Катерина Траум
Мой муж – зомби
– Хочешь сказать, что эти уроды получат от тебя тридцать тысяч и благополучно отстанут? Слабо верится.
– А ты поверь. Юль, у меня тоже друзья есть, я не пальцем деланный. Закончим это дело с «Райстар», и сразу им отдам, но ни копейкой больше чем брал. Они и так по факту больше получат, сейчас доллар в два раза дороже стал.
Кажется, он говорил серьёзно. По крайней мере, верил, что сможет разрулить ситуацию. Я печально улыбнулась уголками губ и мысленно прикинула оставшуюся в тумбочке сумму. Это были деньги на крайний случай, на возможный побег. Отдав их я буквально отрублю себе пути отхода. Но одного короткого взгляда на Женькин синяк хватило, чтобы принять единственно верное решение:
– Ничего ты не будешь ждать. Вдруг они снова заявятся? Хочешь, чтобы тебя начали прижигать утюгом? Сиди здесь. Дам я тебе твои тридцать тысяч… или около того, – без лишних раздумий встав на ноги, я пошла к лестнице, краем уха слыша в спину приглушённое «спасибо, Чип».
А мне не казалось, что делала нечто благородное. Украденные купюры, которые и не были моими. Не мой дом, не мои шмотки в гардеробе и дизайн стен, который не нравился мне. Не знаю, почему это всё стало заметно только теперь, когда я сама начала хоть как-то следить за чистотой. Но остаток вечера после того как уехал с деньгами заметно повеселевший Женька грозил стать кошмарно тоскливым.
Со двора выкатилась скорая, светя мигалками. Я щёлкнула пультом, закрыв за ней ворота, и устало прислонилась затылком к входной двери. Конец мая, ночь была совсем тёплой, а мне казалось, что с улицы веяло зимним морозом по босым пяткам и неприкрытым короткими шортами коленям.
В прихожей братец оставил дедушкин деревянный мольберт – старый, местами с каплями въевшейся краски. Мы знали, что такая вещь стоила как настоящий антиквариат, да ещё и принадлежала довольно известному в узких кругах мастеру-дворянину: Женька бы выручил хорошую сумму, продав такое вместе со всем достоянием Валицких. Но счёл нужным оставить память… Как у меня остались от бабушки старинные серьги с янтарём.
Подхватив мольберт, я не без кряхтения затащила его в гостиную, и как раз кстати: с кухни слышалось бурление закипающего чайника, поставленного не мной.
– Матвей? – осторожно позвала я, слегка смущённо прислонив свой немного странный презент к стене. – У меня для тебя кое-что есть.
Он с любопытством выглянул из кухни, а увидев за моей спиной мольберт застыл с приоткрытым ртом. Ещё не наполненная кипятком кружка в его руке заметно дрогнула.
– В смысле – для меня? – неуверенно уточнил он глухим шёпотом, как будто я могла ошибиться.
– Ну а кто у нас тут ведёт кружок юного художника, я что ли? Могу отдать Вадику, конечно, но думаю, он больше оценит жирную живую индюшку, – неуклюже отшутилась я, как можно незаметнее пятясь к дивану.
Ой, не нравилось мне это его замешательство. Сразу поселило в разделявших нас метрах воображаемую огромную и неповоротливую розовую слониху: по крайней мере, ощущалось ровно так. Выдавливало воздух из помещения и заставляло краснеть от неловкости.
Матвей мотнул головой, медленно подобрался к мольберту – как будто это ядовитая змея, которая вот-вот схватит за нос. Я окончательно стушевалась и пробормотала:
– Ну, он правда не новый. Тебе же неудобно рисовать на стойке, вот я и попросила Женьку… Это дедушкин. Пользуйся.
Всё, конец красноречию. Горло сжалось, и чтобы скрыть волнение, я улеглась на диван, скрываясь за его спинкой. Дрогнувшими пальцами нашарила пульт и включила оставленный на паузе сериал. Вот так, идеально: как будто мне глубоко плевать, и вообще, может хоть на дрова выкинуть этот мольберт.
