После долгой паузы Николай медленно произнес:
– Значит, мать была права…
– Что ты имеешь в виду?
– Она считала, что Антон – мой ребенок. Все доставала меня, чтоб разобрался с тобой. А я говорил – глупости, разве ты могла бы скрыть это от меня!
– А как же Сергей Михайлович? – выкрикнул потрясенный Антон.
– А при чем тут Сергей Михайлович? – заинтересовался Николай с нарастающей агрессией.
– Антон решил, что его отец – Сережа.
– И давно он так решил? И с какого перепугу он это решил?
– Недавно. Ему сказал Вадим.
– Вадим?..
– Да. Когда Вадим сделал мне предложение, я сказала ему, что беременна, и он настоял на том, чтобы свадьбу ускорить, чтоб никто ни о чем не догадался.
– О чем не догадался?
– Я была беременна от тебя… Тот единственный раз, когда ты пришел ко мне искать утешения после очередной ссоры с Галей…
– Избавьте меня от этих ваших постельных подробностей!!! – взвизгнул Антон.
– А Сергей?..
– Я сказала Вадиму, что отец ребенка – Сережа.
– Почему?!
– Не знаю… Тогда мне казалось, что так будет лучше. Рано или поздно Вадим узнал бы, что у нас с тобой была… был… были отношения. Он мог думать, что я когда-нибудь решу их продолжить. Я не хотела давать лишний повод для ревности! Сказала, что с Сережей это была случайность, следствие выпитого… А еще – чтобы ты не узнал!
– А если бы узнал Сергей?
– Ну, не узнал же… Сказала бы, что это просто людские сплетни… Или что-нибудь еще придумала бы…
– И ты молчала все эти годы!
– Вот только давай без пафоса! Ты бы решил, что я таким способом захотела захомутать тебя, разбить твою семью! И как бы ты ко мне относился? И что бы у нас с тобой была за жизнь, если бы она вообще была? Ты не выносил никакого давления! Не надо тут разыгрывать негодование!
– Но мой сын рос с чужим человеком!
– Разве мало детей растет с чужими папами, вполне официально? Вадим – прекрасный отец и порядочный человек. Виновата во всем я. Да и виновата ли? Если б нам теперешний ум – да тогдашним! Впрочем, я не уверена, что и сейчас поступила бы по-другому. У тебя есть дочь, а у Вадима только Антон.
– А Антон? Что Антон-то думает про все – про это?
Мила переступила с ноги на ногу, под ногой хрустнула черт знает откуда взявшаяся ветка. В установившейся на миг в соседнем дворе тишине негромкий хруст прозвучал как оглушительный треск. Закон подлости!
– Вы?.. – несказанно удивилась Наталья Павловна появлению женщин, когда Николай распахнул калитку.
– У меня такое чувство, что эти тетки размножаются со страшной скоростью, – не преминул съерничать Антон. – Они – везде!
А Мила, осмелев от присутствия двух свидетелей, поперла на рожон.
– Николай Павлович, можно задать вам вопрос?
– Не сегодня! – рыкнул Николай Павлович. – Я же вам сказал, приводите своего архитектора! А сейчас я вас провожу!
– Нет, именно сегодня!
– Вам знакомо это колечко? – перехватила у Милы инициативу Люся, и, разжав кулачок, продемонстрировала полиэтиленовый кармашек. Когда они в ускоренном темпе покидали ставший вдруг негостеприимным дом Шурмановых, Мила колечко не забыла прихватить – ведь она за него отвечала! Коробочка же осталась на столе. По счастью, Люся в таких пакетиках на липучках хранила семена, и у нее нашелся свободный.
– К-к-как, – зазаикался Николай, и Люся поймала себя на том, что с языка у нее уже готов сорваться ответ, общеупотребительный на Заречной, да вовремя прикусила язык.
– Значит, знаком, – резюмировала она. – А нашли его там, куда вы его спрятали, только не мы нашли, а другой человек!
– Что вы тут несете? Что это за бред сивой кобылы? – возмущение Николая, однако, было неискренним, это почувствовали все.
