– Ты вообще не была в кино?
– Нигде из того, что ты перечислил, кроме кафе, – виновато, с горечью произнесла она. Мое ошеломление смешалось с жалостью, и я крепко ее обнял.
– Как ты тогда учишься?
– С большим трудом и сильно рискуя. Большую часть учебы я проучилась заочно. Моя мама выпускница этого института, у нее связи, и она о многом договорилась. Вообще, вот такой я уродец, – смущенно выдавила она.
– Не надо так говорить. Настя, ты очень удивительная и необычная, но ты не урод, заруби это на своем хорошеньком носу.
Она спрятала нос в моей кофте, а я рисовал в голове разные картины и пути решения нашей проблемы.,
– Настя, ты не будешь возражать, если я сделаю для тебя сюрприз?
– Какой?
– Пф, – удивился я, – какой же это сюрприз, если я тебе скажу. Он тебя будет ждать сразу, как ты отработаешь.
– Хорошо… я согласна.
– У меня еще вопрос.
– Твоих вопросов явно больше чем моих, – по-доброму возмутилась она, освобождаясь от моих объятий, села напротив меня, ловко скрестив ноги. – Спрашивай.
– Что ты чувствуешь, когда… когда исцеляешь людей? – я сделал паузу, она мгновенно стала серьезной и мысленно ушла в себя.
– Я испытываю разные чувства, во мне рождается связь с космосом, будто я мост, через который идет золотая энергия, и я вижу, как человек меняется, ему спускается благословение, а я словно стою над всем этим миром, потому что могу делать добро, правда, за это несравненное чувство я плачу болью…
– Как в клубе? И ты каждый раз так страдаешь? – задаю я один из важных для меня вопросов.
– Макс, ну хватит… Я выдерживаю эту боль, потому что она сопровождает меня с самого детства. Не надо меня жалеть, – она опустила голову, приложив ладонь ко лбу. Не надо быть дураком, чтобы понять, что этот разговор для нее неприятен, и она стесняется своего дара передо мной.
– Я не жалею, просто… хочу поддержать тебя, – коснулся я ее руки, она посмотрела на меня подавленным мудрым взглядом. – Настя, ты мне очень дорога и любима.
– Мне приятно осознавать, что ты рядом, но вникать в это не стоит, это моя боль.
– Я постараюсь…
– Ты тогда меня в клубе здорово выручил, – нежно улыбнулась она.
– Я так напугался, честное слово, – вздохнул я от воспоминаний. – Я рад, что ты не смертельно больна, – я приближаюсь к ней, заводя одну руку за ее талию, наклоняюсь к ней. Она ловит взглядом каждое мое движение, но опять звонит телефон, в корень раздражая меня.
– Димон сейчас мой мозг съест, – ворчу я и активирую вызов. – Да, Дима.
– Ты уже едешь?
– На пороге стою…
– Макс, я печенью чувствую, что ты тупо мне врешь, – усмехается он.
– Какая у вас чувствительная печень, надо обратиться к врачу, – отвечаю я сарказмом. – Дим, правда дай мне пару минут, и я пулей примчусь.
– Хорошо, Морозов. Я Петровичу скажу, что ты уже в пути, – отключается Дима.
Я тяжело вздыхаю. Настя озабоченно смотрит на меня, уже поняв, что нам пора расставаться.
– Я тоже сейчас поеду на работу, – печально поджимает она губы, с необычайной ловкостью встает с кровати и раздергивает шторы.
Непривычный свет ослепляет меня, я прищуриваюсь и вижу очертание ее сказочного силуэта на фоне большого светящего окна.
– Во сколько планируешь закончить? – спрашиваю я.
– В пять.
Я еще раз посмотрел на часы, покрутив кожаный ремень на запястье.
– Думаю, успею, – произношу я самому себе, поднимаясь с кровати, разминаю затекшие мышцы, разводя руки в стороны, и вверх, потягиваясь. – Проводишь меня?
Она наблюдает за мной анализирующим любопытным взглядом и улыбается.
– Что-то не так?
– Максим, – сдерживает она улыбку, – ты такой необычный. Просто кроме папы со мной рядом никогда не было мужчин. А он себя ведет слегка иначе.
