Настасья Дар
Стан золотой крови
Он действительно любит меня.
И я его люблю.
Вот только совсем не той любовью, которой он ждет от меня…
Вернувшись в лагерь, Глеб сразу же ушел в свою юрту – ему нужно было собрать вещи в дорогу. А я от нечего делать поплелась в столовую, решив помочь на кухне с ужином, и заодно записать себя в график дежурств. Прошел уже месяц как я в лагере, и избегать трудовой повинности и дальше было как-то не хорошо.
Миновав пока еще не накрытые столы, я подошла к кухне, которая представляла собой небольшую деревянную пристройку, плоскую крышу которой венчала кирпичная труба. Все окна в помещении были распахнуты настежь, выпуская на улицу жаркий пар и умопомрачительный запах свежего хлеба.
Шагнув в открытую дверь, я увидела девушку лет шестнадцати, колдующую над кастрюлями у большой русской печи. Легонько постучав по косяку, чтобы привлечь ее внимание, я сказала:
– Вкусно пахнет. Помощь нужна?
Девушка обернулась, и улыбнувшись откинула за спину две толстые черные косы, обрамляющие круглое смуглое лицо, явно выдающее в ней тувинские корни.
– Помощь нужна всегда, но вот тебя я на кухне не ожидала увидеть! Я кстати Туя, – произнесла она с легким акцентом.
Улыбнувшись в ответ, я спросила:
– А почему ты не ожидала меня увидеть?
Девушка оторвала от большого рулона бумажное полотенце, и стерев им влагу с покрасневшего от жара печи лица, ответила:
– Ты разве не знаешь? Дархан освободил тебя от дежурств чтобы ты могла как можно больше времени посвящать занятиям. Говорят ты делаешь большие успехи!
Я криво улыбнулась, не зная что ответить на это. Откуда мне станет известно про свои успехи… Хан не особо щедр на похвалу.
– Ладно, бог с ними с дежурствами, – глядя в добродушное лицо местной кухарки, ответила я, – Мне нечем заняться, поэтому позволь помочь. Все полезнее чем без дела слоняться, верно?
Туя рассмеявшись хлопнула в ладоши, и поманила меня к себе, явно радуясь неожиданной компании в моем лице.
Как оказалось все уже было почти готово. Осталось лишь нарезать овощи, и разложить все по тарелкам. За работой мы вели неспешную беседу.
– А ты что здесь одна работаешь?
– Нет, что ты! – ответила Туя, нарезая тонкими пластиками свежие огурцы, – Почти всеми заготовками и накрыванием столов занимаются другие ребята. Я только варю, жарю и пеку из подготовленных заранее продуктов. У меня неплохо получается, потому Дархан предложил постоянно работать на кухне, и освободил от остальных дежурств. А я что? Мне нравится готовить! Вкусная еда – залог хорошего настроения!
Я улыбнулась.
– И то правда. Ты действительно очень вкусно готовишь!
– Что есть, то есть! – зардевшись согласилась она, и мы рассмеялись.
– Весело тут у вас, – раздался голос за нашими спинами.
Смех на кухне резко оборвался. Синхронно обернувшись, мы увидели в дверном проеме Хана, и Туя тут-же выпрямилась по струнке, и пригладила растрепавшиеся косы.
– Доброго вечера, Хаган! Желаете сегодня пообедать отдельно? Я сейчас мигом все соберу! В лучшем виде!
Я бросила на девушку недоуменный взгляд, пытаясь понять, как она так быстро превратилась из нормального человека в лебезящее желе.
– Не надо, Туя, – остановил ее Хан, – Я здесь не за этим, – парень обратил взгляд на меня, – Идем. Поговорить нужно.
Пожав плечами, я кивнула на прощание Туе, и вышла вслед за Ханом на улицу. Догнав и подстроившись под его шаг, я недовольно спросила:
– А беседа не может подождать? Как-то не хочется остаться без ужина.
– Разговор не терпит отлагательств. Поторопись, и успеешь поесть, – бросил он, ускорив шаг.
Заметив не особо доброжелательный настрой Хана, я не стала допытываться куда он ведет меня, а лишь молча старалась поспевать за широким мужским шагом. Конечной точкой нашей прогулки стала его юрта.
Втолкнув меня внутрь, Хан с порога выдал:
– Ты что Глебу наплела?
