Людмила Георгиевна Головина
Избери жизнь
48.Город
После поездки в «Орлик» Олег изменился, он стал серьёзнее, взрослее. И часто о чём-то задумывался. Вера решила поинтересоваться, что же его беспокоит?
– Понимаешь, мы посмотрели фильм, и… не знаю, как об этом сказать, чтобы было понятно… Я стал внутри себя ощущать, что когда-то тоже жил той жизнью. Я вспоминаю дома, улицы, машины… Другой мир… Всё это, как будто во сне, но я знаю, что это было на самом деле. Жалко, что сейчас я не могу ничего этого снова увидеть!
Вера немного подумала, а потом предложила:
– Хочешь, я попробую организовать нам поездку в город?
– А разве города ещё есть? – удивился Олег.
– Ну, не сами города, а то, что от них осталось. Я была в городе два раза, но очень давно. В первый раз – с папой. Я тогда училась в младших классах, а он уже был спасателем, но в свободное время помогал собирателям, ездил с ними за разными вещами. В одну из таких поездок он взял меня. Тогда город ещё выглядел почти так, как после Катастрофы: целые дома – и развалины, ржавые автомобили, поваленные деревья в парках… Помню, я тогда даже заплакала. А во второй раз я была там незадолго до окончания школы. Нас специально повезли в город на экскурсию, чтобы мы не из книжек и рассказов, а воочию увидели, какой была жизнь до трагедии. За прошедшие годы город изменился, разрушенные дома почти скрылись за выросшими деревьями и кустарниками, сквозь трещины в асфальте пробилась трава. Тогда я подумала, что пройдёт ещё сколько-то лет, и от города ничего не останется. Собиратели вывезли оттуда много необходимых вещей, но приходится иногда добывать ещё что-то потребное для жизни. Я слышала, что строителям сейчас нужны окна для новых домов. Ты даже не представляешь, как непросто сделать обыкновенное оконное стекло! Поэтому мы, пока не освоили этой премудрости, ездим в город, ищем в неразрушенных домах окна, уцелевшие после Катастрофы, осторожно их вынимаем и привозим в поселение. Только с каждым годом найти такие окна становится всё труднее… Так вот, пока не начались осенние дожди, строители собираются в город за окнами. Хочешь, я попрошу, чтобы нам разрешили съездить с ними?
Олег хотел.
И через несколько дней караван из нескольких больших подвод направился в сторону города.
Такие поездки становились всё более редкими, и наезженная когда-то дорога стала зарастать бурьяном и кустарником. Кое-где на пути встречались и молодые деревца. Тогда приходилось останавливаться и спиливать встретившееся препятствие. Деревьев было немного жаль, но дорога должна быть в порядке, мало ли что может понадобиться в городе.
И к середине дня между верхушками деревьев замаячили какие-то строения.
Олег смотрел во все глаза, открывшаяся картина мало напоминала посёлок юзеров – единственный город, который он мог себе представить.
Да, здесь тоже были высокие дома, устоявшие после Катастрофы. Но они все, в отличие от юзерхаузов, были разными: повыше и пониже, подлиннее и покороче. Фасады тоже были разными: где-то балкончики, где-то большие лоджии, одни дома кирпичные, другие блестят на солнце керамической плиткой. Есть дома серые, красные, коричневые, голубые, белые, жёлтые…
Но главное, вокруг этих домов была не безжизненная свалка, а густо разросшаяся зелень. При известной доле фантазии можно было бы вообразить, что некий великан принёс откуда-то эти дома и расставил их в лесу. Почти все видимые следы Катастрофы: развалины, пожарища были укрыты от человеческих глаз зелёным покровом растений. Опытный взгляд мог бы различить среди них как одичавшие культурные растения, так и представителей дикой флоры.
Этот разрушенный и покинутый город навевал двоякие чувства: горечь утраты, и наглядное подтверждение того, что всё рано или поздно проходит, раны постепенно затягиваются, хоть шрамы и остаются…
Строители, не теряя времени, отправились на поиски подходящих окон, хотелось закончить все работы и вернуться до наступления ночи, поскольку в ночное время чаще совершали свои вылазки рыцари.
