Людмила Георгиевна Головина
Избери жизнь
37. Встреча
Чуть свет Ксенья Романовна была уже на ногах. Она суетилась, собирала вещи в дорогу, и всё падало у неё из рук. Её соседка и многолетняя приятельница, Нина Петровна волновалась и переживала не меньше, чем сама Ксенья Романовна. Врач осмотрела старушку, с сомнением покачала головой, но всё же разрешила ехать, справедливо полагая, что это – единственный способ хоть немного успокоить бабушку.
Наконец, всё было готово. Ксенью Романовну поудобнее устроили на телеге (не совсем подходящий транспорт для пожилого человека), и лошадка рысцой устремилась к поселению "Малое стадо".
Дорога за разговорами прошла незаметно.
Сначала Ксенья Романовна во всех подробностях расспросила Веру о том, как был спасён Юзер, как он постепенно приходил в себя после многолетнего заточения в юзерхаузе, о его характере, привычках, внешности, здоровье.
Вера охотно обо всём рассказывала, не забывая всё время напоминать Ксенье Романовне, что на её предполагаемого внука на протяжении многих лет воздействовали крайне неблагоприятные факторы. С помощью каких-то неведомых методик люди, державшие его в плену, пытались влиять на его память, характер, психику. Он забыл почти всё, что было до юзерхауза. Воспоминания сохранились только в его сновидениях, но и оттуда их пытались вытравить. Иллюзорная виртуальная жизнь была призвана привить жестокость, эгоизм, страсть к наживе. К счастью, у Юзера (возможно, Олега) было внутреннее неприятие всего этого. Наверное, стержень, который не позволил Юзеру сломаться, был заложен в нём с самого детства. Видимо это и не понравилось неведомым хозяевам, и они решили избавиться от неперспективного юзера. К счастью, он вёл себя решительно и смело, и сумел спастись. Сейчас, успокоила старушку Вера, Олег быстро восстанавливается, он уже неплохо говорит по-русски, вспоминает кое-что из своего детства. И физически он окреп, сейчас уже подолгу гуляет, и даже пробует ездить верхом.
Ксенья Романовна слушала, затаив дыхание, и только изредка шептала:
– Только бы это был он!
Потом она и сама поведала о тех трагических днях, когда она потеряла всех близких.
– Мы перед Катастрофой жили в Светлогорске. Моя Леночка и Володя учились в одном классе и дружили. Вместе поехали в Москву, вместе поступили в институт, вместе его и закончили. А на последнем курсе поженились. И предложили им работу недалеко от дома: в Светлогорске-10. Не приходилось слышать? Это был такой закрытый городок, вернее, большой посёлок километрах в семи от Светлогорска. Были тогда такие секретные городки, про которые мало кто знал. Работали они на оборонку, ну, то есть, на оборонную промышленность. Посторонние туда попасть не могли, а только свои, через пропускной пункт, и только по пропускам. Жизнь там налажена была очень хорошо, сразу им, как молодым специалистам, квартиру дали. Всё, что для жизни было нужно – всё там было: магазины, поликлиника, аптека, почта, клуб, детский сад, школа. Много было скверов, парков. Одним словом, живи да радуйся. Работали они в каком-то НИИ. Названия у него не было, только номер. Такие учреждения тогда почтовыми ящиками называли. Рассказывать, чем они там занимались, было нельзя, да я и не интересовалась. Когда Олежка родился, я к ним переехала, разрешили мне квартиру поменять. А родители Володи в Светлогорске остались. Мы к ним часто ездили, на автобусе было недолго добираться, а остановка была прямо за воротами посёлка.
Утром Леночка с Володей на работу уходили, а я с Олежкой оставалась. Ходил он в садик, да только или сам какую-нибудь хворь подцепит, или садик на карантин закроют, половину времени дома сидел Так что, без бабушки не обойтись.