Бросив исподлобья недоумевающий взгляд, я пробурчала:
– Вообще не понимаю о чем ты. Если он все таки пришел к тебе просить моей защиты, то тут уж извини, я от этого тоже не в восторге!
Долбанув кулаком по косяку, Хан навис надо мной и прошипел:
– Нет, моя хорошая! Я о том, что он думает будто я тайно влюблен в тебя!
Я ахнула, прижав ладонь к губам.
Глеб не понял, что я что-то чувствую к Хану… Он решил, что это Хан влюблен в меня!
Зло сощурив глаза, парень продолжил:
– Не ты ли не так давно признавалась мне в любви у озера? – его голос ядовитой змеей заползал мне под кожу, – Так какого черта я один должен отвечать за это?!!! Вспомни, Кара! Ну же! – Хан встряхнул меня за плечи, – Разве я говорил тебе хоть что-то о любви?!! НЕТ! ТАК КЕМ ТЫ СЕБЯ ВОЗОМНИЛА?!
Его хриплый голос сорвался на крик полный злости и даже ненависти.
Он снова меня ненавидел…
А я просто стояла сомкнув до боли веки, чтобы не выпустить ни единой слезы, и сжав кулаки так, что кончики ногтей резали кожу ладоней.
Губы парня вдруг исказила странная полуулыбка. Схватив за талию он дернул меня к себе и хрипловато протянул:
– Хотя… Если мы оба так “сильно” любим друг друга, – на слове сильно Хан сделал особый акцент, – То ты же не будешь против маленького совершенно невинного поцелуя?
Прежде чем я успела хоть как-то среагировать, горячие губы парня уже захватили меня в свой плен. Рука мгновенно сползла с талии и по хозяйски обосновалась на моем бедре прилично стиснув ягодицу.
Каюсь… Первые секунд тридцать я пребывала в каком-то тумане, позволяя себя целовать и кажется даже отвечая на жаркие ласки. Сердце против воли билось как птица в клетке, а внизу живота растеклась горячая лава, делая ноги ватными а голову пустой. Но когда вторая ладонь Хана нагло попыталась забраться под ткань кофты, прокладывая себе путь к обнаженной груди, то мой мозг на мгновение включился, напоминая о недопустимости происходящего.
Уперев ладони в грудь парня, я попыталась оттолкнуть его от себя, попутно уворачиваясь от поцелуев в шею, которые медленно но верно перерастали в довольно болезненные засосы.
Почувствовав сопротивление Хан недовольно рыкнул на меня, и схватив за запястья, толкнул к стене юрты неподалеку от двери. Когда мои руки оказались надежно зафиксированы его ладонью у меня же за спиной, парень вновь приник губами к коже, оставляя горячие влажные следы на щеках и ключицах.
– Что ты творишь… Отпусти меня… Я не хочу… – вопреки словам, голос был наполнен дрожью и придыханием, выдавая во мне желание.
– А я не верю тебе, маленькая лгунья, – чувственно шепнул Хан, опаляя меня жгучим взглядом.
Высвободив из стальной хватки одну из моих ладоней, он вдруг прижал ее к своей щеке.
– Разве ты бы не хотела чтобы я всегда целовал только лишь тебя? – настойчивое движение, и моя рука под его натиском спускается с щеки к шее, – Обнимал, – ладонь движется еще ниже, скользя по тонкой ткани футболки к груди, а губы Хана прижимаются к моему виску, нашептывая, – Ласкал по ночам, прижимая к себе твое обнаженное тело, – эта фраза бросила меня в жар, заставляя покраснеть до кончиков волос. Я уже не могла остановить парня, слушая его, как кролик, завороженный удавом, – Делал тебя полностью своей… – еще одно движение, и моя ладонь ныряет под футболку, прикасаясь к коже внизу живота прямо над бляшкой ремня.
Не успела я стыдливо отдернуть руку от обнаженной горячей кожи, как дверь рядом с нами распахнулась, проливая на пол юрты дневной свет.
– Хан, слушай, я у тебя не оставлял свою фляжку? Даже не представляю где она может…
Голос Глеба оборвался, когда его взгляд обнаружил нас. Резко оттолкнув от себя Хана, я сделала шаг в сторону парня, и с сожалением взглянув на него, опустила глаза, понимая как нелепо будут звучать сейчас мои оправдания.
– Не надо, Кара, – в голосе Глеба звенел металл, – Я идиот… Надо было трезво смотреть вокруг себя, а не витать в мечтах. Прощай.
