Макс Игнатов
Черные подковы
Глава 21
Задумки было две. Одна не давала Виктору покоя уже долгое время, сразу после того, как Большой рассказал ему о визите Замышляева и о требовании того доли со смен. Витя просто представил себя на месте начальника – отдела, таможни. Да, Большов в чем-то прав. Наверно, начальник может придти к своим подчиненным и попросить (намекнуть, потребовать, в конце концов) кого-то оформить «как надо». Но загвоздка в том, что – и, как бывший офицер, Гордеев это хорошо понимал – страдает само понятие «субординация». Начальник не может и не должен находиться в каком бы то ни было унизительном положении перед подчиненным, он – НАЧАЛЬНИК. Неужели Большов это не понимал? Скорее всего, понимал, и тут уже вопрос был в конкретном Замышляеве как руководителе. Если бы на его месте был другой, более уважаемый человек, ситуация могла повернуться по-иному. Значит, нельзя унижаться, но уважать тебя обязаны – запоминай, Витя! И еще: каждый руководитель на своем месте может одной подписью что-то изменить – и этим тоже заработать. Решить вопрос о приеме на работу (а что, та же аналогия с учебой, ха-ха!) или об увольнении, разрешить или запретить выпуск… да мало ли что! Да, разово заработать начальники могут больше, Гера об этом тоже рассказывал, но много ли таких вариантов? Не факт, они есть, конечно, но скорее всего их немного. Опять же зарубка на носу – надо заранее все продумывать, просматривать, что к чему. Но доли со смен – это правильнее, толковее, что ли. И здесь надо добиваться такого уважения, чтобы ни у кого не возникало мыслей, за какие блага делаются отчисления. А значит – надо что-то делать со своей стороны, как-то крышевать, к примеру, отмазывать от различных проблем. Это как раз то, чего не хватает Замышляеву. И представителей авиалиний или челночных направлений надо сюда, в эту схему вовлекать. Вон ребята с грузового отдела рассказывают: соответствующие люди «от карго» в кабинет к начальнику таможни как к себе домой ходят. Наверняка сразу «заносят», чтобы не чихвостили их самолеты, чтобы не было больше таких вариантов, как тот, замышляевский, про который Большой рассказывал. При этом никакой конкуренции, у каждого свое направление, свои налоги в доход государству, свои откаты начальнику. Все об этом знают, и что? Вот на какую должность надо прорываться. А если еще и «снизу» будут деньги поступать, как по пирамиде… Мысль очень дельная, проработать надо.
И ведь схема поступления денег сама по себе уже была отработана. Насонов очень активно общался с гаишниками, в городском и областном управлениях уже несколько руководителей были достаточно близко знакомы с таможенниками. Через одного из них Насон и доставал номера. В ответ данному начальнику доставались необходимые шмотки, на день рождения и праздники дарились хорошие подарки. С гаишниками иногда выпивали – одного напоили в умат перед посадкой на рейс в Таиланд, куда тот с семьей полетел отдохнуть, с другим посидели в кафе у армян, с третьим парились у Насона в бане. Пьяные языки дорожных милиционеров постепенно раскрывали то, о чем особенно никто и не догадывался – то, что гаишники не только занимаются поборами на дорогах, но и некоторую часть «принятого» отсылают наверх, руководству, а то – вышестоящему, и так по вертикали. И каждый на своем месте знает: сделал дело – поделись, иначе могут быть проблемы вплоть до… нехорошего. Вот такая схема Виктору очень нравилась, ее надо было только «внедрить» с учетом специфики таможенных нюансов. Да, может, она уже и действует где-нибудь в Москве, но ведь не пойдешь узнавать! В Сочи подобного нет, у Саркисяна Виктор тихонько узнал. А тема стоящая. И чтобы собирали эту долю надежные, проверенные люди, чтобы довольны все были, чтобы начальство было – самое главное! – как жена Цезаря, вне подозрений. Вите очень нравилось это выражение.
