Народное творчество (Фольклор) Нюргун Боотур Стремительный
Полная версия
ЮРЮНГ УОЛАН
Если братом тебя называть, Ты мне – старший брат, Если отцом величать, Ты мне – второй отец! Если гневаешься — Укроти свой гнев, Погляди на нашу сестру: Нашего ока зеница она, Наших зубов десна… Жаворонок звонкоголосый наш, Пташечка золотогрудая наша, Дитя Айталыын Куо, Видя угрюмость твою, От печали стала больна!
В трех мирах найдется ли кто-нибудь, Кто осмелился бы На таких, как мы, Великих богатырей — Не то что руку поднять, Не то что оружьем грозить, Кто осмелился бы перед нами стать, Прямо нам в глаза посмотреть? Отчего же встревожен ты, А, быть может, предчувствуешь ты Угрозу неведомую для нас? Открой нам думы свои. Третий день ты совсем не заходишь в дом, Чуждаешься наших бесед, Не садишься с нами за стол… — Так он тихо, сердечно сказал Прочувствованные слова. Богатырь великий Нюргун Боотур Не сдвинулся с места в ответ, Взгляда, устремленного вдаль, В сторону не отвел, Лишь наклонился чуть-чуть головой К брату младшему своему И такое слово сказал.
НЮРГУН БООТУР
Ничего ты не знаешь, Милый мой брат… Близится грозный час, Когда враг налетит на нас, Нагрянет со всех сторон! Позавидует нашей удали он, Позарится на наше гнездо, За то, что посланы мы, По воле вечных владык, Охранять племена айыы, Поддерживаемые с высоты Поводьями солнечными за спиной.
За это возненавидят нас, Налетят, нападут на нас Верхнего мира абаасы, Кровожадные, алчные богатыри, Злые духи о трех остриях; Из подземных бедовых бездн Знаменитые адьараи придут, Чудовища о шести остриях.
На вороном своем скакуне По вершине мира я проезжал, Громко я вызывал на бой Всех ненавидящих нас, С которыми спора не избежать! Вызывал я врага, Выклика́л на брань. Ведь окрепли руки мои, Ведь могучи стали плечи мои, Я могу великую битву принять, Которой не миновать. Сон приснился мне третьего дня: Сеющая раздор Свирепая Илбис Кыыса И с нею – дух вражды, Смерть несущий Осол Уола, Пронзительно вопя и крича, Кружились над головою моей; Ликовали буйно они, Подавали грозную весть: – Чтобы славу громкую растоптать, Имя высокое истребить Нюргуна-богатыря, Подымается из подземных бездн Рожденный в погибельные времена Ночной разбойник о трех тенях, Исполин Эсэх Харбыыр, Богатырь Тимир Дьигистэй!.. — Так рассказывал сон Нюргун Боотур: – После этого, с западной стороны Поставленной на железных столбах Твердыни средней земли, Из-под желтого склона закатных небес Прилетела на звучных крыльях своих Белоснежная птица-стерх — Красные ножки, Граненый клюв, Черная кайма на глазах; Покружилась она над нашим жильем, И, паря над моей головой, Голосом звонким своим Пропела такую песнь:
– Посланные судьбой Постоять за народ айыы-аймага, Погибающий в неравной борьбе С племенами абаасы! С доброй славой богатыри, С высоким именем удальцы, О помощи вас молю — Опорою станьте мне, Защитите светлую душу мою, Продлите черную нить Мучительной жизни моей! Коль хотите знать, Кто это поет, Человеческим голосом говорит, Я отвечу вам: Я – слезинка, выплаканная бедой, Я – стон, рожденный тоской, Превращенная в птицу душа Лучезарной Туйаарымы Куо, Чей отец – Саха Саарын Тойон, Чья мать – Сабыйа Баай Хотун…
Похищенная давно, Брошенная в подземную тьму, Я раз в три года вольна Превращаться в белого журавля И, пролетев над средней землей, Напоминать о себе, О помощи взывать… Да некому меня защитить, Из плена освободить!
О, если бы мне хоть раз На прекрасного юношу поглядеть, Нареченного быть супругом моим, Юрюнг Уолана-богатыря, Обещанного мне Божественным Дьэсегеем самим И матерью Айыысыт! Если бы мне хоть раз Увидать его — Жениха моего, Летающего высоко На Мотыльково-белом коне, Сча́стливой бы себя я сочла, Спокойно бы умерла! — Так пропела мне птица-стерх И пропала… Проснулся я.
