Robert Lanza and Nancy Kress
Observer
© 2022 by Robert Lanza and Nancy Kress
© А. Гришин, перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Обычный путь науки – построение математической модели – не может привести к ответу на вопрос о том, почему должна существовать Вселенная, которую будет описывать построенная модель. Почему Вселенная идет на все хлопоты существования?
Стивен Хокинг, «Краткая история времени»
Идти к старику не желал никто.
Они стояли во дворе подле его спальни, под широким навесом, укрывавшим дорожку. Жилое крыло здания – одно из трех – в форме каре, замыкавшего в себе внутренний дворик, располагалось в западной части огороженного имения с таким расчетом, чтобы встречать лучи восходящего солнца. В столь ранний час воздух еще был свежим и прохладным, а береговой бриз доносил свежий соленый аромат с просторов Карибского моря. Однако все трое слышали жужжание включенного на полную мощность кондиционера из-за двери, за которой спал старик. В числе тех, кого при появлении полиции разбудил дежурный техник, был и Джеймс, руководитель обслуживающего персонала, обутый в шлепанцы и облаченный в роскошный шелковый халат, вызывавший в памяти голливудские фильмы 1940-х годов.
Джулиан уехал с полицейскими на опознание трупа.
Двое сотрудников службы безопасности, которым Джулиан поручил сообщить старику о случившемся, выжидательно смотрели на Джеймса. Тот затянул потуже пояс халата и сказал:
– Не вижу необходимости будить его. Доктор Уоткинс никак не может повлиять на сложившуюся ситуацию. Он стар и болен. Пусть спит.
Безопасники ничего не ответили, лишь переглянулись, обменявшись за миг терабайтами информации: только человек, не занятый непосредственно в проекте, мог подумать, что доктор Уоткинс не захочет как можно скорее узнать о случившемся несчастье. Но Джеймса вдруг осенило:
– Я знаю, что надо сделать! Будите доктора Вейгерта!
Вейгерта тоже не поставили еще в известность, потому что Джулиан строжайше запретил тому разговаривать с полицейскими острова. Молодые безопасники подозревали, что причиной этого была неумеренная открытость и прямота Вейгерта, но вслух это не обсуждали. Однако полиция уже покинула базу. Безопасники дружно кивнули, и Джеймс позвонил Вейгерту.
Тот явился тоже в шлепанцах и халате, но его безнадежно полинявшее махровое облачение выглядело гораздо старше всех троих молодых людей, вместе взятых. Джеймс со стенографической точностью пересказал все, что услышал от полицейских. Вейгерт медленно кивнул и постучал в дверь.
– Что за?.. А, это ты, Джордж. В чем дело?
Вейгерт вошел в спальню – такую же маленькую, чистенькую и безликую, как и остальные комнатки, выходившие во двор, возможно, даже еще более безликую. Уоткинс совершенно не думал об уюте, не пытался придать своей обители сколько-нибудь обжитой вид, никогда не вешал на стены и не ставил на стол или подоконник никаких сувениров. Зайдя внутрь, Вейгерт обнаружил, что жужжал вовсе не кондиционер, а, наоборот, включенный на полную мощность тепловентилятор. В комнате было жарко, как в сауне. Неужели это, по мнению Сэма, было полезным для его здоровья? Вейгерт ничего не мог сказать на этот счет, поскольку был не врачом, а физиком.
– Сэм, произошло несчастье.
Сэмюэл Луис Уоткинс, гений, нобелевский лауреат, включил прикроватную лампу и с усилием сел в постели. Выпиравшие скулы казались острыми, как лезвия, лысина сияла в электрическом свете.
– Какое несчастье? Данные и оборудование не пострадали?
– Они в полном порядке. Несчастье совсем другого рода. Дэвид Уикс погиб, занимаясь дайвингом. Джулиан поехал с полицейскими опознавать тело, но это, несомненно, доктор Уикс. – Вейгерт, знавший Сэма еще с университетских времен, приготовился выслушать неудержимый, как цунами, потокбрани. Ведь именно Сэм советовал Уиксу отказаться от подводного плавания. Нет, не просто советовал, а прямо приказал.
