Макс Игнатов
Черные подковы
Гера насторожился:
– Собирается проверять или начал уже?
– Райка просто сказала что-то про проверку, про ОСБ. Вроде только собираются…
Большой достал телефон.
– Привет! Не спишь? Тарас Леньков собирается проверять дипломы, понял, о чем я? Давай, дуй.
Виктор сразу понял, о чьем сне так беспокоится Гера. А подтвердилось все через два часа, когда Гриша Буянкин бодрым шагом прошел на третий сектор, где про те самые дипломы разговаривали Гордеев, Насонов и Большов. Гриша зыркнул на Виктора и заулыбался:
– Можете меня поздравить, дорогие мои. Я уволился.
– Это как? За один день? Ты чего? – вопросы посыпались, как из ведра.
– Спасибо господину Медведеву, что я, зря с ним выпивал? Он позвонил в кадры, там мне все написали, пока мы с ним по коньячку вдарили. Ну, а потом я зашел в кадры, получил документы и сюда поехал! Послезавтра зайду за расчетом, и все. Надеюсь, вы меня еще пустите когда-нибудь.
– Так это у тебя «левый» диплом, что ли? – не выдержал Виктор.
– Сейчас это уже не важно, – опять заулыбался Гриша, глядя прямо в глаза Виктору. – Просто нехер всяким мудакам совать нос в мою жизнь. Так что я рад был с вами поработать, всем спасибо.
Он пожал руку каждому таможеннику, посидел у Благининой, зашел в международные перевозки, поговорил с пограничниками и ментами. Гера проводил его к выходу из порта. Глядя на Гришу, Виктор ощутил в груди непонятную тоску. Он не был дружен с Буянкиным, даже приложил руку к его увольнению, но ему отчего-то было жалко расставаться с этим веселым раздолбаем, которого многие в порту знали, уважали, а кто-то – и боялся.
Птичникова назначили начальником Управления осенью. Как рассказала Виктору Благинина, первым делом он собрал подшефных начальников таможен и со всеми поговорил с глазу на глаз.
– Судя по всему, на своих местах не удержится никто, всех поменяют, – Ольга Витальевна и говорила, и выглядела откровенно устало. – Послова так уж точно на пенсию отправят. Медведева не утвердят, потому что Птичников будет ставить везде своих, дай Бог, чтобы на месте удержаться.
Все было именно так, как говорил Анатолий. Виктор думал о своем, иногда кивая и поддакивая начальнице. Они вдвоем сидели в кабинете, и беседе никто не мешал. Благинина продолжала:
– В Городской таможне вообще дурдом: ставят замом дрища одного, Мятникова, который с таможни этой уходил в народное хозяйство, а теперь его с Птичниковым одна рука толкает. Там начальник таможни был против, да кто б его послушал, самого сожрут скоро…
Вот и Мятников проявился! Виктор не к месту потер руки, но Благинина этого не заметила.
– В общем, Виктор Семенович, одни люди сменяют других. Скоро мы расстанемся. Кто придет на мое место – не знаю. Проявляйте себя при новом руководстве, и это место может стать вашим.
– Да не печальтесь вы так, Ольга Витальевна! – Виктору хотелось хоть как-то приободрить ее.
– Да я, надеюсь, не пропаду. Многое хотелось здесь успеть, понимаешь, Витя? – И она посмотрела на него тем же взглядом, как тогда, у себя на кухне.
Виктора этот взгляд пробрал до костей. Он уже грешным делом подумал, не закрыть ли дверь на ключ, но Благинина отвела глаза. Больше они уже ни о чем не говорили. Через минуту Виктор шел на пятый сектор и размышлял об этом разговоре. Было понятно расстройство Ольги – идет новая команда, старым надо уходить на другие места или на пенсию. Гуськов не исчезнет просто так, она, хотя их близкие взаимоотношения никто так и не подтвердил, все равно из его команды, а значит – тоже не будет обижена. Медведев пока остается, в случае увольнения Послова он будет и.о. Но что она еще хотела сделать?