Снова тишина, которую нарушили только голоса актёров, которые проносились мимо слуха. Мой мозг был целиком поглощён тем, чтобы улавливать звуки за спиной: шаги, дыхание, зазвеневшая на кухне посуда. Спустя ещё минуту Матвей вернулся и вдруг протянул мне дымящуюся кружку с молочным улуном.
– Держи. И спасибо, – улыбнулся он уголком губ, а как только я села ровнее и приняла чай, устроился на другом конце дивана и как ни в чём ни бывало спросил: – Так что смотрим?
У меня по-глупому онемел язык, а по спине прошли мурашки. Это было так до странного обыденно. Я подогнула под себя ноги и с удовольствием втянула запах улуна, к которому примешалась тонкая нотка знакомой до боли прелости – от кружки Матвея. От него самого. От внезапного уюта, который принес он с собой.
– Да это так… старый сериальчик, я его уже раза три смотрела, – прочистив горло, всё же нашла я слова и спешно ткнула в кнопку на пульте, возвращая к начальному экрану онлайн-платформу. – Можем включить, что захочешь. Если, конечно, тебе можно…
– Не думаю, что кино способно как-то выбить меня из равновесия. А Вадим мирно лежит в кроватке, – весело отозвался Матвей и пригубил чай.
Я проводила сомневающимся взглядом всю ту же пошлую картинку с негром на его кружке и прикусила щеку изнутри. Не кино тут опасно ускорением пульса. Или я снова переоценивала магию своих голых коленок? Отставив чашку на подлокотник, наклонилась и выдвинула из дивана ящик, в котором лежали пледы. На всякий случай прикрылась одним из них до самого подбородка и переключила всё внимание на экран.
Так-то лучше. Никто не скажет, что я не пыталась соблюдать безопасность и приличия.
– И всё-таки отбрасываем комедии, мелодрамы и боевики с кучей экшена, – строго провозгласив святую истину, я побегала по вкладкам и в итоге осталась перед неутешительным выбором: – Детектив, фэнтези или ужастик?
– Ну, если учесть, что большая часть ужастиков мне заходят как комедии – то давай что-нибудь пугающее по меркам адекватного человека. И можешь включать практически любой фильм, выпущенный после две тысячи тринадцатого: по-любому не смотрел. Давай, порадуй современным искусством! – Матвей довольно-таки скептично хмыкнул, поудобнее устраиваясь в своём углу и откинувшись на спинку дивана.
– А что, в Бенине совсем не было возможности смотреть кино? Музыку же ты слушал, – я указала взглядом на его майку с «КиШ», которую он не потрудился погладить после стирки.
Спешно прикусила язык: вот и выдала ненароком, что всё-таки поискала в сети, кто это такие, и даже послушала пару песен на ночь. Кошмары потом были ещё те, хотя общая мелодичность их стиля неожиданно понравилась.
– Не было у меня там времени на это. Редко когда вообще получалось выбить выходной и остаться дома, да и с интернетом там напряжно. А уж когда на выезде с бригадой, то и связи не было. – Матвей тяжко вздохнул и прокомментировал мои путешествия по спискам популярного: – Знаешь, как отличить хороший ужастик от плохого?
– Посмотреть отзывы? – неуверенно предположила я, на что он отрицательно мотнул головой:
– В плохом ужастике тебя пытаются напугать дешёвыми скримерами, воющими мертвяками и резкими звуками. А в хорошем – в кадр тихо-мирно вползает милый ёжик, но от этого уже можно словить сердечный приступ. Так что, выходили тут хорошие ужастики в последние десять лет?
Я задумалась, вспоминая довольно богатый перечень всего, что вообще смотрела в предыдущую пятилетку, и что меня реально пугало. Красный воздушный шарик? Безобидный шарик, от вида которого бросало в дрожь. Остановив выбор на первой части «Оно», с довольным видом отложила пульт и взяла приятно согревающую чашку с чаем.
– О, ты читала Кинга? – с какой-то затаённой надеждой спросил Матвей, на что пришлось с досадой пожать плечами:
– Нет. Но фильм крутой.
Не признаваться же вслух, что ничего длиннее прайса в спа-салоне я не читала очень давно. Да и в гимназии ограничивалась кратким содержанием всей заданной литературы, целиком осилив разве что «Евгения Онегина».
