Как-то в детстве бабушка водила меня в океанариум. Стёкла аквариумов там украшали морские звёздочки, и я помню, как долго рассматривала их розовые присоски. Ох, как же мне бы пригодились такие штуки прямо сейчас!
Скользкий, обшитый керамогранитом фасад отеля был точь-в-точь то самое стекло. Я пыталась вжаться в него лопатками и задницей, проклиная её объём и медленно скользя голой ступнёй вдоль узенького выступа, соединяющего два балкона. Пыхтя и отдуваясь, отчаянно тянула пальцы к железным перилам.
Лёгкий шорох – и я в ужасе замерла, прислушиваясь к ночному городу. Уличный фонарь светил слишком низко, чтобы я была заметна с земли. Да и кто особо станет приглядываться к дрожащей тени, застывшей на уровне восьмого этажа?
Восьмой этаж, твою ж мать. Падать будет очень, очень больно. Но сесть на поезд в Магадан в двадцать три года куда хуже.
Сжав зубы, я упрямо продвинулась ещё на полшажочка вдоль стены и с победным выдохом ухватилась-таки за перила. Есть! Осталось надеяться, что в соседнем номере согласятся выпустить меня незамеченной. Хотя бы за пару бриллиантовых серёжек, которыми сегодня венчался мой образ невесты.
Прохлада майской ночи укусила оголённые плечи. Какое счастье, что после официальной церемонии для ресторана я переоделась в короткое коктейльное платье, пусть и традиционно белое. Вадик возмущался: в советских мозгах его семьи невеста должна быть похожа на торт, иначе вся свадьба – «как у нищих».
Вадик. Ох, бедолага. Я обязательно наберу скорую, но уже из такси, когда меня никто не вздумает обвинить в смерти жениха. Пусть он был мне безразличен и временами даже бесил, это всё же живой человек.
Наверное. Вот в этом уже не уверена вообще. При мысли о том, как Вадим хватался за сердце и в немом шоке по-рыбьи открывал и закрывал рот, меня снова окатила ледяная дрожь. Наверное, она вместе с потоком адреналина и помогла так судорожно уцепиться за перила, подтянуться и, наконец, перемахнуть на соседний балкон.
Я согнулась пополам в попытке успокоить бешено стучащее сердце. Тошнило. То ли от страха, то ли от ещё не до конца осознанного кошмара, то ли от отвратительно сладкого свадебного торта, который в меня впихивал Вадик в ресторане. Спазм подкатывал всё выше к горлу, я зажмурилась, отчаянно не желая блевать прямо с балкона, и тут…
– О, нет – только не здесь, дамочка!
Дёрнувшись от неожиданности, я оглянулась на балконную дверь. Обитатель соседнего номера щёлкнул переключателем, зажигая над нами свет и заставив сморщиться – на миг привыкшие к темноте глаза ослепило. Но тошнота никуда не уходила, горло сжалось…
Выцепив едва видящим взглядом большой керамический вазон с какой-то пальмой, я метнулась к нему и шумно вытошнила этот долбанный торт.
– Класс. Горничной завтра сама заплатишь, ясно? – насмешливо фыркнул сосед на то, как меня скрутило. – Это что, какие-то дурацкие игры богатеньких студенток? Достался неудачный фант – «залезь на соседний балкон и блевани в вазу»?
Я выкашляла последние остатки еды и напряжённо сплюнула горькую слюну. Утерев рот тыльной стороной ладони, всей кожей ощутила, что от моего мейкапа за пятьдесят косарей остались одни подтёки туши и размазанный вместе с алой помадой тональник. Наконец-то выпрямившись, я слепо нашарила застёжки серёг и одной рукой вынула их из ушей. Нетвёрдой походкой, всё ещё ослеплённая – теперь уже вставшими в глазах слезами – шагнула к балконной двери и протянула оплату соседу.
– Простите, – просипела я, отчаянно моргая, чтобы сбросить муть с глаз. – Вот, это за ущерб. Настоящие бриллианты, не фианит. Только разрешите выйти через вашу дверь.
– Думаешь, в таком случае тебя не заметит охранник у соседней двери, да? – вдруг как-то чересчур понимающе и нагло стирая вежливую субординацию спросил незнакомец.
