bannerbannerbanner
полная версияЖивая: Принцесса ночи

Literary Yandere
Живая: Принцесса ночи

Полная версия

– Итак, девочка. У тебя тяжело на сердце, – на кухне гостья с удовольствием закурила. Мундштук у нее был новый, красивее и дороже прежнего.

Зоя не собиралась отвечать, но стоило шраму на боку отозваться глухой болью, когда она подняла руки, чтобы надеть кулон, как Зоя передумала. Кларисса заслужила толику откровенности. Хотя бы в том, что действительно без ее было бы маловозможно… Счастье, например.

– Мне тяжело. Боюсь, я сломала Айкену жизнь. И характер – без меня он чувствовал бы себя уверенней.

– Без тебя он бы спился, – махнула рукой Кларисса. – не думай, что ты сделала его тряпкой. Поверь, он будет убивать с таким же удовольствием, как и раньше.

Ноготь сиды царапнул Зою по груди, поддев кулон.

– У тебя будет шанс проверить это.

– Нет, его я не позову за собой. Это слишком опасно.

Кларисса засмеялась, вгоняя Зою в краску. Да, было довольно глупо печься о том, кого боишься выставить слабей, чем он есть… И все равно говорить о нем, как о предмете заботы. Девушка уже пожалела, что разоткровенничалась. На секунду она усомнилась в собственной искренности, но тут же обругала себя. Нет, на этот раз не было никаких чар – она сама сглупила, сболтнула лишнего. Слишком много всего произошло за последние сутки, что подорвало веру в себя у всех троих – Зои, Айкена и Хэвена.

Девушка прижала пальцы к виску, пытаясь унять пульсирующую в голове боль. Сейчас бы ей больше понравилось все еще оставаться вещью.

– Скучаешь по Симонетте? – Кларисса прищурилась, то ли от сующегося в глаза дыма, то ли просто – по привычке.

– Я отучилась скучать по мертвым, – Зоя ответила резче, чем собиралась… подумала недолго и повернулась к Клариссе. – может быть, немного. И, возможно, потом будет хуже. Спустя некоторое время.

– Она была хорошей девочкой, ведь так? А ты лишила ее толики заботы только для того, чтобы потом твое сердечко болело не столь сильно, – сида нагнулась, так что перо ее шляпы защекотало лоб Зои. – ведь как только у тебя появился Айкен, ты захотела жить подобно человеку. Семья и прочие телячьи нежности. Но ведь всегда помнила, что нельзя. И ты отстраняла от себя крошку Симонетту, чтобы потом самой не страдать.

– У нее был Хэвен, – пролепетала побледневшая Зоя. – и я все равно знала с самого начала, что она умрет. Хотя бы подсознательно я знала, что она под чарами. Она почти не переживала из-за смерти брата, ей все было безразлично. Ей не было нужно мое участие. Как хорошо, что она не страдала, а теперь воссоединилась с братом и родителями.

Кларисса усмехнулась – так, будто знала что-то невообразимое.

– Думаешь? Значит, удалось себя убедить, чтобы избавить от раскаяния?

И тут Зоя не выдержала. То есть – сперва она зажмурилась, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться и дождаться, пока перед ее глазами прекратит проматываться желанное видение: ее кулак, сминающий нос Клариссы набок. Но больших успехов Зоя не достигла: она так и не смогла успокоиться как следует.

– Ты просто гребаный вампир, – прохрипела она. – жрешь наши негативные эмоции. Выводишь на них, а потом поглощаешь.

Кларисса скривилась и оттолкнула девушку. Та пошатнулась и ухватилась за стол свободной рукой, но не упала. Только посмотрела на сиду несколько удивленно.

– Ты напрягаешься по пустякам. Смотришь не в ту сторону, – безмятежно улыбнулась Кларисса. – подумай еще об этом. У тебя осталось не так много времени. Сегодня и завтра – до того, как Дворы закроются до самого Йоля.

Глава восьмая

Эта девушка – не знаю, чем будет, но способна

быть всем, чем захочет. Но, на свое горе, она

сама не знает, чем ей быть… и, быть может, никогда не узнает.

