Народное творчество (Фольклор) Нюргун Боотур Стремительный
Полная версия
НЮРГУН БООТУР
Кэр-даа-бу! Кэр-даа-бу! Кровные вы мои, Солнечные племена! Изобилием полная золотым Изначальная мать-земля! На долгие времена, Навсегда расстаемся мы!
Надеюсь я, Что Одун Хаан Не обрек на гибель мою судьбу, Предначертанную на небесном столбе, На восьмигранном прозрачном столбе. Крепко надеюсь я, Что Чынгыс Хаан И Дьылга Тойон Справедливо будут судить. Поэтому без трепета я Взлечу и сяду сейчас На проклятый Халбас-Хара, Испытанье огнем и кровью приму С крепкой верой, С твердой душой…
Заклинаю вас, владыки айыы! Если погибну я, Вы одну Не бросайте – в муках, в плену — Беспомощную, слабую дочь Племени уранхай-саха, Прекрасную лучезарным лицом, Несчастную Туйаарыму Куо! По холодным ее следам, По горячим ее следам, Найдите и защитите ее, В Средний мир воротите ее!
Словом добра Заклинаю вас! Враждебно не думайте обо мне, Не готовьте зла впереди! Чтобы до неба слава моя возросла, Чтобы правое дело Горой поднялось, Иду – куда посылаете вы! —
Перекувыркнулся Нюргун Боотур И обернулся в единый миг Огромным соколом В белом пере, С бубенчиком на хвосте… Стрелою сокол К тучам взлетел, Пал на аркан огневой, Когтями в него вцепясь; Сел на летающий, вихревой, Небесный Халбас-Хара.
Зашипел зловеще Халбас-Хара, Красною кровью Ярко зардел, Синим огнем блеснул, Стремительно вверх и вниз Со свистом качаться стал, Высоко к завихряющейся стороне Южного неба Грозно взлетел…
У бедного сокола В белом пере, С бубенчиком на хвосте, Огневые круги Поплыли в глазах, Оглушительный звон Поднялся в ушах; Кожу лап Ему обожгло, Стало мясо на лапах гореть, Белые сухожилья его Обнажались на крепких ногах…
А огненное вервие Туго натянулось, дрожа, Снова взлетело вверх; И резко, с визгом Метнулось вниз, Чтобы сокола сбросить В бурлящую пасть Моря Энгсэли-Кулахай…
У бедного сокола В белом пере, С бубенчиком на хвосте, Медные расплавились коготки, Каплями огненными стекли. Остатками обгорелых лап Опершись О жгучее вервие, Высоко над бездной Сокол взлетел, Каменным нёбом своим Трижды звонко проклекотал, Трижды радостно прокричал, О великом своем торжестве, О победе славной своей.
Скрученный из трех колдовских Смертных опор Черных небес, Огненно-синий канат Туго напрягся Со звоном стальным И, визжа, взлетел в высоту… Снизу сокола Хлестнул на лету И отсек ему кончик хвоста С бубенчиком золотым. В пасть клокочущую Бубенчик упал. Алчные челюсти Духа глубин Впустую ляскнули, упустив Близкую добычу свою, Только синий, семисаженный язык В водовороте мелькнул И пропал…
Защищенный силой айыы Солнечного племени сын, Высоко над бездной взлетев, Упал на темя горы; На девять сажен Землю пробив, До бедер в камне увяз. Там лежал он, Едва дыша, В человеческом виде своем, Ударом о́б землю оглушен, Еле-еле ресницами шевеля. Тяжело гудело Темя его, Горело его лицо; Из трещин кожи Брызгала кровь, Звон не смолкал в ушах; Ныли все суставы его, Но был он жив, невредим.