Договорились о времени и месте встречи, и Олег с Верой остались одни. Строители вполне могли доверять Вериному умению ориентироваться даже в дремучем лесу, а не то что в заброшенном городе. Но сама Вера озиралась по сторонам и с трудом узнавала те места, где ей пришлось побывать несколько лет назад. Природа всё больше и больше отвоёвывала у былой цивилизации этот клочок территории.
Наконец, она разглядела кое-какие ориентиры.
– Пойдём сначала сюда.
Они находились на бывшей главной площади. Родители рассказывали Вере, что когда-то давно здесь проходили парады и демонстрации, народные гуляния и митинги.
А сейчас в многочисленных трещинах в асфальте зеленела трава, и даже пробивались тонкие стволики берёзок и ещё каких-то деревьев.
Посредине же виднелось какое-то сооружение, почти не пострадавшее от времени, но своим зловещим видом навевающее горькие воспоминания.
– Смотри, вот это соорудил твой Координатор. Видишь, там, вверху – экраны. С них он заманивал людей в юзерхаузы, где потом жестоко с ними расправлялся. А люди тогда были в отчаянии, поэтому многие, не задумываясь ни о чём, поверили ему.
– Координатор не мой, – с обидой в голосе возразил Олег.
– Ну, извини, конечно же, не твой. Просто я имела ввиду, что он очень долго удерживал тебя в своей власти. Но сейчас всё это в прошлом. Установка не работает уже много лет. Интересно, если у Системы возникнет желание, смогут ли они с неё вещать?
Олег не ответил, он плохо разбирался в таких вещах. Но зато знал: Система способна изобрести всё или почти всё чтобы поработить человека.
Вера, видя, что Олег загрустил, повлекла его прочь от установки, напоминающей о возможностях и коварстве Системы.
Они пошли по еле угадываемым улицам. Приходилось быть очень осторожными и внимательно смотреть под ноги: то и дело на пути попадались завалы камней и кирпича, арматура, упавшие уличные фонари, а то и глубокие выбоины в асфальте. Должно пройти ещё немало лет, чтобы затянулись эти увечья, нанесённые Катастрофой.
– Кажется, это здесь. Да, пришли.
Они стояли перед зданием храма. Оно сохранилось лучше, чем окружающие строения. Что было тому причиной? То ли, что храм был старинным и построенным на совесть, или дело было в святости места? Трудно сказать. Незначительные повреждения были видны только на паперти и крыльце. Стены храма до самых куполов завил дикий виноград. Когда-то его держали в узде и постоянно подстригали и прореживали, но сейчас, получив полную свободу, он укрыл всё здание зелёным покрывалом.
– Зайдём? – предложила Вера.
Чтобы попасть внутрь пришлось повоевать с длинными и прочными побегами, но им всё же удалось прорваться.
В храме царила тишина и пустота.
– Все иконы и вся утварь отсюда перевезены в наш храм в «Малом стаде», – пояснила Вера. – Именно здесь, в этом храме мои папа и мама познакомились с моей бабушкой. Да, у меня тоже была бабушка. Баба Сима. Она тоже была приёмная, но я её любила, как родную. Когда случилась Катастрофа, дом родителей был разрушен, а дом бабы Симы – нет. И бабушка пригласила их пожить у себя. А потом и меня удочерили. И с тех пор мы не расставались. Сейчас бабушки уже нет с нами, и мне её очень не хватает. А ещё, в этом храме меня крестили.
Они постояли ещё немного и вышли. После полумрака и прохлады, царивших в храме, снаружи было жарко, а солнечный свет слепил глаза.