Другая идея вообще когда-то принадлежала Ткачеву, а после того, как Виктор увидел «заход» гуськовских, он еще больше укрепился во мнении – надо, чтобы свои люди были везде, на нужных местах, контролировали то, что нужно контролировать. Витя еще не мог полностью понять, ЧТО нужно будет контролировать, но сама мысль была ему по вкусу. В перспективе он думал о себе как о большом начальнике, и без помощников никак было не обойтись. На кого положиться? В первую очередь, это, конечно, «сосновские» – Насонов, Дубинкин, Коробков, Ткачев, еще пару-тройку ребят можно рассмотреть. Ими можно управлять… кроме, разве что, Ткача, у того характер жестковат. Но кто сказал, что должны быть только «земляки»? Можно и среди таможенников посмотреть кого-то. Но только таких, кто будет слушаться и не будет смотреть на тебя свысока. Значит, не подойдут ни Большов, ни Буянкин. Мосин? Возможно. Бородюк ссыклив. Впрочем, время есть, люди есть, надо присмотреться.
А самое главное – для осуществления всего этого надо переть вверх, невзирая на всех и вся. И только так, слово себе дать, что никакая падла дорогу не перейдет, всем горло грызть, и цели добиться! Только так!
Все это Виктор гонял в голове не одну неделю, в любое время, когда выпадала свободная минута, с этими мыслями ложился и с ними вставал. Перед ним была ЦЕЛЬ. Но чем больше он думал, тем больше перед ним вставало вопросов.
Главный вопрос – кто во всем этом может помочь? Первая кандидатура – Анатолий. Самая поганая кандидатура, если положить руку на сердце, но самая надежная как щит. Если под госбезопасность лечь, никакая прокуратура не страшна, а милиция и подавно. Но с чем это связано? Что рядовой человек знает о КГБ-ФСБ? Там работают те, кто заставляет людей стучать друг на друга, и сами стучат друг на друга – вот точка зрения типичного обывателя. Большов категорически с этим не согласен, да и сам Виктор понимает, что это бред. Но ведь не розы же нюхать предложит ему Анатолий? Наверняка надо будет что-то писать, рассказывать… мама дорогая! Ладно, кто еще? Руководство таможни. Понятно, что ругаться ни с кем не надо, но с кем там стоит идти на максимальный контакт? Послов – сложно. Тем более, что он явно ненадолго, возраст уже к пенсии, и характер взрывной, и злопамятный. Замышляев с Сеноваловой сразу отпадают. А вот на «гуськовских» надо обратить внимание. Ниткин с его замполитовскими замашками не очень интересен, а вот к Медведеву и Благининой надо отнестись со всем вниманием. Медведева все отмечают как очень толкового спеца, и по-мужицки он вполне адекватен. И Благинина – тетки в «профилактории» ее не особо привечают, но с кем Виктор не перекидывался парой-тройкой слов, все отмечали: баба неглупая, жесткая, себе на уме. Сеновалову она сожрет на раз. Внешне вроде ничего, ну да Гуськову Витя поперек дороги вставать не собирался. Надо поменьше базарить при ней и побольше ее слушать, таким это нравится.
По светским контактам тоже надо пройтись. Еще раз пронюхать, у кого где есть связи, выходы на силовиков. Может, кто в гуськовских краях бывал или здесь с ним уже знакомился. И еще – того бывшего таможенника найти, который со своим кузеном к Большову приходил, кажется, фамилия кузена где-то в документах мелькнула. Вот это была бы связь так связь!
От тяжелых размышлений Виктора отвлек звонок. Номер не определялся, и не надо было долго думать, кто это звонит.
– Узнал? Неожиданно. Надо увидеться. Помнишь кафе, где встречались? Давай завтра часиков в 11, выпьем, поговорим, и ты как раз перед дневной сменой потом отоспаться успеешь.
Анатолий, как всегда, все знал, и не сомневался, что Гордеев прибудет вовремя. Впрочем, вариантов особо не было. Ночь Витя проворочался и, зевая всю дорогу, размышлял о перспективах встречи. Что Анатолий ему предложит? Что надо будет сделать? Он приблизительно помнил путь до кафе, но, даже выехав заранее, все равно умудрился опоздать на 10 минут. Приткнув «девятку» к знакомой «тойоте», он попробовал зайти с заднего входа, но там было закрыто. Войдя через основной вход, он увидел Анатолия, беседующего с какой-то девушкой:
– О, вот и наш герой! – Анатолий приобнял его и улыбнулся девушке: – Так, мы на наше место, хорошо? Ждем ваши вкусные премудрости.
