Нэнси Кресс
Свет чужого солнца
26
Сквозь сон Джехан ощутила прикосновение к своему плечу. Даже во сне она знала, что это рука любимой. Она чувствовала форму ее тонких длинных пальцев, их нетерпение. Не просыпаясь, девушка перекатилась на спину, но рука снова легла на ее плечо и крепко встряхнула.
– Джехан, проснись.
– М-м…
– Да проснись же!
Тревожные нотки в голосе Талот мгновенно разбудили ее. Джехан села.
– Что случилось? За тобой кто-то гнался?
Рыжие пряди Талот выбились из уложенных на затылке кос. Лицо посерело, от носа ко рту пролегли две глубокие складки.
– Наш легионер убил делизийского солдата. Нарушил приказ!
– Кто?
– Дахар пока не знает, но выясняет.
– Белазир приказала прекратить убийства. Конечно, Дахару придется наказать преступника, но почему ты так взволнована?.. – Ужасное подозрение кольнуло Джехан. – Талот, ты не убивала делизийца, а?..
– Нет. Убийца – брат-легионер. Но я знаю его.
– Ну так скажи Дахару. Этот мерзавец нарушил приказ.
Талот закрыла лицо руками. Джехан, сидевшая нагишом на ярких подушках в теплой комнате, внезапно почувствовала озноб и легкую дурноту. Она обхватила себя руками.
– Как его зовут?
Талот не ответила, оставаясь неподвижной.
– Это – брат-легионер, с которым ты спала, – медленно произнесла Джехан.
Худые плечи Талот содрогнулись. Ревность захлестнула Джехан. Талот не говорила, что брат-легионер тоже находится в Эр-Фроу, что Серая Стена – не только ее, но и его наказание. Джехан не думала, что ее подруга станет так переживать, если с ним что-нибудь произойдет.
– Расскажи Дахару, – настаивала Джехан. – Это твой долг.
Не отводя рук от лица, Талот отрицательно помотала головой.
– Это твой долг перед главнокомандующей. Он совершил преступление, Талот.
Подруга не ответила. Джехан видела только ее макушку, седую прядь среди рыжих волос, выбившийся локон, упавший на угловатую скулу. Только прошлой ночью эти распущенные рыжие кудри…
– Тогда я скажу Дахару, что ты скрываешь имя убийцы! – прошипела Джехан.
Талот уронила руки. Ее вздрагивающие плечи внезапно замерли. Она посмотрела на Джехан так, словно впервые ее увидела.
– Ты донесешь на меня?
– Он нарушил приказ! – закричала Джехан, но даже крик не подействовал на ее подругу. Талот продолжала молча рассматривать ее.
Джехан, чтобы заняться чем-то – нельзя же сидеть сложа руки, только мокрицы бездействуют, – вскочила и принялась натягивать рубашку и брюки. Она не позволит Талот выгораживать легионера, который действовал вразрез с прямым приказом…
Полуодетая, босая, она вдруг застыла на холодном полу с зажмуренными глазами.
– Ты опять была с ним?
– Нет! Не так, как ты думаешь. Мы вместе несли караул. Его пост был рядом, и я слышала, как он покинул его. Позже я услышала, как он вернулся и…
– И ты не попыталась его остановить, когда он уходил?
– Мы не разговариваем друг с другом. Но когда он вернулся, я увидела, что он ранен. Нож делизийца задел его. Я предупредила, что обязана доложить Дахару о его отлучке, а он сказал, что, если я это сделаю, он умрет, и поэтому я пришла… сюда.
– Ты все еще хочешь его? – в бешенстве спросила Джехан.
– Нет. Нет, Джехан, поверь. Но мы ведь спали вместе, лежали в темноте и разговаривали так же, как разговариваем сейчас с тобой, и я, я… не хочу быть причиной его смерти.
– Он сам виноват. Он ее заслужил.
– За убийство делизийца? Вспомни, как мы сами собирались сделать то же самое, сколько раз…
– Он должен принять смерть за нарушение приказа главнокомандующей.
Талот оцепенела. Стоя над ней с рубашкой в руке, Джехан смотрела на шею подруги – бледную (загар поблек под небом Эр-Фроу) и такую беззащитную под узлом рыжих кос. В бешенстве девушка резко натянула рубашку через голову и заставила себя говорить спокойно, хотя ее тошнило от собственных речей.
