Леонид Резников
Хлопоты ходжи Насреддина
– О ходжа! – рванулся с места бедный человек и упал на колени у самого возвышения, на котором находился Насреддин. – Где же это видано, чтобы за сны отдавали сады? Он давно уговаривает меня продать ему сад за бесценок, но я не хочу его продавать. Я вырастил его вот этими самыми руками, и у меня больше ничего нет! – бедняк протянул к ходже мозолистые ладони. – Как же такое возможно? Он специально выдумал сказку про деньги, чтобы заполучить мой сад.
– Молчи, презренный! – выкрикнул Абдулла. – Как ты смеешь порочить меня? Тебе же сказано: то был вещий сон.
– Ничего глупее никогда не слышал, – сказал Насреддин, немного поразмыслив. – Следующий!
– Но как же?.. – растерялся Абдулла, а вместе с ним и Шарифбек.
– Насреддин, ай-яй, – обратился Шарифбек к возвышающемуся над ним ходже, – разве ты не веришь в вещие сны, посылаемые нам Аллахом, желающим предотвратить беду или восстановить справедливость?
– Верю. Но вещие сны – удел редких святых, но никак не базарного старосты, дерущего с торговцев по три шкуры, из-за чего те, чтобы не разориться, вынуждены задирать цены на свои товары, за что в конечном счете платят бедные.
– Неправда! – воскликнул оскорбленный Абдулла. – Аллах тому свидетель! Я держу совсем низкие цены, едва сводя концы с концами. И еще я молюсь, как предписывает нам господь, держу пост и совершаю хадж. Иногда подаю милостыню. Разве я не святой?
– Да, да, ходжа. Он прав, – поддержал старосту Шарифбек. – Так что сон вещий, и дело не стоит выеденного яйца.
– Ох, как хорошо, кази, что вы мне напомнили о вещих снах, – спохватился Насреддин.
– Что? Что такое? – насторожился Шарифбек.
– Дело в том, что я как раз сегодня видел такой сон, и за всеми этими делами позабыл вам сказать. Я видел своего отца, и он указал мне, где зарыл клад!
– Ты видел своего отца? – приподнялся на локте кази.
– Да, именно так! И он сказал, что зарыл клад на том самом месте, где стоит ваш дом, и потому мы немедленно должны его снести.
– Что ты несешь, ходжа? Как твой отец мог зарыть клад под моим домом?!
– Но раньше-то дома здесь не было! Так что давайте приниматься за работу, я сейчас кликну Саида.
– К-какого еще Саида?
– Моего друга, который отлично умеет рушить дома. Поверьте, кази, у него это не займет много времени.
– Постой, постой! – вцепился Шарифбек в халат ходжи. – Но как же… ведь… это только сон!
– Вещий, – напомнил Насреддин, выставляя указательный палец.
– Но ты же не святой, ходжа.
– Я терплю всяческие лишения, мерзну зимой, изнываю от зноя летом, питаюсь кое-как, скитаюсь по бескрайней земле, у меня нет ни дома, ни семьи, за всю жизнь я не обидел ни одного человека…
– Ох, ходжа! – Шарифбек шутливо погрозил Насреддину пальцем. – Кази не пристало лгать.
– Я говорил о порядочных людях, – охотно пояснил ходжа. – И ты хочешь сказать, что я не святой? Да во мне, выходит, святости не меньше, чем в ста Абдуллах вместе взятых! Так что покончим с пустыми разговорами – я зову Саида, – и Насреддин начал подниматься со своего места.
– Но мой дом! – вскричал кази.
– Э, кази! Клад велик, и вы запросто отстроите себе новый дом. Да и я хочу наконец получить свою долю.
– Ну а если это был вовсе не вещий сон? Что тогда?
– Уверяю вас, кази – сон именно вещий. Как вы и говорили, Аллах решил вознаградить мои страдания, восстановив справедливость.
– Стой, о ходжа! Я пошутил, вещих снов не бывает!
– Не бывает?
– Нет!
– Как жаль? – вздохнул ходжа, вновь опускаясь на курпачу. – В таком случае ты, Абдулла, можешь идти, – сказал он базарному старосте. – То был лишь обычный сон.
Абдулла что-то проворчал, развернулся и тяжелой поступью потопал к выходу.
– Спасибо, ходжа! – ткнулся головой в пол бедняк. – Спасибо огромное.
– Иди, иди. Никто не тронет твой сад.
