Надежда Верещагина
Пограничные полномочия
28 марта 2099 года, Мирабилис
Офигеть планетка.
Терминал космопорта похож скорее на торговый центр. Никаких заметных мер безопасности, никаких снующих повсюду людей в униформе – только места для отдыха, кафе и несколько мирабилианцев, следящих за системой регистрации прилетающих.
Отпросился на работе ещё на две недели, прикрываясь нанесённым болезнью друга ударом по нервной системе. Не сомневаюсь, они думают, я заперся дома, подзаряжаясь от внутреннего аккумулятора. А я вместо этого ещё больше нарастил темпы выхода из зоны комфорта. Можно сказать, вышел за пределы понимания дискомфорта вообще…
Нас встречает необычайно красивая девушка в оливковом костюме и с такими же фиолетовыми, как у Тома, глазами. Этих самых глаз она именно с него и не сводит – и не обращает на меня никакого внимания, хотя говорит, скорее всего, обо мне – мол, что за инопланетная обезьяна имеет счастье оказаться рядом с таким блистательным джентльменом… Очень не хочется знать такое наверняка, поэтому переводчик даже не включаю. После одной из реплик Тома девушка заходится звонким переливчатым смехом и разрешающе жестикулирует – а мы наконец выходим из терминала. И тут же – сквозь огромный распахнутый люк – попадаем в… пневматический поезд!
– Ого! У нас на Земле когда-то хотели построить такой же… Но как-то всё…
Сиденья очень удобные, только слегка не по росту – непривычно: на Земле все стандартные предметы как будто сделаны прямо с расчётом на мои габариты. Я могу без корректировки надеть тестовый образец скафандра, а когда занимаю место пилота в любом летательном аппарате, он не перемещает штурвал, не изгибает спинку кресла и не шуршит, подгоняя страховочный ремень, – тут же объявляет о готовности к старту. Гончар всегда по этому поводу вворачивает, что я образцовый боец…
Кресла местной пневмокапсулы тоже способны адаптироваться – слегка помедлив и, должно быть, классифицировав меня как подростка. Озираюсь: в салоне, кроме нас, ещё шестеро мирабилианцев, рассредоточенных по вагону, – аншлага не наблюдается, – и никто из них даже не поворачивается в мою сторону, хотя инопланетяне, очевидно, бывают здесь редко. Местная мода хоть и явно держится на высокотехнологичных материалах, но тяготеет к какому-то смешанному ретро, во всяком случае в земном понимании. Один из мужчин облачён в подобие костюма-тройки, а его спутница – в юбку такую в мелкие складочки… как они называются, я никогда не знал.
Убедившись, что обстановка меня не зажевала, Том провозглашает:
– Добро пожаловать на Мирабилис, планету повышенной социальной ответственности и связанной с ней стихийной фантасмагории! Прошу запомнить мои слова и… как это… морально подготовиться!
– Угу. Так и откуда здесь взялась ваша чёртова раса? – спрашиваю, понизив голос.
Но Том продолжает вещать на своей обычной громкости, то ли не делая из нашей беседы особого секрета, то ли полагая, что соседи по вагону считают ниже своего достоинства переводить и подслушивать речь на каком-то папуасском языке.
– Это было очень давно. Пограничное кольцо ещё не полностью выстроили, и его роль выполняли посты на самих планетах. Когда корабль расы появился в зоне видимости, меня вызвали в штаб – пробовать найти с ними общий язык. У нас было примерно два часа, я истратил почти всё время, но не смог достучаться. Никакого ответа. А потом связался с Советом старейшин. Решили разрушить корабль… Но со мной была Лея, тогда ещё подросток… она оттолкнула оператора от панели управления и отменила команду. Звездолёт успел слишком снизиться, и мы не могли ничего поделать: удар уже был бы опасен для Мирабилиса.
– Лея?! Серьёзно? Твою дочь зовут Лея?
