Макс Игнатов
Черные подковы
Глава 3
Как оказалось, Ваня Пичугин был человеком разговорчивым. Про славных таможенников он рассказал уже чуть ли не половине сосновцев. Витя был откровенно удивлен, что раньше никто ничего о таможне ему не рассказывал. Стоило ему намекнуть кому-либо из сослуживцев о чем-либо из Ванькиного рассказа, как фамилия рассказчика и всякие подробности сами собой выплывали на поверхность. Но еще более того Виктора удивило то, что уже несколько молодых офицеров рассматривали варианты устройства в ту самую таможенную структуру. Кто-то говорил это в открытую, кто-то признавался по самому большому секрету. Престиж ношения армейских погон был подорван однозначно.
– Ну, ты сам посуди, – шептал ему Степка Плаксин, относительно недавно переведенный из ГСВГ. – Какие сейчас перспективы? Правительство все везде сокращает, от зарплат до целых гарнизонов, нормально живут только те, кто ворует, а воруют те, кто на должностях или наверху. Или мафия. Но на какого хрена мы мафии сдались?
Слово «мафия» в разговорах звучало синонимом слова «деньги». Информация о больших и малых группировках разных жуликов и бандитов наполняли средства массовой информации изо дня в день. В реальной жизни Виктор ни разу с подобным элементом не сталкивался и относился к таким разговорам нейтрально. Хотя разговоры о смене хозяев магазинов, ближайшей лесопилки и еще пары мест доходили в последние месяцы и до его ушей. В основном хозяйничали какие-то «заводские», но что они из себя представляют в реальности – практически никто не знал.
Широколицый старлей Даниял, промеж своих называемый просто Даней, поглаживая усы, сказал Виктору просто и ясно:
– Когда мы учились в училище, была одна страна. Сейчас – другая. Ситуация изменилась. Сидеть и ждать чего-то – будет неправильно.
Это немного смахивало на призыв к революции. Но все, кто за годы совместной службы хоть немного узнал башкира Данияла Асадуллаевича Шайхуллаева, а Гордеев не был исключением, могли понять: немногословный человек сказал больше, чем обычно. Значит, он уже принял какое-то решение. Лучшим другом Данияла являлся Игорь Конев, и Витя подумал, что тот тоже в теме.
Так за неделю-другую Виктор сумел разговорить порядка десяти-двенадцати офицеров. Результат его поразил – о таможне не слышал ничего только один, а трое-четверо, будь их воля, прямо завтра направили бы свои стопы в такое сладкое, по словам разговорчивого Вани Пичугина, место.
Ближайшие друзья Виктора, Насонов и Коробков, тоже обо всем были наслышаны. Они втроем шли после службы по вечерней улице, тихонько обсуждая «новую» информацию. Коробков сомневался в правоте слов Пичугина. Верить рассказам рядового водителя ему очень не хотелось. Насонов же продвигал откуда-то почерпнутую идею, что именно бывшие офицеры скоро будут активно набираться в таможню. Витя не понимал, почему Вова так в этом упорствует. Хотя Насонов, и Виктор ему в этом откровенно завидовал, очень быстро обрастал всякими знакомствами, у него часто появлялись какие-то идеи, он первым рассказывал о чем-то интересном и нужном. Однако про таможню Насон до этого дня не упоминал – Витя для себя это отметил. Но упрекать друга в скрытности совсем не хотелось. Да, что-то Насон говорил, а что-то скрывал. А напрямую спрашивать было неудобно. Выручил «сестролюб»:
– Вовик, что-то ты мутишь, – Вася Коробков конкретно предъявил претензию своему родственнику. – Ну-ка колись, откуда информация?
Насонов засопел.
– Да это не секрет, другое хотел от вас, уродов, скрыть до поры до времени, да разве вы дадите?
