bannerbannerbanner
полная версияХозяин Москвы

Иван Александрович Гобзев
Хозяин Москвы

Порыл по сети, поискал ещё новости про меня, почитал комментарии к ним. Кто-то пишет, что я подонок, кто-то, что это очередной крутой постановочный видос от «Шмеля». Только специальные агенты ФСБ отстаивают, что это происки ЦРУ. Ну и ещё есть такие, кто просто оправдывает меня: «а чо, нормальный мужик!»

***

Шёл по улице домой. Решил по пути в магазин зайти. А у магазина ребята стоят, молодёжь. Курят, болтают о чём-то, смеются. Намётанным взглядом я сразу определил: двое жёлтых и один оранжевый.

– О, да это же Шмель, – воскликнул кто-то.

– Иван Сергеевич, – попросил другой, – дадите автограф?

– В другой раз, ребята, – махнул я рукой.

– Ну хоть покурите с нами.

– Ладно.

Я остановился рядом с ними, вытащил пачку, достал сигарету. Один из них как-то нарочито услужливо протянул мне зажигалку.

– Иван Сергеевич, а мы ваши поклонники. Все ваши видео смотрим!

– Молодцы… Ну там не всё смотреть стоит…

– Ну отчего же! Всё круто! Особенно где вы чувака на площади метелите и к сотруднице пристаёте.

Я напрягся. Их дружелюбие стало казаться мне наигранным.

– И ещё, Иван Сергеевич, а это правда, что вы всегда бухой и за вас всё ваши замы делают?

– Ясно, – я бросил сигарету на дорогу. – Идите на хер.

– Ну что же вы мусорите! А ещё хозяин Москвы!

Я направился к магазину.

– Да сам иди на хер, – негромко сказал кто-то из них.

Я резко развернулся и пошёл обратно. Они спокойно смотрели на меня. Один из них достал телефон и включил камеру. Но я был уже вне себя.

– Кто это сейчас сказал?

– Что сказал, Иван Сергеевич? Вам послышалось наверно… Или померещилось…

И они засмеялись.

Я размахнулся и попытался ударить ближайшего шутника в лицо. Он отпрянул, я попытался снова, в итоге мы сцепились и повалились на асфальт. Его друзья не стали встревать, наверно потому что я небесный, а бить небесного – уголовное преступление. Пока мы возились, они снимали всё это дело на камеру.

– Мелкий ублюдок, – шипел я, пытаясь применить болевой приём, – да ты знаешь каково это – быть Хозяином Москвы? Когда тебя бросила любимая женщина, когда ты никчёмный и пустой мудак, когда у тебя нет за душой ничего, кроме этого сраного значка?

Парень видимо занимался борьбой. Довольно быстро он оказался за моей спиной и выломал мне руку так, что я не мог пошевелиться.

– Иван Сергеевич, – спокойно сказал он, – если сдаётесь, то рукой свободной постучите.

– Сучонок, Иван Сергеевич никогда не сдаётся!

Однако ясно было, что сейчас он мне просто руку сломает, и мне пришлось постучать. Он тотчас меня отпустил и легко вскочил на ноги. Я сел. Слёзы обиды наполнили мои глаза. Они продолжали снимать.

– Камеру уберите, уроды!

– Иван Сергеевич, имейте в виду, это не мы на вас напали, а вы! Всё снято на камеру!

***

– Мать твою! Чёрт! – это были первые мои слова, когда я проснулся на диване в своём кабинете.

Всё, всё и всё, я должен уволиться. Тут нет вариантов, уволиться, уехать из страны, сменить пол… Тьфу, внешность то есть! Нужно срочно снять все деньги, пока мало ли, не заблокировали мои счета!

Тут я смутно соображаю, что никаких денег у меня особо нет, я всё тратил на подарки Марии, рестораны и всякое веселье. Вот и коллекционером недавно стал. Надо мной висит знаменитый шедевр Хая Мудли «Детская мазня». Похоже не детскую мазню, но на аукционе стоило за сто миллионов.

Надо срочно продать! – лихорадочно соображаю я. Вскакиваю и бросаюсь искать телефон. Ползаю на четвереньках, залезаю под ковёр, заглядываю под диван. Я падаю и переворачиваюсь на спину, внезапное возбуждение обернулось бессилием.