– Да не кобылы, и не бред… Ведь это вы убили Сергея Бельцова, Николай Павлович! – проронила Мила.
– Да я вас!.. – прохрипел Чернов и замахнулся на женщин.
– Даже и не думайте! – озвучила Люся выплывшую откуда-то из глубин памяти фразу. – Вся улица видела, как мы к вам заходили!
Коля взревел диким зверем.
– Коля! – тонко заверещала Наташа и повисла у него на руке, а Антон обхватил Николая за плечи.
– А ну пошли отсюда, проныры! – ревел Коля, вырвавшись из некрепких объятий Антона и наступая на бедных подруг. – Я! Убил! Серегу! Ты слышишь, Натаха? Я! Убил! Серегу!
– Это не он! Это я убил! Я убил дядю Сережу!
Это истерически кричал Антон.
Перепуганные дамы уже мало что соображали, когда выкатились за калитку, а, выкатившись, едва не врезались в замершую в стойке с горящим взором и разинутым ртом Катю.
Интуиция непреодолимо позвала Катерину Ивановну в неурочный час сбегать в родной ЦДТ, хотя вроде бы и незачем было, и повела именно по той стороне улицы, где проживал Колька Чернов. И в который раз интуиция ее не подвела! Услышав за калиткой звуки скандала, Ивановна затормозила, а поскольку на любимовской лавочке уже никто не сидел и других любопытных глаз поблизости не наблюдалось, приникла к калитке.
– Не, – сказала Катя, – Колька мухи не убьет! Подраться – это да, за ним не заржавеет! А что, вообще, случилось-то?
– И вот, девочки, что теперь делать, ума не приложу? – маялась Мила. – Зайка, ты как считаешь?
– Звонить надо Бурлакову, – сказала законопослушная Катя, хотя спрашивали не ее. – Убийца гуляет на свободе! Антошка! Надо же! Я же говорила – гаденыш! Но не настолько же! Кто бы мог подумать!
– Почему – Бурлакову? Розыском людей кто-то другой у них занимается, – засомневалась Зоя.
– Но мы знакомы только с Бурлаковым! А потом, тут уже уголовщина, а не розыск пропавшего.
– Да, Антон четко и ясно сказал, что это он убил!
– Но, может, пусть его родители ломают над этим головы? Ведь, если он с повинной придет, наказание ему легче будет?
– А может, они захотят все утаить, а нас поубивают, как свидетелей? – вдруг с опозданием озаботилась Мила.
– Что ты мелешь! – рассердилась Люся. – Наташа похожа на убийцу?
– Николай очень похож. А сынок совсем не похож, а вот на тебе!..
Зазвонила «Нокия» Милы.
– Да, сказала Мила и, сделав большие глаза, нажала на кнопку громкой связи.
– Людмила Ивановна, это Шурманова… Я связалась с вашей родственницей…
– Родственницей?.
– Фаиной Андреевной, она дала мне ваш телефон… Вы уже позвонили в полицию?
– Мы как раз обсуждаем этот вопрос!
– Умоляю вас подождать до завтра! Мы вам все объясним! Не волнуйтесь, никто никуда не сбежит! – и горько пошутила:
– Слишком многим пришлось бы бежать.
– А почему до завтра?
– Сегодня вечером прилетает мой муж из Челябинска, мы звонили ему. Он сказал, что ему тоже крайне необходимо здесь присутствовать. Ему есть что сказать, очень важное! Приходите с подругами прямо с утра, скажем, к десяти к Николаю Павловичу.
– Ну, уж нет! – Мила сообразила, что Зайка в больнице, а ей завтра встречать Игоря Николаевича. Не посылать же Люсю одну прямо в лапы убийц! – Завтра мы не можем!
– Прошу вас! Время дорого!
– Хорошо, – поколебавшись, решила Мила. – Мы что-нибудь придумаем. Но без представителя закона мы не придем! Мы боимся!
– Да нечего бояться… – тяжко вздохнула Наташа. – Все, что могло случиться плохого, уже случилось… Но ведь у вас же есть кто-то знакомый в полиции?