Володя Насонов по жизни считал себя – и не зря – человеком вдумчивым. К решению каждого вопроса подходил издалека, с перспективой. Вот уже решился вопрос по участкам для дач, их распределили, первым «очередникам» показали их «наделы». У Насонова чесались руки что-то попилить да построгать. Вроде бы хорошо? Хорошо. Но все это надо купить, привезти. Поехал Вова узнавать, где взять и как доставить, чтобы повыгоднее. Познакомился с какими-то армянами, узнал их «дела». У одних армян свой бизнес – возят древесину, у других армян – другой, делают стройматериалы, у третьих – автосервис, и так далее. Вот и перспектива, все когда-нибудь понадобится, надо с людьми поближе познакомиться. Язык у Насона подвешен, слово за слово, тут армяне и рассказали за таможню. Оказывается, много чего знают. Вот, например, скоро в аэропорту, который недалеко от города, тоже будет своя таможня. Страна-то развалилась, все бывшие республики стали другими государствами. Наверху решили, как бы поставить границу и проверять, кто и что возит туда-сюда. Пограничники в аэропорту уже работают. Но они проверяют только паспорта. А вот за товарооборотом, как говорят армяне, сейчас на этих рейсах следят менты. Лютуют – не то слово. Дерут по три шкуры, и знакомые вроде есть, но все равно тоскливо. А в Армении сейчас тяжело, туда надо и деньги отправлять, и продукты, и товар какой-никакой, те же шины – дефицит страшный, словом, есть чем заняться. И вот если бы в ту открывающуюся таможню попасть…
– И все-то твои армяне знают! – воскликнул Виктор.
– Знают, – твердо сказал Насонов. – У них от их знания и бизнес, а может – и жизнь зависит. Сейчас Россия им – чужая страна, а они хотят своими тут стать. Их же плющат со всех сторон!
– Ну, допустим, – проговорил Василий. – Но таможни в аэропорту нет – раз, какая ситуация сейчас с набором личного состава в Городской таможне – неизвестно, это два.
– По набору можно у Ваньки узнать, – предложил Виктор.
– Можно, – сказал Насон, – вот только я предлагаю все же не торопиться. Пусть кто-нибудь другой попробует, тот же Асадуллаич или Конь, они вроде уже лыжи навострили, чуть не завтра собрались документы на увольнение подавать. Потерять все в один миг недолго, а потом куда? И где гарантия, что попав в Городскую таможню, ты потом сможешь попасть в таможню аэропортовскую? Организации-то наверняка разные…
– А точно еще никто из наших к таможенным кадровикам не ездил? – поинтересовался Виктор.
– А что? – в голос вопросили Насонов и Коробков.
– А то, что это тоже надо у Пичугина узнать. Если кто ездил – это будет полезная информация, спросить тихонько можно, а если нет – пусть Ванька подробнее и узнает, что там и как, какие условия, требования. И по аэропорту тоже. Все, что сможет.
– Слишком мы на Пичугина рассчитываем, – завел свою канитель Коробков. – Много кто водиле доверяет? У вас в части водилами солдаты. Что они могут?
– И что ты предлагаешь? – завелся Насонов. – Других вариантов пока нет. Да и вообще… Может, им военные даром не нужны.
– В смысле? – нахмурился Виктор.
– Ну, не знаю… бухгалтера, экономисты. Там же с деньгами работа, с товарами. Кино про таможню есть, смотрел, – так не помню я, чтобы там что-то по военной теме было. Проще попробовать к погранцам перевестись, вот только стоит ли?
Все замолчали. Подойдя к своему дому, Витя пожал друзьям руки, расставаясь до завтра.
– Короче, так, – подвел итог Насонов. – Ты, Витя, у Ваньки узнай тихонько по кадровикам. Я постараюсь узнать, чего смогу, в ближайшие дни у армян, они мне доски должны привезти. А ты, мой дорогой свояк, держи руку на пульсе у Даньки и Коня.
– И у Плаксина еще, – пробормотал Вася.
– В смысле? – взвился Насон.
– Он… в общем, они сейчас втроем частенько собираются.