Направившись к выходу, он на мгновение остановился напротив Хана, бросив на него полный ненависти взгляд.
– Никогда, слышишь? Я никогда тебе этого не прощу.
Хан тоже не стал оправдываться. Ощущение его полной непоколебимости разрушали лишь плотно сжатые губы и кулаки.
Глеб вышел хлопнув дверью и оставил нас наедине.
Поникнув, я тоже направилась к двери, по пути бросив не глядя:
– Можешь радоваться. Сегодня ты разбил сердце Глебу и полностью уничтожил мое чувство достоинства. Поздравляю.
Ужин я конечно-же пропустила…
ГЛАВА 15
У костра в этот вечер собрался весь стан.
Оно и понятно, обряд единения с силой не то событие, которое стоит упускать. Каждый присутствующий сегодня мечтал оказаться на месте Глеба.
После того как он застал нас с Ханом, прошло уже немало часов. За это время я успела сходить помыться, привести себя в порядок и постараться хоть немного избавиться от ощущения собственного ничтожества, помогая раскладывать подношения для обряда. Хан тоже был здесь, но мы старались даже не смотреть в сторону друг друга. Когда все было готово, над поляной раздались три громких удара бубна, сообщая о том, что начинается обряд. Поставив рядом с костром последнюю пиалу, наполненную молоком, я удалилась, затерявшись среди толпы. Не стоит лишний раз мозолить Глебу глаза. Вряд ли это настроит его на нужный лад.
В этот раз обряд единения шел не более пятнадцати минут, не считая конечно еще получаса подготовки к нему. Когда все подношения для духов были сделаны, Глеб взял в руки бубен и присоединился к Хану и еще паре ребят. Он не танцевал вокруг костра как та девушка в мой первый день пребывания в лагере. Его единение было похоже на схватку со стихией. Парень яростно бил в бубен, рваными движениями раскачиваясь из стороны в сторону, стоя на коленях и поднимая вокруг себя гулкие порывы ветра. Когда ритм бубна в руках Глеба стал вдруг стремительно нарастать, парень закричал и откинув инструмент на землю, раскинул руки в стороны. В тот-же миг порывы ветра будто бы замерли, а потом резко обрушились на Глеба, впитываясь в его грудь.
Я тихо вскрикнула, решив, что что-то пошло не так, и вскочив на ноги, рванула к парню, тело которого безжизненным мешком лежало около костра.
– Стоять! – прошипел Хан, перехвативший меня за талию на полпути к Глебу, – С ним все хорошо! Единение прошло успешно, ему просто нужно восстановить силы, – наклонившись еще ниже к моему уху, он надменно добавил, – Научись сдерживать свои эмоции – выставляешь себя посмешищем.
Я оглянулась, и увидела, что действительно взгляды всех присутствующих обращены в основном в мою сторону. Кто-то недоумевал, кто-то хихикал, а некоторые и открыто злорадствовали.
– Здесь тебе не юношеский летний лагерь, рыжая. Пойми уже это, – сказал Хаган напоследок.
Услышав эти слова, я вырвалась из его хватки, и вздернув подбородок повыше, вернулась на свое место.
Хан же подошел к костру, и даже не пытаясь привести Глеба в чувства, громко заявил:
– Обряд единения со стихией окончен. Глеб справился, и сегодня на рассвете пройдет посвящение, – народ вокруг захлопал. Похоже многие действительно были рады за парня, – Теперь ему нужно готовиться к отбытию, а вам всем вернуться в свои юрты. И напоминаю! Никто кроме Дархана и самого посвященного не имеет права присутствовать при таинстве посвящения! Это попросту опасно для вашей жизни.
Недолго покивав словам Хана, ребята начали расходиться.
Я же бросила на Глеба полный сожаления взгляд, желая подбежать и хотя бы обнять его напоследок, но столкнувшись с глазами Хана, в которых читалось предостережение, резко развернулась и ушла к себе.
Треск и шипение костра уже давным давно заглохло, а я все металась из угла в угол, не в силах найти себе место. В голове звучала лишь одна мысль – ” Так нельзя! Нужно хотя бы попытаться извиниться перед ним!!!“
Дура! Дура! Дура!
Вот как ты будешь спать спокойно, зная что разбила Глебу сердце, а может и жизнь испортила?! Предала его и даже не попыталась попросить прощения и вслух признать свои ошибки.
Так нельзя!!!