– А-а-а, значит, я, как это… т… – задумался я, забыв слово, которое хотел сказать и увидел свои носки у кровати. – О, я как раз их ищу, – наклоняюсь я за носками, не договорив фразу. Настя в голос расхохоталась и подошла ко мне.
– Максим, ты отличный объект для наблюдения.
– Ага, можешь диссертацию обо мне писать, я не обижусь, – я наконец-то надел носки, и поднимаясь во весь рост после кособокой неуклюжей позы, обнимаю ее за талию. – Мне, к сожалению, пора.
– Не ругай Диму, нам все равно пришлось бы расстаться, потому что мне надо работать.
Мы стоим у порога. Я не хочу уходить, еще больше не хочу отпускать ее на болевые муки. Знаю, что пообещал ей не вникать в ее работу, но как можно равнодушно относиться к боли любимого человека? Думаю, оказавшись на моем месте, она бы меня поняла.
– У меня тоже есть еще один вопрос, – застенчиво произнесла она, отводя глаза в сторону. Я заинтригован…
– Спрашивай, – двумя пальцами зажав кончик ее подбородка, я повернул к себе, принуждая смотреть мне в глаза.
– Ты теперь боишься меня? – сильно робеет она, переминаясь с ноги на ногу.
– В смысле?
– Ты больше не будешь меня целовать? – выпалила она как на духу.
– Значит, первый поцелуй тебе все же понравился? – ухмыльнулся я. Она смущенно кивнула головой. Ее опаленное стыдом лицо утонуло в моих больших ладонях. – Я спросил разрешение у твоих родителей, но не спросил у тебя – ты будешь моей девушкой?
– Да…
– Ответь громко, чтобы я поверил.
– Да–а-а-а, – сорвался с ее губ долгожданный ответ.
Я наклонился и крепко прижался к ее губам, ловя трепет и тепло, которое шло между нами. Этот поцелуй был не такой, как первый раз: горящая страсть, подавленная страхом, ушла на второй план, осталась легкая нежность и робкая ласка. Я четко осознавал, что в скором времени она будет просить больше, чем поцелуй, и я должен буду устоять. Как сейчас мне трудно сдержать себя, не расцеловав ее так, как я хочу.
– Я люблю тебя, малышка, – прижался я к ней лбом. Она, наклонив голову, вновь прячет от меня свой взгляд и указательным пальцем блуждает по рисунку моей кофты. Ее немой ответ говорит о растерянности и стеснительности, но уж точно не о равнодушии. Мой телефон настойчиво брякает в кармане, Дима не хочет отступать, а я тяну время, чтобы не уходить.
– Я… извини, Максим, я еще не умею говорить о любви, – шепнула она.
– Достаточно того, что ты рядом, – обнял я ее, – и самое главное, будь осторожна там.
– Максим, – она посмотрела на меня большими печальными глазами, – я буду думать о тебе, и мне станет легче, – она легонько толкнула меня в грудь. – Тебе надо идти, а мне собрать все мысли воедино и осознать, что я теперь не одна.
– Мы скоро увидимся, – целую я ее в лоб, телефон по-прежнему звонит. – Будь осторожна, прошу тебя…
– Максим, я буду ждать тебя, а сейчас иди… – произнесла она, уже настойчивее толкая меня в грудь.
Открывая металлическую дверь, я делаю шаг через порог. Она остановилась, прислонившись головой к двери, провожает меня добрым грустным взглядом.
– Пока, – прошептал я. Она кивнула мне. Шаг за шагом наши пристальные теплые взгляды отдаляются друг от друга и наконец, скрылись за скрипучей дверью лифта.
Я с большой грустью и болью оставляю ее и с досадой и раздражением наконец-то достаю телефон и отвечаю.
– Да, Дима?
– Макс…
– Дима, я уже в машине, все, – отключился я, не дождавшись ответа. Посмотрев вверх на ее окна, сажусь в машину и резко ударяю по газам.
В офисе кипела работа, многие сосредоточенно пялились в мониторы компьютеров, некоторые обменивались информацией поверх своих перегородок, за редким исключением кто-то проходил по коридорчику, держа в руках стопку бумаг.