Гордеев знал, что Плаксин и Насонов одно время крепко приятельствовали, но потом их отношения немного охладели. У Степы, единственного среди их общих знакомых, был свой автомобиль – пригнанная с места службы из Германии реэкспортная «Лада». Насон давно хотел купить машину, но пока возможности не было, а с началом строительства дачи мечта явно отдалялась еще на какое-то время. По характеру Вова не был завистливым, он скорее был очень настырным и мог долго идти к намеченным целям, покоряя одну за другой постепенно и не торопясь. Но Виктор каким-то шестым чувством понимал, что вот именно наличие машины у Плаксина не дает покоя Насонову. А может, они у армян встретились?
– Ладно, – подвел итог Насон, – утро вечера мудренее, завтра или когда там, что узнаем – пообщаемся.
Но в следующий раз пообщаться по теме им пришлось нескоро. Командировки, учебные тревоги, увеличение нагрузки в служебное и внеслужебное время препятствовали нормальному общению, а обсуждать все на бегу никому не хотелось. Почти полгода не было даже нормальных выходных, «тревожный» чемоданчик Виктора не успевал покрываться пылью. Татьяна управлялась с дочкой одна, и Виктор стоически принимал все женские обиды и претензии. Объяснять что-то жене было бесполезно – при всех обидах Татьяна все же осознавала, что в подобном ритме живет не только их семья. Но облегчить ее быт он практически не мог. Оставалось только терпеть, обещать «прекрасное далеко» и – ждать.
Однако все когда-нибудь заканчивается. И в тот день, когда Гордеевы всей семьей, по приглашению Насоновых, выбрались к ним на «фазенду», никто не хотел вспоминать былые трудности. Конечно же, были и Коробковы.
– Ну ты, Вова, даешь! – Татьяна аж рот раскрыла, когда вошла в ворота садового товарищества. Первый же участок возле ворот, здоровенный, на нем уже стоит сруб, посадки! – Это вы когда же успели?
– Честно сказать, я никому не даю, обычно дают мне, – Вовка ущипнул Машку за задницу и еле увернулся от тряпки в ее руке. – И в будущем надеюсь, что будут давать, и помногу, да, Вить? – подмигнул он Виктору.
– Вы это чего? – засмеялась Галка Коробкова. – В «голубые» записались?
– А это секрет! – засмеялся в ответ Гордеев.
Мужчины проделали всю необходимую, по мнению Вовы Насонова, тяжелую работу и занялись шашлыком. Женщины, приглядывая за детьми и нарезая овощи, чесали языками.
– Он ведь мне жизни не дал все это время, – жаловалась Мария. – Каждый вечер – пошли да пошли, уже и сил нет никаких, у него спина болит, у меня все ломит! Назавтра опять по новой! Но ведь для себя, девочки!
– Так они и нас с собой иногда таскали, мы же отказать-то не можем! – хохотала Галка.
– Какие вы молодцы, – вздохнула Татьяна.
– Не скучай, все впереди, и нам с вами дадут потом по участку, – затараторила Галка, – отстроимся так, что все завидовать будут! Не кисни…
Виктор как будто почувствовал взгляд жены и обернулся. Но она уже опустила глаза.
– Первая порция готова! – объявил Насон. – Васек, наливай.
Насонов был старше Виктора на два года. Ни внешне, ни на службе это никак не проявлялось, тем более при одном звании. Но как-то само собой получалось, что в неформальной обстановке Насон всегда был лидером. Виктора это немного задевало, хотя откровенно, даже самому себе, признаться в этом он не хотел.
Все устроились на импровизированных лавках у почти что настоящего стола. Татьяна держала Дашутку у себя на коленях, Виктор сидел рядом.
– За вас, Насоновы! Вы лучшие! – подняла она рюмку. – И нам не отставать, да, Витя?
Видимо, жена решила сегодня нарезаться. Что ж имеет право, подумал Гордеев.
Постепенно все расслабились.