По позвонкам колкой волной скатились мурашки. Судорожно сглотнув, я сфокусировала взгляд на мужском силуэте перед собой. Сосед оказался молодым, высоким поджарым парнем в чёрной футболке, который смотрел на меня, наклонив набок голову – будто изучая. Я нервно икнула. У него было светлое, гладко выбритое лицо с чёткими линиями высоких скул и квадратным подбородком. Парень показался… не от мира сего.
Сочетание бледности кожи с густой шевелюрой угольно-чёрных волос и падающей на левую сторону чёлкой напомнило киношки про вампиров: да уж, стригли его в забегаловке за сто рублей, и явно в прошлом месяце. Широкие, усмехающиеся губы выделялись слишком ярко, как подведённые. Однако сильнее всего вызывали желание отпрянуть его глаза – неестественно большие, и, как назвали бы в моём любимом бутике – цвета болотной зелени. Кого-то он смутно напоминал, но на фоне происходящего я не могла вспомнить, кого. Актёра из нулевых? Мозг был слишком напряжён, чтобы вспомнить имя чувака, игравшего Человека-паука.
Парень деловито сложил руки на груди, демонстрируя покрытые чёрными и синими татуировками предплечья – какими-то откровенно сатанинскими символами из чёрточек, петелек и «снежинок» наподобие тех, что рисуют первоклашки. На запястье у него мелькнул браслет, собранный из неровных светлых кусочков, слабо напоминающих полированное дерево.
А куда больше – кости.
– Ты разговаривать собираешься или так и будешь пялиться? – вопросительно задрал он хищно изогнутую чёрную бровь.
Я крепче стиснула в кулаке серьги и прикусила губу. Терпеть не могла выглядеть настолько глупо и беспомощно. В измазанном об стену уже далеко не белом платье, босиком, с потёкшей косметикой и паклями вместо причёски – не так я обычно знакомлюсь с мужчинами, ой, не так. Но раз уж он мне взялся «тыкать», то и я не отстану.
– Да. Ещё раз извини. Я немного не в себе. Перепила, ага, – извиняющаяся улыбка, и как дополнение – скрепя сердце оставила серьги на пластиковом подоконнике возле балконной двери. – И не хочу никому попасться на глаза. Я просто уйду, а ты скажешь, что не видел меня, ладно? Эти серьги стоят очень дорого.
Не знаю, почему мне показалось, что он не богат. Да, Вадик в своём скупердяйстве решил зажать денег на хороший отель и снял самый посредственный, на окраине города. Он любил пускать пыль в глаза внешним лоском, а под костюмами от «Версаче» таскать застиранные трусы с оптового рынка. И это лицемерие я в нём ненавидела…
От осознания, что подумала о нём в прошедшем времени, у меня встал в горле тугой комок.
– Всего хорошего, – буркнула я, попытавшись протиснуться мимо соседа.
Тот внезапно схватил меня за запястье, остановив следующий шаг. Я вздрогнула: пальцы его были холодными, и от касания прошли мурашки до самых немеющих ног. Если бы была чуть больше в состоянии адекватности, уже бы точно двинула ему по яйцам за такие хватания, но парень резво втянул меня в номер и закрыл за нами дверь.
– Стой. Ну куда ты пойдёшь в таком виде, босиком, без денег? Я же вижу, что трезвая. Значит, случилось что-то…
От тепла гостиничного номера, слабо подсвеченного лампой на прикроватной тумбе, у меня окончательно свело мышцы. И выдержка, которую я в себя вдолбила в момент, когда Вадик рухнул на кровать без движения, лопнула. Эта капля доброты и участия в тоне незнакомца подействовала как открывание задвижки у крана с эмоциями – а может, просто оттаял первый шок и ужас.
Обняв себя за плечи, я всхлипнула, запрокинула вверх голову, как будто на тёмном потолке написано, что делать дальше. Я и безо всяких умников понимала, что не уйду от охранника у дверей новобрачных. Что буду объясняться с полицией… и что мне не поверит ни одна живая душа. В ушах застучали рельсы: именно с таким звуком я поеду валить лес в заднице мира.
– Мой… мой жених…
Голосовые связки перехватило от жути свеженького воспоминания. Ватные колени не выдержали: без сил опустившись на край кровати, я уронила голову в ладони. Вдох-выдох. Ну же… Прийти в себя, надо прийти в себя!
