Настасья Дар
Стан золотой крови
ГЛАВА 7
С каждым шагом дышать мне становилось все труднее. Легкие разрывало от кашля, а тело бил нехилый озноб. Но я молча шла вперед, лишь сильнее стиснув зубы.
На середине пути Хану уже пришлось поддерживать меня под локоть, а когда до входа в лагерь осталось не более ста метров, он и вовсе подхватил меня на руки.
Взбрыкнув, я попыталась спрыгнуть на землю, но парень лишь крепче прижал меня к своему телу.
– Прекрати дергаться! Если мы в ближайшее время не окажемся в лагере, то рискуем попасть под настоящий водопад. На небо посмотри!
Вскинув голову, я поняла, что Хан прав. Прямо над нашей головой зависли рваные черные облака, сквозь которые пробивались короткие вспышки молний, сопровождающиеся громовыми раскатами.
– Вот и молодец. Лучше держись крепче, вдруг бежать придется, – произнес он, заметив, что я перестала брыкаться.
Сдавшись, я прислонила голову к мужскому плечу, и устало прикрыла глаза, прислушиваясь к размеренному стуку сердца Хана.
Когда мы оказались у столбов, парень поставил меня на землю, и вытащил из под камня, лежащего рядом, уже знакомую веревку и фляжку. Совершив все нужные манипуляции, он снова поднял меня на руки, и шагнул в арку.
С другой стороны столбов нас уже ждали…
– Какого черта происходит, Хан! – накинулся на парня Глеб, как только мы вошли, – Где вы вообще были?!
– Уймись! Не до тебя сейчас. Ей нужна помощь.
Обратив внимание на мой болезненный вид, Глеб тут-же забыл про Хана, и приблизившись, прижал свою ладонь сначала к моей щеке, а потом ко лбу.
– Великие духи, да она же вся горит!
– А я о чем! – раздраженно воскликнул Хан, – Пропусти.
–Давай я отнесу ее в юрту, – тут-же предложил Глеб, пытаясь забрать меня у своего приятеля.
– Нет! – резко ответил Хан, сделав шаг назад, – Я сам. Принеси лучше таз с горячей водой, спирт и несколько полотенец.
Глеб нахмурился, озадаченный странным поведением друга, но ничего не сказал. Кинув на меня еще один обеспокоенный взгляд, он сделал шаг в сторону, пропуская нас вперед. Я все это время молчала, понимая, что если произнесу хоть слово, то тут-же зайдусь кашлем.
Хан отнес меня в юрту. Только вот почему-то не в мою…
– Побудешь пока у меня. Чтобы не перетаскивать к тебе все запасы трав и лекарств.
Судя по решительному настрою парня, сопротивляться смысла не было, поэтому я молча позволила уложить себя на широкую двуспальную постель, скрытую за темно-бордовой шторой.
Укрыв меня до подбородка теплым вязаным пледом из коричневой шерсти, Хан сказал:
– Отдыхай пока. Мне нужно сходить к Дархану и приготовить отвар.
Парень вышел, задернув за собой шторку, и я, свернувшись калачиком, залезла под плед с головой. Морозило меня нещадно.
Не знаю сколько прошло времени, но к тому моменту как дверь снова хлопнула, я успела задремать. Услышав легкие шаги, поняла, что они не похожи на тяжелую уверенную поступь Хана, и затаилась под одеялом. Кого там еще принесло? Надеюсь это не Лейла…
Шаги приблизились к кровати, и я замерла, молясь о том, чтобы не случился очередной приступ кашля. Через мгновение плед слетел с моей головы, и я увидела над собой лицо Глеба.
С облегчением выдохнув, бросила на парня гневный взгляд, и прохрипела:
– Ты напугал меня! Крадешься будто вор.
Глеб присел на краешек кровати, и опустив взгляд на свои сцепленные в замок руки, мрачно спросил:
– Что происходит между вами с Ханом? Он приставал к тебе?
– Что? – опешила я, – Ты о чем? Нет конечно! Просто я решила уйти из лагеря, и вернуться домой. По пути попала в ливень, и застряла в какой-то пещере, подхватив простуду! Хан заметил мое исчезновение, и отправился искать, после отвел обратно в лагерь. Вот и все, – периодически прерываясь на кашель, пояснила я, – С чего я вообще оправдываюсь, Глеб?