Виктор остановился и сел на лавочку у окна в пятом секторе. Вокруг было тихо, сектор был пуст. Надо принять решение, сказал он себе. Хватит жевать сопли и думать о других. Надо идти по головам, или так и останешься внизу со всеми своими планами и проектами. Большов не такой друг, чтобы из-за него можно было отказываться от мечты. Надо искать выходы на всю эту команду Стеклова, искать дружбы с Мятниковым, трясти Анатолия, преподносить ему то дерьмо, которое мешает нормально здесь работать другим – и идти вверх! И без сомнений.
Правда, с последним пунктом было тяжело. И дело не только в моральных принципах. Ну не получалось у Виктора собирать информацию, как он не пытался, а если он начинал давить в разговоре, даже доверенные собеседники начинали излишне заглядывать ему в глаза и задавать неудобные вопросы. И кого предлагать эфэсбэшникам в качестве жертвы?
Вот пришла в таможню красавица работать, Юля Первушина. В первый же день ей рассказали о случае, который произошел на одном стамбульском рейсе. Челноки прилетели, уже готовятся багаж получать, смотрят, где там «кураторы». Тут раз – информация: на рейсе 100-процентный досмотр, шкулять будут всех, в том числе женщин во всех местах. Вот одна тетенька не выдержала, вытащила золотишко привезенное, свернула в большой клубок, завернула в полиэтиленовый мешок и закопала в кадку с каким-то деревом, что годами стояла в накопителе шестого сектора. Захотела схитрить – вернуться после за багажом, и закопанное вырыть. Но не зря у погранцов висят в накопителе две камеры – заметили, таможне сказали. Дождались тетеньку, проводили до кадки – иди, получай багаж. Вилась, вилась та – делать нечего, призналась. Оформили, конечно…
Что из этой истории должна вынести вновь принятая сотрудница? Юля Первушина вынесла одно – попросила показать то дерево, где было спрятано золото, и покопалась там. Найти что-то выпавшее хотела? Неизвестно, но с тех пор ее бзиком стало найти что-то вроде «того самого дерева». Кто ее с такими мыслями в таможню взял – в кадрах, конечно, лучше узнать, но для Виктора она превратилась в ту самую потенциальную жертву. Но не сошлись звезды – через три месяца Дима Мосин развелся с женой и стал открыто жить с Первушиной, на которой и потом женился. Никто не мог поверить, что толковый мужик, орденоносец, побывавший на войне и видевший многое в этой жизни, бросит жену и детей, и свяжет свою жизнь с… Виктор не мог даже подобрать слово. Но все произошло, как произошло, и про эту «жертву» пришлось забыть – делать гадости Мосину Гордеев пока точно не собирался.
Послов на совещании, куда из-за болезни Благининой впервые допустили Гордеева, сообщил о своем уходе. Сделал он это почти буднично, сообщил о предстоящей пенсии и домике в родном поселке. Перед уходом он намеревался пойти в отпуск, оставляя за себя Медведева, а свои проводы – именно так он и обозначил свой уход – Послов предлагал совместить с празднованием Нового Года, обычно отмечавшегося коллективом таможни в одном из ресторанов города.
– Ресторан выберу лично я! – настоял Послов. Никто, впрочем, не возражал.
Гулянье удалось на славу. Столы ломились от выпивки и кушаний, никто из таможенников не помнил, чтобы в прежние разы были такие богатые угощения. Кроме таможенников, было еще несколько человек, – видимо, знакомые Послова, – а также его семья: жена и двое сыновей. Одного из них Послов представил как нового работника Летной таможни, второй еще учился. Тосты за Новый Год сменялись тостами за нового пенсионера. Виктору, да и многим другим, было весьма любопытно услышать тост от Геры Большова в честь Послова. Впрочем, Гера не скрывал, что при всей негативной истории их совместной работы, он Послова все-таки уважал как достаточно последовательного руководителя.
