полная версия

Л. М. Землянова
Журналистика и коммуникативистика. Концептуализация медийных процессов в современной зарубежной науке

Полная версия

© Землянова Л. М., 2012

© МедиаМир, 2012

Введение

Начало XXI века ознаменовалось стремительным развитием процессов мультимедиатизации общественно-культурной, политической и экономической жизни разных стран мира. Несмотря на прогнозы о полной победе новых электронных медиа над традиционными, печать, радио, телевидение, вступая в конвергентные отношения друг с другом, с Интернетом и мобильной телефонией, интенсифицируют эти процессы, внося преобразования и в журналистику. Обретая доступ к эффективным коммуникационным технологиям с новыми векторами, объемами и скоростями распространения информации, она усиливает свои возможности оказывать влияние на судьбы людей и народов в различных частях света. Аудитория благодаря мультимедиатизации жизни расширяется и сегментируется, становится более интерактивной, но с тенденциями к индивидуализации своего отношения к получаемой информации и утверждению права на распространение собственной информации в блогосфере. Ситуация динамично видоизменяется не только из-за перманентной модификации технического инструментария медийных систем и связанных с ним новаций в социуме и на геополитической карте мира, но и вследствие усиления идейных споров о проблемах и перспективах эволюции этих систем в будущем.

Аргументированные ответы на многие возникающие дискуссионные вопросы стремится дать коммуникативистика, изучающая социально-культурные, политические и экономические факторы развития медийных процессов вкупе с их гуманитарной миссией. Зародившись в середине прошлого века, эта молодая ветвь обществоведения сумела быстро достигнуть академической зрелости на основе сравнительно-системной методологии конкретно-исторических анализов, помогающих использовать международные и междисциплинарные связи исследователей информационных средств коммуникации в разных странах мира. В теоретическом базисе современной глобализирующейся коммуникативистики интегрируются теории и методы, характерные для специалистов в области социологии и экономики, философии и культурологии, кибернетики и информатики, филологии и этнографии и связанных с ними исследований особенностей журналистики и ее проблем.

Нацеленность на изучение информационно-коммуникационных факторов современного общественно-культурного прогресса и препятствий на его пути, выявляющихся в ходе сравнительных анализов различных медиаландшафтов мира, позволяет вносить важные коррективы в теоретический фундамент исследований СМИ и совершенствовать программы медиаобразования для журналистов. В последние годы это зримо проявляется в стремлениях к пересмотру прежних доктрин, пользовавшихся хрестоматийной известностью во многих странах. Вместо курса на деидеологизацию медийных процессов предлагаются новые подходы к их осмыслению в социально-исторических контекстах, создающих идеологическую ауру. И в этой связи растет внимание к выяснению сути модных неолиберальных, постмодернистских, технофильских и иных концепций, вызывающих разногласия и альтернативные взгляды на их роль в социально-культурном прогрессе человечества. Усиливается и критика сторонников сплошной коммерциализации и монополизации информационного капитала в руках медиабизнесменов и сопряженные с этой тенденцией попытки превращения пользователей СМИ из граждан в потребителей товаризованной информпродукции.

Растет критическое отношение к чрезмерному увлечению компьютерной техникой, способному негативно влиять на менталитет и образ жизни пользователей (особенно на молодое поколение), проводящих у экранов слишком много времени в ущерб иным формам полезной информационной деятельности и творческого труда. Внимательно изучается в коммуникативистике словесноаналитическая энергетика книжной культуры, прессы, радио, как и вербально-визуальная выразительность телевизионных передач, эффективность которых во многом обусловлена деятельностью квалифицированных журналистских кадров. Поэтому в ряду новых теоретических тенденций в коммуникативистике оказывается и повышенный интерес к семиотике, помогающий раскрывать идеологическую роль дискурсов и фреймов в печати и консьюмеристских функций рекламно-знаковых языков в медиабизнесе.