– Господи! – восклицаю я и вскакиваю. Залезаю на диван с ногами – так и есть, почти посредине «Мазни» торчит окурок! Холст прожжён практически насквозь. У меня холодеет тело и волосы встают дыбом.

– Так, – бормочу я, – кто эта сука? Какая сука это сделала?

Моё воображение захватывают всевозможные подозрения. Пока я спал здесь пьяный, пробралась Мария и, чтобы отомстить мне, сделала это? Тем более это она рекомендовала купить эту картину! Но, подумав, я понимаю, что это бред. Мысли о Марии отзываются болью в области живота – говорят, там болит, когда проблемы с поджелудочной. Только у меня проблемы с Марией!

Я становлюсь на колени и начинаю плакать.

– Маша… Машенька, – захлёбываюсь я, сглатываю, кудахчу и утробно рыдаю, – Мааашааа… Машенька… Мария ты Магдалина… Дева моя Мария…

Я слышу себя со стороны, и решительно вытираю слезы.

– Ты допился, Иван, – говорю как можно строже, – ты чего несёшь вообще?

Я встаю с колен и опять вижу прожжённого Хая Мудли – сигаретой марки, которую я обычно курю, в центре. В этот момент я вспоминаю, кто виновник.

– Ладно! – решительно говорю я, подхожу к двери и распахиваю её.

В офисе никого нет. Какие-то компьютеры работают, какие-то нет. В общем беспорядок – всё выглядело так, как будто его покидали в спешке.

***

Красивый юноша восточной внешности рассказывает новости. Он загорелый, из розэ, с полными сочными губами, большими глазами. Ресницы разлетаются и медленно смыкаются и мне кажется я слышу едва различимый хлопок. Маша как-то в шутку говорила, что ей нравятся такие вот губастенькие и глазастенькие смуглые мальчики. Меня захватывает приступ ревности. Я вообразил её с ним в постели. Точнее я не воображал, они сами ворвались в моё воображение: голые в золотистой полутьме, мокрые, блестящие. Его пухлые губы приоткрыты, а глаза наоборот призакрыты, с его жарким дыханием вырывается «Ах, Аааааах», беспомощное и полное блаженства… Они качаются, как в лодке, скользят, сглатывают, подёргиваются от мурашек, и «ах, аааах, ааааааах»… А он ресницами: хлоп, хлоп.

– Только не это, – шепчу я, стиснув зубы.

– Патриарх Константинопольский предан анафеме! – вдруг объявляет ведущий. – Из заявления пресс-службы Московского Патриархата следует, что евхаристическое общение между двумя церквами более невозможно. Отныне всякий, кто решит посетить службу Константинопольской православной церкви в любом её приходе попадёт прямо в ад!

«Трампарарампампамтамтам», – это новостная заставка пошла и анонсы других новостей.

Я замер с сигаретой, забыв даже о Маше. Мне не послышалось, он именно так и сказал «попадёт прямо в ад». Отчётливо и буднично.

Но я не успел осмыслить новость во всём её значении, потому что моё внимание захватила следующая новость:

– В центре Москвы совершенно нападение на Хозяина нашей златоглавой столицы, Ивана Сергеевича Шмелёва!

И мелькают кадры – очевидно из того самого ролика, который снимали ребята. Я пьяный лежу на асфальте, меня бьёт парень.

Появляется ведущий.

– В ходе спецоперации ФСБ все нападавшие пойманы и уже дают признательные показания. По предварительным данным была совершенна спланированная акция преступной ячейки тайного крыла Пентагона в Москве. Предварительно избив Ивана Сергеевича, диверсанты вкололи ему препарат, подавляющий волю и заставляющий жертву говорить всё, что от него потребуют, и заставили его произнести лживые фразы, порочащие его личность и государство…

Я выключил телевизор. В интернет лучше не заглядывать, ясно, что там всё это уже со вчера…

– Марина?! – в отчаянном порыве зову я.

Тишина. Никого нет.

И тут тишину прорезает звонок телефона. Я вздрагиваю. Батюшка! – каким-то мистическим образом угадываю я.

