– Но теперь-то они знают, где находятся, – заметил Гаррис.
– Сейчас это уже все равно! – воскликнул Негоро.
– И что ты сделаешь с ними? – спросил Гаррис.
– Что сделаю, то и сделаю, – ответил Негоро. – Расскажи-ка мне сначала, как поживает наш хозяин Алвиш. Ведь я не видел его больше двух лет.
– О, старый пройдоха чувствует себя как нельзя лучше! – ответил Гаррис. – Он очень обрадуется тебе.
– Он на рынке в Бие? – спросил Негоро.
– Нет, приятель, вот уже год, как он живет у себя в Казонде.
– И дела хорошо идут?
– О да, тысяча чертей, – воскликнул Гаррис, – хотя с каждым днем торговать невольниками становится все труднее, особенно на этом побережье! Португальские власти, с одной стороны, и английские крейсера – с другой всячески препятствуют вывозу рабов. Только на юге Анголы, в окрестностях Мосамедиша, можно еще кое-как грузить черный товар. Поэтому теперь все бараки до отказа набиты невольниками в ожидании кораблей, которые переправят их в испанские колонии. Об отправке груза через Бенгелу и Сан-Паулу-ди-Луанда и говорить не приходится. Губернатор ничего слушать не хочет, и чиновники тоже. Придется, наверное, вернуться на фактории внутри страны, и старый Алвиш уже об этом подумывает. Он намерен снарядить караван в сторону Ньянгве и Танганьики, чтобы обменять дешевые ткани на слоновую кость и рабов. Пока неплохо идет торговля с Верхним Египтом и Мозамбиком – он снабжает невольниками Мадагаскар. Но я боюсь, что придет время, когда работорговлей больше нельзя будет заниматься. Англичане всё глубже проникают во внутреннюю Африку. Миссионеры залезают всё глубже и ополчаются против нас. Ливингстон – разрази его гром! – закончил исследование области озер и теперь направится, говорят, в Анголу. Да еще слышно, что какой-то лейтенант Камерон намерен пересечь весь материк с востока на запад. Опасаются также, как бы не вознамерился проделать то же и американец Стэнли. Все эти посетители могут сильно повредить нам, Негоро, и если бы мы понимали свои интересы, ни один из них не вернулся бы в Европу и не стал бы рассказывать о том, что он имел нескромность увидеть в Африке.
Если бы кто-нибудь услышал беседу этих негодяев, он мог бы подумать, что тут разговаривают два почтенных коммерсанта, сетующих на заминку в торговых делах. Кому пришло бы в голову, что речь идет не о мешках кофе, не о бочках сахара, а о живых людях? Торговцы невольниками уже не отличают справедливого от несправедливого, у них нет ни чести, ни совести, они не обладают никаким нравственным чувством, а если оно и было у них когда-то, то они давно утратили его, участвуя в страшных зверствах африканской работорговли.
Гаррис был прав в своих опасениях, так как цивилизация и в самом деле постепенно проникает в дикие области по следам тех отважных путешественников, имена которых неразрывно связаны с открытиями в Экваториальной Африке. Такие герои, как Дэвид Ливингстон, а за ним Грант, Спик, Бертон, Камерон, Стэнли, оставят по себе неизгладимую память как благодетели человечества.
Теперь Гаррис уже знал, как жил Негоро последние два года. Бывший агент работорговца Алвиша, бежавший из каторжной тюрьмы в Луанде, нисколько не изменился, то есть по-прежнему был готов на любое преступление. Но что он собирается предпринять в отношении потерпевших крушение на «Пилигриме», Гаррис еще не знал, а потому спросил:
– А теперь скажи: что ты сделаешь со своими бывшими спутниками?
– Я их разделю, – ответил Негоро не задумываясь. Видно было, что план давно созрел в его голове. – Одних продам в рабство, а других…
Португалец не докончил фразы, но жестокое выражение его лица говорило яснее слов.
– Кого ты продашь? – спросил Гаррис.