– Жених? Так ты – невеста?
– Уже… уже – жена…
Слово резануло. Оно мне поперёк глотки встало ещё в ЗАГС-е. Как поставленный штампик «продано».
– Хм. Так значит, ты из соседнего номера, где была… брачная ночь. Так? – мягким тембром растекался голос незнакомого парня, и я прикусила язык, боясь сболтнуть лишнего.
Метнула панический взгляд к выходу. В ноздри забился запах табака и перца. Захотелось чихнуть.
– Думаю, мне пора, – понуро отозвалась я, выискивая силу в ногах. – Поверь, тебе эти проблемы ни к чему. Уверена, что ты не захочешь разговаривать с полицией.
И я тоже. Тоже не хочу объясняться. С чего тут начать? С того, как брат-близнец уговорил меня вытащить нас обоих из дерьма удачным браком? Или с того, как дражайшая мамочка ушла из жизни, оставив нам, всю жизнь купавшимся в благосостоянии, одни долги? Нет, начать стоило с того, как я сумела окрутить наследника сети «Райстар» и получить статус его супруги… на полдня.
Всё кончено. Мы с Женькой никогда не выберемся из этой ямы. Скоро стричься за сто рублей буду я сама.
С глухим стоном прикрыв веки, я отчаянно давила слёзы, пряча лицо в ладонях. Внезапно под нос буквально впихнули маленькую стальную фляжку, от которой пахнуло крепким спиртом и чем-то пряным.
– Выпей. Обещаю, я не пытаюсь отравить. Выпей и расскажи, что стряслось с твоим муженьком.
Наверное, виновато было понимание, что больше нечего терять. Если этот парень окажется маньяком-клофелинщиком… Что ж, будет, на кого повесить смерть Вадика, и моё имя останется чистым. Имя матушки, известное всей стране с самых семидесятых. Так что я стиснула пальцы на фляжке и сделала щедрый глоток, обжегший горло остротой перца. Пойло было отвратное, горящим комком ухнуло в желудок. Я шумно втянула воздух и выпалила:
– Он… он, кажется, подхватил инфаркт. Вадик. Мы… мы уже собирались…
Поморщилась: да ничего мы не собирались. В мои заверения в невинности-непорочности и «только после свадьбы» Вадька верил лопухом, а сегодня я надеялась сослаться на критические дни или придумать какую-нибудь болячку. Мне и терпеть этот брак долго не предстояло: спать с откровенно противным муженьком не хотелось точно.
– И? – терпеливо подталкивал меня продолжать незнакомец. – Ты оказалась так хороша, что у бедолаги сердце не выдержало?
Это уже была откровенная насмешка, которую скрыть ему не удалось. Я подняла на парня неприязненный взгляд: его болотная радужка издевательски горела в темноте. Вот уж спасибо, можно было и не напоминать, как ужасно я выглядела. Каштановые волосы из дорогущей причёски стали унылой шваброй, а через сделавшие из меня панду разводы косметики вряд ли было видно главную гордость и оружие – медово-карие глаза.
– Да, – нагло огрызнулась я, чувствуя, что глоток спиртного помогал снова стать собой и прекратить трястись. – Не поверишь, даже раздеваться не пришлось. Он только пиджак снял, на меня такую красивую посмотрел – и привет. Схватился за сердце, начал задыхаться… Я хотела налить ему воды… Но это было так быстро. Не знала, что может быть настолько…
– Одномоментно? – недоверчиво усмехнулся незнакомец. – Вот он готовился поиметь новоиспечённую женушку, а вот уже лежит и не дышит?
– Именно так, – мрачно кивнула я, отпив из фляжки ещё раз. – Секунд тридцать, не больше. Я думала, можно вызвать скорую… но он не дышал, сердце не билось. А мы только поженились. Это же выглядит как… ну кто мне поверит, что он сам?! – взвыла я, зажмурившись от ужаса перед грядущим. Нет, надо бежать, хотя бы попытаться.
– Кажется, начинаю понимать, – задумчиво протянул парень и, мягко вытянув фляжку из моей руки, убрал её на кровать. – С этим борщить не надо, дамочка.
