Леонид Резников
Хлопоты ходжи Насреддина
– Конечно!
– Да. Доброе, очень доброе… но ты зря беспокоишься: мне не о чем говорить с предателем.
– Простите мое любопытство, но как вы собираетесь поступить с ним?
– На днях его отправят в каменоломни, и там-то он уж точно присмиреет. Все, иди с миром! – повел рукой Шарифбек.
Насреддин отвесил еще один поклон и заторопился покинуть дом кази. Шарифбек же еще долгое время размышлял над случившимся.
Зариф всегда был труслив и завистлив. И еще невероятно жаден. К тому же у него имелась одна крайне неприятная черта: он все и везде вынюхивал, всюду совал свой нос, а это опасно, очень опасно. Зариф был посвящен во многие дела судьи – так уж вышло. Но кто мог знать, чем может обернуться дело. Нет, лучше всего избавиться от Зарифа раз и навсегда, пока под ним, под кази, не заколебалась почва, и он не рухнул подобно подрубленному топором лесоруба дереву.
Ходжа тем временем обошел дом кази и вошел на тюремный двор, где у высокого забора, обняв копье, дремал стражник. Заслышав шаги, он очнулся и заморгал гноящимися глазами, но то был лишь Насреддин, которого стражник теперь считал другом кази, и потому ему даже не пришло в голову спросить, что он тут делает.
Насреддин, убедившись в равнодушии охранника к его персоне, быстро прошел к забранному тяжелой железной решеткой колодцу и нагнулся над ним.
– Эй, Зариф! – позвал он.
– Ходжа? – встрепенулся бай, отлипая от выложенной камнем стены и входя в круг света. – Это ты?
– Я, я. Ну как ты себя чувствуешь?
– Ты ведь знаешь, ходжа, что я невиновен, – проигнорировал вопрос Зариф.
– Знаю, конечно.
– Знаешь? – Зариф нашел в себе силы удивиться.
– Разумеется. Я еще не выжил из ума.
– Но тогда… тогда почему я здесь?
– А разве ты не заслужил этого?
– О Насреддин! – взмолился бай, протягивая к ходже руки. – Прости ради Аллаха. Разум мой помутился.
– Я заметил. Но разве помутнение рассудка извиняет твой поступок?
– Нет мне прощения.
– Так чего же ты тогда просишь меня о нем?
– Но что же мне делать?
– Прощение нужно не просить, а заслужить. То, что ты пытался убить меня, я еще могу тебе простить. Но ты измывался над людьми, тянул из них все жилы. А вот этого я тебе никогда не прощу. Завтра или послезавтра тебя казнят. Прощай!
– Ходжа, постой! – выкрикнул Зариф.
– Что тебе?
– Хочешь, я все тебе отдам? Все, чем владею. Все, что у меня есть. Только замолви за меня словечко кази, умоляю тебя.
– И что мне прикажешь делать с твоими богатствами? Стать баем вместо тебя?
– Ты сможешь стать кем угодно, подумай хорошенько!
– Не о чем здесь думать, – отрезал ходжа. – Хотя ты можешь сделать доброе дело, раздав все, что ты нажил слезами и потом простых людей, им обратно.
– Что?! Раздать такое богатство нищим бездельникам? Ни-ког-да!
– Дело твое. Только знай: если ты не раздашь его людям, твое имущество приберет к рукам кази. Я думаю, тебе будет приятно сознавать на том свете, что человек, отправивший тебя на казнь, завладеет всем, что у тебя было, и будет посмеиваться над тобой.
– Ну уж дудки! Я не позволю ему надо мной смеяться. Смеяться буду я! Принеси мне бумагу, чернила и перо, и я – клянусь всевышним! – оставлю безмозглого дурака Шарифбека с носом.
– В таком случае мне, возможно, удастся уговорить кази заменить смертную казнь на ссылку.
– Я сделаю так, как ты просишь, клянусь! – загорелся Зариф. – Только не тяни, прошу тебя, ходжа. Шарифбек очень скор на расправу.
– Договорились! Перо и бумага у тебя будут, не успеешь моргнуть и глазом.
Насреддин с трудом удержал счастливую улыбку, готовую сорваться с его губ, и заторопился за писчими принадлежностями и свидетелями. Главное, чтобы ни о чем не пронюхал проныра Шарифбек. Хотя после пережитого вряд ли ему захочется не только вести задушевные беседы с Зарифом, но и вообще видеть его.