Парень кинул взгляд на дверь, и понизив голос, ответил:
– Послушай. Не связывайся с Ханом. Думаешь ты единственная девчонка в лагере, которой он запал в душу? Поверь, этот парень не ценит ничьи чувства. Бедная Лейла за ним хвостом ходит уже несколько лет, в любви признается. А ему плевать! Делает вид, что не замечает этого! Мог хотя бы объяснить девчонке, что ей ничего не светит, а не давать ложных надежд.
Услышав этот бред, я не сдержавшись, рассмеялась. Правда смех тут-же перешел в надсадное покашливание. Кое-как успокоив легкие, я просипела:
– Ты издеваешься? Это полнейший идиотизм, Глеб! Что вообще на тебя нашло?
– А ты не понимаешь? – прищурившись, спросил он, схватив мою ладонь, – Разве не видишь, что…
Фразу прервало появление в дверях Хана, который увидев приятеля около своей постели, не особо то и обрадовался. Заметив его взгляд, направленный на наши с Глебом соединенные руки, я тут-же отдернула ладонь.
Хан дернул бровью, но не стал акцентировать внимание на моем движении.
– Принес то, что я просил? – безэмоционально поинтересовался он, отставляя на столике у входа металлический разнос с какими-то склянками и баночками.
– Да. Все стоит на комоде. Я наверное лучше пойду…
На меня Глеб больше оглядываться не стал, и молча направился к выходу. У дверей его остановил Хан, положив руку на плечо.
– Чуть не забыл. Каре нужно будет отдыхать, скажи чтобы нас не беспокоили.
Глеб обжег его гневным взглядом, но так и не произнеся ничего, вышел наружу, громко хлопнув дверью.
Хан же приблизился к моей постели, и потрогав лоб, как ни в чем не бывало, спросил:
– Ну что, как ты себя чувствуешь? Удалось немного поспать?
Глядя на него до предела расширенными глазами, я вкрадчиво поинтересовалась:
– Ты издеваешься? Вы что оба надо мной издеваетесь?! Какого черта происходит? Сначала врывается Глеб, заявляя чтобы я не смела в тебя влюбляться, потому что ты чурбан бессердечный, потом ты откровенно пытаешься его задеть! Какая кошка между вами пробежала?
Хан усмехнулся.
– Как это какая? Одна наглая рыжая кошка. Ты что действительно не понимаешь в чем дело? – в ответ на его вопрос я недоуменно пожала плечами, – Да Глеб просто ревнует тебя. Удивительно, что ты не поняла, как сильно ему понравилась. Но только есть один нюанс. В лагере запрещены любовные взаимоотношения между учениками. Потому я так и отреагировал. Чтобы парень вспомнил, что должен держать себя в руках.
– Нравлюсь?! Я?! Ты смеешься, что ли? – я посмотрела на Хана как на умственно отсталого, – Кому в здравом уме может понравиться такая как я?
Да ну, это бред какой-то… Хан явно ошибся.
– На каждый товар найдется свой купец, – философски изрек он.
– А почему в лагере запрещены отношения? – спросила я, отмахнувшись от его последней фразы.
Поправив на мне съехавший плед, он пояснил:
– Ну, во первых – это мешает учебе. Все эти ссоры, излишние эмоции… Ну и конечно шанс нежелательной беременности. Думаешь нам с Дарханом нужна вся эта головная боль?
– Ну, да… Логично, – тихо согласилась я.
– Все! Хватит разглагольствовать – давай лечиться.
Хан вернулся к двери, и принес к кровати небольшой деревянный таз с горячей водой, от которого исходил пар. Поставив его на тумбочку, он смочил в воде полотенце, и аккуратно провел им по-моему лицу и ладоням, стирая пыль и грязь пещеры. Потом принес кружку с каким-то настоем, и заставил выпить до дна. Вкус у отвара был ужасный – горько-кислый, с каким-то пыльным привкусом.
После настоя в ход пошел градусник и таблетки. Закончилось все тем, что Хан притащил мне одну из своих футболок, пытаясь заставить переодеться.