– Юлия, – решила представиться я, на что он приглушённо хохотнул – так обыденно, словно мы только что не говорили о покойнике за стеной.
– Не скажу, что знакомство приятное, но – Матвей, – обозначил он и смерил меня пронизывающим взглядом сверху вниз. – Ну и, чего ты расселась, Юлия? Если до меня дошло правильно, то это ты вышла замуж за Вадима Демчука, сыночка и единственного наследника того самого Владимира Демчука, который кормит весь город. Свадьба на всю округу гремела. Отличная партия. И ты собираешься её проиграть из-за какого-то невовремя жахнувшего инфаркта миокарда?
– Т-ты… Что? – жалобно пискнула я на такое прямое разоблачение.
– Пошли, Ю-лия, – манерно протянул он моё полное имя и уверенно направился к двери из номера. – Давай-давай, ножками!
– Но там охранник!
Я вскочила, задыхаясь от окатившего изнутри жара. Уж чего точно не планировала – так это возвращаться к трупу Вадима. С другой стороны, если этот странный парень отвлечёт телохранителя, я бы могла рвануть в противоположную сторону. Словно услышав мои мысли, Матвей оглянулся на меня и погрозил пальцем:
– Ц-ц-ц. Уберу я твоего охранника. Причём так, что он нам совсем не помешает.
– Как? Вмажешь ему с ноги, Джеки Чан? – слегка нетрезво и самую капельку – с накатывающей истерикой хохотнула я. Вряд ли он мог бы одолеть Вадькиного дуболома. Тайком снова стащила с кровати откинутую туда Матвеем фляжку: это мне сейчас не помешает точно.
Но перечить его сумасшедшим болотным глазам отчего-то побоялась: инстинктивно стянуло живот от того, какая чернота на миг мелькнула у самого зрачка. И я осторожно пошла за ним, заметив однако, как Матвей подхватил с тумбочки у двери небольшой железный футляр, напоминающий портсигар. Только старый и затёртый, так сказать «бомж-вариант».
– В следующую минуту дыши только через рот, – спокойно велел Матвей, выглянув в коридор, где ярко горела диодная подсветка.
Он негромко щёлкнул футляром и вытянул оттуда короткую, толстую чёрную свечу. Я в полном непонимании следила за тем, как он уверенно достал из кармана джинсов дешёвую пластиковую зажигалку, и на фитиле заплясал огонёк. В сомнении почесав кончик носа, я всё-таки откупорила фляжку и глотнула перцового пойла ещё раз.
Вот же дрянь. Кажется, меня угораздило связаться с психом. У нас труп в соседнем номере, а он тут решил устроить спиритический сеанс? Похоже, и впрямь: Матвей поднял свечу на уровень глаз и, не моргая вперив взгляд в пламя, едва слышно начал что-то шептать.
Я мысленно чертыхнулась. Пьяная лёгкость и ощущение нереальности происходящего всё крепли. Если бы этот чокнутый не загородил проход – уже бы рванула по коридору в сторону лифта. В воздухе пахнуло странной смесью ароматов: свеча пахла не воском, а чем-то довольно противным, вроде жареного, но очень жирного и протухшего мяса.
Фу. Чтобы не ощущать кошмарную вонь, я задышала ртом и зажала нос. А Матвей неспешно вышел из номера и, совершенно не смущаясь, приближался к охраннику у двери в шагах десяти от нас.
Дуболом Вадьки – имя его, увы, в сознании не всплывало – с любопытством глянул на свечу в руке психа, который продолжал неразборчиво шептать. Кажется, это не на русском и не на английском. А дальше… или я умудрилась напиться вдрызг с трёх глотков, или тоже сошла с ума, но отчётливо увидела, как слабая струйка дыма от свечи потянулась вперёд, к телохранителю.
– Это чё это? Эй, парень, стой-ка, где стоишь! – пробасил тот, потянув руку к кобуре на поясе.
Матвей и впрямь остановился, а дымок его свечи добрался до лица телохранителя и окутал его голову словно быстрая, юркая чёрная змейка. И вдруг грузный мужчина как-то обмяк, привалился спиной к стене. Моргнул пару раз, а на третий уже не открыл глаз и медленно сполз на пол.
Ахнув, я кинулась вперёд, босыми пятками обжёгшись о холод плитки на полу. Мне только ещё одного трупа не хватало вдобавок к Вадьке и компании психа!