Почему-то сейчас за это стало стыдно. Как будто я много упустила, не прочитав ни единой книги с самого получения аттестата.
Но Матвей не стал меня осуждать, дав полностью погрузиться в происходящее на экране. Не знаю, почему меня так трогала история двух братьев, где один не уследил за другим: кажется, я слишком легко ассоциировала себя с Биллом. Почему-то считала себя старшей и ответственной за Женьку. И когда монстр оторвал руку бедному Джорджи, вздрогнула всем телом, моментально подумав о синяке на лице брата.
Хватит ли ему денег, чтобы больше его никто не тронул? Чтобы никакой уродец не утащил его на дно канализации? Смогу ли я продолжать эту игру, чтобы только мы оба жили в достатке до самой старости…
Я спешно отпила чай, смачивая пересохшее горло. Усталость. Она была далеко не физической, но пропитала меня до постоянного нытья в висках. Для Женьки я говорила «держусь», но на самом деле не могла нормально спать, а за эту неделю успела схуднуть так сильно, что заострились скулы и стали торчать тазовые косточки.
И сейчас я всей душой была благодарна Матвею за этот небольшой вечер нормальности. Просто посидеть перед телеком с кем-то живым, кто тихо посмеивался над тем, как зрителя запугивали клыками Пеннивайза и даже иногда комментировал, как на моменте с ожившей хищной картиной:
– Ух, а вот это правда жуть.
И мне хватало, чтобы окончательно успокоить натянутые нервы, допить остывший чай и расслабиться впервые за долгие дни. К середине фильма я устала сидеть в одной позе и после недолгого колебания всё-таки аккуратно улеглась, свернувшись калачиком и плотно завернувшись в плед, а голову устроив на маленькой подушке. Длины дивана было достаточно, чтобы не касаться Матвея ни единым волоском, но даже чувствовать живую душу рядом и этот умиротворяющий запах цветов было чудесно.
Лучший день за всю мою брачную жизнь.
Если бы ещё можно было подтянуться хоть чуть-чуть поближе. Вместо слишком жёсткой подушки устроить голову на его коленях. Ощутить, как он перебирает мои волосы. Его ладонь на своём плече. Интересно, она зажила или ещё саднила? Насколько я могла видеть, он просто залеплял ранку пластырем и давно её не бинтовал.
Злобный клоун на экране уже вовсю вонзал зубы в несчастных детей, а мои глаза медленно слипались. Недосып и кошмары уходили под звуки фильма ужасов – парадокс. Изображение становилось всё мутнее, когда я почувствовала – а может, мне просто показалось сквозь приходящий сон – как упавшую на лицо прядь волос осторожно, едва коснувшись, заправили мне за ухо. Прохлада на шее, совсем мимолётно.
Неужели – кончики пальцев?
И как бы я ни хотела привстать, перехватить их и податься к Матвею так близко, чтобы вдохнуть аромат кожи, ощутить надёжную твёрдость мужского тела и сказать все желания вслух, это всё было под строгим запретом. Запрет, который поставила сама. Запрет, который стоил целой ресторанной империи и очень длинного банковского счёта.
Дорого ли это? Сейчас цена казалась смешной.
К счастью, затем мой размягчённый разум всё-таки утонул в спасительной темноте, напоследок лишь где-то на краешке осознания впитав странный вой и стук. Наверное, из жуткого кино. А может быть, и с третьего этажа, где снова бесновался зомби, уловивший учащённый пульс своего хозяина.
Глава 15
Что надеть на день рождения к человеку, который умрёт в ближайшие месяцы? Жаль, такой статьи не нашлось ни в одном выпуске «Вог». Искать баланс между приличием, лоском и лёгким трауром пришлось самой. Спасло максимально целомудренное платье цвета молочного шоколада: с шифоновыми рукавами в три четверти, школьной длиной подола «два пальца выше колена» и атласным пояском-бантом на талии. Зато удачно подошло под бабушкины янтарные серьги, а сегодня всеми своими талисманами хотелось обвешаться с ног до головы. Я даже предала туфли на шпильке, заменив их более широким, устойчивым каблуком. Собрав волосы на затылке массивной заколкой с вкраплениями янтаря, подхватила клатч и спустилась на первый этаж.