Три исполина богатыря, Три Стража Смерти, как гром, Из трех могучих глоток своих Испустили радостный крик: – Чист он, сын небесных айыы, Ни в чем не повинен, видать! Этот парень На всей земле Равного себе не найдет…
А как только отдышится он, Да как с духом опять соберется он, Да если опустится он В пропасть, в подземный мир, Где племя гнездится Ап-Салбаныкы, Да если без робости он Потягаться силой решит С чародеем Алып Хара, Да если его в бою победит, То навеки в трех великих мирах Утвердит он доброе имя свое! Подымется выше каменных гор Толстая слава его! —
Так Три Стража, Между собой рассудив, Нюргун Боотура кругом оправдав, Обратились грозно К Уот Усуму, Молвили сурово ему: – Теперь твой черед Садиться верхом На Халбас-Хара вихревой, Очищать себя от грехов! —
Самый отчаянный удалец В племени абаасы, Обманщик и клеветник, Не боящийся ничего, Хоть и пойманный в воровстве, Умеющий отпереться всегда, Самый матерый в злобном роду Адьараев-богатырей, Самый лютый среди врагов Солнечного рода айыы, Видя, что час испытанья настал, Попятился невольно назад, Всем огромным телом своим задрожал Судорожно у него Дюжая изогнулась спина; Как от простуды, заныли вдруг Толстые кости его…
Мороз от страха По коже подрал, Дух его в расстройство пришел, Ужас его охватил, Когда со свистом над ним пронеслось Вихревое увертливое вервие Огненного Халбас-Хара, Когда вскипело грозной волной Бескрайнее перед ним Море Энгсэли-Кулахай. Величественно вздымалось, гремя, Ненасытное лоно его; Высокой волной взлетал Кипящий бурный прибой, Играя вспышками синих огней, Алея кровавой пеной своей…
Неистово ломится в берега, Неустанно о скалы бьет, Яростно крушит крутизну, Прыжками могучими высоко Взлетает над береговою грядой Море Энгсэли-Кулахай…
Нераскаянный вор и злодей, Всеми проклятый негодяй, Даже злобной своей родней Изгнанный Уот Усуму От ужаса изменился лицом, Так вспотел, что испарина от него Облаком поднялась…
Опечалился он, головой поник, Тяжко начал Трудно вздыхать, Начал как перед смертью икать; Широко разинул Черную пасть, Завопил, Разразился мольбой.
УОТ УСУМУ
Аарт-татай! Вот оно! Посмотрите-ка, богатыри! Буйа-буйа-буйакам! Буйа-буйа-дайакам! Видите или не видите вы, Какая мучительная предстоит Тяжкая участь мне? Я, обиженный родом айыы, С чистой совестью, Неповинный ни в чем, Должен очиститься от греха, От неведомой мне вины. Только за то, что оговорен, Что оклеветан я, Должен муки великие перенести, На гибель должен пойти, Кровью заплатить за вину, Хоть не знаю вины на себе!
Медногрудую птичку мою, Златогрудую синичку мою, Солнцеликую подругу мою, Бедненькую Туйаарыму Куо Я в трехлетнем возрасте увидал, В пятилетнем облюбовал, В десятилетнем решил, Что в жены ее возьму…
А непутевый бродяга и вор, Неуемный злой озорник, Каких до сей поры не видал Средний серо-пятнистый мир, Где солнце пляшущее поутру, На востоке взлетая, встает, Где деревья падают сами собой, Где мелеют потоки вод, Скачущий на Вороном коне, Стоя рожденном На грани небес, Стремительный Нюргун Боотур, Великий разбойник, Отъявленный лжец Перед тремя мирами меня Бесстыдно оклеветал, Бесчестно оговорил!
Я не искал поединка с ним, Я убегал от него… А когда он меня ограбить решил, А когда он меня убить захотел, Защищал я дом свой от грабежа, Защищал от гибели Душу свою…
Нет на мне никакой вины! Так пускай решает участь мою Владыка судьбы Одун, А добром я врагу не отдам, На глазах своих Не хочу потерять Среброгрудого Жаворонка моего, Медногрудого Птенчика моего, Дорогую супругу мою…
Ты, прославленная сестрица моя, Уот Кутаалай Удаган, Бряцающая полыми бубенцами На дырявом бубне своем, Заносящая высоко Щербатую колотушку свою, Могучим владеющая колдовством, Не ведомым никому, Чуткие уши насторожи, Слушай меня! Страшная наступила пора, Надвинулся грозный час! Вот-вот оборвется мое Сверкающее кюнгэсэ, Погибнет солнце мое! С неожиданной стороны Налетела беда на меня!.. Где бы ты ни была, Немедля явись! Если ты далеко — Будь близко сейчас!
Дочь бесноватых небес, Бушующей бездны Владычица-дух, Ытык Иэрэгэй Удаган! Коль сорвусь я с каната Халбас-Хара, Ты зубами мимо хвати, Вервие вихревое Ты придержи, Попытайся меня спасти! Вспомни кровное наше родство!.. В последний мой день, В погибельный день — Хоть ты меня пожалей! —
Так тревожно, Истошно вопя, Заклинал Уот Усуму… Через голову перекувыркнулся он, Черным вороном обернулся он — Стервятником о трех головах; Грузно взлетел, как копна, Тяжело, неуклюже взлетел К удушливым облакам Черного свода небес И, каркая громко, сел На крутящийся вихрем Халбас-Хара, Когтями в него вцепясь.