– Да какой там знакомый!.. А вы откуда знаете?.
– Мне сказала Екатерина Ивановна… – (подруги с укором воззрились на Катю, мол, на два фронта работаешь!). – И Любимовы… Я вас очень прошу, убедите его присутствовать как-нибудь так… без громкого задержания… Антон никуда не денется… Пусть это будет явка с повинной, но при свидетелях, пусть все произойдет при нас… Может, это как-то смягчит наказание! Я умоляю вас! – в трубке раздались рыдания.
За последнее время уже вторая мать умоляла подруг о милосердии, но как разнились ситуации, в которые попали их чада! И как тут откажешь, хотя бы это и грозило уголовным наказанием за сокрытие фактов!
– Но ведь речь идет об убийстве! Не лучше ли вам самим?..
– Сергей жив!
Питерский поезд, которым приезжал Игорь Николаевич, прибывал в Астрахань в 7-30, да от астраханского железнодорожного вокзала до Артюховска на маршрутке – еще два часа. Раньше десяти утра столичный гость не появится, да и не потащишь же его прямо с поезда на криминальную разборку – он-то тут вообще ни при чем! Зайка в больнице, а Мила в этой истории играла первую скрипку. И выходило, что Милке нужно быть как раз в это время у Чернова, да еще и обеспечить каким-то образом явку Бурлакова, частным, так сказать, образом.
– Можно подумать, мы с ним за одной партой десять лет просидели, – злилась Мила. – Вот уж мне головная боль!
– А это плата за милосердие, – пожала плечами Люся.
– Вот паскудство! – выругалась Мила, ни к кому конкретно не адресуясь. Может, к судьбе. Или просто констатировала факт.
Люсе выпало встречать питерского гостя, обихаживать и развлекать, пока Милка не вернется, и она тоже злилась.
– А мне нужна вот эта головная боль?
– Ты приветствовала его приезд, – смиренно заметила Зоя.
Людмила Ивановна злилась еще и потому, что оставалась без тыла – своих подруг. Как хорошо, что судьба в нужный момент послала им Катю, все же хоть какая-то поддержка. Но без Бурлакова она туда не пойдет, однозначно! Костьми ляжет!
…Что уж там молола Людмила Ивановна, она и сама плохо помнила, но туману напустила и заинтриговала следователя чрезвычайно. Бурлаков пришел не один, но сопровождали его не бравые ребята в камуфляже, а участковый Салимгареев и его стажер, который, как оказалось, был вовсе даже начальником отделения по розыску пропавших, старшим лейтенантом Романцовым. Мила почувствовала себя в полной безопасности. Она поглядывала исподтишка на присутствующих, рассаженных хозяином в самой просторной комнате – зале, ощущала царящую в комнате нервозность, и, хоть и сама нервничала, успела подумать: «Как у Агаты Кристи – собрались все свидетели преступления, и сейчас хитроумный сыщик железной логикой изобличит преступника. Вот только преступник будет изобличать себя сам, а сыщикам останется только под белы руки препроводить его в кутузку!
На лицах всех участников драмы видны были следы бессонной ночи.
– Ну что ж, – начал Бурлаков. – У нас не слишком много времени!
Вскочили, как по команде, Антон и Вадим Чумаченко.
«Интересный какой, – не могла не отметить Мила. – Чернов ему и в подметки не годится! И что нам, дурам-бабам, надо?».
– Сядь, Антон! – властно сказал отец. – Говорить буду я.
– Нет, папа! Все с меня началось. Я и начну.
Антон обожал отца. Он страдал от того, что родители живут врозь, хотя мать никогда не запрещала ему общаться с отцом. Больше времени он проводил в доме отца и бабушки Оли, чем в доме вечно пропадавшей в школе матери и бабушки Лены, которая, кстати, тоже частенько навещала сватью-подругу и любимого зятя в бывшем своем доме. Как-то вдруг оказалось, что почти все его вещички постепенно перекочевали из квартиры на Степана Разина в дом на Заречной. А потом Антон перетащил и оставшиеся, и стал навещать уже мать и бабушку Лену.
