Лидия Попкова
Исцели меня
Я, оставаясь в пледе, следую за ним, волоча за собой длинный мохнатый шлейф.
Пицца была обалденно вкусной и сытной. Я игриво выковыривала колбасу из теста, отдавая ее Максу. Он меня поддерживал, говоря, что из нас выйдет прекрасный выгодный союз.
– Максим, я боюсь, – нерешительно произношу я.
– Что не так? – тут же реагирует он на мои слова задумчивой заботой.
– Я боюсь ордена, Александр сказал…
– Шшш, – закрывает он мой страх своим поцелуем, – я убью любого за тебя, никто не посмеет тебя тронуть. Малышка, ничего не бойся.
– Да… – расслабляюсь я в его объятиях, – я верю тебе.
– Хочешь, можешь присоединиться ко мне в душе, – лукаво улыбаясь, произносит он.
– А мое тело готово принимать душ? – спрашиваю я с иронией.
– Выясним на месте.
Он ушел первый. Я прибрала на столе остатки еды и еще недолго размышляла про орден и его опасность для нас. Вряд ли теперь я буду нужна ордену без своих способностей, жаль, теперь мне не у кого спросить. Отмахиваясь от депрессивных дум, я ухожу в душ.
Макс, опираясь о стену руками, опустил голову вниз, по его широкой спине стекают крупные капли воды. Не решаясь войти, я любуюсь его обнаженным телом, а в руке крепко сжимаю белую баночку с сильнейшим антидепрессантом, которую только что нашла в шкафчике. На баночке маминым почерком написана дозировка, что стало для меня открытием. Осознав, сколько душевного урона я принесла любимому человеку, я ощутила дикую ненависть к себе, и единственный способ исцелить его, это любить всей душой и никогда не покидать.
Ставя баночку на место, я оставляю плед на полу и захожу в душевую кабину. Макс встречает меня улыбкой и нежностью, нас объединяет поток теплой воды. Сколько любви, страсти, силы и дикого темперамента скрывается за этими прекрасными грустными голубыми любящими глазами…
Глава 6
Он
Тишина… Моя планета остановилась и не слышен гул машин, нервных сигналов в томящейся пробке, громких споров людей в очередях, замолк щебет птиц, даже прикосновение ветра стало безмолвным, в этом мире есть только я и она. Обняв ее хрупкое нежное тело, я касаюсь носом ее обнаженной спины и ощущаю, как сквозь терпкий запах мужского геля для душа пробивается тонкий аромат сладких цветов. Впервые за долгое время мне не хочется вставать с кровати.
Теплый свет, наполнявший комнату, настойчиво напоминает мне о моем долге и обязанностях, и, препираясь с совестью, я поднимаюсь с кровати. Тихо постанывая сквозь сон, Настя переворачивается на живот и заключает подушку в крепкие объятия. Я еще несколько минут стою, наслаждаясь ее красотой и расслабленностью. Вспоминая наше ночное сближение, как она горела под моими поцелуями, выгибаясь всем телом, и с ее губ ласково слетало мое имя, я ощущаю приятную дрожь в теле.
«Подумать только, я чуть ее не потерял», – размышляю я, ощущая мерзкий привкус своего прошлого безумия.
Поцеловав ее в растрепанные волосы, я выхожу из комнаты и прохожу в кабинет восстанавливать связь с внешним миром. Сообщение за сообщением разрывают мой телефон, нагружая меня рабочими мыслями. Первым делом я набираю отца.
– Макс, обалдел… твое поведение в последнее время из ряда вон, – с ходу ворчит отец, а я растекаюсь в беззаботной улыбке. – Ты опаздываешь на три часа, поставщики мне голову сносят, ты им вчера назначил встречу… люди ждут, – продолжает он.
– Отец, я женюсь…
В трубке затяжное молчание.
– Настя вернулась? – услышал я утвердительный восторг в его вопросе.
– Да… Я проводил самую важную сделку в своей жизни и получил положительный ответ, – хвастаюсь я и слышу радостный хохот в ответ.
– Порадовал, порадовал… сегодня же ждем вас в гости, – настаивает он. – Сейчас позвоню Анне, обрадую, – размышляет он в трубку, а мне становится тепло и уютно, что моя семья обретает домашний покой. – Ты в офисе покажешься?