Я быстро, сдерживая тихую ненависть к боссу, иду к своей рабочей каморке. Среди разбросанных бумаг стоит небольшая синяя коробка, в которой раньше хранилась бумага для принтера. Я нехотя скинул крышку и увидел аккуратно разложенные разноцветные конверты, доходящие чуть выше края коробки. От предвкушения непростой работы тяжелый вздох распирает меня изнутри. Упираясь руками в стол, я опускаю голову. Нервные мысли блуждают в голове, кажется, сейчас я ненавижу каждого, кто прислал это письмо в редакцию.
– О, ты все-таки приехал, – услышал я Димин голос из-за спины.
– Да, где этот мозгоед? – рявкнул я, оборачиваясь к другу.
– Ты чего такой? Шеф злой как собака, прям как ты сейчас, клевал меня, клевал, потом швырнул вот эту коробку и ушел. Сегодня его уже точно не будет… Я тебя набрал, но ты так быстро отключился, что я не успел сообщить эту приятную новость.
Я поморщился от досады, но, раз все уже свершилась и Настя где-то колесит по городу, отдавая себя людям, мне придется с этим только смириться. Я взглянул на часы.
– Ты обедал? – спросил я у Димы, убедившись, что еще вписываюсь в свой задуманный график.
– Нет еще, – устало сказал он, – прикинь, я статью накатал за пятнадцать минут, вот что значит работать в экстремальных условиях под прессингом начальства, – восхитился он своим рекордом. – Пошли в бар
– Выпить хочешь? – усмехнулся Дима.
– Нет, отравимся парой гамбургеров, так жрать охота, – немного отойдя от своего гнева, говорю я.
Дима недовольно потер нос, он не большой любитель такого питания, но я знаю, что его сманит любопытство.
– Я уверен, ты только что вылез из кровати своей подружки, – буркнул он. Я был прав, любопытство начало им овладевать.
– Какой из твоих внутренних органов тебе это подсказал? – засмеялся я и взял синюю коробку под мышку. Мне так хочется кушать, что я не могу оставаться на месте и направляюсь к выходу.
– Ха, ха, очень смешно, – передразнил меня Димон и поплелся за мной.
– Кстати, не подружки, а моей девушки, – мягко поправляю я его, когда он поравнялся со мной.
– Ага, значит, я прав! – восторженно воскликнул он, игриво толкая меня в плечо. – Моя интуиция…
– В том, что я был с ней, – да, – даю я ему хоть какою-то информацию. По задумчивому притупленному взгляду и улыбке было понятно, что Димон предается фантазией о моей личной жизни.
Мы спустились в бар, часть которого было простое кафе, куда многие офисные работники заходили поесть. По вечерам же здесь собирался пьяный аншлаг и жаркие переживания за наших спортсменов.
Я выбираю место у маленького окна, ставлю коробку на стол, теперь она моя вынужденная спутница на ближайшую неделю. Тем временем Дима уже подсуетился и сходил за гамбургерами и большими кружками горячего ароматного кофе.
– Значит, она твоя девушка? – сразу приступил он к удовлетворению своего любопытства.
– Да, – подавляю я улыбку, – но все не так просто… – меня еще преследует зловещая мысль о том, что ей сейчас больно.
– Почему? – удивляется он, округлив глаза. – Мне кажется, в наше время все гораздо проще, особенно для тебя, – намекает мне Дима на мой успех среди прекрасного пола.
– Я очень боюсь ее потерять, – с досадой сказал я. Подумав о ее состоянии, я почувствовал дрожь в области сердца, уходящую под диафрагму.
– У меня с Викой было такое, просто расслабься и наслаждайся временем, иначе страх перечеркнет все ваши отношения, – мудро говорил он. Примерно то же до меня пыталась донести Настя, только она мне говорила про жалость.
– Я все понял, – вяло произнес я, делая пунктик, что мне нужно избавиться минимум от двух чувств, и откусил гамбургер.
– У тебя с ней уже было? – с лукавой улыбкой спросил Димон.
– Даже если и да, все равно не скажу, – резко ответил я, и часть сухой булки застряла у меня в горле. Я запил кофе. – Дима, задавая такие вопросы, ты рискуешь получить по шее.
– А че тут такого? – выпучил он глаза.
– Про нее ничего не скажу, – грожу я пальцем.