И в тот день Олежка в садик не пошёл. Направились мы с ним в парк погулять. Там детская площадка была: качели, карусели, ну всё, как обычно. И вдруг, как грохнуло! Земля содрогнулась, так, что Олежка с карусели свалился. Кинулась я его поднимать. Он плачет, я его ощупываю, не сломал ли чего? Нет, обошлось, коленку немножечко ссадил. Ну, говорю, побежали домой, надо зелёнкой смазать. Подошли к дому, он ближе других к парку стоял, а дома-то и нет, одни развалины! Я решила, что газ взорвался, не сообразила сразу, что у нас в доме электроплиты были. Решила я на работу к детям бежать, хоть туда и не пропускали никого, но событие такое, может вызовут их. Тогда у всех мобильники были, да только в НИИ ими пользоваться запрещалось.
Бегу я по улице. Олежек плачет, испугался, бедный. Я про коленку его и забыла, такое вижу! Ни одного дома целого, кругом развалины одни! Народу на улицах почти нет, но и кто был, все мечутся, плачут. А мы всё бежим. И вот, добежали, а на том месте, где почтовый ящик стоял, яма огромная, а в ней – обломки здания: бетон, стекло битое. Дым сквозь них пробивается, и из-под обломков ни крика, ни стона. Страшная такая тишина! И не одни мы здесь стоим: другие, в основном такие же, как я пенсионерки, тоже стоят, плачут. Сколько времени мы там простояли, даже и не знаю. Потом слёзы всё же иссякли, стали мы думать, что делать. Решили, что война началась. На весь Светлогорск-10 ни одного целого дома. Только те спаслись, кто на улице в тот момент был, как мы с Олежкой.
Надо было к людям пробиваться.
Ну, побрели все, дошли до пропускного пункта, а его и нет. И остановки автобусной нет. Ходят или нет автобусы, неизвестно. Долго там прождали, никто за нами не приехал. Что ж, пешком потопали. Все вперёд ушли, а мы поотстали: Олежек маленький, да и ножку зашиб. Пробовала его на руках нести – сил нет. Тащимся потихоньку, только, думаю, до города доплестись, а там уже сваты помогут, не так тяжело будет. Идём, Олежка плачет, я плачу, дочку да зятя оплакиваю. Вдруг, шум какой-то раздался. Несётся нам навстречу мотоцикл чёрный, с коляской. А на нём – двое, тоже в чёрном, шлемы, лиц не видать. Мы еле успели отскочить, как они мимо просвистели. Ну ладно, не зашибли, и хорошо. Вдруг слышу, возвращаются! Я с дороги сошла, думаю, мало ли что им, охальникам, в голову взбредёт? А мотоцикл остановился, и эти двое за нами припустили. Мы от них, а они за нами. Догнали, как не догнать, мы стар да мал, а они вон какие мужики здоровенные! Меня толкнули, я свалилась на землю, а Олежка кричит-надрывается. Один его поперёк туловища схватил, а другой пнул меня и говорит:
– А ты, бабка старая, нам не нужна, здесь подыхай!
Захохотали оба, да и умчались на мотоцикле своём с Олежкой моим родненьким, неизвестно куда…
И Ксенья Романовна зарыдала. Вера кинулась её успокаивать:
– Ну, пожалуйста, не надо, вам нельзя волноваться! Если и вправду Олег нашёлся, вам надо крепиться, вы ему нужны. А если разболеетесь, что тогда делать?
Старушка изо всех сил старалась взять себя в руки.
– Доползла я до дороги, и сознание потеряла. Нашли меня добрые люди, сказали: нечего в город идти, разрушено там всё. Мне всё равно было: жить, или умирать, всех потеряла. В деревне меня приютила одна семья хорошая. Потом попала в «Орлик». Ну, скриплю потихоньку, совсем надежду оставила Олежку найти. А тут ты…
В «Малое стадо» добрались ещё засветло и сразу направились в больницу. Юзера там не оказалось – Аня повела его на прогулку, хотя тот и не хотел никуда идти без Веры. Ангелина Степановна осмотрела старушку, дала какие-то лекарства и уложила немного отдохнуть, хотя та сопротивлялась и требовала, чтобы скорее привели её внука.
Не прошло и полчаса, как вдруг раздался какой-то шум, и послышались голоса. Ксенья Романовна села на постели, а Вера вскочила.