– Позже, намного позже…
– Я пока займу твоих гостей или перенесу встречу, а ты наслаждайся, пусть твоя сделка принесет много плодов, – по-доброму шутит он.
– Оте-е-ец, – ухмыльнулся я, – все, пока, до встречи, – заканчиваю я разговор. – Ну шутник… как всегда в своем репертуаре, – ворчу я вслух.
Не успел я телефон донести до стола, как до меня пробивается друг
– Макс, ты вообще где есть? Я целое утро тебе названиваю, – возмущается он.
– Дима, давай ближе к теме…
– Я заеду часика через два привезу ключи. У меня полная засада, по «Спектру» ни фига не понятно, – нервным быстрым голосом тараторит Дима.
– Ты когда поедешь ко мне, проскочи в «Венецию», там отличный ланч. Мне две порции, плюс на себя рассчитывай. И прихвати документы по «Спектру»…
– Ок.
Хоть мир и замер на время, но дела неизбежно врываются в мою жизнь, и от сообщения к сообщению я начинаю с головой погружаться в работу, проводя анализ сверки и прочие тонкости. Немного расставив все по логическим местам, я отодвигаю ноутбук и думаю об обнаженной, расслабленной, абсолютно моей девушке в одинокой пастели. Отмахиваясь от работы, громко захлопываю ноутбук и с радостью покидаю рабочие владение.
Настя еще спит, из-под белых воздушных складок простыни виднеются каштановые пряди волос и кончик носа. Я осторожно крадусь, утопая руками в мягкой постели и зависаю над ней. Потянув за край простыни, обнажаю ее голову, шею, плечи, спину, любуясь ее фарфоровой бледностью. Наклоняюсь, оставляя осторожные поцелуи на ее спине.
– Максим, – сквозь дремоту постанывает она, прогибаясь под губами, – я требую продолжения…
– Ммм, кажется, кто-то вошел во вкус, – ухмыляюсь я, продолжая ее дразнить.
«Из этой девочки можно воспитать дерзкую дикую кошечку», – подумал я, зарываясь в ее кудрях.
– Мне тебя возмутительно мало, – шепчет она и поворачиваясь на спину.
Впервые за это утро наши взгляды встретились. Сквозь сияние светлых янтарных глаз, ласковой улыбки и свежего румянца еще пробиваются следы тяжелых пережитых дней. Я слегка коснулся сухой болячки на лбу, чувствуя вину, провел по тонкой переносице, чуть заметным синякам под глазами и пока еще худым щекам. Я хочу, чтобы ее внутренний жизненный свет заполнил это милое лицо здоровьем и спокойствием.
– Привет, – робеет она под моим пристальным осмотром и скрывает улыбку.
– Привет, – ответил я.
– Нет… надо сказать доброе утро, – игриво отвечает она, прикусывая губу.
– Нет, еще не доброе, – прошипел я, опускаясь за ее поцелуями и ответной лаской…
Я расслабленно сижу на кровати, опираясь спиной на мягкую подушку. Настя, укутавшись в простынь, поджала ноги к животу и положила мне голову на колени. Она лениво смотрит на меня, перебирая в руках каждый мой палец от фаланги до кончика ногтя. Вторую руку я запустил ей в голову, наматывая волнистый локон на палец.
– Что ты чувствуешь? – спрашиваю я, размышляя о нас.
Она смешно морщит нос, в улыбчивой задумчивости.
– Спокойствие, счастье, чувство защищенности… я испытываю много положительных эмоций, которых раньше не знала.
– Я не про это, – ответил я, конечно, радуясь тому количеству положительных эмоций, – я про твой дар, – я замолчал, ожидая ответа, она отвела в сторону задумчивый взгляд.
– Его нет, – печально произнесла она, – и я не жалею. Я не так давно встретила женщину, которая сказала, что человек, не имея исключительных особенностей, может спасать людей и совершать благородные поступки.
– В этом есть смысл, – поддерживаю ее я, бережно подтягивая за золотистые локоны, возвращаю ее отстраненный взгляд себе.
– Ну, а кем стал ты? – улыбнулась она. – Ты заметно изменился.
– Пф… – вздыхаю я. – Я решил поддержать бизнес отца.
– Приятно слышать, сын и отец вместе, – с романтичной задумчивостью произнесла она.