– Негров, которые сопровождают миссис Уэлдон, – ответил Негоро. – За старика Тома, пожалуй, много не выручишь, но остальные четверо – крепкие молодцы, и на рынке в Казонде за них дадут хорошую цену.
– Это верно, Негоро! – сказал Гаррис. – Четверо здоровяков негров, привычных к работе, не похожи на этих животных, которых доставляют из внутренних областей. Конечно, ты продашь их дорого! Раб, родившийся в Америке, – редкий товар на рынках Анголы. Но, – продолжал он, – ты не сказал мне, не было ли на «Пилигриме» наличных денег?
– Пустяки! Мне удалось спасти всего несколько сот долларов. К счастью, у меня есть кое-какие виды на будущее…
– Какие, приятель? – с любопытством спросил Гаррис.
– Разные, – отрезал Негоро.
Казалось, он уже сожалел о том, что сболтнул лишнее.
– Остается, значит, прибрать к рукам этот ценный товар? – заметил Гаррис.
– Разве это так трудно? – спросил Негоро.
– Нет, приятель. В десяти милях отсюда на берегу Кванзы стоит лагерем невольничий караван, который ведет араб Ибн-Хамис. Он ждет только моего возвращения, чтобы двинуться к Казонде. Там больше туземных солдат, чем нужно, чтобы захватить Дика Сэнда и его спутников. Если только моему юному другу придет мысль направиться к реке Кванзе…
– А если ему такая мысль не придет? – перебил Негоро.
– Наверняка придет! – ответил Гаррис. – Он умен, но не может заподозрить опасность, которая подстерегает его там. Дик Сэнд, конечно, и не подумает возвращаться к берегу той дорогой, по которой мы шли. Он неминуемо заблудился бы в лесу. Поэтому он, несомненно, постарается дойти до какой-нибудь реки, впадающей в океан, чтобы спуститься вниз по течению на плоту. Это единственное, что можно сделать, и я его знаю, он так и сделает.
– Да… пожалуй, – сказал Негоро после недолгого раздумья.
– Говори не «пожалуй», а «непременно»! – воскликнул Гаррис. – Я так уверен в этом, словно мой юный друг сам назначил мне свидание на берегу Кванзы.
– Ну так в путь! – сказал Негоро. – Я знаю Дика Сэнда. Он не потеряет напрасно ни одного часа, а мы должны опередить его.
– В путь, приятель!
Гаррис и Негоро уже встали, как вдруг опять послышался тот же шум, который и раньше обеспокоил португальца. Это был шорох в зарослях папируса.
Негоро замер на месте, схватив Гарриса за руку.
Вдруг донесся глухой лай, и из зарослей выбежала большая собака. Шерсть ее стояла дыбом, пасть была широко раскрыта. Она готова была броситься на людей.
– Динго! – вскричал Гаррис.
– А, на этот раз он от меня не уйдет! – отозвался Негоро.
И в ту секунду, когда собака бросилась на него, португалец схватил ружье Гарриса, вскинул его и выстрелил.
Раздался жалобный вой, и Динго исчез в густом кустарнике, окаймлявшем речку.
Негоро поспешно спустился к самой воде.
Капельки крови запятнали несколько стеблей папируса, и по прибрежной гальке протянулась кровавая полоса.
– Наконец-то мне удалось рассчитаться с этим проклятым псом! – воскликнул Негоро.
Гаррис молча наблюдал эту сцену.
– Как видно, Негоро, – сказал он, – собака давно точила на тебя зубы.
– Точила, Гаррис, но больше не будет.
– А почему она так ненавидит тебя, приятель?
– У нас с ней старые счеты!
– Старые счеты? Какие же? – спросил Гаррис.
Но Негоро больше ничего не сказал, и Гаррис решил, что португалец скрывает от него какие-то прошлые свои похождения, но не стал о них допытываться.
Через несколько минут сообщники уже шли вниз по течению ручья, направляясь через лес к Кванзе.