– Дом будет двухэтажным, – усталый Вова быстро опьянел. – Вот тут беседку поставлю. Тут – туалет. Бассейн вырою, карпов туда запущу и рыбачить буду.
– Хватит места-то? – Сомнения у Коробковых были делом семейным, поэтому никто не удивился Галкиному вопросу.
– Так смотри, сколько его. Тут корт теннисный можно сделать… ну, в принципе, мне он на фиг не нужен. Там место жене, пусть садит, что хочет, и на закусь, конечно. Эх, развернусь!
– А кто тут еще из наших рядом? – поинтересовалась Татьяна.
– Во-он там Асадуллаич место получил, но там низина, не знаю даже…
– Это правда, что он на увольнение по собственному подал? – не понимая, Татьяна начала разговор, который сами мужчины никак не могли возобновить с того самого вечера.
– Имеет право, Ельцин закон подписал, а пять лет у него после училища давно уже прошли, – тихо проговорил Насон. – Квартиру тоже теперь не отберут, так что…
– А ты откуда знаешь? – повернулся к жене Виктор.
– Тайку Плаксину видела, она и сказала.
– А про мужа ничего не сказала?
– Нет. А что?
Виктор посмотрел на «сестролюбов». Те переглянулись между собой.
– Мальчики, – медленно проговорила Мария, заглядывая мужикам в глаза, – мы чего-то не знаем?
Спиртное не способствует крепости языка, особенно когда вкупе с ним выступают немного непонятливые жены. Пришлось рассказать им все, что знали по таможне до этого, и узнали потом.
Увы, узнать потом удалось немного, Коробкову так вообще ничего. Виктору Пичугин рассказал, что к кадровикам надо заранее звонить и записываться, прием идет жесткий и долгий, военных берут так же, как и остальных. Набор идет постоянно, но медленно.
У Насонова информации было побольше. Армяне сказали, что в аэропорт уже стали приезжать таможенники, но пока они обслуживают не все рейсы, а только в так называемое «дальнее зарубежье» – Турцию и Арабские Эмираты, вылеты и прилеты. Под это дело в аэропорту выделены целые помещения, которые все так и называют – международный сектор. И там сейчас, что самое интересное, верховодят и как бы обучают местных таможенников какие-то москвичи, приезжие, вроде с Шереметьева, но откуда точно – никто не знает. Зато другое известно точно – местные таможенники на этих рейсах работают от силы минут 15, их как бы учат, как правильно работать, а потом те самые «москвичи» их отправляют восвояси, и начинается то, что в порядочном мире называется «бардак». На вылетах пассажиров конкретно дербанят по поводу количества вывозимой валюты, а по прилету – по поводу количества ввозимого товара и оплаты за него. После рейсов «москвичи» с набитыми карманами прибывают в гостиницу, находящуюся возле здания аэровокзала, в которой они постоянно проживают, вызывают проституток, благо огромное объявление с телефонами висит прямо у входа в гостиницу, и гуляют. По сути, они никому не подчиняются, сколько они будут еще находиться в аэропорту – неизвестно. Местные таможенники их не любят, понимая, что «москвичи» не дают местным разгуляться; менты не хотят ни «москвичей», ни местных таможенников, ведь большой кусок вырывается у них изо рта; армянам не нравятся ни первые, ни вторые, ни третьи, но они понимают, что с кем-то договариваться все равно придется.
– Дурдом! – запричитала Галина. – Мужики, ну зачем вам это надо? Неужели нельзя спокойно деньги заработать?
– А мне вот про простипом интересно услышать было, может, они за этим в таможню собрались? – заржала Маша.
– Вася, ну-ка ответь мне честно, это все серьезно? – Галина была уже явно «выпимши».
– Да замолчи ты! – взорвался Вася. – Вчера только зудела – это надо, то надо! Сейчас время такое, не обманешь – не проживешь. Надо только вырваться – а потом нормально жить.
– Не кричите вы, детей не пугайте, – постарался успокоить всех на глазах протрезвевший Насонов.