Таким образом, в исследованиях коммуникативистов не отрицаются, а утверждаются и проясняются закономерные взаимосвязи между содержанием, формами, средствами, целями и последствиями разнообразных человеческих общений, сопряженных с передачей информации. Коммуникация и информация рассматриваются как проявления двуединого всеобщего свойства человеческого бытия, благодаря которому на разных стадиях цивилизации формируются, сохраняются и преобразуются условия целостности и устойчивости жизнеспособных структур и систем. Люди не могут жить без информирования друг друга о том, что происходит в окружающей их среде, а информирование не может происходить без общений. Это логично фиксируется в корневой основе названия науки – коммуникативистика (от communication – коммуникация, связь, сообщение, средство сообщения, средство общения, информация) и убедительно иллюстрируется при изучении истории культуры, уходящей в глубь веков, когда информационные общения формировались с помощью наскальных рисунков, ритуальных действий, фольклора, языков дыма или барабанных сигналов. Изобретение письменности и печатных станков, фотографии, телеграфа, радио, телевидения, а затем Интернета и мобильной телефонии – все эти совершенствующиеся средства коммуникации и информации помогают налаживать связи между людьми, народами и странами и, в конечном счете, вносят вклад в цивилизацию.

Сегодня изучение этого всемирно-исторического процесса обретает особую актуальность для землян в условиях, когда народы разных стран сталкиваются с острейшей необходимостью укрепления на планете условий для мирной жизни без войн и природных катастроф, без уничтожения культурных ценностей и здоровья людей, совершая это посредством информационно-коммуникационных диалогов для взаимопонимания и сотрудничества в решении многочисленных глобальных и локальных проблем. Коммуникативистика способна оказывать существенную помощь в осмыслении сути этой задачи века, изучая миротворческий потенциал информационных средств связи и внося свой важный вклад в подготовку высококвалифицированных кадров для современной журналистики.

Глава I
Дискуссионность идейного вклада Г. М. Маклюэна в современную коммуникативистику

Герберт Маршалл Маклюэн – профессор английской литературы, возглавлявший в 1960-1970-е гг. Научный центр культуры и техники при Торонтском университете в Канаде. Его работы поражали современников не только дерзновенностью устремленности к переосмыслению многих традиционных научных представлений об истории культуры, но и неординарной формой изложения идей и прогнозов с парадоксами и софизмами, шокирующими тезисами и выводами. Сенсационную известность получил постулат Маклюэна «Средство и есть сообщение» (medium is the message). Он был сформулирован в период начавшегося телевизионного бума, но и до сих пор вызывает живые споры, в ходе которых с разных позиций критикуются и модифицируются те или иные представления об истории и атрибутах медийных процессов.

Согласно концепциям Маклюэна в истории цивилизации можно выделить три этапа. Первый этап – первобытная дописьменная культура с устными формами передачи информации и коммуникациями, основанными на естественно-коллективном образе жизни. Второй этап – культура письменно-печатная, заменяющая устные эмоциональные формы общения книжными, создающими предпосылки для индивидуализма вместо коллективизма и дидактизма вместо естественности. Третий этап – современный, уводящий от культуры печатного слова в сторону слухо-визуального многомерного восприятия мира на основе новых телекоммуникационных технологий.

В программной статье «Миф и средства массовой информации», сопоставляя электронные слухо-визуальные коммуникации с устными формами общения, воплощавшимися в мифологии и фольклоре, Маклюэн утверждал, что сравнение этих «устойчивых моделей вселенной»^[1] подтверждает ведущую роль языковых средств общения, формирующих сообщения. Меняется средство – меняется и характер информации, а следовательно, и восприятие мира. Согласно такой концепции, подобно первобытно-устным средствам общения современные электронные СМИ вновь возрождают многомерность восприятия реальности, «создавая сферическую область опыта»^[2] как качество, которое придает культуре «акустический характер», давая возможность множеству людей одновременно включаться в процесс передачи и получения информации: наподобие того, как не один, а масса слушателей могут присутствовать одновременно при сообщении фольклорного текста.

Иное качество выделяет Маклюэн в печатной культуре «эры Гутенберга», где, по его мнению, средства передачи информации формируют индивидуально-однолинейное восприятие мира, лишенное слухо-визуальной многомерности, естественности и живой эмоциональной сопричастности к устным коллективным языкам общений (таким как фольклор или мифы). С печатной культурой он связывает также тяготение к «пространственному и территориальному национализму», которое может использоваться в качестве «бюрократических инструментов униформистского контроля»^[3].