Дима на миг усмиряется.
– Мне твой диагноз понятен, у вас все будет хорошо, – утешает меня друг и расплывается в широкой улыбке.
Дальше я слушал историю любви Димона, которую он рассказывал много раз. Как он стеснялся к ней подойти, страдал, но одна пьяная вечеринка объединила их сердца. Под его рассказ я жевал гамбургер и запивал уже холодным кофе. Я знаю, под его каверзными расспросами и ехидной улыбкой скрывается переживание за меня, и этот рассказ про него и Вику тому подтверждение.
Я посмотрел на время, которое меня начало подпирать.
– Повезло кому-то, к ней Морозов не хочет опаздывать, – подколол меня Димон.
– Отвали, – шутливо отмахнулся я от него, – иногда я прихожу вовремя.
– Ага, только в свою пользу, – продолжает свою издевку Дима.
– В общем, я свою «подружку», – показываю я на коробку, – забрал. Если вдруг появится Петрович, то я на работе был, как всегда, опоздал из-за пробки.
– И этот человек говорит, что иногда… – изображает он кавычки двумя пальцами в воздухе, – приходит во время.
– Дима, это тема бесконечна, мне пора, – отмахиваюсь я от него. – В следующий раз плачу я, – произношу я уходя.
Чем дольше длился день, тем становилось жарче. Небо больше не хотело нас баловать освежающим дождем, и пока я иду до машины, одергиваю джемпер, чтобы хоть как-то остудиться. Мое спасение – кондиционер.
Чтобы осуществить свой план, я должен заехать домой, и на все про все у меня остается полтора часа, чтобы вернуться до Настиного возвращения.
Дома меня встречала приятная тишина. Я посмотрел на квартиру и осознал, что эти стены, в которых я вырос, в них я встречал радость и горе, теперь становятся для меня пустыми. Я жаждал оказаться в той квартире, где буду строить свою историю без темных пятен.
Быстро придя в себя от мимолетных философских мыслей, я прошел в комнату и с удовольствием скинул потный жаркий джемпер. Почувствовав значительное облегчение, я запустил компьютер, в ящике стола среди проводов и зарядок нашел свою ходовую серебристую флешку.
Встал перед распахнутыми створками шкафа и стал рассматривать, где что лежит. Недовольно фыркнув, начинаю выбрасывать из него некоторые вещи, чтобы вспомнить, куда что положил. У меня очень много разнообразных вещей из того, чем я хотел заниматься, но в итоге забросил. Рыбалка отпала в первую очередь, пейнтбол меня тоже не покорил, хотя все снаряжение у меня куплено.
Мой идеальный порядок в комнате превратился, как Настя бы сказала: «в творческий беспорядок», но я достиг своей цели.
– Вот теперь ты похож на настоящего моего сына, – ухмыльнулась мама, показавшаяся в дверях.
– Привет, – ответил я ей, улыбнувшись ее шутке, – во сколько в пятницу мероприятие?
– Не мероприятие, а день рождения твоего отца. Когда вы уже перестанете препираться? – ворчит она, заходя в комнату и по-свойски, маминым наблюдательным взглядом, осматривает все.
– Да, мама… день рождения… – отвлекаюсь я, загружая информацию на флешку. – Ну так что? Он выбрал дачу?
– Нет. На него что-то нашло, он отменил все визиты, отказался от поздравлений в офисе и хочет отметить праздник в кругу семьи, – она взяла с компьютерного стола карандаш и задумчива начала крутить его меж пальцами. – Замкнутый он стал в последнее время, ты бы поговорил с ним.
Ее просьба заставляет меня отвлечься от компьютера и серьезно подумать. В ее голосе скрывалось переживание и одиночество. Ее печальный вид сглаживает и подавляет мою неприязнь к отцу.
– Я постараюсь, – дал я ей надежду, она заботливо улыбнулась. – Можно я на день рождения приду не один?
– Мы не планировали чужих гостей, хотели отметить своей семьей…
– Для меня она не чужая, – мягко сказал я, скрывая улыбку.
– В шесть вечера, думаю, отец будет не против твоей гостьи, – тихо, монотонно произнесла она и положила карандаш обратно на стол.
