Иван Александрович Гобзев
Хозяин Москвы
– Не понимаю, а в чём проблема? Зачем это вообще – краситься? Человек – не забор. Нормальным мужчинам нравится естественный цвет лица. В конце концов, если очень хочется, есть свёкла, морковь и прочие ингредиенты натурального происхождения – пусть красятся ими!
Я почувствовал острую потребность позвонить Марии.
– Маш, – привет, – можешь говорить?
– Недолго, – тихо ответила она. – Что-то случилось?
– Нет, всё в порядке. Просто тут вроде как косметики больше не будет, сейчас по телевизору узнал. А мне нравится когда ты накрашенная. Но и когда не накрашенная, нравишься не меньше! Просто когда накрашенная – по-другому.
– Не волнуйся, милый, – засмеялась она, – у меня такая работа, что косметика всегда будет! Обещаю тебе не красится свёклой и морковью!
Я немного успокоился.
***
– Москва – Москваград, Санкт-Петербург – Володимир, Казань – Толстой, Новосибирск – Гоголевск, Донецк – Прилепинск…
– Постойте, – говорю я, – почему Прилепинск? Это в честь кого?
– Иван Сергеевич, – отвечает мне правозащитница инокиня Ольга, – это в честь славного воина первой четверти XXI века – Захара Прилепина. Он сражался за свободу украинского народа. И не только!
– В смысле – не только?
– Ещё он пописывал.
– В смысле пописывал?
– Ну, книги писал. Я, правда, не читала, но говорят что достойные. Кажется, ему даже Нобелевскую премию дали. Или это не ему?
Она махнула рукой, поправила очки и стала дальше читать.
Я в составе комиссии по переименованию. Наша задача отобрать достойные новые названия для географических объектов нашей родины. В комиссию включены представители различных социальных групп: тут и чиновники, и деятели культуры, и духовенство, и правозащитники, и представители физического труда. Хотя чиновники, правозащитники и духовенство – это фактически одно и тоже. Но не важно. А, да, есть и оппозиция – главный редактор крупнейшей оппозиционной медиа-корпорации «Эхолот России». Не помню имени, но он у всех на виду – на пуделя немножко похож. Вот уж кому всё сходит с рук! Как он только не наклоняет власть. Забавно притом, что эта медиа-корпорация принадлежит государству. Но, пути Господни неисповедимы.
Читаем дальше:
– Якутск – Достоевский, Нижний Новгород – Александр Невский, Пермь – Яровойск, Сусуман – Шмелёвск…
– Стоп, – говорю я. – Что такое Сусуман?
– Город на Дальнем Востоке, – отвечают мне.
– В первый раз слышу, – с сарказмом замечаю я. – И много там населения, в этом городе?
Последнее слово я выделил интонацией.
Коллеги растерялись, кто-то стал листать бумаги.
– Иван Сергеевич, около пяти тысяч.
– Пяти тысяч? – воскликнул я. – В честь великого православного писателя – городок пять тысяч, а честь какого-то, кто, как вы говорите, «пописывал» – миллионник?
Инокиня Ольга кивала, пока я всё это говорил, потом ответила со сдержанной улыбкой:
– Иван Сергеевич, про писателя, которого вы сейчас упомянули, я не знаю, в списках во всяком случае его нет. Сусуман переименовывается в вашу честь.
Я покраснел.
– Ну, – промычал я, – это уже слишком! Я не заслуживаю…
А сам подумал – вот, суки! Нашли какую-то жопу мира с населением в пять тыщ! Долго искали наверно…
***
– Знаешь, Маш, чего мне часто покоя не даёт? Это я про нас.
– Интересно… – она отложила планшет. – Что у нас нет так? Давай, рассказывай.
Мы сидим у неё на кухне, утро, пьём кофе. Нам обоим скоро на работу. У неё интервью с кем-то из Президентов союзных республик, потом – вечером – выпуск новостей. У меня как обычно – раздолбайство в мэрии.
– Нет, всё так! – ответил я. – Я про твою работу. Вот когда ты ведёшь новости. На тебя же смотрит вся страна. Миллионы людей. И среди них десятки тысяч похотливых мужиков, которые воспринимают новости как порно, и в своём больном воображении прокручивают сцены с тобой!
Она расхохоталась.
