Literary Yandere
Живая: Принцесса ночи
Все имена, персонажи и события романа вымышлены. Любое совпадение с реально существующими людьми, объектами, событиями случайно. Текст представляет собой художественное произведение, автор не поощряет, не оправдывает, не одобряет и не поддерживает взгляды и действия, которые так или иначе отражены в тексте.
В тексте упоминаются алкогольные и наркотические вещества, а также присутствуют сцены жестокости.
В основе произведения лежит ирландская мифология, но в изрядной степени переосмысленная и поправленная под нужды сюжета. Также мир, в котором происходит действие, хоть и похож на наш, явно на деле параллельный.
Часть вторая: Принцесса ночи
И однако же, это, должно быть, великолепно – получить принцессу, и однако же, лишь рыцарь веры – единственно счастливый из всех, законный наследник конечного, тогда как рыцарь самоотречения – чужак и пришелец. Получить принцессу таким образом, жить с ней многие дни напролет весело и счастливо (а ведь вполне можно допустить, что рыцарь самоотречения также способен обрести принцессу, однако душа его заранее осознала невозможность их будущего счастья), жить, таким образом, радостно и счастливо в каждое мгновение силой абсурда, каждое мгновение видеть, как над головой возлюбленной покачивается меч, и все же находить не покой в болезненной тоске самоотречения, но радость силой абсурда, – это и будет чудесным. Тот, кто осуществляет это, поистине велик, он остается единственно великим из всех; мысль об этом трогает мою душу, которая никогда не скупится на восхищение величием.
Сёрен Кьеркегор, «Страх и трепет»
Глава первая
Бойся тумана, бойся обмана,
Бойся несущего смерть урагана,
Но пуще всего – бойся любви,
Бойся любви…
Ростислав Чебыкин – «Посох и меч…»
Зоя и Айкен пережили слишком многое, чтобы так просто восстановить силы: сперва их взволновало их воссоединение, затем – предательство Клариссы, якобы всегда им помогавшей, бой с королем Сияющей страны, Габриэлем, который чуть не убил Зою, спасение Симонетты… и, наконец, действительная, и оттого более неожиданная помощь от лживой Клариссы. Она исцелила Зою, спасла прямо из Сияющей страны Хэвена и Симонетту, долгое время бывшую пленницей злого Габриэля, и всех четверых доставила ровно в их квартиру.
Правда, по отдельности. Зоя и Айкен, вымотанные боем, не имели уже сил беспокоиться о других, и занялись друг другом: наконец им предоставлялась возможность искренне признаться в своих чувствах.
Впрочем, о Хэвене с Симонеттой беспокоиться и не стоило: умелый воин, в прошлой жизни – генерал Дикой Охоты, был способен защитить и себя, и девочку от любой враждебной силы. Наутро после ее спасения, он занялся ее ранами и всячески, как мог, возвращал девчушке жизнь. В комнату Айкена и Зои он даже не заглядывал. Те проспали сутки кряду, и их никто не беспокоил. Если им нужно – пусть отдыхают, рассудил Хэвен. На тот момент его куда больше занимала Симонетта. В ней было то, что Зоя уже давно утратила: наивный взгляд на жизнь, детская непосредственность… Если Хэвену и было доступно чувство любви, то только одного вида – отеческого.
Таким образом, все они, кто позапрошлым вечером выдержал бой с королем Неблагого Двора в Сияющей стране, теперь боролись с другим врагом, куда более коварным: они пытались не пустить к себе в сердца любовь, которая уже успела врасти в них корнями.
***
В Лондоне Эдмунд пытался продолжить свою врачебную практику, но как следует за работу не взялся – быстро перестал принимать больных, начал пить, подолгу в одиночестве слонялся по улицам города. Со временем пристрастился и к опиуму, также благодаря своей профессии, без труда мог доставать морфий.