Бумагу, перо и чернила Насреддину удалось купить у писца, что жил совсем рядом с кази. Свидетелями стали Икрам и Саид, с нетерпением и тревогой ожидавшие ходжу за домом кази. Еще некоторое время пришлось потратить на охранника, который ни в какую не хотел пропускать посторонних к пленнику, но вопрос решился с помощью пары серебряных монет – всего, что осталось от денег Юсуфа. Все для письма Зарифу спустили в широкой корзине, обвязанной крепкой веревкой – в ней обычно пленникам подавали скудную пищу и воду. Затем пришлось долго ждать, пока Зариф составит бумагу, согласно которой бывший богач передавал все, чем он владел, Насреддину с обязательным последующим дележом имущества между бедняками селения поровну. В бумаге Зариф должен был перечислить абсолютно все, и потому ходжа не торопил его. Икрам помалкивал, хотя ему до сих пор не верилось, что Зариф – этот крохобор может так просто расстаться со всем своим имуществом.
Наконец бумага была готова. Корзину с ней вновь подняли наверх, ходжа внимательно перечел ее и попросил Саида и Икрама приложить к ней свои пальцы. Дело было сделано!
– Ты честно выполнил свое обещание, Зариф, – сказал ходжа, убирая слишком ценную бумагу под халат за пояс. – Я постараюсь сдержать свое и уговорить кази заменить казнь на работы в каменоломни.
– Какие каменоломни? – охнул Зариф, и эхо от его вздоха гулкой волной прокатилось по колодцу зиндана. – Ты говорил о ссылке!
– Разве каменоломня не ссылка? Но это неважно. Там ты ощутишь всю прелесть рабского труда, на который ты обрекал дехкан.
– О ходжа! – упал на колени Зариф.
– Не причитай. В конце концов, что посеешь, то и пожнешь.
– О чем ты? – продолжал стенать теперь уже бывший богач.
– Ты всю свою жизнь сеял страдания и слезы, теперь ты пожинаешь их плоды. Прощай, Зариф! – И Насреддин, больше не слушая причитаний бая, направился прочь от решетки. За ним, то и дело оглядываясь, заспешили его друзья.
Глава 19. Мулла я или нет?
Ранним утром Саид опять исчез, а вскоре вернулся хмурее тучи. Ни ходжа, ни Икрам ни о чем его не спрашивали, а тот долго мерил шагами двор, потом приблизился к топчану, на котором стоял Насреддин. Ходжа был занят тем, что собирал виноград. Саид постоял некоторое время, глядя на работу ходжи, будто раздумывая, как начать разговор, а потом вдруг спросил:
– Скажите, ходжа, вот вы говорили, что человек должен быть честным.
– Все именно так. – Ходжа опустил руки и обернулся к Саиду. – Но что тебя беспокоит?
Саид, еще немного поколебавшись, продолжил:
– Вчера вы, простите, ложью упекли в яму Зарифа, отправили долбить камень и лишили его всего, что у него было.
– А разве Зариф уже отбыл на новое место жительства?
– Вы все шутите, но я говорю серьезно. Да, сегодня Зарифа увезли.
– И что же ты от меня хочешь, о пытливый юноша? Чтобы я вернул этого кровососа людям?
– Разумеется, нет!
– Тогда что же?
– Я хочу знать, почему вы солгали?
– Ох, Саид. – Насреддин опустился на топчан и сложил руки на коленях. – Ложь противна и мне, но иногда приходиться биться с такими, как Зариф, их же оружием. Разве можно было победить его с помощью правды? Да и что есть правда? У каждого она своя: у богатых одна; у бедных другая. Закон на стороне бая, тем более, когда он в руках продажного судьи. Так что выходит, есть законы человеческие – справедливые, а есть от Шарифбека.
Скажи, неужели Зариф достиг своего положения и богатства честным трудом? Или для него имеет цену чужая жизнь? Или он сочувствует боли и страданию? Нет! Он их умножает из собственной выгоды. И разве он достоин после этого человечного отношения к себе и праведного суда?
– Вы правы. Он достоин суда по законам от нашего кази.
– Ты правильно все понял, мой друг, – кивнул Насреддин.
– Но почему мир так несправедлив?
– Прости, но я пока не смог отыскать ответа на этот вопрос. Однако, мне кажется, тебя мучит нечто другое, чем участь Зарифа.
