Нэнси Кресс
Свет чужого солнца
57
Кто-то поднял температуру на десять делений, почти до уровня торжества. В теплом воздухе витали благоухающие, пьянящие феромоны. В них все еще сквозил оттенок тревоги и неуверенности, но никто из семнадцати гедов не просил Энциклопедиста отключить обогрев. Радость сейчас гораздо важнее, чем кристальность и чистота.
Они собирались домой.
Возвращались с жителями Кома на борту, под бременем последних известий с Флота, разбитого людьми, возвращались, так и не найдя решения Ключевого парадокса – но, главное, возвращались. Голоса рокотали комбинациями точных фактов, иногда переходя на конструкции намеренного беспочвенного каприза. Последние ни разу не использовались со времени прибытия на эту коварную, аморальную планету. Руки гедов гладили друг другу спины, головы, конечности. Мощный, влекущий аромат приближающегося совокупления будоражил.
Отсутствовал только Гракс, который все еще беседовал с двумя мужчинами, отправлявшимися на корабле вместе с годами.
Восторг был особенно сладким, потому что никто не надеялся улететь с Кома до истечения «года». Но после бесконечных рассуждений, на которые ушла вся «ночь» – и которые доставляли наслаждение сами по себе – геды решили, забрав с собой тех, кто проникся к ним преданностью, покинуть планету. Ни к чему мешкать. Эксперименты с целью подчинить людей при помощи препаратов провалились. Покорность, вызванная химикатами, разрушала интеллект, а вещества, которые не вредили интеллекту, не делали людей более податливыми. Значит, управлять их поведением на корабле будет невозможно.
– Если бы мы продолжили опыты… – сказал Враггаф.
– Гармония поет с нами.
– Гармония поет. Если мы могли продолжить опыты…
– У нас нет времени.
– Гармония поет с нами. Эксперименты над мозгом оказались бесполезными.
– Бесполезными.
– Гармония поет с нами.
– Человеческий интеллект… – сказал Фрегк, намеренно сочетая несочетаемые друг с другом понятия. От него повеяло отвращением.
– Человеческий интеллект, – подхватил Крак'гар, – похож на черную дыру, засасывающую идеи, на создание которых у гедов ушли жизни многих солнц. Водоворот. Прорва.
Остальные мгновенно поняли метафору и завершили ее. Такова поэзия разумных, которые все создают сообща.
– Гедийский интеллект.
– Надежное солнце.
– Медленно горящее, дающее свет.
– Лелеющее жизнь.
– Дарящее Единение.
– Гармония поет с нами!
Они отправлялись домой, но понимали, что трое людей на борту корабля создадут немало проблем. Конечно, геды и раньше перевозили животных, но тут все будет иначе. Люди смогут свободно передвигаться по кораблю, они будут союзниками гедов, но их придется постоянно контролировать, потому что они чужаки. Это угнетало феромоны всей команды, особенно тех, кто не покидал корабль. Они воспринимали людей как передаваемые Энциклопедистом изображения на экранах. Но как контролировать поведение людей? Вот проблема. Решить ее, как всегда на этой зловонной планете, не хватило времени.
– Важные данные, – объявил Энциклопедист, хотя его просили не нарушать торжество. Разве что случится что-нибудь непредвиденное. И тут же раздался голос Гракса, переданный прямо через Энциклопедиста:
– Двое людей, Тей и Криджин, отказались подняться на борт.
– Женская особь, певшая в гармонии с «джелийцами», только что убита ими, – вслед за Граксом сообщил Энциклопедист. И все услышали, как вскрикнул Гракс.
Он был один на один с этими дикарями, каждый, почувствовав его отчаяние, послал ему успокаивающие феромоны, тут же сменившиеся феромонами раздражения: дотянуться до него сквозь стены было невозможно. Слабый запах тревоги усилился. Геды начали тихонько рокотать слова утешения, но они не достигали Гракса, потому что Энциклопедист продолжал запись. Важность поступающих данных отодвинула все остальное на второй план.