Спасла его, однако же, как ни странно, Вивиана. Точнее, не она сама, а светлый ангел с ее ликом, явившийся Эдмунду в одной из последовавших после приема морфия утренних горячек. Дева в белом протянула к нему руки, грустно улыбнулась и позвала за собой. Эдмунд встрепенулся, но ненадолго: пагубные привычки уже слишком сильно овладели его мозгом. Однако, по счастью, тем же утром ему следовало идти в аптеку, чтобы пополнить свои запасы, следовало выглядеть прилично, почистить одежду и побриться, чтобы не вызывать никаких подозрений. И чуткое провидение и тут простерло над мистером Купером свою благословляющую длань: когда Эдмунд выходил из дома, его у крыльца встретил почтальон и вручил срочное письмо. Оно оказалось отправлено из Ламтон-холла, подписанное именами Ретта Кинга и… Вивианы. Мистер Тауэр очень плох, писали они, Уолтерс сам не свой и полностью во власти зеленого змия, слуги отбились от рук. Прошу, приезжайте – молило послание. Эдмунду хотелось воображать, что этими словами его заклинала именно Вивиана.
Он в тот же день собрался и отправился в дорогу (однако же, все-таки после посещения аптеки, прихватив с собой адского зелья). На середине пути Эдмунда посетила мысль, что было бы лучше сперва послать телеграмму, быть может, его присутствие на самом деле и не требовалось… Но он тут же с негодованием отмел это недостойное соображение. И Вивиана, и Ретт были не из тех, кто стал бы писать ему истерические послания, изрядно преувеличивающие значимость ситуации. По счастью, Эдмунд сам осознавал, отчего ищет повод вернуться в столицу с полдороги – в пути морфий кончился, его начал терзать наркотический голод. В почтовой карете было несладко, но и короткие остановки не давали Эдмунду отдыха. На половине пути он даже совершенно решил уже было если не вернуться, то, во всяком случае, не ехать дальше, но все же поднялся, превозмогая себя, и снова сел в карету. «О, мои грешные ноги, – подумал Эдмунд, – в вас больше разума, чем в голове! И куда больше сострадания!»
Однако в Ламтон-холл его гнали не только сострадание и чувство долга. Эдмунд никогда не был ни религиозен, ни скучен, в последние годы его нравственность сдерживала только лень, в более ранние – боязнь показаться смешным. Оттого он испробовал меньше, чем хотел бы, но его разум всегда пылал огнем неутоленных желаний, воспалявших душу. Вивиана же вполне закономерно стала целью всех его устремлений. Если бы она, однако же, сознательно преступала мораль, Эдмунд, возможно, не тосковал бы по ней так сильно, но ее поступки были продиктованы незнанием…
Нет, обрывал себя Эдмунд, не так уж она наивна. Но и он на самом деле не отвернулся бы от нее при очень и очень многих вскрывшихся обстоятельствах. Что бы ни было причиной ее дурного воспитания, Вивиана оставалась желанной.
В свое имение молодой хозяин приехал через три дня. Стояло позднее утро, по земле стелился туман, но воздух уже был чистым и теплым. Эдмунд ступил на мощеную дорожку и с удовольствием потянулся. Он доехал от ближайшей станции, где его высадил почтовый дилижанс, на своей карете – молодой хозяин все-таки послал в Ламтон-холл известие о своем прибытии, и слуга ждал его.
Ждал его и Ретт. Он стоял на крыльце, напряженно сцепив большие руки в замок, однако при том лицо его было светло. Мужчины обменялись рукопожатиями.
– Ах, Эдмунд приехал! – раздался сверху голос Вивианы. Эдмунд поднял голову и увидел, что она стоит, высунувшись из окна почти по пояс. И эта ее никуда не девшаяся дикость – фамильярное обращение, вольное поведение, распущенные волосы… все это осознанием прокатилось, как горячая вода, от макушки до ног Эдмунда, сначала согревая, затем охлаждая на ветру.
Эдмунд поклонился с улыбкой, хоть и подумал, что Вивиана бы не стала возмущаться, если бы он помахал ей рукой и крикнул что-то не менее вольное, чем то, что только что произнесла она.