Преимущество новых электронных медиа Маклюэн усматривал и в более активном поведении аудитории, которая в постлитературную эпоху отказывается от роли только потребителя в пользу продюсера. Этот прогноз, как и другие, он утверждал в форме парадоксально звучавших постулатов, привлекавших внимание своей неожиданностью и афористической настойчивостью. Известность получили не только его изречения относительно «дихотомии продюсера и консьюмера»^[4] в печатных медиа, но и определения культуры как нашего бизнеса, а рекламы как пещерного искусства двадцатого века, когда возникает «безграничный трайбализм под влиянием электрических схем» и «телевизионная молодежь впервые оказывается отделенной от старого господствовавшего инструментария книг и машин»^[5].

В отличие от коммуникативистов, выявляющих конкретные социально-исторические факторы развития медийных процессов, Маклюэн ведет речь об электронной «трайбализации», возникающей в современном мире «глобальной деревни», где каждый житель погружается в акустические структуры «с центрами повсюду и отсутствием границ»^[6]. Сравнивая телевизионную акустичность с особой чувствительностью мифических одноглазых циклопов и называя телевизионный век «веком циклопов», канадский культуролог утверждал особую силу этого «циклопического» воздействия телевидения на зрителей, обостряющего чувствительность, как слепота или наркотики. Фетишизация акустических атрибутов электронных медиа оборачивается у него апологией, с одной стороны, массовой зрелищной культуры, а с другой стороны, идей неоавангардизма, прокладывавших путь в 1950–1960 гг. постмодернистским выступлениям против традиций высокой культуры. В унисон с ними звучали и те постулаты, в которых Маклюэн признавал, что электронные СМИ «пробуждают мир хиппи и рок-музыки» и «молодежь, целиком погружаясь в акустическое пространство, усваивает трайбалистские позы и отношения дописьменного или постписьменного периода»^[7].

В своих высказываниях Маклюэн затрагивает многие животрепещущие вопросы своего времени, обсуждаемые и сегодня, требующие тщательного рассмотрения с учетом неоднозначного к ним отношения и в прошлом веке, и в нынешнем. Маклюэн обладал даром быстрого реагирования на новые тенденции, заявляя в свойственной ему парадоксальной манере, что «в век многочисленных и массовых инноваций старомодность становится главной навязчивой идеей»^[8]. Пристрастие к парадоксам нередко подталкивало его к поспешным и спорным выводам. Но свойственный ему яркий полемический стиль вдохновлял читателей на отказ от устаревающих идей и на поиски новых, среди которых могут быть тоже спорные концепции, но их обдумывание и проверка, в конце концов, способствуют не застою, а модернизации теоретического арсенала коммуникативистики. Это проявляется на разных этапах ее развития в различных методологических контекстах.

Профессор Калифорнийского университета Герберт Шиллер, будучи автором солидных исследований социально-экономических и политических факторов, определяющих могущество монополизированного информационного капитала и его роль в процессах манипулирования общественным сознанием, критиковал тезис Маклюэна «средство и есть сообщение» не столько за подразумевающееся в нем отождествление этих понятий, сколько за игнорирование возможности и надобности измерять и сравнивать заложенное в средство информации «социальное содержание сообщения» и прослеживать, как складывается «единая основа информационного потока», ибо «на самом деле все средства информации передают одно и то же сообщение, только каждое придает ему собственную форму и стиль», создавая в итоге «кумулятивное воздействие на потребителя информации всех связанных раздражителей, передаваемых по различным информационным каналам»^[9].