Недостойно тебя, Дорогой мой брат, Спокойно дома сидеть! Опери себя, Как стрела-кустук, Наберись отваги и сил, Попробуй пробить свой широкий путь О девяти изгибах крутых, Попробуй открыть дорогу свою По восьми перевалам неведомых гор!
Коль настигнет беда в пути, Коль наступит черный твой день, Коль померкнет живое солнце твое, Позови тогда На помощь меня, Назови высокое имя мое… Будь я тогда на хребте небес — Копьем разящих к тебе устремлюсь, Будь я в Нижнем мире, в подземной тьме — Рогатиной из-под земли подымусь. Коль Эсэх Харбыыр нападет, Кольцами меня обовьет, Коль придется мне долго Возиться с ним — Ты терпи, держись, Укрепись, Я приду к тебе через год; Через год не успею — Три года жди; Если я три года спустя не приду — То не жди, Сам решай, как быть! — Так сказал Нюргун Боотур, С места своего не сходя, Взглядом не поведя. Грозный видом, он неподвижно стоял, То медно сверкающим багрецом, То бледно синеющим серебром Отливало его лицо. Услыхав от Нюргуна такие слова, Юрюнг Уолан-богатырь Будет ли дома сидеть? Стал готовиться он в поход, Чтоб излучистый путь пробить, Дорогу белую протоптать По девяти поворотам крутым, По восьми перевалам седым. Жилья своего тяжелую дверь, Которую семьдесят семь Здоровенных парней-силачей, Налегая семь суток, Пыхтя и кряхтя, Не сумели бы приоткрыть, Рванул Юрюнг Уолан, Распахнул непомерно грузную дверь Так, что, ахнув, расхохоталась она… Перешагнул высокий порог, Вошел в просторный свой дом, Снял с головы серебряный шлем, Поднял полный чорон кумыса — И, перед горящим огнем очага Колено правое преклонив, Поклонившись трижды огню, Молящим голосом произнес Прощальное заклятье свое…
ЮРЮНГ УОЛАН
Смотри, внемли! Мой путь озари! Отвагой мой дух одари. Срок настал Далеко уйти, Державный путь проложить По девяти поворотам крутым, Дорогу белую протоптать По восьми перевалам Горным, глухим! Срок настал надолго расстаться мне С восьмиободной землей, С прекрасной моей страной — С праматерью золотой…
Великий хозяин, дух Священного очага, Хранитель жилья моего! Жаркие угли – ложе твое, Пламя – одеяло твое, Играющий синий огонь — Сверкающие глаза твои, Старый, добрый Аан Уххан! Угли тлеющие – подножье твое, Алый жар – подголовье твое, Седоголовый Веселый, багровый Старец-игрун Бодьунгуй Боотур! Рассыпающий искры во тьме, Бросающийся четырьмя Яростными столбами огня, Старец Тенюл Бэгэ! Могучий хранитель-дух Дыма черного моего, Грозный Хаан Чагаан, Страшный Сата́ Буурай, Свирепый лихач, Трескучий смехач Хатан Тэмиэрийэ, Пылай, мой путь освещай! На долгие годы – прощай!
Пусть не подует В твою трубу Холод враждебных небес, Пусть из по́дполу Не дохнет на тебя Стужа подземных бездн, Добрый хозяин-дух Дома теплого моего, Старец Дьэдэ Бахсыыла, С серебряной плеткой в руке! Охраняй мой дом, Не давай обрасти Высоким его углам Толстыми сосульками льда! Гляди, чтобы не ослабли нигде Крепкие засовы дверей! Пусть останется прочным, Как было при мне, Все, что здесь оставляю я!
Великая хозяйка-хотун Долины Кыладыкы, С лугами, зеленеющими весной, С песками, взлетающими, хрустя, С ветрами, поднимающими, свистя, Вихри до облаков, Священного древа душа С горделиво закинутой головой, В красивых серебряных волосах, Создательница деревьев и трав, Питательница силы моей, Чьи огромные груди полны молока, Как два кумысных больших турсука, Защитница коновязи моей О трех высоких столбах, Светлоликая, в чьих руках Махалка из свежих ветвей, Чье подножье – широкое тюсюльгэ, Где готовят кумысный пир, Нарядная, в легкой дохе Из драгоценных мехов Аан Алахчын, Манган Манхалыын! Охраняй мой благословенный алас От подземных враждебных сил, Чтоб не осквернили они Светлое надворье мое. Благослови меня в путь! На долгие годы прощай!