Африка, а не Америка! Эти слова, говорившие о несомненной и грозной опасности, все время звучали в ушах Дика Сэнда.
Вновь и вновь возвращаясь к событиям последних недель, он тщетно искал ответа на вопросы: каким образом «Пилигрим» очутился у этих опасных берегов? Как случилось, что он обогнул мыс Горн и перешел из одного океана в другой? Только теперь Дик мог понять, почему, несмотря на быстрый ход корабля, так долго не показывалась земля: пройденное «Пилигримом» расстояние было вдвое больше того перехода, какой он должен был совершить, чтоб достичь берегов Америки.
– Африка!.. Африка!.. – повторял Дик Сэнд.
И вдруг, пока он перебирал в памяти все обстоятельства загадочного плавания, у него мелькнула догадка, что компас был намеренно испорчен. Дик вспомнил, как разбился запасный компас, как из-за оборвавшейся веревки пропал лаг, так что он не мог измерить скорость корабля.
«Да, – думал он, – на корабле остался только один компас, и мне не с чем было сверить его показания. А как-то ночью меня разбудил крик старого Тома… На корме был Негоро… Он оступился и упал на нактоуз… Не повредил ли он компас при падении?»
Словно луч света сверкнул в уме Дика Сэнда. Он уже начал догадываться о разгадке тайны. Он начал понимать, насколько коварным было поведение Негоро. Он чувствовал руку Негоро в целом ряде несчастных случайностей, которые сперва погубили «Пилигрим», а теперь угрожали гибелью и всем его пассажирам.
Но кто же он, этот негодяй? Не был ли он моряком, хотя и скрывал это? Может быть, он был способен задумать и осуществить гнусный план, который привел судно к берегам Африки?
Во всяком случае, если в прошлом кое-что и оставалось невыясненным, то в настоящем все было ясно. Дик Сэнд знал, что находится в Африке и, вероятно, в самой опасной ее части – в Анголе, за сотню миль от морского берега. Он знал также, что Гаррис оказался предателем. И вполне логично было предположить, что американец и португалец были знакомы с давних пор, что роковой случай свел их на этом побережье и что они совместно составили зловещий заговор против пассажиров «Пилигрима».
Непонятным было только одно: зачем они это сделали? Можно было предположить, что Негоро хочет захватить в плен Тома и его товарищей, чтобы продать их в рабство в этой стране работорговли. Понятно было также, что португалец хочет отомстить ему, Дику Сэнду, хотя юный капитан обращался с ним, как он того заслуживал. Но миссис Уэлдон, но Джек?.. Что намеревается сделать этот негодяй с матерью и ее маленьким сыном?
Если бы Дику Сэнду удалось подслушать беседу Гарриса с Негоро, он знал бы, чего ожидать, знал бы, какие опасности угрожают миссис Уэлдон, пятерым неграм и ему самому.
Положение было ужасным, но Дик не потерял мужества. Он был капитаном на море, он останется капитаном и на суше. Его долг – спасти миссис Уэлдон, маленького Джека и остальных людей, чью судьбу небо вверило ему. Он только приступил к выполнению своей задачи. И он ее выполнит.
Через два или три часа, в продолжение которых Дик Сэнд размышлял, взвешивал и перебирал в уме все то хорошее и дурное – увы, последнего было гораздо больше! – что сулило им будущее, он поднялся на ноги, полный спокойствия и твердой решимости.
Первые лучи солнца уже осветили верхушки деревьев. Кроме Дика и старого Тома, все спали.
Молодой капитан подошел к негру.
– Том, – тихо сказал он, – вы узнали рычание льва, вы видели цепи и колодки работорговцев. Значит, вы знаете, что мы находимся в Африке?
– Да, капитан, знаю.
– Так вот, Том, ни слова об этом ни миссис Уэлдон, ни вашим товарищам! Мы одни будем знать это, мы одни будем остерегаться…
– Да… правильно, мистер Дик, – ответил Том.