– Ой, не могу, милый! Ну вообще на самом деле ты ошибаешься. Меня смотрит не вся страна.
– В смысле?
– Ну, меня смотрят только светлые. У темных другие новости. И другое телевидение вообще. У них приставки специальные и выделенные каналы вещания…
– И что там происходит?
– Ну я особо не знаю. Но там что-то очень напряжённое всё время. Про врагов нашей родины.
– Ладно. Но и среди светлых найдутся тысячи дрожащих мужиков, которые смотрят на тебя только затем чтобы… Чтобы…
– Стой! – оборвала меня она. – Дай угадаю. Смотрят чтобы дрочить?
– Да!!! – выкрикнул я.
Она опять засмеялась.
– Ну милый, зря ты так… Не все же такие как ты…
– Это что ты сейчас имеешь в виду?
– Ну как что. А то ты не знаешь!
– Ты на что намекаешь?
– Да всякий у кого есть интернет знает, что…
Я забрал у неё из рук планшет и кофе.
– Вставай! Пойдём поговорим.
– Пойдём, – она с улыбкой поднялась, – мне есть что тебе сказать! Только давай не очень долго, а то мне на работу…
***
Вот тебе на, бедные школьники, новый обязательный ЕГЭ. «Основы Православия». История церкви, изучение трудов отцов церкви, но в первую очередь, конечно, Священного Писания. Впрочем, к этому давно всё шло. Последние лет пятьдесят. Но вот другая новость показалась мне удивительнее – «Основы христианской веры» как обязательный предмет во всех университетах страны. Читается курс все четыре года бакалавриата, но может продолжится и магистратуре, если выбрал соответствующую специальность. А если ты физик, биолог, математик, программист и т.п., то «Основы» обязательны по любому.
Самое обидное, что приказ о внедрении пилотного проекта новой системы образования в Москве и Московской области стоит за моей подписью. Хотя я только сейчас о нём узнал, из интернета. Да, мои замы приносили мне доки на подпись, но разве я смотрю эти тонны бумаги! Да и смысл – могу ли я не подписать? Это только кажется, что в жизни у нас есть выбор и свобода воли, по фату нет.
Поехал к батюшке, как раз время встречи. Решил с ним перетереть эту тему.
– Здравствуй, отче! – заявил я с порога. Не знаю сам чего, в игривом расположении что ли был.
Он даже крякнул он такой моей фамильярности.
– Ну здравствуй, сыне! С чем пожаловал?
В общем, рассказал я ему о своём недоумении по поводу новой системы образования. Но так, мягко, чтобы не злить его.
– Я конечно «за», – это фразу я несколько раз повторил, про то, что я «за», – дело правильное. Особенно на гуманитарных факультетах, где изучают скажем философию. О чём она? Про что? Всё ведь про какие-то фикции, которые не поддаются никакому измерению…
– Пиздеж один, – кивнул батюшка.
Я сбился. Он обычно не ругался таким словами. Посмотрел на него внимательно, но нет, вроде в порядке, он в обычном расположении.
– Но естественно-научные факультеты? Физика, химия, биология… Там же другое важно знать в первую очередь, как устроено мироздание, из каких элементов состоит и как они взаимодействуют. Каковы реальные законы природы, управляющие всем на фундаментальном уровне…
– А кто создал это твоё мироздание? Кто законы придумал? – прервал он меня.
– Бог? – вопросительно посмотрел я на него. – Но зачем всё же четыре года, а то и больше, изучать «Основы вероучения», можно и покороче, чтобы время оставить для естественных наук…
– Не понимаешь ты, Иван, – устало вздохнул он. – В своей гордыне не видишь многого. Не трата это времени. Уж поверь – Священное Писание и комментарии к нему, тексты древних патриархов, изучение ересей и их опровержение, требует огромных способностей и интеллектуального напряжения. Похлеще высшей математики будет. Все самые сложные проблемы физики ничто по сравнению, например, с тайной Триединства. Так что ум развивает ещё как, получше логики, за четыре года способность к анализу будет такой, что ни одна задача не устоит.