Александр Амфитеатров, «Зоэ»

– Дождь закончился, – сказал Айкен, присев на диван рядом с возлюбленной. Она кивнула, зябко повела плечом. На самом деле Зоя не замерзла: это по коже ударили тысячи магических игл, донесенных ветром. Кларисса явилась и ушла с дождем, оставив после себя запах свежих листьев и магии. Девушке невольно вспомнилось, как больше полугода назад они с Айкеном участвовали в ритуале, разделив волшебную силу на двоих. Может быть, если бы не это, они бы не были так крепко друг с другом связаны.

И тут Зоя вздрогнула: если она пойдет в Сияющую страну, она должна будет оставить Айкена. Ему нет законного хода в Дворы. Даже если она возьмет его с собой ненадолго, как помощь в бою, с наступлением утра он должен будет покинуть Аннувн, иначе умрет, как Симонетта. От одной только мысли о мертвом Айкене у Зои волосы зашевелились, ее всю пронзил ледяной ток от еще одной идеи, напрашивавшейся следом – Габриэль не постесняется использовать Айкена как ее слабое место.

– Айкен, я… Должна идти сегодня же, – пробормотала она, глядя в стену. – иначе у меня не хватит духу. И все пойдет наперекосяк.

– Но ты же… не собираешься принести себя в жертву? – забеспокоился молодой человек. Зоя коснулась одной рукой его запястья, второй – серебряного кулона, висящего под ключицами.

– Нет, я ведь теперь в совершенно другом положении.

Девушка наклонилась и коснулась губами пальцев Айкена. Он чувствовал, что что-то не так, но не думал, что с ним прощаются. Зоя всегда вела себя настороженно и по большей части пребывала в упадническом настроении. Но неизменно побеждала и возвращалась к нему. И потому сцена, развернувшаяся в тот момент, не показалась Куперу отличной от тех, что были раньше.

– А потом мы поедем назад в Халл? Я бы хотел туда вернуться, хотя мне кажется, что мое ощущение, будто там безопасней, чем в Оттаве – лишь иллюзия.

– Да, – Зоя улыбнулась и встала. – твое место в Халле, ты прав.

Она вышла из гостиной, ни разу не обернувшись. Нет, Зоя не плакала – все слезы давно ушли. Бесполезная вода, ничем никогда не помогающая, твердила мысленно девушка. Лучше соберись для переезда в Сияющую страну, приказала она себе, и в голове ее эти слова произнес саркастичный голос Клариссы.

Несколько позднее Зоя задумалась, легко ли ей будет сделать это, оставить Айкена? Они были вместе чуть меньше полугода, и в то же время, благодаря прошлой жизни – гораздо, гораздо дольше. Каждое утро Зоя просыпалась с памятью о бесконечных днях, наполненных взаимным узнаванием и участием. Потом, как бы между делом, она спрашивала Айкена и никогда не слышала ответа отличного от того, который в ее снах-воспоминаниях говорил Эдмунд. Теперь Зое было проще понять, как Айкен ощущал ее, незнакомую и родную одновременно, и ей стало стыдно за то, что она наговорила ему в Халле, за тычки и пощечины, не всегда соразмерные его прегрешениям. Она чувствовала себя так предельно виновной, такой бессильной – а какое бы было счастье вернуть время вспять и переделать прошлое! Не далекое, а те майские дни, от воспоминания о которых ныло живое сердце. Зоя ощущала себя в достаточной мере виноватой, чтобы расплачиваться за то вечной разлукой.

Казалось бы, это время было не так давно – и, однако же, годы и годы прошли с того мая. Все изменилось. Близилась беспощадная зима.

В церковь Эдмунд и Вивиана отправились в фаэтоне. Некоторые гости последовали за ними сразу же, некоторые, прибывшие в Ламтон-холл в самое утро церемонии, остались ненадолго, дабы успеть привести себя в порядок. Вивиана предполагала, что просто большинству из них не интересна церемония как таковая, в отличие от следующего за нею праздника, а также ее смущало подозрение, что все друзья брата и сестры Купер подобны им по сути – и потому не жалуют дом Божий.