– Том, – продолжал юноша, – мы должны удвоить бдительность. Мы во вражеской стране. Это страшная страна и страшные враги… Нашим спутникам мы скажем только, что Гаррис предал нас и надо быть настороже. Пусть они думают, что нам угрожает нападение индейцев, – этого будет достаточно.
– Вы можете всецело положиться на отвагу и преданность моих товарищей, мистер Дик!
– Знаю. И знаю, что могу положиться на ваш здравый смысл и опытность, Том. Ведь вы не откажетесь помочь мне?
– Всегда и во всем, капитан.
Дик объяснил Тому свои намерения, и старик одобрил их. К счастью, предательство Гарриса обнаружилось раньше, чем он успел осуществить свой план, поэтому непосредственная опасность Дику Сэнду и его спутникам не угрожала. Ведь американец внезапно исчез потому, что они нашли колодки и цепи, брошенные бежавшими невольниками, а потом услышали рычание льва. Гаррис понял, что он разоблачен, и сбежал – вероятно, прежде чем маленький отряд, который он вел, дошел до того места, где на него должны были напасть. А Негоро, которого Динго чуял все последние дни, очевидно, уже успел встретиться с Гаррисом и договориться с ним. Во всяком случае, до того, как на их отряд нападут, пройдет, несомненно, несколько часов, и необходимо ими воспользоваться.
Единственный возможный план заключался в том, чтобы как можно скорее вернуться на побережье. У Дика были все основания думать, что это побережье Анголы. Достигнув его, Дик Сэнд намеревался двинуться на север или на юг и дойти до ближайшей португальской фактории, где его спутники смогут в безопасности дождаться возможности вернуться на родину.
Но как добраться до берега? Возвращаться назад по уже пройденному пути? Дик Сэнд ни минуты об этом не думал и всецело сошелся тут с Гаррисом, который ясно предвидел, что обстоятельства заставят его избрать самый короткий путь.
Действительно, возвращаться старой дорогой через лес было бы по меньшей мере неосмотрительно – они пришли бы всего-навсего туда же, откуда отправились. Да и Негоро со своими сообщниками смог бы идти по их ясно видимым следам. Единственный способ уйти, не оставляя следов, – это добраться до реки и спуститься по ней. Кроме того, тогда можно было бы меньше опасаться нападения хищных зверей, которые до сих пор, по счастью, к ним не приближались. Не так страшна была бы на реке и встреча с дикарями. На прочном плоту, хорошо вооруженные, Дик Сэнд и его спутники могли с успехом защищаться. Все было за то, чтобы выбрать именно этот путь.
Надо добавить, что такой способ передвижения был бы удобен для миссис Уэлдон и маленького Джека – ведь их обоих так измучила дорога. Конечно, нехватки в руках для того, чтобы нести больного ребенка, не было бы. Они не располагали больше лошадью Гарриса, но для миссис Уэлдон и больного ребенка можно было сплести из ветвей носилки. Однако тогда два негра из пяти были бы заняты этой работой, а Дик Сэнд предпочитал, чтобы у всех его товарищей руки были свободны на случай внезапного нападения.
А кроме того, спускаясь на плоту по течению реки, он чувствовал бы себя в своей стихии…
Оставалось узнать, есть ли поблизости река, которой можно воспользоваться. Дик Сэнд предполагал, что такая река найдется, и вот почему он так думал.
Река, впадавшая в Атлантический океан в том самом месте, где произошло крушение «Пилигрима», не могла течь издалека ни с севера, ни с востока, так как горизонт с этих сторон замыкала довольно близкая горная цепь – та самая, которую вполне можно было принять за Анды. Следовательно, или река текла с этих высот, или русло ее загибалось к югу – в обоих случаях она была где-то недалеко. Возможно, что, не доходя до этой большой реки (она имела право называться большой, ибо прямо впадала в океан), они встретят какой-нибудь из ее притоков, и маленький отряд сможет спуститься по нему на плоту. Словом, невдалеке, несомненно, был какой-нибудь водный путь.
