– Отдай мои деньги, укушу!
Ходжа едва успел увернуться, как крепкие зубы кази клацнули возле его ноги. Кази развернулся и, продолжая стоять на четвереньках, обвел собравшихся в доме людей недобрым взглядом.
– Покусаю, всех покусаю! – предупредил он.
– Совсем озверел, шакал паршивый, – покачал головой Икрам.
– Сам шакал! – огрызнулся кази. – Я пес! Покусаю.
– Да-а, – только и сказал ходжа. – Был у вас судья хитрой лисой, а стал бешеной собакой. Идемте, друзья, пока он не исполнил того, что обещает.
Ходжа быстро вытолкал всех за двери и закрыл их, просунув в железные ручки, сделанные в виде широких колец, прислоненные к стене грабли. Шарифбек скребся в двери с той стороны, скулил, створки ходили ходуном, но выбраться кази не мог.
А когда люди отошли от дома, из его окон вдруг раздался душераздирающий визг и крики слуги:
– Ай, почтеннейший Шарифбек, вы что, с ума спятили?! Это же я, ваш слуга!
– Укушу!
– Но за что, что я такого сделал? Ай! Ах, ты так! Ну, держись проклятая собака! Ой! Помогите-е!!!
Слуга вывалился в распахнутое окно и задал деру, петляя меж кустов, и в доме все стихло. В двери больше никто не ломился.
– Вот что делают деньги с человеком, – назидательно произнес ходжа, и все с ним согласились. Да и трудно было не согласиться, особенно когда все видишь собственными глазами.
Весть о том, что кази тронулся умом, а все, что имел бай Зариф, ходжа разделил меж бедняков, быстро распространилась по селению. Перепуганные богачи притихли. Да и было отчего: отколоченный мулла изгнан с позором, Зариф долбит в горах камень, а кази сошел с ума. Никому не хотелось стать следующей жертвой Насреддина.
Между тем раздел имущества Зарифа был завершен, на что понадобилось ни много ни мало три дня. И так много оказалось в селении бедняков, что на каждого пришлось всего по жалких десяти монет, но и они стали для всех огромной радостью. Особенно радовались дехкане, которые наконец избавились от гнета жадного бая – теперь поля принадлежали им, и не нужно было за них никому платить и ни на кого батрачить.
Однако радовались не все – Саид был печален и не находил от волнения себе места: труппа канатоходцев вот-вот должна была покинуть селение, и Саид не знал, как ему поступить. Волновалась и девушка, которой, невзирая на мнение отца, молодой человек пришелся по душе – мягкий и добрый, он вошел в ее жизнь внезапно и запал в сердце, не желая его покидать. Они встречались тайком, в укромных местах, чтобы ненароком не прознал отец. В тот раз они встретились в саду друга ходжи, который очень доброжелательно относился к Саиду, частенько помогавшему ухаживать за садом.
– О Саид, мы слишком часто видимся с тобой. Боюсь, отец уже подозревает что-то.
Гульнора прильнула к молодому человеку. Тот нежно приобнял ее за плечо и прижал к себе.
– Не догадается, – однако особой уверенности в голосе Саида не слышалось.
– Он не понимает, зачем мне в день по несколько раз ходить по лавкам смотреть товары, которые мы не можем позволить себе купить. А если он проследил за нами и вот-вот будет здесь?
– Не бойся, хозяин сада обязательно предупредит нас, если что-нибудь пойдет не так – он мой друг и к тому же большой друг ходжи. – Саид протянул руку к ветке и сорвал спелое яблоко. – На, поешь лучше, оно сладкое.
– Саид, но это неудобно. – Гульнора отстранила руку Саида с протянутым ей спелым плодом. – Нужно было сначала спросить хозяина.
– Разве от одного яблока убудет? Тем более, Ибрагим сам всех угощает яблоками – ему не жаль. Посмотри, как их много уродилось в этом году! – Саид повел рукой. Гульнора проследила взглядом за ней.
Сад был не очень велик, но ухожен и красив. Деревьев было так много, что вдали они сливались белеными стволами в сплошную стену, за которой даже не был виден забор. Упругие ветви деревьев сгибались под тяжестью крупных, налитых соком яблок. Гульнора перевела взгляд на крону дерева, под которым стояли они с Саидом. Сквозь листву, едва колышимую слабым ветерком, проникали яркие лучи солнца, скача солнечными зайчиками по лицу девушки. Гульнора прищурилась, смешно наморщив носик, и улыбнулась.