– … Убей ее! – приказал кто-то хриплым голосом, так кровожадно, что даже геды, несмотря на то, что слышали чужую речь, содрогнулись. Затем раздался непонятный звук и грохот чего-то упавшего на пол.
– Доставь на корабль оставшихся троих. Здесь они будут в безопасности, – обратились к Граксу трое гедов. Они не просили его отвечать – Гракс в это время говорил с человеком по имени Дахар.
– Сказать это Эйрис наедине? Хорошо, – ответил геду человек. Действительно, так будет лучше, только сумею ли я ее убедить? – Голос Дахара дрожал от возбуждения, которое все семнадцать гедов распознали по тембру. Кроме того, от человека исходили эмоции, которых они не понимали.
– Вы брачная пара? – спросил Гракс жреца.
Семнадцать услышали смех Дахара. На этот раз никто не знал, что означает этот звук.
– Я приведу ее сюда.
– Когда ты поведешь их внутрь периметра, – обратился Энциклопедист к Граксу, – не входите через дверь. Люди совершают насилие у восточной стены. Дахар не должен этого видеть. Проведи их сквозь стену за пустым зданием, к северу от помещений с подопытными животными и людьми. В шлюзе будет атмосфера Кома.
Заговорил Дахар. Его голос был тише – видимо, он остановился в дверях.
– Гракс… Я никогда не говорил тебе… Ты такой, какими должны быть жрецы-легионеры. Ты и другие геды… – Последовала долгая пауза, а потом джелиец с болью продолжал: – Мы стоим на одном клинке, связанные честью самой жизни. Что ты свободно дал, я никогда не смогу вернуть. Но какой бы ни оказалась плата, я буду служить тебе изо всех сил, Гракс. Буду.
На время воцарилась тишина, потом Энциклопедист начал передавать разговор между Дахаром и Эйрис. Он не стал бы этого делать, если бы не считал его содержание важным.
– Геды намеренно забрали Талот, – говорила Эйрис, – Джехан сказала, что ее подругу геды забрали внутрь Стены. Талот пошла туда не по своей воле, ее забрали. Зачем? Откуда нам знать, действительно ли больные погружены в стазис? Откуда нам знать, лгут нам геды или нет? С самого начала.
Кто-то попросил Энциклопедиста понизить температуру.
58
Позже Эйрис не сумела вспомнить, сколько времени просидела в темноте. Потом она очнулась, – вернулась из бездны, где не было ни Эр-Фроу, ни Дахара, ни Эмбри. Ее вывел из оцепенения настойчивый и вместе с тем неуверенный стук в дверь, будто стучавший боялся и того, что дверь откроется, и того, что она останется запертой. Эйрис машинально направила кресло к двери. В коридоре, освещенном оранжевым светом, стояла СуСу. Черные глаза на бледном личике казались неестественно огромными.
– Ты его испугалась. – Эйрис поняла, что СуСу видела Дахара вооруженного легионера, в гневе захлопнувшего дверь. Какие воспоминания пробудил он в бедной головке? И все же СуСу не спряталась, не бросила Эйрис, как не бросила умирающего варвара, который больше не мог защищать подругу от ее соплеменников. – Со мной все в порядке, – мягко сказала она СуСу. – Дахар не тронул меня. Скажи, куда он пошел?
СуСу молча смотрела на Эйрис, и ее черные глаза были блестящими и непроницаемыми, как стена.
В комнате внезапно запахло гарью. Дым шел от куска ткани, закрывавшей оранжевый круг. Сначала задымилась середина, где ткань плотно прилегала к врофу. Потом вспыхнуло пламя. Клочья тряпки падали на металлический пол и, догорая, не причиняли ему никакого вреда. Как только оранжевый круг освободился, пламя погасло.
– Они снова хотят подглядывать за нами, – прошептала Эйрис и протянула руку к оранжевому кругу; он быстро остывал.
СуСу, едва взглянув на светящийся глаз, схватила Эйрис за руку и потянула к двери.