Взглянув на часы, я поняла, что до рассвета еще остается около полутора часов. Соответственно если я побегу сейчас, то наверняка успею перехватить Глеба до обряда!
Эх, ладно… Была не была!
И я пулей вылетела из юрты в сторону озера.
Незамеченной миновав лагерь, выбежала к воде, но по дороге ни Глеба ни Дархана не увидела. Видимо они уже на месте…
Решив не сдаваться, я обогнула водоем, и остановившись у ковра из костей и других останков животных, прислушалась к окружающим звукам. Со скалы отчетливо доносился голос Дархана. Значит и Глеб там… Может переждать обряд где-нибудь неподалеку, и поговорить с ним после, уже у выхода из лагеря?
Не особо задумываясь о последствиях (собственно как и всегда), я медленно прокралась за скалу, стараясь не обращать внимания на скрежет птичьих костей под ногами, и спряталась в густых кустах можжевельника, из которых мне прекрасно была видна вся скала, и то что на ней происходило.
А происходило там кое-что весьма занятное…
Дархан, поставив Глеба на краю скалы на колени, что-то бормотал, положив ладонь ему на светловолосую макушку. Костра в этот раз не было. Прервав бормотание, Дархан распахнул прикрытые веки, и я увидела, что в его глазах плещется тьма, закрывая собой и радужку и белок.
Что-то мне перестает все это нравиться…
Спустив сухую старческую ладонь с макушки на подбородок, он резким движением задрал голову Глеба вверх, и о чем-то спросил у него. Глеб ответил, и Дархан удовлетворенно улыбнулся. И от этой жуткой улыбки мне стало страшно…
Уже понимая, что здесь явно происходит что-то странное, я поднялась на ноги, намереваясь выбраться из кустов и прервать обряд, но сделав лишь один шаг, остолбенела.
Изо рта Глеба шла черная пена. И вместо того чтобы помочь парню, Дархан сделал шаг назад, и достал из голенища сапога большой изогнутый нож.
Я тут-же раскрыла рот, чтобы закричать, но от ужаса и шока из горла не вырвалось ни звука.
Я должна это прекратить! Беги, Кара! Беги!
И я побежала… Точнее попыталась это сделать.
Спустя буквально шаг, я с позором свалилась на землю, покрытую останками животных, которые тут-же впились мне в ребра и колени. Дух вышибло из груди, и понимая, что не могу пошевелиться, я с усилием вскинула голову вверх, не желая упускать из виду то что происходит на скале.
А дальше… Хорошо что я не могла закричать… Иначе в лучах сегодняшнего рассвета жизни лишились бы сразу двое обладателей чертовой золотой крови.
Секунда… И Дархан вскидывает нож над своей головой… Мгновение… И он заносит его над горлом Глеба… Миг… И он одним резким движением забирает жизнь парня…
Согнувшись в безмолвном крике полном слез, я кое как приподнялась на локтях, и закатилась под ближайшие кусты, понимая, что если сейчас не спрячусь, то стану следующей.
Не знаю сколько я так лежала, зажимая рот ладонью и глотая слезы, но спустя непродолжительное как мне показалось время, тяжелые медлительные шаги Дархана стали отдаляться от скалы.
Собравшись с духом, я высунула голову из веток, больно оцарапав ухо, и судорожно оглядевшись, поняла, что на скале теперь лежит только тело Глеба, а фигура его убийцы мелькает уже совсем неподалеку от лагеря.
Вскарабкавшись на скалу, я бросилась к парню, и упав на землю рядом с ним, попыталась приподнять его голову, и уложить к себе на колени. Глаза Глеба безжизненно смотрели в небо, а посиневшие губы со следами засохшей черной пены, были приоткрыты в немом крике.
– Глеб… Нет, нет, нет… Открой глаза, прошу! Так нельзя… Это несправедливо… Этого не могло произойти! Нет… Только не ты…
Мой судорожный шепот постепенно переходил в истерический бред сумасшедшего, хорошо сдобренный горькими слезами.
Я прорыдала над его телом не один час. И солнце уже сияло высоко в небе, когда кто-то легонько прикоснулся к моему плечу.
Вздрогнув, я резко обернулась, и увидела за спиной Хана. Отпрянув от него, я встала, и загородив собой доступ к телу Глеба, с подозрением спросила осипшим от слез голосом:
– А ты что здесь делаешь?