Меня удивила реакция мамы, в другое время она прыгала бы от счастья, что я приведу девушку в дом, а сейчас она загадочная и отстраненная, может, и в правду в семье что-то случилось серьезное, чего я пропустил.
– Ты позволишь, я переоденусь? – показываю ей на дверь, намекая выйти из комнаты.
– Конечно… тебя ждать к ужину?
– Нет, – коротко ответил я, и она скрылась в коридоре.
Я непонимающе пожал плечами. Мама сегодня была явно в странном расположении духа. Я быстро освежился под душем, сделав воду прохладнее. Надел простую легкую белую футболку и облегченные джинсы, пара капель одеколона – и я готов.
Время было на исходе, не прощаясь с мамой, прихватив атрибуты, выскочил из дома. По пути быстрый заезд в магазин, и я у нее. Смотрю на часы, время 17:10, ее машины нет около дома. Поднимаюсь в квартиру, дверь открывает Ярослав Витальевич и озадаченно на меня смотрит.
– Еще раз добрый день, – проговариваю я, – вы мне не поможете, возьмите пакетик.
Он сурово, не проявив никаких чувств, берет пакет у меня из рук, облегчая мне задачу. Я захожу внутрь.
– Это что? – серьезно спрашивает он.
– Это сюрприз для Насти, если вы позволите?
– Позволю, – буркнул он, – куда твой пакет?
– На кухню…
Из-за объемных атрибутов к сюрпризу, мне очень неудобно беседовать с ним, поэтому я прошел в Настину комнату и разложил все на кровати. В комнату мимолетно заглянула София, приветствуя меня, кивнула головой и скрылась. Я чувствую напряженную атмосферу в семье, вероятно, им приходится нелегко принимать чужого человека у себя в доме.
– Ярослав Витальевич, у вас есть крестовая отвертка? – спросил я его, заходя на кухню.
Он замер в глубокой задумчивости перед открытой дверью холодильника. Судя по его реакции, я понял, что он с этим предметом на вы.
– Была где-то, сейчас в кладовке посмотрю, – он громко захлопнул дверь холодильника.
– Я вас в комнате подожду, – быстро произнес я и вышел из кухни.
С тревогой смотрю на часы, ее все нет. В голову невольно приходят мрачные мысли. Ярослав Витальевич зашел в комнату, держа в руках отвертку с ярко-оранжевой ручкой.
– Спасибо, – протягиваю я руку за отверткой, он неожиданно хватает меня за запястье, вызывая во мне резкий прилив ярости.
– Я хочу тебе сказать, – начал он, сжимая мое запястье, – что я рассказал тебе о Настенном даре, потому что очень люблю ее и верю, что она во всем разберется. Но если ты ее сильно любишь, в чем пытаешься нас всех убедить, то не перейдешь дозволенной границы. Настя живет этим даром, и в нем ее смысл жизни, если ты лишишь ее его, то…
– У вас есть причины мне не доверять, и не верить мне тоже, я чужой в вашей семье. Но я не пойду против ее воли, – сквозь зубы произнес я и выдернул руку. Он вежливо протянул мне отвертку.
– Дело в том, что, узнавая больше о ее даре, у тебя наступит момент, когда тебе станет ее жалко, и ты захочешь освободить ее от этого. Но как бы ей больно не было, она видит в своем даре глубокий духовный смысл, который нам, простым, не понять.
– Вы так говорите, потому что сами жалели ее?
– Тяжело знать, что твой ребенок постоянно болеет, – печально произнес он. Я наконец-то взял отвертку из его рук. – Ты словно ураган ворвался в нашу спокойную, привычную жизнь, ты должен осознать, что пути назад не будет.
– Вы даже не представляете, что я к ней чувствую, – я делаю глубокий вздох, – она мне очень дорога.
– Как и мне, – улыбнулся он, и я заметил, что в этом статном, серьезном великане есть слабость к своей необычной дочери.
– Почему ее еще нет? – произнес я, глядя на часы. – Время почти шесть.
– Она иногда задерживается…
– Я вниз, – швырнув отвертку на кровать, пошел встречать Настю.