Мистер Тауэр по случаю праздника встал с постели и теперь катил в коляске в середине процессии, поддерживаемый подушкой с одной стороны и Реттом с другой. Старик храбрился и обещал собрать все силы, чтобы отвести любимую дочь к алтарю, как полагается. В общем же и целом, на пути к церкви не произошло ровным счетом ничего, если не считать того, что чуть не была задавлена попавшаяся под колеса процессии свинья, тотчас резво бросившаяся прочь, спасая свою жизнь.

Ничего не предвещало бури, небо сияло чистой голубизной, воздух был свеж, лица гостей раскраснелись. Эдмунд счастливо улыбался невесте. И все равно – что-то беспокоило Вивиану. Стоило ей закрыть глаза хоть на секунду, даже просто моргнуть, как перед внутренним взором возникал неясный портрет белокурого молодого человека. О, проклятие, твердила про себя девушка, не в силах позабыть о навязчивом видении до самого того момента, пока не оказалась у алтаря.

Мистер Тауэр, надо сказать, держался блестяще, даже на скамью прошел и сел без помощи Ретта.

Священник начал церемонию. Он сказал все полагающиеся слова о священной роли брака, что в иной ситуации могло бы вызвать на лице Вивианы хитрую диковатую улыбку, но теперь спровоцировало лишь зевоту, с трудом подавленную усилием воли.

Наконец, священник громко спросил, может ли кто-нибудь назвать обстоятельства, препятствующие заключению брака. Сказал он это не слишком воодушевленно, явно привыкший к тому, что данная часть ритуала – не больше, чем рутина, дань старине. Он уже было приготовился читать дальше, как тут церковь содрогнулась от боя колоколов.

Вивиана закрыла глаза, прислушиваясь, готовая к тому, что сейчас в двери церкви войдет кто-то, кто сможет помешать ее браку с Эдмундом – сердце стучало громко, неровно, как катящиеся с вершины горы беспощадные камни. Но время шло, а в двери никто не входил.

– Думаю, мы можем продолжать, – шепнул Эдмунд священнику.

И тут двери все-таки открылись.

Вивиана в ужасе зажмурилась, но всего на мгновение: и посмотрела на вошедшую женщину. Это оказалась всего лишь Кларисса с безумным вульгарным пером на шляпке. Она присела вдалеке, полускрытая колонной и кивнула, будто посылая свое персональное благословление жениху и невесте.

Дальше все пошло своим чередом. Эдмунд и Вивиана воодушевленно обменялись клятвами и кольцами, и вот уже белый опал засиял на пальце новоиспеченной жены. Чудесное, явно дорогое кольцо, грозившее стать предметом зависти Марты.

 

Выходя из церкви и пригибаясь под дождем из риса, Вивиана непроизвольно сжала кулак, когда муж взял ее за руку. Опал жег ей палец.

Зоя надела корсет, принесенный Клариссой. Айкен напомнил ей о том времени, когда они только-только познакомились и выходили на охоту на броллаханов: как тогда она не хотела надевать предоставленную напарником одежду! Говорила, что это слишком пошло. А вот теперь, по его мнению, ее ничто не смущало. Айкен счел это забавным, Зоя же просто была опустошена, все ей стало на какое-то время безразлично.

– Разве я не была королевской шлюхой? И разве за мою связь со смертным обо мне не стали думать еще хуже?

Айкен вздрогнул, невольно выпрямился на кресле. Его обидело в особенности то, что Зоя даже его имени не произнесла.

– Кажется, за время моего отсутствия, мода в Аннувне несколько поменялась. Или же наоборот, не знаю, – Зоя расправила подол юбки, не достающий на целую ладонь до колен, с трудом нагнулась, чтобы застегнуть перемычку на туфлях. – но, по крайней мере, я ощущаю себя несколько проще, чем с ремнями.

