Макс Игнатов
Черные подковы
Глава 41
Первым делом Гордеев набрал Добрынина.
– А тебе это зачем? – Тон Лешиных слов как-то не стыковался с тем, что он является подчиненным. – Если в двух словах и по телефону, то давно этого нет. А если…
– Нет-нет, все, этого достаточно, – поторопился с ответом Виктор. – Давай, пока.
Самое главное – этого сейчас нет. Значит, никто не позвонит и не вызовет, не начнет указывать. Большего и знать не надо, не та тема. А то, что по телефону начал выяснять – это косяк, да. «Надо было вызвать его к себе, что ли…» Ладно, проехали.
Потом позвонил Насонову. Ограничился коротким: «Зайди!»
Когда он объяснил другу свое пожелание относительно Бориса Телиты, тот тяжело вздохнул:
– Так я и подумал.
– Что ты подумал??? Мне вчера Ворон форменный допрос устроил – при всех, прикинь! Мне, начальнику таможни! Я что, заслужил это?
– А Борис-то в чем виноват?
– Не знаю! – Он не находил аргументов. – Но это из-за него меня вчера в дерьме полоскали…
– Но это же ваши с Герой дела!
Володя вздохнул еще раз.
– Корона у тебя выросла, Витя, – он встал и пошел к двери. На пороге обернулся и сказал: – Я все понял. Подумаю, что сделать. Но ты это… зря.
Виктор обессилено откинулся на кресло. Ни от кого другого он бы не стерпел подобные слова. Но тут Вовка, с которым столько пройдено! Может, он прав? На самом деле, ведь он так оторвался от всех местных, в том числе – от «сосновских». Стал чувствовать себя элитой, «белой костью». Как это было в древности – патриций среди плебеев! И они это видят. Ничего не говорят, но их отношение к нему явно постепенно меняется, как бы ни защищал их, как бы ни покрывал. И кто-то, подобно Седову, уже его не может терпеть. И где гарантия, что кто-то не будет следующим «Седовым», с еще худшими последствиями?
А кто за последнее время обратился к нему – из тех, кто ушел с таможни? За помощью, за советом, да просто позвонил поговорить, с праздником поздравить? Вот Большов приходил. И то не к нему, просто так обернулось. Ничем приятным, кстати, тоже ведь не считает его авторитетом. Ладно, вот один. Дима Мосин иногда звонит – два. Так… и все. С одной стороны, можно подумать – не тот уровень, плевать. А с другой стороны… Многие бывшие шастают на «пассажирку» по старой памяти и в гости, и по «делам», и ведь не запретишь – даже свои, «сосновские» этого не поймут, не говоря уже об Сотилайнене, Тишаеве, Колоскове. Надо ли им всем объяснять проблемы своих взаимоотношений с некоторыми уволившимися? Опять же менты, девчонки с перевозок: за те годы, что Гордеев здесь работает, не так много их и поменялось, хотя вроде – скоро пятнадцать лет! И вот ко всем ходят, а к нему нет.
«Корона, значит…» Да и хер с ними! Своя рубашка ближе к телу.
Виктор сходил в туалет, умылся. Стало чуть легче, и он вернулся в кабинет. По времени можно было беспокоить Москву.
– Добрый день, Анна Дмитриевна, – поприветствовал он Плескову.
– Привет, привет, что-то срочное? – зачастила она. – На совещание ухожу, говори быстрее.
– Да вот хотел узнать, нет ли желания у руководителей подарок нам сделать на юбилей таможни?
– Какой подарок? – было слышно, что она присела. – Мы ж вам телеграмму отстучали за подписью главы, медаль тебе выслали – мало?
– Я уж напрямую, раз такое дело, – рубанул Гордеев. – За медаль спасибо, но вот… машины у нас, мягко говоря… А вокруг все на джипах давно ездят. Нет у вас там возможности на ближайшем распределении выделить нам «крузер» какой-нибудь? Не стыдно будет вас встретить, когда вы в любимую таможню приедете!
– Ох, блин, зальстил-то как, – захохотала Плескова, – прям всю меня по телефону забрызгал! Ладно, посмотрим, что можно сделать, раз праздник такой. Знала бы раньше, медаль бы не высылала!
– А поздно! – засмеялся в ответ Виктор. – Уже на мне. Спасибо за нее, и за джип – заранее спасибо!