– Белазир может и пощадить его. Он повинен в смерти, но вдруг его накажут не столь сурово, ведь мы… здесь нам дорог каждый человек. Делизийцев больше. Командующей нужны все легионеры. Она может… Никто не знает, на что способна главнокомандующая. Она выкидывала такие коленца, на которые не отважился бы никто за пределами города чужаков. Она может просто разжаловать его, или выпороть, или… еще что-нибудь.
Лицо Талот, обращенное к подруге, внезапно озарилось надеждой. Высечь до полусмерти, подумала Джехан и сжала в руке воображаемый кнут. С каким наслаждением она пустила бы его в ход! Ревность застилала ей глаза.
Талот нехотя кивнула, ее лицо немного разгладилось.
– Да. Это правда. Белазир нужны все ее легионеры.
Джехан отвернулась и, не глядя на подругу, потянулась за сандалиями.
– Кто он, Талот?
Подруга заколебалась, но все же ответила:
– Джаллалудин.
Джехан его знала. Рослый, широкоплечий и узкобедрый, очень сильный даже для брата-легионера, он казался ей уродом. Девушки гораздо красивее и плечи у них поуже, и бедра полнее. Но Талот, очевидно, не считает мужчин уродами…
Джехан стиснула зубы, обулась и молча заплела косы.
– Джехан…
– Скажи Дахару. Это вопрос чести.
Талот протянула руки, чтобы обнять Джехан, но, услышав ее слова, замерла. Она только прошептала:
– Я люблю тебя, Джехан.
– А как же твой?..
– Но ты знала о нем и раньше. Я же тебе во всем призналась!
– Ты не говорила, что он здесь, в Эр-Фроу! Скрывала, что тебя все еще тянет к нему. Вела себя как проститутка!
Талот одеревенела. И Джехан вдруг стало ее жалко, захотелось обнять Талот, сказать ей… но Девушка побледнела, попятилась и холодно проговорила:
– Я сейчас же отправлюсь к Дахару.
– Это твой долг, – отозвалась Джехан так же холодно.
Талот рывком распахнула дверь, но Джехан пинком захлопнула ее. Их руки сплелись. Она заставила себя еще раз произнести утешительные фразы. Слова застревали у нее в горле.
– Может быть, он не умрет. Белазир нужны все ее люди. – Но в то же мгновение, когда они слетели с языка, поняла, что не верит в это.
Талот вымученно улыбнулась и убежала. Джехан ждала на пороге, пока не убедилась, что Талот спустилась по лестнице, потом подняла свой триболо и изо всей силы запустила его в стену. Талот и брат-легионер. Талот и Джаллалудин. Талот…
Триболо с чудовищной силой срикошетило от стены и пронеслось по комнате, разбив глиняную чашу. Джехан ударила в стену кулаком, в кровь разбив костяшки пальцев. Она неправильно развернулась перед ударом, и руку пронзила боль до самого плеча. На стене не осталось и следа. Ее сделали геды.
27
Ни Белазир, ни Дахар не пришли утром во двор тренировок. Не вернулась и Талот. Джехан, искупавшись после тренировки, отправилась в Дом Обучения. Талот и Дахар будут там, а если нет, их приведут геды.
Начался дождь – второй за время их пребывания в Эр-Фроу. Капли мягким туманом моросили с неба – все-таки это было небо, несмотря на сумасшедшие слухи, которые росли, как снежный ком. Небо – это то, что вверху, и оно вверху – логично? Из-за этой глупой болтовни все смешалось и перепуталось: и клетки, и силы, и «бактерии». Болтовня о двойной спирали, нескончаемая болтовня… Джелийцам не пристало жить за этими стенами, словно зверям в клетке. Они не занимаются ничем, кроме пустопорожних разговоров. Даже оружие не стоит этого… Хотя нет, оружие как раз стоит этого. У нее на поясе висел нож гедов, который невозможно сломать, были парализующий лоскут, трубка, стреляющая маленькой дробинкой, которой можно убить кридога на другом берегу реки. Джехан не знала, как стреляет эта трубка, да это ее мало заботило. Главное, что она стреляет. Сумасшедшие геды хороши по крайней мере этим, и еще тем, что Талот придется прийти в Дом Обучения. Гракс не начнет свою болтовню до тех пор, пока не соберется вся группа.