Меня уже ждали. Усадив наряженного в приличный синий пиджак Вадима на диван, Матвей пытался завязать на его шее галстук. Я нервно сглотнула при виде поджарой фигуры бокора в выбранном мной графитовом костюме – чёрт, как ему всё-таки шло. Похоже, он даже причесался по такому случаю, что вовсе был нонсенс.
Но галстуки для него точно были филькиной грамотой. Подавив улыбку, я подошла ближе и забрала у него концы скользкой ткани.
– Давай сюда.
Матвей неловко посторонился, позволив мне встать напротив Вадика, и я всей кожей ощутила его долгий, оценивающий взгляд на себе.
– Здорово выглядишь, – вдруг проронил он с налётом удивления. – Как-то… иначе.
Да и чувствовала себя тоже странно. Вместо золота – только старинные серьги с тёплым камнем и растительным узором. Вместо открытости и вызова в стиле – редкостная скромность цвета и абсолютное незнание, к какому бренду относилось платье. Я просто боялась привлекать к себе хоть капельку лишнего внимания гостей, и вдвойне дико, что такой наряд вызвал куда больше интереса у Матвея, чем мой вид при поездке в «Сохо».
– Главное, чтобы Вадим выглядел максимально привычно для всех, – смущённо буркнула я, затягивая узел галстука на мощной шее зомби.
Причёсанный, с линзами в радужке и с хорошенько подрумяненной косметикой мордашкой, тот казался очень даже похожим на себя живого. Не хватало разве что мимики, но благодаря плотному завтраку изо рта не капали слюни – уже хорошо. Поправив ворот рубашки, я тяжело вздохнула и взяла его за твёрдое запястье. Команда сработала: поднявшись с дивана, Вадим пошёл за мной к двери.
– Его секретарша утром оставила подарок для именинника. – Матвей кивнул на объёмный прямоугольный свёрток в серебристой бумаге, приставленный к креслу. – Берём?
– Вадик обсуждал с ней, что хотел подарить. Так что вряд ли там бомба – больше похоже на картину, – предположила я, с прищуром оценив вид свёртка. Сама нагло собиралась заехать в универмаг и купить приличный коньяк, но раз уж Вика подсуетилась – грех не воспользоваться. – Меньшее, что мы можем сделать – это передать его подарок отцу как последнюю волю.
Сама не ожидала от себя подобных слов. Даже на долю секунды, на одном быстром виноватом взгляде на безучастно ожидающего у двери Вадима, кольнуло внутри нечто отвратительно похожее на стыд.
– Это не слишком? – одними губами шепнула я, ощутив мурашки между лопаток. – Старик и так умирает, ему наверняка хочется просто попрощаться с родными и друзьями, а мы будем внушать ему эту лажу про его сына…
Матвей не спешил ответить: казалось, тоже глубоко задумался. Взяв подарок в левую руку, обошёл нас с Вадимом и правой открыл перед нами дверь, только после этого заметив:
– А думаешь, милосерднее сообщать умирающему, что его единственный сын мёртв? Тогда уж лучше пустить пулю в лоб – будет гуманнее. Пусть старик закончит дни с лёгким сердцем и уверенностью в будущем своей семьи и своего дела.
Это придало смелости. Смотреть на нашу миссию сегодня не как на грандиозный обман, а как на акт милосердия, стало куда легче в моральном плане. Благодарно улыбнувшись Матвею уголком губ, я вышла на крыльцо и зябко поёжилась: несмотря на последние майские дни, погода стояла пасмурная, и платье было тонковато.
Покинув дом, мы дружно загрузились в «Пежо», усадив Вадима на переднее сиденье рядом со мной. Попутно обговаривая мелкие детали и условные знаки, которые бы означали просьбу о помощи или критичное «пора валить», довольно быстро преодолели путь до загородной резиденции Демчуков.