Они зашли в отдельную кабинку, прекрасно отделанную, с картинами и мягкими диванами.
– Располагайся, – Анатолий бросил плащ на свой диван. – Чего опоздал-то? Пробки на сосновском направлении?
– Типа того, – угрюмо ответил Виктор.
– Да ладно, рассказывай, – засмеялся Анатолий. – Как будто я про квартиру не знаю…
Вот как так-то?! Витя чуть не подпрыгнул на мягком диване.
– Такая работа, дорогой друг, – еще сильнее расхохотался Анатолий. – Не бери в голову, это твои дела. Пока мы с тобой дружим, наши глаза на некоторые моменты будут немного прикрыты, сам понимаешь, разве это не правильно? Давай сейчас перекусим и поговорим уже о делах на-аших…
Аппетита у Виктора и так не было, а после таких слов вообще кусок в горло не лез. Он выпил пару рюмок водки и, осознав, что хмелеет, начал силой вталкивать в себя содержимое тарелок – ехать в сильно пьяном виде за рулем не хотелось. Анатолий, казалось, читал его мысли:
– Пей, не мучайся, до дома тебя на твоей же машине довезут, есть человек. Но до того момента, как ты отрубишься, мы с тобой должны все обсудить и решить. Договорились?
– Да. Только о чем?
– На тебя сделана ставка. Мною. Не только, но это сейчас не важно. Ты уже продвинулся чуть-чуть, есть вариант подняться еще. Все будет делаться так, как будто… так и должно быть. Естественные причины. Тебе даже будет казаться, что все вопросы решаются сами собой, иногда – что это ты их решаешь. Вот как с Большовым. Тебе ведь показалось, что вопрос решился сам собой?
– Ну да, там же руководство таможни, с контрактами замутка вышла…
– Но это не совсем так, поверь мне на слово сейчас, сразу. И в будущем так же будет. Нюансы тебе знать ни к чему, правильно? Ведь для тебя важен карьерный рост, звезды, я прав?
– Прав, – Виктор себя ненавидел. Он ждал, когда наступит момент, и Анатолий скажет: «…и теперь ты должен…»
– Очень хорошо. – Анатолий вытер губы салфеткой, и его взгляд уперся в лицо Виктора. – Что требуется от тебя? Предоставлять мне информацию. Нечасто. Что-то мы знаем, но ты находишься в самой гуще событий, поэтому тебе многое известно лучше. Контактируешь только со мной, и больше ни с кем, даже Говорков о нашей с тобой дружбе ничего не знает. Есть вопросы?
Витя задумался. Конечно, можно сразу сказать «да», и не мучиться. Или попробовать отказаться. Хотя, что за бред, какие отказы?
– Не упомянул о двух вещах, – продолжил Анатолий, наблюдая за мучениями Виктора. – Первое: если после получения от тебя информации мы проводим какую-либо операцию, то делаем это так, что ты никак не будешь замазан. Это точно, даю слово. Нет смысла подставлять своего друга и рисковать даже волосом на его голове. Я заинтересован в тебе, твоих успехах и твоей карьере. Выпьем за твою карьеру!
Выпили. Закусили.
– Второе: ты можешь отказаться. Сейчас, здесь. От всего, в том числе от нашей дружбы. Но, как я тебе уже говорил, на твое место может придти кто-то другой, да и разговаривать с ним – скорее всего! – Анатолий поднял палец, – буду уже не я. И ты можешь попасть под раздачу и не добиться никаких успехов. Выбор за тобой.
«Да нет у меня никакого выбора!» – хотелось крикнуть Гордееву. Он склонил голову.
– Мне надо будет что-то подписывать?
– Нет, – улыбнулся Анатолий, – дурак, что ли? Фильмов насмотрелся?
– А у тебя я какую-то информацию могу узнать? – Виктор поднял глаза на оппонента.