В комнату ворвался Юзер. Никого кроме Веры он не заметил.
– Почему тебя так долго не было? Я скучал, где ты была?
И вдруг Юзер услышал какой-то звук. То ли всхлип, то ли стон. Он обернулся и увидел сидящую на кровати старую женщину, которая силилась приподняться и что-то произнести.
У Юзера, как ему показалось, остановились сердце и дыхание: это была она! Она! Женщина из его снов! Такая родная, совершенно реальная, только гораздо старее, чем он представлял.
У Юзера подкосились ноги. Он упал на колени, уткнулся лицом в подол женщины и повторял только одно слово:
– Бабушка, бабушка, бабушка…
Наконец, он поднял голову и закричал:
– Это! Моя! Бабушка! Вот она! На самом деле, а не дефект личности! А они говорили – нет никакой бабушки, ты Системой синтезирован! Они врали, врали!
Вера с изумлением смотрела на обычно малоразговорчивого и неэмоционального, замкнутого в себе юношу.
А он продолжал кричать:
– Бабушка, смотри – это Вера! Меня Система выбросила и сжечь хотела, а она меня спасла!
– Знаю, мой родной, она мне рассказывала. Век я перед ней в неоплатном долгу!
– Да что вы, – смутилась Вера. – Я сама очень рада, что всё так хорошо закончилось…
– Вера, – продолжал кричать Юзер, мешая русские и английские слова, – это моя бабушка, понимаешь? Значит, я – настоящий! И у меня есть имя! Меня зовут Олежка!
– Я же тебя спрашивала, знакомо ли тебе имя Олег, ты сказал – нет, – напомнила Вера.
– А я и не Олег, а Олежка! – возразил Юзер.
– Это одно и то же, я тебе потом объясню, – начала было Вера.
– Все объяснения пока отложим, – строго сказала прибежавшая на крики Ангелина Степановна. – И бабушке, и внуку надо успокоиться и отдохнуть. Всех посторонних прошу выйти.
Посторонней была Вера и она удалилась за дверь, не взирая на протесты Юзера, который теперь стал Олегом.
38. Привыкание
Весть о том, что нашлась бабушка спасенного этой весной Юзера, облетела всё поселение мгновенно. Редко, очень редко удавалось спасти юзера. Ещё реже можно было выяснить, кем он был до того, как попал в юзерхауз. Но такого, чтобы удалось найти родню бывшего пленника Системы, никто не мог даже припомнить. Старожилы говорили, что в первые годы после Катастрофы это иногда случалось, но в последнее время о таком не только в «Малом стаде», но даже и в соседних поселениях слышать не приходилось.
Кажется, все жители поселения устремились к больнице. Здесь, разумеется были и те, кто знал Юзера-Олега довольно хорошо, например Славик и Ахмед, и те, кто познакомились с ним, когда тот посещал с Верой места, где они работали, и те, кто просто здоровался с ним на улице. Все были одинаково рады, все хотели поздравить Олега и его бабушку.
Ангелина Степановна вышла на крыльцо и поблагодарила собравшихся, но попросила не тревожить сегодня, а может быть и ещё пару дней бабушку и внука.
– В пожилом возрасте нелегко переживать такие потрясения, пусть и приятные, – пояснила врач.
Народ стал, было, расходиться, но в это время Юзер-Олег, услышав гул человеческих голосов, выглянул в окно и увидел толпу.
– Что это они, а? – поинтересовался он у Ани.
– Радуются за тебя и твою бабушку и пришли тебя поздравить.
– Бабушка, давай выйдем к ним, – неожиданно предложил Олег. – Пусть все видят, что ты настоящая и я настоящий!
– Конечно, мой хороший, – с трудом встала на ноги Ксенья Романовна. Аня подскочила к ней, чтобы старушка опёрлась о её руку.
Они появились на крыльце больницы, и прежде чем Ангелина Степановна успела выразить свой протест, толпа закричала:
– Ура! Поздравляем! – и зааплодировала.