– Ты чего? – спросил Саид.
– Да так. Люблю смотреть сквозь листву на небо, особенно когда по нему плывут легкие облачка. Если долго смотреть, начинает казаться, что листья покрываются белым серебристым пухом.
– Глупости все это, – отмахнулся Саид. – Держи яблоко.
– Ничего не глупости.
Гульнора повертела в руке яблоко, примериваясь, откуда лучше откусить, потом осторожно надкусила нежную тонкую шкурку белоснежными зубами. Яблочный сок брызнул, оставшись на нежных губах девушки жемчужными каплями. Как хотелось Саиду ощутить их вкус и нежное тепло. Неужели им никогда не суждено быть вместе?
– Ты почему на меня так смотришь?
– Ты красивая.
– Дурак! – смутилась Гульнора, отворачивая лицо.
– Нет, правда!
– И что, глазеть теперь не переставая?
– А для чего же еще создана красота? Неужели не для того, чтобы ей любовались и наслаждались?
Гульнора смотрела в сторону, смущенно перекатывая во рту сладкую яблочную мякоть.
– Скажи, а ты действительно меня любишь? – наконец спросила она едва слышно.
– Разве ты сомневаешься?
– Тогда скажи мне это, – голос девушки упал до шепота эхо.
– Я люблю тебя, – подражая ей, прошептал Саид.
– А почему так тихо?
– Но ты ведь тоже говоришь шепотом!
– А можешь сказать громче? – Гульнора скосила глаза на Саида. В них молодому человеку почудились смешливые, немного задорные огоньки.
– Я могу крикнуть на весь свет! – Саид вскинул руки, протягивая их к небу, и уже приготовился исполнить свое обещание, но Гульнора обхватила его руками и прижалась к груди молодого человека.
– Ой, Саид, я тебя очень прошу: не надо кричать.
– А что такое? – Саид опустил руки.
– Не надо.
– Ты боишься, что кто-нибудь может услышать? Глупенькая. Пусть все слышат! Разве мы должны чего-то бояться? Ходжа говорит, что ничего не надо бояться, особенно когда не делаешь ничего плохого.
– А кто такой ходжа?
– О, это такой человек, такой!..
– Он твой друг? – Гульнора отстранилась от Саида, прижавшись спиной к узкому шершавому стволу дерева, и скрестила ноги.
– Он мне больше чем друг! Он спас меня.
– Спас?
– Да, именно так. Он спас меня из пропасти, в которую я мог провалиться окончательно, протянул мне руку и вытянул меня на свет. И я ему благодарен за это.
– Ты падал в пропасть? – охнула Гульнора, приложив к губам ладонь.
– Очень глубокую и очень черную, – кивнул Саид. – Я говорю про свою прошлую жизнь.
– Ах, вон ты о чем! – наконец догадалась девушка. – Ты можешь не пугать меня?
– А разве та пропасть не так страшна, как другие, настоящие?
– Все пропасти плохи. Но давай уже поговорим о чем-нибудь другом. Как зовут твоего ходжу.
– О, у него очень звонкое имя – Насреддин, и от него, словно от грохота барабанов, разбегаются жадные богатеи, проходимцы, воры и убийцы.
– Опять шутишь? – покачала головой девушка.
– Нисколько – это чистая правда. Разве ты никогда не слыхала о Насреддине, заступнике бедных и обездоленных?
– Ни разу. Он наверно молод, силен, статен и красив.
– Увы, нет, – улыбнулся Саид. – Он старик.
– Старик? – не поверила ушам Гульнора. – Но я думала, ты говорил о каком-нибудь славном батыре.
– Стати в нем и вправду не особо, но красота его в широкой душе, а сила заключена в мудрости. Да, да, не смейся! Я сам был свидетелем тому, как он изгнал из селения гнусного муллу, показал, где раки зимуют, кровопийце баю Зарифу, и еще избавил людей от одного вора, превратив его в порядочного человека.
– Ты не шутишь? Разве под силу подобное старику?