В глазах парня не было и сотой доли удивления тем, что позади меня лежит мертвый человек. Он явно знал куда шел и что здесь увидит…
Все еще не веря самой себе, я прошептала:
– Ты знал… Ты знал, что Дархан убьет его… Знал и ничего не сделал!!! – со слезами на глазах я бросилась на Хана, со всей силы хлеща его ладонями по обеим щекам, и крича, – Ты такой же убийца как и он!!! Безжалостный убийца!!!
Хан не пытался успокаивать или отталкивать. Лишь молча ждал когда вся злость и боль выйдет из меня. А я пользуясь возможностью била его со всех сил. Скулы, рот, плечо, ребра, живот… Мне кажется я не обошла ни единого кусочка тела.
Когда выдохлась, то просто упала ничком на землю и разревелась белугой, не понимая что мне теперь делать, и что вообще со мной будет дальше.
За спиной послышался глухой шорох, и я поняла, что Хан сел рядом.
– Скольких еще он убил? – сипло спросила я, глядя в хмурое серое небо, в котором уже кружили вороны, учуявшие новую добычу.
Я боялась услышать ответ… Но должна была знать правду.
– Тысяча триста двадцать два человека… – Хан на секунду задумался, и поправил себя, – Тысяча триста двадцать три.
Ну да… Глеб стал двадцать третьим.
– Но как… Столько жертв… Зачем? – беспомощно прошептала я.
– Это… Сложно объяснить, – послышалось позади.
Приподнявшись, я повернулась к Хану, и села, подтянув к груди колени.
– Зачем ты помогаешь ему? – этот вопрос сейчас интересовал меня не меньше остальных, – Просто потому что он твой отец?
Хан опустил взгляд в землю и процедил:
– Дархан мне не отец… Но у меня нет выбора, Кара.
Не успев удивиться новости, я взорвалась.
– В смысле нет выбора?!!! Что за выбор такой, что ты предпочел участвовать в убийстве безвинных людей?!!
Хан стрельнул в меня напряженным взглядом, и довольно жестко признался:
– Мне нужно было выбрать будут мои родные жить или нет. И я выбрал для них жизнь, как бы это эгоистично не было. И буду делать такой выбор каждый раз! Если бы ты помнила свою семью, то поняла бы меня…
Ничего себе…
– Расскажи мне, – почти приказала я, – Все!
Хан тяжело вздохнул и согласился:
– Хорошо. Я расскажу тебе все что знаю. Но чуть позже. Сейчас нужно похоронить Глеба, иначе вороны растерзают его тело.
Я взглянула в небо на круговорот черных птиц, и поежилась. Потом подползла к Глебу, и закрыла его застывшие глаза со словами:
– Спи спокойно. И прости меня за все… Я ведь так и не успела попросить прощения…
С моей щеки сорвалась слеза, и опустилась на ресницы парня. От того казалось, что Глеб и сам плачет. И от того заплакала еще сильнее я…
Пока я пыталась хоть как-то успокоиться, Хан достал из своего мешка огромный кусок белой холщовой ткани и принялся заматывать в него уже похолодевшее тело моего друга. Потом в ход пошла черная веревка из все того же конского волоса, которой ткань была надежно перетянута.
Легонько тронув меня за руку, чтобы вывести из ступора, в который я потихоньку начала впадать обессилев от слез, Хан произнес:
– Идем. Похороним его за пределами стана.
Безразлично кивнув, я последовала за парнем, взвалившим тело Глеба к себе на плечо. Мне же пришлось нести его пустой заплечный мешок.
Подойдя к воротам я вновь едва сдержала горький всхлип, увидев сумки Глеба с его вещами. Он не знал что идет на смерть… Мечтал как после посвящения подхватит у ворот свои вещи и вернется к родным. Только вот этого уже никогда не случится…
Покинув стан, Хан повел меня к середине равнины, устланной осколками камней, которые видимо откалываясь от скал, скатываются сюда во время землетрясений и оползней. Выбрав наиболее свободное от скальника место, парень аккуратно положил на землю тело, обмотанное белой тканью, и направился к растущим неподалеку густым зеленым зарослям.
Я не пошла за ним. И спрашивать куда он идет тоже не стала. Просто опустилась на землю, и обхватила себя руками, пытаясь унять нервную дрожь.
Хан вернулся буквально через пару минут и принес с собой небольшую, но острую лопату.
Я цинично хмыкнула, глядя как он втыкает ее в земную твердь.
– Как у вас все практично… И лопатка вон всегда под рукой.