– Там и для тебя местечко найдется.
– Ох, нет, нет… – морщится она от представлений и, пряча свою прекрасную обнаженность в простыню, приподнимается и садится на меня. – Я не смогу здраво мыслить в твоем присутствии, ты слишком хорош, – лукаво хихикает она, пряча лицо за моей ладонью.
– Ах вот как, – приподнимаюсь я, щекоча ее по ребрам, – теперь, девушка, я на вас дурно воздействую?
– Не представляешь насколько, – смеется она, уворачиваясь от моих пальцев.
– Настя, а если серьезно, – возвращаю я ее интерес к разговору, – ты можешь вообще не работать, у меня хватит сил обеспечить нас двоих.
Сухо посмотрев на меня, она притихла.
– Ты серьезно?
– Вполне, – пожимаю я плечами, не понимая, чем мог ее обидеть.
– Поверить не могу, что ты мне такое предлагаешь, – сквозь зубы буркнула она и отвернула взгляд в сторону, обиженно поджав губы.
– Настя, что?..
– Я столько лет была содержанкой у родителей…
– Но я – это не они, – не даю я ей договорить.
– Максим… мне важно научиться самостоятельно жить без вмешательства кого-либо, – с тоской посмотрела она на меня.
– Даже меня? – ее слова бьют меня по самолюбию, рождая противостояние со злобой. – Настя, нас уже двое… я думал, что мы будем друг за друга, как одно целое. Все что я делал… или из-за тебя, либо для тебя, ты часть моей жизни, и сейчас ты говоришь, что не примешь моей помощи.
– Так и есть – мы едины, – ласково притягивает она меня к себе, касаясь мягкими губами моего лица.
Я невольно расслабляюсь, поняв, что она освоила самое главное оружие против меня – себя. Отклоняясь от ее поцелуев, я лбом упираюсь в ее острую ключицу. Она пальцами блуждает в моих волосах, вызывая легкую волну возбуждения, что меня на данный момент здорово отвлекает.
– Максим, я не отказываюсь от твоей помощи, но и сидеть дома я тоже не собираюсь, я на мир смотрела иным взглядом, а сейчас…
– Я очень боюсь потерять тебя снова, – признаюсь я в главной своей фобии, она маленькими ладонями поднимает мое лицо, посмотрев на меня с нежностью и заботой.
– Я не сбегу, – шепнула я, – обещаю…
– Правда?
– Я не знаю, кто я, не знаю, кем хочу быть и как найти свой путь, но единственное, в чем я уверена, это в тебе, – она прижимается ко мне, даря короткие поцелуи, я увлекаюсь ею, стараясь забыть о своей фобии. – Максим, остановись, – мурлычет она, – мне надо в душ… Макс…
– А мне надо работать, а так не хочется…
– Возьми отпуск, – улыбаясь, советует она.
– Только медовый, – дразню ее я, продолжая целовать.
– Боже, когда ты рядом, у меня мысли разбегаются в разные стороны, ты безумец…
– У меня есть шанс уговорить тебя работать со мной?
– О… нет, – избегает она моих поцелуев, я останавливаюсь, смотря в ее радостные глаза, расслабленную улыбку, ладонью собираю ее пушистые волосы.
– Я в душ, по кусочкам собирать себя…
– Тогда я буду работать, – отвечаю я, касаясь пальцем кончика ее носа, она скорчила смешную мордочку и поднялась с постели. Дразня меня своей чуть прикрытой обнаженностью, она берет полотенце и, игриво подмигнув, скрывается за дверью.
«Эта девчонка с ума меня сведет», – растираю я лицо ладонями, откидываясь на подушку, начинаю размышлять и планировать, и в монотонный ход мыслей врезается писк домофона.
– Блин, Димон! – воскликнул я, и, соскочив с постели, на ходу натягиваю шорты и иду к двери.
Подавляя свою безнадежно счастливую улыбку, ожидаю на пороге Димона. Он выходит из лифта с коричневыми пакетами в руках.
– Не надо спрашивать, как у тебя дела? – ухмыляется он. Я одобрительно покачал головой, впуская его в квартиру. – Макс, бабы в корень нас разума лишат.
– И сердца, – добавляю я, – проходи на кухню, философ.