Непонятный пейзаж за окном (наверняка я могу сказать только, что в этой точке планеты явно сейчас зима) приходит в движение, постепенно размазываясь в монотонный фон.
– Удивительно… земляне воображают, будто повторение удачных идей… как это… вульгарно. А если имя связано с ярким героем, да ещё и звучит хорошо – они скажут: «Ну как так – Лея?» А почему нельзя? Она ведь может сменить имя, когда захочет…
– А характер у неё явно соответствующий.
– Да… Сейчас она у нас главный исследователь расы. И это кроме науки. Биохимик.
– Значит…
– Да. Лея разработала лекарство. Вернее, дорабатывает… К слову сказать, прости за побочные эффекты…
Не напоминал бы… Перевожу разговор на другую тему:
– Мне вот что интересно: Совет старейшин – как он вообще решает вопросы на планете, где каждый сам себе господин?
– Простым большинством.
– М… не укладывается в логику…
– В Совет старейшин входят мирабилианцы, принявшие рекордное количество удачных решений. Таких, об отдалённых последствиях которых можно более-менее достоверно судить. Профессии здесь не имеют значения: используются отчёты экспертов.
– Вроде тебя.
– Вроде. Особенно удобно… что я как раз вхожу в Совет. – Поглядывает искоса, высматривая признаки произведённого эффекта.
– Ах вот почему та девчонка в космопорту так на тебя вытаращилась! – слишком громко ору я.
– Х… – Издаёт нечто среднее между смешком и выдохом. – Это скорее из-за моей внешности. Члены Совета не публичные персоны – никому нет дела до того, как мы выглядим. Но я тебе на всякий случай покажу, – разворачивает изображение семерых сияющих мирабилианцев, среди которых он сам – третий с края. Компания расположилась на фоне колоритного скопления смахивающих на деревянные скульптур – музея, похоже.
– Совет в полном составе. Имена называть не стану, просто запомни их внешний вид – мало ли где доведётся оказаться, а ты любишь махать кулаками, даже не спросив у собеседника, как его дела.
– Они же всё равно могут читать мои мысли?..
– Нет. Во-первых, – хмурится назидательно и устало, – это не чтение мыслей – скорее диалог и… средство воздействия. Между мирабилианцами вообще такой номер… как это… не пройдёт! Между собой мы можем общаться телепатически, но у каждого разные способности, и вместе с тем сама связь считается доверительной. Не для чужих. А во-вторых, в разум не так-то просто вторгнуться. Все выставляют защиту неосознанно… А тебе, Ваня, в этом нет равных.
– Том, ну сколько можно… ты же сам сказал, что воздействовал на меня!
– Ты выдал мне неслыханный карт-бланш.
– А что ты вообще делал на Ёжике? Расу отслеживал?
– Эм… налаживал связи с землянином, намереваясь проникнуть к вам на планету, конечно… И предотвращал ещё одно вторжение в отграниченную зону. От них слишком много затруднений, надо признать… К слову, у нас есть теоретические расчёты по графикам их прибытий. И данные о том, кто контролирует погранпосты.
– А данные-то откуда?!
– Тулисианцы… негласная договорённость. Боятся лишиться нашей помощи с технологиями.
– Им никто санкций не давал!
– Ясное дело…
– Ну так и… вы послали шпионов на все пограничные базы? Кстати, пришельцы из расы, они что – реально пилотируют эти корабли?
– О… без сомнения, не пилотируют. Потом объясню. А шпиона – в своём лице – я отправил только к тебе. Другие предсказуемы. А ты… талантливый программист, остался без коллеги, да и характер, если верить досье… Словом сказать, я проследил за обстановкой. А последующий заход расы уже контролировали с Земли.
– Охренеть… и даже принтер сломал ради легенды?
– Конечно нет… Он вправду сломался… ты же видел мой звездолёт. – Том расплывается в улыбке, нацелив на меня пристальный взгляд.