Добрый хозяин-дух Скотных моих дворов, Конных моих варков, Направляющий на стада Белый дым дымокуров моих, Привязывающий моих Разбегающихся жеребят, Хатан Дьарылык Тойон, И ты, хозяйка-хотун Хотона коровьего моего, Матушка Ньаадьы Ньанханы, Присматривайте без меня Сбивающихся в табуны, Пасущихся на отгонном лугу Однокопытных моих, Чтобы не спотыкались они!
Охраняйте здесь без меня Собирающихся в стада Парнокопытных моих, Чтоб не погибали они! Резвый бегун, Могучий прыгун, Хозяин дремучих лесов, Ростом выше елей больших, Дюжий, широченный в плечах, Щедрый Барыылаах, Дедушка мой, Баай Байанай! Зорко охраняй без меня Драгоценных зверей пушных, Чтоб не пропадали они, Сберегай быстроногих оленей лесных, Чтоб не убегали они!
Щедрый дух-хозяин воды, Вершу таскающий на плече, У которой обруч большой — В десять са́женей шириной, Дюжий старик Эдюгэт Боотур, С баловницей дочкой своей Зеленоволосой Мангы Куогай, Пугающей стаи рыб, Охраняй затоны мои, Не давай мельчать и тощать Сереброчешуйным стадам, Не давай в числе убывать Перепончатолапым твоим Длинношейным, крылатым стадам!
Добрые духи деревьев и трав Средней моей страны, Ярко убранные цветами Юноши Ньылахсыны, Пестрыми сверкающими лепестками Девушки Кырбадысын, На долгие годы Прощайте и вы, Уруй-айхал, Говорю! —
Так, поклонившись трижды огню, Богатырь Юрюнг Уолан Полный кумысом чорон Выплеснул на священный очаг В жаркую пасть огня. Обрадовался угощенью огонь — Шипящим паром клубясь, Засмеялся трескучим смехом своим, Пламенем синим взмахнул, Красные искры взметнул.
Летающий над землей На Мотыльково-белом коне Юрюнг Уолан удалой Тяжелую дверь Широко распахнул, К коновязи подошел, От медного столба отвязал Белого коня своего, Друга вещего своего, С которым теперь предстояло ему Далекий путь протоптать По восьми перевалам седым, Дальнюю дорогу пробить По девяти изгибам крутым.
Ведя в поводу коня, Пошел Юрюнг Уолан К славному кургану тому, Где величаво росло Подымавшее к небесам Восемь толстых своих ветвей Древо жизни – Аар-Лууп.
Треснуло древо могучим стволом, Осыпая куски золотой коры, Зашумело широкой листвой… Белая, как куропатка зимой, С откинутой назад головой, С горделивым светлым челом, Перед Юрюнг Уоланом сама Появилась Аан Алахчын; Из священного древа Аар-Лууп, Из развилья могучих ветвей По́ пояс высунулась она; Трижды крикнув: – На счастье тебе! — Трижды бросила в высоту Жребием гадальный черпак, Пестрый черпак – хамыйах. Трижды взлетал черпак в высоту, Как тетеря-пеструха вертясь В багровой небесной мгле, Трижды падал на землю он Вниз открытою стороной, Угрожал приметой дурной.
Огорчилась добрая Древа душа — Аан Алахчын Манган Манхалыын, Блеснули слезы у ней на глазах. Тихий звучный голос ее, Как серебряный колокольчик, запел, Зазвенел в тишине.