– Вот, кстати, – оживился он, – друзья рассказывали из мира науки. Недавно поступила диссертация на соискание учёной степени доктора наук в области теоретической физики. Там про космологию, голограммы какие-то, квантовую завязанность или как там её. И знаешь что? Ни одной ссылки на Священное Писание! Ну ладно, хотя не ладно, конечно, но допустим, что ладно. Однако нет и никого из православных авторов! Как так? Библиография – более трёхсот ссылок. И ни одной по христианству… Ну, завернули диссертацию к едрёной матери.
– Как зарубили? В смысле? Диссертация-то по делу?
– Иван, ты слышишь что ли плохо? Как по делу? Диссертация по космологии, а про главный научный труд в этой области, где про творение – ни слова!
И он выпучил глаза, с выражением насмешливого недоумения глядя на меня.
***
Объявили экстренный выпуск новостей. Я, стараясь вновь наладить нормальные отношения с подчинёнными, позвал некоторых из них посмотреть. Среди них мой розовоглазый приятель и Ольга.
– Руководители отделов должны быть в курсе изменений в нашей стране, – строго, но не очень убедительно сказал я. Они расселись на диване и на стульях у моего стола, я остался в кресле. Я ловил на себе их опасливые взгляды, кто-то поглядывал на мою ширинку. Мне стало неловко, и я сделал звук погромче.
Проиграла музыка – вступление к новостям из оратории «Страсти по Матфею». Появилась Мария и, как мне показалось, едва улыбнулась, глядя из экрана прямо на меня. Внизу живота потеплело. «Это она специально», – подумал я.
– Срочная новость: депутат Государственной Думы от фракции «За царя и отечество» Антонина Мировая отправлена под арест за внебрачный секс. Интересно, что именно она была инициатором соответствующего законопроекта, вступившего в силу со вчерашнего дня. Напомню, что согласно закону, внебрачный секс приравнивается к уголовному преступлению и карается лишением свободы до десяти лет и отбыванием наказания в колонии строго режима…
Далее оперативная съёмка. С помощью какого-то приспособления сотрудники ФСБ в масках вышибают дверь. Дело явно происходит в недорогом отеле – видны ковры, стены с картинами небольшого формата, незамысловатые плафоны на потолке. Они врываются – сразу человека четыре, если не больше. Перед камерой появляется Антонина Мировая с любовником. Его голова у неё между ног, из-под одеяла видны только его волосатые ноги, она, приподнявшись и натянув одеяло на грудь, в ужасе смотрит на вошедших. Она растрёпана, рот искривлён в немом вопросе. Один из оперативников сдёргивает одеяло, под ним обнаруживается молодой смуглый парень. Он оборачивается и растерянно смотрит в камеру, затем закрывает ладонями лицо. Вся страна видит выпуклый морщинистый живот и дряблые груди шестидесятилетней Антонины Мировой. Но ей сейчас явно не до стыда за фигуру. На экране снова появилась Мария:
– Глава Карельской епархии, епископ (имя не разобрал), начальник Карельского монастыря-поселения, где отбывает наказание Дынин, дал для нашего канала комментарий по поводу случившегося.
Появился бородатый краснощёкий епископ на фоне зимней деревни. Крыши укрыты плотным слоем снега, из труб вьётся дымок, дети катают снеговиков и играют в снежки. Выслушав вопрос Марии, он заговорил, и изо рта повали густой пар.
– Я, как представитель Церкви, считаю, что наказание слишком суровое. Думаю, надо пересмотреть приговор депутату. Учитывая прошлые заслуги, вклад в законодательство… Ну да, бес попутал… Искушение… Всякий может оступиться.
– Каким по-вашему должно быть наказание? – спросила Мария.
– Монастырь-поселение! Тем более рабочие руки нам нужны.
Тут в ухо епископу влепили снежок. Он дёрнулся, потом посмотрел вправо и с хохотом убежал из кадра.
– Попалась, дура… Как говорится, не пили сук, на котором сидишь, – сказал кто-то из подчинённых.
– Вот это да… – протянул мой приятель. – Как же теперь?..
– Да, десять лет – это перебор… – покачала головой Оля. – Но с другой стороны мужики теперь чаще жениться будут. А то как ведь обычно бывает,поматросил и бросил.
***
Меня же во всей этой ситуации заботило другое. Тут налицо чистка рядов. Мировая – еллоу, посаженный до этого Дынин – розэ. Это означало, что даже светлые не защищены от репрессий. Пока что случаев с небесными не было, но кто знает? В общем, я беспокоился. В обоих случаях депутаты были наказаны за аморальное поведение. А я не сомневался, что ФСБ прекрасно осведомлена о моей связи с Марией. Значит, мы были в группе риска.