– Нам некуда идти, СуСу, – пожалуй, чересчур резко сказала Эйрис. Неужели ты не понимаешь? Нам некуда идти! – Ей и самой было тошно оставаться под надзором, запертой в четырех стенах, но идти-то действительно некуда. Изгнание теряет смысл, когда нет места, куда хочется вернуться. Должно быть, то же чувство все эти десятициклы испытывал Келовар: отрезанные от всего, к чему привыкли, они становились другими. Это происходило с неотвратимостью размножения микроорганизмов без солнечного света.
СуСу вывела Эйрис из-под арки. Жуткий ярко-желтый свет заливал купол «неба».
– СуСу, что это?
Девочка не ответила. Впереди свет был не таким ярким; вдалеке к куполу поднимался дым. Отовсюду неслись возгласы и крики. Эйрис догадалась, что люди подожгли Эр-Фроу.
– Кто это сделал? – воскликнула она. Огонь пылал на юге, в стороне от лагерей джелийцев и делизийцев. – Кто?
– Джела, – отчетливо произнесла СуСу.
Услышав голос девочки, Эйрис с изумлением уставилась на нее. СуСу улыбнулась, и желтый отблеск пожара заблестел в ее черных глазах.
– Горожане, – медленно проговорила Эйрис. – Те, кто убил Белазир. Они восстали против легионеров, которые ими управляли.
СуСу улыбнулась еще шире.
Эйрис нагнулась и пощупала траву. Огонь бушевал далеко, и вспышки, отраженные куполом «неба», казались яркими только глазам, отвыкшим за целый год от естественного солнечного света. Трава оказалась очень сухой, но не успела Эйрис встать, как сверху закапала вода – легкая морось, которая в Эр-Фроу заменяла дождь. Геды решили потушить пожар? Не из-за него ли они наконец избавились от заглушек на оранжевых кругах? Если они сделали это сейчас, значит, могли сделать и раньше. Почему же так долго терпели самоуправство?
Крики приближались.
СуСу скрылась в кустах – только что была здесь и вдруг исчезла. Двое делизийцев, мужчина и женщина, выскочили из-за угла Дома Обучения. Они заметили Эйрис, и женщина остановилась.
– Пойдем! – закричал солдат, хватая ее за руку.
– Подожди, это одна из них, – женщина сверлила Эйрис взглядом из-под копны светлых, заплетенных в косы волос.
– Кто? Пойдем, она делизийка!
– Она не делизийка. Она с гедами. Она из предателей, увивающихся возле них, как мерзавец Тей.
Мужчина обеспокоенно поглядывал на зарево.
– Оставь ее. Калиду понадобится каждый нож.
– Нет! Они предатели, поселившиеся с гедами, чтобы находиться поближе к Джеле! – женщина подскочила к Эйрис, схватила за волосы и, намотав их на руку, приставила ей нож к горлу. – Гедийская смерть от гедийского ножа гедийскому предателю. Правда, Эйрис?
– Эйрис? – повторил мужчина и остановился, чтобы взглянуть. – Это она?
– Дай мне убить ее, Урва! Черт возьми…
– Не будь дурой! Вспомни, о чем предупреждал Келовар…
– Дьявол с ним! – прошипела женщина. – Откуда он узнает?
– Оставь ее! – приказал Урва. В его голосе, прежде безразличном, зазвучал металл. Женщина заколебалась. – Келовар приказал не трогать!
Женщина отпустила Эйрис. Урва снова кинулся туда, где полыхал пожар, а женщина, которой так не терпелось разделаться с изменницей, схватилась за врофовые трубки, вытряхнула больную из кресла на землю, и, размахнувшись, изо всех сил ударила его оземь. Кресло, конечно же, выдержало. Она принялась бить его снова и снова. Вернувшийся Урва чертыхнулся, схватил ее за руку и потянул за собой. Женщина еще раз глянула на вжавшуюся в землю Эйрис и, прихватив кресло, убежала туда, где бушевало пламя.