Бедняк еще раз поклонился и выбежал вон.
– Ходжа, но ты забыл взять с него плату! – возмутился Шарифбек.
– Я не силен в денежных вопросах, кази. Позже вы возьмете лично с Абдуллы все причитающееся.
– Но при чем здесь Абдулла?
– А при чем здесь бедный человек, едва не лишившийся последнего, что у него осталось? Давайте так, Шарифбек: либо я поступаю, как считаю нужным, либо я умываю руки.
– Ну, хорошо, хорошо, – примирительно выставил ладони кази. – Поступай как знаешь.
Первое дело не дало ему ничего, и он лелеял надежду подловить хитрого ходжу на втором – столь каверзного спора Насреддину уж точно не одолеть!
Не успел Абдулла покинуть дом кази, как на его пороге возникли двое базарных купцов: один из них, Али, торговал конями, а другой, Васид, – телегами. Оба купца, толкая плечами друг дружку, насилу протиснулись в двери, затем сделали несколько шагов по направлению к Насреддину и остановились. Оба держали в руках по глиняному кувшину средних размеров.
– О кази, защиты и справедливости! – воскликнул Али.
– Да, да, именно так, – поддакнул Васид.
– Слушаю вас, – кивнул Насреддин с умным видом и взял в руки четки кази, которые лежали перед ним.
– Я купил на базаре масло!.. – начал Али, но Васид не дал ему закончить.
– Э, что ты плетешь? Это я купил масло!
– Я!
– Нет, я!
– Когда вам надоест пререкаться, скажите мне, хорошо? – Ходжа налил себе еще чаю и взялся вылавливать из него чаинки. Оба купца мгновенно замолкли, наблюдая за ходжой.
– Выслушай нас, о справедливейший! – наконец сказал Васид.
– Вот теперь я слушаю, – кивнул Насреддин. – Но если вы опять возьметесь за старое, я велю вас выпороть за непочтительное отношение к кази. Я вам не добрейший Шарифбек.
Купцы переглянулись, пожав плечами.
«Ага, сговорились! – со злорадством подумал Насреддин. – Поглядим, что вы там напридумывали».
– О кази! – начал по новой Али. – Я купил на базаре кувшин масла и повез его домой на телеге. По дороге ко мне подсел вот он, – кивнул Али на Васида. – Он тоже держал в руках кувшин, такой же точь-в-точь, как и мой, и поставил его рядом с моим. А когда я приехал домой, то в кувшине вместо масла обнаружилась моча!
– Он все врет, о кази! – выкрикнул Васид. – Это я купил масло, а когда приехал домой, то именно в нем оказалась моча! Прошу вас, верните мне мое масло.
– Погодите, – остановил их ходжа. – Получается, в обеих ваших кувшинах моча? А где же тогда масло?
– Нет, нет, только в одном! В том-то все и дело!
– Но как такое возможно, если каждый из вас открывал свой кувшин дома и обнаружил в нем мочу?
– Э, – почесал затылок Али, и они переглянулись с Васидом. – Дело в том… – начал было купец, но запнулся.
– Я думаю, ходжа, – спас положение Шарифбек, – они хотят сказать, что решили проверить свои кувшины еще в телеге, когда прибыли домой.
– Разве они живут вместе? – сделал удивленное лицо ходжа.
– Почему ты так решил?
– Вы же сами сказали, что они одновременно прибыли домой.
– Это я прибыл, – сказал Васид, – и решил проверить свой кувшин. А в нем оказалась…
– Я уже слышал, что в нем оказалось. Но скажи, почему ты решил проверить кувшин?
– Мало ли что.
– Зачем же ты ездишь с человеком, которому не доверяешь? Если ты знаешь, что человек вор, то следует держать свое имущество в руках.
– Я не вор! – возмутился Али. – Это он вор! Он поменял кувшины.
– У меня есть свидетель – торговец, у которого я купил масло!
– У меня тоже есть свидетель! Думаешь, ты один такой умный, да?
– Ходжа, – повел рукой Шарифбек, принуждая купцов замолкнуть, – разве дело в том, что кто-то должен или не должен держать вещи при себе? Кази обязан вынести справедливое решение, вернуть украденную вещь ее владельцу и покарать виновного.
– Я именно так и собираюсь поступить, – заверил его Насреддин. – И для установления истины в столь сложном и запутанном споре необходим хаким.
– Но зачем он тебе понадобился, о ходжа? – изумился Шарифбек.