***

– Ты совсем осатанел, милый друг? – страшным голос кричит батюшка. – Быстро ко мне! От меня в Сибирь поедешь.

С тяжёлым сердцем я вызываю такси. Потом выхожу и стою на холодной сырой улице. Моросит дождь, дует промозглый ветер, но мне всё равно.

Ума не приложу, что мне делать в Сибири. Там я наверно совсем сопьюсь. Хотя больше я боюсь какого-нибудь другого наказания от батюшки. По дороге пишу Мариночке:

«Ты не знаешь, куда все пропали из офиса?»

«Иван Сергеевич, здравствуйте! Вы нас всех выгнали, сказали, что мы теперь безработные, потому что мэрия закрыта».

Я поднимаюсь к батюшке. Тихо стучу.

– Заходи! – резкий окрик.

Я робко вхожу и останавливаюсь на пороге.

– О, посмотрите! Он не мылся, не брился и неделю не менял трусы! И так он ходит на работу.

Я молчу и напряжённо думаю, к чему это он про трусы.

– Ааа, – продолжает батюшка, – так он же теперь не ходит на работу! Мэрия же закрыта! Вот какой он крутой, смотрите, взял и упразднил институт градоначальства, который не им, заметьте, не им, а самим богом был установлен!

Я невольно поднял глаза и посмотрел на него.

– Чего пялишься? Чего-то не так я сказал? Не нравится, что я про бога? Ах ты сука, ублюдок гребаный, тварь сраная, твою мать!

Он схватил планшет со стола и с силой бросил в меня. Я прикрылся руками, планшет ударил меня в плечо.

– А ты не закрывайся, падла! – закричал он.

Он весь покраснел. Ему стало тяжело дышать. Он схватился за сердце и скривил лицо.

– Ой-ой-ой, Иван, – прошептал он, – жаль я стар и немощен стал, а то бы сейчас вот этими вот ногами, этими вот, видишь? Надавал бы тебе по роже!

Некоторое время, отдыхая, он смотрел в окно. Потом трижды перекрестился.

– Планшет сюда дай!

Я поднял планшет, приблизился и протянул ему.

– Садись! – рявкнул он.

Я сел на краешек кресла. Он что-то поделал в планшете и протянул его мне.

– На, смотри! Да внимательно!

Я догадывался, что там будет.

И в самом деле. Ютуб, пятьдесят миллионов просмотров. Я лежу на асфальте, в слезах, и, хлюпая, хнычу:

– Когда тебя бросила любимая женщина, когда ты никчёмный и пустой мудак, когда у тебя нет за душой ничего, кроме этого сраного значка?..

– Что это? – вдруг снова заорал батюшка, так что у меня сердце вздрогнуло.

И передразнивая меня, повторил:

– Когда ты никчёмный и пустой мудак, когда у тебя нет за душой ничего, кроме этого сраного значка… Значит, сраного значка? Да? Ты, небесный и сравниваешь своё высочайшее положение с говном?

 

– Я не это имел в виду… – промямлил зачем-то я. Зря я это, конечно, вот эти вот дурацкие оправдания не приносят никакой пользы, это я понял ещё со времён школы. Но всё равно, на одни и те же грабли…

– А что ты имел в виду? – сразу же ухватился он. Что, поясни, пожалуйста?!

Мне нечего сказать, я молчу.

– Ты знаешь, что интересно? – уже спокойнее говорит он. – Что на Западе тебя признали самым популярным блоггером в мире! И ты там номинирован на какую-то премию. И большинство считает, что всё видео постановочное.

– На какую премию? – не удержался я.

– Вы посмотрите! – закричал он. – Посмотрите на него! Оживился! Премию захотел!

Успокоившись, добавил:

– Какая-то эмтиви авардс, хрен его знает. Но ты её не получишь, не переживай. Потому что через неделю уезжаешь в Сибирь. Уволить тебя нельзя, ты небесный… Да и не в этом дело.

Он вздохнул.

– А в чём дело? – осмелился спросить я.

– Ну да, – кивает он, глядя в сторону, с явным раздражением, – куда тебе знать! У тебя дела поважнее, ты за новостями федерального собрания и администрации Президента Всея Руси не следишь.