Медаль висела на парадном кителе, рядом с другими, почти такими же, полученными ранее. В армии Гордееву не удалось получить ни одной, даже самой завалящей юбилейной медали, и он немного комплексовал по этому поводу, особенно в те моменты, когда Дима Мосин или Горьков надевали «колодки» или, на праздники, заслуженный «иконостас». В таможне Виктор получил уже три медали, их давали по разным поводам, в том числе, как сейчас, на какой-нибудь праздник. Было понятно, что это не совсем государственные награды, всего лишь ведомственные, но с другой стороны – не казацкие значки и не те бирюльки, которыми за бабло увешивают всех желающих от шеи до пупа. Так что, хоть какая-то, а награда…
Зазвонил телефон.
– Я все решил по Борису, – пробурчал Насонов. – Сейчас он пойдет в кадры и напишет по собственному. Вроде как в декларанты пойдет, нашел себе быстренько место, попросил хоть там его не зажимать. Я пообещал.
– Спасибо, Володь, – теперь настала очередь Виктора вздыхать. – Пускай валит.
Заявление Телите подписали в тот же день. Так в таможне не стало культмассового сектора.
Чуть позже принес заявление на увольнение Тишаев. Теоретически было понятно, что новый контракт ему не предложат, и не в меру активный начальник смены уже искал варианты по работе. Видимо, нашел – ничего объяснять он не пожелал. Удерживать его Гордеев не собирался.
У Виктора опять настала тихая пора. Он работал на совесть, делал отчеты, ездил на совещания в управление. Воронков вроде как успокоился, ни словом более не упоминал ни про таможенный гимн, ни про разговор в ресторане. В числе многих заслуженных таможенников настоящего и прошлого Гордеев был приглашен им для посадки аллеи молодых деревьев возле отремонтированного здания управления. Бывшие коллеги, в том числе Маслов, пытались завязать разговор, но Виктор просто отшучивался и отходил в сторону.
В Летной таможне снова было все спокойно. Не было никаких конфликтов, шла обычная размеренная работа. Выполнялись поставленные планы, задерживалась контрабанда. Фамилия, а то и фото Гордеева стали периодически попадать на страницы печати. «Этак тебя скоро в жюри конкурса красоты позовут!», – сказал ему как-то никуда не девшийся комитетчик Анатолий, с которым пару раз пришлось встретиться. Но, к удовлетворению Виктора, не по неприятным поводам – один раз тому понадобились деньги, а второй раз была простая болтовня «за жизнь» – хотя какая может быть болтовня с сотрудником такого органа, как ФСБ, постоянно напоминал себе Гордеев, надо держать себя в руках, контролировать свой «базар», и все такое. Не вышло: оба в итоге напились «в зюзю», благо, дело было в пятницу, и потом можно было отлежаться.
Развалясь на диване и страдая от головной боли, Виктор не знал, чем заняться. Жена принесла ему свежие газеты и журналы, которые семья Гордеевых (а точнее – прекрасная ее половина) начала выписывать и покупать в последнее время в невероятных размерах. Он стал искать на страницах печати знакомые фамилии. Несколько публикаций в местной прессе сообщало о скорой смене начальника таможенного управления. При этом половина писак утверждала, что Воронкова уберут из-за низких показателей, отправив на пенсию, а другая половина с пеной у рта доказывала, что ему путь наверх, в Москву, так как здесь все пучком, и все благодаря его умной политике. Иногда в качестве смены фигурировала фамилия Мятникова. Виктор, читая эти бредни, славно ржал, особенно его смешило возможное возвращение Димы в таможенные пенаты.
– Да что я, совсем ума лишился? – только и ответил друг, когда Гордеев порекомендовал ему почитать какую-то статью. – Пусть пишут хоть про мой полет в космос, это их работа.
Мятников полностью оправдывал надежды московского руководства, и уже несколько заключенных им договоров работали. Правда, он никак не мог рассчитаться с Гордеевым.
– Не выходит никак, – оправдывался Дима, – извини. Но я обещал – значит, сделаю.
Виктор другу доверял, поэтому не собирался сомневаться в его честности. Тем более, что он понимал – у Димы и других проблем хватает. Вот в какой-то момент вышла боком «медийная известность» – в СМИ попала информация о зарубежной недвижимости, оформленной на Димину жену. Вопрос подняли даже в Госдуме – там обнародовали целый список таких чиновников, и местные журналисты зацепились: как так, у госчиновника апартаменты в другом государстве? Постепенно ажиотаж стих, но в случае еще одного «палева», пробела в биографии или ошибки в работе у Мятникова, все могло быстро всплыть заново.
Голова только стала проходить, когда жена сказала Виктору:
– Может, продадим эту квартиру и купим другую?
– А чем тебе эта не нравится? – удивился он.