– Тебе со свининой или с говядиной? – показывает он поочередно на пакеты в руках и бодро шагает на кухню.
– Да хоть с крокодилятиной, мне параллельно, я все съем, – смеюсь я и следую за ним.
– Мм, здоровый мужской аппетит, – цепляет он меня, я игнорирую его дружеские подколы.
– Что там у тебя?
– Ты про «Спектр»? – останавливается он у стола.
– Я пока про еду… – я с любопытством смотрю на пакеты.
– Паста с фирменным итальянским соусом: говядина и свинина, а по-моему обычные спагетти. И я взял оладьи, и куриный суп, еще горячий, – расставляет он красивые зеленые баночки на стол.
– А что со «Спектром»?
– Сливаются они, не нравятся им наши объемы, боятся не справиться…
– Придурки, радоваться надо, что работа есть, – возмущаюсь я, – вообще-то, по контракту, они не могут уйти от нас, – размышляю я, – я сам на них сегодня выйду, устрою мотивацию разума…
– Максим, а где… ой, – замерла на пороге изумленная Настя.
Вероятно, пытаясь меня обворожить, она надела мою синюю рубашку, которая потрясающе выгодно смотрелась на ее фигуре, обнажая ее ноги и декольте, но совершенно была неуместна для данного положения.
– Я-я-я, я не знала, что у нас гости, – заикаясь, произносит она, пряча смущенные глаза, она делает шаг назад.
Дима с восторгом смотрит то на нее, то на меня, потом тактично уводит взгляд в окно.
– Чи-чи-чи, – за пару шагов я оказываюсь рядом с ней, ловя за руку, – ты сейчас сбежишь в свой тайник, а мне надо, чтобы ты поела. Ты прекрасно выглядишь, – целую я ее, прижимая влажное тело к себе.
– Макс, я же почти раздетая… я думала, мы одни, – шепчет она, уводя меня вглубь коридора, – я не хочу есть…
– Быстро переодеваешься и в кухню, иначе я всю гардеробную переверну и силой приведу тебя к столу, – тихо прорычал я.
– Может, я потом? – стеснительно поджимает она губы. – Потом поем?..
– Ты без пяти минут Морозова, слушайся старших, – фыркнул я, – неприлично стоять и шептаться в присутствии гостя. Настя, надень, что сочтешь нужным, и приди к столу.
Она, пожимая плечами, корчит недовольную гримасу и уходит. Я, смеясь от ее милой забавности, возвращаюсь обратно в кухню. С Диминого лица не сходит идиотская, но дружеская улыбка.
– Дим, без комментариев, все очень круто, – отрезал я, не дождавшись его каверзных вопросов.
– Это я уже вижу, – усмехнулся он, похлопав по плечу. – Да мне, в общем-то, подробности не нужны, все на ваших лицах написано… а если честно, то я очень рад за тебя, если вспомнить…
– Не надо, – остановил его я, – не надо вспоминать.
Через несколько минут в кухню вошла моя серая прекрасная мышка в спортивном трико цвета мокрой грязи и белом топе. Если бы она надела спортивную кофту с капюшоном, то я бы подумал, что она вот-вот отправится на работу, при этой мысли я невольно нахмурился.
Настя робко, прикрывая влажными волосами болячку на лбу, садится рядом со мной. Узнаю Настину смущенность и румянец на щеках.
– Это тебе, – протягивает Дима ключи через стол, – она у подъезда.
– Спасибо, – берет она ключи и крепко прижимает их к груди.
Дима открыл рот, чтобы что-то спросить, но я, видя, как сильно смущена Настя, покачал ему головой, дав понять, что не сейчас.
– Что-то не так? – наклоняясь к ее уху, шепотом интересуюсь я.
Она задумчиво покусывает губы.
– Дима, я хочу попросить прошения за тот случай в парке, – морщась от неприятных воспоминаний, – я… я просто была реально не в себе и…
– Не парься даже, я уже привык, что у вас двоих все не как у людей, – отмахивается Дима и тут же начинает жевать пасту.
Настя растерялась от такого ответа.
– Настя, Дима знает про твой дар, – признаюсь я, ожидая гнева или обиду. Она всего лишь улыбнулась.
– А мы можем представить, что ничего не было и я всегда была обычным человеком?