Эйрис лежала неподвижно, дожидаясь, пока боль в ноге немного утихнет. Потом поняла, что если поменьше опираться на ногу, то можно двигаться. Она посмотрела вслед делизийке, лишившей ее поля стазиса, и зажмурилась: в Эр-Фроу люди становились все хуже и хуже, в них все сильнее разгоралась слепая ненависть…
Открыв глаза, Эйрис увидела СуСу, сидящую возле нее на корточках. Девочка просунула слабые руки ей под мышки и пыталась волочить по траве.
– Нет, не надо… не надо. Так только хуже. Я сама доползу. – Все же Эйрис пришлось опереться на слабенькую СуСу, чтобы встать.
Крики не стихали, но на расстоянии казались безобидными. Эйрис поползла назад, к Дому Обучения. Там по крайней мере дверь, за которой можно спрятаться. Правда, и возле него уже началась беготня. Но на сей раз опасность миновала. Эйрис решила притаиться, сползла с дорожки и скрылась в гуще кустарника. Люди промчались в чащу леса, ничего не заметив. Когда последний из них скрылся из виду, крики стали слышнее. Эйрис отползла подальше в заросли. Дождь застилал ей глаза, ветви хлестали по лицу. Ее снова охватил страх, она почувствовала себя загнанным животным. Обеими руками ухватившись за колючие ветви кустарника и извиваясь, она отползла как можно дальше от тропинки. И тут в лоб ей ударило что-то твердое. Эйрис едва не вскрикнула, но вовремя сдержалась. На лбу проступила кровь, а руки нащупали что-то твердое. Камень, подумала Эйрис.
Но это оказался врофовый выступ, почти скрытый корнями дерева. Она ощупала выступ. Он был цилиндрический, абсолютно гладкий, без единой неровности, даже без оранжевого «глаза». Наблюдать здесь было не за чем, цилиндр находился слишком близко от земли, да и кусты загораживали обзор.
Осматривая выступ, и размышляя, для чего он здесь, Эйрис нашла за кустом что-то мягкое и липкое. Рассмотрев предмет повнимательнее, она поняла, что это завязанная узлом прядь рыжих волос.
Неожиданно страх как рукой сняло. Эйрис мяла пальцами вьющиеся рыжие завитки и вспоминала Дахара. Вот оно, доказательство.
Кусты бесшумно раздвинулись. СуСу, такая маленькая, что ветви едва шевельнулись, пропуская ее, скользнула к Эйрис и опустилась перед ней на колени. Девочка уставилась на мокрую от дождя прядь. Кто-нибудь другой не заметил бы в выражении ее детского личика никаких изменений, но после десятициклов, проведенных вместе, Эйрис не пропустила ни легкую дрожь круглого подбородка, ни едва заметную искорку, промелькнувшую в бездонной черноте глаз.
– Талот, – сказала Эйрис. СуСу подняла голову. Они смотрели друг на друга: одна – лежа на животе, вся в грязи и крови, неподвижная, как камень; другая – с черными, мокрыми от дождя волосами, облепившими щеки и шею.
– СуСу, ты не знаешь, как сюда попали волосы Талот?
Девочка не отвечала.
– Ты ее видела? Ты видела, как геды забрали Талот?
СуСу молчала.
– Ты видела, как геды забрали Талот в Стену?
Молчание.
Тяжело вздохнув, Эйрис взяла девочку за запястье и в который раз подумала о том, какая СуСу худенькая и маленькая. Хватит мучить ребенка. И все же она попыталась еще раз. Она говорила почти шепотом, боялась, что ее голос может пройти через вроф. Иначе зачем здесь этот цилиндрический выступ?
– СуСу, ты джелийка. Нет, не сестра-легионер, – Эйрис увидела, как ее глаза вспыхнули ненавистью, – но все-таки джелийка. Я заботилась о тебе, когда ты лежала беспомощная, и помогала твоему… другу, когда он был еще жив – ты помнишь?
