Нет ничего удивительного, что этот странный случай с Динго не раз служил темой бесед, которые вели на корме «Пилигрима» миссис Уэлдон, капитан Халл и Дик Сэнд. Последний инстинктивно относился к Негоро с особенным недоверием, хотя поведение судового кока по-прежнему не вызывало никаких нареканий. На баке и в кубрике тоже было немало разговоров о Динго, но там пришли к другому выводу: он был признан ученейшим псом, который не только читает, но, может быть, и пишет получше иного матроса. И если он еще не заговорил на человеческом языке, то только лишь потому, что у него, очевидно, имеются веские основания молчать.
– Вот увидите, – ораторствовал рулевой Болтон, – в один прекрасный день этот пес подойдет ко мне и спросит: «Куда мы держим курс, Болтон? Какой ветер нынче дует? Норд-вест или вест-норд-вест?» И придется ему ответить.
– Мало ли есть говорящих животных, – рассуждал другой матрос, – сороки, попугаи!.. Почему бы и собаке не заговорить, если ей захочется? Клювом ведь говорить труднее, чем пастью.
– Верно-то верно, – подтвердил боцман Хоуик, – вот только говорящих собак никогда не бывало.
Команда «Пилигрима» чрезвычайно удивилась бы, узнав, что говорящие собаки существуют, что у одного датского ученого была собака, которая умела отчетливо произносить слов двадцать. Но непроходимая пропасть отделяет такое умение говорить от умения понимать человеческую речь. У собаки датского ученого голосовые связки были устроены так, что она могла издавать членораздельные звуки. Но смысл произносимых слов она понимала не лучше, чем, скажем, попугаи, сойки или сороки. Для всех «говорящих» животных слова – это только разновидность пения или крика; значение этих звуков остается для них непостижимым.
Как бы там ни было, но Динго стал героем дня на борту «Пилигрима». К чести его надо сказать, что он от этого не возгордился. Капитан Халл неоднократно повторял все тот же опыт: он раскладывал перед собакой деревянные кубики, и Динго без ошибок и колебаний всякий раз выбирал кубики с буквами «С» и «В», не обращая внимания на остальные буквы алфавита. Несколько раз капитан проделывал этот опыт при кузене Бенедикте. Однако ученого занимали только насекомые, и поведение Динго нисколько не заинтересовало его. Но однажды он снизошел до небольшой лекции на эту тему.
– Не следует думать, – сказал он, – что только собаки проявляют такую сообразительность. Но и они, и другие подобные им животные на деле лишь подчиняются инстинкту. Вспомните хотя бы крыс, которые бегут с кораблей, обреченных на гибель; вспомните бобров, которые предвидят подъем воды в реке и надстраивают свои плотины; вспомните ослов, у которых замечательная память; вспомните, наконец, лошадей, принадлежавших Никомеду, Скандербегу и Оппиену, – они умерли с горя после смерти своих хозяев. Были и другие животные, которые делают честь всему своему племени. Известны случаи, когда прекрасно обученные птицы писали без ошибок слова под диктовку своего учителя, когда попугаи считали гостей в комнате с точностью, которой позавидовал бы вычислитель Бюро долгот и широт. Разве не существовало попугая, за которого заплатили сто золотых, ибо он без запинки читал некоему кардиналу, своему хозяину, весь Символ веры? Разве, наконец, энтомолог не должен испытывать законного чувства гордости, когда он видит, как простые насекомые демонстрируют доказательства высокоразвитого интеллекта и убедительно подтверждают изречение: «In minimis maximus Deus»?[24] Ведь муравьи могли бы поспорить со строителями наших больших городов, водяные пауки-серебрянки, не знающие законов физики, создают воздушные колокола, а блохи везут экипажи, как заправские рысаки, выполняют строевые упражнения не хуже карабинеров, стреляют из пушек лучше, чем дипломированные артиллеристы, окончившие Вест-Пойнт.[25] Нет, этот ваш Динго не заслужил чрезмерных похвал. Если он так сведущ в азбуке – это вовсе не его заслуга: просто он принадлежит к еще не получившей своего места в зоологии породе canis alphabetias – «собак-грамотеев» из Новой Зеландии.