Талот не пришла, но Гракс начал говорить. На столах появилось новое оборудование – не игрушки, а красно-синие непонятные предметы, до которых никто, кроме Дахара, Гракса, и делизийки-стеклодува, никогда не дотрагивался. Этим утром к ним прикасалась одна Эйрис: Дахар тоже отсутствовал.
Воины украдкой переглядывались. Делизийские горожане шептались. Солдаты смотрели прямо перед собой с жестким и холодным выражением. Неожиданный страх сжал сердце Джехан – вдруг Талот и Дахара прикончили в отместку за убитого делизийца? Нет. Если бы это произошло, солдаты были бы в другом настроении. Их холодное бешенство говорило, что отмщение до сих пор не свершилось и Делизия до сих пор чувствует себя оскорбленной. А глупый гед все продолжал нести ахинею о каких-то белых тельцах в крови.
Почему чужак не дождался Талот и Дахара или, по крайней мере, не спросил, где они? Наверное, уже знал обо всем. Ладжариан принял командование. Если он ни о чем не спрашивает геда, то и Джехан не станет. Ладжариан стоял, поджав губы, положив руку на рукоять ножа, и внимательно наблюдал за командиром делизийцев.
Гед продолжал вещать, а размазня-стеклодув тихим голосом задавала ему вопросы. Делизийские горожане перешептывались, даже простолюдины-джелийцы тихо роптали, а Ладжариан почему-то не приказал всем им заткнуться.
Только белый варвар и проститутка сидели тихо. Джехан в первый раз за долгое время снова обратила внимание на эту пару, сидевшую в одиночестве в дальнем углу комнаты. Две безмолвные статуи, одна – огромная, другая маленькая. Но этим утром даже они выглядели по-другому.
Джехан присмотрелась внимательнее. Гигант казался больным. Его белые глаза подернулись туманом, под туникой слишком быстро вздымалась и опускалась огромная грудь, он дышал часто и с усилием. Уголки рта опустились. Джехан сама никогда не болела и знала, что в Эр-Фроу не болел ни один человек. Она поняла, что с варваром, определенно, сегодня что-то не в порядке. Да и с проституткой тоже, хотя и по-другому. Побледневшая, она не отрывала глаз от гиганта; маленькая ручка сжалась в кулачок, да так сильно, что побелели суставы.
Джехан посмотрела на свою руку. Ее суставы были в ссадинах от удара в стену. Из-за Талот. Думать о СуСу с ее белым любовником и одновременно о Талот значило бесчестить сестру-легионера. Теперь Джехан должна перед ней извиниться. А все из-за этого дурацкого сборища, из-за дурацких разговоров, которые так действуют на нервы, что начинаешь думать даже о проститутке как о личности, когда она – дрянь, не лучше делизиек. Все из-за этих дурацких стен…
– А-аах! – СуСу вдруг издала жуткий стон. Огромный варвар валился набок, грозя придавить ее. Он вцепился в край ближайшего стола и хрипел, в уголках бесцветных губ выступила розоватая пена.
СуСу, стараясь поддержать его, уперлась в великана обеими руками. Гигант медленно выпрямился, и она обняла его, чтобы он не упал в другую сторону. Глаза великана закатились, язык вывалился наружу – мокрый розовый пласт.
– Помогите! – закричала СуСу жалобно и отчаянно. Охваченная ужасом, она попыталась помочь гиганту. Он немного пришел в себя и недоуменно глядел на СуСу.
Джехан заметила этот взгляд.
Каким-то чудом проститутке удалось поставить своего друга на ноги. Обняв его, она повела великана к двери. Каждый ее мускул дрожал от напряжения. Джехан вдруг узнала это отчаянное напряжение: так выглядит раненый лорус, пытающийся укрыться от преследователя в безопасности своего логова.
Гигант споткнулся, удержался на ногах и споткнулся снова. Он стоял, пошатываясь, закрыв глаза, не в состоянии сделать ни шага. СуСу тянула его к двери изо всех сил, но не могла сдвинуть с места.