Грозно летящий аркан вихревой, Свежею кровью шипя, Пламенем красным зардел, Брызнул синим огнем… С пронзительным звуком – «сырр», Будто в кузнице плеснули водой На раскаленный железный брус, Резко Халбас-Хара зашипел; Раскачиваясь широко, Извиваясь, с запада на восток С визгом понесся он; Молнией в высоте полоснув, С севера на юг улетел И пропал вдали — В непроглядной тьме, Где пасмурные кручи встают Обратной глухой стороны Бесновато-буйных небес. И опять прилетел, Крутясь, как вихрь, Небесный Халбас-Хара…
У ворона Уот Усуму Страшно зашумело в ушах; Градом сыпались Искры из глаз у него, Помутились мысли его; Горло сдавило ему, Сперло дыханье в груди; Ослабели, изнемогли Верхние силы его, Изнурились Нижние силы его, Обгорели когти На лапах кривых, Обуглилось мясо его, Истлели мускулы на ногах, Сухожилья остались одни… Хрипло черный ворон дышал, Три головы Бессильно склонив…
Три исполина-богатыря, Три Стража Смерти Крикнули враз, Грянули, как трехраскатистый гром: – Сбывается! Вот оно — Стариковское слово-то каково! Роковым оказалось оно — Наше слово, сказанное не зря, Вещим оказалось оно! У этого богатыря, Что змея огненного оседлал, Видно, и впрямь Вина велика! Видно, грехи Уот Усуму Выросли выше глаз его!.. Вздеты они теперь На безобманный безмен, До последнего взвешены золотника!
Видно, уж близок час, Когда Халбас-Хара огневой Сбросит его И перешибет, Как черноголовник-траву! — Так возглас богатырей прозвучал, Заглушая шум пучины морской.
Огненный чародейный аркан, Черный Халбас-Хара То натягивался, звеня, То растягивался, крутясь…
Вот он засвистел, загудел, С бешеной вихревой быстротой Вращаясь, ринулся вниз, Неуследимо взлетел в высоту; И тут же — От южного неба тьмы, От проклятых ущелий его, С бесноватой кручи его, Со зловещим визгом Стрелы боевой, Перенесся Халбас-Хара Под ущербный гибельный склон Северных колдовских небес, Подхватил потерявшего цепкость свою, Вовсе лишенного сил Ворона о трех головах, У которого уж давно Солнце почернело в глазах; И туго напрягшись вдруг, Над бушующей пастью вод Моря Энгсэли-Кулахай Ворона рассек пополам, Посередине его перешиб, Словно корневище быты, И сбросил его с высоты В кипение, в толкотню Беспредельной зыби морской. Только брызнула красная кровь, Только пух полетел, кружась…
Как сорвавшийся с крутизны Падает обломок скалы, Так несчастный ворон Камнем упал, — Стремглав, словно тень мелькнув, — Канул в кипящий водоворот, В распахнутую глубину.
Рожденная вихревой высотой, Взращенная в древние времена Владычица-дух Бездонных глубин Грозно бушующего всегда Моря Энгсэли-Кулахай, Среди чародеек-абаасы Отменная Иэрэгэй Удаган, Прославленная обжорством своим, Пасть раскрыв, Запрокинув лицо, Высунув семисаженный язык, Ворона падающего — На лету Подхватила – и проглотила вмиг; Только хряпнули зубы ее, Только гукнула глотка ее.
Племени верхних абаасы Старшая колдунья-сестра Уот Кутаалай Удаган, — Та, которую звал с мольбой, Предчувствуя гибель свою, Отчаявшийся Уот Усуму, Величайший воитель южных небес, Чей отец – горделивый Улуу Тойон, В гневе просыпающийся ото сна, — Та, которую звал Уот Усуму, Перед тем как взлететь и сесть На черный Халбас-Хара, Оказалась первой из всех Ударяющих в бубен тугой, Власть имеющих заклинать, Звенящих в кружении колдовском Железом подвесок своих, Могущих силою чар Гибнущего из бездны спасти.