Но такие речи завистливого энтомолога нисколько не унизили Динго в общественном мнении, и на баке о нем по-прежнему говорили как о настоящем чуде. Один лишь Негоро не разделял общего восхищения собакой. Быть может, он считал ее слишком умной. Динго относился к судовому коку все так же враждебно, и Негоро не преминул бы отплатить ему за это, если бы Динго не был способен постоять за себя, во-первых, и если бы, во-вторых, он не стал любимцем всего экипажа.
И теперь Негоро больше чем когда-либо избегал показываться на глаза Динго. Это не помешало Дику Сэнду заметить, что после случая с кубиками взаимная ненависть человека и собаки усилилась. В этом было нечто необъяснимое.
Десятого февраля норд-ост, все время чередовавшийся с томительными штилями, во время которых «Пилигрим» не двигался с места, начал заметно стихать, и капитан Халл стал надеяться на скорую перемену ветра. Он мечтал о северо-западном ветре, который позволил бы шхуне поднять все паруса. Из Оклендского порта «Пилигрим» вышел всего девятнадцать дней тому назад. Задержка была не так уж велика, и при попутном ветре, поставив все паруса, шхуна могла быстро наверстать потерянное время. Но желанная перемена ветра еще не наступила. Приходилось ждать.
Эта часть океана была совершенно пустынна. Ни одно судно не заглядывало сюда. Мореплаватели, казалось, покинули эти широты навсегда. Китобои, охотившиеся в южных полярных морях, не собирались еще возвращаться на родину, и «Пилигрим», в силу чрезвычайных обстоятельств оставивший место охоты раньше времени, не мог надеяться на встречу с каким-нибудь собратом, идущим к тропику Козерога.
Трансокеанские же пакетботы, как уже говорилось, совершали свои рейсы между Америкой и Австралией под более низкими широтами.
Однако именно потому, что море было таким пустынным, оно особенно привлекало к себе внимание. Однообразное на взгляд поверхностного наблюдателя, оно представляется настоящим морякам, людям, которые умеют видеть и угадывать, бесконечно разнообразным. Неуловимая его изменчивость восхищает тех, кто обладает воображением и чувствует поэзию океана. Вот плывет пучок морской травы; вот длинная водоросль лежит на воде легким волнистым узором; а вот волны колышут обломок доски, и так хочется отгадать, откуда он здесь взялся. Бесконечный простор дает богатую пищу воображению. В каждой из этих частиц воды, то поднимающихся с испарением к облакам, то проливающихся дождем в море, заключается, быть может, тайна какой-нибудь катастрофы. Как не позавидовать тем пытливым умам, которые умеют выведывать у океана его тайны, подниматься от его вечно движущихся вод к небесным высотам!
И всюду кипит жизнь – под водой и над водой! Пассажиры «Пилигрима» смотрели, как охотятся на маленьких рыбок стаи перелетных птиц, покинувших приполярные области перед наступлением зимних холодов. Дик Сэнд, перенявший у Джемса Уэлдона наряду со многими другими полезными навыками также и искусство меткой стрельбы, доказал, что он одинаково хорошо владеет ружьем и револьвером: он подстрелил несколько этих стремительных летунов.
Над водой кружили буревестники – одни совершенно белые, другие с темной каймой на крыльях. Иногда пролетали стаи капских буревестников, а в воде проносились пингвины, у которых на земле такая неуклюжая и смешная походка. Однако как отметил капитан Халл, короткие крылья служат пингвинам настоящими плавниками, и в воде птицы эти могут состязаться с самыми быстрыми рыбами, так что моряки иногда принимают их за тунцов.