Он молчит и смотрит в окно, бледный. Я гадаю, что сейчас будет, он заорёт, бросит в меня что-то или ещё что. Но он просто говорит:

– Ты бессмертный теперь. Таков указ высочайший. Всё мы, стоящие у кормила государства, теперь бессмертные.

Я не понимаю его.

– Я не понял, – признаю я. – А что будет, когда мы умрём?

– А мы никогда не умрём, – спокойно отвечает он. – Когда придёт срок, мы во плоти взойдём на небеса и превратимся в святых. Нас будут почитать в церквах, возносить нам молитвы, поминать в определённый день. Просить об излечении. То есть понимаешь, ты, говно такое, что ты уже святой практически?

Помолчав, он продолжил с особым почтением в тоне:

– А вот Президент Всея Руси, Красно Солнышко, когда наступит черёд, перевоплотится для новой жизни и вернётся к людям в новом теле. Потому что как люди без него?

– В смысле? – не поверил я. – Как перевоплотится? Метемпсихоз что ли?

– Ай умный какой! – с сарказмом покачал головой батюшка. – Иль реинкарнация ещё сказать можно! Думаешь, я этих слов не знаю?

– Да я не про это! В православии же нет переселения душ…

– А ты кто такой, чтобы говорить мне, что в православии есть, а чего нет? Всё, приём окончен.

***

Вот уж правду говорят, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь!

Я сначала подумал, что батюшка пошутил про премию. Но нет, только выйдя от него, я сразу зашёл в сеть (из огня да в полымя). Действительно, я номинирован на самую престижную премию для блоггеров в мире – MTV Blogger Awards. Её мне ещё не дали, но во всех почти англоязычных источниках я проходил как претендент номер один. И это было заслужено – число моих подписчиков превышало сто миллионов. Обидно, что тот, кто создал канал «Шмель», и размещал на нём видео, думаю, зарабатывал очень и очень неплохие деньги на мне.

Вот так. «Самый популярный блоггер в истории WWW». Странно в жизни бывает – стремишься к одному, позиционируешь себя как-то, думаешь, что ты такой-то и такой-то и хочешь преуспеть в том-то и том-то, а в итоге оказывается, что твой талант совершенно в другом! И многие, – подумал я с горечью, – так и умирают, не найдя себя.

Но всякую радость что-нибудь, да омрачит. Я тут же сообразил, что в Сибири у меня едва ли будет возможность и дальше радовать моих поклонников. В глуши, в тайге, среди оленей и кур, и остатков малочисленных народов Севера разве что сопьёшься окончательно.

Хотя и там при желании можно что-то придумать! Правда, дело в том, что я ведь ничего и не придумывал. Все эти мои выступления были чистой случайностью, стихийным порывом. Так наверно и создаются шедевры.

Я полистал комментарии под видео с моим последним перфомансом. Их набралось несколько тысяч, но сразу стало ясно, что преобладают положительные отзывы. Были конечно и агрессивные, куда уж без них. Но все они были такого рода, что дискредитировали не меня, а своих авторов.

А Мария? Что интересно подумала Мария? Неужели она не пожалела теперь, что бросила меня – звезду с мировым именем? Этого я не знал, и знать не мог. Но какое-то сладостное и одновременно горькое чувство зашевелилось в глубине, что-то вроде мести – мне ведь так хотелось чтобы она жалела!

***

Меня опять вызывал батюшка. В этот раз он был мягок, как в старые добрые времена.

– Садись, – сказал он сразу, минуя моё желание взять у него благословение. – Обойдёмся без этого, Иван, хорош лицемерить. Знаю я, как тебе нужно моё богословие…

– Почему… – стал я оправдываться, – я человек верующий…

– Ты ещё скажи, что в церковь ходишь!

– А как же, бывает…

– Бывает! – горько усмехнулся он. – Вы послушайте его! Он, оказывается, иногда соизволяет… Вот что, Иван! Это и хорошо, что ты туда не ходишь, потому что если бы ты и в церкви отмочил какой-нибудь свой номер, то тебя сожгли бы на костре и я бы первый поднёс факел!