Действительно, на протяжении последних миль перехода характер местности изменился: склоны стали более пологими, а земля – влажной. То тут, то там змеились ручейки, что указывало на обилие подпочвенных вод. В последний день пути отряд шел вдоль подмытого берега одного из таких ручейков – воды его были красными от окиси железа. Снова его отыскать было не трудно. Конечно, спуститься на плоту по этому бурному ручью было бы невозможно, но, следуя по его берегу, отряд, несомненно, дошел бы до более полноводной реки, в которую он впадает и по которой уже можно будет плыть.
Таков был очень простой план, который Дик и принял, посоветовавшись со стариком Томом.
С наступлением утра путники проснулись один за другим. Миссис Уэлдон передала на руки Нэн еще спящего маленького Джека. В промежутках между приступами лихорадки ребенок был так бледен, что на него больно было смотреть.
Миссис Уэлдон подошла к Дику Сэнду.
– Дик, – сказала она, посмотрев ему в глаза, – где Гаррис? Я его не вижу.
Дик не хотел разуверять своих спутников, что они находятся на земле Боливии, но измену американца он скрывать не собирался. Поэтому он не колеблясь сказал:
– Гарриса здесь больше нет.
– Он поехал вперед? – спросила миссис Уэлдон.
– Он бежал, миссис Уэлдон, – ответил Дик Сэнд. – Гаррис оказался предателем. Он завел нас сюда, потому что они с Негоро сговорились.
– А зачем? – с тревогой спросила миссис Уэлдон.
– Не знаю, – ответил Дик Сэнд. – Но я знаю, что нам нужно немедленно вернуться к берегу океана.
– Этот человек… предатель? – проговорила миссис Уэлдон. – Я предчувствовала это! И ты думаешь, Дик, что он сговорился с Негоро?
– Вероятно, миссис Уэлдон. Этот негодяй все время шел по нашим следам. Какой-то случай свел этих двух мошенников, и…
– И я надеюсь, что они не расстанутся до тех пор, пока не попадутся мне под руку, – вмешался в разговор Геркулес. – Я стукну их лбами друг о дружку так, что головы разобьются! – добавил гигант, поднимая огромные кулачищи.
– А Джек? – вскричала миссис Уэлдон. – Я надеялась, что в асьенде Сан-Фелисе смогу получить все, в чем он нуждается!
– Джек поправится, когда мы выйдем к берегу, там места здоровее, – сказал старик Том.
– Дик, – снова заговорила миссис Уэлдон, – ты уверен, что Гаррис нас предал?
– Да, миссис Уэлдон, – коротко ответил юноша, который хотел избежать объяснений по этому поводу. А потому он поторопился добавить, глядя на старого негра: – Этой ночью мы с Томом открыли его предательство. Если бы он не вскочил на свою лошадь и не ускакал, я убил бы его!
– Значит, эта ферма…
– Здесь нет ни фермы, ни деревни, ни поселка, – ответил Дик Сэнд. – Миссис Уэлдон, я повторяю: нам нужно немедленно вернуться на берег океана.
– Тем же путем, Дик?
– Нет, миссис Уэлдон. Мы спустимся вниз по реке на плоту. Течение доставит нас к морю. Это безопасный и неутомительный путь. Еще несколько миль пешком, и я не сомневаюсь, что…
– О, я полна сил, Дик! – воскликнула миссис Уэлдон, стараясь придать себе бодрый вид. – Я пойду. Я понесу своего сына…
– А мы-то на что, миссис Уэлдон? – возразил Бат. – Мы понесем вас обоих!
– Да, да, – подхватил Остин. – Две жерди, несколько веток поперек…
– Благодарю вас, друзья мои, – ответила миссис Уэлдон, – но я хочу идти сама… И я пойду! В путь!
– В путь! – повторил Дик Сэнд.
– Дайте мне Джека, – сказал Геркулес, забирая малыша у Нэн, – я устаю, когда мне нечего нести.