– Если это не связано с разглашением тайны – думаю, да. Мы же должны помогать друг другу.
– Большов действительно работал в комитете?
– Фи, я-то думал, – вздохнул Анатолий. – Да, работал, без конкретики, если позволишь. А ты думал, что он тебя обманывает?
Виктор вообще не понимал, зачем он это спросил.
– Ладно, если к тайнам больше интереса нет, – хлопнул ладонью по столу Анатолий, – перейдем к нашим баранам. Расскажи мне все, что знаешь про отправки денег на Душанбе.
«Попал Даня. Значит, не завязал. Вот дурак! Ну, раз так…» Витя рассказал, все что помнил, про Даню: начиная с первых дней службы и до разговора по кречетам включительно. Он понимал – интерес ФСБ к Шайхуллаеву не строится на предположениях, и если он что-то скроет… Анатолий его внимательно слушал и заговорил только, как Виктор закончил:
– Значит, говоришь, Большов тебе про него рассказал? А не сказал, откуда у него информация?
– Нет.
– Любопытно. А что за подруга у Дани работает на хискане?
– Таможенница из смены, Света Конькова. Они как бы дружат.
– Ясно. Значит, так – по кречетам интересно, этого армянского представителя мы возьмем в оборот. Выясним, к кому он еще мог подойти. За такую информацию спасибо, от всего сердца!
Охренеть! Получается, о птичках они ничего не знали. «Начинаешь отрабатывать, Витек!»
– А вот по деньгам, – Анатолий откинулся на диване. – Как ты мыслишь, деньги переправляют в багаже или в ручной клади с пассажиром?
Виктор поразмышлял.
– Теоретически – лучше, чтобы деньги вообще были у пассажира. Тем более, если его провожают. Можно в ручную кладь положить, конечно. В багаж – зачем? Разве что для того, чтобы на прилете бирку отдать – тогда пассажир ничего не знает о том, что у него в сумке и сколько.
– Верно мыслишь. В очень правильном направлении.
– Но у нас грузчики любят по багажу пройтись, – не успокаивался Витя. – Их уже предупреждали, но бывает до сих пор. Раз даже на Турции пару чувалов взрезали, вместе с девчонкой с перевозок, потом как бы заскотчевали, да скотч не тот оказался, что у хозяев. Челноки приехали на разбор, с ними вор какой-то в авторитете, а им навстречу та самая девчонка с перевозок, в колготках, которые они везли, тут таких еще и не было!
– И чем закончилось? – поинтересовался Анатолий.
– Одному грузчику рожу разбили, других так, попинали слегка. Девчонке лицо слегка поцарапали. Но они возместили, так понял.
«Куда меня несет? – вдруг подумал Виктор. – Язык уже совсем развязался».
– Понял, интересная история, тоже примем к сведению. – Анатолий разлил водки. – Тогда давай еще по одной, и тронемся. Ты как, сам смогешь, или позвонить все-таки? Тогда так. Если что случится на «пассажирке», внимания не обращай, ты ни при чем. Да, совсем забыл! У меня там знакомая начала в Турцию летать, ты не против, если я дам твои координаты? Расценки она знает. Посмотри, чтобы ее чувалы не резали, – и он захохотал.
Обратно Виктор ехал, не ощущая никакого опьянения. В голове пролетали обрывки фраз: «можешь отказаться», «друг», «ни при чем», «заинтересован». Он пытался думать о чем-то другом, но мысли все равно возвращались назад. Получается, он вложил Даню. И Анатолий специально его напоил, чтобы ему было легче все рассказать, чтобы меньше упирался. С другой стороны – что значит «вложил»? Раз они знают про деньги, значит, и про Даню знали. А его проверяли. Да и черт с ним, с этим Даней, сам виноват. Раз не прекратил эту хрень с пересылкой денег, пусть сам и расхлебывает. Его предупреждали.
«И что, получается, Витек, ты не при чем?»