– Ну же, рыжая! Не веди себя как ребенок. Твоя одежда пропиталась сыростью. К тому-же на грудь и спину нужно будет приложить компресс.
– Ладно, ладно! – сдалась я, – Я переоденусь. Отвернись только…
Парень не стал отворачиваться, а вместо этого просто вышел за штору, задернув ее за собой.
Прямо под одеялом стянув с себя одежду, я быстро натянула на тело большую белую мужскую футболку. Из моих вещей на теле остался лишь небольшой клочок черной хлопковой ткани на бедрах. Бюстгальтер я еще в первый день пребывания в лагере постирала и оставила сушиться, решив, что под объемной рубашкой все равно никто не заметит отсутствия этого элемента одежды. Да и если уж быть честной, выпирать там особо и нечему.
Сложив вещи стопкой, убрала их на другой конец кровати, и вновь по шею закуталась в плед.
– Все. Можешь возвращаться.
Атласная ткань распахнулась, и у кровати вновь появился Хан. Сейчас в его руках был небольшой глиняный горшочек и белая марлевка, сложенная в несколько слоев.
– Умница. Теперь компресс.
Парень присел на кровать, и разорвал марлевую ткань на два куска. После поочередно разложил эти отрезы на прикроватной тумбе, и смазал содержимым горшочка.
– Что это такое? – поинтересовалась я, глядя на странную тягучую смесь.
– Мед, спирт и несколько видов масел. Нужно наложить компресс на тело спереди и сзади. С грудью справишься сама, а со спиной тебе помогу я, – подхватив один из отрезов ткани, Хан встал, приказав, – Давай, ложись на живот, и подними футболку как можно выше.
Сообразив, что парень сейчас снова может увидеть меня с самой худшей стороны, я, прижав плед к груди, жалобно заканючила:
– Может не надо? Я не так уж и плохо себя чувствую! Уверена что хватит таблеток и отвара.
Вразрез этим словам из моей груди вырвался кошмарный лающий кашель. Хан, глядя на это, высоко вздернул черные брови, и свободной рукой выдернул из моих сжатых ладоней покрывало, спустив его до живота.
Страдальчески застонав, я все же перевернулась, задрав футболку до середины спины. Позади раздался раздраженный вздох вперемешку с тихим ругательством, и ткань футболки взлетела почти до затылка.
– Будешь возмущаться, вообще сниму! – предостерег меня Хан.
Впившись зубами в подушку, и сгорая от стыда и смущения, я молча стала ждать, когда он закончит с компрессом. Через пару минут моя спина оказалась накрыта марлевкой, пропитанной медовой смесью, а сверху заизолирована пищевой пленкой. На этом экзекуция была окончена.
– Готово. Точно сможешь сама наложить компресс на грудь? – уточнил Хан.
Одернув футболку вниз, я аккуратно перевернулась, и молча кивнула, пытаясь скрыть раскрасневшееся лицо под прядями волос.
Парень еще с минуту постоял у кровати, бездумно глядя в стену, а потом выдал:
– Я скажу, а ты постарайся это запомнить и принять. Твои шрамы не делают тебя хуже или некрасивее. Это просто одна из твоих особенностей, как родинки или веснушки. Люди негативно воспринимают твою внешность лишь потому что ты позволяешь им это делать, сама воспринимая свои ожоги как изъян или уродство. Носи их с гордо поднятой головой, и тогда поверь, станешь для всех вокруг намного красивее обычных девушек. Глеб разглядел это, и остальные увидят, когда ты сделаешь эту особенность своим достоинством.
Сказав это, Хан просто развернулся и ушел. А я осталась наедине с собой, растерянная и озадаченная его словами…
Я никогда не думала о том, что могу быть красивой или хотя бы симпатичной. Мне всегда казалось, что ожоги на всю оставшуюся жизнь сделали меня уродом в глазах остальных людей. И если честно говорить, то Хан прав. Сама я тоже считала себя пугалом.