– Да, вы правы, ходжа, – с заминкой ответил Саид.
– Говори, я слушаю, – подбодрил его Насреддин.
– Понимаете, Гульнора…
– Та девушка, что была с бродячими канатоходцами?
– Да, именно она. Я старался быть похожим на вас и держаться правды, – повесил плечи Саид и замолчал.
Ходжа не торопил его.
– Она мне нравится, – наконец сказал он.
– Я заметил, – улыбнулся ходжа. – А ты ей?
– Думаю, это взаимно.
– Прекрасно! Так за чем же дело?
– Проблема в ее родителях. Они не желают, чтобы она стала женой… – Саид запнулся, повесив голову.
– Вора, – закончил за него ходжа и вздохнул. – Но ты ведь уже не вор, ведь так?
– Нет, я покончил с воровством, раз и навсегда! – горячо воскликнул Саид.
– Но тогда я совсем ничего не понимаю.
– Они спросили меня, кто я и чем занимаюсь. Я старался быть честным.
– Очень хорошо, – кивнул ходжа.
– И я все им рассказал. А они сказали, чтобы я больше не подходил к их дочери.
– М-мда! – огладил бороду ходжа. – Но ведь ты им объяснил, что покончил с нечестивым ремеслом и стал достойным каменщиком?
– Конечно! Но, похоже, мое прошлое, словно грязное несмываемое пятно на рубахе, будет вечно бросать на меня тень.
– Да, пятно посадить проще простого, но избавиться от него после очень и очень тяжело.
– К тому же у меня нет ни дома, ни заработка.
– Это так. Но, я думаю, все образуется.
– Как?
– Ты не веришь мне?
– Я сомневаюсь.
– И начну я с того, что сам схожу к ее родителям и поговорю с ними.
– Нет, нет, что вы! Не делайте этого.
– Но почему? Я в какой-то мере несу за тебя ответственность и считаю своим долгом содействовать твоему счастью. Ведь именно я стал причиной твоих страданий. И все, я больше не хочу говорить об этом! Я сейчас же пойду и все улажу.
Насреддин слез с топчана и обулся.
– Но… – сделал Саид последнюю слабую попытку.
– Молчи и не вздумай возражать мне! – отрезал ходжа и направился к калитке. Саид в полной растерянности проводил его взглядом, а потом припустил за ним.
– Я с вами, ходжа!
– Только не вздумай путаться у меня под ногами. Надо же, так обидеть честного человека! Сердца у них, что ли, нет? – возмущался он, открывая калитку, и вдруг застыл на месте. Саид, едва не налетев на ходжу, отшатнулся.
По ту сторону калитки стояло множество людей, тех, кого Насреддин вчера осудил. Ходжа нахмурился, обведя взглядом богачей. Здесь были и Нури, и Ахматбей, и Хасан, и еще множество победнее. Нури стоял ближе всех к калитке, с занесенной для стука рукой, но постучать он не успел.
Ходжа, разумеется, не мог знать причины прихода богатых людей ранним утром в дом Икрама. А причина была проста. Обиженные на Шарифбека и не в силах простить Насреддину своего позора, а многие и потери денег, они решили сами расквитаться с ходжой. По этой причине богачи собрались вчерашним вечером в доме Ахматбея и долго обсуждали возможности мести, однако ничего путного придумать так и не смогли. Отчаянье захватило их души, но Нури вдруг вспомнил, что кази – как бы ни злились на него все, – подал неплохую идею. Пусть их постигла неудача с судьей Насреддином, но мулла Насреддин – такого ходжа уж точно проглотить не сможет, особенно если они дружно посодействуют этому.
Радость вселилась в сердца богачей и, лишь забрезжило утро, как они собрались вместе и отправились к Насреддину.
Ходжа и Нури долго разглядывали друг друга, затем сборщик налогов опустил руку и заискивающе улыбнулся.
– О ходжа, мы пришли к тебе по очень важному делу.
– Да, да, по очень важному, – поддакнул Ахматбей.
– Я слушаю вас, – почтительно склонил голову ходжа и напустил на себя серьезность.
– Ты самый мудрый из нас.
– Оставим пустую лесть и перейдем к сути, – сухо оборвал Насреддин.
– Но то чистейшая правда! – развел руками Нури. – Мы лично убедились в твоей мудрости и образованности вчера в суде.