Эта ли непростая семейная ситуация, отцовские ли гены, как теперь выяснилось, Николая Чернова, а не Вадима Чумаченко, определили характер Антона – взрывной, нетерпимый. Был Антон острым на язык, за словом в карман не лез, частенько доставал учителей и не одна драка вспыхивала по его зачину. Может, и с женой не ужились поэтому? Когда женился, привел жену в отцовский дом: четыре просторных комнаты, неутомимая бабушка Оля начала прихварывать, отец в вечных разъездах – налаживал очередной бизнес, а может, и личную жизнь, кто бы его осудил?. И так полжизни пояс верности проносил!
Семейная жизнь не складывалась, у жены тоже оказался взрывной, нетерпимый характер, да и ленива была по части домоводства. Не осуществилась надежда бабушки Оли на то, что в дом пришла ей помощница. А может, главной причиной было то, что незримо стояла между молодыми супругами малолетка Лизка, которая к тому времени уже не была малолеткой, и о которой жена, конечно, знала – за женой не в тридевятое царство ездил, свою, местную взял.
Словом, похоронив бабушку и разведясь с женой, Антон чаще запохаживал по старому адресу – в материнский дом, хотя, как выяснилось, у Лизы уже имелся в наличии сердечный друг – Никита Мирюгин. Первый, упреждающий, разговор с ним на предмет – «отвянь от Лизки», как говорится, не был конструктивным и ничего не дал. Никитка был нагл и беседу вел с ухмылкой на симпатичной морде. Антон не терял надежды переломить ситуацию в свою пользу – помнил времена, когда пацанка-Лизка поедала его глазищами – и продолжал осаду, хотя несостоявшаяся мисс отшивала его как могла.
Однажды, выйдя под вечер из Лизиного подъезда в весьма и весьма раздраженном состоянии (девушка категорически отказалась встречать вместе майские праздники на природе), Антон узрел входящего в его собственный подъезд Сергея Михайловича Бельцова.
– Ах ты ж, пес смердящий! – злобно выругался парень. – Шестой десяток того и гляди закроешь, а туда же – амуры! Правду, видно, мне говорили, что и мамаша к нему иногда ныряет. Детская дружба у них, видите ли! Я тебе покажу дружбу!
До сих пор в душе вполне взрослого парня теплилась детская мечта, что родители на старости лет образумятся и станут доживать вместе, и у его с Лизкой детей будут нормальные, живущие одной семьей бабушка с дедушкой.
Антон присел на корточки за кустами желтой акации, так чтобы видна была дверь подъезда, поскольку из беседки доносился дружный ржач – резвились тинейджеры, а его конкретно одолела мизантропия. Ждать пришлось долго, что не охлаждало буйную голову, напротив, Антон бесился все больше. Наконец, когда уже начинало темнеть, вышел дядя Сережа и не торопясь пошагал по улице. Он прошел мимо остановки, не стал ждать маршрутку.
– Моцион совершает, – продолжал злобствовать про себя Антон. – Здоровый образ жизни! Два века жить собирается!
Он шел за Сергеем не прячась – тому и в голову не могло прийти, что за ним следят. Антон ускорил шаг, когда Сергей начал отпирать калитку, и подбежал, когда тот, войдя во двор, стал запирать ее.
– Дядя Сережа! – позвал негромко.
Ключ провернулся в обратную сторону, калитка распахнулась.
– Тошка? – удивился Сергей Михайлович. – Ты чего? Случилось что?
– Поговорить надо!
– Заходи!
В доме было чистенько, не как у него. Прошли в кухню.
– Чай будешь?
– А покрепче? – ухмыльнулся Антон.
Сергей Михайлович издевки не уловил, пожал плечами, вытащил из холодильника початую бутылку водки, колбасу, хлеб, редиску. Пока накрывал на стол, гость оглядывался, заметил на маленьком столике позади себя разложенную рыболовецкую снасть: мотки лески, крючки в баночке, тюбик с мазью-прикормкой, свинцовые грузила и большущую ржавую шайбу.