Юзер-Олег немного испугался: он не привык к такому проявлению чувств. Но потом взял себя в руки, и решил, что должен сказать собравшимся самое важное.
– Это – моя бабушка! Вера её нашла! Бабушка – настоящая! И я – настоящий! И меня зовут не Юзер, а Олежка, Олег – это одно и то же!
Самые важные слова были произнесены и встречены новым взрывом ликования толпы. А Ксенья Романовна только и смогла всем сказать:
– Спасибо, мои хорошие!
В этот момент инициативу перехватила Ангелина Степановна и строго повторила, что на сегодня и бабушка, и внук получили достаточно сильных эмоций, и для них сейчас важнее всего отдых и тишина.
Но Олег уже заметил стоящую неподалёку Веру и решительно заявил, что он не будет отдыхать и успокаиваться, если Вера не пойдёт вместе с ними.
– Хорошо, – пошла на уступку Ангелина Степановна, – но при условии, что всё будет тихо и спокойно.
Вечер прошёл, действительно, мирно и тихо.
Валя приготовила праздничный ужин. Всё было, по обыкновению, очень вкусно, но никто почти не замечал, что кладёт себе в рот. Бабушка не спускала глаз с Олега. Она никак не могла осознать, что вот этот взрослый молодой человек, очень похожий на её зятя, это тот самый её любимый внучек Олежка, утраченный почти двадцать лет назад. Конечно, умом она понимала, что за прошедшее время ребёнок стал взрослым, но её сердце никак не могло осознать эти изменения, увидеть во взрослом Олеге своего малыша Олежку. Это было нелегко. Утраченных лет и всего, что прошло, вернуть невозможно.
Олег же смотрел то на бабушку, то на Веру. В его сознании тоже бушевала буря. Воспоминания детства, смутные и обрывочные, так и рвались наружу, сбрасывая пелену забвения, под которой они были погребены столько лет. Самым главным для Олега было даже не обретение бабушки, а то, что с него свалился гнёт мыслей о своей неполноценности, о «дефекте личности». Он теперь был твёрдо уверен, что Система, которую он почитал, уважал, которой он был предан (и ею же был приговорён к уничтожению!), на самом деле обманывала его и разрушала его душу. И он чувствовал, что обретение бабушки устранило то отчуждение, ту преграду, которая стояла между ним и жителями поселения, даже между ним и Верой. Он уже не ощущал себя чужим, иным, он знал, что отныне он – один из них. И это его радовало.
Последующие дни оказались насыщены самыми разными событиями.
Вопреки опасениям, здоровье Ксеньи Романовны не только не пострадало от пережитого потрясения, но даже несколько улучшилось. Кровяное давление почти нормализовалось, сердце не беспокоило, и даже ноги стали болеть меньше. Она, казалось, сбросила с плеч с десяток лет. Вот что значат положительные эмоции!
Ксенье Романовне выделили пустующую комнату в больнице, но она уже с утра устремлялась в комнату внука и проводила там весь день. Можно было подумать, что она боится, как бы её Олежка снова не исчез.
Они разговаривали целыми днями. Бабушка рассказывала внуку о его родителях, о том, как жила их семья до Катастрофы. Олег тоже делился обрывками воспоминаний, которые всплывали в его голове. И к его большой радости и облегчению бабушка подтверждала, что всё, что вспоминал её внук, было на самом деле.
Ксенья Романовна показала Олегу своё самое большое сокровище: маленькую фотографию, на которой была запечатлена её дочка Леночка с мужем Володей. Эта любительская фотография была сделана вскоре после свадьбы. Она очень нравилась Ксенье Романовна, поэтому снимок хранился в её кошельке, как тогда было принято у многих. К счастью, в день Катастрофы она, собираясь на прогулку с внуком, положила кошелёк в карман жакета. Так чудом сохранилась единственная фотография родителей Олега. Он долго и пристально вглядывался в лица на снимке и всё больше узнавал их.
