– А что там за музыка у тебя? – спросил он, забыв о цели звонка. – Ты где вообще?
– Я занята. Что ты хотел?
«Обалдеть! Муж звонит жене, а та – занята!» В душе Гордеева вскипела гордость.
– Я не понял, ты где?
Он услышал в трубке, как какой-то мужчина – это был точно мужской голос! – позвал Татьяну: «Таня, ты скоро?», а она, пошуршав, прислонив трубку к чему-то – к груди? к животу? – отвечает тому: «…Уже иду!» И снова шуршание, и ее торопливый ответ, шепотом:
– Я же говорю – я занята. Что ты хотел?
Теперь к гордости прибавилась ревность.
– Кто там с тобой, спрашиваю? Почему ты не дома?
«А может, она с кем-то дома?»
– Ты, видимо, пьян, – прошептала она. – Все, мне некогда, я перезвоню.
Отбой.
– Неееет! – заорал Гордеев и со всего маху кинул телефон на кресло. Потом сел рядом на пол и обеими руками взъерошил волосы.
Он здесь один, а она… там!..
Рука автоматически нашарила бутылку. Отпив прямо из горлышка, он попробовал еще раз набрать жену. Гудки шли, но трубку никто не брал. «Та-ак…»
Сев на диван, он снова и снова набирал номер жены. Где-то раз на третий гудки идти перестали, и девушка начала отвечать, что абонент вне зоны доступа. Но он тупо продолжал тыкать пальцами в экран. Сколько это продолжалось – Виктор не помнил. В какой-то миг он вынырнул из забытья, осознав, что сидит в темноте и пялится на беззвучный телевизор. В одной руке у него была почти пустая бутылка, а в другой – погасший телефон.
«Вот так, значит, да? Все кинули. Все. Ну, ничего, будет и на моей улице…»
Он допил остатки коньяка и кинул бутылку на кресло. Посмотрел телефон – нет, не сел, просто отключился. Хорошо.
«Хотя чего хорошего, кто позвонит?» – улыбнулся он пьяной улыбкой. Потом кинул телефон на стол, выключил немой телевизор и повалился на диван. Еще помнящий его с Татьяной ласки. Или ласки тогда были только его, а она притворялась?
«Завтра узнаю… завтра…», – подумал он и заснул.
День был уже в самом разгаре, когда Виктору удалось разлепить веки. Хотелось пить, но, кроме спиртного, в доме ничего больше не было. Значит, надо одеваться и двигаться в сторону магазина. Пока натягивал одежду, глянул на телефон – никто не звонил. «Ясно».
Погода на улице была солнечной, хотя морозец щипал за щеки весьма ощутимо.
– Замерзли? – спросила Алевтина, подавая ему продукты и минералку.
– Да нет, не очень, – пробурчал Гордеев. «Сейчас предложит согреть…»
– А вас тут спрашивали, – сказала она.
Виктор в момент на себе испытал, что происходит, когда душа уходит в пятки.
– Кто? Когда?
– Да утром. Парень какой-то нерусский. Здоро-овый! Кое-как в дверь вошел.
– И что спросил?
– Да что? Спросил, где Виктор живет, и фамилию назвал, только я ж вашу фамилию не знаю, ну и не запомнила.
– И что?
– Да что-что? Вот я еще буду всякой неруси чего-то говорить. Говорю – не знаю тут никого, торгую, и ладно, некогда мне знакомиться. Он помотал головой и вышел. А вы ему что, денег должны?
Гордеев потер нос.
– Нет. Это… брат жены, мы поругались. Спасибо вам.
Алевтина заулыбалась.
– Так не за что! Если еще зайдет – я вам скажу, ладно?
Виктор кивнул: – Ладно, – и вышел за дверь.
Сердце билось как бешеное.
Вот почему он опять забыл про Непрошина? Ведь Поморцев его предупреждал – эта напасть пострашнее всяких москвичей. Слава Богу, что Новый Год дали с женой встретить, а ведь могли прямо посреди боя курантов вломиться! «Вот черт!»