Шиллер писал об этом в 1970-е гг., когда процессы мультимедиатизации еще не достигли такого уровня развития, как это происходит позже. Несколько десятилетий спустя Мануэл Кастеллс (известный теоретик коммуникативистики), полемизируя с Маклюэном, предлагает перефразировать его тезис «средство и есть сообщение», заменив слово «средство» на слово «носитель» сообщения, чтобы получилось, что носитель сообщения сам становится сообщением – «messenger becomes the message». В такой перефразировке выражается не парадокс метатеоретических рассуждений о медийном пространстве, а факт конкретной реальности – персонализация политических событий, которые до такой степени подвергаются фреймированию в новостях, что «политики, а не сама политика, становятся актерами драмы» и «в сознании многих людей остаются персональная мотивация и персональные образы как источники политики». Перекликаясь с идеей Маклюэна относительно превращения мира в «глобальный театр» благодаря телевизионным сетям, Кастеллс тоже использует этот метафорический образ, но конкретизирует его, указывая на театрализацию политики в результате ее «медийного фреймирования»^[10], помогающего стратегам оказывать влияние на публику.

Диапазон полемических обращений к Маклюэну расширяется в XXI в., когда предметами научных дискуссий и исследований коммуникативистов становятся такие важные темы, как медиа и глобальная культура, медиа и экономика, социологические и гуманитарные аспекты новостных репортажей, визуально-эмоциональные и лингвориторические возможности влияния новых информационных средств связи на аудиторию, которая становится благодаря Интернету более активной в утверждении собственных прав на участие в коммуникационной деятельности. Эту тенденцию, по мнению аналитиков, можно выразить, перефразируя тезис Маклюэна на новый лад: «Пользователь становится средством» (user is the medium)^[11].

Многих коммуникативистов, полемизирующих с постулатами Маклюэна, объединяет негативное отношение к технологическому детерминизму, игнорирующее творческую роль людей, которые создают информативную технику в интересах прежде всего человека, и их деятельность должна измеряться с гуманитарных позиций прежде и более всего.

Норберт Винер, выдающийся ученый, основатель кибернетики, которая внесла существенный вклад в коммуникативистику, в отличие от Маклюэна утверждал, что «вычислительная машина ценна ровно настолько, насколько ценен использующий ее человек». Он признавал, что «существует культ техники. Люди заворожены техникой». Но при этом ученый добавлял: «Машины предназначены для службы человеку, и если человек предпочитает передать весь вопрос о способе их употребления машине, из-за слепого машино-поклонства или из-за нежелания принимать решения (назовете ли вы это леностью или трусостью), тогда мы сами напрашиваемся на неприятности»^[12].

Коммуникативисты, которые подобно Винеру не принадлежат к машинопоклонникам, не одобряют прогнозы Маклюэна относительно гибели печатной культуры под натиском электронных технологий и противопоставляют им свои концепции, утверждающие не отказ от этой культуры, а ее плодотворное сосуществование с новыми медиа и интеграционные связи между ними. Такие взгляды основываются на исторической необходимости поддерживать лучшие традиции мировой культуры и на них опираться в освоении инноваций в технике, искусстве, образовании, литературе и журналистике. Они предполагают, что абсолютизация только техники чревата недооценкой этих традиций и связанных с ними принципов литературной грамотности, отстраняемой в пользу умения пользоваться кнопками телевизоров, компьютеров и мобильников. Чрезмерное увлечение экранно-кнопочной грамотностью в ущерб книжной, присущее юной аудитории, вызывает среди коммуникативистов беспокойство из-за негативного воздействия этой тенденции не только на менталитет киберфанатов, но и на их физическое здоровье. Тревогу у родителей вызывает и само пристрастие к «сетевому индивидуализму» ^[13], отчуждающему детей от семьи и общества и создающему риски влияния на них различных «манипуляторов сознания», способных распространять идеи насилия, порнографии и разного рода вариантов экстремизма.

Полемику с Маклюэном ведут и те коммуникативисты, которые в отличие от него более глубоко стараются проникнуть в социальную сущность последствий возрастающего влияния новых коммуникационных технологий на экономику и другие сферы жизни в условиях, когда «глобальные цифровые сети капиталистической организации вступают в постиндустриальную фазу виртуальности и почти чистых электронных коммуникаций»^[14]. Все это способствует радикальным изменениям «в управлении обществом как во времени, так и в пространстве»^[15].