– Ты что с ним сделал, чокнутый?! – прошипела я, спешно присев перед телохранителем на корточки и прижав два пальца к его мощной шее.
Однако это было и не нужно: у него не только крепко стучал пульс, но и послышался богатырский храп.
– Просто усыпил, – невозмутимо пожал плечами Матвей, пальцами загасив свечу и убирая её в футляр. – И нечего так орать. Пойдём лучше, покажешь своего муженька.
Он по-хозяйски лениво открыл дверь номера для новобрачных, откуда тут же потянуло розами. Их я тоже терпеть не могла, предпочитая лилии, но Вадька, видимо, считал пошло раскиданные повсюду лепестки до жути романтичным жестом. Матвей шутливо и показушно махнул мне рукой, как дворецкий из какого-нибудь «Аббатства Даунтон»:
– Прошу. Или особое приглашение надо, с поклоном?
Всё ещё сидя на корточках перед телохранителем, я настороженно глянула на этого уже откровенно пугающего парня снизу вверх. Мысли путались. Одно то, что его не смутили новости о трупе и мой рассказ, вызывало беспокойство, но фокус со свечой это… какой-то сюр.
– Что в свечке? Наркотики? – испуганно-потрясённо спросила я, с опаской поднимаясь на ноги.
– Сушёное дерьмо носорога, – с серьёзной моськой поведал Матвей, но на мой скептичный смешок закатил глаза: – Да из свиного сала эта свеча, просто из сала! С красителями и консервантами. Без ГМО, экопродукт.
– Тогда как ты…
– Юлия, – вновь отчего-то не прибегая к сокращению, обратился он ко мне. – Давай мы зайдём и посмотрим, насколько всё плохо. А потом уже объяснимся, что и как. Ладушки?
Я в сомнении помялась, но всё же шмыгнула в номер, ступая по раскиданным лепесткам. Всё вокруг казалось сном, даже очертания предметов слегка расплывались. То ли алкоголь, то ли адреналин, то ли всё вместе. Кусая губы, я нерешительно, на цыпочках прокралась в комнату с огромной двуспальной кроватью, где под балдахином лежало грузное тело. Ровно так, каким я его оставила – с раскинутыми в стороны руками и ногами, в расстёгнутой рубашке и со слепыми голубыми глазами, уставившимся вверх.
– Вадька…
Сам по себе вид покойника страшен. А тут… пусть он по большей части вызывал лишь раздражение, но в последние полгода я ведь играла влюблённую: целовалась с ним, обнималась на камеру, наливала пиво и поправляла галстуки. Гладила эту самую белобрысую макушку и подбирала в бутиках рубашки на это крупное, широкоплечее и неуклюжее тело. Тучным Вадька не был, но и накаченным тоже – скорее, таких называют «здоровяк».
Вот только мне страшнее был не труп, а факт смерти. Крах надежд.
– Ты в порядке? – негромко спросил Матвей, глядя на то, как я замерла у постели, рассматривая очевидного покойника.
– Да… да, – истеричный смешок всё же сорвался с губ: – Вот же блин… а ведь почти всё получилось! Вадька, бесполезный ты придурок, ну что тебе стоило прожить ещё хоть чуть-чуть?!
Самую капельку, чтобы только пережить могучего отца, который и так уже на постоянных капельницах из-за неоперабельного рака толстой кишки. Владимир Сергеевич давным-давно вписал сына в завещание единственным наследником – нужно было только подождать совсем немного. И вся сеть «Райстар», все миллионы стали бы принадлежать Вадьке – и мне как законной супруге.
А потом я бы просто оттяпала свой кусок пирога и тихо развелась с ним, как мышка. Наш с Женькой план был именно таким. Ставкой на мою внешность, унаследованную от мамы-актрисы, да на глупость Вадьки.
– Упоительное зрелище, – негромко усмехнулся Матвей, едва взглянув на то, как я заламывала руки и чертыхалась по потерянному шансу. – Бедолага знал, что ты с ним только по расчёту?