Вера и Олег шли по улицам бывшего города. Одни дома выглядели как пирамиды цементных и кирпичных глыб, поросшие зеленью, другие, обрушившиеся наполовину, ещё хранили на себе отпечаток былой жизни. Третьи стояли почти без повреждений, если не считать выбитых стёкол. Кое-где виднелись выцветшие таблички: «Не подходить! Опасная зона». Евгений Иванович рассказывал Вере, что такими табличками предупреждали людей о возможности дальнейшего обрушения.
– Вера, давай зайдём в этот дом, – попросил Олег, когда они проходили мимо одного неплохо сохранившегося дома.
– Что ты! Это не разрешается! Вдруг там есть трещина и дом обвалится на нас!
– Ничего он не обвалится, раз столько лет простоял. Мы осторожно. Понимаешь, Вера, мне это почему-то очень нужно. Я должен вспомнить, должен!
– Что вспомнить?
– Как мы жили до Катастрофы. У меня в голове что-то всё время шевелится и шевелится. Мне уже кажется, что я ухватил эти воспоминания, и вдруг они исчезают. Остаются только какие-то обрывки. И это меня очень мучает.
– Ну ладно, – сдалась Вера (ей, если честно, самой очень захотелось зайти в докатастрофный дом). – Но учти, при малейшей опасности мы сразу уходим. И никому об этом не рассказывай, а то нам попадет
– Ладно, – обещал Олег.
Дверь в подъезде висела на одной петле, её удалось с некоторым усилием открыть. Внутри было темно и сыро. Олег внимательно рассмотрел двери лифта и лестницу.
– Это лифт, я вспомнил, – пояснил он Вере. – Там за дверками большой ящик, который возит людей вверх и вниз.
Вера ничего о лифтах не знала.
– Пойдём, – потянул Олег Веру к лестнице.
– Олег, это очень опасно! – попыталась остановить его Вера.
– Тогда я пойду один! – заупрямился её спутник.
Вере не могла допустить, что Олег отправится в опасный путь один, и они стали медленно подниматься, пока благополучно не достигли верхнего этажа. Отсюда, через выбитое стекло открывался удивительный вид на город. Никогда ещё Вере не приходилось смотреть вниз с такой высоты. Было даже немного страшно.
– На моём этаже в юзерхаузе было ещё выше! – поделился впечатлениями Олег. – Только там смотреть было не на что: свалка и чёрное от дыма небо. А здесь красиво.
– Осторожней! – заволновалась Вера, когда Олег подошёл слишком близко к краю. – Если от сюда упасть, костей не соберёшь!
– Как это? – удивился Олег. А потом задумался и спросил: – А как же я тогда по лестнице из юзерхауза спасался, там ведь ещё выше было? Я ведь тоже мог упасть?
– Тогда у тебя не было выхода. Что, лучше было бы оказаться в вагонетке, а потом – в печи? Но ты большой молодец, что сумел тогда преодолеть все трудности.
Юноша остался доволен похвалой.
– Давай потихоньку спускаться, – предложила Вера.
Они стояли на лестничной площадке, куда выходили двери четырех квартир.
– Вера, давай зайдём, – нерешительно попросил Олег.
– Нет, это нехорошо. Это не наша квартира. Нельзя без спроса заходить в чужое жилище.
– Это уже ничейные квартиры, и спросить некого, – резонно возразил Олег. – Вера, пойми, я должен своими глазами увидеть, как жили люди, когда я был маленьким.
Первые две двери, которые они подёргали, были заперты, а третья поддалась и распахнулась.
Они оказались в прихожей. На вешалке висели плащи и куртки. На полу выстроилось несколько пар обуви. Около двери постелен коврик. Как будто, хозяева отлучились на минутку и пропали на двадцать лет.
В квартире были две комнаты. Они, наверное, сохранились бы в неприкосновенности, если бы не отсутствие стёкол. Снег и дождь, попадавшие в квартиру, сыграли свою разрушительную роль: мебель деформировалась, обивка дивана покрылась плесенью. Впрочем, в глубине комнат всё сохранилось получше. Удивительно, что помещения дали приют птицам. На шкафах, карнизах и даже на подушке были сооружены птичью гнёзда.