Гордеев влетел в дверь коттеджа и закрыл за собой все замки и засовы, которые только имелись. Потом прошел по всем этажам и закрыл все замки на окнах, дополнительно опустив везде шторы. Не снимая обуви, сел в кресло и прикинул, что еще можно использовать в качестве защиты.
Имелась сигнализация, но она работала только на движение и на пожар. В крайнем случае, и ее можно было бы пустить в ход, но она сработает через какое-то время, а выехавшая бригада будет на месте минут через 10-15. «За это время меня уже упакуют и увезут».
Что еще? На кухне есть ножи. В сарайке и гараже – лопаты и прочий инструмент, но туда можно попасть, выйдя из дома. Отпадает. На кресле валялась вчерашняя пустая бутылка – разбить, и будет «розочка». «Очень смешно».
Ни пистолета («хотел же купить!»), ни баллончиков с газом, ни прочего оружия или средств самообороны. Остаются ножи. И то, если успеть и правильно воспользоваться – в целях самообороны. А то самому потом сидеть – не пересидеть.
Значит, они знают поселок, где он живет, и вычислить дом будет делом нескольких дней, если не часов. А что потом? Потом непрошинская братва возьмет его под белы рученьки, отвезет к боссу, и тот задаст ему прямой вопрос: «Почему ты, падла, меня подставил?»
Как договориться с Непрошиным? Что ему можно предложить? Денег у него больше, активы от совместных и собственных бизнесов его вряд ли заинтересуют, о проблемах на работе он уже явно наслышан. Тогда что? «Собственную задницу? Ну, разве что для паяльника…»
Виктор потер глаза.
«Может, я зря паникую? Может, никто меня не собирается ни бить, ни убивать? С чего я взял все это? С чего?»
Но тут же он вспомнил свой разговор с адвокатом. «Он же мне все тогда разжевал…»
Непрошин понес тогда не только материальные затраты. Теперь, как объяснял Поморцев, в некоторых кругах от него ждут определенных действий. Хотят проверить, насколько он силен или слаб. В том числе – духом. И в зависимости от того, как Непрошин поступит в ситуации с Гордеевым, он будет либо в фаворе, либо…
Непрошину нет никакого смысла прощать его. И, возможно, даже оставлять в живых. Особенно учитывая то, что никто не захочет разбираться и заступаться.
«А каково наказание за подставу, о которой знают все? Как бы ты, Витя, себя повел?»
Это будет показательная порка. Или – показательная казнь.
«Как же ты, Витя, до такой жизни-то дошел?
Думаешь, опять совесть проснулась? Вот сейчас-то точно поздно. Довкладывался, достучался. По головам шел вверх, думал только о себе, не так разве? Друзей предавал, коллег обманывал, ради своей выгоды других подставлял – и думал, что все с рук сойдет? И что сейчас? Что сидишь, чего ждешь-то?
Бежать тебе надо, дурак!»
Он потер лицо, потом встал и пошел на кухню. Готовить не хотелось, и он нарезал нехитрой снеди – колбасы, соленых огурцов, сыра. Потом открыл новую бутылку коньяка.
«Немного, для мысли…»
Точно, надо бежать. Куда – неважно, главное – сейчас свалить отсюда. Почему он послушал Поморцева? Надо было брать билет и сваливать за границу. За день-два никто бы не смог поставить запрет на выезд, и он запросто мог бы выехать. Хоть в Китай, хоть в Турцию, хоть в Таиланд. Когда-то им с Татьяной очень нравилось в Таиланде. Они даже хотели купить там маленький отель. «Почему не купили?»
Ладно, проехали. Сейчас можно уехать хоть куда. Документы с собой. Можно в родное село завалиться – там-то точно никто искать не будет! Родителям помочь, они уж старенькие.
Родители… Не часто их вспоминал, да. Но деньги посылал, хоть они и отказывались. А когда ездил в последний раз? Узнают ли они сына? Простят ли?