Но цунами не последовало. Лицо Уоткинса вдруг напряглось, взгляд сфокусировался на какой-то ему одному ведомой точке, что говорило о том, что несравненный мозг заработал в полную силу, что в нем рождается, сопоставляется и оценивается масса новых идей. Работа этого мозга и привела их всех сюда, в это уединенное, изолированное от окружающего мира имение на уединенном карибском острове, куда никто из них – а уж Вейгерт точно – не рассчитывал попасть.
Но Уоткинс произнес лишь одно слово:
– Рассказывай.
– Судя по всему, Уикс ночью вышел с территории. Джулиан не успел проверить записи. Полицейские сказали, что тело доктора Уикса обнаружил рано утром какой-то рыбак у кораллового рифа. Грузового пояса на нем не оказалось, а компенсатор плавучести был частично надут, поэтому тело и всплыло. На ластах был написан адрес базы. Полицейские сообщили, что не обнаружили следов насильственной смерти, не похоже, что его ранила акула или человек. Вероятно, у Уикса случился сердечный приступ, от которого он и умер, не успев подняться на поверхность.
– Вот же идиот! – буркнул Уоткинс. – Я же говорил ему… – Он отвернулся и уставился на идеально чистую, отмытую добела крашеную стену.
– Да… – отозвался Вейгерт. Что еще он мог сказать? В открытую дверь внезапно хлынул свет, и сразу повеяло теплом. Солнце показалось над оградой базы.
Уоткинс надолго замолчал. Вейгерт не мог понять по лицу старого друга, о чем тот думает: то ли вспоминает что-то о Дэвиде Уиксе, подключившемся к проекту год назад, то ли о самом проекте, потерявшем одного из ведущих участников, из-за чего под угрозой оказалась вся работа. Найти нейрохирурга, готового проводить весьма необычные операции, требующиеся для этого проекта, будет не так-то легко. А молчание все длилось, и длилось, и длилось, и в конце концов Вейгерт не выдержал:
– Сэм, может быть, я…
– Ты тут вовсе никоим боком… – И, еще немного помолчав: – Джордж, у меня осталось очень мало времени.
Вейгерт, ошарашенный словами Сэма о том, что было известно всем, хотя никто никогда не упоминал об этом в его присутствии, не нашел что на это ответить и, набравшись храбрости, сказал:
– Да, знаю.
– Еще бы ты не знал! Уверен, что об этом знают все, вплоть до последней судомойки из команды Джеймса. Ладно, вызывай Хаггерти.
– Юриста? – Из всех, так или иначе связанных с проектом, только Билл Хаггерти, еще один старый друг Уоткинса, жил не просто не в этом имении-базе, но даже не на острове. Вся связь с ним осуществлялась закодированными сложным шифром сообщениями по электронной почте.
– Да. Передай ему, чтобы приехал сегодня же.
– Но сегодня…
– Сегодня! – И с гримасой на иссохшем от болезни лице Уоткинс добавил: – Наш проект слишком важен для будущего, и такой поворот событий я тоже предусмотрел. У меня имеется план «Б».
Тремя месяцами ранее
Каро с трудом вышла из зала заседаний управления больницы, у нее подкашивались ноги. Она заставила себя собраться с силами, высоко вскинула голову и прошествовала мимо врачей, сидевших за длинным столом. Никто из них не вышел вслед за нею, давая ей возможность побыть одной, – это она поняла, но не пожелала оценить их заботу. Эти люди только что уничтожили ее будущее.
Такой же твердой размеренной походкой она шла по коридорам Мемориальной больницы Фэрли, отвечая безразличными кивками на приветствия сотрудников, студента, пары служащих управления больницы. Перед лифтом толпился народ, и она пошла по пожарной лестнице. Там было безлюдно, и тишину нарушал лишь звонкий цокот ее каблуков по железным ступенькам, и от этого становилось немного легче.
Она убеждала себя, что преувеличивает масштаб случившегося. Ведь есть же и другие больницы.