Через три недели таможенниками в шкафчике на третьем секторе были обнаружены три пачки долларов. Чьи они, никто не знал, и их уже хотели «экспроприировать», но в этот момент на сектор заявились трое здоровенных таджиков, которые искали грузчиков – как оказалось, с предыдущей смены. Слово за слово, кто-то вызвал ментов. Тут помаленьку и выяснилось, что это за деньги. В багаж одного из пассажиров было вложено порядка 80 тысяч зеленых, в Душанбе прилетел только чемодан с вещами и следами вскрытия. Видимо, у кого-то из грузчиков все же «сыграло очко», и свою долю кто-то скинул. Менты о случившемся сообщили руководству международных перевозок, руководители вызвали смену грузчиков вместе со сменой оформления. Таджики тоже не скучали, получив известия с родины. Кто-то отправился на разборы в аэропорт, а кто-то – за выяснением причин неприбытия денег к обеспечивающему таможеннику. Им был Даниял Шайхуллаев. Когда он узнал, зачем к нему прибыли «гости», он понял, чем ему это грозит. Выбор у него был невелик. Сумев каким-то образом отвлечь внимание, Даниял попросту сбежал от них и направился прямиком к зданию управления ФСБ, где и рассказал все подчистую о своей «деятельности» соответствующим товарищам в обмен на заверения в том, что его жизни ничего не будет угрожать. Таковые, конечно, были даны.
Виктор понимал, что без его информации не обошлось. Конечно, все можно рассматривать как явку с повинной. Плюс Даня просто выбрал между нахождением у таджиков и пребыванием у комитетчиков. Но ведь, как говорят в кино, есть причина, а есть следствие, и между ними есть связь. Явка с повинной – это уже следствие. А причина? Как грузчики узнали, в каком именно чемодане будут эти 80 тысяч? Кто им это сказал? Не могли же они каждый чемодан вскрывать и смотреть, никакого времени бы не хватило скотч резать и обратно мотать. Значит… значит, все было обставлено так, чтобы узнали. Не зря комитетский «друг» хвалил Витю за мысли в правильном направлении. В любом случае, те, кто эту кашу заварил – ни при чем.
Глава 22
Случай с Шайхуллаевым совсем не походил на случай с Плаксиным. Никто не собирался, не ездил к адвокату, не думал про деньги и помощь влипшему таможеннику. Смысл разговоров в таможне вообще и на конкретной «пассажирке» был один – сам виноват. Взрослый мужик, но если нет «масла» в голове, то уже не добавишь. Только Света Конькова что-то пыталась делать, спрашивала и даже пробовала теребить коллег, но без толку. Руководство, как и следовало ожидать, полностью осудило нарушителя. Можно сказать, что про Даню как про своего коллегу в таможне просто забыли.
Прокол Шайхуллаева был для руководителей хорошим поводом для изменений в руководстве пассажирским отделом. Сеновалова чувствовала, что под ней горит земля, пыталась ротировать людей между сменами, показывая этим, что пытается добиться еще лучших показателей в работе, но Данин гвоздь был последним. Ничем не смог помочь даже Замышляев. Сеновалову отправили в «профилакторий», а на ее место встала Благинина. Медведев ее представил коллективу как раз в гордеевскую смену, и Виктор порадовался, что первым постарается произвести впечатление на новую начальницу. После того, как Медведев ушел, она позвала Гордеева в свой кабинет на третьем секторе. Славин и Вестников рубились в это время на компьютере. Надо было видеть выражение лица Благининой.
– Вам больше заняться нечем? – низким мурлыкающим голосом спросила она.
Старые новые помощники нацепили на лица улыбки, но перед ними была не Сеновалова. Лед в ее взгляде говорил о многом. Занятия для обоих были найдены тут же на три дня вперед, и игруны приуныли. Когда они вышли из кабинета, Благинина пригласила Виктора присесть.
– Ненавижу лентяев и идиотов. Оба, как мне кажется, подходят под данные категории. Если не исправятся в самое ближайшее время, им здесь делать нечего.
«Она мне это не просто так говорит, – понял Витя. – Хочет, чтобы я донес ее позицию до всех».
– Виктор Семенович, э-э… думаю, что можно просто Виктор? – Витя кивнул, и она продолжила, глядя ему в глаза. – Мне нужна краткая характеристика от Вас на каждого работника пассажирского отдела.