Высоко в небе реяли гигантские альбатросы, раскинув крылья в десять футов размахом. Затем они спускались на воду и погружали в нее клюв, ища добычу.
Эти непрестанно сменяющие друг друга картины представляют собой захватывающее зрелище. Только человеку, глубоко равнодушному к природе, море может показаться однообразным.
Днем 10 февраля миссис Уэлдон, прогуливаясь по палубе «Пилигрима», заметила, что поверхность моря стала красноватой. Казалось, вода окрасилась кровью. Сколько видел глаз, во все стороны простиралось это загадочное красное поле. Дик Сэнд играл с маленьким Джеком недалеко от миссис Уэлдон, и она сказала ему:
– Посмотри, Дик, что за странный цвет у моря. Может быть, тут какая-нибудь морская трава?
– Нет, миссис Уэлдон, – ответил Дик Сэнд, – эту окраску воде придают мириады крохотных рачков, которые обычно служат пищей крупным морским млекопитающим. Рыбаки очень верно прозвали этих рачков «китовой похлебкой».
– Рачки! – сказала миссис Уэлдон. – Но они такие крохотные, что их, пожалуй, можно назвать морскими насекомыми! Кузен Бенедикт, наверное, с радостью включит их в свою коллекцию. – И миссис Уэлдон громко позвала: – Кузен Бенедикт! Идите сюда.
Кузен Бенедикт вышел из каюты почти одновременно с капитаном Халлом.
– Поглядите, кузен Бенедикт! Видите это огромное красное пятно на море? – спросила миссис Уэлдон.
– Ага! – воскликнул капитан Халл. – Китовая похлебка! Вот удобный случай изучить весьма любопытных рачков, господин Бенедикт!
– Ерунда! – сказал энтомолог.
– Как «ерунда»?! – вскричал капитан. – Вы не имеете права проявлять такое равнодушие! Если не ошибаюсь, эти рачки относятся к одному из шести классов суставчатых и в качестве таковых…
– Ерунда! – повторил кузен Бенедикт, тряхнув головой.
– Однако! Такое равнодушие у энтомолога…
– Не забывайте, капитан Халл, – прервал его кузен Бенедикт, – что я изучаю исключительно насекомых.
– Значит, вас эти рачки мало занимают, господин Бенедикт? Но если бы вы обладали желудком кита, как бы вы обрадовались этому пиру!.. Знаете, миссис Уэлдон, когда нам, китобоям, случается наткнуться в море на такую стаю рачков, мы спешим привести в готовность гарпуны и шлюпки. В таких случаях можно не сомневаться, что добыча близка…
– Но как могут такие крохотные рачки насытить огромного кита? – спросил Джек.
– Что ж тут удивительного, дружок? – ответил капитан Халл. – Ведь готовят же вкусные кушанья из манной крупы, из крахмала, из муки тончайшего помола. Так уж пожелала природа: когда кит плывет в этой красной воде, похлебка для него готова – ему стоит только открыть свою огромную пасть. Мириады рачков попадают туда, и тогда роговые пластинки – их называют «китовый ус», – которые щеткой свисают с его нёба, выполняют роль рыбачьих сетей. Никто не может ускользнуть из его рта, и масса рачков отправляется в обширный желудок кита так же просто, как суп в твой животик.
– Ты понимаешь, Джек, – добавил Дик Сэнд, – что господин кит не тратит времени на то, чтобы очищать от скорлупы каждого рачка в отдельности, как ты очищаешь креветок.
– И надо добавить, что как раз в то время, когда огромный обжора лакомится своей похлебкой, – сказал капитан Халл, – к нему легче подойти, не возбуждая у него тревоги. Самая подходящая минута пустить в ход гарпун…
В это мгновение, как бы подтверждая слова капитана Халла, вахтенный матрос крикнул:
– Кит на горизонте – впереди по левому борту!
Капитан Халл выпрямился во весь рост.
– Кит! – воскликнул он и, побуждаемый инстинктом охотника, побежал на нос.