– Меньше болит? – Айкен поправил воротник, глядясь в лакированную дверцу шкафа вместо зеркала. Зоя подняла на него взгляд. Ей хотелось сказать ему сейчас, что это их последние минуты вместе, но, в то же время, она не могла в это поверить. Только не сейчас, стучал в ее голове лживый, малодушный голосок, ему же лучше, если он узнает как можно позже. И в тот миг Зоя словно впервые увидела Айкена. Несмотря на то, что за окном Оттаву сковывали первые заморозки, она ощущала себя в майском Халле, ее взгляд блуждал по чудесным чертам лица молодого человека. Зоя усилием воли заставила себя отвернуться. Если бы она этого не сделала, то наверняка бы распрощалась с идеей идти во Дворы (и подвергла опасности их всех), схватила возлюбленного за пиджак, прижала к себе, увлекла в теплую, излучающую иллюзию надежности норку спальни…

– Вы готовы? – Хэвен вынырнул из ванной чисто выбритый и собранный.

Зоя и Айкен одновременно кивнули. Их взгляды скрестились на мгновение, и девушка ощутила подозрение, что Айкен все понял без слов.

Ноги в туфлях у Зои замерзли настолько, что она перестала их чувствовать. Знание это вызвало в ней странную тоску: о, скоро ты все свое тело так будешь ощущать, сказала она себе. Как только пропишешься во Дворах. Девушка нервно стиснула рукоять меча. Мачете она отдала Айкену и все свои вещи оставила ему, словно Мария-Антуанетта, она шла в иное государство, не взяв с собой и нитки, относящейся к прошлой жизни.

Айкен и Хэвен едва поспевали за Зоей. Полы ее расстегнутого пальто плескались на ветру, как паруса, на поясе бились о бедро ножны с мечом и маска мстительницы. Они приближались к пустырю, с которого в прошлый раз попали в Сияющую страну. Зоя перепрыгнула через забор, подтянувшись на одной руке – немыслимое дело, учитывая, что она была в корсете, а бок ее все еще болел, – словно хотела раствориться в синем, под цвет ее глаз, безоблачном сумеречном небе.

– Хочу сделать это побыстрее, – Зоя надела маску и сбросила пальто с плеч. – не будем мешкать. Айкен! Забери.

Он покорно принял ношу с ее плеча, поборол желание зарыться носом в еще теплый кашемир. Айкен мелко дрожал, и далеко не от холода: он чувствовал, что Зоя неспроста даже не смотрит на него. Она боялась, что если обернется, бросится на шею возлюбленному и либо останется с ним, либо заставит пойти с ней в Аннувн. Туда, где ему никак не место.

– Оставишь себе. А мы с Хэвеном пойдем. – Зое пришлось несколько раз перевести дух, чтобы сказать это. Она подняла руку, желая потереть уставший гудящий лоб, но пальцы наткнулись на ажурную холодную поверхность маски. Это ощущение ее отрезвило. У тебя есть долг, девочка, напомнила она себе. И положила на землю карточку с руной.

Меж жухлой травы и кучек мусора зазмеился сияющий разлом… Все было вовсе не так, как в прошлый раз. Дыра в земле расширялась, словно отверзающаяся рана, распространяя ослепительный свет и запах летних цветов. Айкен "козырьком" прикрыл глаза ладонью. Он думал, что им придется прыгать, но когда край трещины достиг их ног, вспыхнул ослепительный лучистый свет, отозвался болью в глубине черепа, словно прошедшие сквозь глаза раскаленные пруты, и когда Айкен проморгался, то обнаружил их в смутно знакомом по прошлому посещению зале.

– Вот и все. – Зоя с трудом вздохнула. Страх спазмом сжал легкие, и так передавленные корсетом. Девушка обернулась, посмотрела на растерянного Айкена. – Вот и все. Тут мы должны проститься. Я не думала, что все выйдет так.

Она достала из-за пазухи карточку с руной и протянула ее ему, удерживая ее двумя пальцами.

– Не думала, что ты тоже попадешь в Аннувн. Было бы лучше, если бы Сияющая страна тебя сразу отторгла. На, держи, – девушка встряхнула рукой, и руна дрогнула, словно лежала на картонке сверху, а не была на ней нарисована.

– Хочешь, чтобы я отправился назад? – Айкен схватил Зою за запястье и притянул к себе. И пальто, и карточка упали на пол, но ни молодой человек, ни девушка не обратили на это внимание.