Когда я поделился с батюшкой своими переживаниями, он постарался меня успокоить.
– Тут какое дело, сын мой. Они же – Дынин и Мировая – нарушили законы, которые сами же и предложили. Тут наказание было неизбежным. Законы, безусловно, отличные, но их авторы – лицемеры…
Я подумал о том, что, вероятно, только лицемеры и предлагают такие законы, но не осмелился это сказать.
– То есть, – спросил я, – я могу не волноваться?
– Как сказать! Это смотря что ты будешь делать. Или точнее – чего не будешь делать.
– В смысле?
– В том смысле, что дурная инициатива наказуема.
***
Я вышел из офиса покурить на свежий воздух. Висит плотный туман. Он пахнет прелой прошлогодней травой. Запах очень приятный, он дурманит и кружит голову. Я закуриваю и аромат исчезает.
По улице бегут мальчишки, одетые чёрт знает во что.
– Молния, молния, молния! Кучин рассекретил небесного! Яхты, дворцы и золотые унитазы!
Они разносят газеты. С тех пор как всем тёмным запрещено пользоваться интернетом, опять вырос спрос на газеты. Запретили, чтобы поддержать печатные СМИ. Нужно признать, что помогло, но, с другой стороны, рухнул рекламный рынок в сети.
– Дай! – зову я.
Побегает чумазый мальчуган, протягивает свежий выпуск. Я протягиваю ему сотню:
– Сдачи не надо.
Он убегает счастливый, крича: «Ребя, ребя, дядя мне сотку дал». Газетный лист приятно шершавый, запах от него сырой, как от мокрой туалетной бумаги, но не противный. Давненько я ничего такого в руки не брал!
На первой странице две фотографии: Кучин и, о боже, батюшка. У Кучина прямой и чуть напряжённый взгляд – направленный прямо в глаза читателю. Батюшка взят в невыгодном ракурсе: стоит на улице с золотым телефоном около своего майбаха и почёсывает живот под рясой. Под фотографией надпись: «На связи с Господом?» В общем, всё ясно, газетой-то Кучин и владеет. Читаю: батюшка мой обвиняется в том, что живёт не по средствам. Яхта за пятьдесят миллионов долларов, вилла за семьдесят, особняки в Москве и Питере, личный самолёт, и т.д. и т.д.
***
Смотрел Марию. Точнее новости, но для меня они неразрывно связаны с Марией. В эфире батюшка – его поймали на выходе их церкви.
– Что вы ответите на обвинения Кучина в коррупции? – налетели на него с камерами и микрофонами.
Батюшка улыбнулся добродушно и посмотрел в одну из камер.
– Ну вы же все умные люди. Верующие, наверно? Что отвечать-то на всякие глупости… То, что он предъявил – это кисель, то, да сё. Это от лукавого у него… В церковь ему почаще ходить надо.
Батюшку заслонили охранники, и он сел в машину.
***
– Читал уже пасквиль про меня? – зло спросил батюшка, благословив меня.
– Слышал, слышал что-то краем уха…
– Да не ври! Об этом на каждом углу. Достал уже этот мудак. Прижал бы я его к ногтю!
Он легонько бьёт кулаком по столу и сердито мотает головой.
Я знаю, чего он злится – Кучин сам небесный, и его просто так не прижмёшь. К тому же, хотя я нюансы политических игр и расстановку сил не знаю, ясно, что у него есть покровители – те, у кого конфликты с батюшкой. Не всё гладко в нашем государстве!
– Ну да хрен ему! – вдруг прокричал он. – Вот наш ответ врагам народа!
И он протянул мне какую-то бумагу. Я аккуратно взял и прочитал. Речь шла о новом назначении – он стал сенатором.
– Вот поздравляю! – воскликнул я. – Это надо же…
Он уловил моё сомнение.
– Чего? – сощурившись, спросил он.
– Да ведь… Очень рад за вас! Редкий случай чтобы протоиерея назначили сенатором… Там ведь всё архимандриты да митрополиты…
– Накося-выкуси, – и он сунул мне под нос кукиш. Потом порылся в стопках на столе и протянул другую бумагу. Смотрю: посвящается в сан протопресвитера.