ААН АЛАХЧЫН
О-о! Дитя дорогое мое! Горек жребий твой… Бедами угрожает судьба На неведомом, дальнем пути… После долгих скитаний твоих, После тягостных испытаний твоих, Будешь ты Погибать, пропадать… Трижды жребий метала я, Трижды опрокинулся он. Но ты не страшись, Душою крепись! Трижды ты умрешь, Трижды оживешь. На далеком трудном пути Доброй славою прогреми, Одержи победу в бою, Притеснителям отомсти! Пусть удача сопровождает тебя, Как чернопегий бык! Из плена освободи Светлоликую Туйаарыму Куо, Ездящую на иноходце Гнедом Прекрасную невесту твою, Чей отец – Саха Саарын Тойон, Чья мать – Сабыйа Баай Хотун, Чей прославленный брат родной — Скачущий на Серо-стальном коне Кюн Дьирибинэ-богатырь! В жены возьми Туйаарыму Куо, Потомство сильное породи, Просторный обильный дом утверди, Великие табуны коней, Тучные стада разведи! Пусть изобилье в доме твоем Не истощится за восемь веков, Пусть удача и счастье твое Не убудет за девять веков! Пусть впереди на дальнем пути Препятствий не будет тебе, Пусть на обратном пути Помех не будет тебе! Пусть богиня Айыысыт Везде охраняет тебя, Пусть богиня Иэйэхсит Громко прославляет тебя! —
Когда Аан Алахчын Звучно произнесла Напутственное благословенье свое, Богатырь Юрюнг Уолан Перед ней на колени пал, У корней священного древа он Поклонился трижды ей до земли. Тут Аан Алахчын Хотун, Драгоценную одежду свою приоткрыв, Руками обеими обхватив Похожую на кумысный бурдюк Огромную левую грудь, В которой кипел божественный сок, Небесная благодать, Влага, дарящая силу и жизнь, Протянула ко́ рту богатыря Большой золотой сосок. Принялся он жадно пить и глотать Белый божественный сок; Так он жадно, с такою силой глотал, Что побледнела Аан Алахчын, Лицом побелела, как серебро; Кровь отхлынула от ее ланит; Оттолкнула она его, Упершись рукою в лоб. Отшатнулся Юрюнг Уолан От сильного толчка, Опомнился, Вспомнил, что надо спешить, Встал, осмотрелся он — Священное древо Аар-Лууп Стояло, как прежде, пред ним; Тихо покачивались в высоте Могучие ветви его, Утренний луч играл На серебряной широкой листве, Шелестела, шумела без ветра она…
Дух могучий, Хозяйка средней земли, Защитница заповедной страны, Аан Алахчын Хотун Невидима стала ему; Так и не понял он — Наяву ли явилась она Иль приснилась ему во сне?
К белому коню своему Подошел он, Прянул в седло И поскакал, полетел, Только ветер в ушах засвистел, Только грянуло восемь громов, Только девять вихрей взвилось, Да ветвистые молнии, трепеща, Брызнули из-под конских копыт. На прощанье решил богатырь Свой обширный алас обежать, Всю объехать долину Кыладыкы На крылатом своем коне…
* * *
Проскакав по равнине степной — С песками, взлетающими на ветру, С облаками, рдеющими под зарей, С холмами, синеющими вдали, С горами, обступающими кругозор, С травяными лугами в цвету, Чей беспределен простор, Юрюнг Уолан-удалец, Скачущий на Белом коне Выше изгороди столбовой, К дому приблизился своему, Где ждали брат и сестра. Трижды приподнял он Трехслойный серебряный шлем И, слегка придержав коня, Заговорил, запел…
ЮРЮНГ УОЛАН
Кэр-буу! Кэр-буу! Крепкий силою богатырь, Посланный охранять Добросердечных людей Солнечного улуса айыы С поводьями за спиной, Предназначенный могучей судьбой Защитить племена Уранхай-саха С чембуром солнечным на хребте, С чуткой жалостливой душой, Ты – скачущий на Вороном коне, Стоя рожденном На грани небес, Стремительный Нюргун Боотур, Старший брат мой родной! Коль удача мне суждена — Я через три года вернусь; Если ж под ударом врагов Спотыкаться начну, Хвататься пойду За дерево, за траву И, поверженный, Ничком упаду, Поспешай тогда, Выручай меня! Грозно с высоты прилети Трехгранною острогой, Из-под земли взлети Шестигранною острогой! Трижды мне выпал Жребий дурной… Видно, сам указал Одун Хаан — Трижды мне умереть И трижды ожить, Прежде чем совершенным Воином стать… Да исполнится Веленье судьбы! Жребий брошен, Мне отступленья нет…
Я пущу стрелу В широкий торец Матицы головной Нашего серебряного жилья. Если буду я жив, невредим, То спустя девяносто дней Пущенная мною стрела, Торчащая в матице головной, Пухом серебряным обрастет, Каплями жира капать начнет. Если я за этот срок пропаду, Если вниз лицом упаду, То спустя девяносто дней Пересохнет моя стрела, Переломится в середине своей, Капли крови Закапают с нее… И тогда ищите меня По моим остывшим следам, Помогите мне, отыщите меня По моим горячим следам.