– Мы еще не знаем, друзья, – закончил свой тост Гера, – кто к нам придет. Поэтому – ваше здоровье! – и он чокнулся с Пословым. Тот его даже немного приобнял. Несколько минут они о чем-то говорили.
– Что он тебе там втирал? – спросил Виктор Большова, когда тот сел рядом.
– Да, вспомнили былое немного, – засмеялся Гера. – Мы же с ним часто сталкивались, и в городняке, и здесь. Я ему даже письмо заказное с уведомлением высылал перед последним заключением контракта. Через его друзей выходил, выяснял, почему он меня так не любит. Нет обид, и хорошо. У каждого своих проблем и так хватает.
– Так у тебя, вроде, все затихло…
– Какое там! Продолжение вовсю! Нас с Гришей уже подозреваемыми назначили, скоро и до обвинения дело дойдет. Ничего хорошего. Так что… давай накатим!
Это была самая хорошая новость для Виктора за последние месяцы. Они с Герой пошли по столам, пили и поздравляли всех, с кем пили, Гера подарил кому-то свой галстук, а Витя начал с кем-то целоваться… Душа его пела. Если Большову предъявят обвинение, даже по тому бестолковому делу – его просто выгонят из таможни, а это значит – это то, что Виктору и надо!
Глава 26
Сразу после Нового Года, в первый день после новогодних каникул в Летной таможне появился новый начальник – полковник Маслов. Его перевели из Городской таможни, где он был заместителем начальника таможни, характеризовали как исполнительного и спокойного человека. Виктор не удержался и расспросил о нем Большова.
– Он вообще с области, – нахмурился Гера, – потому и исполнительный. Лезет вверх. Я с ним почти не сталкивался, так, пару раз.
Видимо, любопытство на Витином лице было настолько явным, что Гера продолжил:
– Мне в городняке должность предлагали. Леньков-старший как-то говорит – пойдешь к нам? Нам нужен начальник в отдел, где машины физлицам растамаживают. А я эту кухню хорошо знаю, при мне там парня посадили, он инспектором был, и к нему кто только не ходил – от жуликов до ментов, все платили. Почти все. Потому что были те, кто звонил, ему или начальнику отдела, и говорил – к тебе сейчас подойдут, ты растаможь по льготной ставке, и все. Понимаешь, о ком я?
– Начальство? – догадался Гордеев.
– Конечно! А потом парня взяли. Пришла бригада, документы изъяли. Наши борцы с контрабандой ходили гоголем, щеки надували – вот, мы же предупреждали, сколько можно? А сами так же туда в отдел ходили, знакомых водили. Инспектору тому сто с чем-то эпизодов вменяли, по всем отсутствие взыскания пошлины за оформление ввоза автотранспорта. Если бы все эпизоды дошли до суда, а он начал все рассказывать – сели бы многие. А так в ход пошли связи, деньги. Эпизодов осталось семьдесят, потом пятьдесят, дошло до тридцати или около того. В общем, осталось то, что уже никого из блатных не могло тронуть. О парне этом, инспекторе, который все оформлял, никто и не вспомнил. Дали ему 6 лет. В камере повеситься пытался, сняли, но с психикой, говорили, стало не все в порядке. Хотели еще начальника отдела привлечь, да он вовремя уволился и на юг куда-то сквозанул. Во-от! И руководителем такого отдела через несколько лет после всего этого мне предлагали пойти, – засмеялся Большов.
– И чего ты?