Комната поменьше была детской. И, судя по игрушкам, здесь жил маленький мальчик.
На аккуратно заправленной кроватке сидел большой плюшевый мишка. Возможно, малыш любил засыпать, прижимая к себе мохнатого друга. На столике разбросаны цветные карандаши и фломастеры. О том, что ребёнок, живший в этой комнате любил рисовать, говорили и развешанные по стенам милые, наивные детские рисунки. На одном – домик, окружённый цветами, а над ним сияет огромное оранжевое солнце. На другом – мужчина и женщина, а между ними – маленький человечек, которого родители держат за руки. И все улыбаются. На третьем – кораблик, плывущий по синим волнам, а за ним – деревья, похожие на пальмы. Очевидно, впечатления от летнего отдыха. И снова солнце. Яркие краски, чистые цвета. Безмятежная радость на каждом рисунке. Удивительно, что картины юного художника почти не выцвели.
Вера оторвалась от созерцания рисунков и увидела, что Олег рассматривает машинки, стоящие рядами на полке. Их тут было несколько десятков. Видимо мальчик, живший здесь когда-то, коллекционировал их.
Дети, родившиеся после Катастрофы редко играли в машинки, они ничего не говорили их сердцам. И на складе валялось без употребления великое множество самых разнообразных машинок. Зато успехом пользовались фигурки лошадок и различных домашних животных. Воистину, дети в игре стараются подражать взрослым.
Когда Вера слышала слово «машина», в её представлении сразу возникала ржавеющая куча железа. Из всех на свете машин она хорошо знала только старенький трейлер без колёс, но совершенно не могла представить его в движении.
Но совсем не так было с Олегом. Он брал с полки то одну, то другую машинку и шептал:
– Самосвал, Скорая, Пожарная…
Вера подошла к нему.
– Смотри, Вера, у меня был точно такая машинка, и вот такая тоже, – Олег не мог оторваться от созерцания игрушечного автопарка.
А Вере вдруг стало очень грустно. Тот мальчик, наверное, был ровесником Олега. Как сложилась его судьба? Погиб ли он в первый день Катастрофы или остался жив? И какова судьба его родителей? Вместе ли они? А если нет, попал ли он в новую семью, как она сама, или оказался в лапах безжалостной Системы? Подвергся ли он ломающей личность обработке и стал юзером? Был ли «утилизирован» по какой-то причине? Или до сих пор томится в одном из юзерхаузов, погрузившись в виртуальный дурман? А может быть, ему удалось спастись, вырваться, и он живёт и трудится в одном из поселений? Вера от всей души надеялась, что он жив и судьба его сложилась хорошо.
– Пойдём, – голос Олега прервал размышления девушки.
– Если ты хочешь, я думаю, можно взять какую-нибудь машинку на память, – предложила Вера.
– Нет, не надо. Пусть всё здесь останется, как было.
Они вышли из квартиры, прикрыв за собой дверь, и стали спускаться по лестнице.
Через пару часов они уже возвращались в «Малое стадо».
Строители были очень довольны. Им сегодня удалось раздобыть достаточное количество застеклённых окошек для будущих домов.
– Здесь и для твоего будущего дома окна есть, – сказал один из строителей.
Олег поблагодарил. Сначала они ехали молча, а потом Олег вдруг сказал Вере шёпотом:
– Я сегодня нашёл себя, маленького. Я как бы увидел, каким я был и каким стал. И почувствовал, что я и тот мальчик, которого отобрали от бабушки – один и тот же человек. А то, что было в юзерхаузе – это, как будто, я был очень долго болен, а сейчас поправился. Ты меня понимаешь?
– Да, – ответила Вера, – ты и вправду сегодня встретился со своим детством, и оно останется с тобой навсегда. А это очень важно, чтобы детство человека всегда оставалось с ним.
49. Август
Олег понимал, чувствовал: это время стало самым счастливым в его жизни, и он запомнит его навсегда.