«Вот те на! Я ей что, кадровик?»
Но и оплошать нельзя. Виктор постарался максимально коротко охарактеризовать каждого.
– Все такие положительные? – прищурилась Благинина. – Больше таких, как Шайхуллаев, нет?
– В душу всем не заглянешь, – ответил Виктор, чувствуя, как начинает краснеть. Взгляд она не отводила, и он клял себя последними словами. – Но работаем, профилактируем, стараемся подобного не допускать.
Благинина улыбнулась.
– Профилактика – это хорошо. Спасибо. Надеюсь, мы сработаемся.
Выйдя от начальницы, Виктор почему-то вспомнил телепередачу, в которой учили выдерживать пристальный взгляд собеседника. Приглашенный эксперт рекомендовал идти в зоопарк, тренироваться на животных – кто кого пересмотрит. «Пора тебе, Витек, в зоопарк», – подумал он.
Вечером, перед самым приходом смены Буянкина, на шестой сектор прошел Медведев, а с ним целая компания каких-то молодых мужчин. Виктор вроде сунулся за ними, но Медведев его сразу отослал. Пришедший минут через двадцать Гера сразу задал вопрос Вите:
– А что там Медведев с «заводскими» на шестом разруливает?
С «заводскими»? Ни хрена себе! Виктор не мог поверить в то, что замначальника таможни так в открытую общается с братвой. Буянкин, узнав, кто там «в гостях», начал тихонько толкать Большого к двери:
– Иди, иди, узнай, расскажешь, интересно же…
Через 10 минут Гера вернулся, и они с Виктором и Гришей вышли на пятый сектор.
– Обалдеть, что за тема! – Большой качал головой от удивления. – Думаю, вы знаете, что «заводские» жестко всех колбасят по наркоте, целую контору сейчас под это организовали. Цыган с азерами дрючат, с ментами работают, и все это, чтобы наркоторговлю в городе прикрыть. Так вот – они предлагают таможне поставить на шестом секторе, – причем за свои бабосы, – какую-то навороченную импортную технику, которая будет распознавать наркоту по каким-то там параметрам. Сами закупят, привезут и установят. И по этому поводу сейчас с Медведевым и трут. Он меня выпроводить хотел, но… в общем, там знакомый оказался, – засмеялся Гера.
– И что, таможня с ними договор заключит? – Буянкин не мог в это поверить.
– А что, менты же с ними как-то сотрудничают, – развел руками Большов.
– Не знаю, не верится что-то, – сказал Виктор.
– И мне, – кивнул Буянкин, – если только совсем в темную. Чтобы не знал никто. Так ведь все равно выплывет.
– Интересно, что не Послов пришел, а Медведев, – задумался Гера, – сейчас этот что-то пообещает, а Послов потом скажет: нет, не можем, и пойдет дальше наркота через нас. Мы, конечно, стоим на страже, но всего не унюхаем. Собак надо.
Тут на сектор буквально ворвался Медведев:
– Так, о том, кто здесь был и зачем, – он погрозил пальцем Большову, – молчок.
Потом, поняв, что разговор здесь был явно не о погоде, посмотрел на остальных:
– Вас тоже касается. Гордеев, иди, скажи охране, чтобы их там выпустили.
Когда «заводские» выходили на улицу, Виктор услышал, как один из братков на выходе, повернувшись, сказал другому:
– Вряд ли.