– Поверь, Зарифу и мулле сейчас вовсе не до шуток, – рассмеялся Саид. – Когда ходжа что-то обещает, он это делает. И потому я так уверен, что у нас с тобой будет все отлично, ведь Насреддин обещал!
– Правда? – щеки девушки порозовели. Она все еще боялась поверить своему счастью. Ведь если ходжа и вправду такой могущественный человек, то что ему стоит соединить два любящих сердца.
– Не сомневайся, он может все и даже больше!
– Кхе!
Саид порывисто обернулся.
– Ох, ходжа. Вы здесь? – смутился Саид.
– Ой! – Гульнора поспешно прикрыла лицо вуалью.
– Успокойся. Девушкам не стоит меня бояться, и не слушай этого несносного болтуна, чей язык без остановки плетет всякие нелепости. Да, я кое-что могу, но не более, чем другие, поверь уж мне. А теперь прости, я должен украсть у тебя на время Саида – он мне позарез нужен.
– Вы давно тут? – Саид явно ощущал себя не в своей тарелке под грозным взглядом Насреддина.
– Достаточно, чтобы наслушаться всяких глупостей о себе. Идем же! А ты, девушка, поспеши к отцу. Я думаю, вам следует кое-что обсудить с ним.
– С моим отцом?
Длинные густые ресницы девушки вспорхнули, затрепетав, а глаза стали большими и еще более потемнели.
– Да, именно с ним.
И, больше не говоря ни слова, ходжа взял под руку упирающегося Саида и потянул за собой. Тот только и успел, что послать девушке воздушный поцелуй.
– Что происходит, ходжа? – спросил Саид, все оглядываясь назад, но хрупкая девичья фигурка, мелькнув меж стволов деревьев, окончательно пропала из виду.
– А почему ты решил, будто что-то происходит? – ответил ходжа вопросом на вопрос.
– Но мы так быстро ушли. И куда вы меня ведете? – недоумевал Саид, следуя за Насреддином.
– Сейчас все узнаешь, о нетерпеливейший из юношей.
– Нет, правда?
– Зачем нужны слова, когда все можно увидеть собственными глазами.
– И почему вы сказали Гульноре, что ей нужно поговорить с отцом?
– Так надо!
Саид притих. Он не понимал, чего добивается Насреддин, а ходжа, не сказав более ни единого слова, провел Саида по улицам селения и вдруг остановился перед бывшим домом Зарифа.
– Входи, – сказал ходжа, толкая рукой калитку.
– Но зачем?
– Вот зачем! – Ходжа сунул в руку Саиду какую-то бумагу и подтолкнул в спину. – Входи, входи.
– Что это такое? – продолжал слабо сопротивляться Саид, вертя бумагу в руке. – Ходжа, скажите же, наконец! К тому же я не умею читать.
– Я думал, ты обо всем уже догадался: теперь у тебя есть свой дом!
– Что?! – глаза Саида едва не вылезли из орбит.
– Дом, он твой. Неужели ты ко всему прочему еще и плохо слышишь?
– О ходжа! – Саид медленно опустился на колени. – Я недостоин такого подарка.
– Встань сейчас же! – потянул его за руку ходжа. – И не вздумай еще раз так сделать, слышишь? Дом свободен, и почему бы ему не стать твоим, когда ты нуждаешься в нем. И все, закончим на этом. Да, чуть не забыл. – Ходжа сунул руку за пазуху и достал оттуда кошель. – Возьми, тут немного денег. Тебе нужно сделать ремонт, обустроиться на новом месте, купить нужный тебе инструмент. В общем, сам разберешься, не маленький.
– Но… – растроганный Саид не мог подобрать слов благодарности.
– Считай, это вам с Гульнорой мой свадебный подарок. Теперь, я уверен, все у вас будет как надо.
Саид страшно побледнел, черты его лица заострились.
– Ходжа, вы разговаривали с ее родителями?
– Я же обещал все уладить, – весело подмигнул Насреддин Саиду. – И, смотри не забудь пригласить на свадьбу!
Ходжа похлопал онемевшего Саида по плечу, развернулся и, чуть сутулясь, вышел со двора. Саид так и остался стоять с бледным лицом и широко распахнутыми глазами. А когда он развязал кошель и не смог удержать его от нахлынувших чувств, ему под ноги просыпалось не меньше двух тысяч динар.