– Ну почему… – опять попытался я возразить, но он меня резко оборвал:

– Хорош оправдываться! Хватит! Что за манера у тебя подростковая… Я, я, я, не такой, не сякой…

Мы помолчали. Он сидел с таким лицом, как будто съел кислое говно и ему теперь очень неприятно.

– Ох, Иван, – наконец тихо произнёс он, – умеешь ты настроение с утра испортить.

– А это вы серьёзно, что меня бы сожгли?

– А ты не знаешь? Новости смотришь, Хозяин, твою мать, Москвы? Хотя какой ты уже Хозяин. Другой назначен…

У меня внутри похолодело, но я постарался не показывать вида. Он продолжил:

Ещё вчера в первом чтении приняли закон о Ренессансе Инквизиции.

– В смысле – Ренессансе?

– В прямом. Закон так и называется: «О Ренессансе Инквизиции». Или ты не знаешь, что такое Ренессанс, интеллектуал ты наш?

– Да знаю я, возрождение… Просто у нас не было никогда инквизиции…

– Ну вот. Теперь будет. В Патриархате скоро организуют особый отдел по борьбе с преступлениями против веры. И там всё строго… Пытки, костёр. Никто не застрахован.

Он достал из тумбочки бутылку коньяка и стакан, налил себе. Засунул руку за воротник, потёр шею, оттянул рясу от горла, как будто ему душно было.

– Вчера с новым Хозяином посидели… Тоже не дурак выпить, как и ты! Выпить не дурак, а по работе – полный мудак!

Он выпил залпом, покраснел, скривился и прокряхтел:

– Тебе не предлагаю, тебе нельзя.

Переведя дух, он сказал уже нормальным голосом:

– В общем, Ваня, не духовник я тебе больше. Будет у тебя другой. Сам понимаешь, я в Москве, ты в Сибири. Не уверен, что он будет так же терпелив, как и я. Человек он суровый, либерал. Всё пост, да молитва, да самобичевание. Закрывать глаза на твои проделки он не будет. Так что смотри, на костёр не попади! Зла я тебе не желаю, потому что полюбил тебя…

Я невольно вздрогнул.

– Ты чего?

– Ничего…

– Полюбил я тебя, как сына. Ну да ладно! Удачи тебе!

Я понял, что аудиенция окончена, встал и направился к выходу. Перешагнув порог я повернулся к батюшке, перекрестился и отвесил поклон, как при выходе из храма. По растерянности. Он глаза открыл широко от удивления, но дверь тут сама доводчиком закрылась.

Я вышел в новую жизнь.

***

Первым делом я зашёл в сеть посмотреть, кто новый Хозяин. Человек мне незнакомый почти, один раз только видел его мельком в Совете Федерации, вроде как сенатор он был, и епископ конечно же. Небесный. Понять – повышение это или понижение я не мог. Вроде к Сенаторам требования повыше. А Москвой управлять – всякий дурак может, ты только делай, что помощники говорят, да бумаги подписывай.

Хотя может быть и так, что решили поставить Хозяином как раз человека, который в теме и дела будет делать, а не свадебного генерала вроде меня. В общем, не знаю. Но вид у него такой жёсткий, взгляд колкий, ясно, что с ним не забалуешь.

Ладно. Но обидно всё же где-то в глубине души. Неужели я был так плох?

Набрал свою фамилию в новостях. Так и есть, уже везде написано. Вот, например – «Ивана Шмелёва переводят на должность Хозяина Сибири, в особо сложный регион, как опытного хозяйственника, зарекомендовавшего себя…» Дальше я читать не стал.

А вообще я люблю природу. Там тайга, дикие животные… И Мария меня там быстрее отпустит, в глуши. Может и жизнь там начну нормальную наконец, а не вот это вот всё. Да точно начну…

Тут я вспомнил слова батюшки про инквизицию. Набрал, смотрю, в самом деле, да. «Закон о Ренессансе». Причём батюшка-то ошибся в названии, не «… о Ренессансе Инквизиции» а просто о «… Ренессансе». Закон только первое чтение прошёл, но уж ясно было, что спущен он с самого верха и пройдёт все остальные, с мелкими поправками для приличия. Как батюшка и сказал, будет создан Отдел с преступлениями против веры «Святая инквизиция». Среди полномочий предусмотрены: «…допрос с пристрастием, колесование, четвертование, дыба, костёр и проч., в зависимости от тяжести преступления». Основанием для вступления полномочий в силу, то есть, инициации деятельности Отдела являются свидетельские показания очевидцев, наблюдающих случаи ворожбы, ереси, неуважения в вере и проч.