Пусть гипнотизирует, если так хочется… карт-бланш… да, чего уж там…
– Какой интерес вообще в языках, если способен – ну всё-таки ведь да! – напрямую покопаться в чьём-то мозгу?
Задумчиво поджимает губу:
– Не сможешь приблизиться к подлинному пониманию собеседника, если не говоришь на его родном языке свободно. Лингвистический релятивизм…
– Разве это не гипотеза?
– Нет.
– Но… ведь на Земле сейчас практически нет монолингвов. Мы, получается, двойственные натуры?
– Знаю, что тебе это трудно ощутить, но на деле земные языки очень близки друг к другу…
– Да-да, согласен, для контраста тулисианский я изучал… только забыл всё… Автопереводчик, кстати, прекрасно справляется! Ну, если нужно сказать «отличная погода сегодня», «проваливайте» и «вам конец»…
– О да. Стоит тебе пригласить инопланетянина к себе в дом, переводчик уже справляется не так хорошо. А если ты окажешься вовлечённым в его жизнь…
Раздаётся мелодичный сигнал, очевидно, свидетельствующий о прибытии поезда в пункт назначения.
– Надень его. – Том протягивает нечто, похожее на шляпу пасечника, и в ответ на моё недоуменное молчание поясняет: – Мы прибыли в мой родной город, там лето. Длится не более двадцати наших суток… Но температура снаружи сейчас около пятидесяти градусов по вашему Цельсию… Это устройство не даст получить тепловой удар, пока добираемся домой.
Открываю рот как дурак, а внутренний голос, явно принадлежащий Тихорецкому, хихикает у меня в голове: «Вот что такое эксцентриситет, отличник!»
Жару я плохо переношу, но… стоит тебе пригласить инопланетянина к себе в дом…
29 марта 2099 года, Мирабилис
Стоит пригласить инопланетянина к себе в дом – и (при особенно неудачном выборе кандидата) ты имеешь все шансы в кратчайшие сроки застрять в преисподней. Двести метров пешком до кара показались мне затянувшимся трипом по пустыне Сахаре, несмотря на то что весь путь лежал в тени от некоего подобия навеса. И почему нельзя было сделать крытую парковку с кондиционером, а ещё высокоразвитая планета!
Вид сверху, правда, представился привлекательным: зелено (как называются все эти кустарникообразные хренотени, которые точно были изображены в досье на планету Мирабилис в нашей базе, я напрочь забыл), не слишком сильно застроено, рядом море (или озеро?), небо не особенно отличается от земного.
Правда, в автокаре было хоть и не так жарко, как снаружи, но настолько душно, что жилище Тома после марш-броска через преисподнюю кажется мне спасительным холодильником. Да и смахивает оно на оазис: разноцветная, глянцевая, переливающаяся обстановка – кругом стекляшки, мозаики, витражи, гладкие поверхности, полупрозрачные пластиковые округлые формы. Только пол белый – из какого-то твёрдого полированного материала. Я даже не спрашиваю разрешения – скидываю берцы и с наслаждением ступаю на оказавшееся ожидаемо прохладным покрытие босиком, а потом и вовсе растягиваюсь на полу прямо при входе, на несколько секунд на манер Джека высунув язык.
– Можешь вообразить, какого труда мне стоило не поймать тебя за руки, чтобы немного охладиться? – шутит Том, скептически рассматривая меня сверху.
– Я бы тогда точно умер… Пекло вокруг – и тебя настигает рукопожатие огромной раскалённой головешки. Интересно… а дьявол в аду… он считался горячим на ощупь или как?..
Том пожимает плечами, демонстрируя, что этот вопрос его нимало не занимает. Но зашевелившиеся у меня в мозгу после мыслительной гибернации шестерёнки продолжают обрабатывать ассоциативную цепочку и выдают результат зачем-то сразу в озвученном виде:
– А вдруг ты просто создатель Вселенной и водишь меня за нос развлекаясь? Просто скажи мне, если это так, я ведь догадался! Как-нибудь… ну… вместе поразвлекаемся!