Так и оказалось. Тема никого не заинтересовала, а скорее всего – просто никто не захотел связываться с «заводскими». Единственное положительное, что «пассажирка» из всего этого вынесла – на прилеты азиатских и кавказских рейсов начали приходить коллеги с оперативного отдела и недавно открытой оперативной таможни, которые по внешним признакам определяли и ловили так называемых «глотателей» – пассажиров, ввозивших в своем чреве наркоту в специальных капсулах, отдаленно напоминавших пластмассовые яйца от киндер-сюрпризов. Иногда поимка превращалась в игру: предполагаемого «глотателя» катали внутри хискана, чтобы якобы разглядеть на экране его внутренности, или предлагали выступить ему в роли боксерской груши, что было чревато для здоровья – при разрыве капсулы тот умирал в муках в течение достаточно короткого времени. По первости, когда «глотателя» находили, в одной из таможенных комнат или комнат, принадлежащих перевозкам, устраивали санкабинет, где с помощью касторки и подобных средств нарушитель закона выделял из себя капсулы на какой-нибудь лист или противень. Однако при этом стояла такая вонь, а время дефекации иногда так затягивалось, что портовским таможенникам пришлось потребовать изменения режима получения «доказательной базы», чтобы не портить отношения ни с перевозками, ни с пассажирами других рейсов. Консенсус был найден. Правда, собак пока так и не было, и все, на что таможенник мог рассчитывать – глаза, общение и старый друг хискан.
Что же касалось «заводских», то с ними, как и с другими представителями криминальных кругов, в народе связывали понятие «мафия». Им приписывали небывалые возможности и огромные связи. Говорили, что сам губернатор чуть ли не обязан своим выборам деньгам именно «заводских». И при проблемах обращались чаще именно к ним, чем в прокуратуру или милицию. Виктор частенько вспоминал случай, о котором ему рассказывал Большой. У того был товарищ, который раньше учился и был в одном стройотряде с местными кавээнщиками. Была у них традиция – собираться каждый год 9 мая и бухать. И вот однажды жена этого друга, глядя на часы, решила набрать муженька – не нажрался ли дорогой, доберется ли в такое темное время сам домой? Трубку поднял один из наиболее трезвых кавээнщиков, некто Рыбкин. Он поздоровался с женой товарища, а сам решил подшутить. Но в этот момент в его пьяном мозгу нормальные шутки не родились, родилась ненормальная. Он сказал бедной девушке, что ее мужа забрали «заводские», и он у них в подвале, за долги, и все такое. После чего положил трубку, разбудил спящего мужа и рассказал ему о случившемся, надеясь посмеяться вместе. Муж шутку не оценил, послал Рыбкина на три буквы, поймал такси и поехал домой. Тем временем бедная девушка не могла найти себе места. Трубку мужа больше никто не брал, в голове было сто вопросов, от волнения она чуть не сходила с ума. Что-то в памяти все же подсказало ей позвонить Большову. Дальнейшее можно бы описать так: Рыбкина от серьезных проблем спасло только то, что, за момент от звонка Гере до приезда мужа и повторного звонка тому же Гере, Большой не успел в праздничный день ни до кого дозвониться. Иначе, при раскрутке всей цепочки, уже сам Рыбкин рисковал посидеть в каком-нибудь подвале и совсем не в добром здравии, не говоря о возможных долгах за «тухлый базар» о серьезных людях и причинение им неудобств в такой великий праздник.
Сам Виктор старался держаться подальше от криминальных знакомых. Лучше пусть будут менты, комитетчики, прокуроры – с ними всегда можно попробовать договориться. Да и не вечно они на своих должностях. Был на должности в органах – стал адвокатом, в той же консультации у Каримова все такие. Меняются люди.
В смене у Виктора было все идеально. Сеновалова своими последними решениями по ротации состава сделала так, что во второй смене разом оказалась почти вся сосновская «рать», работающая на «пассажирке» – Гордеев, Насонов, Дубинкин и Коробков. Не хватало только одного, самого новенького – Сани Седова, по прозвищу «Курсант», острого на язык любителя киношных цитат. Впрочем, Виктор его не так хорошо знал, как остальных земляков, и Седов набирался ума и опыта в смене у Мосина. Так что земляческого общения было предостаточно. К тому же все, кроме Виктора, ездили на работу то на насоновской машине, то на машине Дубинкина, постоянно прикалываясь над прижимистостью Коробкова. Впрочем, тот не оставался в долгу, подшучивая над «купечеством».