– Ого! – не удержался я. – Ого!
– А ты что думал? Что духовник у тебя жалкий лох?
– Что вы! Я так никогда не думал.
– То-то! Ладно, – успокоившись, сказал он. – Давай по делу. Как согрешил на неделе?
***
С самого утра творилось чёрт знает что. В социальных сетях все писали только о том, что началась третья мировая война. Однако никаких официальных сведений на этот счёт не было ни в газетах, ни по телевидению. Придя в офис, я с напряжением ждал первого выпуска новостей. Власти должны внести какую-то ясность. Утренние выпуски ведёт не Мария, но сейчас я в самом деле хотел просто знать новости.
В ожидании я порылся в сети в англоязычных источниках. Писали что-то странное – будто наши войска оккупировали соседние государства, что прямо сейчас состоится экстренное заседание СБ ООН, и что члены стран участниц НАТО совещаются уже с ночи. США, Великобритания и ещё кто-то объявили о разрыве дипломатических отношений с Россией.
Наконец, в 11 часов запустили экстренный выпуск. Ведущим был потомок А.С. Пушкина, горячий патриот, С.А. Пушкин.
– … в связи с ростом агрессии западных партнёров было принято решение ввести войска на территорию ряда прозападно настроенных государств, граничащих с Русью, где в последние годы создавались плацдармы для возможного вторжения. Этой ночью верховный главнокомандующий вооружёнными силами РФ отдал приказ о начале войсковой операции. Были введены войска на территорию Украины, Латвии и Эстонии, через Белоруссию и Калининград в Литву и Польшу. Одновременно с началом операции Президент и Святейший патриарх Всея Руси предупредил коллег в ООН и партнёров в НАТО, что ответная агрессия приведёт к масштабному ядерному удару по агрессорам.
– Не может быть, – только и пробормотал я.
Это апокалипсис. Ядерной войны не избежать! Не могут же все остальные страны молча смотреть на происходящее! С минуты на минуту НАТО объявит нам войну и всему миру конец! Удивительно, что они до сих пор это не сделали…
Я снова бросился читать новости в сети. Там было явно информации побольше, чем по телеку, хотя и довольно противоречивой.
С удивлением я прочитал, что Китай занял нейтральную позицию и пригрозил заблокировать в ООН любые действия против России, которые могут привести к разгоранию конфликта.
Как и всегда, меня больше всего поразили комментарии пользователей к этим устрашающим новостям. Изредка встречались точки зрения, осуждающие происходящее, но они стразу тонули в издевательских репликах патриотов, не имеющих отношения у сути вопроса. «Ааа, проклятый либераст, за свою жопу испугался? Ничего, и до тебя доберёмся!» Было и такое: «Превратим НАТО в радиоактивной пепел!»
***
– Батюшка, я вот не пойму, уже неделя прошла, а войну нам так никто и не объявил. Только экономическая блокада…
– И не объявят! Кто же хочет ядерную войну? Кому это надо. Ну а санкции… Чёрт с ними. Переживём! Вон Китай готов поставлять любую продукцию.
– Я слышал… А Китай чего такой добрый? Им то это зачем? Не боятся, что мы и к ним придём?
– Нет, не боятся. Туда фиг придёшь, у них и у самих есть ядерное оружие. Но вообще… Могу рассказать. Только по секрету, понял?
– Конечно! Никому!
– У Китая свой интерес – Мьянма, Лаос, Непал. Когда немного уляжется, они эти страны займут. А дальше будем договариваться о Казахстане… Как-то делить будем, там посмотрим!
***
– Милый, а если начнётся война? – Маша лежит спиной ко мне, а я глажу её. Моя рука путешествует по её горячему, влажному и как будто пульсирующему телу. Я чётко ощущаю текстуру её кожи. От неё слегка пахнет потом, но этот запах так мне приятен, что я поворачиваю её на спину, откидываю руку и впиваюсь в подмышку.
– Я позабочусь о тебе, не волнуйся, – шепчу я, глубоко дыша, – всё будет хорошо… Моя девочка, моя любимая…
Я разлепляю глаза и замечаю, что она улыбается.
– Какая же ты плохая… Выходи за меня замуж!