Я занервничал. Надо было спросить у батюшки, кто мой духовник новый!

***

– Иван Сергеевич?

– Я, – хрипло и раздражённо ответил я. Я спал, звонок разбудил меня.

– Это отец Иоанн.

Голос был вежливым, но в нём чувствовалась настойчивость и какое-то давление.

– Что за Иоанн?

– Ваш новый духовный наставник. Отец Елизарий дал координаты…

– Какой отец Елизарий?

– Ваш предыдущий духовный наставник.

Чёрт, я и забыл уже, что его так зовут. Да и знал ли вообще когда? Вот, ведь бывает…

– Я вас слушаю, – я поднялся с кровати, невольно бросив взгляд на смятую постель. Наволочки пожелтели от пота, простыня собралась трещинами и вся в каком-то соре, одеяло сбилось в пододеяльнике, но мне всё лень поправить. Надежда хотела поменять, но я ей запретил, это бельё помнило ещё тело Марии. Запах уже давно выветрился, но её волосы всё ещё оставались. Поэтому я всё спал как бы с ней, с частичкой её. Конечно, лучше было бы выбросить это бельё, но я не мог. Закрыв глаза, я увидел перед собой её лицо, и в который раз ужаснулся мысли, что она не со мной. Я чувствовал, что это нечто неправильное, даже невозможное, противоречащие смыслу моей жизни – то, что она не со мной. Это чувство в последнее время посещало меня часто и каждый раз вызывало панику.

– Этого не может быть, – пробормотал я, с силой зажмурившись и замахав свободной рукой перед лицом, как бы отгоняя её призрак.

– Иван Сергеевич? – сказал отец Иоанн. – Вы меня слушаете?

Нет, я его, честно говоря, не слушал.

– Прошу прощения, отец Иоанн, связь плохая очень, обрывается… Вы не могли бы…

– Иван Сергеевич, вкратце – предлагаю сегодня увидеться.

– Ммм, дело в том, что я ещё не в Сибири… Нужно завершить дела здесь, и я только через неделю…

– Вы меня не услышали. Я в Москве-граде. Жду вас в семь вечера по адресу переулок Обуха, дом пять. На охране скажете, что вы ко мне, вас проводят.

И он отключился. Я же остался в некотором недоумении – он не приглашал, а приказывал мне явиться.

***

По дороге на Обуха пять посмотрел в сети, что там находится. Научный центр неврологии! Однако. Ладно, может, он учёный по совместительству. Это обычное дело, среди наших чиновников высшего разряда немало поэтов, художников и учёных. Посмотрел историю – раньше там располагался НИИ, который занимался исследованиями мозга Владимира Ильича Ленина. А ещё раньше там была христианская больница, построенная на деньги немцев-лютеран – в начале XX века. А революционное дело Ленина спонсировала, кстати, Германия… Вот совпадения!

Теперь называется «Отделом исследований мозга».

Тогда не очень удивительно, что там делает о. Иоанн – определённая логика есть. Ленин же святой. Но всё же…

Я ехал на метро. Было пасмурно, пробки и я решил не брать машину. К тому же я люблю иногда пройтись по старым московским улочкам и переулкам. Что-то в них есть такое, что щипает меня за душу. Бывает, увидишь какой-нибудь двор, или особняк за забором с запущенным садом или просто видавший виды фасад, и что-то накатывает на тебя…

Да и в метро я не был давно. А там люди – красные, синие, фиолетовые. Оранжевые с жёлтыми редко попадаются. Чёрных и коричневых не видел, но им вроде, не помню точно, кажется запрещено пользоваться метрополитеном. Фили держатся особняком от блюварей и редисок. Хотя и приравнены к ним давно уж. Изображают из себя благородных. Что напрасно – только больше раздражения у народа вызывают. Бывших начальников не любят, а если те ещё и воображают, то тем хуже.