– Легко, – выпалил Дима.
– Спасибо, – с облегчением произносит она, прижимается к моей руке. Ее скованность и сомнение постепенно улетучиваются, наполняя обстановку приветливой и легкой беседой.
Настя увлеченно достает из спагетти квадратные кусочки мяса и перекладывает мне в тарелку. Дима остро наблюдает за этим извращением над едой и никак не может поверить, что есть люди, которые вообще не едят мясо, словно они для него пришельцы с другой планеты. Он с силой пытается доказать ей, что это очень сытно и вкусно, а Настя коротко описывает жизнь бедного животного, которого убивают ради еды. Я хохочу над глобальным спором и принимаю нейтральную позицию, чтобы не ранить чувства близких людей, и тут же с большим аппетитом уплетаю мясо, которое Настя откладывает мне в тарелку.
Пообещав Диме, что скоро появлюсь в офисе, я проводил его до двери. Тем временем Настя где-то затаилась в стенах квартиры.
– Настя… – зову ее, и первым делом проверяю полюбившееся ей место – гардеробную. К моему удивлению, ее там нет. Я прошел в кабинет и из-за стола заметил каштановый силуэт головы с золотистым ореолом в дневном свете.
Она сидит на полу, причудливо скрестив ноги розовыми стопами кверху, и увлеченно перебирает письма из редакции. Я тихо крадусь, наблюдая, как она смело осваивает частичку моего мира, которую я прожил без нее, и ощущаю в области сердца покой. Я все больше и больше желаю всецело поглотить ее своим миром, оставив наше прошлое за железобетонной стеной.
– Эй, малышка, – шепнул я, нарушая ее идиллию. Она подняла на меня ошеломленный задумчивый взгляд. – Я тебя потерял.
– Макс, это нечто, – изумлялась она, поднимая с пола развернутые конверты, – что это?
Я улыбнулся, меня греют ее вопросы и изумленно-любопытные глаза. Я тоже сел на пол, опираясь спиной на белую прохладную стену, я подтянул Настю к себе, а она за собой потащила коробку.
– Это моя работа в редакции, я вел оккультную колонку по письмам читателей, самые интересные я оставил себе, – сказал я. Она расслабленно, спиной, легла мне на грудь, щекоча пушистыми волосами мою шею. – Вот смотри, – я запустил пальцы в коробку, конверт за конвертом давал мне воспоминания об отдаленных непростых временах. – Вот еще, – я показал ей много удивительных и нереальных историй, которые приходили в редакцию. Про людей, которых спасали животные, про лечение бесплодия, про лики святых, которые проецировались в различных уголках нашей страны, про молитвы и иконы, останавливающие пожары. – Словом, в этой коробке умещался целый нереальный мир и частичка моей жизни
Настя слушала меня, что-то читала сама, и казалось, она настолько была увлечена, что забывала дышать.
– Макс, я просто в шоке, – сказала она, посмотрев на меня. Я поцеловал ее в задумчивые складки на лбу, она тут же ответила мне нежной улыбкой.
– Не думаю, что для тебя это что-то новое.
– Я удивляюсь не этим письмам, а тебе. Ты все это время читал про это, – она сделала паузу, – тяжело было принимать все это человеку, который ни во что не верит?
– Первая, которая заставила меня поверить в чудо, была ты. Читая все это, я все больше убеждался в проявление потусторонней силы, которая иной раз судьбоносно влияет на нас, но, несмотря на все, я понял, что нужно верить. Возможно, это одна из причин, почему я отношусь к твоему дару с уважением. Ты удивительная…
– Теперь у меня нет дара. Вчера, когда я прикоснулась к коробке, меня ударило током, вероятно, от большого скопления непростых судеб, а сейчас… – тяжело вздохнув она сделала паузу. – Я боюсь, что я не смогу найти свой путь, вся жизнь была ориентирована на дар.
– Расслабься и скажи, что ты сейчас чувствуешь?
– Меня до сих пор неизбежно тянет сделать мир лучше, понятно, что это из области фантастики. Может, это моя сущность?
– Я тебе помогу, мы ведь и без дара – сила, – крепко прижимаю я ее к себе.