– На рыбалку собираетесь?
– Да, хочу сбегать пораньше, напоследок. Завтра уезжаю.
– А шайба?.. – показал пальцем себе за спину.
– Столько зацепов в этом году, как никогда! Снасти пооборвал больше, чем рыбы поймал. С каждым годом все хуже, загажена Волга. А грузил не укупишься, прямо как золотые! Вот, ребята на берегу шайбу дали, закину напоследок, может, повезет.
– А улов-то куда? Уезжаете ведь!
– Да хоть тебе! Матери отнесешь…
– Дядя Сережа, – набычился Антон, – вы мою мать оставьте в покое! Нечего вокруг нее круги нарезать!
– Почему?
– Может, у них с отцом еще все сложится!
Сергей взглянул внимательно.
– Ну, давай по одной, за встречу! Раз уж пришел.
Выпили.
Как раз сегодня он решился на серьезный разговор с Наташей, прояснить, так сказать, ситуацию. Преподнес обручальное кольцо – старинное, бабкино. Ждало оно своего часа в полиэтиленовом пакетике-кармашке. О красивой коробочке заранее не побеспокоился, все же темный он был мужик в плане церемоний и условностей, мелочей и тонкостей, которые так милы женщинам. В последний момент сообразил, да поздновато. Может, и помогла бы красивая коробочка, но, наверно, вряд ли…
– То, что у твоих матери с отцом не сложилось, – не я тому виной. Мать сколько лет одна? Теперь и я один… А мы с ней с детства…
– Знаю-знаю! Детская дружба! Дядя Коля вон тоже теперь один! А у него – юношеская любовь! Может, он тоже?..
– Сергей крякнул.
– Давай еще по одной.
Выпили.
– Ты уже мальчик большой, сам в мужьях побывал. Чего ж не пожилось?
– А это не ваше дело! – взвился Антон. – Какое право вы имеете лезть в мою жизнь?
– А в мою жизнь, значит, ты имеешь право лезть? В гости вот пришел… Не помню, чтобы я тебя приглашал.
– Мне ваша жизнь приболела! Меня волнует жизнь моих родителей! Мой отец тоже много лет один! Все ждет! Налейте!
Налили. Выпили.
Сергей тоже был в раздражении, но сдерживался. Наташа отказала окончательно и бесповоротно, хотя была предельно деликатна. И колечко взять не захотела, просто так, на память. Так и лежит в кармане ветровки. Но не будет же он посвящать в свои сердечные неприятности этого зарвавшегося молокососа.
– Ты смотри, что получается, – не успокаивался Антон. – Три одиночества вокруг одной моей мамани! Вот это успех! Говорят, старый конь борозды не испортит, а тут такая ситуация, что старая кобыла…
Договорить он не успел, потому как улетел со стула на пол от мощной оплеухи. Еще тяжела была ручка у дяди Сережи! Шахтер!
В следующий момент, Антон не помнил как, в руке у него оказалась тяжелая ржавая шайба.
– Убью! – просипел он.
В последний миг увидел в глазах Сергея растерянность ли, удивление – и опустил шайбу на голову хозяина.
Встал Вадим Чумаченко.
– Все, сядь! Дальше я.
…Звонок сына раздался примерно в десять. Антон истерически кричал в трубку, и крик его был еще страшнее оттого, что кричал он тихим, полузадушенным голосом.
– Папа! Я убил дядю Сережу!
– Ты что мелешь! Ты пьян? Какого дядю Сережу? Ты где?
– Я не пьян! Немножко! Бельцова! Он в крови и не дышит! Я у него дома!
– Сиди тихо… Я сейчас приеду.