– Надо же, – восклицает он, – у тебя, что ли, всё-таки тепловой удар?!
***
У меня нет никакого удара – ни теплового, ни… в общем, не очень-то я сейчас в ударе. Поэтому Том ни в какую не соглашается переходить к делу до завтра. А завтра на Мирабилисе наступит почти на восемь часов позже, чем привык мой внутренний хронометр. Маюсь от бессонницы в несуразном коконе из одеяла, покачивающемся в дурацком мирабилианском гамаке. Том сказал, что раньше жители планеты спали на неподвижных поверхностях, как все нормальные гуманоиды, но лет пятьдесят назад кто-то завёл вот такую моду, прикрываясь какими-то исследованиями о пользе для здоровья, и она оказалась удивительно живучей. К счастью, этот гамак можно опустить на пол.
На самом деле я склонен к социальной изоляции просто потому, что мне трудно чувствовать время, будучи затянутым в чужой поток. Проще говоря, я человек увлекающийся. Всем подряд. Но если книги, теории и действия позволяют мне сильнее становиться собой, то другие разумные существа… с ними сложнее. Устремления у всех у нас, в общем, разные. И чудо – найти людей, с которыми мы по меньшей мере не деструктивны по отношению друг к другу. Но обычно я игнорирую это соображение, сосредоточившись на новизне, и рассматриваю собеседников как источник красочных сведений. Поэтому занимает некоторое время переключиться с весёлых картинок на фактическое взаимодействие – и тут как раз обнаруживаю, что время было попросту отобрано мной у самого себя… В большинстве случаев непонятно зачем. Вот почему я так неохотно иду на контакт.
С Томом в этом смысле получилась непонятная история. Он изначально встроился в мой поток – настолько, что я мог несколько часов подряд находиться в его обществе, не испытывая потребности внезапно без объяснений задраить люк своей каюты. Странно, если учесть, что даже Ритка – наиболее ментально близкое мне существо во всём мире – временами вызывает желание немедленно защёлкнуться. Правда, она на раз вычисляет это моё состояние и тут же прикладывает палец к губам, напоминая об опасности открывать в такие моменты рот, хмурится и угрожающим кивком призывает убираться. А теперь, после Ёжика, и особенно после болезни Алекса, я из-за такой пантомимы начинаю хохотать – и желание капсулироваться пропадает.
А прямо сейчас настораживает непонимание, что именно меня ведёт – тяга к приключениям (а точнее, к преодолению препятствий) или Том, ловко создавший иллюзию того, что я руководствуюсь собственными устремлениями… До сих пор это, в общем, никому не удавалось. Но Том… Кто он такой, я, по большому счёту, не знаю.
***
Особенно забавно сразу после всех этих мыслей – субъективно вовсе без какой-либо паузы – проснуться.
Почувствовать запах свежесваренного кофе – кое-что вспомнить – поспешно выбраться из непривычной постели – споткнуться об неё же – пулей вылететь в сторону аромата – заорать:
– Твою мать, ты совсем сдурел?!
– Ш-ш-ш… невежливо так вести себя в гостях! А если птиц наших распугаешь – они такой гвалт поднимут! Хорошо что жара не позволила открыть окна… Кофе – для тебя.
– Ну чего ради… ты член Совета, я понимаю, но… нарушать правила из-за меня…
– Ха-ха… Не суди по себе. Кофе запрещён только на Тулисии, не здесь. Получается, я ничего не нарушил.
– Ладно, пофиг, давай его сюда. И рассказывай. Имей в виду, аппетит у меня как-то пока не появился…
Не знаю, правда, зачем мне ещё и кофе – не иначе решил провести полноценные испытания сердечно-сосудистой системы на случай, если грозящих неприятных приключений в условиях пятидесятиградусной жары окажется недостаточно… Не зря я всё-таки контролирую диалог моего биочипа с медицинской программой в штабе.