Нет, это заведение недостойно ее талантов.
Не нужно было жаловаться на Пола Беккера.
Нет. Она все сделала правильно.
Не следовало просить Мейзи выступать на слушании.
А вот от этой мысли делалось очень уж больно. Каро считала Мейзи своей подругой. Как только что выяснилось, она много в чем ошибалась.
Что прикажете делать, когда все, чего ты хотела, было уже совсем рядом, стоит только руку протянуть, но вдруг выскальзывает из твоих прекрасно натренированных ловких пальцев?
На площадке первого этажа Каро толкнула тяжелую дверь, прошла мимо уборных, и в вестибюле, на скамейке без спинки (таким образом администрация безуспешно пыталась отучить посетителей задерживаться здесь слишком долго), увидела человека, которого ей сейчас хотелось видеть, пожалуй, меньше всего на свете.
Эллен вскочила с места:
– Каро… Ох… Кажется, тебе там хорошенько досталось!
Сестра читала Каро, как открытую книгу, даже когда никто другой ничего не мог разглядеть, даже когда Каро совершенно не хотела, чтобы ее читали или даже замечали.
– Эллен, я не хочу говорить об этом.
– Конечно, не хочешь. Ты никогда не хочешь говорить о важных вещах. Но надо, потому что, если держать в себе, будет только хуже.
Эллен считала, что копить в себе переживания нельзя ни в коем случае. Она твердо верила в позитивный подход. В то, что все на свете имеет яркую сторону. Этим нельзя было не восхищаться, особенно зная, как складывается жизнь Эллен. Каро искренне и глубоко уважала свою сестру, но сейчас она на мгновение усомнилась в реальности происходящего – настолько странно было, что в беду попала не сестра, а она сама. Ведь вся жизнь – когда они были детьми, подростками и стали взрослыми – проходила по одному сценарию: Эллен попадала в неприятности, а Каро, старшая сестра, ее спасала. Ну, а сегодня, вдобавок ко всему прочему, они еще и поменялись ролями, то есть вселенная перевернулась вверх дном.
– Ты идешь со мною, – констатировала Эллен. – Прямо сейчас. Нет, не говори, что тебе нужно осмотреть пациента или что у тебя совещание или операция, – я знаю, что на сегодня у тебя ничего не запланировано. Ты сама вчера мне это сказала. Сейчас мы сядем в мою машину, которую я припарковала в неположенном месте прямо перед больницей. Станешь отказываться – отнесу тебя на руках. – И добавила совсем другим тоном: – Каро… ты же представляешь, как трудно было договориться, чтобы мне разрешили ждать тебя здесь?
Каро представляла. Она знала также, что у Эллен хватит и физических, и моральных сил исполнить свою угрозу. Эллен с ее телосложением могла бы играть в футбол опорным защитником. Каро же весила 126 фунтов[1].
Эллен никогда не думает о том, что может поставить человека в неловкое положение или досадить ему. Этого ребенка мне уже не перевоспитать.
– Ладно, идем, – смирилась Каро.
В вестибюле было полно народу: медсестра везла на каталке улыбающегося выписавшегося пациента; следом шло все его счастливое семейство. Куда-то спешил с озабоченным видом доктор Триллинг из отделения лучевой диагностики. Двое студентов возвращались из «Старбакса» с кофе в бумажных стаканах. «Здравствуйте, доктор Сомс-Уоткинс», – бросил один из них на ходу и тут же вернулся к прерванному разговору с товарищем. Наверняка обычному разговору: студенты не могли знать о том, что только что с нею произошло. Теоретически этого вообще почти никто не должен знать, потому что слушания по этическим вопросам были закрытыми. Но после четырех лет учебы в медицинском институте, нескольких лет клинической ординатуры[2], совмещенной с исследованиями для будущей аспирантуры, и годовой врачебной практики Каро знала, что в больнице так не бывает. Все тайное здесь обязательно становится явным, и скорее рано, чем поздно.
Под «дворником» на стекле машины белел парковочный талон. Эллен не глядя сунула его в сумочку, сестры сели и доехали до псевдоирландского бара, находившегося в нескольких кварталах от больницы.