Бородину надо позвонить. Родственник все-таки. Не все ж ему родственнику помогать, пусть и родственник жопу поднимет. Посоветует чего. Проконтролирует, чтобы в фирме там все нормально шло, пока основного «спонсора» не будет рядом. Вот только – не поздно ли?
«А фирма-то ведь охранная! Скажи кому – засмеют! А тебя самого охранить от непрошинской охранки некому. Потому как разница в видах охраны: у Непрошина все спортсмены да люди с органов, а у тебя – пенсионеры и алкаши».
Виктор вдруг обнаружил, что в бутылке – уже чуть больше половины.
«Хватит пока. Надо удобно одеться!»
Он надел пуховик, спортивную шапку, на ноги натянул старые, но еще вполне крепкие зимние кроссовки. Проверил кошелек – наличных денег было еще много, были и карточки («действуют ли?»). Подумав, рассовал по карманам складной нож, телефон, фонарик и запасные перчатки. Потом прошел в кладовую, выключил всю автоматику. Напоследок снова зашел на кухню. Налил в бокал еще коньяку – на посошок.
«И для сугреву. А посуду потом помою. И мусор после выброшу», – улыбнулся он, выпивая.
За окном что-то прошуршало. Или показалось? Виктор подошел к зашторенному окну, сжимая в руке кусочек колбасы. Тихо. Но как только он положил колбасу в рот, за окном явственно послышался скрип снега – кто-то проходил мимо него, там, за окном!
Гордеев, как мог, тихо, на цыпочках, и при этом по максимуму быстро подбежал к входной двери. Прислушался. Снаружи, казалось, не доходил ни один звук. Дверь была стальной, и отсутствие шума с улицы можно было бы объяснить естественными причинами, но Виктор почти на подсознательном уровне ощущал – прямо за дверью кто-то стоит. И словно в подтверждение этому из-за стальной обшивки раздалось:
– Открывай, дорогой! Ты же дома, я слышу.
Внутри все застыло, словно он и не пил не коньяк. Мягко отойдя от двери, он оглянулся. Куда???
В дверь замолотили.
– Открывай, Витя, все равно никуда не денешься…
Голос был уже другой, и тоже незнакомый. Но это не было самым важным в данную секунду. Виктор озирался по сторонам, пока не вцепился взглядом в лестницу, ведущую на второй этаж.
«Да! Там окно, можно вылезти и через крышу – спрыгнуть в какой-нибудь сугроб…»
Он побежал наверх. В дверь продолжали стучать, но за нее Гордеев не беспокоился – не вынесут. Он почти полностью смог открыть замерзшее окно на втором этаже, и по лицу сразу цапнул мороз. Вылезти на крышу удалось не сразу, пришлось изворачиваться, так как окно не желало отворяться до конца. А вот надежно прикрыть его получилось быстро и без лишнего шума. Определенная пологость крыши помогала двигаться, но следы он оставлял достаточно четкие – снег с крыши за все время он сбрасывал всего лишь раз. Оставалось надеяться на приближающиеся уже сумерки. Определив сторону, которая была противоположна входу в дом – а дверь, судя по звукам, банально пытались вскрыть, – он поглядел вниз, но ничего не смог увидеть. Оставалось рискнуть. Виктор сел на крышу и скатился по снегу до края. Если «гостей» много, и они окружили дом, тогда – все..!
Но там никого не было. Гордеев как с горки съехал с крыши. Прыжок получился высоковат, но он приземлился удачно, ничего не сломав и не вывихнув, аккурат на ноги. Что-то сбоку щелкнуло или упало, но смотреть не было времени. Так, теперь вправо и к воротам, пригнувшись…
Прямо у ворот стоял джип «БМВ», такой же черный, как и у Гордеева в таможне. Судя по выхлопной трубе, внутри никого не было. Виктор быстро пробежал мимо и буквально пролетел через калитку ворот. Захлопнув ее за собой, он дал себе несколько секунд отдышаться и подумать.