– Он понадобился им, а не мне.
– Но они выглядят вполне здоровыми.
– Только внешне, уверяю вас, почтенный Шарифбек.
– Что за глупость?
– А масло, превратившееся в мочу в одном из кувшинов – это, по-вашему, не глупость? Подменить их никто не мог, да и кувшинов было не три, не четыре, а всего два. А теперь ответьте мне, о мудрейший: разве могут два человека купить по кувшину масла, а после, ни с того ни с сего, в одном из них оказывается моча? Поэтому я и сказал, что им нужен хаким.
– Но я все равно не понял, при чем тут хаким? – честно признался кази.
– Чего же тут непонятного? Купец Али торгует негодными лошадьми, а Васид – телегами, которые разваливаются на ходу, из чего можно заключить, что у них совсем плохо со зрением или с мозгами. Возможно даже и то и другое разом.
Купцы, сопя от возмущения, уставились на ходжу.
– Э, ходжа, но, может быть, дело вовсе не в них? – попытался спасти Шарифбек разваливающее на глазах дело, на изобретение которого он потратил немало сил.
– Возможно и так. Но в таком случае, если они оба совершенно здоровы и при этом уверены, что покупали масло, то им следует разбираться не друг с другом, а с торговцем, продавшим им масло, и не донимать меня глупостями о волшебном превращении масла в нечто! А на будущее могу дать вам совет: не мешало бы смотреть, что вы покупаете, – повернулся ходжа к купцам. – Приведите торговца, продавшего вам масло, и мы возобновим дело.
– Но мы покупали у заезжего купца, поскольку масло у него было недорогое, и он, верно, уже уехал, – сказал Али, немного поразмыслив.
– В таком случая я ничем не могу вам помочь, – ответил им ходжа, вращая четки. – Вся вина лежит на вас обоих. Ведь когда гонишься за дешевизной, всегда можно получить вместо масла то, что вы получили. Все, можете идти!
– Но как же… – пробормотал Васид, указывая на горшок, в котором находилось масло.
– Яблоко вашего раздора, то есть, масло оставьте в уплату за рассмотрение вашего столь путаного дела. Мочу можете забрать.
Шарифбек надулся, но ничего не смог возразить: Насреддину и в этот раз удалось выкрутиться.
– Это не моя моча! – воскликнул Али. – Пусть забирает он.
– И не моя! Сам забирай, – в тон ему рявкнул Васид.
– Не буду я ее забирать!
– И я не буду. Нашел дурака!
– Видите, почтеннейший Шарифбек, – сказал ходжа. – Я оказался прав. Их, вероятнее всего, облапошил тот торговец, что и немудрено.
Помрачневший кази пожевал губами и вдруг рявкнул:
– Все, идите! И заберите свой кувшин. Там разберетесь, чей он.
Али пожал плечами и поднял кувшин с пола, но в него мгновенно вцепился Васид.
– Кази мне сказал!
– Нет, мне! Чего привязался?
– А я говорю, мне!
– Теперь они дерутся из-за кувшина с мочой, – усмехнулся ходжа, и Шарифбек только хлопнул себя по лбу ладонью.
– Вон отсюда, оба! – гаркнул он, и купцов в один миг вынесло в дверь. – Дурачье, – процедил сквозь зубы Шарифбек и повернулся к ходже, протягивая свою пиалу. – Налей и мне чаю!
– С превеликим удовольствием.
Ходжа взял в руки чайник, но налить не успел: в двери вломился чайханщик Сахоб.
– О кази!
Насреддин окинул его долгим взглядом и опустил чайник.
– Слушаю тебя, чайханщик Сахоб.
– Защиты и справедливости!
– Да, да, я понял тебя. Дальше, – нетерпеливо потребовал Насреддин. Шарифбек заглянул в пустую пиалу, нахмурился, но ничего сказал и взялся вертеть в руке пиалу, пытаясь напомнить ходже о себе. Но тот, казалось, не замечал ничего вокруг.
– Его корова, – Сахоб схватил за рубаху бедняка, что прятался за его спиной, и вытянул вперед себя, – взбесилась и забодала мою насмерть. Прошу наказать его как следует.
– Как его наказать, решу я, – осадил чайханщика Насреддин. – Расскажите по порядку, как было дело.
– А чего тут рассказывать? Его корова забралась на мой двор, я ее хотел прогнать, а она набросилась на мою и проколола ей рогами бок.