Когда отголоски последней мольбы Обреченного Уот Усуму — Жгучая боль изреченных слов, Слезы высказанных речей, Превратись в пронзительный звон Медного колокольца́, В дребезг бубенчиков и шаргунцов, В неведомую даль понеслись — И до логова долетев Уот Кутаалай Удаган, Опустились, тревожно звеня, Прямо над ее головой, Над хрустальной макушкой ее, — Страшная колдунья абаасы Тут же, стремительно подхватив Девяносто девять обманов своих, Восемьдесят восемь Чар колдовских, Отправилась в дальний путь, Полетела, свистя и гремя…
И когда богатырь Уот Усуму, Чья удача рухнула навсегда, Из цепких лап упустив Наотмашь бьющий аркан Вихревого Халбас-Хара, Сорвался и вниз головой полетел В свирепо ревущую пасть Моря Энгсэли-Кулахай, — Уот Кутаалай Удаган, Облако, словно коня, оседлав, Пролетала мимо него; Гибнущего не успев подхватить, Вдохнула она в себя, Втянула она, как вихрь, В темную горловину свою Предприимчивую душу его, Дух превращений его; И умчалась на дальний край Черного поля Хонгкурутта, Где слышна невидимок одних Гагарья крикливая болтовня Да бродячая песня их…
Уот Кутаалай Удаган Влетела в свое жилье, Где, воя, метался огонь; Как ветер, влетела она В содрогающийся железный дом, Вертящийся, не держась ни на чем, Построенный девять веков назад На зыбком темени вод, На толстой броне ледяной, На щите из несокрушимого льда, Над стонущим прибоем морским…
Уот Кутаалай Удаган Выдохнула из себя Душу Уот Усуму, Бережно уложила ее В железную колыбель, Чьи бока – из кровавых убийств, Чьи ободья – из черных злодейств; Повесила колыбель на конец Средней матицы головной, Чтоб оживить Уот Усуму, Чтоб непрерывной силой его Неумирающей одарить; Чтобы вырастить из него Адьарая-богатыря, Пожирающего людей, Истребляющего без следа Всякого, в ком горячая кровь, Кто дыханием наделен.
Исилликпин-тасыллыкпын! Иэдээникпин-куудааныкпын! Душу малютки Уот Усуму Духом своим Похитила я! Буду холить ее, Баюкать ее…
Люлька железная, Лязгай, дрожи, Радость, удачу Наворожи! Темя волосом Густым прикрывай… Телом дюжее Дитя, вырастай… Бай-баабай! Медная люлька, Лязгай, греми! Сильную душу К жизни верни!
Иэгэлим-куогалым! Исилим-тасылым! Перед рассветом, Душа, оживи, Выдь на медведя, Сломи, разорви! К вечеру стань Илбиса лютей, Кровью людей Землю залей! Силою за ночь, Как был, укрепись, На смерть с Нюргун Боотуром Схватись…
Гни ему спину, Ломай, изнуряй, Землю костями его Устилай! Руки омой В его черной крови, Жилу в утробе его Разорви!
Вырастай на гибель врагам, Недругам на беду! Преследующих тебя Бесследно уничтожай! Тягающихся с тобой Глубоко в землю зарой, Беспечного обмани, Встречного убивай! —
* * *
Выросший сиротой Юноша Ого Тулайах, Богатырь одинокий Эр Соготох, Прекрасный Эриэдэл Бэргэн, Странствуя в Среднем мире, обрел Поздно-рожденного своего Обещанного коня; Нашел отца своего Юрюнг Уолана-богатыря В глубокой печали, в тоске — Сидящего перед священным огнем Вместе с младшей его сестрой, Заботливой Айталыын Куо В изобильном теплом дому. Юноша Ого Тулайах Восемь дней отдыхал, Набирался сил В отрадном отчем гнезде.
У отца благословение испросив, Дорожным запасом суму набив, Взял он в руки заветный меч Из окованного медью ребра, Взял он лук тугой И полный колчан, Сел на молодого коня И двинулся в путь Из плена спасать Несчастную мать свою — Прекрасную Туйаарыму Куо. Вихрем он полетел, Восемь перевалов перевалил, Девятиизвилистый путь миновал.
* * *
Привольные аласы, луга Оставил он за спиной. По кустарникам поскакал, По сумрачной тундре глухой. Светлые просторы айыы, Владенья добросердечных людей, Синее небо, Солнечный мир, Голубея, синея, За краем земли, Остались вдали, позади. Девять чубарых гор Всадник преодолел. Рысью гоня По распадкам крутым, Восемь ветвистых гор Юноша миновал. Задыхаясь, поднялся он На перевал Кээхтийэ-Хаан, Где обвалы повисли На кручах скал, Где кукованьем вечным своим Кукушка медная в высоте Оглашает немой простор.