Когда однажды ходжа сидел со своими друзьями в чайхане Саламата, к ним приблизился богато одетый незнакомец.
– Доброго вам дня, – сказал он, и все поздоровались в ответ.
– Я купец, прибыл к моему другу ростовщику Ахматбею, – сказал купец.
– Чего же ты хочешь, друг Ахматбея? – спросил Насреддин, опуская пиалу.
– Мне сказали, что здесь я могу найти носильщиков.
– А что нужно нести?
– Небольшой ящик. Видите ли, я прибыл с караваном и собирался остановиться у моего друга.
– Чем же ты заплатишь за работу?
– Мой товар очень ценен, – похвастался купец. – Я торгую тончайшим фарфором. Но это еще не все. Мне довелось бывать во многих странах и городах и общаться с мудрыми людьми. А мудрость – дорогой товар! Поэтому я готов заплатить за совсем несложную работу тремя очень мудрыми и оттого дорогими советами.
Двое носильщиков, что сидели в чайхане, сразу отказались – советами семью не прокормишь, но ходже стало любопытно, что такого может сказать хитрый купец.
– Я тоже собираю по свету мудрость и потому готов донести твой ящик.
– Отлично! – потер ладони купец. – Только смотри, старик: мой товар очень нежный и хрупкий!
– Да-да, я понимаю, – сказал ходжа, слезая с топчана. – Саид, пойдем.
– Конечно, ходжа! – Саида не пришлось упрашивать дважды.
Они с ходжой прошли за купцом к караван-сараю, у которого толпились еще нагруженные, усталые с дальней дороги мулы. Купец провел ходжу с Саидом к своему ящику, стоявшему на земле, и указал на него.
– Вот этот!
– Этот так этот, – пожал плечами Насреддин. – А ну-ка, помоги мне, Саид.
Вдвоем они подняли тяжелый ящик и понесли к дому менялы.
– Чего же ты молчишь, купец? – спросил Насреддин, когда они прошли треть пути. – Говори свой первый совет.
– Слушай же: если тебе скажут, что идти пешком лучше, чем ехать, то ты не верь этому!
– Действительно мудрый совет! – согласился ходжа, продолжая обливаться потом под тяжестью ящика, в котором что-то все время грохотало и позвякивало.
– Ходжа, зачем это вам? – шепотом спросил Саид.
– Молчи и неси, – ответил ходжа, продолжая путь.
Когда они прошли еще часть пути, и до дома менялы осталась треть, ходжа вновь обратился к купцу:
– Каков же твой второй совет?
– Если тебе скажут, что быть голодным приятнее, чем быть сытым, ты не верь этому! – важно произнес купец, и по его губам скользнула мимолетная ухмылка.
– Согласен, и это тоже очень мудрый совет.
Ходжа уже почти выбился из сил, когда они наконец дотащили тяжеленный ящик до калитки дома менялы.
Насреддин остановился и, переведя дух, сказал:
– Вот дом твоего дорогого друга. А теперь выкладывай нам свой третий совет.
– Слушай же! – повернулся к ним купец, подбоченившись. – Если тебе скажут, что на свете есть больший глупец, чем ты, то не верь этому!
– Ай-яй! – воскликнул ходжа и, выпустив из рук ящик, всплеснул ими. – Воистину это мудрейший из советов.
Ящик с грохотом рухнул на землю, звон посуды забил уши, а купец застыл истуканом, потеряв дар речи.
– Послушай же и мой мудрый совет, о чужестранец, – сказал тогда ходжа. – Если тебе скажут, что в твоем ящике осталась хотя бы одна целая чашка, то ты не верь этому!
– Но… как? Что? – опомнился купец, опускаясь на колени перед ящиком.
– А вот тебе и еще один совет, совершенно бесплатно: какова цена, такова и работа.
Ходжа развернулся и затопал обратно к чайхане. Саид, все время оглядываясь на причитающего купца, поспешил за ходжой.
– Стой, проклятый старик, – опомнился купец. – Стой, кому говорю! Ты мне за все заплатишь. О, мой товар! – но выбежавший на шум из калитки Ахматбей удержал купца.