– Так ли все было, как говорит почтенный Сахоб? – спросил ходжа у бедняка.
– Так, но…
– Говори правду и ничего не бойся, – подбодрил его ходжа.
– Правда в том, кази, что мой сосед Сахоб убрал часть забора…
– Все так, я решил сделать ремонт, – закивал чайханщик.
«Ну, разумеется, – подумал ходжа, – и как раз в тот момент, когда кази приспичило опорочить меня. Что-то ты еще скажешь».
– Он убрал забор, а моя корова случайно забрела в его двор. И когда я прибежал на шум, все было кончено.
– Хм-м, – потрепал бородку ходжа.
– Да что тут долго думать, ходжа? – не выдержал Шарифбек. – Дело проще простого: Сахобу нанесен ущерб, и босяк должен возместить его.
– Не все так просто, уважаемый Шарифбек, – не согласился Насреддин. – Сахобу нанес ущерб не босяк, как вы изволили выразиться, а бестолковое животное, не имеющее понятия о чужих и своих дворах и ремонтах заборов. Какой спрос с животного? Возможно, уважаемый Сахоб даже напугал его, и оно случайно, от страха, сделало то, что сделала.
– От страха или нет, – вскипел чайханщик, сжимая кулаки, – а моя корова померла! Кто мне возместит убытки? Знал бы наперед, что так выйдет, я бы ее до смерти забил палкой, – выпалил он.
– Так ты, о несчастный, бил ее палкой? – прищурился ходжа.
– А что мне оставалось делать, если она не хотела уходить с моего двора? – прорычал Сахоб, не обращая внимания на знаки Шарифбека заткнуться. – И это вообще никакой не суд, а насмешка!
– Ах ты, гнусный живодер! Да как только твой язык повернулся оскорбить меня, кази? – прикрикнул на него ходжа. – Не хотел по-хорошему, тогда получай: тебе надлежало всего лишь позвать соседа, чтобы он прогнал свою скотину. Ты же, вместо того, чтобы поступить таким образом, взялся избивать почем зря чужое животное – оно и отплатило тебе за побои. Так чего же ты еще хочешь? К тому же ты сам признался, что едва не извел чужое имущество, за что тебе следует возместить своему соседу ущерб в размере ста динаров.
– Ста динаров?! – охнул пораженный Сахоб. – Да вы что, с ума спятили?
– И двести динаров за двойное оскорбление кази. А если не успокоишься, то я велю всыпать тебе двадцать палок по пяткам.
– Но?..
– Также в уплату за мою работу тебе надлежит внести четверть коровьей туши – треть мне и две трети справедливейшему Шарифбеку. – Ходжа обернулся к кази и почтительно склонил голову, приложив ладонь к груди.
– Справедливо, – согласился Шарифбек, облизнувшись. – Тут я с тобой полностью согласен.
– О Шарифбек! – воскликнул, падая на колени, Сахоб.
– Все, иди! Да не забудь принести нам с кази шашлык, слышишь? Что касается этого босяка…
– Он может идти, досточтимый Шарифбек, поскольку ни в чем неповинен.
– Мда! – только и сказал кази, которому хотелось положить в свой карман часть назначенной Насреддином суммы. – Ты можешь идти. И ходжа, налей мне, наконец, чаю!..
Жалобщики валили без остановки целый день, и уже к вечеру ходжа изнемогал от усталости, а от глупостей, которые ему приходилось выслушивать, у него кружилась голова, но «больной» Шарифбек никак не мог остановиться. Гора мешочков с деньгами росла у его ног, и он уже давно позабыл о причине, по которой решил сделать Насреддина кази. Он едва не визжал от счастья, когда ходжа вытаскивал деньги из очередного проигравшего дело просителя, которыми сегодня оказывались исключительно люди из числа обеспеченных и даже богатых. Такого прибыльного дня у него давно не было, если вообще когда-нибудь был. Но наконец и Шарифбек пресытился, устало завозился на подложенных ему под бок мягких подушках и дал отмашку закрыть двери.
– Все, на сегодня достаточно! – сказал он, усаживаясь.
Двое стражников закрыли двери перед носом очередной пары торговцев, и в комнате воцарилась тишина.
– Ты удивил меня ходжа. У тебя явные способности к работе кази.