Среднего мира предел Смело он перевалил; По каменной крутизне Переступать заставляя коня, Опустился в сумрачную глубину, Очутился за краем небес. По темным просторам он Вскачь бегуна погнал. Так резво конь полетел, Что вихрь от него отставал; Дождь со снегом По следу хлестал, Гром за спиной грохотал, Молниями позади блистал; Снеговой буран За ним бушевал. Всадник скакал, не слыхал…
* * *
Там, за гранью Темных метельных небес, За девять суток пути Долетает прибоя шум. За восемь суток пути Слышен грохот морских валов. За семь суток пути Ледяные брызги летят Вечно шумящего, Вечно кипящего Моря Энгсэли-Кулахай.
Бедный юноша Ого Тулайах, Богатырь одинокий Эр Соготох Бе́рега морского достиг. По взморью поехал он, Увидал просторный железный дом, Заклепанный глухо Со всех сторон, — Ни окошка, ни двери в нем…
Спрыгнул с коня Ого Тулайах, Вскарабкался на железный дом, На крыше отверстие увидал, Как прорубь темный Просторный лаз. Железная лестница там вилась, Уходя в глубину жилья.
По ржавым ступеням ее, Похожим на уступы хрящей Глотки исполина-быка, Проворно вниз он сбежал В просторный железный дом — И диво нежданное увидал: Горделиво, прямо сидела там Невиданная нигде, Ни на́ небе, ни на земле, Не являвшаяся и в мыслях ему, Женщина неслыханной красоты; Величественна, стройна, Как белая птица-стерх, Гордую шею как лебедь подняв, Белолицая Туйаарыма Куо, Прекрасная мать его Возникла там Перед сыном своим. Обрадовался Ого Тулайах, Сердцем возликовал, Что женщиною такой Когда-то он был рожден. До земли поклонился он Трем ее Темным теням; Сдерживая волненье с трудом, Приветствовал он ее, Проговорил, пропел…
ОГО ТУЛАЙАХ
Слышите ли меня, Видите ли меня, Добросердечные богатыри Солнечного рода айыы? Вот она – найденная мной Ваша любимая дочь, Белолицая Туйаарыма Куо, Прекрасная мать моя! Трижды кланяюсь я Трем твоим темным теням!
Если хочешь увериться ты, Что я – твой потерянный сын — Отыскал тебя, Пришел за тобой, То узнай приметы мои: Дед мой – Саха Саарын Тойон, Моя бабка — Сабыйа Баай Хотун, Мать моя, У которой был отнят я, Ты сама – Туйаарыма Куо. Отец мой, Найденный мной — Летающий высоко над землей На Мотыльково-белом коне, Богатырь Юрюнг Уолан.
А сам я — Возросший в нужде и беде, Заброшенный в детстве на край земли, Ого Тулайах — Дитя Сирота, Богатырь одинокий – Эр Соготох, Эриэдэл Бэргэн. Я – твой сын, Рожденный тобой! Я просторы Среднего мира прошел, Горы высокие перевалил, По остывшим твоим следам Отыскивая тебя; По теплым твоим следам Поспешал, торопился я И нашел тебя, увидал тебя… Я пришел из плена тебя спасти, Домой тебя увезти! —
Во весь рост поднялась Перед сыном своим Прекрасная мать его; К первенцу своему подошла, Крепко его обняла. Трижды поцеловала его В верхнюю губу, Шестикратно обнюхала у него Нижнюю губу И такие сказала слова:
– В лицо ли тебе взгляну, Вправо ли, влево ли поверну, Ты – словно Юрюнг Уолан. Твой нос, твои губы – как у него, И рост, и осанка — Как у него, И глаза и брови — Как у него!..
Покровительница матерей молодых — Владычица Иэйэхсит, Благодарность моя тебе! Защитница жен пожилых Светлая Айыысыт, Слава, слава тебе! — Так радостно восклицала она, Исстрадавшаяся в плену, Безмерно счастливая мать.
Из железного дома в единый миг Выбежали они; И, спеша, устремились туда, Где едва дыша – Нюргун Боотур, Упавший на темя горы, На девять сажен В землю уйдя, Лежал – тяжело оглушен, В память не приходя.