– Предположим, и что же?
– А поскольку ты самый мудрый и образованный человек из всех нас, то мы просим тебя побыть нашим муллой.
– Ах, вот оно что! – помял подбородок ходжа.
– Новый мулла скоро должен прибыть, но, согласись, это не дело, что прихожане остались без проповедей и оторваны от общения со всевышним.
– Но я не мулла, никогда им не был и не собираюсь быть.
– Прости, но кто, как не ты, может заменить нашего прежнего муллу? К тому же именно по твоей вине мы лишились его.
– Лучше уж вообще обходиться без муллы, чем иметь дело с таким наставником душ, – пробормотал ошеломленный ходжа.
Он хорошо понимал, что задумали богачи. Судейство ходжи не оправдало надежд на его посрамление, так теперь они измыслили новую ловушку.
– И тем не менее, ходжа, – продолжал настаивать Нури. – Я не верю, что такой добрый человек, проявляющий неусыпную заботу о людях, может отказать в столь простой просьбе.
– К тому же мы слышали, ты говорил о своей святости, – не без ехидства напомнил базарный староста.
– Это правда, – согласился с ним Нури. – Поэтому мы все очень просим вас. Всего один день, ходжа!
– Просим, просим, не откажите! – загомонили остальные.
– Хорошо! – согласился Насреддин. Да и был ли у него выход? Откажись он, Нури первый побежал бы кричать по всему селению, что «великий праведник» и заступник бедных отказывает людям в простой, но слезной просьбе, что он возгордился, в одночасье став богатым человеком, и не хочет ни с кем знаться.
– Спасибо, ходжа! Тогда мы пошли, – поклонился Нури. – Мы должны сообщить людям чудесную весть.
– Да, да, идите, – махнул рукой ходжа.
– Мы будем ждать тебя в мечети.
– Я обязательно приду, – и Насреддин, которому уже порядком надоели лисьи физиономии и обезьяньи ужимки, захлопнул калитку. – Вот так, Саид. Наше важное дело откладывается.
– Но почему вы не отказали им? Даже мне понятно, что это ловушка.
– Да, но кто в итоге в нее попадет – вот в чем вопрос!
Ходжа в сопровождении Икрама и Саида прибыл к мечети, когда она уже наполнилась народом. Раскланиваясь с прихожанами, ходжа неторопливо проследовал к минбару и взошел на него.
– О люди! – начал он. – Я воздаю творцу хвалу, создавшему небо и землю за шесть месяцев!
– Ходжа, что ты такое говоришь? – воскликнул мираб Хасан. – Все мы прекрасно знаем, что творец создал небо и землю за шесть дней, а не месяцев.
– Я это отлично знаю, но решил вас проверить, – спокойно ответил Насреддин. – Но, поскольку вы все здесь все прекрасно знаете и без меня, так какой смысл мне продолжать?
И он спустился с минбара, поклонившись сначала влево, а потом вправо.
Бедные прихожане притихли, а богатые тут же возмущенно загомонили.
– Ходжа, – не вытерпел Нури, – почему ты нарушаешь правила и кланяешься сначала влево, а потом вправо, когда положено делать наоборот?
– Глупый ты человек, конечно, я знаю правила! – возразил ему ходжа. – Но разве ты не видишь, кто находится по левую сторону от меня?
– Кто?
– Самые богатые люди, от которых в селении зависит все, включая и назначение муллы! Разве я могу осмелиться не выразить им свое почтение в первую очередь?
Нури не нашел, чем возразить, а ходжа под молчаливые и недоуменные взгляды направился к выходу.
– Постой, ходжа! – опомнился Ахматбей. – Куда же ты?
– Домой. У меня много дел.
– Но… как же мы?
– Разве у вас, знающих все и обо всем, еще остались вопросы ко мне?
– О, их накопилось целое множество!
– Задавайте! – Ходжа остановился.
Ахматбей было раскрыл рот, но его опередил базарный староста Абдулла.
– Скажи, ходжа, откуда взялся дьявол, и почему он так ненавидит людей?
– Вам лучше спросить это у прежнего муллы. Он вам наверняка ответит.
Бедняки тихонько засмеялись, а Абдулла весь позеленел от злости.
– Но разве ты сам не знаешь? – продолжал настаивать он.