– Рад был вам помочь, уважаемый Шарифбек,
Насреддин спустил затекшие ноги с возвышения, размял их и засобирался домой. Потуже затянув пояс халата, он наклонился и стал складывать мешочки с деньгами себе за пазуху. Шарифбек сначала онемел, глядя, как быстро убывает приличная гора денег, но потом очухался, не на шутку забеспокоившись.
– Постой, ходжа, что это ты делаешь?
– Я беру свою часть дохода. Ведь это я вершил правосудие, а не вы.
– Но не много ли ты берешь? Все-таки я назначил тебя кази, значит, и мне причитается… э-э… часть денег.
– Разве я спорю с этим? – Ходжа засунул еще один мешочек за пазуху, а остальные ногой подвинул к кази. – Вот ваша доля!
– Но здесь же меньше, чем ты взял себе! – охнул Шарифбек.
– Разве может быть иначе? Большую часть работы выполнил я, выходит, и денег я должен получить больше. Впрочем, – ходжа засунул руку за пазуху и вынул последний мешочек, – вы правы. Вот вам за то, что устроили меня кази.
– Ох, ходжа! – Шарифбек навалился на мешочки, сграбастал их и притянул к себе. – Жадность – великий грех.
– Я тоже так считаю, почтенный кази. И поэтому пусть он лучше ляжет на меня, чем на вас, на больного человека! – с этими словами ходжа подхватил свою часть коровьей туши, которую притащил Сахоб, и направился к дверям, но у самого выхода обернулся. – Да, если вы не поправитесь, то завтра зовите меня снова. Я с удовольствием подменю вас еще раз.
– Нет, нет, спасибо тебе, Насреддин. Я уже чувствую себя гораздо лучше.
– Что ж, рад за вас, почтенный кази, – сказал ходжа и выскользнул на улицу.
Как только двери за ним закрылись, Шарифбек набросился на мешочки. Раскрывая их по очереди, он осыпал себя звонкими монетами, но в какой-то момент застыл с очередным кошелем в руках, потом выронил его, медленно обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону.
– Ой-ё-о-о! – застонал он. – Что же я натворил? Что я натворил?
И тут его дом начал наполняться недовольными богачами, теми, которые согласились помочь ему в изобличении Насреддина в глупости, а в результате распрощались с деньгами. Пришли, конечно, не все, а самые влиятельные – остальные предпочли не связываться с кази.
– Скажи, почтенный кази, – начал Нури, погоревший на деле о неуплате сверхналога на дождь. – Разве о таком исходе мы договаривались?
– Нет, ты прав, – вздохнул несчастный Шарифбек.
– Разве не ты нам обещал, что Насреддин непременно останется в дураках?
– Обещал, – повесил нос кази.
– Но ответь нам: почему же в дураках остались мы?
– И кто нам вернет наши деньги? – добавил Ахматбей.
Шарифбек с тоской окинул взглядом рассыпанные вокруг него монеты.
Когда богатеи убрались восвояси, у кази осталось лишь жалких десять монет. Шарифбек долго разглядывал их, держа на раскрытой ладони, потом разозлился и запустил ими в стену, и те, радостно звеня, запрыгали, закружились по полу.
Глава 18. Что посеешь, то и пожнешь
– Итого три тысячи сто динаров, – закончил подсчет денег ходжа, аккуратно ссыпая монеты обратно в мешочки. – Неплохой доход за день, правда, Икрам?
Он подмигнул дехканину, сидящему напротив него с отвалившейся на грудь челюстью. Ему никогда в жизни еще не доводилось видеть подобной кучи денег, даже во сне.
– Вместе с деньгами муллы выходит восемь тысяч с маленьким хвостиком. Спасибо добрейшему кази.
– Маленьким? – сглотнул Икрам, зачем-то утерев лицо платком. – Ты смеешься надо мной, ходжа? Столько денег! Да это же…
– Что?
– Нет, ничего. Но как ты собираешься поступить со всем этим богатством? Наверно сделаешь важным баем.
– Если ты еще хоть раз скажешь обо мне подобное или даже подумаешь, я сильно обижусь на тебя, так и знай. Спрячь их в подпол, они нам еще пригодятся.
– Да, конечно, – пробормотал Икрам, беря в охапку увесистые мешочки. Он ушел в дом, быстро спустился в погреб и, вытащив один из кирпичей, за которым обнаружилось пустое пространство, сложил туда деньги. Затем задвинул кирпич на место и вернулся к ходже. – Столько денег, столько денег! О Аллах.