Тезис Маклюэна «средство и есть сообщение» в этой концепции не забывается, но переосмысляется для понимания сути нового статуса информационного бизнеса, образующегося благодаря «переходу от заземленных бумажных форм в конкретных институтах к изменчивым и мобильным формам электронных битов». Это превращение называется «пространственно-временной компрессией» с гибкими моделями «деинститутионализации» прежних форм капиталистического производства путем погружения их в цифровые сети коммуникационных инфоструктур, которые являются «не только орудиями бизнеса. Они становятся его главным организующим принципом»^[16] и претендуют на «осевую роль глобализируемой постиндустриальной экономики» и «нового мирового экономического порядка»^[17]. Люди при этом «фрагментируются не только в пространстве, но и во времени»^[18]. В их жизни возникают «локальная фрагментация, социальная изоляция и пассивность»^[19].

Интересная полемика с идеями Маклюэна относительно гибели печатной культуры содержится в книге Джея Дэвида Болтера и Ричарда Грузина «Ремедиация. Осмысление новых медиа». Модифицируя концепции канадского культуролога, авторы книги употребляют термин «ремедиация» (remediation) для обозначения процесса постоянного обновления медиа в зависимости от меняющихся требований времени. В этом термине объединяются коннотационные связи, с одной стороны, со словом remedy, означающим лекарственное средство или способ исправления, улучшения чего-то, а с другой стороны, со словами media и mediation, употребляющимися для определения средств информации и их распространения в обществе. Если принять во внимание все эти толкования, то слово remediation можно употреблять для обозначения повторного действия медиации при создании и применении новых (или откорректированных) средств распространения информации в новых условиях и новых формах.

Переосмысляя с помощью своей теории ремедиации постулаты Маклюэна, авторы книги утверждают, что история медийных процессов демонстрирует, каким образом средства информации ремоделируют своих предшественников и современников. В итоге «медийные технологии создают сети или гибриды, которые можно определять с помощью физических, социальных, эстетических и экономических терминов»^[20]. При этом можно сказать, что «медиатехнологии являются посредниками в нашей культуре, не впадая в западню технологического детерминизма… Они возникли из глубины культурных контекстов и преобразуют другие медиа, внедренные в те же самые или сходные контексты»^[21]. Совершая это, они делают то, что мы характеризуем как «акты ремедиации»^[22]. Каждый акт этого процесса зависит от других медиа, которые могут репродуцировать и замещать друг друга. И так как «медиации являются одновременно и реальными, и медиациями реальности, ремедиация может также трактоваться как процесс реформирования реальности»^[23]. А «средство это и есть то, что связано с ремедиацией (medium is that which remediates)»^[24].

Прошло полвека с тех пор, когда культурологи разных стран начали с интересом обращаться к сенсационным прогнозам Маклюэна. И по сей день они полемически обсуждаются, хотя в медиасфере XXI в. складывается ситуация, полностью не подтверждающая предсказания канадского профессора. Книги, журналы и газеты не становятся жертвами электронного «циклопизма» и продолжают сосуществовать не только вместе с радио и телевидением, но и с Интернетом и мобильной телефонией. Значит ли это, что теоретические постулаты Маклюэна теряют для коммуникативистики актуальность? Ответ на такой вопрос не должен быть категорически однозначным. Идеи Маклюэна не следует фетишизировать, как не следует отрицать присущий им полемический пафос, вдохновляющий на поиски новых подходов к изучению технологических факторов наряду с анализом экономических, политических и социально-культурных причин и условий ремедиации и развития медийных процессов на разных этапах их истории. Такие поиски в современной коммуникативистике ведутся постоянно, а результаты их сообщаются на многих конференциях и страницах научных изданий.

Одним из примеров может служить специальный выпуск международного журнала коммуникативистов «Газетт», посвященный проблемам влияния Интернета на европейские газеты. Выделялись два аспекта влияния – на публичную сферу, приобщающую граждан к общедоступным формам получения информации в Интернете, и на традиционные медиа, вынужденные приспосабливаться к новой конкурентной ситуации. В предисловии отмечается, что авторы опубликованных статей, несмотря на присущие им «различные теоретические и географические перспективы», обусловленные особенностями разных стран, помогают понять, «каким же образом Интернет меняет способ обеспечения новостями и информацией и как это вносит вклад в интерактивные возможности дебатов»^[25].