– Ну, есть более престижные места для жительства. Смотри, как город строится. В центре вообще все по-другому. Многие наши сейчас там живут.
Немного резануло вот это – «наши». Татьяна постепенно становилась светской львицей, как, впрочем, и дочь. Новые наряды, ювелирные украшения и дорогая косметика, гламур и вечеринки… Виктор понимал, что он из-за занятости не всегда может пойти куда-то с женой и с дочерью, и поэтому им самим приходится себя занимать. В деньгах он их почти не ограничивал, хотя и постоянно предупреждал: «Не забывайте, где я работаю!» И дамы вроде старались не светиться. Тем не менее, покупка квартиры – это серьезный шаг с серьезными вложениями, особенно если учесть такое же серьезное выражение Татьяниного лица.
– И где ты предлагаешь рассмотреть вариант покупки нашего будущего семейного гнездышка?
– Ну, к примеру, в «Водном пути» сейчас неплохие апартаменты продаются…
– Где-е-е???
«Водный путь» был клубным домом в самом центре города. Даже можно было сказать не просто «в центре города», а «в центре элитной жизни города». Там жил весь бомонд. Хотя, опять же, слово «жил» было здесь не в масть – ведь там не было жильцов, там были «резиденты». Там дважды в день мыли с мылом детские горки. Там под «феррари» одного «резидента» переделали весь съезд в подземный паркинг. Там… Да что перечислять! Уже понятно, что даже яйца, сваренные вкрутую, не были круче тех, кто имеет квартиры в «Водном пути».
И вот такую перспективу жена рисовала Гордееву.
– Да ты представляешь, если кто-то об этом узнает?
Не надо быть психологом, чтобы понять – если человек начинает обсуждение, значит, он недалек от согласия. Татьяна психологом не была, но смысл уловила правильно.
– Да кто узнает?
– Кто? Кто… – Виктор аж задохнулся от того, что ему предвиделось. Опять заболела голова. – Да хоть кто! Водитель ко мне будет приезжать – раз! Соседи узнают, кто я, начнут языками трепать – два! Кто-нибудь из наших побывает у нас, обзавидуется и брякнет – три!
– Витя, да там из наших уже половина живет! – аргументировала Татьяна.
Он уже был готов сдаться.
– Но я же во власти, на такой должности…
– И что? Там губернаторские живут, с правительства, с мэрии. Вся власть. Я ж узнавала. И никто не боится. Мятниковы вот думают там квартиру брать. Чего нам-то пугаться в этом случае?
Башка трещала уже нестерпимо, и он выпил пару таблеток.
– Узнавала, значит? – Гордеев засмеялся. Жена тоже заулыбалась. – Давно?
– Где-то пару недель уже мониторю…
– Мониторит она! Не было печали, – он откинулся назад. – И что там, реально потянем?
– Я думаю – да, – опять заулыбалась Татьяна. – С папой я уже поговорила…
Покупку решили обставить в максимальной секретности. Свою прежнюю квартиру пока решили не продавать – сдали пока Татьяниным родственникам, договорившись с ними насчет почтовых отправлений и по оплате услуг ЖКХ. Обмывали квартиру втроем, в узком семейном кругу. Дочь все поняла с полуслова и никаких вопросов не задавала – нюансы насчет папиной работы ей были хорошо известны, глупости ей были не к лицу, да и финансовое благополучие семьи… в общем, она все прекрасно осознавала. В том числе – откуда берутся деньги для нее. Поэтому даже молодой человек ни о чем не должен догадываться, ни к чему. Об этом Виктор ей не говорил, сама все уяснила. Водитель на таможенной машине просто стал подъезжать на новое место, к одному из входов в многочисленные бутики, куда Гордеев и подходил. Вопросов он тоже не задавал – а догадывался о чем-то или нет, это никого не волновало. За лишние вопросы можно было и работы лишиться, это в Летной таможне не только водитель понимал.
Определенная прелесть была в том, что переезд на новую квартиру совпал с выделением на несколько таможен нового служебного транспорта. Там были автобусы разной наполняемости и комфортности, грузовой и легковой транспорт, но Гордеева больше всего обрадовал двухсотый «крузак» черного цвета, почти новый, на котором он теперь и рассекал туда-сюда в соответствии со своим статусом. Возможно, это было чистой случайностью, и транспорт должны были направить в таможни региона в любом случае, но Виктор видел за этим одно – Плескова сдержала свое слово. И это было чертовски приятно. Иногда он отпускал водителя домой и сам ездил за рулем, а с пятницы до понедельника так просто того не беспокоил. С Насоновым они специально съездили в областную ГИБДД, и теперь на «крузаке» красовались так любимые Виктором номера 007. Самому купить такую машину было по понятным причинам хлопотно, – хотя, казалось бы, что могло быть хлопотным после покупки квартиры в «Водном пути»! – но зато теперь все было намного проще, и Гордеев быстренько продал свой старый джипик как ненужную вещь.