– Леньков-старший привел меня как раз к Маслову, это была его зона ответственности. Тот начал спрашивать, кто я, где да как. А я понимаю, что Ленькову-то я выгоден на этом месте, факт, а вот чего этот фрукт от меня хочет? Ну и выдаю – нет проблем, говорю, согласен возглавить, только с условиями прямой связи и оперативного взаимодействия с силовым блоком таможни и ФСБ на всякие случаи, а то бывало, знаю. Вижу – Маслову не понравилось, что я условия ставлю, только мне-то насрать, не он ведь будет подпись и печать ставить, а от распоряжений таких, как он, мне защита нужна. Не подхожу – пусть ищут того, кто их телефонные указания будет выполнять, не боясь в тюрьму сесть. В общем, не взяли меня, взяли послушного…
«Ага, – подумал Виктор, – вряд ли у Большова с Масловым здесь что-то наладится». Информация к размышлению, как говорили в хорошем фильме.
Маслов взялся за работу активно. В первую очередь он определил список должностных лиц, которые должны были быть смещены со своих мест. По наущению ли своего вышестоящего руководителя, Птичникова, по его примеру или по собственному наитию, но все было сделано максимально просто – все руководители подразделений и замы начальника таможни получили уведомления об увольнении. Безусловно, таков был порядок для тех, у кого контракт заканчивался именно в этот год (а таковых было большинство), и кто-то мог рассчитывать на новый. Но наивных не было. Ушли Ниткин и Благинина, в Службу авиационной безопасности аэропорта перешел работать Замышляев, сменились несколько начальников отделов.
При этом, уволив прежних руководителей, новые были оформлены как и.о., в том числе и Гордеев. От этого у Виктора немного меньше была радость от другого события – на погонах уже красовалась одна большая майорская звездочка! Когда бы он достиг этого в армии? Обмыли, конечно, с «сосновскими» на даче у Насонова. Однако все разговоры там крутились вокруг одного – что дальше будет творить новый начальник?
А Маслов пытался понять, кто из поставленных людей соответствует его требованиям, присматривался к выполняемой ими работе. В отделах он назначал раз в неделю или в полмесяца собрания, на которых лично выступал с различными призывами и рекомендациями. Проводились таковые и на «пассажирке». Подобные мероприятия только злили: мало того, что приходилось в выходной день ехать на работу или оставаться после ночной смены, так нужно было еще выслушивать бестолковые, абсолютно дилетантские речи нового начальника. С Масловым пытались спорить, но это было бесполезно, да и любителей поспорить было немного – только опытные ребята. Маслова же это очень злило, он нередко выходил из себя. Например, он никак не мог понять того, что нельзя идти на досмотр воздушного судна с отверткой и тупо разбирать самолет с целью выявления в нем полостей с запрещенными к вывозу предметами.
– Евгений Данилович, как вы себе это представляете? – вопрошал Большов.
– Отвертку не держал? – начинал вскипать тот. – Приходишь на борт и начинаешь все вскрывать.
– Вы извините меня, но скажите – вы на борту вообще были? – Большов шел по краю.
– Ты что, обвиняешь меня в непрофессионализме? – краснел начальник.
– Я просто хочу сказать, что если мы начнем разбирать все на борту, мы, во-первых, будем задерживать воздушные суда на несколько часов, и тогда ни одно из них не попадет в выделенные коридоры вылета, а во-вторых, поругаемся с экипажами, авиакомпаниями и портом.
– Это не твоя забота, – повысил голос до максимума Маслов. – Забота твоя и всех здесь сидящих – делать свое дело, находить контрабанду и выполнять план. Хоть с начала смены выходите на самолет, если боитесь не успеть! А ругаться с авиакомпаниями предоставьте мне.
В подобном ключе проходили беседы по повышению плана, качеству и частоте досмотра пассажиров, и так далее. Виктор никогда не вмешивался в дискуссии, хотя ему частенько перепадало за «бестолковость» подчиненных. Защищать их он тоже не собирался: спорить с начальством – вредить карьере, это он понимал. Он слышал, что у «грузовиков» собрания такие же жаркие. Оставалось дождаться, когда начнутся первые конфликты с авиакомпаниями.