Да, меньше, чем резиденцией, этот массивный двухэтажный особняк в стиле абсолютно пошлого цыганского «дорого-богато», назвать было нельзя. Посёлок «Заимка» сильно отличался от элитной, но в целом эстетично-европейской «Маленькой Италии»: его строили в девяностые, и этим всё сказано. Всего одна улица из дюжины домов, но каждый из них занимал площадь солидного поля для гольфа. К слову, и они тут имелись у парочки зажиточных хозяев.
Особняк косил фасадом под восемнадцатый век: череда колонн, барельефы с отвратительными жирными младенцами, изображающими купидонов. Сам же двор был как нежилой, окружённый высоким чёрным кованым забором и радующий только простором для парковки. Где-то за заднем дворе, как я знала, имелся бассейн, но он уже много лет был никому не нужен и потому никогда не наполнялся водой. Присыпанная гравием площадка перед этим замком Дракулы уже была плотно заставлена по меньшей мере шестью машинами, среди которых мой «Пежо» оказался гадким утёнком.
Кажется, начинала понимать, почему же после детства в такой бетонной коробке Вадим поселился рядом с лесом, в коттедже с панорамными окнами. Вот уж не думала, что в посмертии он станет для меня куда интереснее, чем был живым.
Наша странноватая компания направилась к массивным, дубовым парадным дверям. Ладони потели: я не могла скрыть волнения и отделаться от мысли, что Владимиру Сергеевичу хватит одного взгляда, чтобы раздолбать всю нашу легенду и жалкие поптыки вранья так же легко, как заподозрила неладное Вика.
– Тут пахнет смертью, – вдруг едва слышно прошептал Матвей, задумчиво оглядев узорчатый орнамент на дверном полотне. – Нет, тут просто… могильник.
Я передёрнулась, но от комментария воздержалась, и как можно увереннее взяла Вадика под локоть. Замечание совсем не удивило: хозяин дома не первый месяц боролся с болезнью, которую даже чудом современной медицины не победить.
Мы прошли в дом, с первых шагов едва не ослепнув от блеска громадной хрустальной люстры в просторном круглом холле. Вдоль стен были расставлены штук пять ваз с лилиями и розами, и резкий запах цветов закружил голову. Где-то из соседней комнаты слышалась ненавязчивая игра на пианино и приглушённые голоса гостей, смешанные со звоном бокалов.
Колени подкашивались от напряжения. Вцепившись в пиджак Вадима со всех сил, я задала ему направление к лестнице, возле которой заметила коляску хозяина. Ожидала, что от него, как и на свадьбе, не будет отходить сиделка, однако стоявший рядом высокий, крупный мужчина в небрежной голубой рубашке и с зализанными назад светлыми волосами был мне незнаком.
– Здравствуйте, Владимир Сергеевич! – с улыбкой поприветствовала я практически облысевшего старика, заботливо наряженного в праздничный светло-серый костюм с галстуком-бабочкой. – С днём рождения!
Он поднял на нас взгляд, и у меня свело лопатки в ожидании эмоций – узнавания, вопросов, порицания из-за пропущенных звонков… И вздрогнула всем телом: пустота в радужке. Такая же серая, мутноватая пустота, безумно похожая на зрачки Вадика без линз. За прошедшие со свадьбы дни Владимир Сергеевич сдал очень сильно – кожа посерела, собралась в десятки новых морщин, свисала складками с выпирающих скул.
– Добро… пожаловать… – прошамкал он почти неразличимо, и казалось, даже эта малость отняла у него кучу сил. Устало прокряхтев, он откинулся в коляске и тяжело моргнул, а после перевёл мутный взгляд на сына.
Ох, чёрт. Стыд жёг грудь, когда мне пришлось с той же натянутой улыбкой начать лгать.
– Вы уж простите, мы ненадолго. Вадим только сегодня с больницы, ночью удаляли гланды – говорить ему совсем нельзя. Захватила с собой своего двоюродного брата, он медик, поможет если что…
– С днём рождения, – неловко подхватил Матвей и протянул старику свёрток. – Простите, что навязался – вдруг зятю плохо станет…
Владимир Сергеевич машинально принял подарок и растерянно захлопал глазами. Он как будто вообще не уловил ничего из наших слов и вдруг повернул голову назад в ожидании спасения от своего молчаливого помощника, которого я посчитала новым секретарём.