Перед домом появляется все больше и больше машин, многие возвращаются домой после трудового дня, но моей Насти еще не видно. На детской площадке раздаются веселые детские голоса. Тот самый мужичок с маленькой собачкой, не припоминая меня, прошел мимо. Зато собачка, остановилась у моих ног, повиляла пушистой кисточкой хвоста и тут же исчезла на призыв хозяина.
Ее еще нет, сдерживая свои нервы, я прошел и сел в машину, наблюдая за двором через лобовое стекло.
Я обратил внимание на мужчину в черной одежде, который несколько минут стоял у подъезда. Он смотрел на входную дверь, наблюдал за движением на парковке и изредка посматривал на окна верхних этажей. Периодически он потирал руки, оглядываясь по сторонам. Для меня этот человек показался весьма подозрительным, но, задумавшись о Насте, я потерял его из виду. Выйдя из машины, опираясь на капот, продолжил ждать ее. Свежий теплый воздух пошел мне на пользу, и я настраивал себя на лучшее. Этот мужчина вновь показался у подъезда и привлек мое внимание. Наши взгляды на миг пересеклись, он остро посмотрел на меня, словно рентгеном проходил сквозь мое сознание, я не отступаю и смотрю ему в глаза. Он отвел взгляд в сторону, а после скрылся за домом.
Вдалеке блеснул голубой огонек, я сразу понял, что едет Настя. Машина медленно движется, во мне рождается громкий пульс от волнения, она аккуратно припарковалась около моей машины. Я не раздумывая иду к ней и открываю дверь. Печальные уставшие глаза показались из серого капюшона. Она одета почти так же, как тогда в клубе – спортивная кофта и синие джинсы. Мне в голову приходят болезненные воспоминания.
Она выходит из машины, а я начинаю ее осматривать, чтобы убедиться, что все в порядке.
– Настя, почему так долго? – спрашиваю я, изучая ладонями, провожу по плечам, по ее рукам, осматривая пальцы, убеждаюсь, что все хорошо. Я снимаю капюшон с ее головы, освобождая волосы от тугого плена резинки. Моя серая мышка превращается в настоящую красавицу.
– Максим, я в порядке, чуть-чуть уста…
Я не даю ей договорить, целую ее в губы, освобождаясь от своих пережитых чувств. С жадностью и в то же время нежностью, лаская ее губы, убеждаюсь, что она в не опасности и далеко от той боли.
– Ого, – восстанавливает она дыхание от длительного поцелуя, улыбаясь, – чтобы заслужить такой поцелуй, я должна заставить тебя переживать?
– Это не смешно, Настя, – произнес я, проводя ладонью по ее кудрям. – Ты сказала, что приедешь в пять. Эти полтора часа для меня показались такими мучительно долгими.
– Максим, – устало произнесла она, – пошли домой.
– Как скажешь, – я сжал ее руку.
Она нежно и расслабленно прижималась к плечу и в какой-то момент обернулась назад, на миг застывая в диком страхе.
– Настя, что с тобой? – окликнул я ее. Перехватывая ее взгляд, я увидел темный силуэт, скользнувший за дом.
– Просто показалось, – шепнула она, – я так устала, что мне вправду может всякое померещиться, – через силу улыбнулась она.
– Ну все, быстро в дом, отдыхать, – скомандовал я, и не задерживая ее не улице, затащил в подъезд. Я чувствовал тяжелую усталость, которая пробивается через ширму ее милой улыбки. Мы зашли в квартиру.
– Я дома, – подала она голос. Родители сразу засуетились, встречая дочь, как супергероя. – Все прошло успешно, – объявила она.
– Ужин готов, твои любимые блинчики, – сказала София, Настя устало поморщилась, подбадривая маму улыбкой.
– Класс. Я пока к себе, – тихо сказала Настя и, цепляя меня за руку, повела за собой. Я в ожидании реакции остался стоять в открытых дверях ее комнаты.
Трудно было не заметить огромное белое полотно на полстены. Она подошла к нему и бережно провела ладонями по белому экрану.
– Ух ты! Это и есть твой сюрприз? – спросила она, прикрывая улыбку указательным пальцем. – Мы будем рисовать?
Ее вопрос такой смешной и наивный, что я не могу скрыть смеха. Как в двадцать первом веке, с доисторическими взглядами, она остается такой милой?