– Да.

Он притиснул ее к себе, обвил рукой за талию, и Зоя даже с готовностью запрокинула голову, но последнего поцелуя не вышло: Айкен не мог попасть на ее губы под выдающимся вперед клювом маски. Зоя мягко вывернулась из ослабшей хватки.

– Не думай, что мне не больно, пожалуйста, – она направилась к лестнице, ведущей к огромным золоченым воротам. Айкен не помнил, чтобы видел, как они распахиваются. Что же там было?

Хэвен задел его плечом, когда проходил мимо, и это вывело молодого человека из оцепенения. Он шагнул к уходящим – раз, другой.

– Больно? Тебе – больно?! И ради чего же ты меня оставляешь? Ради какой-то высшей цели, всеобщего блага?

Он нагнал ее у подножия лестницы, протянул руку, но вместо зоиного предплечья ухватился за перила, чтобы не упасть. Она не обернулась и остановилась не сразу, только поднявшись на несколько ступеней – достаточно, чтобы не коснуться возлюбленного даже невзначай, и тихо пробормотала:

– Мой бой – тоже веление судьбы. Что ты хочешь понять? Очень мало, что имеет в этом мире вес. Действительно меняет нас. Только любовь и война, на самом деле. Все остальное не важно.

– А если это тебя не изменило, значит, это была похоть или пустячная ссора. Ничего примечательного.

Зоя вздрогнула, медленно развернулась, встав полубоком.

– Ты изменил меня больше, чем кто-либо, – девушка облизала губы. – я хотела сказать вовсе не это. Если любишь войну, просто не успеваешь любить что-то другое.

И тут Айкен сдался. Он покачал головой – сперва неверяще, надеясь в глубине души, что это сон, а потом – понимающе. Горько.

– Я принимаю твое решение.

Она смотрела на него сверху вниз – впервые в своей жизни. Это было странно… волнующе и болезненно. Зоя не хотела уходить сейчас, и все-таки каждый шаг отдалял ее от Айкена. Каждый, что она несмело пятясь, совершала.

Экс-полицейский стоял у подножия лестницы, зная, что ему нет хода дальше. Он попробовал широко улыбнуться, но понял, что это выглядит неестественно, пугающе, как гримаса боли, и только оставил уголки губ чуть приподнятыми – ободряюще. Он легко кивнул возлюбленной, как бы говоря: иди.

Она повернулась к нему спиной. И ушла. Это далось ей легче, чем она боялась.

Айкен опустил голову и отошел от лестницы. Не глядя, на Хэвена, буркнул:

– Ну вот и все. Я возвращаюсь. А Вы? Тоже? Или Вы можете остаться, как и Зоя?

Воин рассмеялся: не так, как обычно это выходило у Хэвена, а раскатисто, громогласно. Будто в бывшего полководца влилась сила прежних дней, покинувшая его четыре века назад.

– Куда это ты собрался? Мы никуда не уходим. Напротив, мы следуем за ней, – Хэвен указал рукой на лестницу. – я пробыл в Сияющей стране куда дольше, чем ты или даже она. Я знаю Габриэля, как никто, пожалуй, за исключением его брата.

Айкен пораженно смотрел на собеседника. Он одновременно не мог поверить, что этот человек может так полыхать мощью и властью – там, на земле похожий на скучного бухгалтера, сейчас Хэвен больше походил на древнего вождя со старинных картин. А ведь на нем были все те же потертые джинсы и старая кожаная куртка… И одновременно Айкен не смел принять, что они не расстаются с Зоей – он идет за ней. Чтобы помочь.

Потому что – о Господи! – она в опасности! И даже не представляет, в какой!

Весь медовый месяц они провели в постели, выходя только к обеду и игнорируя завтрак, ужин и чай. Никаких гостей они не принимали и сами никого не посещали.

– Должно быть, общество ропщет, – смеялся Эдмунд. Но, на самом деле, им обоим было наплевать.