К удивлению Джехан, гед даже не пошевелился, чтобы помочь им. Он снова как будто к чему-то прислушивался, хотя комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь тяжелым дыханием великана – короткими всхрипами, напоминавшими звук рвущейся ткани. Джелийцы холодно наблюдали за происходящим. Два брата-легионера погибли от рук варвара, а СуСу – всего лишь проститутка, которая вообразила о себе невесть что. Джехан покосилась на сестру-легионера слева от себя – та улыбнулась. На делизийской половине комнаты толстая горожанка испуганно моргала.
СуСу громко всхлипнула. Ее руки были слишком малы, чтобы обхватить великана. На фоне его туники они казались руками ребенка, ребенка не старше одиннадцати лет.
Делизийка-стеклодув поднялась со своего места за столом Гракса. Джехан ясно увидела взгляд Эйрис – таинственный, устремленный в пространство; Джехан могла поклясться, что делизийка видит не СуСу, а кого-то другого. Обняв шатающегося гиганта с другой стороны, Эйрис потянула его вперед. Он споткнулся, и женщинам пришлось приложить все усилия, чтобы не упасть. Когда варвар останавливался, обе терпеливо ждали. Так, поддерживаемый с двух сторон, он добрел до двери.
В комнате снова зашептались. Делизийская горожанка, та, что хлопала глазами, теперь вылупилась вслед Эйрис. Она похожа на безмозглую рыбу, подумала Джехан.
А гед спокойно наблюдал. Какого кридога, что здесь происходит?
Одни прогуливают, другие спокойно покидают занятия, мокрица Эйрис помогает великану, совсем больному, хотя в Эр-Фроу никто никогда не болеет, а проститутка с поднятым вверх лицом, похожая… похожая…
Где же Талот?
28
Пятеро стояли на поляне в заброшенном уголке Эр-Фроу неподалеку от двух каменных плит, из-под которых выбивался ручей. Слишком низкие для засады, плиты служили ориентиром. По струившейся между плитами воде, булькали капли дождя.
– Заставляют нас ждать, – заметила Белазир. У нее под подбородком слабо пульсировала жилка.
– Они осмотрительны, – отозвался Дахар.
– Талот, не прикасайся к оружию! – от резкого голоса Белазир Талот вздрогнула и отдернула руку от рукояти кинжала. Дахар подумал, что девушка потянулась к оружию машинально. От напряжения лицо Талот стало серым, а глаза – огромными.
Слева от нее стоял Исхак, глава братьев-легионеров, коренастый, молчаливый человек, даже не пытавшийся скрыть отвращения к предстоящим переговорам. Между ним и Талот стоял связанный по рукам и ногам Джаллалудин. Он отбивался, когда Дахар и Исхак пришли за ним, и был ранен. Правый рукав его рубашки намок от крови. Но сейчас он стоял спокойно, гордо подняв голову. Его лицо пылало еще большей ненавистью, чем лицо Исхака.
Дахар, внутренне раздвоившись, отстраненно наблюдая за этой сценой, знал, что все равно поступит так, как собирался. Он понимал, что его отрешенность не может длиться вечно. Стена внутри него, как и все стены, рано или поздно рухнет, но какое-то время он продержится.
Второй Дахар спокойно говорил первому: «Постарайся не испытывать никаких чувств».
Трое делизийцев появились на поляне с трех сторон, с оружием, готовым к бою. Рука Исхака невольно потянулась к оружию, но он вовремя себя одернул.
– Мы пришли. – В голосе Калида слышалась откровенная неприязнь.
Дахар внимательно оглядел трех солдат: все атлеты, один с обнаженным ножом, двое других с новыми дробиночными трубками гедов. Все говорило о том, как они будут действовать в случае схватки. Воин в Дахаре быстро просчитал все варианты атаки, контрдвижения, возможную реакцию Белазир и Исхака, обдумал, как лучше использовать их позицию. Связанный Джаллалудин – щит; Талот – неиспытанная и неизвестная. Дахар переместился ближе к Белазир, чтобы укрепить защиту. Не взглянув на них, Калид сделал ответный маневр. Действовал он превосходно.
– Этот легионер, – указала Белазир, – убил вашего солдата.