Сергей Дубинкин и в таможне не мог отказаться от роли ловеласа, во всех сменах, где работал, у него были «герлз», вот и во второй смене он нашел себе жертву и всячески ее домогался. В роли жертвы выступала молоденькая Лиза с перевозок, девушка симпатичная, но с ярко выраженным, как сказал Насон, недостатком а-ля Наташа Ростова из анекдотов – у нее вообще не было видно груди. При этом все знали, что за границами порта у Лизы есть какой-то жених. Впрочем, как истинного гусара (хоть лысого и без усов), Дубинкина это не останавливало. Он окружал Лизу облаками комплиментов и тучами объятий, отчего Лиза млела и краснела, все вокруг откровенно ржали, но – бастион все никак не был взят.
Виктор не хотел повторения истории «молочных братьев» Колоскова и Паршина, в особенности в свете назначения Благининой, потому сразу предупредил всех сосновских и Дубинкина отдельно еще раз, что все, влияющее на работу в негативном свете, будет пресекаться. Однако события повернулись самым невероятным образом.
По словам Дубинкина, бастион должен был пасть после дня рождения Лизы. Серега целенаправленно готовился, при этом перед ним стояла проблема – что подарить своей подруге? Он поделился затруднением с земляками, но дальше ювелирки дело не шло. Плюс закавыка была в том, как Лиза сможет объяснить появление подарка жениху. Сергей плюнул, взял побольше денег, купил букет, а вопрос по подарку отложил на время после дня рождения и разговора с самой Лизой. Праздник решили устроить в ночную смену на третьем секторе, когда вечером закончатся рейсы. Накрыли столы, почти все с таможни и международных перевозок расселись. Не хватало только Насонова, которого Виктор послал проверить пятый и шестой секторы.
– Где этот засранец? – вопрошал Дубинкин у Гордеева.
Но Насон задерживался не просто так. Выйдя после проверки с пятого сектора и захлопнув за собой дверь, он не поверил своим глазам – возле сарделечниц стояли два актера – один высокий и худой, а другой крепыш с ежиком на голове, – из популярнейшего детективного сериала про умелых оперативников! Вова не помнил их настоящие фамилии, а называть их по-сериальному было неудобно. Подойдя к ним и поздоровавшись, Насон постарался завести разговор: какими судьбами, чем помочь? Оказалось, что почти весь киношный «отдел», за исключением одного длинноносого персонажа, прилетал сюда по каким-то театральным делам, а сейчас у них задержка на Питер до утра, и они думают, как убить время. Сзади – судя по всему, из платного туалета, – подошли еще трое «оперов»: двое мужчин – постарше, солидный, и худенький помладше, а с ними симпатичная женщина.
Насонов понял, что это шанс. Шанс не только выпить с хорошими артистами, но и помочь другу сделать подарок хорошей девушке. Он полностью рассказал все актерам – про день рождения, про скромную именинницу, про накрытый стол. Отправить на рейс – без проблем, «тойота» под боком, отвезем отдельным рейсом, билеты оформим, багаж закинем, все сделаем – только пойдемте! К чести артистов, они все восприняли правильно и оказались очень легки на подъем. У собравшихся за столом глаза и челюсти повыпадали, когда они увидели таких гостей. А когда Насон не просто их представил, а преподнес это как «подарок от Сергея дорогой Лизе», и крепыш, заграбастав именинницу, облобызал ее – та чуть не грохнулась в обморок. Праздник удался на славу. Тосты в честь именинницы и отличных хозяев чередовались с тостами в адрес прекрасных питерских актеров. Не было никаких проблем в общении, все вели себя, как будто знакомы не один год. Танцы окончательно всех сплотили. В какой-то момент крепыша с Лизой заперли в стоящий неподалеку пустой шкаф, и минуты три не выпускали, несмотря на притворно-грозные вопли Дубинкина: «Пустите меня!» и «Сейчас я ему покажу!». Насонов сам сходил на первый сектор для оформления билетов и багажа, где выслушал от внутренних перевозок все, что они думают о таможне и своих «международных» коллегах за «воровство артистов». Как и договаривались, усталых, пьяных, но очень довольных артистов отвезли прямо на самолет. Все были счастливы, а больше всех – Серега Дубинкин, который долго благодарил Насонова и клялся ему во всех возможных добрых делах всю дорогу до Сосновки, которую провел, слава Богу, на заднем сиденье насоновской «десятки».