Молчание.
– Я помогла тебе. Мы стоим на одном клинке, связанные честью самой жизни. Что свободно дано, пусть свободно вернется.
СуСу не шевелилась. Эйрис сомневалась, понимает ли она, не знала, какой отклик вызовут ее слова в искаженном сознании, отгороженном от внешнего мира завесой отчужденности. Чужая душа – потемки, тем более пораженная болезнью. Делизийке оставалось только крепче сжать руку СуСу. Она сболтнула глупость и даже не помнила, как звучит это заклинание. Дождь зачастил, но зарево все еще металось по куполу.
– Ты должна помочь мне, СуСу, во имя чести. Что свободно дано, должно свободно вернуться!
СуСу резко вырвала свою руку и попятилась, ветви сомкнулись за ней.
Эйрис закрыла глаза и попыталась считать в уме. Раз, два, три, четыре… Несмотря на опущенные веки, в глазах плясали искры.
Кусты раздвинулись снова. СуСу вернулась. Кровь и дождь струились по ее побледневшему лицу. В глазах стояли боль и обида, и что-то еще, чего Эйрис никогда не понимала, да и не поймет.
– Прости меня, СуСу. Помоги мне выбраться на тропу, – Эйрис справилась бы и сама, но ей хотелось, чтобы СуСу была рядом. Она медленно двинулась сквозь кусты, стараясь теперь как можно дальше отползти от врофового цилиндра. Приходилось торопиться, а передвижение ползком отдавалось в ноге тупой, ноющей болью.
– Ну скажи, СуСу, Талот внутри Стены? – шепотом спросила Эйрис. Внешне девушка выглядела по-прежнему, только глаза ожили. В них отражалась мысль.
СуСу кивнула.
– Ее забрали туда геды?
Опять кивок.
– Ты видела, как ее уводили?
СуСу покачала головой.
– Но откуда ты знаешь, что она там?
Внезапно маленькое тельце напряглось. СуСу опустила голову и часто засопела. Эйрис сразу догадалась, чего боялась СуСу – звуков. Девочка куда-то ходила, что-то видела, но чтобы рассказать об этом, требовались слова, наполнявшие ее душу ужасом.
– СуСу, родная… Откуда ты знаешь, что Талот внутри Стены?
– Видела, – выдохнула СуСу.
– Ты… видела ее? Ты была внутри Стены?
СуСу кивнула.
– Как ты туда попала?
– Через стол. Я… хотела найти… своего друга… Только бы не вернулись эти голоса… Они мучают меня… Не позволяй им…
– Ну-ну, успокойся. Я никому не дам тебя в обиду. Ты ходила туда, чтобы найти белого варвара. В первый раз ты принесла оттуда коробочку из врофа, правда?
СуСу снова кивнула. Делизийка обняла ее и, несмотря на сопротивление, крепко прижала к груди. СуСу сдалась и прильнула к ней. «Небо» над их головами засветилось еще ярче. Огонь побеждал дождь. Где-то вдалеке раздался крик.
– Не позволяй… голосам…
– Нет. Нет. Здесь мы в безопасности, родная. Сейчас снова Третьедень. Я с тобой, – так она успокаивала Эмбри, когда та чего-нибудь боялась, но на СуСу ее слова не произвели нужного впечатления. Спустя какое-то время девочка отстранилась от делизийки, посмотрела на нее своим странным, как всегда, непроницаемым взглядом и прошептала:
– Что дано… должно возвратиться…
Нет, СуСу – не Эмбри, ей нужен только ее собственный, странный покой.
– Где сейчас Талот? – снова спросила Эйрис голосом, хриплым от жалости и любви. – Она там же, где твой друг?
СуСу кивнула.
– Она жива?
Снова кивок.
– Талот одна? Или остальные заболевшие чесоткой тоже там?
– Там… все.
– Они живы, СуСу?
– Нет, не знаю… некоторые умерли. Некоторые живы… но не совсем.
– Как это – не совсем?