– Молчи, о несчастный! – зашипел он. – Неужели тебе мало того, что ты уже потерял? Теперь ты хочешь потерять все?
– Почему? – не понял купец.
– Ты связался с Насреддином, будь он проклят во веки веков! – взмахнул руками Ахматбей.
– Так он… – выпучил глаза купец, указывая пальцем на удаляющегося старика.
– Да, да, проклятый Насреддин, чтоб его растерзали пустынные шакалы. Радуйся, что ты потерял так мало. Но зайди в дом, и я тебе обо всем поведаю. А ты – вон отсюда! – выпихнул меняла в калитку бедняка. – И чтобы я тебя больше не видел здесь, – погрозил он кулаком ему вслед.
– Но как же… – бедняк едва не плакал.
– Вон, я сказал! – прикрикнул на него Ахматбей и захлопнул калитку.
Бедняк повесил голову и поплелся прочь. Но ушел он недалеко, за поворотом улицы его перехватил ходжа.
– Скажи, что у тебя стряслось?
– Да ну, не хочу даже говорить, – только и отмахнулся бедняк. – Вы все равно ничем не сможете помочь.
– Как знать. Но для начала ты все-таки расскажи.
– А что рассказывать? Двадцать лет я копил деньги, откладывая по монетке на свадьбу дочери. Но поскольку дома хранить их я не решался, то обратился к Ахматбею. Он согласился держать их у себя и сказал, что надежнее места мне не найти, и даже обещал процент. А когда деньги мне понадобились, и я пришел, чтобы забрать их, меняла сказал, что ничего у меня не брал и потому возвращать не собирается.
– И ты не брал с него никакой расписки?
– Откуда я мог знать? Я плету корзины и ничего не знаю о том, как следует поступать с деньгами.
– Да-а, – призадумался ходжа, – дело крайне сложное.
– Я же говорил, – окончательно расстроился бедняк.
– Ну, да не беда. Думаю, все образуется, – подбодрил его Насреддин.
– Как образуется?
– Ты знаешь еще кого-нибудь, кто давал Ахматбею деньги на сохранение?
– Конечно. Таких, как я, остолопов, оказывается, много на свете. И думаю, их ждет та же участь, что и меня. Ведь, насколько я знаю, они тоже не брали расписок.
– Сделаем так: иди и приведи их всех сюда. Остальное я объясню, когда вы все соберетесь.
– Хорошо! – повеселел бедняк и бросился со всех ног прочь.
– Что вы задумали, ходжа? Меняла очень хитрый человек, даже хитрее кази.
– Главное, он жаден не меньше Шарифбека.
– Если не больше. Иначе как бы он умудрился скопить столько денег.
– Вот и отлично! В таком случаем все должно получиться. Нам срочно нужно достать несколько кошелей. Сбегай на базар и купи, а я подожду тебя здесь. Вот тебе деньги.
Ходжа отсчитал Саиду несколько монет, и тот убежал, а Насреддин принялся расхаживать вдоль улицы, дожидаясь возвращения одураченных менялой бедняков.
Те явились довольно нескоро – Саиду удалось обернуться гораздо быстрее.
– Вот ваши кошели, ходжа, – вручил Саид покупки ходже.
– Ага, хорошо.
Насреддин взял один из них, присел на корточки и начал наполнять его камешками, в изобилии валявшимся вдоль дороги. – Делай, как я.
– Но неужели вы собрались одурачить Ахматбея с помощью каких-то камешков?
– Именно, мой друг.
Ходжа наполнил один кошель, заткнул его за пояс, так, чтобы он был виден, и стал засыпать камешки горстями в следующий. Всего таким образом они с Саидом наполнили шесть мешочков, и если бы это были не камни, а деньги, то вышла бы внушительная сумма.
К тому времени, как ходжа разобрался с кошелями, подоспели и бедняки. Всего их было семь человек. Ходжа, чтобы не терять времени даром, быстро посвятил их в свой план и один направился к дому менялы.
Стук в калитку застал Ахматбея за едой, когда он со своим старым другом купцом, таким же пройдохой, как и он сам, обедали кабобом из нежнейшего мяса молодого барашка.
