи. – Давай поступим так. Пока мы ехали, ты все время смотрел на фотографию в газете, значит, как я думаю, тебе дорог этот человек. Тот журналист, который написал о нём, вероятно, с ним встречался. Выходит, нам надо встретиться с этим журналистом, поговорить и выяснить, кто на этом фото. Но так как ты немой, то говорить буду я. Идёт? Давай-ка посмотрим, кто написал эту статью, – Сан Саныч прищурил взгляд, всматриваясь в мелкий шрифт, – Суваркина Галина. Значит, будем искать эту симпатичную женщину, потому что все женщины симпатичные. Стало быть, надо отправляться в редакцию «Известий», – подвёл к итогу рассуждений Сан Саныч.
Оставив фуру на стоянке, они сели в маршрутное такси, потом пересели на метро и так добрались до здания, где и должна была находиться редакция. У входа водитель показал Кузьме рукой, чтобы тот ждал его на улице, а сам прошёл внутрь.
Спустя некоторое время Сан Саныч вернулся, но не один, а с какой-то женщиной. Она посмотрела на Кузьму и проговорила:
– Ну что, мужчины, поехали? Раз я вам очень нужна, то поговорим по этому вопросу лучше у меня дома.
Они сели в такси и отправились в гости. Когда входили в квартиру, дверь соседней квартиры приоткрылась, и из-за неё выглянул пожилой мужчина. Увидев соседку с двумя неизвестными, он закрыл дверь и тут же позвонил в милицию.
– Милиция, я только что видел свою соседку. У неё почему-то лицо было взволнованное, а рядом с ней вплотную стояли двое незнакомцев. Они вошли быстро все к ней в квартиру. Один из мужиков – не русский, и он всё время как-то подозрительно кругом оглядывался, – доложил услужливо «неравнодушный» сосед. – Может, это террористы? Мой адрес? Записывайте…
Войдя в квартиру, Галина Михайловна предложила гостям пройти в комнату и присесть.
– Извините, что я говорю вместо него. Я уже рассказывал вам, что он немой или не умеет на русском говорить, тем более, что похож, вроде, на восточного человека, – начал разговор Сан Саныч. – Я его совсем не знаю, но хорошо понял за время, пока мы ехали с ним вместе. Он, мне кажется, порядочный парень и не может совершить всё то, что про него пишут. Понимаете, пока мы ехали, он почти всё время смотрел на фото в вашей газете, чуть не плача. Прочитав, кто написал статью про этого человека мы и направились в вам лично. И вот нашли Вас, – как на духу выпалил всё Сан Саныч.
– А кем он приходится мужчине на фотографии? – спросила Галина Михайловна. – Не знаете?
– Нет, не знаю. Родственных связей вроде не видно. Тот в вашей газете русский, а этот смахивает, вроде, на китайца, поэтому объяснить, кем они друг другу приходятся, может только этот мужчина. Вы сможете нам помочь найти его? – спросил Сан Саныч.
– Да, я виделась с ним.
При этих словах Кузьма встал со стула и радостно посмотрел на женщину. В этот момент из кухни донеслась мелодия «Прощание славянки» – её передавали по радио. Кузьма отправился туда. Проходя мимо другой комнаты, он заметил лежащую на диване гитару. Аккуратно взяв инструмент в руки, он тут же стал пробовать подыгрывать. Через несколько секунд он мог уже наигрывал эту красивую мелодию, удивив этим журналистку и Сан Саныча, но неожиданно раздался звонок в квартиру. Хозяйка приоткрыла дверь и, к своему удивлению, увидела милиционера и своего соседа-старика. С разрешения хозяйки они вошли. Кузьма продолжал играть на гитаре и так увлёкся, что ничего кругом не замечал. Этот красивый марш всегда нравился его отцу, поэтому парень играл с улыбкой.
Закончив игру, Кузьма, не шевелясь, сидел, задумавшись об отце, но его мысли прервал голос милиционера.
– Я понимаю, что после такой красивой игры я встреваю некстати, но поступил сигнал, что в квартире подозрительные лица и я был вынужден принять меры, – сказал милиционер, извиняясь перед хозяйкой.
– Я – журналист, и ни с какими подозрительными людьми дел не имею, – строго ответила ему женщина.
– Должность обязывает меня проверить их документы, – вновь сказал милиционер.