– Странно, что этого не знаешь ты, хотя о том известно всем: господь бог создал из глины сначала Адама, а затем Еву и поместил их в раю. Но кроме них в раю обитал дьявол, которого звали Азраилом. Только он дьяволом тогда не был. Азраил сразу почувствовал влечение к Еве и стал приставать к ней со всякими непристойностями. И тогда разгневался на него Аллах и прогнал Азраила из рая, превратив его в дьявола. И Азраил оттого возненавидел людей и теперь старается сбить их с пути.
– Верно, он и к тебе приходил?
– А чем я хуже других?
– А вот меня он никогда не навещал! – гордо произнес Абдулла. – А к тебе, святому человеку, заглядывал.
– Да, но он приходил жаловаться на тебя, Абдулла!
– На меня? – вскричал базарный староста.
– Конечно. Он со слезами говорил, что именно ты его пытаешься сбить с пути, а не он тебя.
Все засмеялись, а Абдулла от возмущения потерял дар речи.
– Достаточно об этом, – поднял руку Ахматбей. – А вот скажи нам, Насреддин: раз ты святой человек, то тебе, вероятно, под силу творить какие-нибудь чудеса.
– Конечно, я могу читать мысли, – кивнул ходжа.
– О! Скажи, о чем же я сейчас думаю?
– Вы думаете: этот оборванец лжет.
– Хм-м, – Ахматбей поскреб переносицу ногтями. – Предположим. А что еще я думаю?
– Еще вы думаете: удастся ли ему выкрутиться и сегодня? А Хасан, – услыхав свое имя, мираб вздрогнул и прекратил вертеть головой, – думает, как бы побыстрее разделаться со всем этим и вернуться в свой тихий горный домик, потому что надоели вы все ему со своими глупыми придумками – Насреддин опять всех облапошит.
– Ничего я такого не думал! – выкрикнул Хасан, но ответом ему был хохот бедняков.
– Ну, ладно, – вздохнул Ахматбей. – А скажи, ходжа, куда попаду я после смерти: в рай или в ад?
– Разумеется, в ад, – пожал плечами Насреддин, которому уже порядком наскучили глупые вопросы.
– Ай-яй, ходжа! – проглотил оскорбление Ахматбей. – Ты непочтителен.
– Вы хотели услышать правду или лесть?
– Предположим. Но я принес в праздник курбан-байрам в жертву барана. А говорят, что те, кто это сделал, в день страшного суда проедут на нем в рай через адскую пропасть по мосту тоньше волоса. Разве это неправда?
– Возможно, – не стал спорить ходжа.
– Но как же в таком случае ты утверждаешь, что я не попаду в рай? Ты противоречишь сам себе.
– Никакого противоречия нет, почтенный Ахматбей. Сколько вы принесли в жертву баранов за всю жизнь?
– Э-э… – задумчиво протянул тот. – Думаю, много. А что?
– Так вот, когда все принесенные вами в жертву бараны соберутся в стадо, и вы решите переехать на них через волосяной мост, он оборвется под их весом, и вы полетите вверх тормашками прямиком в ад.
Ахматбей от возмущения надул щеки, но тут в разговор встрял Нури:
– Ходжа, а сколько ты баранов принес в жертву?
– Если честно, ни одного.
– Выходит, ты тоже не попадешь в рай?
– Отчего же? Бедные люди пересекают мост над адской пропастью на спине тех, кто при жизни измывался над ними.
– Что ты плетешь, оборванец?! – вскипел, не вытерпев, Ахматбей.
– Мулла я или не мулла?! – вскричал Насреддин так, что притихли все богачи. – Мне виднее, кто, куда и как попадет.
– Ты никакой не мулла, а языкатый самозванец! – вскочил со своего места взбешенный Абдулла.
– Разве я когда-либо утверждал, что я мулла и разве это я просил, чтобы меня сделали муллой? Так чего вы теперь ругаетесь? – обернулся Насреддин к нему.
– Не нужен нам такой мулла! – яростно взмахнул рукой Абдулла. – Ты все утро насмехаешься над нами, говоришь всякие глупости и даже не произнес проповеди. Мы не услышали ни одного мудрого слова.