Из-за покупки квартиры немного финансовое благополучие немного «запело романсы», и Виктор с нетерпением ждал очередного визита работников карго. Все-таки постоянное поступление денежных средств со стороны было залогом многочисленных благ по жизни. Все прошло, как всегда, без лишних проблем. Каргошники были всем довольны: самолеты летали, грузы ввозились, таможенники в грузовом отделе и на оформлении знали, кого можно прижать, а над кем шефство осуществляется на самом высоком уровне. Поэтому три конверта заняли свои законные места. Степа Плаксин чуть задержался:
– Я к тебе еще и с официальным визитом.
– Что такое?
– У меня тут юбилей в следующую пятницу намечается, так что прошу вас с супругой не побрезговать и почтить нас своим присутствием. Будем рады.
Отказаться было неудобно, поэтому Гордеев с благодарностью принял конверт с приглашением.
– А кто будет?
– Да все «сосновские», несколько человек моих – с работы, и кое-кто из старых таможенников. Иваныча пригласил, не знаю, придет ли, Геру Большова, Замышляева…
Виктору стоило большого труда не скукситься.
– Понял, – протянул он. – Хорошо, будем.
Плаксин не поскупился и откупил целиком неплохой ресторан. Гордеевы припозднились, и пропустили не только аперитив, но и некоторые первые тосты, чем страшно расстроили некоторых гостей.
– Я тут готовился, понимаешь, – как бы обижался Серега Дубинкин. – хотел юмором перед начальником таможни блеснуть, а он меня и не увидел.
Дубинкины сидели рядом с Гордеевыми, и первое, что ему бросилось в глаза – надутое лицо Серегиной жены. Ходили слухи, что у них предразводная ситуация. «Достались соседи…»
– Вить, смотри, вон Большовы, – пальцем ткнула Татьяна и помахала Гере и его жене. Виктору тоже пришлось покивать и поулыбаться. Большовы сидели между Насоновыми и Коробковыми. Через пару секунд Татьяна уже была там, и оттуда донеслось типичное женское щебетание: «сколько не виделись», «приезжайте в гости», и все такое. Впрочем, Гордеев обратил внимание, что Нина, жена Большова, похоже, была в курсе взаимоотношений между супругами и не так душевно отвечала Татьяне. Ситуацию спас именинник, постучав вилкой по бокалу и начав говорить тост. Татьяне поневоле пришлось вернуться к мужу.
– Хватит бегать, – сквозь зубы процедил Виктор. Жена что-то хотела ответить, но наткнулась на злой взгляд и предпочла промолчать.
Культурная программа юбилея покатилась дальше. Тосты, танцы, смены блюд, перемены мест участниками торжества для дальнейших разговоров на тему «А ты помнишь..?» Все помаленьку смешалось. Вот только Виктор танцевал с Валей Дубинкиной, а рядом почти вальсировали поменявшиеся женами Гера с Галкой Коробковой и Вася с Ниной Большовой. А вот уже Виктор с Татьяной произносят тост во славу именинника. А вот опять танцы… А вот Гордеев сидит с кем-то со Степиной работы… В какой-то момент стало не очень хорошо, и Виктор, накинув пальто, вышел на улицу, подышать свежим морозным воздухом. Стало намного легче. В кармане что-то лежало, и он вытащил это. Рассмотрев находку под светом фонаря, он рассмеялся: «Клофелин»! Так и валяется в кармане! Наверно, и срок уже вышел… Он посмотрел вокруг, но урны не было, а бросать в сугроб было не совсем эстетично, тем более у дверей стояли несколько курящих. Поэтому он сунул пузырек обратно в карман, сделав зарубку в памяти – выкинуть! Зайдя в холл, он увидел Плаксина, Коробкова и Большова. Последний, что-то рассказав, громко засмеялся, но только его взгляд сфокусировался на Викторе, смех сразу оборвался, и сам взгляд стал неприятный и какой-то колючий. «Так, пошли воспоминания. Не хватало еще здесь разборок», – подумал Гордеев. Впрочем, Гера не отличался буйным нравом, и даже выпив, вел себя всегда достаточно спокойно. Но где-то внутри стало очень неприятно, и захотелось себя подстраховать. Появилась мысль, он чуть замешкался, раздеваясь, потом прошел в зал и сел рядом с Насоном.