Калид взглянул на Джаллалудина. Что-то промелькнуло в серых глазах делизийца, не просто подозрение или вражда. «Он размышляет, – мелькнуло в голове у Дахара, – не просто действует».
Он видит то, на что смотрит, и думает о том, что видит.
– Уберите оружие, – продолжала Белазир. – Мы свое не обнажили.
– Пока ты четко выполняла все условия нашей встречи, главнокомандующая. Я признаю это, но ты могла спрятать своих легионеров в лесу.
– Разве ты не убедился, прежде чем пришел сюда, что я этого не сделала?
– Вряд ли мы втроем могли провести доскональную разведку.
– Как и вчетвером. Нападение исподтишка больше в духе делизийцев.
– Но встречу предложила ты. Я не желаю рисковать.
Только на мгновение Белазир повернулась в сторону Дахара и почти сразу же отвела глаза, но Дахар увидел: она уже пожалела, что посмотрела на него. Калид успел перехватить взгляд командующей и задумчиво уставился на Дахара.
– Геды запретили убийства в Эр-Фроу, – заговорила Белазир. – Я приказала своим легионам не атаковать делизийцев. Этот брат-легионер нарушил мой приказ, и должен умереть от моей руки. – Однако Делизия, голос Белазир оставался спокойным, но подбородок напрягся, а глаза вспыхнули, – могла не поверить в это. Всем известно, что некоторые делизийские солдаты избегают наказания, если им посчастливилось родиться в состоятельной семье, и вы можете решить, что такое практикуется и у нас.
Дахар пристально следил за Калидом. Тот сделал вид, что не слышал оскорбления, которое в Джеле звучало бы подобно смертному приговору, но один из его солдат подавил презрительную усмешку. Мелкий дождь все так же барабанил по плитам.
– Джела нарушила перемирие, установленное гедами, – продолжала Белазир. – Чтобы уравновесить это зло, вы имеете право сами казнить легионера, убившего вашего солдата.
– Ты передаешь это право мне? – удивился Калид.
– Да.
– И ты думаешь, я в это поверю?
Белазир стояла, как каменная.
– Я помню сражения, – продолжал Калид, – когда Джела добивала своих раненых, лишь бы не оставлять их делизийцам. Почему же сейчас ты отдаешь мне своего легионера?
– Я уже сказала тебе.
– Ты сказала: «Чтобы уравновесить зло». Но, командующая, Джела никогда не считала злом убийство делизийца.
Главнокомандующей и без того не нравилось это соглашение, а Калид, похоже, стремился подогреть ее недовольство, он словно подталкивал Белазир забрать своего легионера назад. Зачем он это делал?
– Джела никогда раньше не была в Эр-Фроу, – сдерживаясь, возразила командующая.
– Чем же убийство в Эр-Фроу отличается от убийства на Холодной Реке? Джелийская жестокость остается джелийской жестокостью.
– А делизийское предательство – делизийским предательством. Но в Эр-Фроу правим не ты и не я. Хозяева здесь геды, и мы стоим с ними на одном клинке чести.
– Тогда предложи своего недисциплинированного легионера им, – жестко сказал Калид.
Командующая молчала. В ее молчании Дахар уловил нечто большее, чем гнев, и понял, что потеряет Эр-Фроу. Белазир попыталась свалить Джаллалудина на Калида; тот по каким-то своим причинам отказывается. Она не станет уговаривать его. Калид уже нанес оскорбление джелийской чести, и Дахар подозревал, что сделал это намеренно. Он хотел заставить Белазир взять грех за смерть Джаллалудина на себя, ведь наказать убийцу должна была именно она. Но тогда из Эр-Фроу будут изгнаны только джелийцы.
Изгнание…
Калид воспользовался своим преимуществом:
– Отведи легионера к своим хозяевам, гедам.
Приступ бешенства исказил лицо Белазир. Дахар ясно представил, как перед ним закрываются двери Эр-Фроу, и он навсегда прощается с мечтой овладеть наукой гедов, в которой скрыт ключ к самой жизни. Но второй Дахар продолжал хладнокровно наблюдать за всем как будто со стороны.
«Главнокомандующая запретила тебе встревать в разговор», промелькнуло у него в голове, и в тот же миг услышал свой голос:
– Он уже стоял перед гедами.