Они вновь свиделись с Вивианой только спустя несколько часов, после того, как Эдмунд уладил дела первостепенной важности и, в том числе, засвидетельствовал почтение сестре. Мисс Тауэр спустилась по лестнице, одетая и причесанная. Эдмунд ожидал увидеть ее в черном платье, как вдову, или в чем-то темном, непритязательном, может быть, из старого гардероба Марты, что дало бы понять, сочла ли наконец Вивиана себя все еще замужней. Но она была в легком платье салатового цвета, крайне модном и крайне легкомысленном. Эдмунд почувствовал, как сердце у него забилось – решив игнорировать неудобные вероятности, Вивиана из всех образов поведения выбрала тот, который дал бы ей возможность воображать себя девицей на выданье. И она была чудесно хороша в своем игривом наряде, с тщательно подобранными волосами… И Эдмунд подумал, что изменение в ее вкусах должно что-то значить. Но что? Для него ли она прихорашивалась? Или она уже, быть может, сговорилась обо всем с Кингом или Уолтерсом, в таком случае, ее вид – негласное пояснение, что она уже больше не та, что теперь она обещана другому. Оставив ее ради Лондона, Эдмунд навеки ее потерял?..
– Доброе утро, мисс Тауэр, – нерешительно поприветствовал ее молодой человек, не зная, как и что еще он мог бы сказать.
Увидев его вблизи, Вивиана прижала руку к груди и негромко охнула, будто обожглась или наткнулась на невидимую стену. Щеки ее запылали, девушка сделала шаг назад, внезапно решив бежать, но тотчас же взяла себя в руки и поприветствовала молодого хозяина в самых вежливых выражениях. Неприязни в ее голосе и лице не было, только искреннее дружелюбие да некоторое смущение. И Эдмунд немного повеселел.
– Я очень, очень рада, что Вы приехали. Как Вам понравился Лондон?
Эдмунд открыл было рот и так замер на несколько секунд, не зная, что сказать.
– Там было… весело.
– Вот как. – Вивиана лукаво улыбнулась. – Встречали ли Вы там красивых женщин?
– Да, разумеется. Но почему Вас это волнует?
Конечно, Эдмунд пытался прощупать почву, раздираемый надеждами и разом подозрениями.
Вивиана пожала плечами и, улыбнувшись, пошла в гостиную. Эдмунд молча последовал за ней, и когда девушка обернулась, почувствовав спиной его пристальный взгляд, она подумала, что, должно быть, молодой хозяин ждет от нее ответа.
– Почему это не может меня волновать?.. О, неужели Вы думаете, что если я Вам отказала, то это значит, что я не влюблена? Вовсе нет, я просто не могу выйти за Вас замуж, только и всего.
Эдмунд пошатнулся, изумленный этой простой прямотой и откровенностью. Чего она начиталась, мелькнула в его мозгу мысль, кто и что ей подсунул такое, что молодая девушка так легко признается в подобных вещах?.. Он сам привез ей книгу из Лондона – роман, не слишком свежий и не слишком популярный, просто первый, что попался ему под руку в магазине. Однако, когда, забыв на время о своих тревогах, Эдмунд вручил ей подарок, Вивиана прижала томик к груди, как величайшую драгоценность и прикрыла от удовольствия глаза.
Но Эдмунд даже представить себе не мог, какой литературой в его отсутствие была снабжена Вивиана и на какие шаги оказалась готова – в том числе, и из-за своей дикой природы.
Мистер Тауэр действительно оказался очень болен. Теперь он не выходил из своего кабинета не потому, что предпочитал одиночество ламтонскому обществу, а исключительно по причине недостатка сил. Он даже исхудал – и чудовищно, так что заглянувший в его комнату Эдмунд сперва подумал, что кровать пуста, а больной внезапно обрел силы и покинул комнату. Однако немедленно осмотреть мистера Тауэра Эдмунду запретил Ретт. Старик спал, и молодые люди сошлись на том, что было бы дурно будить его, и без того истерзанного не прекращающимися надолго болями.
Эдмунд спустился в гостиную, где встретил Вивиану. Девушка собирала в стопку книги, которые кто-то принес из библиотеки. Молодые люди заговорили об Уолтерсе. Эдмунд посетовал, что еще не видел его.