«Так, теперь направо по дороге, там километра через два пешеходный мост через железку, а почти сразу за ним – станция. Любой поезд, хоть куда – и газу отсюда! Можно и такси вызвать. Эх, надо было джипу колеса порезать…»
Но возвращаться уже было поздно. Гордеев на всякий случай проверил, застегнуты ли карманы, сунул руки по порядку – вот кошелек во внутреннем, вот нож, вот фонарик, еще одни перчатки,… а где телефон?
«Черт, черт, черт!!!»
Видимо, именно он вылетел там, когда он слетел с крыши.
«Пусть. Некогда. Надо бежать».
Дорога была почищена, и бежать поначалу было легко. Но недолго. Сказывались отсутствие регулярных занятий спортом, морозная погода и выпитый алкоголь. Сердце грозило выскочить из грудной клетки. Холодный воздух обжигал легкие. Виктор некоторое-то время как мог быстро шел, но постепенно начал просто плестись. Ярко освещенный мост хоть и виднелся впереди, в быстро наступавшей со всех сторон зимней темноте, но был еще далек. И ни одной живой души!
В голову пришла шальная мысль: чтобы было легче идти, надо петь про себя какую-то песню. Марш, в такт шагам. И будет легче. Но какую песню? В голову ничего не шло, но вдруг – навеяло:
– Только на снегу, только на снегу, черные подко-о-овы…
Класс! В самый раз! Гордеев шептал себе под нос эту песню, и ноги сами несли его к мосту. Он даже заулыбался.
И в этот момент где-то сзади послышался автомобильный гудок.
Виктор развернулся. Вдалеке виднелись фары большой машины. Это могли быть только ОНИ.
Что было сил, он рванул вперед, к мосту. А сзади словно издеваясь, сигналили и сигналили. Почти одновременно они оказались у моста – человек и машина. После этого джип остановился.
Гордеев старался контролировать действия недругов, при этом задом он продолжал движение по мосту. На всякий случай держался за перила – чтобы не упасть. Из джипа вышли двое: один – высоченный амбал, видимо тот, что искал Виктора в магазине, а второй, который был за рулем, – маленький, словно антипод первого. Вышли и пошли в его сторону, вразвалочку, не торопясь.
– Витек, кончай, – с каким-то акцентом сказал амбал. – Иди сюда, не заставляй нас за тобой бегать.
– Хуже ведь будет, – пригрозил второй.
– Не-е, – протянул Гордеев, отступая назад шаг за шагом. А в голове крутилось: «Надо потянуть время, восстановить дыхание, еще немного, и – снова побежать. Станция уже рядом».
– Витек, поверь, лучше, если ты остановишься, – опять проговорил водитель.
Виктор помотал головой – нет! Между ними было уже метров сто. «Ну что? Вроде все, дыхалка в норме, пора? Разворот, хватаемся за перила, отталкиваемся и…»
Он развернулся, но нога поскользнулась на скользком, намерзшем на металле льду, и его поволокло вперед. «За перила…» – подумал он, но… перил в этом месте НЕ БЫЛО! Сетка почти свободно висела на крюках, и в темноте этого было совершенно не заметно.
– Твою мать! – крикнул амбал. – Бегом, ловим его!
Но было уже поздно. Руки еще делали несколько махающих движений, пытаясь захватить мелкую рабицу, однако мозг уже понял никчемность этих усилий. Тело легко прошло через проем, не встретив никаких препятствий на своем пути. Падение вниз казалось долгим и медленным. Перед глазами все вертелось, это был какой-то дурной калейдоскоп. Молнией прошла мысль: «…А разве мне не должны показывать мой жизненный путь в самом кратком изложении, как это пишут в книгах?»
А потом промелькнула боль, и наступила темнота. Он будто бы заснул и в тот же момент осознал, что куда-то улетает.
И кто-то где-то далеко поет ему песню:
Только на снегу, только на снегу
Черные подковы.
Но от них вовек не будет счастья никакого,
Но от них вовек не будет счастья
Никакого…