Калид повернулся и в упор посмотрел на Дахара.
– Геды сказали, что люди должны разобраться сами, – продолжал лейтенант. – Они сказали, что не станут вмешиваться. И еще они сказали, что хотели бы узнать, чем все закончится.
Услышав эти слова, Белазир словно окаменела. Дахар лгал: Джаллалудина не показывали гедам.
– А разве ты хочешь, чтобы они вмешались? – спросил Дахар, прощупывая почву.
– Я так не говорил, – ответил Калид, пожалуй, слишком поспешно.
Где-то здесь было слабое место, брешь в линии обороны. Но где? Если он не собирался убивать Джаллалудина, то зачем явился на переговоры? Почему бы своим бездействием не позволить гедам изгнать Джелу из Эр-Фроу?
– Я думал, Джела в состоянии следить за дисциплиной своих легионеров, – добавил Калид. – Разве дисциплина – не главная ваша гордость?
Сильный удар по самолюбию джелийцев, но Дахар не дал втянуть себя в спор.
– Геды с самого начала запретили кровопролития.
– А джелийцы дважды нарушили запрет.
– Верно. Поэтому мы и предлагаем вам казнить преступника.
Лейтенант Калида – тот, что повыше – переступил с ноги на ногу. Дахар оценивающе взглянул на него. У солдата были странные, очень светлые, даже для делизийца глаза, и в них неожиданно полыхнула слепая, звериная ненависть.
– Жизнь брата-легионера принадлежит тебе. Ты берешь ее или нет? резко спросила Белазир.
– Интересно, почему этого хочешь ты? – быстро отозвался Калид. – Геды сказали, что выгонят людей, если в Эр-Фроу не прекратятся убийства. Джела убивала, а Делизия – нет. Не предлагаешь ли ты нам эту смерть для того, чтобы мы тоже были виновны в нарушении законов гедов? Чтобы нас тоже изгнали из Эр-Фроу и лишили оружия? Благородная сделка с благородной Джелой!
Он играл на каждой слабости Белазир. Собственное чувство стыда привело ее в бешенство.
– Неужели ты думаешь, что я буду умолять тебя взять жизнь воина? Избавь нас от твоей делизийской торговли и ответь – сейчас или никогда ты убьешь его в расплату за смерть твоего солдата или нет?
На лице Калида ничего не отразилось. Дахар следил не за ним, а за его лейтенантами, стоявшими чуть сзади. Когда Калид упомянул о потере оружия в том случае, если Делизия убьет Джаллалудина, лицо человека пониже дрогнуло, челюсти сжались. Он почувствовал силу довода Калида. Но после слов Белазир колебание уступило место ненависти. Другой солдат, тот, что с прозрачными глазами, не колебался. Он жаждал смерти Джаллалудина больше чего бы то ни было, в его глазах светилась откровенная кровожадность. И Калид не мог повлиять на своих подчиненных. Дахар понял: в этом и заключается слабость позиции Калида. Вот почему ему пришлось пойти на переговоры, участвовать в торге, от которого он с радостью бы отказался. Делизийский командир управлял с согласия своих солдат и потому опасался, отказавшись казнить Джаллалудина, что его люди добьются своего другим путем. И тогда уже никакой командир не удержит их в повиновении. Калид прикидывался перед своими людьми, что оскорбляет Белазир просто из удовольствия, чтобы понаблюдать, как она стерпит его оскорбления, а на самом деле пытался вынудить ее совершить все своими руками.
Теперь все, что нужно сделать Дахару, – это подогреть ненависть делизийских лейтенантов до отметки, за которой Калиду не удастся удержать ее под контролем или погасить доводами о благе Делизии. На стороне Калида был разум, на стороне лейтенантов – жажда крови.
То не было состязанием чувств и разума, то было нечто другое. Дахару казалось, что он ощущает на своей щеке дыхание Джаллалудина. Смерть уже отметила брата-легионера своей печатью, витала в воздухе, в туманном дожде. Все теперь зависело от слов Дахара. Если побольнее уколоть людей Калида, через несколько мгновений Джаллалудин умрет в этом мокром оранжевом свете Эр-Фроу. Белазир запретила ему торопить события, говорить, лгать, но он уже солгал… И все ради того, чтобы остаться в Эр-Фроу…
«Никаких эмоций», – приказал второй человек, сидевший в Дахаре.