– Он в другом крыле, – сказала Вивиана, не поднимая глаз. – я писала, что он не в себе в последнее время. Много пьет, не знаю уж, где только берет алкоголь… думаю, он посылает кого-то из слуг, жаль, не могу отследить, кого. Если бы мистер Тауэр был в порядке… А так у нас просто нет сил и времени. Но когда он трезв, то становится апатичен и соглашается посидеть с больным, пока мы с Реттом можем отдохнуть немного. Ваша сестра приехала, чтобы составить мне компанию, но на данный момент они с Рэндаллом проводят почти все время. Когда он не в себе, она утишает его.
Эдмунд почти не слышал, что говорила девушка, только следя за движениями ее губ. Они, казалось, обрели еще большую перламутровую розовость с того дня, когда на робкие надежды эти губы ответили отказом. Словно это только они были повинны в столь огорчительных словах…
Покуда Эдмунд предавался воспоминаниям, Вивиана говорила о том, что скоро подадут обед, рассказывала, что было в поместье интересного в то время, пока молодой хозяин отсутствовал, но путалась в словах и запиналась, будто на деле считала все это неважным и единственно только хотела отвлечь собеседника от мрачных мыслей. Но вот она вовсе умолкла на полуслове, бросила книги, что держала в руках, и всмотрелась в лицо молодого человека. Эдмунд как раз внезапно почувствовал слабость, голову будто овеяло холодным ветром. Захотелось сесть, ноги пронзила предательская слабость.
– Что с Вами? Вы больны? – Вивиана склонила голову набок и прищурилась, будто одним своим взглядом могла бы рассмотреть то, что Эдмунд собрался от нее утаивать, распознать все его уловки, постигнуть все тайны…
И он пожал плечами обреченно: поднял и расслабил, так что от резкого их падения, будто они были переломаны, повеяло какой-то неземной безысходностью.
– Да, можно и так сказать, болен. Но, на самом деле, нет. – Эдмунд запустил руки в волосы, встопорщил их, не зная, как объяснить свое состояние. – Нет, хуже, чем болен.
В следующее же мгновение он упал навзничь.
В следующий раз, когда Эдмунд открыл глаза, в слабом свете свечного огарка он увидел стоявших у его постели Вивиану и Ретта. Трепетавшее пламя красило их лица в нездоровый желтый цвет, глазницы утопали в тени, и молодые люди казались парой призраков. Эдмунд слышал их негромкий разговор: они боялись его разбудить.
Несмотря на то, что, в отличие от него, у Вивианы и мистера Кинга не было медицинского образования, они откуда-то знали, что он так болен из-за морфия.
– В конце концов, он мог достать листья коки, – раздраженно сказала Вивиана, так яростно комкая в руках платок, что он негромко трещал под ее сурово стиснутыми пальцами. – а это было бы намного хуже. Я не знаю, какое они оказывают действие на организм.
– А о морфии Вы имеете представление?
– Небольшое, – Вивиана опустила лицо, так что оно потонуло в тени. – благодаря мистеру Тауэру, разумеется.
Тут они заметили, что Эдмунд не спит, но скрывать это он и сам уже не мог – его начала бить дрожь, пот градом полился по лицу. Одновременно с этим наверху что-то громыхнуло, Ретт и Вивиана одновременно посмотрели на потолок.
– Нужно проверить, что там с мистером Тауэром. – сказала девушка, не зная, остаться ей с одним больным или бежать к другому.
А в то время лихорадка Эдмунда сменилась настоящим припадком. Он не мог ни на чем задержать взгляд, бился на постели и задыхался, как рыба на песке. Он совершенно лишился рассудка – как и несчастный Уолтерс, – кожа его горела огнем, кровь же заледенела. Эдмунд готов был расцарапать всего себя, только бы избавиться от этой страшной боли.
– Господи Иисусе! Что с ним такое? – Растерянно пробормотал Ретт. – Чем мы можем помочь?..
– Я знаю, знаю, – прорычала Вивиана. – и что, и чем.
Она прыгнула на постель, оседлала Эдмунда, словно коня, так что ее юбки накрыли его до груди, схватила запястья несчастного доктора и прижала их к подушке.
– Не вырывайтесь же. Морфия Вам не дадут – сами знаете, у нас его попросту нет. Но я не позволю шуметь и волновать весь дом. В особенности – мистера Тауэра.