– Товарищ начальник, я вёз его в машине и видел, как он, купаясь в водоёме, утопил случайно документы. Я тоже тогда купался, но документы у меня в тот момент в машине были, – пытался всеми правдами и неправдами защитить парня Сан Саныч.
– Разберёмся, – сухо сказал милиционер. – Молодой человек, пожалуйста, предъявите ваши документы, – обратился милиционер к Кузьме, но, немного погодя, вынужден был недоумённо спросить: – Чего он так уставился на меня и улыбается в ответ?
– Он немой, – объяснила журналистка.
– А вам, женщина, кем он приходится?
– Он – мой родственник, – глядя на Кузьму, произнесла Галина Михайловна.
– Если у него нет при себе документов, то я вынужден доставить его в участок для установления личности. Но вы не беспокойтесь, после небольшой проверки мы отпустим вашего родственника, – успокоил милиционер журналистку.
– Я так просто этого не оставлю! – заявила женщина и решительно добавила: – Я иду с ним!
– Товарищ начальник, не забирайте парня, – пытаясь повернуть вспять ход событий, вступился водитель, но страж порядка был неумолим:
– Я всё и всех понимаю, но по долгу своей службы я обязан реагировать всегда на любые сигналы о посторонних людях на моём участке и принимать незамедлительно соответствующие меры.
– Парень, спасибо тебе за компанию, – искренне поблагодарил Кузьму Сан Саныч, – Извини, что не смог до конца тебе помочь, а сейчас мне надо дальше ехать: работа ждет. Надейся на лучшее! – попрощался Сан Саныч, окончательно поняв, что с таким «служивым» милиционером бесполезно говорить по-свойски и по душам.
Глава 14
Исповедальный разговор
Слегка волнуясь в ожидании Святослава, в комнате для свиданий сидели Валентин и адвокат Кирилл. Через некоторое время привели Святослава. Несмотря на своё не очень хорошее самочувствие, он улыбался.
– Что, живот болит? – сочувственно поинтересовался Валентин, видя, что Святослав приложил руку ладонью к своему животу.
– Немного побаливает. Видимо, вчера что-то не то съел.
– А в медпункте был? – спросил Валентин.
– Ещё не успел.
– Понятно. Ну, а так, вообще, живёшь как? – поинтересовался Валентин Николаевич.
– Вроде бы всё пока идет без потрясений. Старый наш с тобой общий знакомый, спасибо ему, не дает мне скучать и киснуть. Представляешь, Бор Борыч со мной в одной камере здесь оказался, – поделился обрадованно Святослав.
– Хы-хы-хы! Ну, Борыч – наш великий русский комбинатор. До сих пор, видимо, не может никак мимо чужого кошелька пройти! – засмеялся Валентин.
– Зато о тебе с такими восклицаниями говорит, что готов, окажись с ним ты сейчас, тебе в ноги упасть, распластавшись, – восторженно пояснил Святослав.
– Рад это слышать. Понимаешь, если к нему хорошенько приглядеться, он, в общем, мужик неплохой. Если бы ему хоть чуточку ума правильного побольше, то и жизнь сложилась бы у него совсем по-другому, – серьёзно заметил Валентин Николаевич.
– Да… Это правда…в этом я согласен с тобой… Но теперь я хочу поговорить об одном деле с тобой. У меня, Николаич, к тебе есть одна особая и деликатная просьба. Мне хочется черкануть пару строк одному важному господину и дать ему это прочитать. Поможешь?
– Это ты, вероятно, так из-за своей скромности через меня к адвокату с такой просьбой решил обратиться, раз уставился на него как-то странновато, – заметил Валентин. – Кстати, я забыл вас представить, как говориться. Знакомьтесь. Свят, ему ты можешь говорить всё, что накопилось на душе, даже … и больше.
– В таком случае эта просьба к вам двоим вместе будет адресована. Так как без адвоката, то есть без особых связей, вряд ли у тебя одного получится. Потому что этот человек, кому я хочу написать, очень высоко сидит. Слишком высоко…
– Не выше же самого Бога? – уточнил Валентин Николаевич.