Миссис Уэлдон, Джек, Дик Сэнд и даже кузен Бенедикт последовали за ним.
Действительно, в четырех милях от корабля, под ветром, море в одном месте как бы кипело. Опытный китобой не мог ошибиться: среди красных волн двигалось крупное морское млекопитающее.
Но расстояние было еще слишком велико, чтобы можно было определить породу этого млекопитающего. Пород этих несколько, и каждая довольно резко отличается от других.
Может быть, это один из так называемых настоящих китов, за которыми главным образом и охотятся китобои северных морей? У настоящих китов нет спинного плавника, под кожей у них толстый слой жира. Длина настоящих китов иногда достигает восьмидесяти футов, но в среднем они не длиннее шестидесяти футов. От одного такого чудища можно получить до ста бочек ворвани.
А может быть, это финвал, принадлежащий к породе спиноперных китов, – одно уже это название должно как-никак внушать уважение энтомологу. У финвалов похожие на крылья спинные белые плавники бывают длиной почти в половину туловища, это своего рода летающий кит.
Но это мог быть и большой полосатик, известный также под названием синего кита, – у него тоже есть спинной плавник, а по длине он не уступает настоящим китам.
Пока еще нельзя было определить, к какому виду принадлежит кит, замеченный вахтенным, но капитан Халл и весь экипаж «Пилигрима» с жадностью следили за ним.
Если часовщик, глядя в гостях на чужие стенные часы, испытывает непреодолимую потребность их завести, то насколько более страстное желание загарпунить добычу охватывает китобоя при виде плавающего в океане кита! Говорят, охота на крупного зверя увлекает больше, чем охота на мелкую дичь. Значит, охотничий пыл тем сильнее, чем крупнее дичь. Что же должны ощущать ловцы слонов и китобои? А экипаж «Пилигрима» волновался еще и потому, что судно возвращалось на родину с неполным грузом…
Капитан Халл пристально всматривался в даль. На таком расстоянии кита трудно было рассмотреть, но искушенный глаз китобоя безошибочно улавливал некоторые признаки, различимые даже издали: по фонтанам воды или, вернее, пара, вырывавшимся из дыхал кита, уже можно было определить, к какой породе он принадлежит.
– Это не настоящий кит! – воскликнул капитан Халл. – У настоящих китов фонтаны выше и тоньше. Если бы фонтан вылетал с шумом, похожим на отдаленный гул канонады, можно было бы с уверенностью сказать, что имеешь дело с финвалом. Но тут ничего такого нет. Прислушайтесь хорошенько. Тут фонтан производит шум совсем другого рода. Что ты об этом думаешь, Дик? – спросил капитан Халл, обернувшись к юноше.
– Мне кажется, капитан, что это полосатик, – ответил Дик Сэнд. – Посмотрите, с какой силой взлетают в воздух фонтаны. И водяных струй в них как будто больше, чем пара. Если я не ошибаюсь, эта особенность присуща полосатикам.
– Правильно, Дик! – ответил капитан Халл. – Сомневаться уже не приходится! Там, в красной воде, плывет полосатик.
– Как красиво! – воскликнул маленький Джек.
– Да, голубчик! Подумать только, что это огромное животное спокойно кормится и даже не подозревает, что за ним наблюдают китобои!
– Я бы даже рискнул сказать, – скромно заметил Дик, – что это очень крупный полосатик.
– Несомненно! – ответил капитан Халл, у которого от волнения сверкали глаза. – Длины в нем по меньшей мере семьдесят футов.
– Здорово! – воскликнул боцман. – Загарпунить бы с полдюжины таких китов, и тогда мы полностью загрузили бы все трюмы нашего корабля.
– Да, полдюжины было бы вполне достаточно, – со вздохом сказал капитан Халл.
Чтобы лучше рассмотреть кита, он влез на бушприт.