– Когда задаешь глупые вопросы, будь готов услышать глупый ответ, а мудрость услышит лишь тот, кто хочет ее услышать, – напутственно произнес ходжа. – А вот вам и проповедь. Бог спросил Мусу: «Знаешь ли ты, почему я ниспослал глупцам земные блага?» «Нет», – ответил ему Муса, и Аллах тогда сказал: «Для того чтобы мудрецам было ведомо, что земные блага обретаются вовсе не знаниями и умом». Что же касается мест в раю, то рай – это не базар, а всевышний – не базарный староста, чтобы продавать их за баранов. А богатства… Человек, уходя в мир иной, сможет забрать с собой лишь груз своих грехов и поступков, и именно о них надлежит нам думать.
Ходжа развернулся и покинул мечеть, а с ним ушли и остальные бедняки, оставив посрамленных богатеев наедине с собой.
У ворот мечети топтался слуга Шарифбека, и когда толпа бедняков рассеялась, он скользнул к Насреддину и подергал того за рукав.
– Что тебе? – обернулся к нему ходжа, старательно игнорировавший его.
– Почтеннейший Шарифбек просит ходжу к себе, – выдал тот елейным голоском.
– Просит? Это что-то новенькое. Раньше, помнится, он требовал.
– Именно просит, – склонил голову слуга. – Так уважаемый Шарифбек изволил выразиться.
– Разве он опять болен?
– Нет, нет, кази – да прибудет над ним милость Аллаха! – совершенно здоров.
– Тогда что же?
– Это как-то касается Зариф-ако, – помявшись, снизошел до ответа слуга.
– Ну что ж, передай кази, я скоро приду к нему.
Слуга еще раз поклонился и заспешил обратно, а Насреддин, раскланявшись с последними из знакомых, зашагал торопливой походкой к дому Икрама.
– Что ему было нужно от тебя? – спросил Икрам, который стоял чуть поодаль и потому не слышал разговора ходжи со слугой кази.
– Похоже, наш справедливейший решил наложить лапу на богатства отправленного им в каменоломни Зарифа.
– Ну а ты-то здесь при чем?
– Такие дела в одиночку не делаются, Икрам. Пусть он и кази, но чтобы все было по закону, должны быть свидетели. Однако кази жаден, и ни с кем не хочет делиться. К тому же друзей у него после моего судейства, похоже, вовсе не осталось. Вот он и решил найти лопоухого осла в моем лице.
– И ты пойдешь к нему?
– Сейчас самый подходящий момент дать ход дарственной Зарифа.
– Представляю лицо нашего кази, когда он узнает, что ослом-то оказался он, – усмехнулся до того молчавший Саид.
– Главное, чтобы его не хватил удар раньше, чем он даст ход бумаге Зарифа.
– А ты уверен, что он его даст?
– Куда ж ему деваться? Но ты прав. На всякий случай собери человек десять или двадцать, пусть тоже подходят к дому кази.
– Хорошо, ходжа! – и Саида простыл и след.
Забрав из дома дарственную Зарифа, ходжа в сопровождении Икрама отправился к дому кази.
Тот, как оказалось, уже в нетерпении поджидал Насреддина, стоя на пороге своего дома. Шарифбеку и вправду не терпелось разобраться с имуществом Зарифа. Кази чудились несметные богатства, которые вскоре станут только его. Правда, придется часть отдать старому оборванцу. Совсем маленькую часть – много ли надо Насреддину? Но это будет менее затратно, нежели привлекать кого-либо из его дружков – тем придется отдать как минимум десятую часть каждому.
Шарифбек примерно знал, сколько можно поиметь на столь щекотливом деле. Зариф от природы был крайне скуп и откладывал каждую копейку. Жил он по меркам богачей довольно скромно. Бай не был женат, что он считал бесполезным расточительством, также у него не было шикарного дома. Держал он всего одного слугу. Скромный одноэтажный дом давно требовал ремонта, но Зарифу было жаль денег. Двор его также не блистал ухоженностью: чахлый яблоневый сад и виноградник – вот все, что у него росло за забором. Взглянув на все это, можно было и вправду подумать, что бай действительно так беден, как пытается представить. Но кази-то знал: у Зарифа должно быть что-то около тридцати, а может, и поболее тысяч динаров. И как не наложить лапу единолично на подобное богатство? «Но, – рассуждал Шарифбек, – если он разберется с наследством, оставшимся от Зарифа, самолично, без свидетелей, то наживет себе недругов и даже врагов. Не проблема найти нужный закон – проблема оказаться чистым». К тому же кази и так уже перессорился со всеми. Не хватало еще прослыть вором, обобравшим до нитки крупного бая, для чего пришлось отправить того в ссылку – ведь именно так все и решат!