Желтогрудая синица моя, Жаворонок золотой Жаркого летнего дня, Айталыын Куо, сестрица моя, Красавица с восьмисаженной косой! Спокойно живи, Тревоги не знай, Сердце не сокрушай! Если даже сверху буря дохнет, Если стужей снизу пахнет, Защита надежная у тебя — Старший брат Нюргун Боотур. Прощайте на долгие годы теперь, Не забывайте меня! —
Брату старшему и сестре Поклонился трижды Юрюнг Уолан, Поднял проворно Упругий лук, Чья основа – железной березы ядро Из страны Кимээн-Имээн, Обмотанная берестой тугой Из страны Томоон-Имээн, Лук, чьи тугие рога Склеены из роговых пластин Кровью пестрых железных рыб, Обтянуты жильной струной Из львиного живота; Медью этот лук оковал Грозный кузнец Таканаан, Выточил крутые рога Оружейник небес Аалыс Луо, Жильную скручивал тетиву Сильный Кэнэгэ. Лучшую из колчана стрелу Достал Юрюнг Уолан, Прицелился на скаку, Стрелу с тетивы пустил. Упругая черная тетива Щелкнула, будто гром прогремел; Молнией полетела стрела, Рассекая воздух, гудя, Опереньем грозным свистя, Ударила, как небесный орел, И впилась торчком В широкий торец Кровельной матицы головной.
Ускакал Юрюнг Уолан, Расстался с домом родным, Растаяла пыль на следу́.
Срок миновал — Ни велик, ни мал. С западной стороны Внезапно ветер подул, Тучи нагнал, Завыл, засвистел, Заклубил летящий песок… С дикой северной стороны, С великого перевала Куктуй Леденящий, буйный вихрь налетел, Буря черная поднялась, Снеговая забушевала пурга…
Как взывающий к небу великий шаман, Камлающий десять суток подряд, В непрерывном круженьи своем Длинные волосы разметав, Яростно в бубен стуча, Под бурей качался лес, Ломающимися деревами треща… Срывались обвалы в горах, Содрогалась, гудела земля. Силлиэмэ – долина ветров Не помнила бури такой. Ураган налетал, Могущий сорвать Голову с дюжих плеч Болдонгоя – могучего колдуна, Заклинателя древних времен… Вся долина Кыладыкы Скрылась в летящей пыли, Забурлила – взболтанная, как вода В берестяной бадье… Пороша густо пошла, По брюхо коню снега́ намела, Град ледяной загремел, Порывистая завыла пурга, Скручивая коровьи рога… Девять ярусов Светлых небес Заходили зыбью, словно вода В круглой посудине берестяной. Каменные закачались устои Бедственных нижних бездн, На продольных балках стальных Проселись толстые потолки Трех преисподних бездн… Кони на пастбищах и лугах Падая, сбивались в табун; С жалобным ревом рогатый скот Под бурей валился с ног… Владеющий Вороным конем, Стоя рожденным На грани небес, Стремительный Нюргун Боотур Воспрянул, видя разгул пурги, Грозным духом возликовал; Вспыхнула в нем горячая кровь, Жаром гнева его обдала; Железные мышцы его напряглись, Звездой полярной В морозную ночь Левый глаз его засверкал И, налившись кровью, Скосился вниз; Правый глаз, Словно огненная звезда, Стоящая в зените небес, К правому скосился виску; Словно темная туча покрыла лицо, Видом он страшен стал. Густые черные кудри его, Рассыпанные по плечам, Встали дыбом, Как грива коня, На темени поднялись. Синим, серным огнем Вспыхивало лицо у него, Искрящийся трескучий огонь Метали его глаза: – Наконец-то дождался я! Наконец-то Нагрянули гости ко мне Из адьарайских бездн… Позарились, как видно, они На зычную славу мою! Бури такой Я вовек не видал, Непогоды такой Вовек не знавал… Наконец-то удача выпала мне, Наконец-то удастся мне Грудь о грудь столкнуться С достойным врагом, Померяться силой с ним, Потешиться в поединке с ним, Подмять его под себя! — Так думал Нюргун Боотур, Разминая плечи свои, Распрямляя руки свои, Напрягая крепкие мышцы свои, Звонкие сухожилья свои…