– А как же офицерские звезды? Мечта о генеральских погонах? – спросила Татьяна.
– Так погоны и там есть, и генералом наверняка можно стать… когда-нибудь… – проронил Виктор.
– Но ведь опасно ж, ребята! – не успокаивалась Галка. – Могут и в тюрьму посадить, и… не знаю…
– …руку отрубить, – попытался разрядить обстановку Гордеев. Все засмеялись.
– Давайте домой собираться, – сказала Татьяна, – поздно уже. Володя, куда тут мусор собирать?
– А вот за это не волнуйтесь! – весело ответил Насон. – Для этого здесь есть Палыч.
Как оказалось, в садовом товариществе уже был сторож, пожилой мужичок. По какому-то конкурсу он был избран на эту должность, при этом ему была выделена небольшая, но уже готовая к проживанию избенка у ворот, практически напротив участка Насона. При получении участка, первым делом, Вова познакомился с дедком и узнал его пристрастия. Таковых было два – написание стихов и употребление спиртного. Насон не имел ничего против ни первого, ни второго. Тем более, что тетрадку со стихами – весьма, кстати, неплохими, – Палыч доставал после употребления «за воротник», а употреблял он, к счастью, нечасто и не со всеми. Они заключили неформальный договор: Володя будет помогать деду спиртным и по возможности по жизни, а Палыч будет следить за дачным участком, иногда прибирать за Насоновыми, если вдруг будет необходимость. Вот такой случай наступил.
– Еды столько осталось, – посетовала Галина.
– У Палыча ничего не пропадет, – заверил Насон.
Домой Гордеевы шли, не торопясь. Виктор нес спящую Дашу на руках.
– И ты что по всему этому делу думаешь? – тихонько спросила его Татьяна.
– Не знаю даже. Надо посмотреть, как у Дани дела пойдут, и там уже будет видно. А что?
– Да так, – вздохнула жена. – Поговорку вспомнила: лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что можно было сделать. А вообще – из меня могла бы выйти неплохая генеральша! Как думаешь? И какая разница, какие у тебя там будут погоны…
– Ты сейчас серьезно?
– Насчет генеральши или вообще?
– Вообще…
– Не знаю, Витя. Думай сам.
Глава 4
Думай сам.
Легко сказать. По сути, если в таможню идти – это надо жизнь сначала начинать. Возраст позволяет, конечно, но… так ведь хотелось стать военным! И теперь получается – все в трубу? Что родители скажут? Когда в отпуск приезжал, они так всему радовались! Может, не так там все хорошо, Асадуллаич быстро все раскусит и свалит оттуда? И не надо будет голову ломать? А если все же там неплохое место, и все должности быстро расхватают – что тогда? Локти кусать?
Виктор никогда не думал, что он способен заниматься столь долгими рассуждениями на одну и ту же тему. Отчасти его это бесило. Казалось бы, чего проще – дождаться отзывов о новой работе от тех, кто туда пойдут первыми. Но где-то внутри сидел червь какой-то неудовлетворенности – почему он не в их числе?
К счастью, ждать пришлось недолго. Ближайший понедельник принес свежие вести. При этом сведения о количестве «первых ласточек» превысили начальные прогнозы – в таможню двинули сразу трое: Шайхуллаев, Конев и Плаксин. По этому поводу даже было проведено офицерское собрание, на котором замполит задвинул речь в духе коммунистических 80-х, предложив единодушно осудить «рвачей и хапуг». По старой памяти он призвал присутствующих к их «партийной» совести, однако, услышав в ответ громкий хохот и увидев конкретный взгляд командира части, быстро исправил совесть на «офицерскую».
– Интересно, какие им на выход характеристики дали? – задумчиво проронил в столовой Гордеев.
– Какие бы ни дали – сейчас уже все равно. Раз уволились – значит, их там уже берут. Ждем-с информацию с места событий! – резюмировал Насонов.