Однако и после медового месяца, когда пришлось раздать соседям требующиеся визиты вежливости, взаимное увлечение Куперов друг другом не пошло на убыль. Эдмунд не мог даже вечерами долго читать: Вивиана, в душе оставаясь все той же дикаркой, что и прежде, садилась рядом, обвивала его руками и ногами так, что вскоре они отправлялись в спальню. Время шло мимо них, казалось бы, не касаясь, однако то была лишь уютная иллюзия, тешившая молодых Куперов. Вскоре оба они поняли, что их счастливая жизнь сперва сузилась до размера спальной комнаты, кровати, а потом – и вовсе пропала.

Вивиана заметила это первой. Время трещало и рассыпалось у нее в руках, как иссушенная солнцем старая газета. Марта и Кларисса уехали, Уолтерс снова начал пить, хоть уже и не так буйно, как прежде, мистер Тауэр все еще не вставал надолго, хотя и общался с навещавшими его домочадцами с оставшейся словно с незапамятных времен живостью. Эдмунд… зависимости и болезни его больше, на первый взгляд, не волновали. Со стороны могло показаться, что Ламтон-холл переживает свои лучшие годы, но каждую ночь Вивиана долго лежала без сна, размышляя, отчего же что-то невыразимое так ее беспокоит. Эдмунд все чаще начал просыпаться в одиночестве, хоть и не мог сказать, будто заметил, что в чувствах возлюбленной к нему появился хотя бы намек на прохладцу. Нет, она все так же была нежна и участлива, но по утрам выскальзывала из их супружеской постели, так рано, что простыни на ее половине успевали остыть к тому моменту, когда Эдмунд спросонья проводил по ним рукой в поисках жены.

Не успела наступить осень, как Вивиана решилась завести разговор, о котором помышляла уже давно. Август распрощался с двадцатыми числами, и мрачно мерцавшие вдалеке воды реки, волновали молодую миссис Купер. От них веяло холодом, казалось ей.

Девушка покачала головой, опустила занавеску. Они с Эдмундом стояли в спальне, готовясь ко сну. Вивиана медленно подошла к постели, кусая губы, размышляя, как начать разговор. До этой секунды она не думала всерьез о том, о чем собиралась сказать, но в тот миг вдруг поняла, что для них будет лучше обосноваться в Лондоне, а не пустить корни в поместье. Девушка ждала возражений, но муж с ней согласился.

– Я хочу уехать в Лондон хотя бы потому, что проводить свои дни в Ламтон-холле мне больше нет резона. Теперь мы неразлучны по закону, и нам обоим было бы вредно гнить в глуши.

Девушка бросилась на кровать, раскинув руки.

– Я уже перечитала половину библиотеки, а все равно ощущаю, что мне нечем заняться! Приемы, балы, все то, чем развлекает себя Марта – это так скучно! И как мужчинам не считать женщин глупыми, если все их интересны сосредоточены на нарядах и гостях? А ведь если бы у них было больше возможностей раскрыть себя… О, я хотела бы писать, как мисс Остин. Это, по-моему, так увлекательно!

Эдмунд подошел, наклонился и поцеловал жену в лоб.

– Помнится, когда я привез тебе ее роман, ты возмутилась его наивностью.

– Да. Но, дай угадать, ты купил книгу лишь потому, что одного из героев звали так же, как и тебя?

Он засмеялся, краснея своим невообразимым образом – ярко, как страдающий от чахотки.

– Может быть. Знаешь, что… Ты делаешь меня лучше. Я вдруг осознал, что вся моя жизнь до сего момента была потрачена впустую… ну, если исключить годы обучения, хотя и они, признаться, тоже не были так уж ценны. Я доктор, Вивиана, я хочу лечить людей. Теперь, когда мое собственное счастье будет устроено, я чувствую, что должен помогать и другим достичь его, если это, конечно, в моей компетенции!

Вивиана подняла руку. Ее пальцы дрогнули, чуть подавшись вперед, готовые лечь на губы Эдмунда, но все же она остановилась, не зная, стоит ли ей преодолеть и без того крошечное пространство между ней и возлюбленным. Вивиана восхитилась порывом Эдмунда, ее слова о дурном, но интересном муже позабылись уже ими обоими, но саму себя девушка представляла только похороненной в глуши то ли действительно дочерью, то ли принятой в семью мистера Тауэра побродяжкой. Никакого иного мнения о себе она не хотела, ибо не чувствовала себя вправе. Это ты делаешь меня лучше, подумала Вивиана, чувствуя, что готова расплакаться от нежности.