– Кого там еще принесло? – недовольно проворчал Ахматбей, облизывая пальцы и нехотя сползая с топчана. – Погоди, я сейчас. Верно, опять какой-нибудь оборванец пришел клянчить деньги.
Ахматбей обулся, прошел вразвалочку к калитке и отворил ее.
– Ходжа? – отшатнулся он в испуге, словно увидел перед собой кобру. – Что вам надо?
– У меня к вам очень важный разговор, дорогой Ахматбей, – сказал ходжа. – Можно войти?
– Нет, то есть, что я говорю. Конечно, входите, – меняла посторонился, пропуская во двор Насреддина.
– Понимаете, тут вот какое дело. Мне удалось скопить немного денег.
Ходжа продемонстрировал Ахматбею шесть пухлых кошелей, заткнутых за пояс, и вновь запахнул халат. При виде их у менялы округлились глаза, но он быстро взял себя в руки.
– Да, да, я слышал об этом, ходжа! – Ахматбей сложил руки на груди. – И вы хотели бы обменять деньги по выгодному курсу?
– Не совсем. Дело в том, что я собираюсь отбыть по неотложным делам месяца на три-четыре, но в дороге небезопасно, и мне бы вовсе не хотелось подвергать деньги такому риску.
– Ох, как вы правы, ходжа, – закивал Ахматбей. – Время сейчас неспокойное.
– Именно так. Поэтому я хотел бы оставить их вам на сохранение. Мне рекомендовали вас как честнейшего человека, – и ходжа с надеждой уставился в лицо меняле.
– О, не сомневайтесь, уважаемый ходжа! Ваши деньги будут у меня в полной безопасности до самого вашего возвращения.
– Очень хорошо. Но много ли вы берете за хранение?
– Не очень. Все зависит от суммы, которую вы хотите оставить. Сколько у вас денег?
– Пятнадцать тысяч! – шепотом произнес ходжа, косясь в сторону топчана, на котором сидел знакомый ему купец. Тот вытягивал шею из желания подслушать, о чем говорят меняла и Насреддин.
– Пятнадцать! – воскликнул Ахматбей.
– Да тише вы, уважаемый! – замахал на него руками ходжа, оглядываясь за спину. – Что если кто-нибудь услышит?
– Да, конечно, – перешел меняла на заговорщицкий шепот. – Значит, вы желали бы оставить мне на хранение э-э… все свои деньги?
– Это возможно?
– Конечно! О чем может быть речь. Но сумма большая, а вокруг сейчас так неспокойно. – Ахматбей втянул голову в плечи.
– Я понимаю. Так сколько же? – поторопил Насреддин.
– Десять динаров в день! – выпалил жадный меняла и добавил, словно извиняясь: – Поверьте, не так много на самом деле.
– Идет! – выкрикнул ходжа.
– Что? Вы согласны? – поразился Ахматбей.
– Конечно, а что мне прикажете делать? Из жадности потерять все? Давайте же быстрее закончим наши дела, дорогой Ахматбей.
– С радостью, – взялся угодливо кланяться меняла. – Проходите, уважаемый, сейчас мы быстренько составим бумагу и…
Закончить ему не удалось. Калитка, которую кто-то сильно толкнул, распахнулась настежь, и во двор к Ахматбею вошли бедняки.
– О Ахматбей, слезно просим вас вернуть наши деньги. Умоляем вас! – завели они заранее разученную песню.
Ходжа с удивлением уставился сначала на них, а потом на Ахматбей.
– Почтенный Ахматбей, о чем говорят эти люди?
– Так, ни о чем, – замахал меняла руками на бедняков. – А ну, попрошайки, пошли вон отсюда! Пошли, пошли.
– Верните нам деньги! Мы дали вам их на хранение, а теперь вы говорите, что ничего не получали. Отдайте, это нечестно.
– Он брал у вас деньги? – изобразил ходжа непонимание на лице.
– Да, и еще обещал нам процент с них. А теперь отказывается возвращать! – загомонили все разом.
– Что все это значит, Ахматбей? Я собирался оставить вам на сохранение такую сумму, а тут выясняются столь странные вещи. Да и суммы, как мне кажется совсем плевые.
– Глупости, не слушайте их, дорогой ходжа.
– Никакие не глупости. Верните деньги!