Когда была маленькая, люди не раз страшали мной своих детей, говоря, что если они не будут слушаться, то станут такими же как я. Если каждый божий день будешь находить подтверждение своему уродству в словах других людей, то неизменно поверишь в это…
Детство закончилось. Я научилась жить с человеческим бездушием и жестокостью, но та боль и комплексы, что засели глубоко внутри, никогда не позволят мне чувствовать себя такой же, как обычные люди
Может быть в словах Хана и есть зерно правды, но проблема в том, что меня уже не переделать. Если я даже поверю в то, что по настоящему нравлюсь Глебу, то все равно никогда не смогу подпустить его к себе близко… Мое тело – это мой вечный крест.
Услышав за дверью юрты шаги, я быстро стерла с уголков глаз накатившие слезы, и приняла как можно более спокойный вид.
Деревянная створка распахнулась, и в дверном проеме показался Хан, пятящийся спиной через порог. Когда он обернулся, мне стали понятны его странные телодвижения. В руках парень держал просто гигантский разнос с едой.
– Надеюсь ты проголодалась, потому что обратно я это все точно не потащу!
Тихо рассмеявшись, я успокоила его:
– Голодна как волк, и даже готова после того как смету все что есть на этом разносе, еще и тобой закусить.
Парень усмехнулся, аккуратно ставя свою ношу на прикроватную тумбочку.
– Ну, такой десерт как я, нужно еще заслужить, рыжая, – на его губах сверкнула хитрая улыбка.
Цокнув языком и закатив глаза, я подхватила с разноса еще теплую булочку, и с блаженным стоном откусила от нее приличный кусок.
– Боже, как вкусно! – произнесла с набитым ртом.
Хан опустился на постель рядом со мной, и приподняв подушку, помог привстать.
– Хороший аппетит – это верный признак быстрого выздоровления, – сказал он, ставя мне на колени тарелку, наполненную чем-то вроде плова.
Себе парень тоже взял порцию, и с удовольствием начал поглощать ее. После плова на покрывало перекочевал легкий овощной салат и булочки с теплым молоком.
Разделавшись с едой, мы оба тяжело привалились к ставнику кровати, не в силах даже пошевелиться.
–Почему ты сказал мне те слова? Про ожоги и все такое…
Хан неоднозначно пожал плечами.
–Не знаю. Просто стараюсь всегда говорить то, что думаю. Ну, и мне просто кажется, что так нельзя жить. Ты же никого не подпускаешь к себе. Спряталась как черепаха в свой панцирь из недоверия, и кусаешь всех, кто пытается приблизиться.
Грустно усмехнувшись, я сказала:
–Видимо такова моя судьба. Быть отшельницей. Вот научусь управлять даром, и поселюсь в какой-нибудь избушке в лесу. Стану местной бабой ягой!
Оперевшись на ладонь, парень привстал, и нахмурившись, серьезно произнес:
–Это не смешно, рыжая. Какой смысл так бездарно тратить свою жизнь? Людям и так отведено ничтожно мало… Станешь взрослее, твое мнение изменится, поверь. Захочешь семью, детей. Чтобы просто кто-то был рядом… Невозможно все время быть одному, иначе начнешь сходить с ума…
Хан говорил это с затаенной горечью в голосе, так как будто это было ему знакомо…
–А ты? Почему ты до сих пор один? – осторожно поинтересовалась я, – Глеб сказал, что многие девчонки в лагере были влюблены в тебя. Да взять даже Лейлу, она же просто красавица, и ходит за тобой по пятам.
– Со мной не все так просто, Кара, – парень поджал губы, и свел брови на переносице, – Я не тот человек, с которым получится построить нормальные отношения. Я нужен здесь, отцу. Но это не значит, что я мечтаю провести свою жизнь в одиночестве. Просто не хочу портить судьбу той женщине, которая осмелится меня полюбить…
– Знаешь… Для твоего возраста ты слишком много философствуешь, – я шутливо толкнула парня в плечо, – Мне кажется, если действительно любишь кого-то, то разделишь с ним любую судьбу. И какой бы ужасной она не была, это все равно будет лучше, чем провести жизнь без любимого человека.
Хан улыбнулся одним уголком губ, и щелкнул меня по носу, со словами:
– Кто бы говорил про философию.
Я улыбнулась в ответ, и в этот момент случилось то, чего я опасалась больше всего… В юрте появилась Лейла.
Пару раз коротко постучав в дверь, девушка не дожидаясь приглашения вошла внутрь. И конечно же застала здесь нас, лежащими на кровати Хана друг напротив друга.