Эдмунд затих, будто бы вняв увещеваниям. Но только Вивиана замолчала, как он рванулся, силясь освободиться из ее рук – и одно запястье он выдрал из ее захвата, победно тряхнул им… Вивиана, не меняясь в лице, ударила Эдмунда по щеке, так что, казалось, звук отдался эхом в коридоре. Ретт замер, склоненный над чашечкой с компрессом, боясь разогнуться. Застыл и Эдмунд на постели: он все еще дрожал от озноба, но больше не вырывался.
– Хотите Вы того или нет, но Вы излечитесь – просто потому, что в город мы Вас не отпустим, а тут вредить себе нечем, – Вивиана соскользнула на пол. – разве что будете напиваться вместе с Уолтерсом.
Она обернулась у двери, и Эдмунд увидел в глубине ее зрачков все, что она не сказала: и то, что если он уподобится Уолтерсу, она его не простит, и что сейчас он ей, пожалуй, менее противен, чем Рэндалл – да, в силу незнания природы его зависимости, вероятно, в ее понимании смешивающейся с болезнью, – и что, несмотря ни на что, она верит, что вскоре он станет таким, как прежде.
Эдмунд знал – не станет. Но, потому, что они с Вивианой были все же знакомы не слишком тесно, он мог бы сделать вид, что она оказалась права в своих чаяниях.
***
Закинув руки за голову, Зоя лежала поверх одеяла рядом с Айкеном в кровати, одетая в халатик. Молодой человек только проснулся, и она несколько минут назад подошла к нему, чтобы спросить, не хочет ли он кофе. А вместо этого оказалась затянута на постель для поцелуев (раз уж имела неосторожность сболтнуть, что Хэвен и Симонетта отправились на прогулку). Но ласки не получили продолжения – Айкен неосторожно спросил, что снилось его возлюбленной в эту ночь. И она начала рассказывать. С самого начала. Проговорила почти час, так что чайник на кухне, должно быть, успел остыть. Но Зоя не могла остановиться, излагая свои сны молодому человеку. Как будто просто больше не могла выносить их в одиночку.
– Думаешь, я действительно был своим собственным прадедом? О, или как сказать… Двоюродным…
– Не важно, – Зоя убрала со лба Айкена вьющуюся прядь, слишком короткую, чтобы действительно мешать, да и для того, чтобы повиноваться и лежать иначе. – я вижу мужчину, который выглядит и ведет себя так, как хозяин Ламтон-холла. Если даже это не он, то для меня нет никакой разницы. Я не знаю, могу ли сказать, верю в переселение душ или нет, однако я чувствую, что твоя суть такая же, как у Эдмунда.
Айкену не понравились ее слова.
– А что, если ты ошибаешься? Я говорю сейчас не об общих ошибках, а о достоинствах.
Зоя пожала плечами.
– Ничего катастрофического. Разочарование – одна из наименее болезненных причин, по которой люди расстаются. Смерть гораздо страшнее.
Это была плохая тема, и Айкен, внутренне поморщившись, заговорил о более приятных вещах:
– Так значит, тебе всегда нужна была разлука, чтобы осознать свои чувства к кому-либо?
Зоя покачала головой.
– Дважды неправ. Не разлука, а время. И – не к кому-либо, а к тебе. Только к тебе. Я люблю твою душу, в каком бы веке это ни случалось, в чьей бы оболочке она ни оказывалась. Мне ли не знать, что дух – единственное, что важно!
– Вот как, – Айкен усмехнулся, принимая ее толкование событий прошлого. – раз так все и обстояло… а я-то думал, почему нас так тянет друг к другу…
Зоя пожала плечами.
– Кто знает. Когда я встретила тебя в Халле, то пошла с тобой не потому, что вспомнила тебя такого, каким ты был в прошлой жизни. Скорее, это было такое человеческое чувство… Наверное, тебе оно знакомо: ощущение, что если в мире и случается что-то плохое, то только не с тобой. А мне после стычки с броллаханом это чувство было нужно как воздух. Даже если бы оно было ложным.
– Но оно таковым не оказалось.