– Еще даже не вечер, – напомнила Каро.
– Тебе необходимо выпить.
– Нет.
– Будешь ты еще мне… Ой, ладно, ладно. Возьмем тебе чай со льдом или что-нибудь в этом роде.
В полутемном баре было почти безлюдно. Звучала негромкая кельтская музыка без слов, одна мелодия без паузы переходила в другую. Сестры расположились на жестких деревянных скамейках в одной из кабинок. Эллен, встряхнув давно не стриженной и даже не расчесанной толком копной непослушных черных волос, обратилась к официантке:
– Два чая со льдом, пожалуйста.
Ожидать от Эллен такого смирения было так же невероятно, как от средневекового рыцаря – что тот в разгар битвы отложит свой меч и преклонит колено перед противником. Каро вымученно улыбнулась и тут же поняла, что очень рада тому, что Эллен приволокла ее сюда и она сможет излить душу человеку, которого очень любит и которому доверяет, как никому другому на свете.
– Итак, дисциплинарная комиссия не поверила тебе, – утвердительно сказала Эллен.
– Не захотела поверить. – Эти слова потребовали от Каро нечеловеческих усилий. – А результат тот же самый.
– Но у тебя же был свидетель! Ты сама говорила: еще один доктор, твоя подруга Мейзи, как ее там…
– Не подруга она мне. Теперь я ее и знать не хочу. – После этой короткой фразы боль наконец-то вырвалась наружу, и Каро закрыла лицо руками.
Эллен ласковым движением заставила сестру опустить ладони. Правая рука Каро вцепилась в ее пальцы.
– Сестричка?.. – вопросительно произнесла Эллен.
– Все разбирательство шло на уровне «мое слово против его». А ведь Мейзи там даже не присутствовала. Когда Пол… доктор Беккер потащил меня в спальню, в коридоре никого не было. Я настояла, чтобы Мейзи пригласили на заседание, потому что она видела, что Беккер был совершенно пьян, и мы с нею уходили с этой проклятой вечеринки в числе последних, потому что такси от «Убера» пришлось очень долго ждать. При ней я поднялась наверх за пальто и вернулась расстроенная и с оторванной пуговицей на блузке. Я сразу рассказала Мейзи, что случилось. Она все знала. А на дисциплинарных слушаниях, когда Беккер заявил, что ничего не было, Мейзи подтвердила его слова. Сказала, что ничего не видела и что я ничего ей не говорила.
– Она солгала? – изумилась Эллен, которая никогда не лгала. – Почему?
– Из страха, естественно. Ты даже не представляешь, насколько влиятелен Пол Беккер. Он ведь не только заведующий нейрохирургическим отделением, у него высочайшая репутация во всем мире, и он действительно блестящий хирург, лучший из всех, кого мне доводилось видеть. Звезда! На той неделе я смотрела, как он удалял мультиформную глиобластому в очень тесном операционном поле. Никто другой вообще не смог бы ее иссечь, а уж не задев мозговые ткани… Он…
– Мне плевать, какой он виртуоз. Он поганец, который пытался тебя изнасиловать.
– Вряд ли дело зашло бы так далеко. Просто понадеялся спьяну, что первая подвернувшаяся женщина ему охотно даст. А что он поганец, ты права. – Каро попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло. – Если бы он меня изнасиловал, по крайней мере можно было бы предъявить результаты экспертизы ДНК.
– Ты все сделала неправильно! Надо было идти в полицию и выдвинуть обвинение!
– И не подумаю. Там все закончилось бы тем же, что и в больнице. Его слова против моих. Но может быть… может быть, больничное начальство теперь к нему присмотрится…
Официантка принесла чай со льдом.
– И еще, пожалуйста, два скотча. Неразбавленных.
Теперь Каро не стала возражать. Дождавшись, пока официантка отойдет, Эллен продолжила, понизив голос:
– Сестричка, а почему ты не злишься? Ты же должна быть в ярости!