Я фыркнула на такой очевидно укоризненный тон и устало плюхнулась в кресло напротив кровати. Приложилась к фляжке, уже почти привычно глотая спирт. Тоже мне, морализатор. Да, эта свадьба стала последним средством – все прочие за годы со смерти мамы мы с Женькой испробовали. Но деловой хватки у брата не было совсем: попытки раскрутить бизнес одна за одной сгорали, кредиты копились со скоростью света, а экономить… Нет, я не готова перейти одеваться в массмаркеты, закупаться едой в «Копеечке» у дороги и отказать себе в спа, салоне красоты, пилинге и шугаринге. А без фитнеса трижды в неделю моё вечно сражающееся с полнотой тело оплывёт в два счёта.
Пока я мысленно подсчитывала, стоило ли мне взять новый кредит на ближайший месяц и нужен ли он мне (не исключено, что в скорости одеждой и едой щедро обеспечит государство), Матвей склонился надо телом Вадьки и пальцами раскрыл его веко шире, заглядывая внутрь зрачка. На этом осмотр не закончился – лицо у парня было максимально сосредоточенным, когда он ощупал открытую грудь трупа, прикасаясь к нему совершенно буднично.
Гадость. Меня снова затошнило. Пусть даже не пробует после этого снова дотронуться до меня.
– Инфаркт, стопроцентный, – вынес он вердикт, садясь рядом с Вадькой на кровать и даже словно сочувствующе похлопав того по плечу.
– А ты врач? – заинтересованно подняла я бровь. – Можно как-то подтвердить, что он умер сам, а не я его довела или отравила какой-нибудь фигнёй?
– Это вряд ли – а уж зная папочку этого хлыща, тот в любом случае обвинит тебя, – справедливо заметил Матвей, и я снова понурила голову. – Но у тебя есть выход. Скажи, что ты на самом деле хотела от него?
Я безоружно развела руками, плеснув остатками пойла во фляжке: так ли важно теперь? Если Владимир Сергеевич в любом случае обеспечит меня душегрейкой и поездом в Магадан.
– Хотела дождаться, пока его больной раком отец помрёт и оставит Вадьке свою империю. Тогда я бы отсудила скромный кусочек, да свалила бы в закат.
Матвей осуждающе прищурился, но меня это не задело ни капли. С остатками всяких высоких моралей я попрощалась ухажёре на пятом, который оплачивал мои покупки и закрывал кредитки. Увы, дело стопорилось: пусть я с детства числилась «золотой молодёжью», училась в престижной женской гимназии и имела напрочь купленные корочки какого-там универа, знакомые в высших кругах кончались стремительно. Слух о банкротстве детей Ады Валицкой прошёл быстро; столь же быстро вместо приглашений на фотосессии в качестве модели мне стали сыпаться предложения для эскортниц. А я не могла позволить себе стать проституткой, пусть и элитной. Бабушка бы в гробу перевернулась.
– Тогда что ты ответишь, если я скажу: не всё потеряно? – как-то уж преувеличенно сладенько протянул Матвей, закинув ногу на ногу.
Мешающую ему сесть удобнее руку Вадьки он небрежно, рутинно отбросил тому на грудь. Меня передёрнуло. Угораздило нарваться на психа.
– И каким это образом, а? Ты сейчас зажжёшь свечку, и Вадька оживёт?
– Примерно так. Правда, свечек надо будет побольше, а ритуал подлиннее. Но в целом: это тело будет функционировать, ходить, выглядеть как живое при должном… уходе и питании. Вот говорить не будет, на это не надейся. Но если твоя единственная задача – чтобы он протянул дольше своего отца, то всё вполне реально. Даже больше скажу: после того, как наш молчаливый и слюнопускающий друг станет не нужен юридически, я просто закончу действие чар, и он упадёт ровно в таком же состоянии как сейчас – свеженький инфарктник. Дошло? – многозначительно хмыкнул он, и я задохнулась от такой идеи.
Бред. Сущий бред. Но если представить, что Вадька умрёт после получения наследства отца… естественным путём, на глазах людей словит инфаркт, в чём меня будет нельзя обвинить… Боже.
– Я стану наследницей всего «Райстар», – одними губами прошептала я, и даже сердце чаще забилось от волнения.
Больше никаких долгов, похотливых мужиков и ноющего Женьки. Мы заживём новыми королями города. А налаженный бизнес великого Демчука обеспечит нас до гроба.