 

Уже засыпая, она прильнула к его груди, разбросав волосы по плечам любимого, и слушая, как странно неровно бьется его сердце.

Хэвен и Айкен бросились в боковой коридор, петлявший и разделявшийся. Айкен не запоминал дорогу, практически сразу же решив, что это задача не для его смятенного сознания и положившись на своего спутника. Хэвен ощущал себя в сверкающем лабиринте, как рыба в воде. Впрочем, кто знает, сколько раз он ходил этим путем и как часто? Все-таки, он был – и отчасти оставался – дини ши, рыцарем Аннувна. Экс-полицейский же сбился со счета, сколько боковых коридоров, залов и оранжерей они уже проскочили и сколько времени потратили на то – полчаса или половину ночи. Но тут Хэвен резко остановился и обернулся к своему спутнику. Он сжал плечи Айкена, как следует развернул к себе, чтобы смотреть молодому человеку в глаза.

– Что не так?

– Хм. Знаешь, я был бы рад, если бы ты возжелал, как настоящий рыцарь на белом коне, спасти Зою в одиночестве, – в голосе Хэвена не слышалось и тени иронии. – я укажу тебе путь, а ты сделаешь то, что должен.

Айкен нервно сглотнул. Все-таки он чувствовал себя тревожно в Сияющей стране, а уж тем более – без провожатого.

– Тебе нужно сделать какие-то посторонние дела? – Хэвен кивнул. – Это касается Симонетты?

– Да, – мужчина веско положил Айкену ладонь на плечо. – найди леди Клариссу. Она имеет ключ ко всему. И помни самое главное – ты должен выйти из Аннувна до рассвета, так что держи руку на пульсе. Один или с Зоей, но ты должен выбраться на поверхность. Если понадобится, мы еще раз сможем спуститься за ней.

Хэвен договорил, уже развернувшись и удаляясь. Айкен смотрел ему вслед несколько секунд. Очевидно, Хэвен был действительно шокирован смертью Симонетты (и что же он собрался делать? Мстить? Но Габриэль, по идее, сейчас был там же, где и Зоя!), а самое неприятное – он забыл указать Айкену направление. Молодой человек собирался было окликнуть Хэвена, но не решился: на звук его голоса могла сбежаться стража. К тому же, пока Айкен размышлял, дини ши уже скрылся за поворотом.

Что ж, рассудил молодой человек, очевидно, ему следует просто двигаться дальше по коридору, и – в противоположную сторону от той, в которую ушел Хэвен. Он побежал, с удивлением отметив, что чувствует запах Зои – легкий, свежий, фруктовый, с ноткой табака поверх… Очевидно, просто игра мозга, чтобы ноги не так сильно ныли от усталости, чтобы еще оставалось хоть немного выносливости… Но Айкен настойчиво следовал едва уловимому флеру, словно его сознание внезапно разделилось надвое: одна часть твердила, что он обманывает себя, а вторая просто заставляла его двигаться в определенном направлении.

Айкен с опозданием понял, что готов распахнуть некую дверь: куда она вела и откуда выросла перед ним, молодой человек не смог бы ответить. Ладонь крепко стискивала золотую ручку. Иллюзия запаха Зои развеялась, из-за двери чувствовались ароматы выпечки и карамели. Слышались и голоса: приглушенные и звонкие.

Айкен хотел помотать головой и приказать себе отпустить дверную ручку, но вместо того нажал на нее и потянул на себя. Он ощущал себя как во сне: тело перестало повиноваться разуму. Запах еды манил его. И внезапно настала секунда, в которую молодой человек смог сбросить с себя чары, его нога застыла над порогом, готовая отступить назад, но в решающий миг в Айкена вдруг вцепился добрый десяток рук, и его просто втащили в комнату.