– Они все не так поняли, – глаза у менялы забегали. Крупная сделка, обещающая ему баснословный барыш, могла сорваться, и нужно было как-то выкручиваться. Вот же навязались оборванцы на его голову! – Дело в том, что я не отказываюсь. Просто у меня сейчас несколько затруднительная ситуация.
– Верните деньги! – продолжали гнуть свое бедняки.
– И я просил их подождать немного.
– Мы не хотим ждать. Верните нам деньги и проценты, как вы и обещали.
Ходжа молча наблюдал за пререканиями бедняков и менялы. На челе Насреддина проступило сомнение, что не ускользнуло от опытного глаза Ахматбея – еще чуть-чуть, и ходжа развернется и уйдет. Вместе с деньгами.
– А, чтоб вас, – в сердцах воскликнул Ахматбей. – Верну я вам ваши проклятые деньги! Не могут потерпеть месяц-другой, и потому решили опорочить честного человека. – Ворча таким образом, он скрылся в доме и вскоре вернулся с несколькими кошелями. – Вот, возьмите и убирайтесь отсюда!
– Мы сначала посчитаем, – сказал тот из бедняков, которого Насреддин повстречал у дома менялы. Ахматбей только зубами заскрипел, но ничего не сказал. Ходжа ждал, и это было сейчас самое главное.
– Здесь только наши деньги, – наконец произнес бедняк. – А где же обещанные вами проценты? Вы сказали, что пустите наши деньги в рост, и мы получим с каждых трех монет еще по одной.
– Что вы на это скажете, почтенный Ахматбей? – обратился ходжа с вопросом к испытывающему колебания меняле.
– Я… мнэ-э… да… то есть…
– Вы давали им такое обещание или нет?
– Давал, – устало выдохнул Ахматбей и обреченно повесил плечи. – Подождите, я сейчас принесу ваши проценты.
Он опять ушел в дом и вернулся с еще одним кошелем.
– Здесь все! – кинул он кошель настырному бедняку. – Что-нибудь еще? Может, мои рубаху и штаны? Или месяц с неба? – зло спросил он.
– Нет, это все, уважаемый Ахматбей, – поклонились бедняки. – Теперь мы видим, что вы честный человек.
– Да, да, я честный! А теперь убирайтесь! – взялся выпроваживать их со двора меняла, и когда последний из бедняков скрылся за калиткой, Ахматбей захлопнул ее, навалился на нее спиной и утер выступивший на лбу пот. – Уф-фу. Вот видите, ходжа: я честный человек, и все делаю, как и сказал!
– Да, теперь у меня нет сомнений на ваш счет.
– Значит, продолжим наши дела?
– Конечно, не вижу причин менять достигнутую договоренность.
– Отлично! – Ахматбей отлип от калитки, подхватил ходжу под руку и потащил его к дому. – Значит, мы сошлись на сумме в десять динаров в день.
– Именно так!
– И вас не будет?..
– Месяца три, четыре. Может, чуть больше.
– Превосходно! И сейчас мы…
Он опять не закончил, потому как калитка вновь хлопнула об стену, и во двор вбежал Саид. Оглядевшись и заметив ходжу, он воскликнул:
– Вот вы где! А я вас по всему селению разыскиваю.
– Что случилось, Саид? Видишь ли, я сейчас немного занят.
– Но дело крайне срочное! Там такое случилось, такое…
– Что именно? – разволновался ходжа.
– Я могу сказать вам только на ухо.
– Прошу прощения, уважаемый Ахматбей, – ходжа высвободил руку и подошел к Саиду. Тот что-то зашептал Насреддину на ухо, но, сколько меняла ни старался, так ни слова и не расслышал. – Плохо, очень плохо! – наконец произнес ходжа. Вид у него был крайне расстроенный и обеспокоенный, если не сказать, вовсе убитый. – К сожалению, я вынужден вас покинуть, – обернулся он к меняле.
– Но как же?.. – растерялся Ахматбей. – А наша договоренность?
– Увы, мне придется пока задержаться в вашем селении. Но если я все-таки соберусь уезжать, то я знаю, где найти достойного человека! – и они с Саидом выскочили со двора на улицу, а Ахматбей еще долго стоял, глядя на опустевший двор и пытаясь сообразить, что произошло.