– Если утром не передумаешь, то давай, – говорит она, смеясь. – Давай покурим.
Мы садимся, она протягивает мне сигарету и зажигает. Я промахиваюсь мимо пепельницы, потому что не могу её разглядеть. Чёрт, и курить с ней так хорошо, так хорошо… Возьму ещё одну. Пока я курю вторую, она садится за моей спиной и начинает целовать меня. Я закрываю глаза и проваливаюсь в рай.
***
– Вот, смотри, – говорит она мне с утра, кидая на кровать распечатку.
Она выглядит отлично, бодра и улыбчива, чего не сказать обо мне. Она собирается, у неё интервью с какой-то шишкой в сенате. Я сажусь, прислоняюсь к подушке, кладу на ноги бумаги. Читаю.
«Еда по талонам для тёмных в день: 150 гр. чёрного или белого хлеба, банка свиной тушёнки (325 гр.) – в понедельник и среду, банка кильки в томате (240 гр.) – вторник и четверг, 150 гр. риса, гречки, макарон или картофеля. По субботам – 200 гр. молока или кефира и конфеты «Батончики» 2 шт. По воскресеньям 200 гр. водки и салат из морской капусты (200 гр.) Кофе или чай выдаётся порционно (в заваренном виде, 200 мл. воды) каждое утро на рабочем месте при условии прихода на работу не позже 8.00 утра.
Зарплата тёмных перечисляется в госбюджет. За счёт этого стало возможным увеличение зарплат бюджетникам: белые – без з/п, небесные – от 1 500 000 рубелей, светло-зелёные – от 1 000 000, розовые – от 500 000, жёлтые – от 250 000 рублей, оранжевые – от 125 000».
– Что это? – спрашиваю я.
– Тема сегодняшнего интервью, – отвечает она из ванной.
– То есть это что, тёмные теперь только по талонам отовариваются, а всю зарплату возвращают в бюджет? Смысл им платить её вообще…
– Да, смысла мало. Ну, может так проще.
– А как с одеждой? Здесь ни слова про одежду.
– Не знаю… Собираюсь выяснить.
Я задумался о судьбе тёмных. Это же они теперь как заключённые. Каково это почти каждый день жрать одно и то же?
– Маш, а почему белые-то без зарплаты? Они уж точно не по карточкам.
Она заглянула в комнату, уже одетая и накрашенная.
– А белым не нужны деньги. Они могут брать в магазинах всё, что считают нужным просто так.
– Ого, круто!
– Ладно, я побежала. Кстати, твоё предложение в силе?
– Какое? – не понял я.
Она подошла, встала коленями на кровать и поцеловала меня. Я попытался затащить её под одеяло, но она вырвалась.
– Мне пора! Пока-пока!
– До вечера.
С порога она напомнила:
– Кофе и сигареты на кухне!
Хлопнула дверь. Я встал и поплёлся на кухню. Что за предложение? Сел, отхлебнул горячий ещё кофе. Потом сделал ещё глоток, и ещё. Закурил. Господи, как хорошо любить и быть любимым!
***
Смотрел интервью с сенатором. Сидит жирный такой, живот вываливается далеко за ремень, салатовый галстук лежит почти горизонтально. Брюки по ширине и длине одинакового размера. Странно, думаю, а почему он в светской одежде? Лицо его лоснится, как будто смазано маслом. Рот очень узкий и толстые губы сложены в трубочку.
– А что, – тонким голосом отвечает он на вопрос Марии, – отличный паёк. И мясо, и рыба, и даже сладкое… Я бы сам такой хотел, но нельзя, я на диете!
Он со смехом хлопает себя по животу.
– Обратите внимание, что и выбрать есть из чего – не хочешь гречу, бери рис, не хочешь рис, бери картофель. Я считаю, что очень неплохо. Мы с тёмными обращаемся намного лучше, чем нацисты обращались с евреями.
– Безусловно, – кивает Мария. – Но как быть с одеждой? Она тоже будет выдаваться тёмным по талонам? В проекте об этом ни слова.
– Хороший вопрос, – задумчиво тянет он, как будто раньше об этом не думал.
Потом наклоняется к ней и доверительно сообщает:
– Я думаю, одежду им будут выдавать на работе. Рабочую. Скажем, комплект на год. А другой им ведь и не надо. А, верно говорю?