– Это экран от проектора, – я медленно иду к ней. Она непонимающе свела брови, и смущенно прикусила губу, осознавая свою непросвещенность. – Сегодня мы на этом, – показываю я на экран, – будем смотреть кино.
– А-а-а, – засмеялась она, заливаясь краской.
– Приготовьте входные билеты, – шепнул я, склоняясь к ней для поцелуя.
– Настя… – зашла в комнату София, я отвожу лицо в сторону, – все накрыто
– Мы… мы идем, – произнесла Настя, выглядывая из-за моего плеча.
Я не вижу Софию, но спиной чувствую ее ненавидящий, раздраженный взгляд. Легкий щелчок дверей, София ушла, оставив напряжение между мной и Настей.
– Максим, иди на кухню, – неуверенно бормочет она, – я переоденусь и приду.
– Мне трудно находиться с ними без тебя, – признаюсь я.
– Они не плохие, – вздохнула она.
Она отступает шаг, и я ощущаю пустоту между нами, которая заполнилась холодом. Я все равно подхожу к ней, подарив короткий поцелуй в пушистые волосы, оставляю ее одну, с затаившимися от меня мыслями.
Уютная домашняя обстановка, воркует идеальная семейная пара, и я – чужой альбинос, наблюдаю за ними и чувствую подвох, который не могу пока объяснить фактами. София любезно налила ароматный суп из чечевицы. Они с Ярославом переглядываются друг с другом, при этом мило улыбаясь.
– Как будут складываться ваши отношения? – нарушил тишину Ярослав Витальевич.
– У меня серьезные намерения, – спокойно ответил я.
– Теперь тебе известна особенность Насти, тем более первые месяцы отношений можно легко перепутать с влюбленностью. К несчастью, влюбленность очень быстро проходит, а последствия остаются, – произнесла София Вячеславовна так, что я на миг представил, что попал в ее рабочий кабинет.
– Парадокс в том, что я знаком с Настей больше недели, и мои чувства не увлечение, – настаивал я. – Я вам рассказывал про свои сны…
– Да, да, Максим, я помню, – тактично отмахнулась она от меня.
– Я думаю, что в особенности Насти есть темные моменты, – мягко произнес я и посмотрел на обоих родителей.
Они настороженно переглянулись.
– В смысле? – оторопела София.
– Вы встречали еще такого же человека, как Настя? Она единственная в этом мире? Кто подал вам мысль, что у нее не может быть семьи?
– Ее наставник, – холодно ответил Ярослав, – он священник, и ему виднее все тонкости Настиной особенности.
– Чем он руководствуется? Это его догадки, или он доказывает чем-то, что ей нельзя… – последние слова я не договорил.
Лица родителей были серьезные и задумчивые. В кухню зашла Настя с растрепанными мокрыми волосами, в длинных пижамных штанах и светлой обтягивающей майке. Она взглянула на всех нас, задумчиво свела брови, догадываясь, что мы обсуждаем что-то важное.
– О чем говорите? – улыбнулась она, с любопытством окидывая нас янтарным взглядом. София растерялась, Ярослав сосредоточенно посмотрел на меня.
– У нас идут жаркие споры, как ты отнесешься к просмотру фильма, – произнес я.
Ярослав незаметно от Насти одобрительно мне кивнул. Меня удивляет, почему они не обсуждают этот вопрос с самой Настей и позволяют проходимцу руководить судьбой их дочери.
– Я думаю, мне понравится. Я очень доверяю Максиму, – улыбнулась Настя и села рядом со мной.
София достала небольшую белую баночку из холодильника и поставила перед Настей. Она бросила на меня стеснительный взгляд и охотно выпила жидкость.
– Это весь твой ужин? – удивился я.
– Это специальный напиток, он восстанавливает потерянные силы. Отец Александр специально готовит его для меня…
Моя неприязнь к этому незнакомому человеку растет в геометрической прогрессии. Где бы мне увидеть этого чудо-монаха, прописывающего жизненные принципы моей любимой.
Тема нашего совместного будущего закрылась за приятным ужином. Настя рассказывала о бабушке, которой она сегодня помогла, и, увидев, что я сконфузился от неприятных воспоминаний, опускала тот момент, где ей было больно.