Поэтому кази нужен был свидетель, недорогой, но надежный. И выбор пал на Насреддина. К тому же именно он так ловко изобличил проходимца и душегуба Зарифа, и тут никто ничего не сможет возразить. Выходило так, будто Шарифбек на правах пострадавшей стороны становился хозяином всего, чем владел гнусный преступник.
Когда кази завидел приближающегося Насреддина, он с трудом сдержался, чтобы не побежать ему навстречу – радости Шарифбека не было предела.
– О, ходжа, наконец-то! – воскликнул кази, едва Насреддин ступил на первую ступеньку.
– Салам алейкум, уважаемый Шарифбек! – поздоровался Насреддин.
– Салам, салам. Проходи в дом, у меня к тебе очень важное дело, – поторопил кази.
– У меня к вам тоже.
– Ходжа, я уверяю тебя: мое дело гораздо важнее твоего. Но зачем ты взял с собой… э-э… – кази поморщился, – Икрама?
– Поверьте, его присутствие необходимо.
– Разве? Впрочем, неважно! Пусть подождет снаружи.
– Нет, нет, он необходим именно внутри дома.
– Да? – занервничал кази. Лишние глаза и уши ему были вовсе не нужны. – Ты настаиваешь?
– Именно, справедливейший.
– Ну хорошо, пусть будет так, как ты просишь, – сдался Шарифбек. Вынужденная задержка раздражала его. В конце концов, чем может помешать им какой-то оборванец?
Когда все трое вошли в дом, Шарифбек поспешно взобрался на возвышение и начал:
– У меня к тебе очень выгодное предложение, ходжа. Помнишь Зарифа?
– Конечно, помню.
– Так вот, я… м-м… мы! Да, именно мы с тобой, должны что-то сделать с тем, что оставил Зариф.
– Что вы имеете в виду? – наивно вскинул брови Насреддин.
– Ты не понимаешь? Его накопления, земля, дом – это большие деньги, ходжа! Очень большие, – сказав так, Шарифбек облизнулся и выкатил на ходжу глаза.
– Догадываюсь, – кивнул тот в ответ.
– Зариф очень меня огорчил. Подослал убийцу – сначала к тебе, а потом и ко мне, – снюхался с Мустафой, ай-яй! – сокрушенно покачал головой Шарифбек. – И поэтому, мне кажется, будет вполне справедливо в оплату наших с тобой страданий разделить его имущество между пострадавшими от его черных делишек. Как ты считаешь?
– Интересная мысль, – согласился ходжа.
– Правда? Я так рад, – поерзал на курпаче Шарифбек. – Я знал, ходжа: ты деловой человек. С тобой можно иметь дело. К тому же ты спас меня от треклятого разбойника. Выходит, ты мне друг! Правда? – с надеждой спросил кази.
– И что же справедливейший кази имеет мне предложить? – уточнил Насреддин, уклонившись от ответа.
– Я хочу тебе предложить двадцатую часть всего, чем владел Зариф. Мы сделаем все по закону, ни о чем не беспокойся!
– Хм-м. – Ходжа сделал вид, будто раздумывает над предложением, и принялся оглаживать бородку.
– Ты сомневаешься? Да, ты прав. Я бы тоже сомневался на твоем месте. Что такое двадцатая часть? Тьфу! Я дам тебе пятнадцатую часть! Нет? Десятую, десятую часть! Ходжа, имей совесть – все-таки именно я едва не отправился на тот свет от руки гнусной собаки Юсуфа, или как там его.
– Да, но если вы помните, я тоже по чистой случайности избежал подобной участи.
Шарифбек нахмурил лоб и прекратил крутить четки – Насреддин оказался не так прост.
– Сколько же ты хочешь получить? – спросил кази, недовольно пожевав губами. – Не половину же, в самом деле!
– Конечно, нет.
– Уф-ф, ходжа! – выдохнул Шарифбек с непередаваемым облегчением. – Так сколько же ты требуешь?
– Все, – тихо произнес ходжа, но оброненное им слово донеслось до слуха судьи раскатом грома.
– Все?! Да ты в своем уме? – побледнел кази, почувствовав сильное головокружение.
– Разумеется! И вот тому доказательство.
Ходжа достал из-под халата свиток и передал его обомлевшему кази.