– Берегись, Икрам! – предупредил дехканина ходжа. – Это страшная болезнь, приносящая лишь горе и страдания, хотя на вкус и напоминает сладкое вино. Она делает человека слепым и глухим ко всему вокруг, а заканчивается, как правило, безумием. Взгляни на муллу, на Зарифа, на кази – они тоже польстились на фальшивый блеск золота и утратили все человеческие качества. Хочешь стать таким же?
– Не хочу, ходжа. Но столько денег!..
– Ты неисправим. Но ответь мне, куда запропал Саид?
– Кажется, он зачем-то пошел на базар.
– На базар?
– Да. Сегодня ходит уже третий раз, но каждый раз возвращается с пустыми руками.
– Кажется, я знаю, в чем дело, – вздохнул Насреддин: «Любовь – тоже болезнь. Она, как и золото, отнимает разум, терзает душу и приводит к страданиям. Или к счастью. Но это неопасная болезнь. Ей можно и нужно болеть всю жизнь».
– В чем же?
– Спроси лучше Саида, когда он вернется.
– А вот и он, кстати! – воскликнул Икрам, заслышав знакомую торопливую походку.
Калитка распахнулась, и во двор вбежал Саид.
– О ходжа, как хорошо, что вы вернулись. Поймали Зарифа!
– Зарифа? – помял мочку уха ходжа.
– Да, да. Говорят, стражники отыскали его в полях, там, где проходит арык. Он прятался в кукурузе, но его спугнул Вахоб, пришедший на свое поле.
– Сильно же он перетрусил, раз дошел до подобного. Где он сейчас?
– Его ведут к кази. Я их опередил, но скоро они пройдут здесь.
– Так чего же ты сразу не сказал? – Насреддин быстро поднялся с топчана, раздвинул пальцами листву виноградника и достал мошну, которую Саид стащил у Юсуфа. – Держи! – бросил он Саиду мешочек.
Саид ловко поймал его и повертел в руке.
– Но что мне с ним делать?
– Незаметно подсунь его Зарифу. Сумеешь?
– Обижаете, ходжа. Это еще проще, чем обокрасть его.
– Я тебе! – погрозил пальцем Насреддин.
– Чего вы сразу грозить? Я же пошутил.
– Смотри у меня.
– Но зачем подсовывать Зарифу наши деньги?
– Делай, как я сказал! Потом узнаешь.
Саид выбежал со двора на улицу и понесся в обратную сторону, но не успел он добежать до поворота дороги, как оттуда ему навстречу вывалились двое стражников, насилу тащивших упирающегося, повизгивающего от страха Зарифа. Был он весь, с ног до головы, покрыт грязью и жухлыми кукурузными листьями. Чалму он где-то потерял, а некогда красивый халат сверкал прорехами.
Несшийся навстречу процессии Саид не успел затормозить и налетел на Зарифа.
– Ой! – отшатнулся бай, но крепкие руки стражников удержали его.
– Ох! – сказал Саид, отпрянув.
– Чего носишься, будто угорелый, а? – накинулся на Саида один из стражников.
– Прошу прощения, почтеннейший, – еще дальше отодвинулся от него Саид, развернулся и побежал в обратную сторону. – Я не нарочно!
– Носится тут. Ух, я тебе! – Стражник погрозил ему копьем, но Саида уже и след простыл.
– Все! – сказал Саид, вернувшись во двор дома Икрама, где его с нетерпением ожидал ходжа.
– Подложил?
– Конечно, разве могло быть иначе? Он у него слева, под поясом, – на всякий случай добавил Саид.
– Молодец! – похвалил его ходжа и, похлопав по плечу, засобирался.
– Ты куда? – спросил Икрам.
– К кази.
– Опять? – не поверил своим ушам дехканин.
– Жаль, ты не кузнец, а то бы знал, что ковать железо нужно пока оно горячо.
– Правильно, – согласился Саид. – А можно, я с вами?
– Нужно, Саид. Пойдемте вместе. И зовите всех, кого встретите – чем больше людей соберется, тем лучше.
Ходжа торопливой походкой вышел из калитки, быстро нагнал стражников, тащивших под локти Зарифа, опередил их и заспешил к дому кази.
Шарифбек как раз ужинал, когда с улицы послышался шум. Настроение у кази и без того было прескверное, а тут еще непонятно что случилось.
– Эй, посмотри, что там происходит, – крикнул он слуге, но не успел тот приблизиться к дверям, как они распахнулись, больно саданув слугу по пальцам, отчего тот взвыл дурным голосом, и на пороге возник ходжа.