– Я в ярости. – Она наклонилась к сестре через стол. – Но не показываю этого, а уж в больнице – особенно. Вряд ли тебе это будет понятно. Я научилась не проявлять эмоции. В операционной это недопустимо. – И это умение сплошь и рядом доказывало свою полезность. Но Каро не собиралась признаваться никому – даже Эллен, – что в операционной она ощущает себя летчиком-истребителем, для которого самообладание превыше всего. Уравновешенность, спокойствие, невозмутимая отстраненность. Но вслух это прозвучит высокопарно и даже смешно. Кроме того, убеждать Эллен контролировать себя и сохранять спокойствие просто бесполезно. И Каро вернулась к своим бедам:
– Это значит, что теперь мне нечего рассчитывать на постоянную работу в Фэрли после сертификации. Меня здесь просто не оставят. А кроме…
– Но ведь ты сама – звезда! Сама же говорила, что твой рейтинг, или как там это называется…
– Да, но…
– А твои исследования! Ты же составила какую-то карту мозгов, и ее даже опубликовали в…
– Послушай меня! Дай мне договорить! Да, я хороший специалист. Очень хороший.
Кэролайн настолько самоуверенна… Я не могу научить этого ребенка скромности.
– В этом и заключается часть проблемы, – продолжала Каро. – Я прекрасно владею и практической хирургией, и исследовательскими методиками и хочу заниматься и тем и другим, поэтому мне имеет смысл работать только в большом медицинском центре, где ведутся клинические исследования новых медицинских разработок. А второй такой больницы в городе нет. И, кажется, во всем штате.
– Понятно… – отозвалась Эллен. Они умолкли и так и сидели в тишине, пока не принесли виски. Эллен отхлебнула сразу половину. – Каро, это несправедливо.
– Да, несправедливо. – Потому-то она была уверена, что все эти доктора, с которыми она работала, у которых училась, которыми восхищалась, не могут не поверить ей. Когда разбор уже подходил к концу, Каро посмотрела на доктора Борелли, единственную женщину в совете, сидевшую рядом с предательницей Мейзи, и Вера Борелли сразу уткнулась взглядом в полированную поверхность большого стола и так и не подняла головы.
Каро оказалась наивной. Нет, дело тут еще серьезнее. Врачи, присутствовавшие на слушании, сталкиваются с вопиющей несправедливостью ежедневно. Например, когда поступает ребенок с лейкемией. Или молодой отец троих детей, у которого доброкачественная менингиома растет не в мягкой мозговой оболочке правой лобной доли, где ее было бы легко удалить, а в стволе мозга, разрушая нервы и парализуя больного. Экспериментальный препарат, благотворно подействовавший на пациентов А, Б и В, по необъяснимой причине убивает Г.
И Каро почему-то считала, что врачи, постоянно сталкивающиеся с несправедливостью мироустройства, постараются хоть немного исправить ее более справедливыми взаимоотношениями в собственном кругу.
Проявление своекорыстия работников больницы говорило о том, что Каро на этот счет заблуждалась. Или, если посмотреть с другой точки зрения, так получилось, потому что она не смогла противопоставить Беккеру, полностью отрицавшему ее обвинение, никаких осязаемых доказательств. Ее слова против его слов.
И тут Каро захлестнуло ощущение краха. Если бы она пораньше ушла с той вечеринки… Если бы она не оставила пальто и свитер наверху. Если бы она последние несколько недель не перешучивалась с Полом Беккером – она-то считала, что это просто переход от официального общения к менее формальному, ведь совсем скоро ей предстояло получить сертификат и стать его полноправным коллегой, а он, судя по всему, просто заигрывал с нею и решил, что она отвечает согласием на его намеки. Если бы хоть что-то из множества вещей повернулось по-другому… Но сейчас, за столом в баре, «если бы» прозвучало лишь однажды, и произнесла эти слова Эллен, изрядно удивив сестру.
– Если бы только он не оказался таким поганцем, – сказала Эллен. – Ведь ты об этом думаешь, верно, сестричка? О том, что в этом безобразии есть и твоя вина, потому что ты считаешь, что обязана всегда и все держать под контролем. А это невозможно.