Девять дней и ночей подряд Мать и сын Откапывали его. А выкопали — Ни поднять не могли, Ни на пядь подвинуть его не могли. Медным своим мечом Челюсти дяди-богатыря — Стиснутые зубы его Ого Тулайах Не мог разомкнуть. Устыдился невольно он, Матери смущенно сказал: – Удивительно мне, Непостижно мне, — Какие рождаются богатыри У племени могучих айыы!.. Если этого исполина поднять, Да против солнца поставить его — Он и солнце загороди́т! Против месяца поставить его, Он и месяц загороди́т! Вижу – нет ему в трех мирах Равного богатыря. Вот почему — Где я ни бывал — На всех дорогах земных Прославляли его одного. На всех перевалах крутых Восхваляли его одного!.. —
Так говорил Ого Тулайах, Удивленный видом богатыря, Восхищенный величьем его. И молвила Туйаарыма Куо…
ТУЙААРЫМА КУО
О мой сын! В этом мире, где слышат нас, Поосторожнее будь, Похвал непомерных не произноси, Громко не говори… Как подымется родич великий твой, Как огненным оком в упор Глянет из-под бровей — Укороти́тся твой век!
Если гневным граненым глазом он Искоса на тебя поглядит — Мало тебе останется жить! — Так открыла тайну Мудрая мать Сыну милому своему, Предостерегающе подмигнув. Прекрасная Туйаарыма Куо Опустилась на оба колена вдруг, Наклонилась над богатырем. Золотыми большими кистями рук Золотые груди свои, Налиты́е тягостным молоком, Выпростала из одежд, Вытащила наружу их И Нюргун Боотуру в рот Вложила оба соска, Заклинание произнося:
«Войну кончай! Жену найди! По нраву себе Подругу возьми, Женись, Дитя породи! С доброй женой В теплом жилье Счастливо, мирно жить Благословляю тебя!» А как молвила это она, Приоткрылся рот У Нюргуна вдруг. Пальцами на груди нажав, Прекрасная Туйаарыма Куо Брызнула струями молока Прямо в горло богатырю. Зашевелился заме́рший рот, Задвигались, ожив, Запекшиеся губы его; С бульканьем принялась глотать Взбухающая гортань Жизнедарящий сок…
Осторожно Ого Тулайах, Из дорожной сумы достав Припасенную дома в путь Желтую благодать, Округлый сгусток ее Нюргуну засунул в рот; Растаяла в глотке богатыря Желтая благодать. Нюргун ее проглотил, Очнулся. Вздохнул глубоко́, Родичей увидал, Молвил: «Кровные, дорогие мои! Не бросили меня на снегу, Отыскали меня, спасли!» На племянника поглядел, сказал: «Вижу: по росе ледяной Не напрасно побегал ты, — Ума и сил накопил!»
Поднялся Нюргун Боотур. Тут все трое на радостях обнялись, Троекратно поцеловали они Верхнюю друг у друга губу, Шестикратно обнюхивали они Нижнюю друг у друга губу. И тогда, познавший нужду и беду Юноша Ого Тулайах Долго молчавшие губы свои Радостно разомкнул, Сказал такие слова…
ОГО ТУЛАЙАХ
Внимайте речи моей, Выслушайте меня! Поведаю вам, Что видел я; То передам, Что слышал я.
Когда я спешил, летел, Так что ветер в ушах гудел, Закружилась однажды вдруг надо мной В виде белого журавля Скачущая по бранным полям На Красно-буланом коне Воинственная Кыыс Нюргун, Прекрасная дочь айыы. Мне прокричала она, Мне наказала она Тебе передать, Нюргун Боотур, Что давно собиралась она Путь широкий твой протоптать, Путь твой длинный перебежать. Тебе сказать велела она: «Пусть, мол, Нюргун Боотур, Почитая высокое имя мое, Добрую славу мою, Не устрашится в мой дом заглянуть, Под крепкие матицы Кровли моей!..»
А еще говорила она, Что на́ поле боевом, Над морем Энгсэли-Кулахай, На́ девять сажен в землю уйдя, Оглушенный, замертво ты лежишь…
Отыскать она велела тебя, Беспробудно-спящего разбудить, Благодатью желтой К жизни вернуть… Я не знаю — Впрямь ли я видел ее, Или наважденье явилось мне — Пролетающей тучи обман, Проходящего облака волшебство?.. —
Так прекрасный отрок Ого Тулайах, Хоть бессвязно о виденном рассказал, Но высказал самую суть.
Выслушал Нюргун Боотур, Сурово нахмурился он, Голову угрюмо склонил; Возвышаясь, словно гора, Нависая тучею грозовой, Такое слово сказал.