Увидев это, Лейла выронила из рук кофейную турку и две маленькие пиалы. В тишине, созданной нашим напряженным молчанием, звон разлетевшейся на осколки глиняной посуды казался оглушительным.
Сосредоточив взгляд на мне, девушка с ненавистью прошипела:
–Ты!.. Какого черта ты тут забыла?! Потаскуха!!!
Ее кулаки то с яростью сжимались, то разжимались, как будто девушка была готова наброситься на меня в эту же секунду.
Хан медленно поднялся с кровати, и даже не глядя на Лейлу, рукой указал на дверь.
–Покинь мою юрту. Немедленно.
Лейла почему-то подумала что эти слова адресованы мне, и с победной ухмылкой сложила руки на груди, вякнув:
–Чего уселась, ущербная? Не слышишь? Тебе пора! Или может мне помочь?! Так я с радостью!
– Лели, остановись! Это ты должна уйти. Немедленно. И впредь запомни, что не имеешь права заявляться сюда без приглашения!
Он направил на нее тяжелый взгляд, и девушка, осознав, что Хан выгоняет именно ее, с каким-то отчаянием в голосе, тихо спросила:
–А ей значит можно приходить без приглашения, да? Быстро же она тебя окрутила….
Лейла всхлипнула, и прижав ладонь к губам, вылетела из юрты.
Хан устало потер рукой глаза, и сказал:
–Ложись, поспи. Я пойду проветрюсь. Только не забудь перед тем как ляжешь наложить компресс.
Подхватив куртку, он вышел за дверь.
Со вздохом откинувшись на подушки, я закинула руки за голову.
Что происходит между этими двумя? С Лейлой то все понятно, влюблена в него как кошка, и все тут. А вот Хан… Он вроде и не проявляет к ней особого внимания, но и не отталкивает. Лели называет – как-то слишком интимно для человека, к которому ничего не испытываешь…
Может он на самом деле тоже любит ее? Просто как выразился сегодня «не хочет портить судьбу женщине, которая осмелится его полюбить».
Скорее всего так и есть…
Так и не дождавшись возвращения парня, я сделала компресс и легла спать.
ГЛАВА 8
Проснулась я от того, что стало очень-очень жарко. Вытянув из под покрывала сперва одну ногу, а потом и вторую, в итоге я полностью скинула с себя тяжелую шерстяную ткань. Футболка насквозь промокла, и даже подушку кажется можно было выжимать.
При этом, как только тела коснулся прохладный воздух, меня тут-же охватил неприятный леденящий озноб. Застучав зубами, я мгновенно вернула покрывало на место, и свернулась в калачик, пытаясь согреться.
Что за перепады такие? Эта пневмония оказывается жуткое дело.
Еще немного потерпев противную липкую дрожь, я с огромным нежеланием вылезла из кровати в поисках теплых вещей, понимая, что не смогу согреться под одним только покрывалом.
Обстановка вокруг кружилась веселой каруселью, и я схватилась за ставник, пытаясь сохранить равновесие. Кое-как разглядев на другом конце кровати черную толстовку Хана, снятую мною ранее, держась за край матраса и прилично пошатываясь, я медленно подползла к ней. Ухватив трясущейся рукой желанный трофей, с облегчением выдохнула, и выпрямила спину, собираясь сразу же надень кофту.
И это было огромной ошибкой…
Тело, отказывающееся держаться ровно без опоры, тут-же поехало в бок, и я грохнулась на пол. Да так, что дух из груди выбило. Хватая открытым ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, я перекатилась на бок, и закашлялась, возвращая легким способность дышать.
Когда из моего горла перестали доносится звуки умирающего кита, я наконец распрямила сжатое тело, и открыла все еще слезящиеся глаза. Сквозь пелену соленой влаги, вдруг увидела перед собой красивую резную шкатулку из бересты, спрятанную под кроватью. Даже не задумываясь, я машинально потянулась к ней рукой. Шкатулка оказалась увесистой…
Приподнявшись, откинулась спиной на боковую стенку кровати, и поставила тайничок к себе на колени.
“Какого черта ты творишь Кара?! Убери все немедленно обратно, это же не твоя собственность! К тому же Хан убьет тебя, если узнает.”