Каро молчала. Знай Эллен хоть что-нибудь о нейрохирургии, она так не говорила бы. Каро отлично понимала, что не может контролировать очень многое. Неоперабельные повреждения спинного мозга, мультиформные глиобластомы, которые невозможно удалить полностью, аневризмы артерий, разрывающиеся в машине «Скорой помощи» по пути в больницу. Разница между Каро и Эллен состояла в том, что Каро делала все возможное, чтобы подчинить себе и это все, и многое другое, и все неудачи ставила себе в вину. Ну, а Эллен, руководствуясь какой-то невероятной смесью фатализма и дерзкой смелости, принимала жизнь со всеми ее подвохами такой, какая она есть.
– Как там Анжелика? – спросила Каро.
– Как обычно.
У Анжелики постоянно все как обычно, и так будет до тех пор, пока она не станет когда-нибудь никем и перестанет определять жизнь Эллен и своей старшей сестры Кайлы. Кроме них, у Каро не было других родственников, и она сделала бы для них все что угодно – хотя это она думала, что так думает, а теперь вот облажалась по полной программе.
– Мне тебя будет очень не хватать, – сказала Эллен. – Ведь хочешь не хочешь, а тебе придется уехать туда, где найдется хорошая работа. Моя сестричка-косторезка.
Каро рассмеялась, того не желая.
– Слово «косторез» давным-давно никто не употребляет. И значение у него совсем другое.
– Заклинательница черепов. Редактор мозгов. Мозговая шахтерка!
– Где ты взяла такой жаргон?
Эллен загадочно улыбнулась, но тут же посерьезнела:
– Ничего, Каро, я справлюсь. Мне кошмарно будет не хватать тебя, но я справлюсь.
– Я знаю. – Ее сестра справлялась с жизнью лучше, чем, пожалуй, кто угодно другой, оказавшийся в подобном положении. Но если Каро удастся прилично зарабатывать где-нибудь в другом месте, она сможет и дальше помогать Эллен деньгами. Они ей очень нужны. Социальное пособие, которое платят на Анжелику, совсем маленькое, Кайла вырастает из одежек сразу же, как только Эллен приносит их из «Гудвилла», муж Эллен, никчемный хулиган и бездельник, уже год как исчез из виду, и никто, включая полицейского, который должен следить за его поведением, не может получить от него ни слова, не говоря уже о деньгах. Но не меньше, чем деньги, Эллен требовалось общество нормальных взрослых людей, которые могли бы облегчить ее ужасную бытовую рутину, а выдерживать пребывание в одном доме с Анжеликой был способен мало кто, кроме Каро.
– И где ты намерена искать работу? – спросила Эллен.
– Пока не знаю. Надо подумать. До сертификации еще почти месяц.
– Что ж, лично мне надо навестить дамскую комнату.
Оставшись в одиночестве, Каро решительно выбросила из головы пораженческие мысли. В конце концов, она погружалась в подобные мысли каждый раз, когда использовала микроскоп, проходила ножом или лазерным лучом сквозь мягкое серое желе живого мозга. Она все время режет собственными руками воспоминания, восприятие, способность двигаться, говорить и думать. Все это хрупко, как снежинка, и легко растворяется от малейшего движения ножа, от разрыва нерва. Мысли ничего не меняют, меняют только действия. Состоялась вечеринка, состоялось и слушание. И то и другое осталось в невозвратном прошлом, и теперь Каро предстояло идти вперед. В другой город, в другую жизнь, отличную от той, о которой она мечтала. Она будет приезжать как можно чаще, чтобы повидать Эллен и детей. Это у нее получится. Все получится – как получалось всегда. Худшее уже позади.
Элен не стала допивать виски. Каро даже не пригубила из своего стакана. Пока сестра была в туалете, Каро выбралась из кабинки, отыскала официантку и расплатилась за весь заказ, пока это не успела сделать Эллен. Потом залезла в ее сумку, отыскала там парковочный талон и побыстрее сунула его в карман.