– Да. Хотя могло. – Зоя повернулась на бок и потрепала любимого по щеке. – Твое неухоженное холостяцко-наркоманское жилище должно было меня насторожить!
Айкен нахмурился и саркастически заметил:
– Вероятно, ты была слишком очарована хозяином, чтобы обращать внимание на квартиру!
– Да, это так. В глубине души, – Зоя ответила без улыбки и малейшего намека на насмешку. – так и было.
Она поднялась с постели и вышла из комнаты, но вскоре вернулась с подносом. Аккуратно поставила его на кровать рядом с Айкеном и отошла. Молодой человек сел, приготовившись приняться за еду, но его рука замерла над бутербродом, когда он увидел, что на полу комнаты стоит раскрытый чемодан, наполненный вещами. Зоя тем временем присела на корточки и продолжила его укладывать. Айкен непонимающе кивнул на чемодан.
– Мы уезжаем?
– Нет, – Зоя выпрямилась, посмотрела на напарника через плечо. – ты уезжаешь. Обратно в Халл. Или еще куда-нибудь, куда захочешь. Только подальше от меня.
Молодой человек вздрогнул, рванулся вперед, скатился с кровати, чудом не уронив поднос, схватил девушку за плечи и попробовал обнять, но она уперлась руками ему в грудь, мешая.
– Прекрати. Одумайся.
Он тяжело дышал, сердце колотилось о ребра, и Зоя чувствовала это ладонями.
– Я думал, мы теперь вместе. Так то, что было позавчера… Твой прощальный подарок? Конечно, как я мог подумать иное.
Она облизала губы, зажмурилась и отвернулась.
– Ты должен уехать ради твоей же безопасности. Я боюсь, что Габриэль пошлет своих слуг, чтобы убрать тебя – свидетеля, как очевидно. Я не ненавижу тебя. О, Богиня, – она всплеснула руками. – да если бы это было возможно! Я бы хотела, чтобы ты всегда был рядом со мной. Но будет лучше, чтобы ты уехал. Я в не меньшей степени хочу, чтобы ты был жив. Не говори о какой-то неземной любви, пожалуйста. Я не настолько идеальна, Айкен! Ты уже переспал со мной – так чего еще хочешь?
– Тебе было так плохо? – Он поднял на нее взгляд. Зоя смотрела уже не в сторону, а прямо на него, и глаза ее блестели, готовые наполниться слезами.
– Просто ответь на вопрос.
– И ты.
Она нахмурилась и снова отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом.
– Мы теперь прекрасно осознаем, что наша тяга друг к другу – не плод ведовства Клариссы. Ты сама рассказала мне, как мы расстроили ее козни. Если бы ты сейчас была с Уолтерсом…
Зоя негромко иронично рассмеялась.
– Даже если допустить возможность нашего союза, надо помнить, что сейчас он бы был давно мертв.
– Да, но ведь и мой прадед тоже не дожил до наших дней. Уолтерс бы также переселился в чье-нибудь тело, помоложе.
Зоя вздрогнула. Она сбросила с плеч руки напарника и отступила на несколько шагов влево, к чемодану. Айкен вздохнул, все так же глядя в пол, запустил руки в волосы, как всегда в моменты растерянности.
– Я не смогу жить без тебя. Во всяком случае – теперь. Я пробовал этим летом, но не смог. – Он закрыл глаза и заговорил торопливо, даже как-то жалко, морщась и поднимая брови: – Моя жизнь состоит либо из казино и наркотиков, либо из броллаханов и магии. И я так больше не могу. Ты знаешь, что было со мной все это лето? Ломка. Стоило тебе уехать, как магия во мне уснула…
Зоя накрыла его губы пальцами.
– Молчи.
Айкен вздрогнул. Он не слышал, как она вновь шагнула к нему, не ожидал прикосновения ее прохладной кожи.
– Я виновата, я забыла, что каждый, слишком близко знающийся с сидской магией, не может больше жить без нее. – Зоя обняла напарника, прижалась щекой к его острым ключицам. – Если мы разлучимся, ты умрешь. Если останемся вместе – также можешь погибнуть…
– По крайней мере, шансов у меня больше именно рядом с тобой.