Отмахнувшись от голоса совести, я украдкой бросила взгляд на дверь, пытаясь понять, не возвращается ли хозяин юрты, и убедившись, что все впорядке, откинула крышку шкатулки. Любопытство вновь оказалось сильнее меня…
На круглом берестяном дне лежала толстая записная книжка в красной кожаной оплетке. Внутри она оказалась почти вся исписана именами и датами. Лишь последний десяток страниц был свободным от чернил. На внутреннем развороте обложки значилось: « Тусгай цустай хохирогчид» .
Тусгай… Так назвал меня Дархан. Тусгай – значит особенный. Получается это список детей, которые обучались в лагере!
Листая тетрадь, и вчитываясь в буквы, я отметила некую закономерность. Все имена были написаны одним и тем же почерком, но вот даты… Самые первые записи датированы аж семнадцатым веком, а вот последняя была сделана всего месяц назад. Если этот список ведут еще с древних веков, то он явно не раз переписывался, ведь невозможно сохранять бумагу так долго. И похоже, что конкретно эта тетрадь была воссоздана Ханом, раз он хранит ее под своей кроватью.
В подтверждение этой теории я нашла в корешке записной книжки спрятанную ручку.
Бред какой-то… Как такое возможно? Неужели лагерь для одаренных детей, в жилах которых течет “золотая кровь“, существовал еще задолго до рождения самого Дархана? Или же речь идет о том самом военном стане, основанном его предком? Но зачем в наше время приписывать учеников лагеря к списку древних воинов? Бессмыслица…
А может просто дань традициям.
И ведь не спросишь ни у кого! Сразу поймут, что я шарилась в чужих вещах.
Услышав за стеной юрты торопливые шаги, я поспешно закрыла книжку, и когда ложила ее на дно шкатулки, то из корешка выпала ручка. А вместе с ней небольшой серебряный медальон.
Шаги приближались все быстрее, поэтому я быстро запихала ручку на место, а вот кулон убрать не успела… Задвинув шкатулку под кровать, зажала подвеску в кулаке, и прыгнула в постель, спрятавшись под пледом.
Дверь распахнулась в эту же секунду, и на пороге появился крайне мрачный и недовольный Хан. Взглянув на его лицо, я даже сперва решила, что он как-то узнал о моем маленьком преступлении, и испуганно сжалась, пряча кулак с зажатым в нем кулоном под подушку.
–Эта девчонка когда-нибудь меня до греха доведет! – заявил он с порога, и я облегченно расслабилась, поняв, что его настроение связано не со мной, а с ревностными капризами Лейлы.
Осторожно запихнув кулон внутрь наволочки, я уже спокойно вытащила руку, и спросила:
–Что, Лейла устроила тебе очередную сцену ревности?
– Угу, – недовольно буркнул парень, направляясь в мою сторону.
Приблизившись к кровати, он внезапно остановился, и опустил взгляд вниз.
Боже, неужели я не все убрала?!!!
Так и не поднимая взгляда, парень наклонился, и подобрал с пола оброненную мной толстовку.
Увидев его вопросительный взгляд, я поспешила оправдаться:
–Я проснулась от жуткого озноба, и пришлось идти на поиски чего-то теплого. Только вот как оказалось, с координацией у меня сейчас паршиво… Голова закружилась, и я упала. Попутно вон кофту потеряла, – я кивнула на зажатую в его руке вещь, – Кое-как получилось до постели доползти. Только коленки сильно ободрала…
Чтобы история звучала правдоподобнее, я состроила грустную моську.
Хан поверил. Слава богу! Положив кофту рядом со мной, он попросил:
–Покажи коленки. Если рана серьезная, то нужно обработать.
– Да ну, пустяки, – я махнула ладонью, в знак того, что не стоит заморачиваться.
Кожу конечно сильно саднило, но я решила, что царапины не настолько серьезные, чтобы вновь светить перед Ханом оголенными частями тела.
–Слушай, прекращай разыгрывать святую невинность! Мне плевать на твои ожоги. Для меня ты просто очередной ребёнок, попавший в беду. Представь, что я доктор, если так будет легче!