Ждать пришлось недолго. Прошли сутки с того собрания, где обсуждалась «разборка» самолетов, когда во время собрания в кабинете у Маслова зазвенел интерком:
– Евгений Данилович, – голос секретарши был весьма напряжен, – к вам срочно представитель «Люфтганзы». Я сказала, что у вас совещание, но он просто рвется…
Маслову явно не хотелось прерывать ход собрания, но пришлось пригласить представителя – слишком уж серьезная авиакомпания! В кабинет, сшибая все двери, влетел, сверкая своими большущими очками, господин Меднис:
– Я-а эт-того та-ак не ос-ста-авлу!
Виктору стало смешно. Если предыдущий представитель «Люфтганзы», смуглая Грета, действительно была иностранкой из дальнего зарубежья и не знала русского языка, то Марис Меднис был чистокровным латышом, воспитанным в Советском Союзе. Однако сразу по прибытии он поставил себя так, что ни на каких языках, кроме немецкого и английского, он общаться не намеревался. С ним пытались поговорить хорошо и не очень – все без толку, надменность и сверкающие очки выдавали его пренебрежение ко всему русскому. Потом кто-то из люфтганзовских переводчиц рассказал, что его фамилия переводится с латышского как «глухарь», таковая кличка к нему и прилипла. Впрочем, постепенно на него перестали обращать внимание – что взять с глухаря?
Сейчас Виктор первый раз слышал, как Меднис что-то говорит на великом и могучем. А тот, не стесняясь присутствующих, выкладывал, что два часа назад на борт пришли таможенники и – Святая Дева Мария! – хотели начать разбирать самолет, принадлежащий независимой германской республике! Представитель, как он заявил, лично прибежал по сигналу экипажа и выгнал «неради-ивых чино-овников» на летное поле, где они сейчас и находятся. Идет задержка рейса, вся ответственность на таможне. По какому праву… и в таком духе.
– Это мое распоряжение, – не стал отрицать Маслов, вытерев пот.
Сидящий рядом Лимохин, повышенный с руководителя грузового отдела до и.о. первого зама начальника таможни и сместивший с этой должности до и.о. «простого зама» Медведева, повернулся и перевел свои опухшие глаза на Гордеева. Тот еле заметно кивнул. Лимохин поднял глаза к потолку и вздохнул. В этот момент опять запищал интерком:
– Евгений Данилович, вам срочно звонит директор аэропорта.
Маслов убрал громкую связь и снял трубку. По нескольким фразам: «да, это моя инициатива», «а при чем тут международный скандал», «решим, конечно», «сейчас позвоню», а также по тому, как постепенно весь гонор Маслова во время разговора сходил на нет, Виктор понял – больше никто с отверткой на самолеты ходить не будет. Положив трубку, Маслов еще раз вытер пот, повернулся к сверкающему очками Меднису и, шевеля усами, пробубнил:
– Мы сейчас же оформим самолет. Извините, подобное больше не повторится.
Меднис сказал что-то непонятное, развернулся и вышел, громко хлопнув обеими дверями. На Маслова было страшно смотреть – его только что прилюдно унизили.
– Совещание закончено, – просипел он. – Начальник отдела кадров, останьтесь.
Раечка также была только и.о., но произносить всю фразу Маслову было явно тяжело. Виктор в целом представлял, что последует дальше. Судя по всему, Рая очень быстро нашла общий язык с новым начальником. Во всех смыслах. Прошло меньше месяца с того дня, когда Вите было необходимо срочно завизировать у Маслова пару документов. Не увидев в приемной секретаршу, он всего пару секунд колебался, а потом, слегка постучав, открыл одну за другой двери в кабинет начальника. Тот сидел, немного отодвинувшись от стола и закинув руки за голову, но при входе Гордеева резко наклонился вперед и сквозь зубы грозно процедил:
– Чего?