Будни прошли в томительном ожидании. Зато в выходные означенная выше троица и их жены были самыми популярными персонами в Сосновке. Гордеев, Насонов и Коробков решили по-своему – никого не беспокоили, не слушали, помучались, но кое-как выждали еще неделю, а потом отправились к Плаксиным. Жен решили не брать – чтобы было меньше лишней трепотни. Таисия для порядка поворчала по поводу количества гостей в последнее время, но Степан взял все в свои руки и принялся удовлетворять их любопытство.
Как выяснилось, всех троих скопом взяли именно в филиал от Городской таможни, называемый таможенным постом «Летный», который располагается в аэропорту. Таможне там выделено два сектора – пятый и шестой, на них и оформляются вылеты и прилеты международных рейсов, остальные секторы аэропорта, от первого до четвертого, работают по рейсам внутри страны. Схема работы таможенного поста – круглосуточная, как и работа самого аэропорта, поэтому таможенники работают по тому же графику, как и остальные, в четыре смены. Бывших офицеров раскидали по разным сменам, дали каждому по наставнику, по куче документов для зубрежки, ну и начали тихонько привлекать к работе. В основном это – досмотр пассажиров и их багажа, прилетающих и улетающих. Приходится иногда копаться в таком непотребье…
– Вот представьте,– захлебываясь впечатлениями, пояснял Степа, – вылетает тетка в Ташкент, и у нее здоровенная сумка! Мой наставник, Иваныч, говорит мне: досмотри сумку, что там у нее? Я открываю сумку, а оттуда вонища..! Начинаю там копаться – мама родная, там трусня нестиранная, носки какие-то, штаны – и тут же колбаса, курицы лежат, без мешков, практически в этой трусне завернутые. Вот как они потом это жрать-то будут? Чуть не стошнило.
Все ржут. Потом начинают спрашивать:
– И что, Степа, ты в таможню пошел, чтобы в грязном белье копаться? Руки-то сегодня мыл хоть, а то я с тобой поздоровался? Тая, ты его хоть дезинфицируешь, прежде чем в кровать пускать?
– Так, ну-ка хватит! – Таисия не по делу закипятилась.
– Да не обращай ты на них внимания, это они от зависти…
– Конечно, от зависти, у нас же дома курица без запаха… – напоминает Коробков.
Хохота еще больше. Маленькая Нюра начинает интересоваться, чего это всем так весело, и занервничавшая Тая уводит ее на кухню.
– Документов много, конечно, – продолжает Степка. – Как прочитаешь что-нибудь, ум за разум заходит. Все настолько заумное! Я вот прочитал одно выражение – адвалорная ставка пошлин, так мне оно сегодня ночью приснилось, кошмар! И надо все выучить, иначе зачет не сдам, печать не дадут и к самостоятельной работе не допустят.
– Коллектив-то нормальный? – спросил Виктор.
– Да нормальный, я еще не со всеми сошелся, конечно, даже в своей смене, но потихоньку общаемся. Выпивали пару раз, но немного, без излишеств. Смена небольшая, пять человек, начальник Иваныч и четверо остальных, отношения вполне себе, без армейщины.
– А где москвичи? – поинтересовался Коробков.
– А нет их! – воскликнул Степан. – Давно нет, отправили их уже в столицу. Командует постом местный мужик, Беранин фамилия, худой и длинный, на Коня нашего похож, нос такой же. Зам у него Замышляев, «афганец», по морде видно – алкаш, но пьяным его еще не видал.
– Ну и начальство, – засмеялись собеседники.
– Да что, господи, нормально, у нас… а-а, у ВАС, да-да, у вас здесь лучше, что ли? – попытался уколоть Степан.
– Расскажи, как в целом твой день проходит, – попросил дотошный Коробков.