Видя, что от его слов я только сильнее насупилась, парань не выдержал:
– В конце-концов, я уже лицезрел некоторые части твоего тела, и никто из нас двоих от этого не умер!
Уже крайне обозленная на него, я откинула с коленей плед, оставив прикрытыми бедра, и рявкнула:
–Вот! Доволен?! Айболит недоделанный!
Парень же напротив, резко успокоился, поняв, что я послушалась его.
Достав из тумбочки маленький бутылек со спиртом, он смочил им бинт, и присел у моих ног. После внимательного осмотра моих коленей, был выдан вердикт:
–Кожу ты конечно стесала прилично, но думаю обойдемся простой обработкой.
Поднеся к царапинам на необожженной ноге бинт, Хан начал аккуратными движениями промакивать выступившую кровь. От спирта ранки нещадно защипало, и я сквозь зубы зашипела от боли.
– Тщщщ… Почти все, – проделав те же манипуляции со второй коленкой, он склонился к моим согнутым ногам, и осторожно подул на обработанные места.
От этого по моей коже пробежала легкая волна мурашек.
Не поднимая головы, парень вскинул на меня обжигающий взгляд, и внезапно едва ощутимо провел кончиками пальцев по моей обоженной ноге, от щиколотки и до края покрывала.
– Не так уж и страшно, правда? – в его голосе появилась какая-то волнующая хрипотца, – К чужим прикосновениям можно привыкнуть, Кара.
Меня вновь начало лихорадить. Только вот уже явно не от болезни… Покраснев до кончиков волос, я тихо спросила:
– Что ты делаешь?
В ту же секунду мужская рука оторвалась от моей горящей кожи, оставив после себя лишь легкое чувство покалывания в местах прикосновений.
Абсолютно холодным тоном, в котором не было и намека на былую чувственность, Хан изрек:
– Я просто показал, что ты способна не прятаться в свою раковину. Нужен особый подход, только и всего.
– Что?.. – я непонимающе покачала головой, а потом невесело усмехнувшись, добавила, – Ну ты и подонок, конечно… Теперь я понимаю о чем говорил Глеб. Интересно, ты хоть минуту раздумываешь прежде чем что-то сделать? Знаешь… Хорошо, что сегодня на этот трюк попалась я. А, знаешь почему хорошо? – прищурив взгляд, я приблизила к нему свое лицо, и склонив голову набок, выдала, – Потому что мне на тебя плевать. Я ничего к тебе не чувствую. Но другие девушки… Ты хоть понимаешь сколько боли доставляешь им, вот так вот играя с чувствами? Понятно, почему Лейла бегает за тобой, как собачонка за хозяином! Ты же явно подсадил ее на эту удочку то приближая, то отталкивая от себя. Я только одного не могу понять… Ты на самом деле такой урод, или совершаешь все это неосознанно?
Глядя на меня с уже знакомой ненавистью во взгляде, парень процедил:
– Ты ни черта не знаешь о чем говоришь, – зло усмехнувшись, он встал с постели, и глядя на меня сверху вниз, добавил, – Да я это сделал только ради того, чтобы облегчить жизнь Глебу, который даже понять не может с какой стороны к тебе подползти! Бедный парень уверен, что ты его и на пушечный выстрел к себе не подпустишь! И это он еще даже об остальных твоих ожогах ничего не знает.
Вне себя от злости, я подскочила с кровати, закуталась в плед по щиколотки, и с силой толкнув парня плечом, направилась к выходу из юрты.
– Эй, ты куда это собралась, рыжая? Тебе что, одной пневмонии мало?!
Не успела я пошатываясь, дойти до двери, как услышала за спиной громкие четкие шаги. Мгновение, и Хан уверенным движением хватает меня за локоть, разворачивая к себе.
–Немедленно. Вернись. В постель!
Было видно, что парень крайне взбешен.
Не обращая внимания на его повелительный тон, я выдернула локоть, и обозленно поинтересовалась:
–А с чего я должна тебя слушаться? Ты мне кто? Может отец или брат? Вот именно! Спасибо за заботу, но на этом все! Сама как-нибудь вылечусь.