В микроволновке приятно похлопывал попкорн, я разлил кока-колу по большим пластиковым стаканчикам. Настя внимательно с любопытством наблюдала за мной. Я достал горячий, раздутый, как шар, пакет из микроволновки, обжигая руки, бросил его на стол.
– Осторожно, Макс…
– Я сто раз так делал, – подбодрил я, раскрывая пакет, и столб горячего воздуха поднялся верх. – Вот теперь у нас будет настоящей киносеанс, – с восторгом произнес я, высыпая попкорн по картонным коробочкам.
Я задернул плотные шторы, и в комнате стало относительно темно, загоревшийся свет от проектора придал романтики. Настя сидит на кровати, скрестив ноги, в одной руке держит попкорн в другой холодный напиток и смотрит на все широкими искринками. Я настраиваю изображение и присоединяюсь к ней.
– Это так здорово, – радостно произнесла она. – Максим, о чем фильм?
– О чистой и красивой любви, – улыбнулся я, зазвучала мелодия, и приятный женский голос пел о времени, подобное реке, уносящий жизнь вперед. – Это старый фильм, но очень интересный.
Прикусывая губу, она с любознательностью наблюдает за жизнью советских школьников и их родителей.
– Смотри, какая восхитительная кнопка, – показываю я на главную героиню, кареглазую брюнеточку, – прямо как ты, только ты у меня рыженькая и гораздо симпатичнее.
На экране развивалась красивая любовь, конечно, с препятствиями родителей и некоторыми лишениями, но от этого их любовь не становилась меньше. Настя затаилась, пожевывая губы, она пристально наблюдала за любовью двух подростков. Даря мне скромный короткий взгляд, она понимала, что наши отношения очень похожи на их, и все вокруг нас пропитывается сопереживанием за эту милую пару, в то же время проводится параллель с нами. Отодвинув коробку с попкорном, она погружает пальцы в мою ладонь, с силой сжимая ее от страха за героя, который вот-вот упадет. Я любуюсь ею и одновременно хочу спрятать от всех переживаний. Влюбленные остались вместе, а час фильма прошел в одно мгновение.
– Максим, – с грустью произнесла Настя, в лучах света я увидел, как блестят слезы на удивительных глазах, – я тронута этой историей.
– «Вам и не снилось» название этой истории, а название моей, как заслужить любовь девушки из сна, – ухмыльнулся я, стараясь ее взбодрить.
В очередной раз, сам того не желая, я заставил свою любимую плакать. Я обнимаю ее, с нежностью прижимая к себе, и в рассеивающем пучке света на большом экране появился темный силуэт наших объятий.
– Ты так дорог мне, так нужен, я окончательно запуталась, – тихо шепчет она. – Фильм просто чудесный. Этот мальчик чем-то похож на тебя, такой же отчаянный, добрый и самоотверженный.
– Ты моя малышка, – носом касаюсь ее влажной щеки, – не плачь, родная.
– Я боюсь тебя любить…
– Любить не страшно, просто расслабься и люби. Ведь главное, что мы есть друг у друга, не думай о будущем, о даре, о родителях, которые каждые пятнадцать минут подходят к двери, чтобы проверить нас. Ты моя малышка, я тебя очень-очень люблю, – касаюсь я ее сухих губ, увлекая в поцелуй.
– Не уходи, включи еще фильм, но только не уходи, будь рядом, – шепчет она, сквозь нежность наших губ. Я с трудом призываю себя оторваться от сладкого, хорошеющего с каждым разом пьянящего поцелуя.
– Я включу фильм при условии, что ты не будешь плакать. Твои слезы убивают меня. Я стараюсь украсить твою жизнь, а ты постоянно плачешь.
– Максим, я… – она нехотя улыбнулась, – включи что-нибудь веселое.
Наша тень скрылась с экрана. Настя уютно расположилась на моем плече. Я провожу по пальчикам расслабленной ладони и включаю «Приключения Шурика», простую, классическую, не пошлую комедию. При появлении веселой музыки, Настя улыбнулась.
– В пятницу у папы день рождения, пойдешь со мной?
– Ты хочешь меня представить родителям?
– Конечно, очень…
– Э-э-э…
– Настя, справедливости ради, я знаком с твоими родителями.
– Но, Максим… э-это серьезный шаг…