Зашатался вдруг, Задрожал Крепкий, просторный Серебряный дом; Заклубилась пыль, Закружился вихрь, Треснул оглушительный гром, Сотрясая кровлю жилья; Раскатились четыре грома подряд Прямо над головой. Нечто черное с высоты, Взлохмаченное, словно шкура медвежья, С широкими лапами и головой, Рухнуло на широком дворе, Грузное, как скала, И взорвалось, Разлетелось в пыль… Стремительный Нюргун Боотур, Средней земли исполин, Левым глазом искоса поглядел И на западной стороне Аласа прославленного своего, Чей необозрим кругозор, Увидал, когда рассеялась пыль: Нижнего мира Чудовищный зверь, Восьминогий Кэй-Уорук Вдруг появился пред ним — И породил, Изверг из себя Нечто мерзостное, Безобразную глыбу, Шевелящуюся в оболочке тройной… Тут же в воздух взви́лся Кэй-Уорук И умчался, в тучах мелькнул, Быстрее падучей звезды Скатился за край земли, За грань полночных небес… В изумленьи Нюргун Боотур Глядел, что будет теперь. Порожденье чудовища в этот миг Трехслойную оболочку свою С треском разорвало́; Мелькнул расплющенный шлем, Подобный гнезду орла, Заброшенному столетье назад; Безобразное выглянуло лицо, Выпученные глаза, Пораженные, как будто бельмом; Раскрылась черная пасть, Железные блеснули клыки… Рук чудовища не разглядел Нюргун, Лишь взметнулись, как две лопаты больших, Черные ладони его. Три тени длинные пронеслись, Изогнутая показалась спина, Затрещал серебряный дом, Прозвучал отчаянный, звонкий крик, Огромная шарахнулась тень И пропала в кромешной мгле…
* * *
Скачущий на Вороном коне, Стоя рожденном На грани небес, Стремительный Нюргун Боотур Услышал отчаянный вопль, Смертельного ужаса полный крик Сестры своей Айталыын Куо. Не успев дыхание перевести, Проворно бросился он Просторный осматривать дом, — Обшарил все тридцать покоев его, Сестры нигде не нашел…
Ахнул Нюргун Боотур, Ударил по бедрам себя, В ужасе завопил: – Беда мне! Куда мне скакать? Где мне сестру искать? Сам я накли́кал горе свое! Нагрянул к нам Кровожадный вор, Рожденный в мстительный век, Разбойник о трех тенях, Темной пропасти злобный дух — Эсэх Харбыыр, Тимир Дьигистэй!.. А – злодей, Нашел на кого напасть!
Но я выслежу, Я настигну тебя! Повалю тебя в грязь лицом, Обуздаю железной уздой, Распорю утробу твою, Становую жилу твою разорву! Поскачу по твоим горячим следам, Весь материнский твой род истреблю, Отродье отчее искореню! В преисподней тебя догоню, Черные своды жилья твоего, Чертово подземелье твое Сокрушу, хохоча, Потушу твой священный очаг, По ветру пепел пущу! —
Вихрем Нюргун Боотур Устремился к коню своему, Прянул на крутое седло, Подобное седловине горы, И прямо на север погнал, Как визжащая стрела, полетел, Только ветер в ушах завыл… Мчался конь падучей звездой, Рассыпая искры огня, Рассекая воздух густой. От богатырского скока его Закачался высокий небесный свод, Задрожала толща земли, Отгулом грянул подземный мир, Расплескиваясь, как вода В плетенке берестяной…
Скакал Нюргун Боотур, Взвивался вихрь по следу его; В отчаяньи, в гневе мчался он, Без прощанья оставив дом И родную землю свою. В блистающей выси небес Стоя рожденный конь Вороной — Когда касался земли Четверкой стальных копыт, Градом взлетали за ним Грузные глыбы камней, Тучей летели за ним Тысячи мелких камней. Семисаженная грива коня Распластывалась на лету, Черный, волнистый хвост, Словно длинная лодка В быстрой реке, Со свистом ныряя, летел; Вспыхивали синим огнем Вспененные бока скакуна… Белый пар дыханья коня Облаком клубился за ним На расстояньи трех дней пути; С грозными воплями Слева летел Свирепый Осол Уола, Справа мчалась Визжа, хохоча, Воинственная Илбис Кыыса. Конь прямиком, Без дороги скакал; Чаща лесная встречалась ему — Чащобу ломал, Как траву топтал…