Вскинув голову, повернулась к нему спиной, и направилась по намеченному ранее маршруту. Только вот выйти за дверь мне все равно не дали…
Я и сама толком не поняла как это произошло, но всего миг, и я уже лежу животом на широком мужском плече, нелепо болтая ногами в воздухе. Ударив кулаком по спине Хана, я возмутилась:
– Ты чокнулся?! Маньяк ненормальный! Отпусти меня! Пусти, кому говорю!
Мои вопли к сожалению не произвели на парня абсолютно никакого впечатления, и он просто напросто вернулся к кровати, и не особо озаботившись моим мнением, скинул на матрас.
Отпружинившее тело было тут-же пригвождено к кровати сильными руками, сжавшими мои запястья.
– Уймись. Мы оба погорячились, но это не стоит того, чтобы ты загнулась от воспаления легких. Я сейчас уйду за ужином, и за это время мы оба должны постараться успокоиться, хорошо?
Все еще волком глядя на него из под бровей, я не стала давать ни положительного, ни отрицательного ответа.
– Я убираю руки, а ты не пытаешься сбежать, рыжая. Иначе, поверь, я снова притащу тебя обратно!
Хан медленно отвел руки, и поднявшись, вышел из юрты.
– Идиот, – гневно прошипела я, как только за ним захлопнулась дверь.
Пытаясь успокоиться, и выровнять сбившееся дыхание, так и норовящее сорваться на кашель, я вдруг вспомнила про кулон, спрятанный в наволочке.
Ну и дура же ты Кара! Чуть самым нелепым способом не подставила себя! Хан бы сразу все понял, если бы нашел после меня кулон из своего тайника в подушке.
Сунув руку в наволочку, я нащупала прохладную металлическую безделушку, и за цепочку выдернула ее на свет.
Подвеска была очень-очень маленькой, а сама цепочка по длине больше напоминала чокер. Кулончик кстати оказался непростым – сбоку нашлась небольшая кнопочка, при нажатии на которую украшение раскрывалось, делясь на две половинки. Внутри был спрятан кудрявый локон темных волос, и гравировка, гласящая:
“ Храни и помни – от любви страдают даже боги”.
Романтично… Интересно, чей это кулон, и что он делает в тайнике у Хана?
Погладив пальцем блестящую, почти черную прядь, я внезапно замерла от догадки. А вдруг это локон Лейлы? Вероятно девушка подарила ему этот кулон, спрятав внутрь частичку себя. А Хан его хранит, сгорая от любви к девушке, которой не хочет отравлять жизнь своим предназначением…
Сердце странно кольнуло, но я не стала обращать внимания. Глупо завидовать чужой любви, пусть и обреченной…
Аккуратно закрыв медальон, я в последний раз взглянула на его кружевную серебряную поверхность, и быстро спрятала в шкатулку под кроватью. Туда, где ему и место.
После этого погасила свет, и легла под одеяло, намереваясь уснуть. Я понимала, что не смогу спокойно сидеть и ужинать с Ханом, после всего, что недавно произошло.
Забыться сном я не могла довольно долго, и потому услышала как вернулся парень. Увидев, что я сплю, он с тихим стуком оставил разнос с едой у входа, и приблизившись к изголовью кровати, прижал прохладную ладонь к моему лбу. После этого тяжело вздохнул, и ушел.
Ночевал он где-то в другом месте…
****
– Надеюсь ты не додумался сказать ей? – где-то неподалеку был слышен приглушенный голос Дархана, – Она не должна ничего узнать, иначе все старания пойдут шакалу под хвост!
– Я ничего не говорил ей.
– Если думаешь, что эта девушка безгрешна и наивна – то поверь, ты глубоко ошибаешься!
Что? О чем это они? Что я не должна знать?
Дверь хлопнула, и один из собеседников покинул жилище.
Слегка приоткрыв веки, я увидела у выхода Хана, который крепко сжав кулаки, наблюдал за уходящим отцом через узкое окошко в двери. Справа от него на полу стоял разнос с едой. Но это был не вчерашний так и не съеденный ужин, а свежая утренняя каша, от которой еще даже горячий пар шел.
– Давно вернулся? – охрипшим голосом поинтересовалась я, решив, что больше не имеет смысла притворяться спящей.
Услышав мой голос, Хан резко обернулся, бросив на меня растерянный взгляд.
– Как ты узнала, что меня не было здесь?