– Да и с этим, – прибавил боцман, – мы за несколько часов заполнили бы ворванью не меньше половины из наших двухсот пустых бочек…
– Да… Это верно… Да! – пробормотал капитан Халл.
– Это правда, – подтвердил Дик Сэнд, – но одолеть такого огромного полосатика – дело не легкое.
– Конечно, – ответил капитан Халл. – Дело трудное, очень трудное. У больших полосатиков хвост чудовищной силы, и к ним надо подбираться очень осторожно. Самая крепкая шлюпка разлетается в щепки от удара их хвоста. Но ради такой поживы стоит рискнуть.
– Большой полосатик – большая добыча! – сказал один из матросов.
– И выгодная! – добавил другой.
– Жаль пройти мимо и не поздороваться с таким китом! – заключил третий.
Было ясно, что вся команда при виде кита очень обрадовалась. Сколько ворвани было заключено в туше, плававшей на поверхности воды так близко! Матросы говорили так, словно стоит лишь подставить бочки – и ворвань польется в них широкой струей.
Взобравшись на ванты фок-мачты, они жадным взглядом следили за каждым движением кита, и нетерпеливые возгласы выдавали их чувства. Капитан Халл молча грыз ногти. Казалось, полосатик, будто мощный магнит, притягивает к себе «Пилигрим» и весь его экипаж.
– Мама! Мама! – воскликнул маленький Джек. – Мне очень хотелось бы посмотреть, какой он – кит!
– Ах, ты хочешь посмотреть кита вблизи, дружок? Что ж, почему бы и нет, друзья? – обратился капитан Халл к матросам, будучи уже не в силах противостоять соблазну. – Людей у нас маловато… Ну да как-нибудь справимся…
– Справимся, справимся! – в один голос закричали матросы.
– Мне не в первый раз придется выполнять обязанности гарпунщика, – продолжал капитан Халл. – Посмотрим, не разучился ли я метать гарпун…
– Ура, ура, ура! – закричали матросы.
Понятно, почему появление огромного морского животного привело в такое возбуждение экипаж «Пилигрима». Кит, плававший посреди красного водного поля, казался гигантским.
Добыть его и заполнить трюм корабля – искушение было велико! Могли ли китобои пропустить такой случай?
Однако миссис Уэлдон спросила капитана Халла, не опасна ли в таких условиях для команды и для него самого охота на кита.
– Нет, миссис Уэлдон, – ответил капитан Халл. – Опасности нет никакой. Мне не раз приходилось охотиться на китов с одной шлюпкой, и не было случая, чтобы я не добился цели. Повторяю, нет никакой опасности для нас, а следовательно, и для вас.
Миссис Уэлдон успокоилась и больше вопросов не задавала.
Капитан Халл тотчас же распорядился сделать все необходимые приготовления. Он по опыту знал, что охота будет трудной, и решил принять все меры предосторожности. Трудность охоты усугублялась еще и тем, что экипаж шхуны мог воспользоваться только одной шлюпкой, хотя на «Пилигриме» имелась не только шлюпка, установленная на кильблоках между грот-мачтой и фок-мачтой, но еще и три китобойных вельбота: один был подвешен с левого, другой – с правого борта, а третий – на корме.
Обычно эти три вельбота шли в погоню за китом все разом. Но для этого, как известно, при стоянке в Новой Зеландии вербовались матросы и гарпунщики, которые помогали постоянной команде «Пилигрима» во время промыслового сезона. Теперь же этой вспомогательной команды не было, и «Пилигрим» мог снарядить на охоту лишь пять матросов, то есть как раз столько, сколько нужно для обслуживания одного вельбота. От помощи Тома и его товарищей, которые поспешили предложить свои услуги, капитан Халл вынужден был отказаться – управление вельботом во время охоты на кита под силу только самым опытным морякам. Неверный поворот руля или несвоевременный взмах весла в момент нападения угрожают гибелью.
С другой стороны, капитан Халл не мог покинуть свое судно, не оставив на борту хотя бы одного опытного моряка: мало ли что могло случиться.