Сам он мало что мог рассказать своей бабушке о прошедших годах. Его виртуальные подвиги предстали теперь перед ним совсем в новом свете. Он ясно понимал, что они не стоят того, чтобы о них рассказывать и даже вспоминать. Он начинал осознавать, что Система отняла у него много лет, заставляя заниматься какими-то бессмысленными делами: призрачными битвами и приключениями, завоеванием регалий, накоплением вирталеров. А он ведь мог за эти годы постичь так много нового и интересного, и даже стать почти таким же умным, как Вера или другие жители поселения.
Единственное, о чём он поведал своей бабушке во всех подробностях, так это о своём бегстве из юзерхауза и о том, какую роль в его жизни сыграла Вера.
К слову сказать, Вера, которая уже не должна была в первую половину дня работать в архивах, почти всё своё время проводила в больнице. На этом настаивал Олег. Слушая его разговоры с бабушкой, Вера размышляла, как отреагирует её подопечный на то, что скоро она должна будет возобновить свою работу в качестве спасателя. Отсутствовать придется почти неделю ежемесячно. Не будет ли он протестовать? Или присутствие бабушки немного отвлечёт его внимание он Веры? Возможно, он постепенно утратит к ней интерес. Вере почему то было очень грустно от таких мыслей.
Утром первого за приездом Ксеньи Романовны дня, сразу после завтрака, как обычно, явился Михаил Алексеевич. Он, разумеется, уже слышал о радостном событии, но по некоторым соображениям предполагал, что работы ему прибавится. Так и оказалось.
Своим опытным взглядом психолог сразу заметил, что есть темы для разговоров как с бабушкой, так и с внуком.
Оставшись наедине с Ксеньей Романовной, он поздравил её с редкой удачей – обретением давно потерянного внука. Затем он деликатно намекнул, что мало найти того, по ком исстрадалось сердце. Не менее важно заново выстроить хорошие отношения, учитывая долгие годы разлуки, да и то, что характер бывшего юзера исковеркан варварскими методиками психологической обработки, которые к нему применяли всё это время.
– Понимаете, он, с одной стороны, самолюбив, горд и замкнут, а с другой – не уверен в себе, мнителен и раним. Сейчас он стал уже намного более контактен и открыт, чем когда поступил к нам. До полной реабилитации ещё очень далеко. Он сильно отстал от своих сверстников как в плане образования, так и в умении строить отношения и жить в обществе. Иногда он бывает упрям, иногда не владеет своими эмоциями. Вам следует запастись терпением и призвать на помощь всю свою любовь, чтобы Олег стал по-настоящему вашим внуком, родным человеком.
– Меня, знаете, что ещё беспокоит, – немного смущаясь, призналась Ксенья Романовна, – я как-то не чувствую в нём моего Олежку. Всё время мне его Володей назвать хочется, зятя моего так звали, отца Олежки. Уж больно он на него похож.
– Понимаю, – посочувствовал пожилой женщине психолог. – Шли годы, но в вашем сознании внук оставался всё тем же маленьким мальчиком, которого вы знали. Умом вы понимали, что если он жив, то давно вырос, стал взрослым. Но в вашей памяти запечатлелся образ ребёнка и его не так то просто сразу заменить образом взрослого молодого человека. Не переживайте, постепенно всё станет на свои места, только не унывайте, не падайте духом. Главное, вы нашли друг друга.
Затем Михаил Алексеевич приступил к беседе с Олегом. Начал он с того, что произошёл редчайший случай – после стольких лет разлуки удалось найти родного человека. И Олег должен ценить это. Затем психолог попросил молодого человека подробнее рассказать о своих чувствах и мыслях. Олега не надо было упрашивать, эмоции переполняли его, и он приступил к рассказу.