– Давай помогу развернуть, пап, – как ни в чём ни бывало метнулся тот разрывать подарочную бумагу, и я в шоке застыла на месте.
– Папа…? – ахнула я, чувствуя, как бешено стучащее сердце ухнуло в пятки.
– Да, вы, наверное, меня не знаете, – широко улыбнулся мне «секретарь», походя комкая упаковку. – А вот Вадику стыдно не узнать родного брата! Хотя понимаю, столько лет прошло… Я Виктор, старший брат Вадима.
Он протянул руку, но я настолько застыла от потрясения и узнавания в чертах лица Виктора наследственных широких скул и глубокой посадки глаз Демчуков, что забыла про команды. К счастью, Матвей сориентировался быстрее и одним малозаметным движением пальцев велел зомби принять пожатие.
– Брат… Сколько лет прошло. Возмужал! И жена – красавица. Юля, правильно?
Повинуясь бокору, Вадик кивнул, и я наконец-то позволила себе встрять в эту совершенно не отдающую родственной теплотой встречу:
– Постойте… А вы, значит, помирились с отцом?
Переведя взгляд на Владимира Сергеевича в ожидании хоть какого-то кивка, я икнула от нового потрясения: оказывается, мы подарили тому не просто картину. И сейчас он слепо шарил высохшими дрожащими пальцами по полотну с семейным портретом. Это явно рисовалось на заказ со старых фото: на диване сидела милая пара, сам значительно омоложенный свёкр и его покойная жена, красивая блондинка с идеальной осанкой. Рядом стоял Вадик, тоже моложе, чем сейчас – нескладный подросток в белой рубашке. А на полу перед ними полубоком сидела улыбающаяся девочка лет двенадцати в нежно-розовом платье и с длинными золотистыми кудряшками.
И никакого старшего сына тут не значилось точно.
Владимир Сергеевич всё продолжал обводить пальцами силуэты жены и дочери, гладил их волосы. С новым стыдом заметила скопившуюся в уголках его глаз влагу: что ж, он точно не зомби, как показалось мне поначалу. И помнил, кто он, и кто его семья. Но почему тогда позволял этому уроду Виктору стоять рядом с ним?!
– Какой красивый портрет, – с елейной улыбкой заметил тот, мягко вытягивая картину из рук отца. – Повешу в его спальне. И Юля, мы, конечно, не знакомы, но всё-таки давайте наши семейные вопросы останутся между мной и папой. Последнюю неделю он не проводит и дня без обезболивающих уколов, так что ему тяжело адекватно реагировать. В том положении, в котором он сейчас, очень трудно продолжать держать глупые обиды на родных детей.
Я с трудом сглотнула едкие слова, которые просились на язык: ничего себе, глупая обида – да он фактически убил эту прелестную девчушку и собственную мать заодно! Ах, если бы Вадим сейчас был жив и мог спустить гадёныша с лестницы! Не сомневаюсь, что он бы не подал ему руки, если бы сам принимал решения.
– Конечно, – сдавленно процедила я, изо всех сил держа себя в руках. – Это не моё дело. Рада, что о Владимире Сергеевиче есть, кому позаботиться в такое время. Мы пойдём, присоединимся к гостям.
– Да, добро пожаловать в наш дом, – подчеркнув слово «наш», кивнул Виктор на распахнутые двери в столовую, откуда доносились голоса и музыка.
Как же зачесалась ладонь в желании дать ему пощёчину. Он точно не имел права здесь находиться и прикасаться к портрету с уничтоженными им людьми.
Я лопатками ощущала, как он смотрел нашей процессии вслед, пока тянула Вадика за собой. В голове творился хаос: то, чего опасалась с самого начала, всё-таки произошло. Виктор вернулся, сумел занять место рядом с отцом, а значит, вполне мог бы и заставить того переписать завещание…
– Не могу понять, что с ним такое, – прошептала я, чуть подавшись влево, чтобы меня слышал только идущий рядом Матвей. – С Владимиром Сергеевичем. Он не мог простить этого ублюдка, точно не мог…
– Простить за что?