И великан так бережно взял спящего ребенка в свои могучие руки, что тот даже не проснулся.
Оружие внимательно проверили. Все, что осталось от провизии, сложили в один тюк, чтобы его мог нести один человек. Актеон вскинул этот тюк на спину; таким образом, у его товарищей руки остались свободными.
Кузен Бенедикт, чьи длинные стальные ноги не знали усталости, был готов к походу. Заметил ли он, что Гаррис исчез? Было бы опрометчивым утверждать это. Кузену Бенедикту и вообще-то не было никакого дела до Гарриса, а тем более сейчас, так как его постигло самое страшное из несчастий, какие только могли на него обрушиться. Увы, бедняга потерял очки и увеличительное стекло!
По счастью (хотя кузен Бенедикт этого и не знал), Бат нашел оба драгоценных прибора в высокой траве на месте привала, но по совету Дика Сэнда спрятал их. Теперь можно было надеяться, что этот большой ребенок будет в пути вести себя смирно, ибо он не видел, как говорится, дальше своего носа.
А потому, когда ему указали место между Актеоном и Остином и строго-настрого велели не отходить от них, бедный кузен Бенедикт даже не пробовал возражать, но покорно поплелся за своими спутниками, как слепой за поводырем.
Маленький отряд не прошел и пятидесяти шагов, как вдруг старик Том остановился.
– А Динго? – воскликнул он.
– Верно! Динго нет, – отозвался Геркулес.
И он громко позвал собаку. Раз, другой, третий…
Но в ответ не раздалось знакомого лая.
Дик Сэнд молчал. Исчезновение собаки было очень неприятно, так как она всегда могла поднять тревогу в случае неожиданной опасности.
– Не побежал ли Динго следом за Гаррисом? – спросил Том.
– За Гаррисом? Нет… – ответил Дик Сэнд. – Но он мог напасть на след Негоро. Он все время чуял, что португалец идет за нами.
– Этот проклятый повар сразу всадит в него пулю! – воскликнул Геркулес.
– Если только Динго раньше не загрызет его самого! – возразил Бат.
– Может быть, – сказал Дик Сэнд. – Но мы не можем ждать возвращения Динго. Если он жив, он сумеет разыскать нас. Вперед!
Было очень жарко. С самой зари горизонт затягивали тучи. Парило. Чувствовалось, что надвигается гроза. Похоже было на то, что без раскатов грома день не обойдется. К счастью, в лесу, хотя он и поредел, было еще сравнительно прохладно. То здесь, то там среди зарослей открывались обширные поляны, покрытые жесткой и высокой травой. Кое-где на земле лежали огромные окаменевшие стволы – признак почвы каменноугольной формации, которая часто встречается на Африканском материке. На лужайках, среди зеленой травы и розовых веточек, пестрели яркие цветы – желтый и синий имбирь, светлые лобелии, багряные орхидеи; над цветами реяли тучи насекомых, перенося из чашечки в чашечку оплодотворяющую пыльцу.
Кругом уже не было непроницаемой чащи, но породы деревьев стали более разнообразными. Здесь росли масличные пальмы, из которых добывают масло, весьма ценимое в Африке, а также кусты хлопчатника, образующие живую изгородь высотой футов в десять. Из их волокнистых стеблей вырабатывают хлопок с длинными шелковистыми нитями, почти такой же, как хлопок Фернамбука. Из стволов копала сквозь дырки, проточенные хоботками насекомых, сочилась ароматная смола, стекая на землю, где она застывала на потребу туземцам. Росли тут и лимонные деревья, и дикие гранаты, и деревья десятков других пород – все свидетельствовало о поразительном плодородии этого плоскогорья Центральной Африки. Кое-где в воздухе разливался тонкий аромат ванили, и нельзя было обнаружить, от какого дерева он исходит.