Аппетитный запах вскружил голову, как наркотик, и молодой человек, не видя ничего перед собой, потянулся пальцами к ближайшему пирожному, однако… прохладная изящная ручка хлопнула нахала по запястью. Впрочем, околдованного незваного гостя это бы не остановило, если бы только он не оказался со всех сторон облеплен шелком, тафтой и газом, ласковыми, щекочущими ладошками.

Чувствуя себя, как внезапно разбуженный лунатик, Айкен ошалело смотрел на окруживших его женщин: благоуханных, тонкокостных, обнимавших его и легко лобзавших. Ему вспомнилась ночь ритуала, однако сиды вовсе не походили на разнузданных диких ведьм, пропускавших его тело сквозь свои пальцы в минувшем мае. На самом деле, женщины эти не были даже сидами, но, не считая Клариссы, Айкен не видел ни одной настоящей представительницы сокрытого народа, а потому не смог бы отличить украденных человеческих женщин, напитавшихся магией, от уроженок Аннувна, хоть и почувствовал, что чем-то эти леди и напоминали ему Симонетту – такую, какой она стала после возвращения из Сияющей страны.

– Он из нашего рода, – пропела одна из девушек, белокурая и бледная. – Быть может, он пришел за одной из нас? Быть может, он спасет нас отсюда?

– Спасет?.. – Айкен пришел в себя. Он вспомнил, что Зоя предупреждала его: один только укус сидской еды, и ты пропал. – В общем-то, да, я хочу вызволить отсюда одну женщину…

– Меня, меня! – наперебой заголосили девицы.

– Я… Я говорил о другой женщине, – Айкен смутился. – Определенной.

Девы тоненько заныли, как тоскующие русалки.

– О, у него есть невеста, как жаль.

Айкен слышал их шепотки, передававшиеся от одной к другой, шелестевшие, как листва молоденьких осин: некоторые предлагали не выпускать из комнатки случайного гостя, а иные предлагали, напротив, не мешать, предоставив его своей судьбе. И только бледная блондинка, прижимавшаяся к его плечу, негромко шепнула:

– Пойдем, я проведу тебя к твоей невесте.

Айкен озадаченно посмотрел на девушку, не понимая, отчего она вдруг проявила к нему такую симпатию и как намеревается исполнить свой план, но она просто взяла его за руку и, подняв палец, вывела из комнаты. Другие девы расступались перед ней, чувствуя некую покоряющую силу. Никто ни словом, ни взглядом не выразил протеста. Когда же дверь за ними захлопнулась, блондинка указала рукой в конец коридора (странно, подумал Айкен, они словно бы вышли в совсем другое место, не то, по которому он бежал на запах).

– Если твоя невеста – не человек, значит, она сида. А все они сейчас там, на празднике. Пройди в боковую дверь и смешайся с толпой, тебя не сразу обнаружат, – блондинка потупила взор и стиснула в руках край передника. Она не спешила уходить, и Айкен понял, что должен как-то ее возблагодарить.

– Что ты хочешь за свою помощь?

– Только один поцелуй. Меня уже триста лет никто не целовал. Возлюбленный мой умер давно, никто не придет выручать меня, в отличие от всех тех девочек.

– А кто они?

– Краденые дети, выросшие в Сияющей стране, и девы, отлученные от женихов. Они будут жить здесь и готовить для сидов, пока их не вызволят люди с поверхности. Готовить так, как должно, они пока не умеют, слишком молоды, так что все те яства, что чуть не довели тебя до беды – дело моих рук.

И тут Айкен осторожно приобнял блондинку, и она замолчала, тревожно ожидая прикосновения его губ. Поцелуй не вышел ни кратким, ни долгим – но дева сама прервала его, вывернулась из кольца рук экс-полицейского и отступила от него на несколько шагов.

– Мне жаль тебя. Если бы ты выбрал одну из нас, смог бы с ней уйти и жить счастливо. А если попытаться заставить сиду жить с тобой на поверхности – ничего хорошего из этого не будет.

Айкен усмехнулся.

– Она и не сида.

А затем бросился бежать в указанном блондинкой направлении. Оборачиваться и проверять, смотрит ли она ему вслед, он даже не подумал.

Рейтинг@Mail.ru