– Что такое? – уже совершенно ничего не понимая, пролепетал пораженный Шарифбек.
– Дарственная на мое имя, написанная рукой Зарифа.
– Какая еще дарственная?
– На все имущество. Да вы прочтите, там все сказано.
Шарифбек долго смотрел на ходжу невидящим взором, потом развернул мелко дрожащими пальцами бумагу и, шевеля губами, прочел ее.
– Не может быть! Это подделка! – лицо кази налилось кровью, кази начал задыхаться от негодования. – Признавайся, негодный старик, где ты ее взял?!
– Вы зря меня оскорбляете. Бумага была составлена лично Зарифом, заверена им и еще двумя свидетелями, один из которых присутствует здесь, – ходжа указал на Икрама, – а другой скоро подойдет.
– Невозможно! – Кази все еще никак не мог прийти в себя от потрясения. – Когда… – сглотнул он. – Когда же Зариф успел ее составить?
– Вчера, после того как вы его осудили. Он позвал меня и сказал следующее: «Будь проклят кази Шарифбек! Я не дам ему завладеть моим имуществом и лучше раздам его нищим». Это его слова. А после он потребовал бумагу и чернила и написал дарственную. Так что, уважаемый Шарифбек, давайте уже перейдем от слов к делу и начнем раздел имущества.
Шарифбек откинулся на стену позади себя, чтобы не упасть – ему и вовсе стало худо.
– Но тут сказано, что его дом отходит тебе, свои земли он отдает тем, кто на них работает, а все остальное имущество подлежит продаже, а после должно быть поровну роздано беднякам.
– Что же вас смущает, почтенный кази? Или вы отказываетесь исполнить волю дарителя?
Шарифбек судорожно соображал, как поступить, но тут в двери дома вбежал Саид и, поклонившись кази, обратился к Насреддину.
– Народ пришел, ходжа.
– Видите, Шарифбек, народ требует причитающееся ему.
– Требует?! – вскричал в гневе Шарифбек, но вдруг расслабился и криво усмехнулся. – Ну хорошо, будь по-твоему! Мы поступим так, как указано в этой паршивой бумаге. Но знай: ты обязан внести в счет оплаты за оформление завещания четверть той суммы, что указана в бумаге, – со злорадством уставился кази ходже в лицо. – Так полагается по закону!
– Мудрейший Шарифбек ошибается, – покачал головой ходжа. – Во-первых, Зариф еще жив. А во-вторых, это вовсе не завещание, а дарственная.
– Ну и что же? Оформление дарственной тоже стоит денег! Или ты думал, я буду работать бесплатно?
– Нет, я честный человек, и потому готов оплатить причитающееся вам.
– Ты готов и не откажешься потом от своих слов? – прищурил левый глаз кази.
– Не откажусь.
– Так и быть! – Кази спешно, но со знанием дела произвел необходимое, придав бумаге силу, и помахал ею.
– Плати четверть!
– Четверть? Вы ошиблись, о кази.
– Никакой ошибки нет! Сумма слишком велика, и потому оформление ее требует внесения соответствующей случаю оплаты.
– Ай-яй-яй, кази. Я понимаю, что радость за бедняков затмила ваш разум, и вы позабыли истинные расценки, но вашей беде очень легко помочь. Саид, подай-ка мне во-он ту черную книгу.
– Что ты себе позволяешь?! – вскричал кази, но не успел он двинуться с места, как Саид уже передал книгу ходже. – Это моя книга, мой дом. Это я кази!
– Не утруждайте себя, о мудрый кази, – остановил его ходжа, листая книгу. – Мы сами посмотрим. Итак, при оформлении дарственной, кази надлежит взять: если сумма невелика – медную монету; если велика – динар.
Ходжа закрыл книгу, вернул ее Саиду, а сам порылся в кармане и извлек один динар. Повертев его в пальцах перед носом Шарифбека, он сунул динар ему в ладонь и вытянул из другой свою дарственную.
– Вот, получите! Ваше вознаграждение, справедливейший кази. Благодарю, и всего вам хорошего.
Ошарашенный кази долго смотрел на динар, потом как-то весь обмяк. Монета выпала из его ладони, гремя покатилась по полу и замерла у ног Саида, но тот даже не наклонился, чтобы поднять ее. В следующий миг кази сорвался с места и на четвереньках бросился к ходже.