– Рабочее время с 8 до 20 в день, потом с 20 до 8 утра в ночь. Два дня потом отдыхаю – вот сейчас как раз. Удобно! Приезжаю в порт – так его называют все, не аэропорт, а именно порт, – машину ставлю на стоянке перед портом, стоянка для нас бесплатная. Удостоверения пока нет, но Иваныч подошел к охраннику, и меня там записали. Пришел в портовский зал, зашел в наше помещение, все это «пассажирка» называется, мы ж с людьми работаем. Пока тепло, не переодеваюсь, а когда форму дадут, можно будет там одежду в шкафах оставлять. Слева – сектор вылета, справа – сектор прилета, посредине наша комната. На каждый день есть расписание, мы знаем, кто куда летит, нам об этом служба перевозок говорит. Там девчонки работают, есть ничего такие…
– Кто там есть? – подала голос с кухни Таисия.
– Ты основное слушай, я тебя спецом проверил, ты и прокололась, – повысил голос Степан. – Я в основном сижу и читаю документы, как башка распухнет, пойду покурю или Иваныч меня на рейс вытаскивает. На хискан еще не вставал…
– Куда? – в три голоса спросили собеседники.
– Это аппарат просвечивающий, типа рентгена, там видно, что в сумках да чемоданах. Две штуки на каждом секторе. Чего еще? Кто-то на хискане, остальные на стойках. Перед рейсом народ декларации заполняет – небольшие такие листочки, там пишут про себя, чего вывозят ценного, денег сколько с собой. Мы все проверяем, смотрим документы, багаж с ручной кладью – если все нормуль, ставим печать ему в декларацию и отправляем на регистрацию рейса. Дальше – к ментам, через погранцов и в накопитель на вылет. По прилету – так же декларации, только уже по ввозу, от погранцов к нам, на проверку, так же шмотье через хисканы, ну и на выход. На самолет ходил один раз, проверяли чего-то там, но вот честно – там вообще не представляю, где можно что-то найти, он же огромный! Хотя с экипажами, говорят, проблем не бывало еще ни разу. Я, конечно, многого не понимаю, неделю отработал-то всего. Так, кой-чего замечаю по мелочи.
– И чего? – высунулся Коробков.
– На своей стойке ты царь и бог, законов никто, кроме тебя, не знает. Ну, или почти никто. Каждый норовит тебя умаслить. По прилету, видел, у мужиков наших уже есть знакомые – можно, к примеру, шмотки по дармовой цене заказывать с той же Турции. Иваныч мне просто сказал: хочешь нормально работать – смотри, учись и молчи. Это понятно, если кто начнет языком чесать – пиши пропало! С ментами сейчас договорились, а раньше, говорят, они были готовы на нас конкретно наезжать, бумаги писать, раз мы тут встали перед ними. Но все порешали мудро, всем хорошо. Зато наработки ментовские есть, – засмеялся Степа, – используем. Армяне полетели, в накопителе на вылете толпа – не продохнуть. Тащит один жирный армян шины, пять штук, к хискану, собирается их вывозить. О чем они там с Иванычем не договорились – не знаю, только Иваныч берет ключи от двери, которая сектор вылета с улицей связывает, открывает ее, и одну за другой шины с крыльца – в сторону стоянки. Выпускает туда жирного ловить эти шины, закрывает за ним дверь и садится дальше оформлять следующего. Теперь армян сначала шины должен собрать, потом снова зайти, по толпе пройти до Иваныча – все по новой! Это менты раньше постоянно практиковали, как мне сказали, теперь и таможня этим не брезгует. Барагозить почти никто не пытается, так, по минимуму. Боятся власти.
– Ты-то взял уже свою первую взятку? – спросил Виктор.
– Хватит херню спрашивать, – обиделся Степан, – я там без году неделя, не понимаете, что ли? Меня и не пускают никуда, это же ясно. Я вижу, когда они после рейса приходят, шушукаются. Но это дело не мое, я этого не видел и ничего не слышал. Надо быстрее осваиваться, в общем, а там видно будет.
– Но первое впечатление уже есть? Не сомневаешься – правильно все сделал? – Коробков был в своем репертуаре.