И так как на вельботе нужны сильные люди, капитану Халлу волей-неволей пришлось поручить судно Дику Сэнду.
– Дик, – сказал он, – оставляю тебя своим заместителем на время охоты. Надеюсь, что она будет непродолжительной.
– Есть, капитан! – ответил молодой матрос.
Дику Сэнду очень хотелось самому принять участие в охоте, но он понимал, что на вельботе больше пользы принесет сильный взрослый мужчина, да, кроме того, лишь он один может заменить капитана Халла на «Пилигриме». Поэтому он беспрекословно повиновался.
Итак, на охоту отправлялась вся команда «Пилигрима». Четверо матросов сядут на весла, а боцман Хоуик возьмет кормовое весло, заменяющее на вельботе обычный руль, который не позволяет мгновенно выполнять маневры. А если во время охоты гребные весла сломаются, то кормовое весло в умелых руках может вывести вельбот из-под ударов разъяренного кита.
Капитан Халл должен был занять место гарпунщика – как он и говорил, ему не впервой была эта работа. Он должен был метнуть гарпун, следить за разматыванием длинной веревки, привязанной к концу гарпуна, и, наконец, добить раненого кита копьем, когда тот всплывет на поверхность океана.
Иногда для китобойного промысла пользуются огнестрельным оружием. На борту корабля или на носу шлюпки устанавливается особая пушка – она выбрасывает гарпун, который тянет за собой длинный линь,[26] или стреляет разрывными снарядами, наносящими киту тяжелые раны.
Но на «Пилигриме» не было таких орудий. Кстати сказать, это довольно дорогое и требующее особых навыков приспособление, а моряки не очень любят новшества и потому предпочитают простой гарпун и копье, которыми они владеют очень искусно.
Именно с таким оружием капитан Халл и пустился на охоту за полосатиком, который был виден милях в пяти от «Пилигрима».
Правда, погода как будто благоприятствовала китобоям. Море было спокойно – значит, вельботу легче будет маневрировать. Ветра почти не было, и не приходилось опасаться, что «Пилигрим» отнесет далеко в сторону, пока экипаж будет преследовать кита.
Вельбот левого борта спустили на воду, и четверо матросов заняли в нем места.
Боцман Хоуик сбросил им два гарпуна и несколько длинных копий с острыми наконечниками. К этим орудиям нападения он добавил пять бухт[27] гибкого и прочного линя, по шестисот футов в каждой бухте. Когда одна бухта размотается, матросы подвязывают к концу линя вторую, третью и так далее. Но иногда и трех тысяч футов линя оказывается недостаточно – так глубоко ныряет кит.
Таково было китобойное снаряжение, уложенное в порядке на носу лодки.
Заняв свои места, Хоуик и четверо матросов ожидали только приказа отдать концы.
Теперь осталось лишь одно свободное место на носу вельбота – его должен был занять капитан Халл.
Само собой разумеется, что перед отправлением на охоту экипаж «Пилигрима» положил корабль в дрейф, то есть реи были повернуты так, что паруса обеих мачт тянули его в разные стороны, а потому он был почти неподвижен.
Перед тем как спуститься в вельбот, капитан Халл бросил последний взгляд на шхуну. Он уверился, что все в порядке, паруса поставлены правильно, снасти хорошо обтянуты. Дику Сэнду предстояло оставаться на судне одному, быть может, в продолжение многих часов, и капитан хотел избавить его от необходимости переставлять паруса и маневрировать, если только того не потребуют особые обстоятельства.
Удостоверившись, что все в порядке, капитан подозвал к себе юношу и сказал ему:
– Дик, оставляю тебя одного. Смотри в оба! Может быть, против ожидания, «Пилигриму» придется пойти за нами, если кит утащит нас слишком далеко. Тогда Том и его товарищи помогут тебе поставить паруса. Ты хорошенько растолкуешь им, что надо делать, и я уверен, они отлично справятся с работой.