– О, давай накатим, – Вова налил себе и Виктору.
– Давай. Это чья рюмка?
– Это… э-э… Геры. Сейчас накатишь и узнаешь его мысли.
– Да я их и так знаю, – улыбнулся Гордеев и выпил. Посмотрев по сторонам, он сказал Насону:
– Наливай еще.
– Куда гонишь? – насупился Володя, но, тем не менее, налил.
– Дай мне блюдо с нарезкой, вон то…
Пока Вова тянулся за мясом, Виктор в кармане пальцем открыл пузырек и, мигом достав таблетку, кинул ее в рюмку. Та стала быстро растворяться.
– Ой, Володя, ну я же не это просил, – он прикрыл от Насона рюмку. «Все, ажур». – Ладно, потом накатим. Вон уже соседи твои идут.
Гера сел, рядом села раскрасневшаяся Нина, танцевавшая с Плаксиным. Степа, уходя, крикнул им: «С вас поздравление!», и пошел на свое место. Гордеев, весь похолодевший внутри, внимательно смотрел туда, где только что сидел. «А если кто другой? Нахера я это сделал?»
Большовы встали и, взяв свои рюмки, вышли на центр зала, как делали до них все те, кто поздравлял юбиляра. С языком у Геры всегда было нормально, и он завернул что-то этакое, экспрессивное, и настолько смешное, что все, начиная с хохотушки Нины и заканчивая хмурым Замышляевым, держались за животы. В заключение Большой взял серьезную ноту.
– Спасибо, что ты однажды мне помог. Я думаю, что ты помнишь, о чем речь…
Плаксин закивал. И все таможенники, бывшие и нынешние, присутствующие в зале, понимали, что речь идет о том случае, когда Геру забрали со смены, а Степа ездил к нему домой и вывозил все перед обыском. И сейчас все, переглядываясь, ждали ответного «спасибо» от Степы. Ведь Большой помог ему намного бо͑льшим – тогда, когда Плаксин сидел в тюрьме. Даже Тая, Степина жена, повернулась к нему, словно ожидая этих благодарственных слов.
– Ну, так давай выпьем! – сказал Степа и поднял бокал с вином. Гера на мгновение поднял в недоумении брови, но потом подошел, положил на стол перед Плаксиными конверт, чокнулся и выпил. Нина даже не подошла к столу: выпив, она подождала мужа, и они вместе прошли к себе.
«Выпил», – чуть не вслух выдохнул Виктор. Оставалось предвкушать последствия, которые не заставили себя долго ждать. В какой-то момент Большой понял, что с ним нехорошо, и попытался встать, но не смог. Далее он уже не совсем осознавал свои действия. Сунув себе два пальца в рот, он решил освободить себе желудок, не понимая того, что сидит за праздничным столом. В результате он облевал и себя, и скатерть. Нина и Вася Коробков кинулись ему помогать, но Гера уже рухнул, обессилевший, прямо на изгаженный стол.
– Что с ним? – спросил прибежавший Степа.
– Сам не понимаю, – пробормотал Вася. – Пили на равных. Может, увидел всех, и взгрустнулось?
– Да он так раньше пил, что другим было далеко, – сказал Насон, – и не блевал, и не грустил. Всегда крепкий был. Вообще непонятно…
Нина грустно закивала.
Виктор, сделав удивленное лицо, стоял рядом с остальными. Потом Большова аккуратно унесли в «аперитивную», где положили на стулья. С ним осталась Нина, ребята их иногда проведывали. Персонал моментально заменил скатерть и приборы, и через несколько минут уже ничто не напоминало о произошедшем. Вскоре Семен отправил Большовых домой, и юбилейный вечер продолжился дальше. Гордеевы не стали долго засиживаться – Виктор чувствовал себя подонком.
Все выходные он не находил себе места. «Бляха муха, еще помрет. Зачем я это сделал? Чего испугался? Может, позвонить?» Но кому? И что спрашивать? Лишние вопросы спровоцируют лишние подозрения, а этого Гордеев боялся еще больше. Лекарство он выкинул почти сразу, как приехали, вызвав законный вопрос у супруги: зачем выносить мусор посреди ночи?
Оставалось ждать понедельника. Утром он позвонил Насонову, и в процессе беседы поинтересовался, не напился ли у Степы еще кто-нибудь из таможенников.
– Нет, все крепкие, – засмеялся Вова. – В отличие от некоторых бывших. Вася говорит – Гера ему звонил. Ничего не помнит, ничего не понимает – с чего так нажрался?
«Жив, – выдохнул Виктор. – Слава Богу!»