Она
Мы стоим на пороге. Цепляясь пальцами за рукава его пиджака, я любуюсь непривычным для меня его деловым стилем. Он смотрит на меня серьезным взглядом, словно видит в последний раз. В его нахмуренном и искаженном болью лице я вижу страх, который постоянно играет с ним в догонялки.
– Не говори ничего, я должен сам это сделать, – обнимает он меня за талию, положив тяжелую голову мне на плечо.
– Я не сбегу, клянусь, – спокойно произношу я, поглаживая его по голове. – Макс, если бы я могла получить твое доверие в кредит.
– Разумом я все понимаю, а вот… – произносит он мне в плечо, неожиданно поднимая голову, смотрит на меня сквозь борьбу разных чувств. – Пообещай, что будешь очень, очень осторожна и будешь звонить мне.
– Так, – улыбнулась я, поднося пальцы к уху.
– Блин! – рявкнул он.
– Максим, я просто прокачусь по городу и вернусь, обещаю, – успокаиваю его я, он хмурится и вкладывает тяжелые длинные ключи мне в ладонь.
– Я придумаю, что-нибудь с телефоном… и люблю тебя, – суетно целует он меня и скрывается за железной дверью.
Я помню про таблетки, которые я нашла, ими лечат тяжелые депрессии и психологические травмы, подавляя страх и обуздывая неконтролируемые чувства. Сейчас его страх оправдан, я еще ничем не доказала свою верность и просто обязана ему помочь.
После того как я проводила Максима на работу, я надеваю единственное платье, привезенное родителями. Поправляя руками пушистый подол платья, я смотрю на себя в зеркало и понимаю, что мелкий горох на синем фоне и выпирающий сетчатый подъюбник – это просто ужасное зрелище и уж слишком по-детски. Наверно родители хотели, чтобы я шокировала Максима своим видом, и он меня бросил, это единственное оправдание, которое я нахожу.
Я выхожу навстречу солнечному свету и обществу людей, ожидая тошноты и прилива боли, но ощущаю приятное чувство легкости и свободы. Мимо меня пробежала девушка, слегка толкнув меня плечом. Я обернулась и увидела, что она уже в объятьях молодого парня, который кружит ее вокруг себя, она заливается смехом и дарит любимому нежный поцелуй. Я улыбнулась, подумав о том, что хорошо, когда на свете есть любовь. В песочнице, как цветные муравьишки, на коленях ползают маленькие детки, а три мамы, сидящие на скамейке неподалеку, о чем-то оживленно беседуют, изредка поглядывая на детей. Еще одна мамочка наблюдает за малышом прямо в песочнице и яростно пытается оградить сына от всех обид и задумчиво, сурово наблюдает за тремя мамами. Что она сейчас чувствует и какой конфликт случился между мамами, я могу только догадываться. На дальней скамейке сидит красивая девушка в зеленом сарафане на бретельках, низко наклонив голову, она смотрит на худые пальцы и сильно плачет. К ней подходит другая девушка, положив голову на оголенное плечо, улыбаясь, говорит ей что-то утешительное. Медленно, озираясь, мужчина или, возможно, даже женщина в рваной одежде, испачканным лицом и копной вороньего гнезда, вместо волос на голове достает из мусорки пару пластиковых бутылок. Смяв их ногой, укладывает в тележку и, сдвинув брови и ворча на всех, идет дальше. Я прислушиваюсь к себе, чувствую, что сердце сжалось от жалости, и все… больше никаких явных признаков присутствия дара.
«Я свободна!» – ликую я и сажусь в машину, прячась от душного тяжелого воздуха.
Запустив мотор, вспоминаю слова Максима:
– Ты хочешь стать психологом? – спрашивает он после длительных моих рассуждений и пытается разобраться в моих желаниях.
– Хочу помогать людям, которые не могут получить помощь, ведь иногда достаточно человека поддержать, направить или просто пожалеть, но не все могут получить помощь и впадают отчаяние.