– Да нет, конечно. Видишь ли, Валя, ещё до того, как Фёдор трагически погиб в тайге при пожаре, он по моей просьбе кое-что разузнал о семье мальчика-китайца, собрав всю информацию о катастрофе из печати и, конечно, у своих знакомых многое поспрашивал об этом случае. Одним из таких знакомых был высокопоставленный чиновник. Тот любил приезжать в тайгу иногда поохотиться и был как-то особенно дружен с твоим братом Фёдором. Тогда, когда случилась та авиакатастрофа, более двадцати лет назад произошедшая, его этот знакомый чиновник работал в обкоме партии в одной из областей Сибири и вот он-то много, оказалось, чего знал об этой семье. Через некоторое время после этого случая этот чиновник, Константин Васильевич его зовут, перебравшись потом на службу в Москву, не один раз встречался с представителями Посольства Китая уже в Москве. Как-то раз, как рассказывал мне Фёдор, в ходе очередного совместного культурного мероприятия Китая с нашей страной Константин Васильевич и попытался в ходе дружеской беседы с послом Китая узнать подробнее о той трагедии. Но к этому моменту, когда тот чиновник кое-что выяснил, Фёдора уже не стало. И поэтому всё это он рассказал мне, зная, что я и Фёдор были очень дружны и что никогда ничего не утаивали друг от друга и жили втроём в тайге, в общем, как одна семья. От него-то я тогда и узнал о той семье и о после Китая в России. Так уж вышло, что тот, с кем разговаривал Константин Васильевич, оказывается, и был родной отец ребёнка. Только на момент той трагедии он ещё не был послом, а просто служил при китайском посольстве. Обо всём этом Константин Васильевич рассказал мне в тайге, куда и после смерти Фёдора он по возможности прилетал, и теперь навещал уже меня в таёжном охотничьем домике. Как-то в один из вечеров во время нашего разговора он по-соседски разговорился и в подробностях рассказал, как подружился с Фёдором, и о чём они часто любили беседовать.
Кирилл и Валентин Николаевич внимательно слушали Святослава, стараясь не перебивать его даже дыханием. Только изредка они удивлённо переглядывались друг с другом, под впечатлением подробностей этого рассказа.
– Тогда же я узнал от него, что того мальчика, их сына, звали Ку Цзыма.
После недолгой паузы Святослав в задумчивости продолжил:
– Сначала, по словам того чиновника, отец мальчика, Ку Шанюан, работал в консульстве в Хабаровске, а потом, когда пошёл на повышение – его отправили в Москву. Туда сначала он прилетел один. Жена его с сыном должны были прибыть туда самолётом позже, где-то через день. Но после того злополучного полета в их семью пришло горе…
Фёдор однажды как-то признался мне, что, благодаря именно Константину Васильевичу и его личному примеру, он стал на кое-какие вещи смотреть совсем по-другому. В особенности это касается вопроса об охотниках. Чиновник ему однажды сказал, что он плохой охотник, потому что не любит охотиться на животных. Не может, говорит, так вот, от нечего делать, их убивать. Как бывший фронтовик, он признался, что после войны не любит вообще любое убийство. Хватит, говорит, и фронта. Однажды даже высказался Фёдору об охотниках так: «Я бы таким героям – горе-охотникам посоветовал, прежде, чем решиться нажать на курок, представить себе такую на миг ситуацию: в выходной солнечный день вы со своей семьёй вместе вышли погулять, и вдруг кто-то втихаря из-за угла трусливо выстрелом убивает одного из вашей членов семьи, принося ей огромное горе. Тогда, может, они подумают, наконец, что убивая из-за куста одного из семейства зверей, они ведь тоже приносят трагедию в их семейство. Некоторые, конечно, скажут, что это ведь всего лишь звери, на которых можно охотиться и убивать. Но при этом не надо никогда в таких суждениях забывать, что мы все одинаково едины перед Богом. Как ни странно, но часто звери оказываются порядочнее нас, а люди, к нашему печальному признанию, порою, подобны зверям, а иногда даже и хуже, что очень печально для нас, называющих себя часто гуманными, в отличие от животных, существами. А если уж этим охотникам так не терпится пострелять, то пусть идут лучше в тир и там вдоволь наслаждаются своим мастерством. А вообще, если честно, я бы хотел, чтобы хотя бы однажды они встретились лицом к лицу со смертью. После этого у них бы изменилось отношение ко всем живым существам, и им стало бы жалко убивать просто так».