И он тонко расхохотался, глядя на Марию. Видно, что он к ней клеится, жирный урод, – думаю я.
Мария смеётся в ответ.
***
– Привет, как ты? – пишет Мария. – Ужасно скучаю по тебе.
Мы не виделись несколько дней, она в командировке.
– Я тоже, – отвечаю. – Только язык до сих пор болит.
– Ну ещё бы! Ты так старательно целовал меня. Не переживай, ты просто уздечку на языке порвал об нижние зубы. Так бывает. К нашей следующей встрече заживёт.
Мне становится слегка неприятно от этой её осведомлённости. Раз она знает, значит, я не первый, кто порвал. С другой стороны, я с самого начала знал, что она не новичок в плане отношений, и мне это нравилось.
Спустя минуту, видимо, догадавшись о моих тревогах, она добавила:
– Я тоже порвала.
Начинается совещание. Руководители подразделений собрались в моём кабинете. Вот Ольга села напротив в кресло, закинув ногу на ногу, так что между чулком и юбкой горит полоса крупной ляжки. Она смотрит на меня внимательно, и в этом её взгляде читается вызов. Но все мои мысли вертятся вокруг Марии. Я вновь и вновь возвращаюсь мыслями к её телу, и к тому, что мы делаем друг с другом. Это навязчивое наваждение и я периодически трясу головой, как будто у меня нервный тик, чтобы прогнать его.
Я рассказываю собравшимся о планах работы, о том, что от нас требуется в ближайшие дни в связи со сложной внешне– и внутриполитической обстановкой.
После совещания Оля задержалась.
– Иван Сергеевич, вы у зубного были? – сочувственно спрашивает она.
– Почему вы так решили? – удивился я.
– Мне кажется, вам сложно говорить…
Да, это правда. Не знаю, куда язык пристроить во рту, чтобы он не болел.
– Устал, устал, – невнятно отвечаю я.
Когда Оля выходит, я строчу Маше смс:
– Чёрт, еле совещание провёл из-за тебя.
В ответ смайлики.
***
Хотел Марии сделать приятное. Купил нам тур в Турцию. Думал, что съездим в отпуск на неделю. Я вообще не большой фанат пляжного отдыха, я предпочитаю по культурным достопримечательностям бродить, но подумал, что нам вдвоём будет не до высокой культуры.
Пляж, Шезлонги… Мы под зонтом лежим рядом. Жгучее яркое солнце, и тихо накатывает море. Рядом бар. Она, закрыв глаза, в полудрёме. Я пью ледяное пиво и любуюсь её сильным, загорелым телом. Он него веет жаром и я представляю, как, вернувшись с пляжа в номер, вдруг хватаю её, не дав зайти в душ, срываю купальник…
Тур стоил 850 тысяч рублей. Я взял лучше предложение из всех, что были на этот период.
И вот, читаю новости: «Росавиация отменяет все рейсы в Турцию в связи со сложной обстановкой в мире». Я даже затрясся от тихого бешенства. Опять? Недавно же только небо открыли…
Звоню батюшке. Он занят. Набираю высокопоставленному приятелю из ФСБ. Что за дерьмо? – спрашиваю.
Он объясняет, что дело тут, конечно, не в обстановке, а просто в том, что Турция осудила возвращение Русью исконных территорий – Литвы, Латвии, Эстонии и прочих. Это как бы ответная мера с нашей стороны – удар по их бизнесу.
Я возмущаюсь, говорю – как же так, русские люди накупили уже кучу туров, нельзя же так с собственными гражданами…
– Иван, – вдруг очень серьёзным тоном говорит он и держит паузу.
– Что?
– Так как маленький. Когда это государству не было насрать на рядовых граждан? Не нашему конкретно, а вообще, любому?
– В смысле? – не сразу понял я.
– В смысле, что для нас – светлых – есть дела и поважнее. А про себя не беспокойся. В министерство туризма позвони, тебе, как небесному, специальный рейс выделят. Полетите с вашей ведущей тушки греть…
– Постой! А откуда ты про ведущую знаешь?!
– Ой, да брось. Все знают. Ну ладно, давай, дела у меня. Надо будет встретиться, посидеть.
– Обязательно! Пока.
– Постой!
– Что?