Ставлю чашку на стекловидную столешницу и устраиваюсь рядом на каком-то топчане, хаотично усыпанном похожими на шёлковые подушками. Это помещение, условно подходящее под название «кухня», производит впечатление жилища восточного шейха, краем уха услышавшего о стиле хай-тек.
– В общем, то, что мы называем расой двадцать шесть, – скорее… хм… источники сигнала. – Том садится напротив на какую-то хрень, смахивающую на воткнутую в пол пружину, увенчанную огромным серебристым листом кувшинки, и умолкает, глядя в стену.
– Источники?
– Мы не можем их физически заполучить. Но, надо полагать, это какая-то вещица, способная уместиться, скажем, в кармане.
– И что она делает?
– Изображает из себя мирабилианоподобное – или человекоподобное, в данном случае почти никакой разницы, – существо.
– Зачем?
– Не советую тебе начинать с таких вопросов, Ваня… Сущность просто подходит поздороваться – и захватывает твоё сознание. Но не в том смысле, что как-то влияет на него… Оно перебрасывает тебя… м… в другой пласт реальности. Ты внешний и становишься, как у вас говорят, инфицирован, пока это происходит. Почти всегда заметно сразу: ты похож на сомнамбулу. И способен заразить других. Мы можем с уверенностью отличать инфицированных – и вытаскивать их из такого состояния. Без каких-либо – даже очень отдалённых – последствий для них.
– И что они рассказывают?
– Ну… разве ты не хочешь сам всё увидеть? – оценивает моё выражение лица, застыв и прищурившись.
– Так. – Поспешно отхлёбываю половину порции кофе. – У меня два вопроса: насколько далеко придётся тащиться по жаре и что если на землянах воздействие сказывается как-то по-другому?
– Не по-другому, не бойся. На Мирабилисе есть генетические земляне, они тоже попадали под влияние. Вас проще оттуда вызволить, вы не такие контактные. Тем более ты. А тащиться никуда не надо: исследовательский центр находится в этом здании. Мы нашли способ экранировать воздействие. Источник изолирован от внешнего мира.
– Хм… Очень уютное соседство… Вы спонтанно запихнули инопланетную угрозу в жилой дом?
– Это не жилой дом. Просто я здесь живу. А уют – всего лишь забытьё. Соседство с насекомыми и бактериями, надо думать, не мешает тебе дома спать по ночам?
– Ладно. Всё. Хватит. Пойдём.
***
Мы спускаемся на два этажа вниз по широкой лестнице, залитой утренним светом местной агрессивной звезды, сочащимся из каких-то похожих на витражные окон, останавливаемся у люка – типичной замены дверей мирабилианских зданий. Я сдуру ожидал увидеть какой-то бункер – конечно, ясно, что защита устроена по-другому…
– Останусь в первой комнате, ты пойдёшь дальше – поздороваешься с нашим гостем и посмотришь кино, которое он предложит. Минут через пятнадцать я тебя оттуда вытащу. Время там течёт с такой же скоростью, но внутреннее восприятие может всё менять, как… в любых необычных ситуациях.
– Том, – пьянея от охватывающего азарта подначить его, выдаю я, – а что если у тебя всё слегка выйдет из-под контроля, как всегда?
Активирует ключ и стальным тоном, которого, казалось бы, не должно быть в его арсенале, произносит:
– Если мне обычно всё нравится, это не значит, что я способен терпеть неприемлемый расклад. Понятно?
– Понятно: не станешь терпеть…
– Не способен терпеть! Это немножко разные вещи. – Пропускает меня вперёд в открывшийся дверной проём. – Входи.
Не присматриваясь, быстрым ходом миную первую комнату и попадаю в светлое просторное помещение, обставленное в духе… что-то вроде приёмного покоя в больнице… Условные сидячие места в виде пластиковых кресел, чисто, аккуратно, не предназначено для жизни.