Лето катилось к своему завершению, чтобы в положенный срок передать эстафету осени. Ещё было очень тепло, а иногда даже и жарко. Но уже не было угнетающей духоты, ночи стали длинными и прохладными. Летние труды заканчивались сбором урожая и заготовкой продуктов на зиму. В огородах, садах и на кухнях все работали, не покладая рук. Вера с Олегом тоже принимали участие в этих заботах. И бывший Юзер совсем не тяготился ими. Во-первых, рядом всё время была Вера. Олег любовался, как её загорелые руки быстро мелькают среди листвы, и яблоки одно за другим аккуратно ложатся в корзину. Во-вторых, какое это счастье, сорвать с ветки румяное, пахнущее солнцем яблоко, надкусить его и чувствовать, как рот наполняется душистым кисло-сладким соком!
А в огородах стройными рядами выстроились капустные кочаны, греют на солнце бока толстые оранжевые тыквы, рдеют гроздья помидор… Всё так красиво! И так вкусно! Разве могло прийти ему в голову в юзерхаузе, что выращивать еду так здорово, так интересно!
С середины месяца Олег вдруг обратил внимание, что окружающие его люди перестали есть мясо, яйца, творог и сыр. Вера объяснила ему, что начался Успенский пост.
– Пост, это такое время, когда верующие люди перестают есть некоторые продукты.
– Почему? – удивился Олег.
– По нескольким причинам. Прежде всего, чтобы научиться преодолевать свои желания и порывы, затем, для воспитания силы воли и смирения, ну и, наконец, как знак своего единения со всей церковью.
– А почему я этого не делаю? – удивился Олег.
– Не постишься? А ты сможешь? Выдержки хватит?
Олег решил показать себя с лучшей стороны и заявил, что с лёгкостью откажется от тех продуктов, которые не положено есть в пост.
Если говорить откровенно, сначала ему было не очень-то легко поститься. Всё время хотелось съесть котлету или выпить стакан молока. Но он мужественно держал себя в руках, к тому же Вера его ободрила, сказав, что этот пост – самый короткий изо всех постов, всего две недели. И Олег решил потерпеть. Через два-три дня он уже не думал о запретных блюдах, тем более, что Валя и постные кушанья готовила очень вкусно.
Приближался сентябрь, и скоро Олегу предстояло начать учёбу. Вера всё время старалась внушить ему мысль, что это – очень важное и нужное занятие, что без изучения разных наук он никогда не сможет получить профессию, а, значит, и стать полноправным жителем поселения. Ведь все здесь были постоянно заняты какими-то делами, а для того, чтобы выполнять эти дела хорошо, нужны знания. Олег и сам чувствовал, что ему хочется стать похожим на людей, которые были рядом, но втайне сомневался, удастся ли ему постигнуть все те премудрости, которые знали окружающие.
Впрочем, он уже начал учиться. Три раза в неделю в больницу приходил алтарник Леонид и обучал их с бабушкой «Закону Божьему». Так называлась книга, которую принёс им Леонид (или, как его стала вскоре звать бабушка, Лёня). В книге этой говорилось о вере, о молитвах, о священных книгах, о богослужениях и Таинствах, одним словом, обо всём, что должен знать верующий человек. Ещё Леонид принёс сразу три Библии: одну очень толстую (алтарник сказал, что это – полный текст), другую, потоньше, для бабушки (в ней было то же самое, но пересказанное простым языком) и третью, самую тонкую изо всех. В ней на каждой странице была цветная картинка, а снизу пояснялось, что на ней изображено. Эта книга называлась «Библия для детей», и Леонид её вручил Олегу. Сначала тот немного обиделся, он ведь уже не ребёнок! Но вскоре, забыв про обиду, с увлечением разглядывал картинки. Ему было очень интересно, что за события на них изображены. Вот тут-то и выяснилось, что Олег умеет читать, как и говорила бабушка. Сначала он немного спотыкался и путался, но уже через неделю читал так бойко, что принялся и за бабушкину Библию, и за «Закон Божий». Он с интересом слушал рассказы Леонида, а потом засыпал его вопросами. Неведомый мир, о котором говорилось в Священном Писании, очень его интересовал.