Промаявшись переживаниями до самого вечера, Ахматбей все же не вытерпел и решил сам узнать, что могло заставить Насреддина отложить отъезд. Потерянные на бедняках деньги никак не давали ему покоя. «Может, у ходжи уже все утряслось, и он все-таки отдаст мне деньги? – размышлял Ахматбей, спеша к бывшему дому Зарифа, а ныне Саида, куда недавно перебрался Насреддин. – Нельзя упустить такую сделку. Даже представить трудно: триста золотых в месяц, девятьсот – за три, тысяча двести – за четыре. А если ходжи не будет дольше? Уй-юй! И ведь совершенно ничего не нужно делать».
Так он думал, подходя к дому Саида, со двора которого доносились сильный шум и людской гомон.
«Чего, интересно, у них там творится? Неужели презренный вор Саид решил устроить новоселье? И откуда только у него деньги взялись? Неужели, ходжа тратит мои деньги?..»
Ахматбей нетерпеливо постучался в калитку, потом еще раз. Наконец она открылась, и на пороге возник Саид.
– Что вам, уважаемый?
– Мне нужен ходжа.
– Ходжа? Одну минутку. – Саид затворил калитку перед самым носом менялы, собравшегося было войти во двор.
– Нет, что себе позволяет этот заморыш! – обиженно проворчал Ахматбей себе под нос, отпрянув назад. Но тут калитка вновь отворилась, и перед менялой возник Насреддин.
– А, Ахматбей! Что вас привело ко мне?
– У вас были какие-то проблемы. Я беспокоился и решил зайти и узнать, все ли уладилось.
– Приятно слышать, но все проблемы разрешились наилучшим образом. Понимаете, вместо двух баранов купили одного.
– Баранов?
– Ну да. У Саида свадьба, и полным ходом идут приготовления.
– И из-за какого-то одного барана было столько шума? – не поверил ушам меняла.
– Простите, почтенный Ахматбей, но разве недостачу барана можно назвать пустяковом? А из чего же тогда готовить плов, шашлык и прочее?
– И вы по этой причине отложили свой отъезд?
– Я взялся лично проследить, чтобы все устроилось как надо, – значительно произнес Насреддин. – Молодежь может упустить какую-нибудь важную вещь, и тогда все пойдет наперекосяк!
– Вы правы, ходжа, – перебил Ахматбей. – Но скажите, ваш отъезд…
– К сожалению, мне пришлось его отложить. Саид слезно просил меня задержаться и помочь ему с обустройством дома и хозяйством на первых порах. Так что, сами понимаете, – ходжа, как бы извиняясь, развел руками.
– Жаль, очень жаль, – выдавил через силу Ахматбей. С его губ готовы были сорваться более крепкие выражения, но меняла сдержался.
– Да вы не расстраивайтесь так, – подбодрил его Насреддин. – По крайней мере, бедняки вернули свои деньги. Всего доброго, уважаемый, – сказав так, ходжа вновь захлопнул калитку перед носом разом сошедшего с лица менялы.
Некоторое время он стоял, сверля взглядом резную деревянную дверь, за которой готовились к веселью, а потом сплюнул в сторону и потряс кулаками.
– Ы-ы, будь ты проклят, старый проходимец! Будь ты проклят!
Ответом ему был хохот с той стороны забора. Ахматбей принял его на свой счет, но он ошибся – тем, кто смеялся, было просто весело на душе и притом не было ни малейшего дела до жадного менялы, стенающего под забором от осознания того, как ловко его провели.
Когда Ахматбей вернулся к себе домой, купец, гостивший у него, обо всем догадался по его лицу.
– Ну что, и вас провел старый прохвост, а?
– Шли бы вы, почтеннейший… – огрызнулся меняла.
– Куда? – не понял купец.
– Спать! – буркнул Ахматбей и поплелся в дом, непрестанно что-то ворча себе под нос и дергая щекой.
Говорят, когда тебя поминают словом, то твои уши краснеют и начинают гореть. Чепуха! Уши у Насреддина в тот вечер никоим образом не изменили ни своего обычного цвета, ни теплоты. И ему вовсе было наплевать, что думает о нем меняла и ему подобные. У него и без того забот был полон рот, а переживания, если и были, то исключительно приятные.