От противоположного выхода ко мне движется… человек. Внешность гораздо более земная, чем мирабилианская: слишком тёмные волосы, сглаженные черты лица и глаза светло-карие. Обычный парень. Только почему-то он в пальто – то ли коричневом, то ли сером, то ли вообще грязно-зелёном таком шерстяном – и красном галстуке.
Кажется, вот так страшно, как сейчас, мне не было ещё никогда…
– Здравствуйте, – говорит он как будто по-русски и как будто без акцента. Не удаётся определить, я это реально слышу или просто понимаю.
– Здравствуйте. Что вы здесь делаете?
– Вам нравятся истории. – Останавливается метрах в двух напротив меня, глядя вперёд.
– Истории? Приключения? Ну… не когда меня заставляют!
– Вы для этого пришли. – Опускает обе руки из подобия непринуждённой позы и вытягивает их вдоль тела.
– Нет. Я пришёл пообщаться с вами.
– Назначенным способом.
– Нет.
– Вы желаете видеть.
– Забудь про меня, слышишь?! Кто ты такой?
Внутри головы шарики заходят за ролики, иначе описать не берусь. Нечто вторгается в рассудок, и я, хоть и пришёл за этим, оказываюсь категорически не согласен.
– Нет, – повторяю уже тихо, не моргая и не упуская из виду его умиротворённого лица.
А внутренне максимально концентрируюсь на собственном разуме, проверяя по кругу отклик системы: сегодня 29 марта, я нахожусь на планете Мирабилис, инфицированной неизвестным чем-то, но не имею к этому отношения, меня зовут Иван Кузнецов и хрена с два я позволю вот так вот с собой обращаться.
Собеседник вытягивается по швам ещё сильнее, встрявший в мозгах туман усиливается, обстановка на долю секунды теряет фокус.
– Нет, – повторяю ещё раз громче. – У тебя-то какое желание есть? В чём смысл, в чём удовольствие?
Давление в башке усиливается, стискиваю зубы и повторяю всё то, что может привязать к реальности. Внезапно вокруг темнеет – и я, кажется, сажусь на стул у себя за спиной, стараясь не упасть.
В ту же секунду картинка возвращается – только в кадре теперь нос к носу лицо склонившегося надо мной Тома.
– Что произошло? – кажется, спрашиваю вслух.
– Ты не дал ему это сделать.
– А ты, он же… я тебе не верю! Ну не могу, Том, у тебя фиолетовые глаза, просто гадство…
– Ваня… – Одной рукой придерживает меня за плечо, а другой совершает какой-то выверенный скользящий жест по своей щеке. – …у меня серые глаза. Просто линзы.
Заталкивает их в нагрудный карман жилета и смотрит на меня, досадливо поджав губы, – вполне человеческого цвета радужки.
– Зачем?!
– У нас мало времени… – тараторит скороговоркой. – Ладно… у большинства тулисианцев и мирабилианцев вовсе не фиолетовые глаза. Просто это считается красивым из-за того, что у некоторых мутация и вот такой вот цвет глаз… Потому… когда мне потребовалось не привлекая внимания использовать временные электронные устройства, решил, фиолетовый подойдёт.
Это даже как-то затягивает… На каком уровне у него заканчиваются фальшивые факты?
– Ну? – подытоживает, порывисто вдохнув, как будто хоть чем-то доказал сейчас, что я не прав. – Ты мне веришь?
Он владеет техниками воздействия на создание, он бесконечно притворяется, он затащил меня сюда… Но я не в силах больше ничего сделать: просто тупо пялюсь в теперь неотличимые от человеческих глаза, не могу ничего ответить – и теряю контроль над собой.
За тысячную долю секунды до этого замечаю силуэт в некрасивом пальто, частично скрытый от меня фигурой Тома.