– Ты?! – вспылил кази, запустив в ходжу недоеденной куриной ножкой. – Опять ты, хитрая бестия?
– Спасибо, но я уже отужинал. – Насреддин, отпихнув ногой наполовину обглоданную кость, прошел к возвышению. – Там стражники Зарифа ведут.
– Что?! – вскочил судья. – Нашли все-таки?
– Конечно. Прятался в кукурузе.
– В кукурузе? – удивился Шарифбек. – Но зачем?
– Вот в чем вопрос! Разве будет человек с чистой совестью бегать от вас, словно юркий заяц от охотника?
– Конечно, нет! Но сейчас мы непременно узнаем, в чем тут дело.
– Позвольте, это сделаю я.
– Ты? – заколебался кази. – С чего вдруг?
– Но ведь вы сегодня больны, и я замещаю вас.
– Но я уже вполне поправился! Хотя… – После всех треволнений и претензий богачей ему вовсе не хотелось еще раз оказаться в дураках. «Пусть Насреддин разбирается с ним, – решил Шарифбек. – А я постою в сторонке. Если что не так, то ходжа останется виноват».
– Хорошо, – вслух сказал он, – только я буду внимательно следить за тобой. А им-то что здесь надо? – заглянул Шарифбек через плечо ходжи. – Чего они все приперлись?
Ходжа тоже обернулся к дверям.
Сквозь огромную толпу, собравшуюся у самой лестницы дома кази, проталкивались стражники, помогая себе копьями. Насреддин прекрасно понимал интерес людей: еще бы – самого бая Зарифа ведут к кази! Шутка ли? Да к тому же и неимоверно грязного. Народ перешептывался, посмеиваясь над богачом, а тот лишь бестолково крутил головой и расточал глуповато-трусливые улыбки.
– Они пришли заступиться за вас, добрейший кази, – вновь повернулся Насреддин к Шарифбеку и поклонился ему.
– Заступиться? За меня? Это хорошо! – покивал кази, складывая руки на животе. – Но разве мне что-то или кто-то угрожает?
– А это мы с вами сейчас узнаем, – пообещал ходжа.
Двое стражников как раз втащили в комнату Зарифа, у которого от страха отнялись ноги, и толкнули его в спину. Зариф, проехав на пузе метра два, замер, а потом медленно поднял голову. Глаза его округлились еще больше. Как могло случиться, что рядом с кази стоит Насреддин и смотрит на него с укором. А Шарифбек в волнении – или негодовании? – перебирает большими пальцами.
– О добрейший Шарифбек! – проблеял заплетающимся языком Зариф.
– Молчи, гнусный предатель, – гневно прикрикнул на него ходжа, и Зариф замолк, весь напрягшись. – Встань!
– Я…
– Да, да, поднимите его, – махнул рукой стражникам Шарифбек.
Стражники приблизились к Зарифу, подхватили его подмышки и, хорошенько встряхнув, поставили на ноги. Но стоило им убрать руки, как бай покачнулся и упал на колени. Стражники вновь хотели поднять его, но Насреддин остановил их.
– Достаточно!
Он приблизился к Зарифу, чьи зубы отбивали мелкую дробь, обошел его кругом и остановился, глядя ему в глаза. От пристального взгляда ходжи Зариф зажмурился и отвернулся. Тогда ходжа наклонился к нему и резким движением выдернул у него из-за пояса черную мошну с золотым шитьем.
Кази от неожиданности вздрогнул, будто то был вовсе не кошель, а какая-нибудь сабля муллы длиною в пять локтей.
– Что такое? – рассеянно спросил он, проведя ладонью по лицу.
– Разве вы не знаете, кази, что это такое? – с этими словами Насреддин сунул судье под нос мошну. Глаза Шарифбека сошлись на вышивке, и он чуть отодвинулся назад.
– Похоже на разбойничий кошелек, – осторожно предположил Шарифбек. – Мне знак кажется очень знакомым.
Теперь вздрогнул Зариф. Он приоткрыл один глаз и взглянул на мошну, зажатую в высоко поднятой руке Насреддина.
– Вы правы, кази. То знак шайки Мустафы.
– Но почему кошель Мустафы находился у Зарифа? – сделал удивленное лицо Шарифбек и перевел взгляд на трясущегося, словно в лихорадке, богача.