Все эти деревья и кусты ласкали взгляд свежей зеленью, несмотря на то что стояло засушливое время года и только редкие грозовые ливни орошали плодородную почву. Пора лихорадок была в самом разгаре, но, как обнаружил Ливингстон, больной обычно может избавиться от лихорадки, покинув место, где заразился ею. Дик Сэнд знал это указание великого путешественника и надеялся, что оно подтвердится на маленьком Джеке. Он сказал об этом миссис Уэлдон, когда заметил, что обычный час приступа миновал, а мальчик продолжает спокойно спать на руках у Геркулеса.
Отряд быстро, но осторожно двигался вперед. Местами земля хранила свежие следы проходивших в лесу людей или зверей. Там, где ветки кустарника были раздвинуты или поломаны, удавалось идти быстрее. Но чаще путникам приходилось прокладывать себе дорогу, преодолевая бесчисленные препятствия, и это, к великому огорчению Дика, замедляло продвижение маленького отряда. Очень мешали лианы, которые можно сравнить со спутанным такелажем, усеянные отростками, похожими на кривые дамасские клинки, и лезвия этих клинков были утыканы шипами. Такие растения-змеи тянулись на пятьдесят – шестьдесят футов и, если наступить на них, переворачивались, вонзая в ногу острые, как иглы, колючки. Негры, вооружившись топорами, прокладывали дорогу сквозь заросли, но впереди тянулись все новые и новые лианы, обвивая деревья от самой земли до верхушек.
Животные и птицы, населяющие эту часть Анголы, были не менее своеобразны, чем ее растительный мир. Множество птиц порхало под зелеными сводами леса. Но нетрудно догадаться, что люди, стремившиеся как можно скорее и незаметнее проскользнуть по лесу, не пытались подстрелить их. Были тут большие стаи цесарок, перепела, к которым так трудно подобраться, и те птицы, которых североамериканцы называют «вип-пур-вил», – эти три слога точно воспроизводят их крик. Дик Сэнд и Том могли бы подумать, что находятся в какой-нибудь области Нового Света. Но увы, они знали, где оказались.
До сих пор хищники, столь опасные в Африке, не появлялись вблизи маленького отряда. Путники опять видели жирафов, которых Гаррис, конечно, постарался бы выдать за страусов, но на этот раз безуспешно. Эти быстрые животные моментально исчезли, испуганные появлением каравана в их безлюдных лесах; несколько раз в течение дня вдали поднималось густое облако пыли: это стадо буйволов бежало с шумом, похожим на грохот нагруженных тяжелой кладью телег.
На протяжении двух миль Дик Сэнд вел свой отряд вдоль берега ручья, который должен был влиться в какую-нибудь полноводную реку. Ему хотелось поскорее доверить своих спутников быстрому течению потока, бегущего к побережью. Он надеялся, что опасности и усталость при таком способе передвижения будут не столь велики.
К полудню отряд прошел три мили без единой неприятной встречи. Ни Гаррис, ни Негоро не появлялись. Динго также не вернулся.
Бивуак устроили в густой бамбуковой роще, которая совсем скрыла маленький отряд. За едой почти не разговаривали. Миссис Уэлдон снова взяла сына на руки. Она не сводила с него глаз. Есть она не могла.
– Вам непременно нужно поесть, миссис Уэлдон, – снова и снова повторял Дик Сэнд. – Что с вами будет, если вы потеряете силы? Надо есть! Мы скоро снова двинемся в путь и по удобной реке без всякого труда доплывем до океана.
Пока Дик говорил это, миссис Уэлдон смотрела ему прямо в глаза. В его взоре светились несокрушимая воля и мужество. Глядя на него, глядя на пятерых негров, таких преданных и стойких людей, миссис Уэлдон, жена и мать, почувствовала, что она не имеет права отчаиваться. Да и почему бы должна она была потерять надежду? Ведь она думала, что находится на гостеприимной земле. А что до предательства Гарриса, то она не представляла себе всех его ужасных последствий.
Дик Сэнд догадывался о ее мыслях, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы выдержать ее взгляд.