Алтарник Леонид был хорошим учителем. Отец Василий уже давно мечтал о том, чтобы рукоположить Леонида в диаконы, а потом и в священники, но, увы. Тот епископ, который рукоположил самого отца Василия, уже умер, а где можно найти ещё одного, отец Василий не знал. Сейчас он был единственным священнослужителем в «Малом стаде». Первые священники поселения отец Константин и отец Вячеслав скончались несколько лет назад, а в позапрошлом году отошёл в мир иной старенький диакон отец Никита.
Пути Господни неисповедимы. Часто отца Василия посещала тревожная мысль: если с ним что-то случится, то прекратятся богослужения в их храме. А этого допускать никак нельзя. И священник решил будущим летом отправить алтарника Леонида в Н-ский монастырь. Возможно, там его смогут рукоположить. Такая мысль пришла в голову отцу Василию после прочтения дневника Орлика, и он в молитвах просил у Господа, чтобы это осуществилось.
Олегу очень нравилось заниматься с Леонидом, но иногда он испытывал укол самолюбия: алтарник был его ровесником, но сколько же всего он знал! И Олег дал себе слово, что приложит все усилия, чтобы тоже постичь эти премудрости.
Через некоторое время, после того, как бабушка с внуком начали постигать азы православия, в больницу заглянул отец Василий, и спросил, не хотят ли они поприсутствовать на службе?
И вот Олег впервые оказался в храме, не когда он пуст и тих, а когда заполнен народом, когда несколько человек поют что-то очень красивое и непонятное, а остальные их слушают, крестятся и кланяются, когда отец Василий в нарядном одеянии, то выходит из алтаря, то заходит обратно, и иногда в его руке – медный стаканчик на цепочках. Священник раскачивает этот стаканчик, и из него поднимается ароматный дымок, а все люди кланяются. И слова, что читаются нараспев, хоть и похожи на русские, но не совсем…
Одним словом, всё таинственно, загадочно, красиво и непонятно.
Олег был очарован службой. Но в конце, с непривычки, всё же устал.
На службе была и Вера. Она в этот день причащалась. Когда она, крестообразно сложив на груди руки направилась к солее, чтобы присоединиться к ожидающим вынос Чаши причастникам, Олег, тоже сложив руки, направился за ней. Вера остановила его:
– Нет, ты не готов, пока отойди в сторонку.
Олег послушался и издали наблюдал главное православное Таинство.
Вера причастилась, потом подошла к запивке и снова вернулась к алтарю. Вскоре отец Василий унёс Чашу в алтарь, и через небольшое время служба закончилась.
Бабушка во время Литургии сидела, а когда вышла на церковное крыльцо, её уже поджидал Ахмед в коляске. Всегда внимательный и заботливый по отношению к пожилым людям, он предложил отвезти Ксенью Романовну в больницу. Вера и Олег сказали, что они хотят пройтись пешком, тем более, что погода стояла прекрасная.
Вера была молчалива и как-то удивительно умиротворена. Казалось, она была наполнена какой-то непостижимой тайной и боится её расплескать.
Олег чувствовал, что сейчас – не время для пустой болтовни и шёл молча. Наконец, он решился задать вопрос, который его очень беспокоил:
– Вера, а почему ты сказала, что я не готов? Я тоже хочу причаститься.
– Ты обязательно будешь причащаться. Но, понимаешь, это нельзя делать «за компанию» или просто потому, что возникло такое желание. Надо понимать, что в этом Таинстве причащающийся соединяется с Христом. Представляешь, с самим Христом! Это честь, которой не может быть достоин по своим личным качествам ни один человек, даже самый святой и праведный. Причащаемся мы только потому, что Господь Сам призвал нас к этому, Сам снизошёл к каждому представителю человеческого рода, сам предложил нам лекарство от страстей и грехов. И вот теперь, представь, такой Гость соблаговолил войти под кров грешной человеческой души. А в душе – полный беспорядок: грехи, помыслы, дурные поступки и дурные намерения. Разве можно такого Гостя встречать в такой грязи?