Вот отдалились Всадник и конь От восьмиободной земли; Солнечного улуса простор Оставили позади, Миновали поля, леса, Сумрачную тундру прошли, Проехали ледяной перевал Великой Куктуй-Хотун, Промчались по алчному зеву ее, По черной утробе ее. С громом, с молнией пролетели они Грозный, студеный путь, С бурей, с грозой пронеслись По дороге лютых смертей; Где отроги гор ревут и вопя́т, Где людоеды-деревья стоят, Простирая железные лапы свои. Промчались всадник и конь Над пропастью, где извилась, как змея, Топь Уот-Чоохурутта, Где жуки с теленка величиной; Пронеслись над болотом Бадылытта, Где жабы с корову величиной; Над пыхтящей трясиной Тынгалытта, Где огромные ящерицы кишат, Волоча по тине хвосты Величиною в столетнюю ель; Пронеслись над туманной Муналыкы, Которой ни края нет, ни конца… Миновали темную Чуоналыкы, Неуемную Чугдаарыкы, Догоняемые с левой руки Духом кровавых битв, Орущим, вопящим Осол Уола, Провожаемые с правой руки Визжащей дочерью духа войны, Неистовой Илбис Кыыса…
Вот перед всадником и конем Отверзлась бездонная пасть, Стужей подземной дохнул Темный зияющий зев, Дорога, ведущая по крутизне В безвыходный Нижний мир. Это был провал Куохтуй-Хотун, Где чайки кричат, Где гагары галдят. Сторо́жкой поступью конь, Ступая боком, спускаться стал По кроваво-скользкой той крутизне — Ступенчатой, словно горло быка. Страшно было вниз поглядеть — Там чернела бездонная глубина… Это – горловина была, Ведущая в Нижний мир; Трупным духом дышала она, Готовая поглотить Все, что ни попало в нее.
Чем ниже спускался Нюргун Боотур, Тем зорче разглядывал он Туманом окутанную страну, Странный, подземный мир, Похожий на страшный сон. Призраки реяли там, Чары веяли там; Гул откуда-то снизу летел, Будто прибой шумел, Будто ветер зловеще выл. Валялись грудами на пути Кости раздробленные богатырей, Человеческие черепа На дорогу выкатывались, как шары… Человеческие о́стовы там, Превращенные колдовством В шаманские чучела, Прыгали, позвонками скрипя, Плясали, ребрами дребезжа. Увидал под собой богатырь Область подземную Кынкыйатту; Оттуда стоны неслись, Оттуда зловонье ползло, Смрадный клубился дым…
Там небо – черный каменный свод, Ущербный месяц на нем Корчится, как немой, Который силится заговорить И не может ни слова сказать. Рябое, щербатое солнце там Судорожно искривилось, как рот Глухонемого, который мычит, А не может заговорить. Тут Вороной богатырский конь Звонкой пернатой стрелой, Быстрой падучей звездой За единый миг слетел с высоты И твердо всеми копытами стал На каменном берегу Огнереющего, огнемутного моря — Вечно бушующего Кудулу… Ни обхода, ни брода нет у него, Ни края нет, ни конца.
Стремительный Нюргун Боотур, Средней земли исполин, Очутясь на крутом морском берегу, В отблеске мутно-огненных волн, Зорко осмотрелся окрест И невдалеке увидал Ненавистного врага своего.
Порожденный в воинственный век, Вскормленный кровью Бесчисленных жертв, Бесчестный вор Эсэх Харбыыр, Исполин о трех огромных тенях, Ночной разбойник Тимир Дьигистэй Ехал на огненном змее верхом. Змей трехголовый Кэй-Уорук Быстро бежал на восьми ногах; Сам же всадник невидим был — Так вертелся, клубился он; Только дребезжал, мельтешил — Там, где быть должна его голова, — Ржавый расплющенный шлем, Схожий с гнездом орла, Брошенным в давние времена, Да мелькнула трижды Черная пасть, Да блеснули железною синевой Кривые клыки его. Ехал он, горланил, орал, Эхом гулким подземный мир наполнял; В горловине отгул гремел, До́ неба долетал… Хвастался безудержно он, Радостно во все горло пел…