– Может, делизийцы не жаждут мести, – спросил он, глядя прямо в прозрачные глаза делизийского лейтенанта, – потому что жизнь вашего солдата ничего не стоит? Даже в глазах его братьев-солдат.
Калид впился взглядом в Дахара.
– Мы сделали предложение, – язвительно продолжал Дахар, – честное предложение. Жизнь за жизнь. Но, если даже для своих жизнь делизийца стоит меньше, чем жизнь джелийца, мы заберем его.
– Калид, – позвал делизийский лейтенант. Командир быстро отвел своих людей в сторону. Дахар бросил им вслед:
– Пожалуй, пора переиначить фразу «Делизия для предательства» на «Делизия для трусости».
Калид и его эскорт возбужденно переговаривались. Слов было не разобрать. Белазир долгим взглядом посмотрела на Дахара, но ничего не сказала. Исхак глядел на него с нескрываемой ненавистью. Юная сестра-легионер подняла на него огромные глаза, беззащитная в своем отчаянии.
Дахар заставил себя взглянул на Джаллалудина. Брат-легионер побледнел, но не обронил ни слова. Было бы лучше, если бы он закричал.
Удержаться в Эр-Фроу…
Спор делизийцев был жарким, но коротким, и Калид, чье красноватое лицо совсем побагровело, объявил Белазир:
– Мы согласны принять жизнь твоего легионера за убийство нашего солдата.
Лейтенанты придвинулись ближе к своему командиру. Тот, что был пониже ростом, направил на Исхака и Белазир трубку гедов; светлоглазый не захотел расстаться с кинжалом. Калид тоже вытащил было делизийский кинжал, но вдруг сунул его обратно за пояс и, достав вместо него клинок гедов, направился к Джаллалудину. Раздался крик, напоминающий стон:
– Неееет…
Талот забыла свою подготовку, дисциплину сестры-легионера – в ней проснулась женщина. Калид заколебался, почувствовав отвращение к убийству беззащитного, связанного человека. Но колебался он только мгновение. Быстрым, уверенным движением Калид положил руку на горло Джаллалудина, вонзил нож ему в живот и с резко повернул клинок вверх, к сердцу. Джаллалудин замер с выпученными глазами. Калид держал его, не давая вздохнуть, до тех пор, пока он не умер, потом резко толкнул тело и шагнул в сторону. Джаллалудин рухнул на спину, его черные глаза были широко открыты и смотрели вверх, на падающий дождь.
Никто не вымолвил ни слова.
Калид оставил свой нож в теле убитого. Светлоглазый лейтенант наклонился, чтобы извлечь его.
– Оставь, – приказал Калид каким-то странным, осипшим голосом. – Я сказал: оставь его.
Выпрямившись, лейтенант улыбнулся.
– Слушайте меня, – продолжал сипеть Калид. – Командующая, мы сделали так, как ты хотела. Твой легионер мертв, убит, как… но теперь и Делизия, и Джела нарушили закон гедов. Остановимся на этом. Если нас всех не изгонят из Эр-Фроу, остановимся на этом. Хватит убийств и с той, и с другой стороны. Мы оставили Делизию и Джелу во время перемирия, пусть же перемирие распространится на Эр-Фроу. И не только потому, что так приказали геды, а потому что так решили мы сами.
Делизийский лейтенант больше не улыбался.
– Мы предложили вам соглашение именно для того, чтобы остановить убийства, – сказала Белазир, еле сдерживая ярость.
– Тогда наша встреча удалась, – презрительно усмехнулся Калид. Теперь мы в расчете. Жизнь за жизнь. Ты можешь пойти и сказать это гедам.
«Делизиец ненавидит это соглашение так же, как и Белазир».
Сочла ли Командующая гнев Калида проявлением достоинства и чести, которой я только что лишился? – спросил себя Дахар, а второй человек в нем ответил: «Не обращай ни на что внимания, забудь про эмоции».
– Так мы остановим кровопролитие, – мрачно твердила Белазир. – Между Джелой и Делизией наступит перемирие.