Вадим заметался по комнате. Схватил плед с дивана – надо же будет укутать труп! Схватил аптечку – а вдруг он жив!!! Вспомнил – аптечка есть в машине, вытряхнул из коробочки пластинку снотворного – Антону надо будет сразу выпоить пару-тройку таблеток, нет, лучше дать ему пару таблеток глицина, снотворное подействует не сразу. Когда он потом прокручивал события той страшной ночи, то удивлялся, что ни разу не мелькнула у него в голове мысль о полиции, только о том, как защитить своего непутевого великовозрастного ребенка. Он не думал о степени его вины, это потом, сначала – спасти, защитить!
Машину оставил за углом, нечего рисоваться, хоть и ночь.
Картина, представшая перед ним, на первый взгляд не казалась страшной, разыгравшееся воображение рисовало Вадиму картины гораздо более страшные. На столе – недопитая бутылка водки, нехитрая снедь, чуть поодаль стола на полу – мужик в неловкой позе: перебрал, встал из-за стола да и брякнулся, ноги не удержали. Крови особой не было, как кричал сын, он только потом увидел окровавленную голову Сергея и ржавую шайбу в крови рядом.
Пульс прощупывался, и у Вадима гора с плеч свалилась.
– Папа, он жив? Надо его… он меня посадит! Мне нельзя в тюрьму, вся жизнь под откос пойдет! – Антона сотрясала дрожь.
– Ты соображаешь, что плетешь?! Она уже пошла! И наша с матерью тоже! Ты зачем сюда приперся?
– Он к матери клинья подбивал, жених хренов! Я разобраться хотел.
– Тебе – то что? Разобрался!
– Я из-за тебя!
– А я тебя просил? – бушующую в душе Вадима злость погасила волна жалости и нежности.
– Он на рыбалку утром собирался, пошел и не вернулся, мало ли драк на берегу случается! Кинули в воду, и все!..
– Заткнись! Идиот!
Перетащили Сергея на расстеленный плед, он слабо застонал. Заставил выпить Антона три таблетки успокоительного. Пока замывал кровь, прибирал – послал сына проверить, заперта ли калитка между дворами, если нет – запереть, что у них там, крючок или задвижка…
– Да тише там, дома Черновы, наверно!
У Черновых было темно, а собаки у них не было уже давно. Наверное, Николай ушел на суточное дежурство. Возвратившийся Антон опять завел волынку насчет того, чтобы Сергея бросить в Волгу.
– Я не привык людей убивать! Не приходилось, слава богу!
– Зачем я тебя позвал! Лучше бы сам!
– Но позвал же! И как ты собираешься жить с этим дальше?
– Долго и счастливо! – не удержался, съерничал Антон.
– Ах, ты ж, паскудник! – печально сказал Вадим. – Помимо прочего – Сергей Михайлович Бельцов – твой отец.
Тело они перетащили в машину, уложили на заднее сиденье. Сергей опять застонал. Пока Антон подгонял «Ладу», Вадим растворил оставшееся снотворное в литровом термосе. Оглядев напоследок комнату, погасили свет, закрыли на ключ входную дверь, калитку.
– Ключи и телефон выбрось в Волгу. Иди домой и ложись спать. Да, – вспомнил, – вернись во двор и отопри калитку к Черновым! Забудь все, тебе все приснилось. Ты понял?
– А ты?..
Снотворное начинало действовать, Антон еле ворочал языком.
– Я сказал, забудь все!
Машина скрылась в темноте.
… Вадим гнал «Ладу» по волгоградской трассе всю ночь. Едва отъехав от Артюховска, съехал с трассы в первую же выплывшую из темноты лесополосу, включил свет в салоне и обработал рану на голове Бельцова перекисью из аптечки, забинтовал, как мог. Когда Сергей начинал слабо стонать, останавливался, вливал ему в рот несколько глотков пойла из термоса. Подложил под голову подушку, укрыл пледом – спит пассажир. Судьба была к нему милостива – ни на одном посту его не остановили. На рассвете въехал в небольшой городок Камышовск, ему приходилось там бывать по своим предпринимательским делам. Доехал до первой автобусной остановки, вышел из машины, зорко огляделся – начинало светать, городок еще спал. Вытащил беспомощное неподъемное тело, уложил на лавку под навесом, покрутил головой в поисках таблички с названием улицы – еле разобрал. Затем немного поколесил в поисках таксофона. Слава богу, он работал. Позвонил в скорую.