Виктор было пошел к нему с бумагами, но Маслов кивнул на конец длинного стола: кинь туда и свободен. Витя бросил документы и вышел. Однако за доли секунды он увидел в щелке под столом Маслова то, в чем не мог ошибиться – ступню в красной туфельке. Такие туфли в таможне носила только Рая. «Это надо же так извернуться! Да там, поди, и места-то нет…» – подумал тогда Виктор, покидая кабинет. Впрочем, поправил он себя, каждый выбирает свою дорогу. «Кто-то, чтоб карьеру сделать, за щеку от начальника принимает, терпя неудобства, а кто-то готов по головам идти… да, Витя?» Но об этом думать не хотелось, да и не стоило.
Как бы там Раечка ни делала свое дело, на отношение Маслова к «пассажирке» это не никак не влияло. Постепенно становилось все хуже – после того, как начальника таможни еще пару раз тряханули за задержки самолетов по вине таможни, он стал подозревать, что «пассажирка» хочет его подставить. Однажды вызвав к себе Гордеева, Маслов высказался в открытую:
– Ты вообще хочешь, чтобы тебя в должности утвердили?
«Так, пора звонить Анатолию», – подумал Виктор. Начальник меж тем продолжал:
– Что у вас там за хрень творится? Все на меня решили свесить, все свои грехи?
Спорить, что-то вспоминать смысла не было. Виктор решил отмолчаться.
– Слушай внимательно. Меня интересует, кто у вас в отделе подрывает дисциплину. Кто занимается всякой ерундой, вместо того, чтобы работать и приносить пользу государству. Насколько я понимаю, это все старперы ваши – Большов, Мосин, Насонов и прочие.
«Насон-то при чем? Этот вообще сидит и молчит». Но начальника Гордеев не прерывал.
– Сроку тебе неделя. Через неделю у меня на столе должен быть список – кто конкретно подрывает дисциплину. Не справишься – есть другие претенденты на твое место.
Сидя у себя в кабинете, Виктор обдумывал эти слова. За последние месяцы появились новые оппоненты в борьбе за должность. Одним из потенциальных кандидатов, которых имел в виду Маслов, был Гена Пяткин. Явный стукач, он вообще не пользовался авторитетом на «пассажирке». Его в свое время вычислил Дима Мосин, после чего Генаша пошел по сменам, начиная работать каждый месяц в новой. Это могло сказаться на физическом и моральном состоянии любого человека, даже такого здоровяка, как Пяткин. И вот, будучи тогда в смене Буянкина, Пяткин натурально расплакался – жизнь дерьмо, никто не уважает. Буянкин его выслушал, потом вежливо расспросил, а после они вместе с Большовым поставили условие: ок, будешь нормально работать, но если хоть одна весть выйдет с помощью Гены за пределы смены – будет плохо. Пяткин побожился всеми зубами, но хватило его максимум на полгода. Потом Гена нашел приятелей в ОСБ, но уже к этому времени он опять летал по сменам. Большой сделал ему сюрприз на «выпуск» из смены: Гена хотел купить машину, в чем ему Большов и «помог», спулив на пару с каким-то своим дружком «вазовского» «утопленника».
– Зато все по запаху будут определять, что у тачки гнилой хозяин, – смеялся Гера.
Определенным преимуществом у Пяткина, помимо связей с Алдашевым, было наличие тещи-миллионерши, которая активно занималась бизнесом и где-то через свои – как пояснял Пяткин в приватных беседах – армянские контакты нашла выход на Маслова, у которого были свои завязки с армянами на строительном рынке.