– Да, капитан Халл, – сказал старый Том, – мистер Дик может рассчитывать на нас.
– Приказывайте, приказывайте! – воскликнул Бат. – Мы покажем, как мы умеем работать!
– Что тянуть? – спросил Геркулес, засучивая рукава.
– Пока что ничего, – улыбаясь, ответил Дик.
– Я готов! – сказал гигант.
– Погода сегодня отличная, – продолжал капитан Халл, – ветер спал и, надо полагать, не посвежеет. Но что бы ни случилось, Дик, не спускай на воду шлюпку и не покидай судна!
– Есть, капитан!
– Если нужно будет, чтобы «Пилигрим» пошел за нами, я подам тебе сигнал: подниму вымпел на конце багра.
– Будьте спокойны, капитан. Я глаз не спущу с вашей шлюпки, – ответил Дик Сэнд.
– Отлично, голубчик, – сказал капитан Халл. – Будь храбр, но хладнокровен. Помни: ты теперь помощник капитана. Не посрами своего звания. Никому еще не случалось носить его в твоем возрасте.
Дик не ответил, а только улыбнулся и покраснел. Капитан Халл понял значение этой улыбки и румянца.
«Какой славный мальчик! – подумал он. – Скромность и бодрость – в этих двух словах весь его характер!»
Судя по прощальным наставлениям, легко было догадаться, что капитан Халл неохотно покидает корабль даже на несколько часов, хотя никакой опасности не предвиделось. Но всесильная страсть охотника и, главное, горячее желание пополнить груз ворвани, чтобы выполнить обязательства Джемса Уэлдона в Вальпараисо, – все это побуждало его отважиться на опасную экспедицию. С другой стороны, спокойное море сулило легкую погоню за китом. Ни команда «Пилигрима», ни сам капитан не могли устоять перед таким искушением. Наконец-то шхуна наполнит свои трюмы – это последнее соображение взяло верх над всем остальным в душе капитана.
Он решительно шагнул к штормтрапу.
– Счастливой охоты! – напутствовала его миссис Уэлдон.
– Спасибо!
– Пожалуйста, капитан Халл, не делайте больно этому бедному киту! – крикнул маленький Джек.
– Постараюсь, мой мальчик! – ответил капитан Халл.
– Поймайте его тихонько!..
– Да… да… Я надену перчатки, малыш.
– Иногда на спинах этих млекопитающих находят довольно любопытных насекомых! – заметил кузен Бенедикт.
– Что ж, господин Бенедикт, – смеясь, ответил капитан Халл, – никто не помешает и вам поохотиться, когда наш полосатик будет пришвартован к борту «Пилигрима»! – Потом, повернувшись к Тому, он добавил: – Том, я рассчитываю, что вы и ваши товарищи поможете нам разделать тушу, когда мы притащим кита к кораблю, – а это будет скоро.
– К вашим услугам, господин капитан! – ответил старый негр.
– Спасибо! – сказал капитан Халл. – Дик, эти славные люди помогут тебе приготовить пустые бочки. Пока мы будем охотиться, они поднимут бочки на палубу. И когда мы вернемся, работа пойдет быстро.
– Есть, капитан! Будет сделано!
Людям несведущим следует пояснить, что в случае удачной охоты убитого кита предстояло дотянуть на буксире до «Пилигрима» и крепко пришвартовать его к судну с правого борта. Тогда матросы, надев сапоги с шипами на подошвах, должны будут взобраться на спину гиганта, рассечь слой покрывающего его жира на параллельные полосы от головы до хвоста, затем разделить эти полосы поперек на ломти толщиной в полтора фута, разрезать каждый на куски, уложить в бочки и спустить их в трюм.