Калид повернулся к своим лейтенантам – каково будет их мнение теперь, когда он сделал то, чего от него хотели? Тот, что пониже, поколебался, переминаясь с ноги на ногу, и кивнул. Другой, светлоглазый, спокойно встретил взгляд своего командира и никак не отреагировал на его немой вопрос. Но Калиду это было уже безразлично: он убил Джаллалудина, и теперь у лейтенанта не осталось повода к бунту.
– Верните нам тело нашего солдата и заберите своего, – сказал Калид Дахару. – И покончим с этим.
– Подожди, это еще не все, – остановил его Дахар.
Калид, собиравшийся уходить, обернулся. На лице Белазир не дрогнул ни один мускул. Она могла бы заставить Дахара замолчать, но теперь ей стало любопытно, от чего еще готов отказаться ее первый лейтенант ради того, чтобы остаться в Эр-Фроу. Дахар понял, что проиграл, как только вопреки ее приказу в первый раз заговорил, как только в первый раз солгал, как только она поняла, что он намерен идти до конца, спорить, как делизийский торговец, – и продать жизнь брата-легионера ради науки гедов.
«Никаких эмоций», – снова приказал он себе и обратился к Калиду:
– Перемирие может быть нарушено не только в результате предательства. Воины и солдаты могут действовать вопреки приказам своих командиров, не подчиняться им. Такое уже бывало. Сейчас оба командующих здесь, и надо обсудить, как это пресечь.
Потом Дахар сказал Калиду и Белазир, что, по его мнению, командующие лишены возможности отбирать людей в свое войско – в Эр-Фроу в основном попали людские отбросы, изгои и неудачники.
Его слова звучали оскорбительно, но в них была правда. Глаза Калида сузились.
Дахар снова обратился только к нему:
– За это двойное убийство геды могут изгнать всех, но если все-таки не изгонят, если их терпение не лопнет сейчас, оно может выдержать и в другой раз – если мы сможем убедить их, что поем в гармонии со всеми джелийцами и делизийцами.
– Что-что мы делаем? – переспросил Калид.
Дахар вспыхнул.
– Если произойдет еще одно убийство – неважно, кто это сделает, геды должны знать, что мы не стоим за ним, даже тайно, что не давали даже молчаливого согласия на убийство.
За спиной Дахар услышал возмущенное сопение Исхака. Но лейтенант вовсе не имел в виду, что Белазир, или даже Калид, способны на такой бесчестный поступок. Он думал только о том, на что способны геды, как они воспринимают поступки людей, о том, чтобы получить необыкновенные знания, которыми джелийцы и делизийцы – недальновидные слепцы – не обладали, не ценили их, но, овладев ими, могли бы коренным образом измениться.
В какой-то момент он даже едва не сказал Калиду прямо, что поставлено на карту. Но Калид не понял выражения гедов «петь в гармонии». Он не проводил ночей в Доме Обучения, приобщаясь к поразительным сокровищам бесстрастных чужаков. И говорить ему что-либо бесполезно – все равно не поймет.
Неожиданно для себя Дахар вдруг осознал, что и не смог бы ничего ему сказать. При мысли о том, что придется уговаривать командира делизийцев, все в нем восставало, чувства пересиливали разум. Нет, он не станет уговаривать Калида! Он может только торговаться с ним, и этот торг состоялся. Брат-легионер, живший в душе Дахара, сгорал от стыда.
– Не Делизия нарушила закон, – заметил Калид. – Если Джела неспособна удержать собственных людей, то это не наша забота.
– А если в другой раз закон нарушит делизиец? – спросил Дахар, и по лицу Калида пробежала тень.
– Что ж, допустим, – ответил Калид. – И что же предлагает Джела?
Белазир шагнула вперед, Дахар всей кожей почувствовал жар ее ярости и постарался охладить этот жар:
– Наша командующая знает, что в этом случае предпринять, – быстро произнес он. – Я только указал на возможность подобного события.
Калид повернулся к Белазир.
– По-видимому, ты захочешь, чтобы мы отдали тебе провинившегося? Нет, это невозможно. – Он сделал слабое ударение на слове «это» – и не взглянул в сторону своих лейтенантов. Выразительная пауза сказала столько же, сколько и выделенное слово: только не это; выдача исключена, но что-нибудь другое…