Я мысленно чертыхнулась: точно, он же не имел понятия о трагедии Демчуков. Но делиться таким, входя в просторную столовую, наполненную гостями, официантами и стойким запахом роз, было однозначно не к месту. Вздохнув, я протиснулась к ближайшему уголку с бархатным диванчиком и усадила на него Вадима.
– Держи, – сунул мне в руку приятно прохладный бокал Матвей, успевший мимоходом добыть нам шампанское. – А то тебя трясёт так, что зубы стучат. Расслабься, пока не вызвала никаких подозрений.
Благодарно ему улыбнувшись, я поймала подбадривающий взгляд болотных глаз и пригубила бокал. Вряд ли он понимал, что весь наш план летел к чёртовой матери, но за источаемое им уютное спокойствие я была очень признательна.
– Спасибо. Давай покрутимся тут для приличия минут пятнадцать, да…
Договорить мне не дали. К диванчику подошла поздороваться пожилая семейная пара: сухонькая дама в старомодном бархатном платье и седовласый мужчина, которого я пару раз видела на званых ужинах и помнила по свадьбе. Вроде бы, кто-то из постоянных партнёров «Райстар». Пришлось быстро включаться в игру, с извиняющейся улыбкой объяснять немоту Вадика, напоследок погладив его по волосам и дав команду «укажи на горло», что он выполнил с блеском.
– Ох, как же вас угораздило так заболеть, Вадим Владимирович! – всплеснула руками дамочка, едва не расплескав своё шампанское. – Сейчас, наверное, гланды куда проще удалить, а вот мне помнится в советское время наживую драли, представляете…?
– Люда, ну кому это интересно, – смущённо закашлялся её муж. – Кстати, ты Рому не видела? Я как раз хотел его представить сегодня, всё-таки мне скоро на покой, а он займёт моё место.
– Я тут, пап, – раздался за его спиной смутно знакомый мужской голос, и увидев его источник, я залпом опрокинула в себя остатки содержимого бокала.
Эта бритоголовая макушка вспомнилась на удивление легко – учитывая, в каком состоянии нестояния я видела широкоплечего парня в прошлый раз возле «Сохо». Ночью. Застывшим с открытым ртом.
– А, вот и мой сын, Роман, – довольно прищурившись, мужчина вытолкал его вперёд, и тот протянул руку Вадику. – Наследник и гордость!
«Наследник и гордость» перехватил мой удивлённый взгляд и побледнел. Вытянутая рука затряслась, и хоть Вадим послушно пожал её под командой Матвея, у бедняги выступила испарина на лбу.
– Приятно познакомиться, – попыталась я сгладить странную паузу. – А это мой двоюродный брат, Матвей.
Вот это точно было зря. Бокор протянул Роме руку, и тот моментально отпрянул назад. Его родители наблюдали за сценой с полным непониманием, пока он нелепо пытался скользнуть подальше. Мне в нос ударили пузырьки шампанского, и я тихо хихикнула: смотреть, как лощёный «наследник и гордость» откровенно боялся Матвея, оказалось смешно на грани с лёгкой истерикой.
– А мы же знакомы, кстати! – широко улыбнувшись, объявила я. – Это же вы мне машину помяли тогда возле клуба, да?
– Д-да…
– Ничего страшного, все мы иногда можем перебрать с алкоголем, – я активно закивала, зато отец Ромы побагровел и с силой дёрнул его на себя.
– Ты помял машину жены Демчука? – прошипел он, а его жена рассыпалась в извинениях:
– Простите, как же неудобно вышло! Ну вот что делать с этим мальчиком, всё шатается ночами где попало! Оболтус!
Семейка спешно ретировалась, дав мне с облегчением выдохнуть. Я отставила бокал на поднос пробежавшего мимо официанта и без сил в дрожащих ногах плюхнулась на диван рядом с Вадиком.