– На улице Коломенской, где дом 73, на автобусной остановке, лежит человек без сознания, с перебинтованной головой. Я проезжал мимо. Нет, ждать вас не могу, у меня нет времени. Мои данные вам ни к чему, я живу в другом городе, здесь транзитом. Всего доброго.
Отъехал за угол, дождался приезда кареты скорой помощи и проследовал за ней на приличном расстоянии – во вторую городскую больницу транспортировали Сергея. Затем день кантовался, ездил по городу, поздно вечером на какой-то улочке-тупичке под названием Узенькая решил передохнуть: привлекло безлюдье. Домишки здесь тянулись только по одной стороне улицы, на другой стороне дружно взошел камыш. Прилег головой на руль – и провалился в сон, как в пропасть: изнемог от пережитого.
Утром явился в приемный покой больницы, сказал, что пропал родственник – Молчанов Алексей Петрович. В скорой ему, якобы, сообщили, что похожий по описанию мужчина был вчера доставлен бригадой скорой помощи к ним, во вторую городскую. Помятый вид Вадима вполне соответствовал легенде: человек ночь не спал, обзванивал морги и больницы.
– Да, действительно, вчера поступил к нам по скорой неизвестный мужчина с черепно-мозговой травмой. Сегодня пришел в себя, состояние средней тяжести, но он ничего не помнит. Вы подождите, я сейчас позвоню в нейрохирургию, к вам выйдет доктор. Возможно, это ваш родственник!
– Спасибо! Я пока выйду покурю.
Вадим вышел, сел в машину и погнал – скорее, скорее прочь отсюда! Главное – жив!
– Вот и все, – сказал он.
– Знаете, – сказала Людмила Ивановна в тишине, пронизывая ненавидящим взглядом Вадима, – есть такие сердобольные люди, которым доброе сердце не позволяет топить новорожденных котят. Они их потом выбрасывают на улицу умирать самим. Но рук не замарали.
– У вас есть дети? – вскинулся Вадим.
– Есть. Дело не в этом. Вы заигрались в хорошего отца. У вас сформировался комплекс – вы всю жизнь доказывали себе и другим, что вы хороший отец. Настоящий отец! И, спасая, как вы считали, сына, докатились до преступления.
Три мента взглянули на Людмилу Ивановну с уважением.
– Ну, что ж! – сказал следователь Бурлаков. – Пожалуй, картина ясна.
– Нет, – встал Николай Чернов. – Не совсем. У меня есть чем дополнить.
В ту ночь Николай не был на дежурстве. После громкого скандала с женой, в процессе которого он снова не сдержался и засветил ей в глаз (хорошо, хоть мать лежала в больнице), Коля думал горькую думу. Что делать, что делать?! Сама не уходит – ни к дочери, ни к Костику своему, видно, не слишком зовет, только на расслабон. Разводиться – значит, продавать родительское гнездо и делиться как-то. Это матери на старости-то лет подарочек! И так ей всю жизнь отравили своими скандалами да разборками. А ведь любил ее когда-то, и женился-то по любви. Познакомился в увольнении на втором году службы и враз забыл свою Натаху, как морок навела, стерва сибирская. Конечно, характер у него не сахар, но и такой вздорной, стервозной бабенки, как Галка, еще поискать. Он был в курсе, что на Заречной жену его за глаза звали полудурком – вроде и не круглая дура, но и умной не назовешь.
Взял спиннинг, пошел на Волгу – не рыбачить, душу лечить. Там рыбаки его и «полечили» – пивком да водочкой. Пришел домой засветло и завалился в кровать. Проснулся – ночь. Вышел на крылечко покурить, вроде у соседа движуха какая-то во дворе. Ткнулся в калитку к Сереге – надо же, заперто! Это с каких же пор он стал запирать калитку между их дворами, как, впрочем, и Черновы! Может, бабенку какую надыбал да привел «попрощаться» перед отъездом? Зашел в дом, но спать уже не хотелось. Попил водички и опять вышел на крыльцо воздухом подышать.