Обычно китобойное судно по окончании охоты старается поскорее причалить к берегу и там довести до конца обработку туши. Экипаж сходит на берег и приступает к перетапливанию жира: растопившись на огне, китовый жир выделяет всю свою полезную часть, то есть ворвань.[28]
Но теперь капитан Халл и думать не мог после охоты повернуть обратно к суше, чтобы закончить эту операцию. Он рассчитывал перетопить дополнительно добытый жир только в Вальпараисо. Однако ветер должен был вскоре измениться на западный, и капитан «Пилигрима» надеялся подойти к американскому побережью недели через три – за такой срок добыча не могла испортиться.
Наступил момент отплытия. Прежде чем лечь в дрейф, «Пилигрим» несколько приблизился к тому месту, где полосатик по-прежнему выдавал свое присутствие, выбрасывая фонтаном струи пара и воды.
Полосатик плавал по обширному водному полю, красному от крохотных рачков, и, поминутно разевая широкую пасть, захватывал при каждом глотке мириады микроскопических существ.
По мнению следивших за ним опытных китобоев, можно было не опасаться, что он попытается скрыться. Это, несомненно, был один из тех китов, которых гарпунщики называют «боевыми».
Капитан Халл перелез через борт и по штормтрапу спустился на нос вельбота.
Миссис Уэлдон, Джек, кузен Бенедикт, Том и его товарищи в последний раз пожелали капитану удачи.
Даже Динго, поднявшись на задние лапы и выставив голову за борт, как будто прощался с экипажем.
Затем все перешли на нос, чтобы не упустить ни одной подробности захватывающей охоты.
Вельбот отчалил, и равномерные сильные взмахи четырех весел быстро погнали его от «Пилигрима».
– Дик, следи за всем, следи хорошенько! – в последний раз крикнул капитан Халл.
– Положитесь на меня, капитан.
– Одним глазом за шхуной, а другим – за вельботом. Не забывай!
– Будет сделано, капитан, – ответил Дик и, подойдя к штурвалу, встал возле него.
Легкое суденышко было уже в нескольких сотнях футов от «Пилигрима». Капитан Халл стоял на носу. Он еще что-то говорил, но голоса его уже не было слышно, и только по выразительным жестам капитана Дик понял, что тот повторяет свои наставления.
В эту минуту Динго, не отходивший от борта, жалобно завыл. Это всегда производит тяжелое впечатление на людей, склонных к суеверию.
Миссис Уэлдон даже вздрогнула.
– Ах, Динго, Динго! – сказала она. – Разве так провожают друзей на охоту! Ну-ка, залай повеселее!
Но Динго замолчал. Сняв лапы с поручней, он медленно подошел к миссис Уэлдон и нежно лизнул ей руку.
– Он не виляет хвостом, – прошептал Том. – Плохой знак!.. Плохой знак!..
Вдруг Динго ощетинился и яростно зарычал.
Миссис Уэлдон обернулась.
Оказалось, что Негоро вышел из камбуза и направился на нос. Его, видимо, заинтересовала предстоящая охота, и он хотел посмотреть на маневры шлюпки.
Динго кинулся к судовому коку, весь дрожа от совершенно явной и непонятной ненависти.
Негоро поднял с палубы вымбовку[29] и стал в оборонительную позицию.
Собака бросилась на него и хотела вцепиться ему в горло.
– Динго, сюда! – крикнул Дик Сэнд и, покинув на мгновение свой наблюдательный пост, бросился на бак.
Миссис Уэлдон тоже старалась успокоить собаку.
Динго нехотя повиновался и, глухо рыча, отошел к Дику.
Негоро не вымолвил ни слова, только сильно побледнел. Бросив на палубу вымбовку, он повернулся и ушел в свою каюту.
– Геркулес! – сказал Дик Сэнд. – Я поручаю вам следить за этим человеком.
– Буду следить, – просто ответил великан, сжимая огромные кулачищи.
Миссис Уэлдон и Дик Сэнд снова обратили взгляд к вельботу, быстро удалявшемуся от судна.
Теперь он казался уже маленькой точкой среди бесконечного моря.