– Настя, если ты начнешь свою карьеру с благотворительности, ты прогоришь, и помощь твоя будет скоротечна. Надо построить прочный финансовый фундамент, от которого пойдут оттоки благотворительности. Перед тем как начать дело, нужно изучить рынок. Конкуренция среди психологов очень большая, среди хороших психологов гораздо ниже. Я не сомневаюсь в твоем таланте, но с одной стороны тебе будет помогать имя твоей матери, которая давно сделала себе репутацию, с другой стороны семья Морозовых. Большой процент твоих первых клиентов будут люди, страждущие познакомиться с невесткой Морозова и дочерью Климовой. Так ты начнешь делать имя и зарабатывать первые деньги, когда люди познакомятся с твоим профессионализмом, к тебе начнут приходить именно за твоей помощью. По сарафанному радио плюс по должной рекламе пойдет твоя репутация. Кто-то твой кабинет будет посещать по надобности, кто-то ради понтов, потому что в некоторых кругах это модно. После этого, думаю, тебе можно делать дни с большой скидкой или выездные дни, когда ты можешь оказывать помощь. В общем как твоей фантазии угодно.
– От… откуда ты все это знаешь? – удивляюсь я.
– Страстная любовь к анализам, плюс я был частым клиентом в кабинете твоей мамы, кое что взял на заметку…
– Ты гений.
– Не льсти, Настя, во всем этом плане есть большая проблема.
– Какая?
– Я хочу семью, а в нормальной полноценной семье есть дети.
– Дети?! – дрогнуло мое сердце.
– Дети, Настя, дети… А значит, в твоей карьере будут пробелы, и, чтобы система продолжала работать, нужно включать в нее надежного человека, которому ты доверяешь. Я не потерплю, если твоя работа будет на первом месте.
– Не будет, обещаю…
Я двигаюсь по знакомым улицам, теперь не надо прислушиваться к внутреннему состоянию, чтобы обнаружить проблемный объект. Просто наслаждаюсь теплым ветром, дующим в окно, ярким краскам лета и спокойствием в душе. Двигаясь вперед, я продолжаю вспоминать наш недавний разговор:
– Настя, вот еще письмо. Трехлетнюю девочку нашли на улице в коробке возле мусорных баков. Она была слабенькая и посиневшая от холода, но, к большому удивлению, когда ее доставили в больницу, она быстро пришла в норму и даже не чихнула. Девочка была мила, не по годам смышлена и очень быстро нашла семью.
– Макс, она одаренная… – приподнялась я, осмысливая информацию.
– Как это?
– Одаренные не болеют, только физически страдают от душевной боли. Сто процентов одаренная. А где сейчас она?
– Неизвестно, письмо писала шокированная медсестра, – произносит он, еще раз бегло прочитывает письмо, убеждаясь в своей правоте.
– Может, и меня выбросили в коробке… – тихо произношу сквозь подпирающий ком к горлу, подумав о своих настоящих родителях.
– Нет, Настя. Я провожу акцию «без слез», поэтому больше никакой мокроты, – подхватил меня Макс, догадываясь о моих пасмурных мыслях. – Кто бы они ни были, они лишились прекрасного сказочного, самого светлого ребенка на свете, и пусть это будет им наказанием…
Я прижалась к его горячей груди, подавляя слезы. Мне очень хотелось поддержать его акцию, я уже сама устала от бесконечно-влажных глаз.
– Макс… ты про детей серьезно? – спрашиваю я задумчиво, со страхом принимая будущее.
– Я тебя люблю, малышка… – смеется он, целует меня в волосы, так и не дав ответа на мой вопрос».
Может, желанно, а может, мой внутренний конфликт привел меня домой. Я неуверенно поднимаюсь на лифте и открываю дверь ключом, который достала из бардачка машины. В коридоре непривычно темно и тихо.
– Настя? – услышала я мамин голос, когда снимала туфли.
Подняв голову, вижу удивленную, встревоженную маму, которая кутается в огромную мохнатую белую шаль.
Онемев, я вопросительно пожимаю плечами, сдерживая слезы. Она торопливо подходит ко мне и обнимает. Я вспоминаю мамины ласковые нежные руки, и тут же внутри рождается протест.
– Милая, проходи на кухню, – бережно приобняв за плечи, она ведет меня за собой. – Ярослав…
В доме все было как прежде, и, не смотря на то, что в комнатах светло, все кажется маленьким, тусклым и стерильно безжизненным, словно не я жила здесь двадцать лет.
– Ярослав, – зовет мама.
Я устраиваюсь за столом. Папа с большой книгой заходит на кухню, увидев меня, широко улыбнулся. Я охотно встала, отвечая на его теплые объятия.