У соседского двора заурчал мотор легковушки. Коля загасил сигарету, пошел к уличной калитке, когда открыл – увидел в свете фонарей исчезавшую за углом красную «Ладу-приору».
– «Вроде чумаченковская, – подумал, – с чего бы Вадьке к Сереге приезжать? Да он, вроде бы, в отъезде… Может, Тошка? А ему что за надобность? Никогда они дружбы не водили… Ладно, пойду пошарю по «ящику», может, детектив покажут».
Выспавшись днем, ночь проканителился, встал поздно. Сунулся к Сереге – дом заперт, тишина. И только спустя какое-то время вспомнил, что ночью калитка была заперта. Не стал Сергей друга беспокоить, уехал.
Когда и через неделю Серега не подал о себе вестей, Николай затревожился. Телефон Бельцова молчал. Как-то Коля, который все кружил вокруг дома, в задумчивости прошел по кирпичной дорожке до калитки не к их общему забору, а к уличной. Между двумя выщербленными кирпичами он заметил маленький кусочек полиэтилена, который оказался пакетиком, а в пакетике – обручальное кольцо. Его когда-то подарила Сергею бабка Лиза, с себя сняла. Находка стала толчком, породила множество мыслей. Он пытался увязывать концы с концами, но не находил этих концов.
Куда подевался Серега? Почему в ту последнюю ночь его пребывания в Артюховске здесь была машина Чумаченко? Не привиделась же она ему? А может, и не Чумаченко, мало их, красных? А может, она и не красная была! И он теперь точно помнил, что, когда он ночью сунулся к Бельцову, калитка была заперта, а на другой день он, как обычно, спокойно ее открыл. Вспомнил, как ему почудился какой-то шум во дворе… Почему кольцо, которое, как он знал, Серега хранил в шкатулке с нитками, валялось во дворе, у калитки, хоть и в пакетике? Выводы, которые напрашивались, были уж слишком невероятными. Вадька убил Серегу? Но зачем? Тем более – Антон? Или Сергей что-то скрывал от него? И как можно было убить Серегу, здорового, крепкого мужика, без шума? Или они его как-то выманили и увезли куда-то? Но зачем, зачем? Столько лет жили на одной улице, не дружили, но и не враждовали… Мало ли что у кого было в юности, никто же никого не убивает! Бред какой-то!
Он собрался было к Наталье, но раздумал: что он ей скажет? Видел их машину? Но их ли? Он прожил свою жизнь с непреходящим чувством вины перед ней, а теперь еще и эту вину на себя взвалить? Как бы то ни было, что случилось с Серегой, то случилось, уже ничего не поправишь. Лучше он будет жить теперь и с чувством вины перед пропавшим другом, чем, не дай бог, возведет напраслину на близких людей Наташи. И тем опять осложнит ей жизнь. На том и порешил, и стал жить дальше, с отравленной душой. Но письмо бывшей жене написал. А кольцо в пакетике, подумав крепко, спрятал под львиную лапу, у них с детства там был тайничок. Кто его знает…
– «Бойся равнодушных…», – опять влезла Людмила Ивановна, и сама себе удивилась: цитировать литературных классиков было прерогативой Зайки, но ее сейчас здесь не было.
– Что? – повернулся к ней следователь Бурлаков.
– Это я так… вспомнила. Это слова чешского писателя Юлиуса Фучика. Не бойся врагов – в худшем случае, они могут убить тебя, не бойся друзей – в худшем случае, они могут предать тебя. Бойся равнодушных… А в нашем случае – и предательство, и равнодушие друзей.
– Я тоже спасал сына своей подруги. И ее покой! По своему разумению…
– А что ж вас сейчас прорвало? – с издевкой спросил Романцов. – Совесть от летаргии очнулась? Или жареным запахло?
– Я же к вам приходил, расспрашивал! – с упреком сказал Салимгареев.
Чернов молчал, сидел сгорбившись, низко опустив седую голову.