– Ты это… На ведущей своей женись лучше. А то мало ли что. Сам знаешь, время сейчас военное.
***
В банкомат теперь не попадёшь. Как не зайду – всё очереди. Темные снимают последние сбережения, зарплату они больше не получают. И деньги какие-то смешные – по сто, двести рублей. Выглядят жалко, одежда поношенная и лица не весёлые.
Передо мной мама с девочкой лёт трёх. Девочка дёргает её за палец и повторяет:
– Мама, купишь мне киндер? Мама, купишь мне киндер?
Мама уставшая, смотрит куда-то в себя:
– Ты знаешь, денег нет…
– Мама, ну ты же обещала! Деньги же в банкомате есть!
– Нам тогда на еду не хватит… Что папа будет есть?
– А я с ним киндером поделюсь!
Я вышел, нашёл магазин рядом, купил упаковку киндеров, вернулся и девочке подарил.
– Это тебе от Святейшего, – говорю.
И ушёл. Ну к чёрту, буду водителя в банкомат посылать. Что-то у меня такое связанно с маленькими детьми, не могу видеть всё это.
***
– Ты охерел! – батюшка ударил кулаком по столу.
И глаза сузил, так что брови как штормовые волны над ними нависли, и смотрит на меня пристально, словно самую суть мою читая и не одобряя её.
– Что такое, святейший? – с перепугу ляпнул я.
– Какой я тебе на хрен святейший? Мозги последние протрахал с лярвой своей?!
Я замер. Что не так, думаю, где осечка была?
– Это что такое? – заорал он. И писклявым голосом, покачивая головой, повторил мои слова:
– «Это тебе от Святейшего»! Ты что под трибунал захотел, как враг народа? Или к Дынину с Мировой в пидлагерь?
– Да как же… Да откуда же…
– Да оттуда же, милосердный ты наш! Сразу сообщили! Да не один, а целых трое! Причём не удивлюсь, если среди доносчиков была та самая мама, чью дочку ты вдруг пожалеть решил!
Я опустил голову.
– Хорошо ещё, что сразу мне передали, твой друг из ФСБ, а то – попади не нам – не спасло бы твоё небесное звание!
– Каюсь батюшка… Просто… Просто жалко их стало.
– Жалко?! – опять заорал он. – Жалко у пчёлки в жопе знаешь где?!
Я вопросительно посмотрел на него, не поняв.
– Где?
– В жопе! Ясно?
Я кивнул.
– Ладно, – он успокоился. – Милосердие это, конечно, по-христиански. Только ты не Христос. Или готов на кресте повисеть?
Я отрицательно помотал головой.
– А раз не готов, то и сиди тихо. Вот тебе епитимья. Отныне и до особого распоряжения – никакого секса. Ослушаешься – монастырь.
– Батюшка! – умоляюще воскликнул я. – Да что же это такое опять? Причём здесь секс! Что вы всё секс, да секс… Чего вам это секс?
– Чтооо?! – страшно прогудел он. – Чтооо?! Пошёл вон!
***
– Маш, такое дело… Мне духовник запретил сексом заниматься…
– Надолго? – рассмеялась она.
– Что смешного? До «особого распоряжения»…
– И что же теперь делать, – сдерживая смех, спросила она.
– Не знаю, – тяжко вздохнул я.
– Ну не расстраивайся! Секс это ведь не самое главное в отношениях. Ты же меня любишь не за это, правда?
Мне стало обидно. Я так огорчён, подавлен, а она издевается надо мной. Как будто рада этой проклятой епитимьи!
– Ясно, – пробормотал я. – Ну пока, мне пора. Я напишу.
– Постой, – она обняла меня и ласково поцеловала в ухо. – Не спеши. Давай хоть напоследок согрешим!
Я с удивлением посмотрел на неё.
Она не выдержала и расхохоталась.
– Ну у тебя и лицо! Выражение, как у обиженного енота.
Я попытался встать, но она удержала меня.
– Милый, да брось ты! Этот твой батюшка, как к сыну тебе относится. Уверена, что ничего он тебе никогда не сделает. Покричит, пар выпустит и всё. Ты вообще хоть одну из его сексуальных епитимий выполнил?
– Нет.
– И что тебе было?
– Ничего…
– Ну вот. Расслабься. Пойдём лучше в музей, экспозицию из Уффици привезли.