– Рад видеть, – произнес он, и мы садимся за стол.
– Настенька, чай? – спрашивает мама, держа в руках чайник с кипятком.
– Кофе с молоком.
– Ты же не пьешь… – смеется мама и тут же, опомнившись, становится предельно собранной.
– Оставь, пожалуйста, напитки, сядь поговорим, – тихо прошу я. Мама нехотя ставит чайник на стол и присоединяется к нам.
Молчание и ожидание разделяют нас троих. Мы сидим по трем сторонам стола, и играем в переглядки. Все не может быть как раньше, и с этим что-то нужно делать.
– Ты пришла навсегда? – с надеждой в голосе спрашивает мама.
– Нет, – покачиваю я головой.
Она задумчиво посмотрела на тусклого папу.
– Настя… почему Максим? – очередной мамин вопрос, очевидно, один из самых главных. – Когда ты с ним начала встречаться, мы навели справки. Он ведь капризный мальчик и плейбой и когда мы отпускали тебя с ним, то надеялись на твое благоразумие, – мама говорит ровно, словно учитель на лекции.
– А еще он потерянный мальчик, перед которым рухнул идеал отца, и каждый раз он своими капризами пытался сделать ему больно. Тебе ли не знать, мама, это классика жанра, – строго отвечаю я достаю баночку из-под лекарства и ставлю на стол, с гневом вдавливая ее в белоснежную скатерть. Мама от неожиданности вздрогнула. – Узнаешь?
– В принципе, я знаю, что это, – оправдывается она.
– Ему было настолько плохо? – сдерживаю я гнев на саму себя. – Тут твой почерк, твоя дозировка. Скажи, вот после этого, – швыряю я баночку через стол к ее рукам, – вот после этого он тоже капризный мальчик?
Мама молчит, папа смотрит на маму, не понимая, о чем мы сейчас говорим.
– Он, как ненормальный, искал тебя, сильно болел. Приходил в мой кабинет, но не говорил о тебе, просто слушал меня и смотрел в потолок. Его друг вышел со мной на связь и сказал, что у Максима бывают приступы, он не может дышать. Сам он ни на что не жаловался, но и ходить не переставал, – нервно рассказывает мама. Я морщусь, представляя его боль. – Я не хотела тебе рассказывать, ты не обязана быть с ним из жалости или чувства вины.
– Кто здесь жалок, так это я, – ухмыльнулась я, – а вам надо относиться к нему с благодарностью, он спас меня своим безумием и любовью.
– Да, и не забыл воспользоваться, – усмехнулась мама.
– Я люблю его, любила и не переставала любить. Это я воспользовалась им, желая избавиться от дара. – Я посмотрела я на осунувшегося отца. – Папа, почему ты молчишь? Почему ты всегда молчишь? Ты тоже так думаешь? – с горечью спрашиваю я единственного своего защитника по жизни.
– Честно, мне стыдно в том, что я допустил нашу семью к развалу. Я жалею, что был повязан с орденом. Я всегда хотел в тебе видеть нормального ребенка.
– И ты сейчас в этом признаешься? – закричала в возмущении мама. – Получается, на фоне тебя я просто монстр.
– Нет, София, ты не монстр, но изначально ты все делала, чтобы Настя была такой, какая она есть с ее даром. Я просто хотел иметь ребенка… ты хотела именно ее, – подавляет отец своим громким раздраженным басом маму.
Назревшая между ними проблема прорвалась, и сейчас в их взглядах я увидела холод и ненависть друг к другу.
– Хватит! – закричала я. – Какая разница? – продолжаю кричать я, обращая их разрушительный гнев на себя. – Я вам благодарна, вы мои родители, других у меня не было, я вас люблю.
– Дочка, – смягчилась мама в слезах.
– Что такое семья? Это любовь, у меня она была, мне долгое время хватало вашей теплой любви, бережной заботы, но я выросла, мне вашей любви стало мало, и появился Максим. – Мама недовольно закатила глаза, я усмехнулась над ней, как над маленьким ребенком. – Вспомните о своих родителях, кстати, которых я почти не знаю…
– Мои умерли, когда ты была совсем маленькой, – пробубнил папа.
– Но они же были? И воспитывали вас? Представь, мама, что твои родители ненавидели папу за то, что он тебя полюбил. Так было?