Исследователи отмечают, что особенности конкурентных отношений между бумажными газетами и Интернетом проявляются в изменениях традиционных функций издателей печатной продукции. Если раньше они выполняли роль посредников между создателями контента, рекламодателями и аудиторией, то Интернет предлагает большую самостоятельность пользователям получаемой информации. С одной стороны, это угрожает снижением доходов для издателей газет, а с другой – побуждает их в целях укрепления своего статуса на информационном рынке искать выгодные контакты с Интернетом. Стремясь к снижению своих издательских расходов, они начинают шире использовать различные нужные им электронные службы с функциями рекламы, почты, архивов, консультаций и, не ограничиваясь этим, учреждают собственные вебсайты в надежде на расширение аудитории и сохранение выгодных позиций на информационном поле деятельности. Печатная культура не исчезает, но конкуренция и в ней развертывается по разным направлениям – горизонтальным и вертикальным, а соперниками для печати становятся не только новые электронные медиа, но и их пользователи, претендующие на роль самостоятельных распространителей информации, не нуждающихся в услугах профессиональных посредников – журналистов и редакторов, участвующих в издании печатной продукции. Тенденция такого рода получила название «дисинтермедиации» (отказ от посредничества) и вызвала новые проблемы в сфере медиабизнеса из-за усиливающихся в ней процессов как конкуренции, так и конвергенции между традиционными и нетрадиционными медиа.

Эти, как и многие другие новации, раскрываемые в работах коммуникативистов, представляющих разные страны мира, объединяют их стремлением учитывать роль техно-структурных факторов не только в Интернете и мобильной телефонии, но и при модификации традиционных медиа, что вызывает в памяти постулат Маклюэна «средство и есть сообщение». Однако конкретные результаты исследований не поддерживают принципы технологического детерминизма и оспаривают их в разных отношениях.

В стороне от полемики с Маклюэном не остаются и создатели проектов грядущего информационного общества, заметной фигурой среди которых является американский футуролог Элвин Тоффлер. Изложенные в его работах гипотезы, как и у Маклюэна, основываются на выделении трех «волн», т. е. этапов развития мировой цивилизации – аграрно-патриархальный с устными формами общения, индустриальный с письменно-печатными и постиндустриальный, в котором главным фактором эволюции является новейшая электронная технология. Это обусловливает сходство, но не исключает и различия между Маклюэном и Тоффлером в подходе к анализу причин, характера и диапазона влияния медиа на историю цивилизации.

Маклюэна интересовали языковые функции средств связи и их мифотворческие возможности. Он обратился к этой теме с позиций литературоведа, который много лет посвятил изучению модернизма. Тоффлера как футуролога больше привлекали исследования взаимосвязей между коммуникационными технологиями и социально-историческими особенностями разных этапов прогресса и особенно в преддверии перехода к информационному обществу. Маклюэн предрекал наступление эры «глобальной деревни», создаваемой под влиянием вытеснения печатной культуры телевизионной, а Тоффлер предсказывал появление информационного общества с глобальным компьютерным «мегамозгом». Объединяет их тенденция к риторической напыщенности стиля высказываемых идей и претензий на непререкаемое новаторство в осмыслении сложнейших проблем развития мировой цивилизации в атмосфере грандиозных темпов развертывания информационно-коммуникационной революции.

Назвав свой метод «социальным “волнообразным” анализом»^[26], Тоффлер в книге «Третья волна» критикует фабричные стандарты, возникшие на второй волне цивилизации с ее индустриальным характером омассовления всех сфер жизнедеятельности, включая и масс-медиа – от газет и радио до фильмов и телевидения, где воплощаются принципы фабрики, поскольку «они штампуют одинаковые мессиджи в умах миллионов людей подобно постановке фабричных штампов на одинаковые продукты, употребляемые в миллионах домов»^[27]. Выход он предлагал искать в создании новой, разумной среды, основанной на компьютерной технике.