– Мне кажется, я не пожалею, – помолчав, ответил Плаксин. – Есть там… нечто. Никто не пожалеет. Так что думайте.
– Ну, все обсудили? Ужинать будете или нет? – грозная Таисия выплыла из кухни. – Мне семью надо кормить…
– Нет, нет, мы домой, – засобирались гости.
В маленьком коридоре обозначилась сутолока.
– Да, вы же главного не знаете… – на прощанье, как бы нехотя пробурчал Степа.
Все замерли.
– И чего же? – выдавил молчавший весь вечер Насон.
– Во-первых, Ванька Пичугин сейчас работает в аэропорту, возит начальника Летного поста, вот этого носатого Беранина. Случай смешной рассказывал – приехал за ним, а тот мусор выносит, в маечке одной, ручки тоненькие как спички, башка здоровая, и нос! Видуха еще та…
– Ты именно это хотел сказать? – не унимался Вова.
– Нет. Помните, недавно Коля Ткачев уволился? Так вот он тоже там работает, только не на «пассажирке», как мы, а на грузовых перевозках, там грузовые самолеты летают и тоннами товары возят, вот он по этому профилю. Короче, он, оказывается, за нас слово замолвил, и в кадры, и Беранину. Не то, чтобы он там какой-то авторитет, просто его спросили – он сказал. С ним Гоша Конев общался, вот. Вам это может пригодиться. Вы бы все равно узнали, так что… какие тут секреты?
Колю Ткачева все знали. Но ведь каков гусь? Его знают все, а про него – никто. Молодец..!
– Ну что, решаемся? – едва выйдя из подъезда, сказал Виктор.
«Сестролюбы» промолчали. Так в молчании они медленно шли, почти автоматически сказав друг другу «пока» при расставании. Было что обдумать.
Первое, что услышал Гордеев, зайдя домой, – шепот жены:
– Дашка спит. Давай, рассказывай.
Поднявшийся вроде голод прошел сам собой. Виктор пересказал рассказ Плаксина, опуская ненужные детали. Когда речь зашла о Ткачеве, Татьяна нахмурилась:
– Вот засранец! То-то я смотрю, он разговаривать почти перестал. Брякнет «привет» и бежит.
– А я вообще не помню, когда видел его последний раз, – признался Витя.
– Тем более тебе надо его найти и поговорить. – Шепот жены перешел в нормальную речь. – Он, похоже, самый толковый среди вас, раз раньше всех понял, куда нужно срулить. Давай ужинай, ложись спать, а завтра – искать Ткачева.
Это было понятно и ежу, но что-то говорить сейчас на эту тему жене совсем не хотелось. Витя полез было за едой в холодильник, но решил обойтись чаем. В голове крутилось одно: «Утро вечера мудренее».
Разыскивать Ткачева не пришлось. На следующий день они нос к носу столкнулись у магазина.
– А-а, тихушник, ну-ка, поди сюда, – обрадовался Виктор.
– Тихо, не ори! – оборвал его Николай. – Пошли, отойдем.
По словам Ткачева, о таможне он узнал уже давно. После того, как туда устроился его знакомый, Коля уже не думал. Проверяли его примерно полгода, потом ушло время на увольнение. Он специально никому не говорил об этом, чтобы не было лишнего шума. И Пичугина, когда увидел, попросил не трепаться, но было уже поздно.
– Ты, Викто́р, – ударяя на «о», шептал Ткачев, – долго не думай. Здесь у тебя будущего нет. А там перспективы. Сейчас пойдет расширение, наверняка будет потом отдельная таможня. Вот тебе и карьера. Мужик ты исполнительный, неглупый. Будешь язык за зубами держать – не пропадешь. Нет – свои же сольют. Там с этим жестко. Мы с тобой друзьями никогда не были, но… В общем, надумаешь – скажешь. Наберем еще нормальных ребят из наших и организуем там сосновское землячество! Как тебе такая идея? Вот будет прикол! Все, бывай.