– Дурдом какой-то…
Но дурдом только начался. Следом к нам подошёл Костик Лаушин в компании своей несчастной благоверной, и поток вранья пришлось начинать заново. Выслушав сетования друга Вадима о пропущенной им рыбалке, я поняла, что ещё одного неравнодушного знакомого просто не выдержу. Подхватив муженька под руку, потащила его к выходу, но была остановлена громким возгласом Виктора, который прикатил отца в столовую и ревностно оберегал его от навязчивости гостей.
– Юля, Вадим – уже уходите? Ещё даже за стол не садились! – он демонстративно поцокал языком, и я неловко помялась, чувствуя, что взгляды всех присутствующих направлены на нас.
– Вы извините, но Вадиму всё равно есть пока нельзя, зачем соблазняться? Мы только поздравить заехали, ему вообще постельный режим прописан, – повернувшись к Владимиру Сергеевичу, я постаралась изобразить улыбку. – С днём рождения ещё раз. Мы обязательно заедем, когда Вадик поправится.
Тот неопределённо мотнул головой – нечто среднее между кивком и пожатием плечами. Посчитав это разрешением на бегство, я утянула Вадима из столовой, и, как оказалось, очень вовремя: стоило скрыться от чужих глаз и глянуть на него, чтобы увидеть, как он от души истекал слюнями на лацканы пиджака.
Надеюсь, люди это спишут на проблемы с глотательным рефлексом после операции.
Выскочив на крыльцо, я безнадёжно простонала: клубящиеся с самого утра тучи выливали потоки дождя на серый асфальт. Промозглый холод колкостью прошёлся по телу, но тут на мои дрожащие плечи лёг пиджак, пахнущий прелыми цветами.
– Накинь, а то совсем промокнешь, – пояснил Матвей на моё изумление такому жесту.
Тепло трепетом пронеслось от самой нагретой его телом ткани до сжавшегося сердца. Я онемела, не в силах даже пробормотать благодарность, и только неуклюже кивнула, первой двинувшись к машине. На ходу просунула руки в рукава, пропитываясь запахом, который уже столько дней был моим маленьким успокоительным и в то же время – тайным афродизиаком.
Я села за руль, и на этот раз Матвей усадил Вадика назад, а сам пристроился рядом со мной. Мы выехали со двора: видимость была кошмарная, дворники почти не помогали расчистить лобовое стекло от потоков воды. Но в этом салоне я ощущала себя в куда большей безопасности, чем в доме, пропитанном смертью.
– Так что это за хрен нарисовался? Что за внезапный старший брат? – поинтересовался Матвей, едва только двор Демчука остался позади.
– Его отлучили от семьи ещё подростком за изнасилование младшей сестры, – мрачно обозначила я, неотрывно глядя только на дорогу и нервно покусывая нижнюю губу. – После чего Лизочка покончила с собой, а её мать от горя тоже прожила не долго. Я видела копию завещания Владимира Сергеевича – Виктор настолько категорично из него исключён, что не сможет претендовать ни на копейку своего отца. И всё, что мы сегодня видели… какой-то бред. Он не мог его простить, если был в здравом уме. Хотя это как раз очень сомнительно. Он точно не зомби или какой-нибудь вурдалак?
– Точно. Я бы почуял. И хорошая для тебя новость в том, что бедному старику осталось от силы недели две – это я точно увидел в его глазах. – Матвей откинулся на сиденье и растрепал вымокшие под дождём волосы. – А плохая… там стояла такая дикая вонь.
– Вонь? Я только кучу цветов уловила, ну и одеколоны гостей.
– И не просто так эти цветы были расставлены. Они заглушали запах смерти. Обычный человек это не почувствует вообще, но например в доме Вадима пахнет так же – логично, потому что он труп, и потому что в его доме живу я. А Владимир Сергеевич живой… пока что, – неуверенность этих слов меня не шутку испугала.
– Ты сейчас хочешь сказать, что в его доме живёт бокор? – прошептала я, на миг отвлёкшись от дороги и повернув к пассажиру голову.
И тут раздался жуткий грохот. Машина налетела на нечто массивное, я с нецензурным криком дала по тормозам. В ужасе уставилась на бесформенную коричневую кучу, которой стало то, что отлетело от бампера «Пежо» метров на пять вперёд. Нечто с длинными ветвистыми рогами.