СуСу долго собиралась с мыслями.
– Они… как я.
Эйрис онемела. Она все поняла, СуСу смотрела на нее пустыми черными глазами.
– И Талот сама дала тебе свои волосы? Что она просила с ними сделать? Отнести Джехан?
– Да, – сказала СуСу, и ее глаза снова на миг вспыхнули ненавистью. Девочка ненавидела сестер-легионеров больше, чем братьев, – догадалась Эйрис. Нет, ей никогда не понять СуСу, ведь она делизийка, она не была в шкуре этого забитого и униженного ребенка.
– СуСу. Ты должна выполнить ее просьбу. Ну, ради меня, передай эту прядь… Джехан. Дахару.
СуСу молчала. Эйрис затаила дыхание. Наконец девочка взяла пучок волос и исчезла в кустах.
Что свободно дано, пусть вернется свободно. Эйрис прижалась к сырой траве. Она думала о том, что в Эр-Фроу люди потеряли свободу – последнее, что у них оставалось до встречи с годами. Пришельцы использовали их в своих целях – Дахара, ее, Белазир и Калида – всех. Но какова эта цель? Больные чесоткой стали «как СуСу». Ясно, что геды как-то лишили их разума. Снадобье… снадобье, которое дал ей Дахар, чтобы ослабить боль… Она болтала тогда без умолку… Да и вообще, поговаривали, будто жрецам известны зелья, которые убивают или сводят людей с ума. А то, что известно людям, геды должны знать еще лучше… А вдруг просто их лекарства не предназначены для человеческого мозга? Человеческий мозг должен отличаться от мозга геда точно так же, как воздух, которым дышат геды, отличается от воздуха, которым дышат люди. Эйрис снова вспомнила, как белого гиганта вносили туда, где он нашел свою смерть, и крепче стиснула руки.
Дахар…
Да, геды дали людям бесценное богатство своей науки, терпеливо вели тех, кто этого хотел, от тьмы невежества к свету знания. Но зачем они это делали? С какой целью?
Эйрис поймала себя на том, что рассуждает, словно торговец Тей. «Джела для чести, Делизия для предательства…» Но не для такого! Такое с людьми Кома случилось впервые. И все-таки, зачем геды заразили людей чесоткой, заперли их в Стене и кормят наркотиками? Чего они добиваются?
Пахнуло дымом.
По куполу бродили жуткие красновато-желтые сполохи, они разгорались и гасли вместе с бушевавшим пожаром. Эр-Фроу заволакивало дымом. По кустам пробежал внезапный порыв ветра. Настоящий ветер; раньше его в городе не было. Наверное, геды включили какой-нибудь ветродуй, чтобы разогнать дым. Как там пожар? И продолжается ли сражение?
Дым сгущался. СуСу пропала. Что, если она испугалась огня, что, если ее схватили солдаты или легионеры?.. А может, она вернулась домой, вспомнив о надежности врофовых запоров… Мозг СуСу напоминал хрупкое стекло, которому нельзя доверять.
Впрочем, так ли это? Ведь никто больше не додумался, как попасть в обиталище гедов. А они почему-то не знают о ее визитах. Понавешали везде оранжевых кругов, но не догадались подстраховаться на случай отчаянной попытки какого-нибудь маленького смельчака. Но зачем они ставят опыты на людях? Мы ставили опыты, чтобы понять, как бороться с болезнью… Эйрис пыталась рассуждать спокойно. С первых дней геды говорили, что хотят понять, как работает человеческий мозг. В конечном счете они этого не поняли, как она не до конца понимает, что движет загадочным джелийским сознанием. Не разгадала Дахара. Даже Келовара, делизийца, чьи мысли все больше ускользали от нее, пока она жила с ним.
– Люди Эр-Фроу, – пророкотал голос из скрытого в кустах врофового выступа. – Вы должны прекратить насилие. Найдено лекарство от чесотки это солнечный свет Кома. Все люди излечатся. Организм людей не приспособился к свету Эр-Фроу. Через несколько часов ворота города будут открыты, и все выйдут на солнце. Вы должны прекратить насилие, поджоги и убийства.