– Это… это не мой кошель… О кази, мне его подбросили! – захныкал Зариф, шмыгнув носом.
– Вы слышали когда-нибудь что-либо более глупое? – подлил масла в огонь ходжа. – Сейчас он утверждает, будто кошель, который он носил у себя за поясом, ему подбросили, а вскоре обвинит в этом меня, а потом очередь дойдет и до вас.
– Да, он твой! – зашелся криком Зариф. – Ты мне его подкинул, проклятый Насреддин.
– Вот видите? – как ни в чем не бывало продолжал ходжа, поигрывая кошелем перед носом кази. – О чем я и говорил.
– Ты и вправду, Зариф, того… слишком хватил, – холодно бросил кази. – Мы все видели, что ходжа вытащил кошель из-за твоего пояса. Зачем отпираться?
– Но это правда!
– Ай-яй, лгунишка, – поцокал языком кази. – Сознавайся, кто тебе его дал?
– Но мне никто его не давал! Почему вы мне не верите? Я вообще впервые его вижу!
– Так вы от него ничего не добьетесь, – сказал Насреддин. – Разрешите мне?
– Попробуй! – занервничал Шарифбек. Все это казалось ему престранным. Пусть он и сам имел дело с разбойниками и получал от них деньги за то, что выпускал на свободу воров и убийц – здесь все понятно. А вот за что мог получить деньги какой-то бай Зариф? И еще странная история с Бешеным псом…
Между тем Насреддин подошел к Зарифу и, склонившись над ним, зашептал в его левое ухо:
– Зря ты отпираешься. Я же тебе говорил, что Шарифбек в дурном настроении. Кому понравится, когда на него нападает наемный убийца? Тебе конец, Зариф. Но кази еще может сменить гнев на милость, если ты перестанешь запираться. Ты понял?
– Я не хотел вас убивать! – закричал окончательно перепуганный Зариф.
– Что-о? – подпрыгнул на возвышении Шарифбек и саданул кулаком по деревянному столику. Чайник опрокинулся, из его носика тонкой струйкой, хлюпая, полился чай. – Значит, это все-таки твоя работа?
– Моя, о Шарифбек! Признаюсь и каюсь. Виноват! – распластался на полу Зариф. – Но я не желал вашей смерти.
– Ах ты, мерзкая мокрица с прогнившей душонкой. Подослал ко мне наемного убийцу и не желал смерти?!
– Я не подсылал его к вам, – стонал Зариф, возя руками по полу.
– Негодяй, ты еще запираться вздумал?
– Скажи: «подсылал», – тихонько подсказал баю ходжа, и Зариф, который от страха уже плохо соображал, тут же выкрикнул:
– А-а, подсылал, подсылал!
– Что-о-о?!! – взревел Шарифбек, и от его мощного гортанного рева Зарифу стало совсем дурно. – Подлая скотина. Уй-юй, какую змею пригрел я на своей груди. В зиндан его, – дал отмашку кази. – Нет, каков подлец!
Кази уперся локтем в колено, подпер кулаком подбородок и устремил невидящий взор в потолок. Стражники между тем схватили уже совершенно ничего не соображающего Зарифа за ноги и поволокли прочь. Тот даже не сопротивлялся.
– Видите, кази, какой страшный заговор нам с вами удалось раскрыть, – приблизился к Шарифбеку ходжа.
– А? Да, да.
– Скажите, а как мне поступить с деньгами?
– Деньгами? – повел глазами Шарифбек. – Оставь себе. Ты их заработал. Впрочем, нет, дай мне, – опомнился он, выхватил из пальцев Насреддина кошель и взвесил на ладони. – Н-н, ц, ц, – пощелкал он языком. – Смердящая собака, за гроши продался зарвавшемуся мерзавцу Мустафе. Давно надо было покончить с ним и его шайкой.
– Мудрая мысль, о справедливейший и добрейший из всех кази, – поклонился Насреддин.
– Ты так считаешь?
– С мудростью трудно поспорить.
– Ну, ладно, иди. – Судья самодовольно выставил бороду вперед и выдвинул нижнюю челюсть.
– Но я хочу предостеречь вас от опрометчивого поступка, кази.
– Что такое? – мгновенно насторожился Шарифбек.
– Ни о чем не беседуйте с Зарифом. Он хитрая бестия и обязательно попытается обвести вас вокруг пальца, а у вас такое доброе сердце.
– У меня? – Кази уперся взглядом в лицо ходжи.