Вторым кандидатом, очень внезапно появившимся на горизонте, был Семен Варламов. До поры, до времени он тихо работал в смене Буянкина, пока вдруг не был аттестован на ведущего инспектора и без участия Гордеева – поставлен там начальником смены. Слух распространился очень оперативно – у Семы в Москве родной брат работает в ТАКОЙ структуре, что никто точно не знает, где, а сам Семен не колется. Но начальство уже явно в курсе, иначе бы Виктора так жестко не отодвинули в вопросе назначения подчиненных в отделе. Впрочем, Семен ведет себя смиренно, на Виктора свысока не смотрит, за глаза не ругает, но…
Виктор смотрел на лежащий перед ним лист и размышлял. Проблемы с повышением имелись. Славин, опять же. И Большов. Конечно, выступления на собраниях, вкупе с уголовкой, не прибавят ему вистов в глазах Маслова. Значит, надо найти что-то такое, чтобы исключить и Большова, и этих троих. Но сколько Витя не мучился, так ничего и не «родил». Ладно, завтра, со свежей головой…
Утро принесло ошеломляющую новость: по всем региональным таможням проводятся ОШМ – оргштатные мероприятия. Одни таможни численно сокращают, другие доукомплектуют за счет сокращаемых. Контракты разрывают, всех сотрудников выводят за штат, и по каждому заново будет приниматься решение. В голове Гордеева что-то звякнуло. Какая-то мысль вилась и вилась, но он не мог ее ухватить. Но тут раздался звонок – руководителей подразделений собирали на совещание к начальнику таможни.
– Официально в приказе ГТК наша таможня не озвучена, но по распоряжению начальника Управления мы тоже проводим ОШМ.
Рыжебородый и.о. начюротдела Лизунов зашевелился на кресле:
– Это не вполне законно, Евгений Данилович, могут быть проблемы при увольнении ряда лиц…
– А это ваша компетенция, если вы, конечно, останетесь на этом посту, – среагировал Маслов.
Лизунов заткнулся, и вопрос снялся автоматически. Начали обсуждать схему мероприятий и дальнейшие действия. Все, кроме Гордеева, получили конкретные наставления от Маслова, и Виктора это напрягло.
– Все свободны, кроме Лимохина и Гордеева, – подытожил начальник таможни. Кресла вокруг быстро опустели.
– Что вы решили по моему вопросу? – Маслов уперся взглядом в Гордеева, Лимохин тщательно пытался ему подражать. Виктор хотел было напомнить про недельный срок, но передумал.
– М-м… есть одна мысль.
– Почему одна?
– Она связана с несколькими кандидатурами, и также… э-э… будет соответствовать ОШМ.
– Поподробнее, – вякнул Лимохин. Ему явно нравилось быть руководителем.
– Я предлагаю, – черт возьми, как же тяжело это сказать! – я предлагаю после вывода за штат уволить из таможенных органов часть работников, проработавших здесь долгое время. К примеру, более четырех-пяти лет.
Маслов пронзил взглядом Гордеева. «Наверняка он думает, до какой же степени я скотина», – подумал Виктор. Лимохин подпер подбородок и посмотрел на начальника.
– Чем вы это обосновываете? Ведь в приказах и распоряжениях, что приходят из ГТК, однозначно прописано, что подразделения таможен, находящиеся в пунктах пропуска через госграницу, должны комплектоваться из числа наиболее опытных работников?
Маслов как бы недоуменно поднял брови. В его взгляде читалась не только явная насмешка, но и присутствовал некий толчок. Впрочем, отступать Виктору было поздно.
– Как правило, там говорится о двух и более годах работы в таможне. Такие сотрудники у нас в достаточном количестве. Наберем новых, обучим. А из более опытных увольнять будем не всех, только тех, кто замешан в нарушении дисциплины. Список я составлю.
Маслов потеребил усы. Потом повернулся к Лимохину:
– Вроде бы хорошая идея. – Лимохин кивнул. – А ведь так можно и в грузовом отделе сделать, как думаешь, и.о. первого заместителя?
Лимохин еще раз кивнул и перевел свой взгляд на Гордеева. В этом взгляде водянистых глаз не было ничего хорошего. Виктор посмотрел на Маслова – тот широко улыбался.
«Он столкнул нас лбами», – понял Виктор. Вот еще один недруг. Но Лимохину тоже надо удержаться на своем месте, и он должен будет поддержать данную «идею». Поэтому вряд ли он кому-то расскажет обо всем, что здесь сейчас обсуждалось.