Пожалуй, самым главным в состоявшейся встрече с бабушкой для бывшего Юзера было самоутверждение. Он окончательно убедился, что у него нет никакого дефекта личности, что он такой же человек, как все окружающие его люди, и что Система бессовестно обманывала его. Ему также было интересно узнать подробности о своей доюзерской жизни и сведения о своих родителях. Ещё для него, очевидно, было важно (он всё время это подчеркивал), что бабушку нашла для него именно Вера. Наверное, это ещё больше возвышало образ девушки в его глазах. Гораздо меньше думал он о чувствах своей бабушки, о том, как она страдала в разлуке с ним. Бабушка была для него только символом его нормальности. Увы, Юзер-Олег разучился, живя в Системе, сострадать и сопереживать, и исправить это было очень сложно. И всё же Михаил Алексеевич постарался втолковать Олегу, что бабушка нуждается в его заботе и любви. Психолог намекнул, что проявление таких чувств является признаком настоящего благородного рыцаря (а вовсе не таких, которых воспитывала Система).
На этом Михаил Алексеевич решил пока поставить точку и дать бабушке и внуку поразмыслить над его словами.
После обеда появился и отец Василий. С порога было заметно, как он рад случившемуся событию. Он тепло поздоровался с Ксеньей Романовной, сказал ей, что он довольно хорошо знает её внука, что тот замечательный парень, и что для него, отца Василия, очевидно Божие благоволение в том, что они вновь нашли друг друга после столь долгой разлуки.
– Скажите мне, уважаемая Ксенья Романовна, Олег крещён?
– А как же! Не скажу, чтобы наша семья была слишком уж верующей, но обычаи соблюдали. Все у нас крещёные.
– Хорошо, что крещёные, но плохо, что таинство у вас в обычай превратилось. Знаете, как на языке Священного Писания такое отношение к вере называется? Теплохладность. Те кто ни холоден и ни горяч, и детей покрестят, и крещенской водицы наберут, и яички с куличами на Пасху освятят. А в остальном живут так, как будто и нет никакого Бога. Не думайте, что я вас осуждаю, сам таким был когда-то. Но вразумил меня Господь…
Отслужу я благодарственный молебен о чудесном вашем воссоединении. А пока, вот, принёс я…
На руке отца Василия лежало два серебряных крестика на цепочках.
– Вижу, у вас тоже нет нательного креста, обратился священник к Ксенье Романовне, – хотите?
– Да, конечно… Вот вы сейчас сказали про эту… теплохладность, а ведь это верно! Настоящую веру давно подменили мы в своём сердце чем-то несерьёзным, не знаю, как и сказать.
– Главное, вы поняли верно, – сказал отец Василий, протягивая старушке крестик. Она сразу же надела его на шею.
Олег смотрел на оставшийся крестик недоверчиво и настороженно. Он давно уже приметил, что на шее у почти всех, окружающих его людей было что-то надето на цепочке. Что именно, под одеждой было не видно, а спросить Олег не решался. И вот сейчас оказалось, что это крестик.
Отец Василий протянул ладонь с крестиком юноше.
– Ну что, наденешь?
Олег скосил глаза на находящуюся тут же Веру, и вопрос был для него решен. Он протянул руку и решительно повесил крестик на свою шею.
Потом обвёл глазами окружающих и с удовольствием констатировал:
– Я такой же, как все.
Его волновал ещё один вопрос:
– У меня есть свой Ангел?
– Да, конечно, когда тебя крестили, ты получил своего Ангела-Хранителя.
– И он мне помогает?
– Ангел никогда сам не вмешивается в дела людей. Это ему запрещено, но если попросить его о чём-то, то он обязательно поможет. Только просить надо самое нужное, самое главное, а не какую-нибудь чепуху.
Отец Василий ещё немного побеседовал с Ксеньей Романовной и Олегом, пригласил их заходить в храм, побывать на службах. Ещё он предложил прислать алтарника Леонида, если они захотят поподробнее узнать о вере, о Боге и Священном Писании. На том и порешили.
В этот же день, ближе к вечеру пришёл Славик. Он был рад за Олега но чуть-чуть, самую капельку, завидовал ему.
– Говорю же, ты – везунчик. И из юзерхауза тебе бежать помогли, и бабушку нашёл! Теперь остаётся дело по душе найти, и можно жить распрекрасно!
– Это всё Вера, – пояснил Олег. – Она и спасла меня, и бабушку нашла…
– Да, с Верой тебе тоже очень повезло, – согласился Славик. Его голос при этом стал немного грустным.