На меня напал какой-то жестокий сарказм. От той невыносимой боли, что сжимала в тиски мое сердце, хотелось сделать больно кому-нибудь еще… Хотелось рвать и метать.
А еще отомстить…
Но об этом я подумаю позже.
Хан ничего не стал отвечать мне. Но по дернувшимся желвакам было видно, что моя фраза его задела.
Когда неглубокая яма была готова, он отбросил лопату в сторону, и за ноги стащил тело Глеба в могилу. Стерев со лба струйку пота, парень спросил у меня:
– Хочешь попрощаться?
Я кивнула, и подойдя к могиле шаткой походкой, бросила в нее горсть земли с тихими словами, которые были слышны лишь самому Глебу и мне:
– Я тебя никогда не забуду…
Мы постояли в тишине еще минуту, и Хан принялся засыпать тело землей. Когда все было готово, он поставил в изголовье могилы каменный осколок.
– Прощайте, – тихо произнес Хан, окидывая взглядом равнину, на которой теперь покоился Глеб.
Я тоже оторвала взгляд от могилы, задумавшись над тем почему парень прощается с бывшим другом во множественном числе. И лишь заметив, что все камни вокруг находятся почти на равном расстоянии друг от друга, я наконец все поняла…
–Они все похоронены здесь… – вырвалось у меня.
Хан покачал головой со словами:
–Не все. Только за последнее столетие.
Что? За последнее столетие… Мне не послышалось?
Увидев в моих глазах немой вопрос, он сказал:
–Я расскажу. Обещаю. Но сначала нужно довести все до конца, или последствия будут грозить мне большими неприятностями… Избавимся от вещей Глеба и тогда поговорим.
Мне не оставалось ничего иного как согласиться с такими условиями, поэтому я молча проследовала вслед за Ханом обратно в лагерь и закинула на плечо легкий рюкзак со снедью, которую для Глеба в дорогу собрала Туя. Хан подхватил остальные вещи, и мы вновь покинули стан. В этот раз наш путь лежал к шумному горному ручью, протекающему неподалеку. Пройдя вдоль него мы остановились под сенью одинокой корявой сосны, спускающей свои извилистые корни в воду, и Хан просто сбросил сумки в ручей. Бурный поток тут же подхватил их и стремительно унес вдаль. Теперь настала моя очередь…
Нужно было просто отпустить лямку рюкзака, но я стояла вцепившись в нее побелевшими пальцами, как будто этот кусок ткани, набитый продуктами, как-то мог мне вернуть Глеба.
Просто я понимала, что этот рюкзак, последнее что меня связывает с ним…
До скрежета сжав зубы, я вытянула руку над водой, и зажмурив веки, с усилием распрямила занемевшие пальцы. Мешок с всплеском плюхнулся в воду и поплыл вслед за остальными вещами.
Ну вот и все… Будто и не было человека…
Встав на колени, я опустила кончики пальцев в ледяную воду, и подумала – До чего же странно устроена наша жизнь… Вот ты живешь, живешь, грустишь по поводу и без, мелочам радуешься, а главное – думаешь что мир создан только лишь для тебя одного… А потом раз! Несчастный случай или болезнь какая-нибудь, и уже оказывается что это не мир вокруг тебя вертится, а ты сам лишь небольшой эпизод в его необъятной истории, и о том что ты существовал будет известно лишь из слезливой надписи на выточенном куске мрамора, которую изредка будут перечитывать родственники или случайные прохожие… В такие моменты начинаешь серьезно задумываться о том, какой след ты оставишь в жизни. Просто так бесцельно потопчешься отведенный тебе срок, или же совершишь что-то настолько великое, что еще не одно поколение будет разыскивать твои шаги, чтобы хотя бы прикоснуться к ним…
Тряхнув головой, я вынырнула из своих мыслей, и поплескав немного освежающей влаги на лицо, спросила:
–Все? Теперь мы можем поговорить?
Положительного ответа не последовало, но Хан сел рядом со мной, и раскурив свою трубку, выуженную из кармана штанов, начал рассказ:
– Я расскажу тебе то, о чем мне поведал сам Дархан. Помнишь ту легенду, что ты услышала в мире духов?
Легкий кивок.
– Помнишь чем она закончилась?
Я напрягла память, и выдала:
– Ерден потерял свою силу в схватке с Саяном, и остаток жизни провел лишенным магии. Темный шаман так и не смог заполучить силы Ергак.
– Верно. Но у истории есть продолжение…