***
С тех пор, как Эдмунд, на чьи медицинские знания Вивиана и Ретт так рассчитывали, тоже оказался в постели (и, не считая буйства в первый вечер, впал в забытье), молодые люди почувствовали себя работниками больницы. Ежедневно они трудились, не покладая рук и не имея времени лишний раз приклонить голову: то и дело им приходилось следить за Уолтерсом, отнимая у него выпивку (Марта только визжала в эти моменты, якобы опасаясь, что Рэндалл ее ударит), все же остальное время они проводили в бдениях у постелей. Однако же мистеру Тауэру оказывалось гораздо большее почтение и внимание, чем Эдмунду. Вивиану это злило, но признательность и дочерний долг не позволяли бросить отца – пусть и ненастоящего – ради того, чтобы сидеть у ложа вздорного вертопраха, как отозвался о нем Ретт, обменявшего здоровье и спокойствие близких на низменные удовольствия. Хотя в глубине души Вивиана страдала от страха за жизнь их обоих в равной мере. Все валилось у нее из рук, наперсток то и дело падал с пальца на колени и терялся в складках платья… Девушка раздраженно вытряхивала его на пол, снова надевала и пыталась продолжить прерванное занятие. Однако, стоило мистеру Тауэру беспокойно вздохнуть, или порыву ветра – колыхнуть огонек свечи, как девушка снова отвлекалась от работы. Читать она не могла, строки прыгали перед глазами, и совладать с ними было сложнее, чем с иголкой.
Порой Вивиана впадала в полусон, воскрешавший в ее памяти образ Эдмунда, и в такие мгновения она была готова бежать к нему, забыв обо всем. Но тут она каждый раз натыкалась пальцем на иголку, охала и освобождалась от плена мечтаний. Хоть и, как правило, ненадолго. Сморил ее непрошенный сон и в тот вечер… И, по обыкновению, руки девушки, скованные сонной судорогой, сжали рукоделье. Очнувшись, Вивиана дважды дернулась, сперва – немного, из-за того, что укололась. Затем содрогнулась всем телом и нахмурилась, рассматривая ярко-алые капли, сбегавшие по пальцу.
– Кровь..? – изумленно произнесла девушка.
Она сунула палец в рот, с удивлением отметив непривычный вкус, затем поднесла руку к глазам и рассмотрела место укола. Но палец был чист и цел… Или же ранка мгновенно затянулась – а как иначе? Пустяк, уколола палец… Вивиана озадаченно покивала головой.
Тауэр беспокойно завозился, девушка поправила ему подушку. Дверь в комнату бесшумно отворилась, на пороге возник Ретт со свечой. Вивиана не слышала, как он вошел, но обернулась, увидев отсвет пламени на одеяле и бледных руках мистера Тауэра.
– Он спит, – сказала девушка.
Кинг кивнул, подошел ближе, поставил свечу на столик рядом с кроватью, затенил ее и замер, вглядываясь в лицо больного. Лицо молодого человека посуровело и застыло, как у каменного изваяния. Ретт пытался не выказать страха – определенно, за жизнь мистера Тауэра.
– Я не знаю, почему ему так плохо. Нормально это и ведет к выздоровлению… или, напротив, к смерти. – Вивиана бросила рукоделье на колени и закрыла лицо дрожащими руками. – Я не знаю.
Она хотела сказать, что ей страшно, но стыд подобного признания несколько отвлек ее, унизительные слезы отступили. Несколько мгновений прошли в молчании, прежде, чем Вивиана спросила:
– Как там мистер Купер?
Ретт вздрогнул и потер лоб, как будто вопрос девушки застал его врасплох.
– С ним была леди Марта, но недолго, потом я. Думаю, к утру ему будет уже лучше. Пойдите, посидите лучше с ним. Вам обоим это будет приятнее.
Вивиана хотела было возмутиться, но по бледному лицу Ретта поняла, что его слова не были оскорблением или иронией, только искренним дружеским советом человека, который удосужился понять больше, чем остальные. И все же, тем не менее, покинуть свой пост у одра одного больного, чтобы сменить его на стул возле постели другого, Вивиана так легко не могла.