– Вижу, предложение заинтересовало? – широко, хищно улыбнулся Матвей. – Прекрасно. Но учти, что, во-первых: нянчиться с этим бугаем будешь сама. Разумом он будет на уровне собаки, одни рефлексы вроде идти, сидеть, жрать. Жрать будет… сырое мясо, лучше живое.
– Ну хоть не мозги? На людей не станет кидаться? – я откровенно смеялась над серьёзностью поехавшего парня. Он, похоже, и впрямь верил, что создаст зомби.
– Нет, если я не прикажу. Я его бокор, он будет слушаться меня. И тебя, если правильно выдрессируешь.
– Бокор? – уловила я непонятное слово.
– Маг вуду, работающий по найму. Теперь ты веришь, что я впрямь могу его поднять? Но с тебя – плата, – мрачным шёпотом объявил Матвей.
Он вальяжно поднялся с кровати: на широких губах заиграла коварная ухмылочка. Да-да, всем лежать и бояться. У кого нахватался, недобитый альфа-самец?
Преодолевая порыв пьяно рассмеяться, я отставила на журнальный столик сбоку от себя фляжку и сложила руки на груди. Если его предложение – это просто вопрос денег, то скоро меня такое волновать не будет вообще.
Стоп, я что, уже верю в эту чушь? Так, хватит пить, Юлия Батьковна… Прочистив горло, я гордо вскинула подбородок, только сейчас заметив, как близко уже подошёл Матвей. От него пахнуло чем-то сладковатым, но не травкой: этот запах я знала. Что-то более… удушливое и цветочное.
– Сколько? – ровным тоном спросила я, будто не замечая тенью нависшего надо мной силуэта. Угрозы.
– Хмм… Скажем так, хочу пятнадцать тысяч. Деревянных, сейчас валюта такая нестабильная, – демонстративно вздохнул он, на что я уже открыто хохотнула: сумма смешная.
– Идёт. Давай, покажи, какой ты там супер-маг-вуду, или что там…
– Ежедневно. Пятнашка за каждый день, когда мне нужно будет поддерживать его тело живым. Это всё-таки большой труд. – Матвей улыбнулся ещё слаще, а затем наклонился, уперев руки в подлокотники моего кресла. Его ненормальные болотные глаза сверкали чернотой безумия в полумраке комнаты, и оказавшись прямо напротив моих они испугали не на шутку. Я едва держалась, чтобы вынести такой прямой взгляд без моргания, а он негромко добавил новое условие: – И одно желание.
– Желание? Какое? – пискнула я, всё же отстраняясь на безопасное расстояние.
Я привыкла защищаться от лишних поползновений мужчин, но от Матвея не ощущалось каких-то грязных намёков. Скорее… что-то хищное, будто он угрожал совсем не телу.
– Любое. Одно моё любое желание, – в мягком, грудном голосе заиграли нотки змея-искусителя.
Я наконец-то поняла, какие ассоциации вызывало его поведение: с торгашами из магазина бытовой техники. «Это отличный тостер, ну и что, что дорогой? Зато качество!». Рефлексы сыграли раньше меня, потому как смотря в стеклянное болото этой абсолютно ненормально блестящей радужки я хотела только остаться в целости, что бы там ни случилось дальше.
– Секса не будет, – выпалила на автомате, напряжённо посмотрев на быстро стучащую точку пульса на его шее, прямо у выступающего острого кадыка.
Он рассмеялся. С лица схлынула эта тёмная маска, вернулось что-то озорное, из насмешек и подколов.
– Да сдалась ты мне, Ю-лия. Что я там не видел? Ты свою задницу мне засветила ещё когда через балкон лезла. – Матвей приподнял мою голову за подбородок, вынуждая снова смотреть ему в глаза. Опять этот холод касания, от которого мурашки по лопаткам. – Одно желание, кроме секса. Так идёт? Ты согласна на сделку?
– Со…гласна… – выдавила я, а потом сознание прошибла картинка, как он только что трогал веки и грудь трупа.
Это стало последней каплей для бунтующего желудка. Отпрянув, я согнулась пополам – меня снова вырвало, и Матвей едва успел отскочить.
– Я же сказал, не борщи с перцовым ромом. И тренируй уже выдержку – тебе ещё долго быть женой зомби.