Вот именно поэтому к Причащению надо готовиться. Надо несколько дней провести в тишине и внимательном рассмотрении своей души. В эти дни следует избегать развлечений, всякой суеты и, тем более, дурных мыслей и поступков. Накануне дня Причащения надо облегчить свою душу в Таинстве Покаяния, то есть исповедоваться, и получить разрешение священника. А кроме того, надо прочитать специальные молитвы. И даже после всего этого человек не должен воображать, что он сам, своими усилиями сделался достойным приступать к Чаше. Нет, он должен осознавать, что такая милость даруется ему не из-за его достоинств, а из снисхождения к его грехам и слабостям.
Я думаю, тебе подробнее и лучше расскажет об этом отец Василий. Я просто объяснила тебе, как я это чувствую и понимаю.
Олег вздохнул. Как же всё это непросто! Как трудно во всём разобраться. Но если все понимают это, то должен, обязан понять и он!
Чего было ему не занимать, так это упорства в достижении цели. Олег ещё усерднее продолжил занятия с алтарником Леонидом, подолгу беседовал с отцом Василием и часто о чём-то глубоко задумывался.
И Вера с удивлением видала, как он меняется. В нём ещё было много детской непосредственности, но становилось всё меньше инфантильности и эгоизма.
– Ну что же, – сказал как-то отец Василий. – Святое Причастие, это не награда за примерное поведение, а лекарство от язв нашей души. Если ты это понимаешь, благословляю тебя готовиться к Причастию! Если будет сложно прочесть молитвенное правило, то пусть часть молитв тебе прочитает Вера, а ты слушай внимательно. Накануне вечером приходи на Исповедь. Подумай перед этим, что не так в твоей душе, что ты хочешь в себе изменить. Можешь посоветоваться с Леонидом.
– Я сам буду читать молитвы! – заявил Олег Вере.
Ох, и нелегко было это! Олег спотыкался не то, что на каждой фразе, а даже и на каждом слове. Половину прочитанного, а то и больше, он не понимал. Но в душе что-то откладывалось. И он себе всё время напоминал слова Леонида:
– Сначала ты мало что поймёшь. Но зато поймёт твой Ангел. Он порадуется твоему усердию и отнесёт твои молитвы Господу. А потом и тебе будет всё яснее смысл этих молитв.
И Олег старался изо всех сил. Чтение растянулось на целый день, а несколько молитв пришлось оставить назавтра.
А вечером была Исповедь. Олег стоял перед маленьким столиком, на котором лежали крест и Евангелие. Он что-то сумбурно рассказывал стоящему рядом отцу Василию, путался, волновался. Священник слушал очень внимательно, задавал вопросы, иногда кое-что уточнял, советовал. Наконец, священник набросил на голову Олега двойную широкую полосу, перекинутую через шею и свисающую спереди наподобие фартука (Олег уже знал, что эта часть облачения священника называется удивительным словом «епитрахиль»).
И там, под этой епитрахилью, Олег услышал слова молитвы, в которой отец Василий, властью Христа освобождал его душу от прегрешений, в которых Олег раскаялся и о которых поведал на исповеди.
Отец Василий предупредил Олега, что он должен теперь стараться не запятнать душу новыми дурными делами. Он сказал, что это было бы похоже на то, как если бы человек в чистой, только что выстиранной одежде сразу полез в грязь и снова её испачкал.
На следующий день Олег причастился. И сейчас он вполне понимал Веру. Ему не хотелось вести пустые разговоры, заниматься суетными, ненужными делами. Он нёс в своей душе что-то большое и прекрасное, и очень боялся утратить обретённое сокровище, погасить горящий в душе, согревающий и освещающий огонь.
И Вера стала ему ещё ближе и дороже, потому что теперь их объединяло нечто великое и неразрывное – они стояли плечом к плечу – воинами Христова войска против всех сил зла.