– Возвращайтесь к мистеру Куперу, Ретт, пожалуйста. Я останусь здесь. В конце концов, я все-таки дочь сэра Тауэра. Во всяком случае, зовусь ею.
Кинг глубоко вздохнул.
– Да, это так. А я, в свою очередь, не зовусь его сыном, хоть и доподлинно известно – пусть немногим, – что я им являюсь.
Вивиана опешила. Ретт закрыл глаза рукой, потер их и сказал надтреснутым голосом.
– Будем же правдивы хоть раз в жизни. Я надеюсь на лучшее, но ничего не могу утверждать наверняка. Единственный из нас врач сам сражен недугом. Так идите же, – он повысил голос и сам испугался того, опасливо взглянул на мистера Тауэра. Но тот не проснулся. Кинг продолжил уже тише: – когда бы ни наступила его последняя минута, думаю, было бы лучше нам ее видеть. А мистеру Куперу будет приятно в минуты тяжелой болезни лицезреть Вас, если взор его прояснится.
Вивиана встала.
– Что ж, Вы правы. Оставляю мистера Тауэра на Ваше попечение. Надеюсь, и он будет счастлив видеть Вас, когда придет в себя.
Она покинула комнату, когда Ретт вполголоса пробормотал: «Сомневаюсь…»
Эдмунд открыл глаза и тут же снова их плотно зажмурил – ладонь Вивианы лежала на его боку, почти на груди. Она была с ним в одной постели! Молодой человек почувствовал, как прокатилась по его телу волна жара. Но в следующий же миг, когда он снова открыл глаза, в трепещущем свете догоравшей свечи он увидел, как жестоко ошибся: Вивиана не лежала рядом с ним, она сидела на стуле у кровати, просто, сморенная сном, наклонилась вперед, извернулась и подтянула к себе, как могла, подушку. На полу, довольно далеко от кровати, тускло поблескивал оброненный наперсток.
Эдмунда так умилила эта картина, что он поддался искушению и протянул руку, желая коснуться волос своей дорогой сиделки, однако Вивиана открыла глаза и встрепенулась.
– Вы очнулись, – ахнула она. – который сейчас час?
– Не знаю, – Эдмунд кое-как сел на кровати, подняв подушку повыше. – я только что проснулся, часы еще не били.
Вивиана просияла. Она улыбнулась, но тут же наклонила голову, смущенно пряча взгляд.
– Вы голодны?
Молодой человек пожал плечами.
– Я прикажу подать обед… или ужин.
Конечно, Эдмунду было приятно, что Вивиана так за ним ухаживает, однако обед только навредил ему: едва проглотив несколько ложек супа, больной тотчас же вернул их обратно и свалился на постель в страшных судорогах. Сквозь шум крови в ушах он слышал, как Вивиана приказала принести мокрые полотенца. А потом потерял сознание. Его нежная сиделка осталась бдеть на том же месте и дальше. Эдмунд не осознавал, когда Вивиана действительно сидела у его постели, а когда только виделась в горячке. Но в краткие мгновения, когда он мог различать сквозь дымку болезни смутные очертания предметов, увидя перед собой силуэт девушки, почувствовав неповторимый ее аромат, он думал, что почти счастлив.
***
Зоя вышла, а Айкен начал разбирать вещи и снова складывать их в шкаф. Молодому человеку пришлось несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух – он столько времени ждал, безропотнейше, смиреннейше, что они с Зоей будут вместе. И вот теперь, хоть она и не сказала этого вслух, эта комната стала их общей, у них появились отношения… Да, разумеется, все было бы проще, если бы они оба являлись людьми. Если бы не приходилось противостоять Дворам. Но и в этой ситуации была определенная прелесть. Печальные события прошедшей ночи почти изгладились из памяти экс-полицейского, и теперь он даже жаждал новой схватки с Габриэлем и его приспешниками. Зоя, несмотря на перенесенное ранение, казалась ему теперь совершенно неуязвимой и бессмертной, война с сидами мнилась развлечением. Казалось, все можно решить колдовством, которое доступно – только руку протяни. Точно в супермаркете для выбора чар. Молодой человек чувствовал, как горят у него жаждущие движения мышцы.