Отдаленный шум не стихал.
– Люди Эр-Фроу…
Эйрис всматривалась в кусты, пытаясь разглядеть незаметный отсюда выступ.
Солнечный свет. Ключ, который всегда под рукой. Биология людей не приспособлена к свету Эр-Фроу. Микроорганизм появился откуда-то извне, где другой свет, появился вместе с гедами. Так она и сказала Дахару. Но сейчас Эйрис смотрела на Эр-Фроу, словно в первый раз после пробуждения от стазиса, когда рядом с ней находился Келовар. Его подбородок был в щетине, ничуть не отросшей с тех пор, как они встретились в лагере за Стеной. Впервые увидев серые тучи Эр-Фроу, оранжевый сумрак вместо Темного дня, она ощутила слепой животный страх: они поменяли солнце! Она словно наяву слышала спокойно рокочущий голос, произносящий темные, непонятные слова: «День изменен в соответствии с потребностями человеческого организма. Шестнадцать часов света, потом восемь часов темноты». Тогда она еще не могла этого понять.
Микроорганизм не переносит естественного света Кома потому, что появился откуда-то извне, из другого, неизвестного мира где-то среди звезд. Но люди в Эр-Фроу легко свыклись с шестнадцатичасовым днем и восьмичасовой ночью. Они приспособились к нему с той же легкостью, с какой кембури приспосабливается к Первоутру. Кембури не открывается в Темный день, не пытается пробудиться к жизни среди холода и тьмы… «День изменен в соответствии с потребностями человеческого организма. Шестнадцать часов света, потом восемь часов темноты». Значит, и этот микроорганизм приспособлен к другим условиям. А биологические потребности человека… Мысли Эйрис путались.
Осторожно, стремясь не спугнуть, не расплескать мысли – словно расплавленное стекло, Эйрис попыталась оценить свои рассуждения как бы со стороны. Этого не может быть. И тем не менее рассуждения плавно перетекали одно в другое в строгом соответствии с тем, как этому учили геды. Раньше она не была на это способна. Эйрис глубоко вздохнула. В воздухе пахло дымом разрушения, капли дождя, который вовсе не был дождем, смешались с крупными жирными хлопьями сажи. А Эйрис продолжала рассуждать. Геды хотят, чтобы Дахар полетел с ними на корабле. Дахар, она, Тей, Криджин, Илабор, Лахаб – все первые ученики. Но даже им не под силу открыть что-нибудь неизвестное гедийской науке. Неужели геды и раньше не знали, что микроорганизм не выдержит солнечного света Кома? Должны были знать. Они знали все о строении человека и о естественном свете… Они все это знали, еще не начав изучать людей.
Перед глазами Эйрис вдруг все завертелось, и ей пришлось закрыть глаза. Геды хотят, чтобы Дахар и остальные поплыли вместе с ними в звездной лодке к другим мирам. Какой им от этого прок? Они сами все знают, все умеют. Разве что… Люди мыслят иначе, они должны мыслить так же, как другие люди, те, что живут в других мирах, где бы ни находились эти миры. Где-то там должны жить другие люди. Они населяют мир, где шестнадцать часов света сменяются восемью часами ночи. Где-то должны жить люди. Под другими, более добрыми небесами… в которых сияет, давая свет, другое солнце. Выходит, свет Кома чужд людям, к нему не приспособлена биология людей. И джелийцы, и делизийцы – чужие на Коме. Под чужим светом…
Ей никак не удавалось ухватить, удержать, развить эту мысль, она была слишком сложна для нее. Эйрис устала, способность рассуждать покинула ее, растворившись в вопросах и сомнениях.
Тут как раз раздвинулись кусты и вернулась СуСу. Прядь волос осталась при ней.
– Ушли, – выдохнула она. – Жрец и горожанин ушли с гедом внутрь Стены.