 

В вагон еле втиснулся, час-пик, так ещё не все влезли, куча людей на перроне осталась.

На меня все они даже смотреть боялись. Ну, конечно, небесный и в метро, это что-то вроде богоявления. Конечно, я как в вагон зашёл, сразу полвагона поднялось, в том числе женщины и старика – место мне уступить. Я запротестовал – жестами показываю, что постою. Но никто обратно не сел.

В общем, тягостное чувство. Вышел из метро на Курской – как из ада в рай, сразу полегчало. Больше, решил, в метро ни ногой.

А на улице благодать. Перешёл Садовое и двинулся по Воронцову полю. Небо густое, серо-белое, сыплет редкими тяжёлыми каплями.

Свернул на Обуха. Тут моё сердце замерло – я здесь жил давным-давно, и сейчас как будто услышал зов из детства. Словно самого себя маленького встретил. Постоял с минуту как заворожённый, прислушиваясь и приглядываясь.

Пошёл дальше. Смотрю по карте в телефоне – вот оно, Обуха пять, оно же, кстати, Воронцово поле четырнадцать. Красный кирпичный старый дом, обширный, с длинными фасадами, шпилями, фронтонами и башнями. Стиль не могу определить, но есть что-то готическое.

Вход я нашёл не сразу, потыкался с разных сторон. На проходной сказал, что к отцу Иоанну и попросил объяснить, где его найти. Но охранник проигнорировал мой вопрос и потребовал предъявить документы. Я даже не нашёл слов от удивления, и проверил только, виден ли мой значок небесного. И взглядом дал понять охраннику, куда надо смотреть.

– Ваши документы, – твёрдо повторил он.

Охранник не рядовой – жёлтый. Но всё-таки.

– Ты ненормальный? – спросил я.

– Ваши документы, – повторил он, беря рацию. – Иначе я буду вынужден вызвать службу безопасности.

– Нет у меня документов! Я их не ношу с собой! – раздражённо повысил я голос.

– В таком случае я не могу вас пустить.

Я взял телефон, нашёл звонок о. Иоанна и набрал ему. Звонить пришлось долго, минут двадцать. Я уже был на улице, крайне злой, и собирался ехать прочь, когда он ответил.

– Отец Иоанн у аппарата! – бодро сказал он.

– Добрый день, – не скрывая раздражения начал я, умышленно не обращаясь к нему как положено, – это Иван Шмелёв. Я пришёл, как мы и договаривались, к девяти. Меня какой-то мужик странный, жёлтый, не пускает без документов, а я не понимаю, какого чёрта мне документы нужны, раз я небесный.

– Ну-ну, будет вам, – Иван Сергеевич, – расхохотался он. – Не сердитесь, прошу прощения покорно! Моя вина – забыл сказать про документы. Объект у нас режимный, так не пускают.

Успокоившись, я вернулся. На походной меня встречал сам отец Иоанн. Высокий, стройный, взгляд острый. Волосы тронуты сединой, зачёсаны назад, усы подковой, борода клином. В чёрной простой сутане.

Не дожидаясь моей просьбы о благословении, которой и не было бы, он кивнул с кроткой и мягкой улыбкой, и сказал:

– Пойдёмте.

Мы куда-то пошли. Коридор, второй, третий, лестница вниз, кирпичные своды, тусклый свет. Я заметил вдруг, что о. Иоанн оставляет за собой мокрые следы, но что это, во что он вляпался, при таком освещении было не разобрать. Навстречу нам попался монах.

Он склонился при нашем приближении и произнёс:

– Благословите, Великий инквизитор!

***

Мы зашли в подвальное помещение. Там был яркий свет, который меня на секунду ослепил. Но я сразу понял, что происходит тут что-то необычное.

– Иван Сергеевич! – громко обратился ко мне о. Иоанн, – узнаёте еретика?

На столе посредине комнаты лежал мокрый грязный человек, привязанный за руки и на ноги тросами к какому-то механизму. Под столом решётка для слива, и шланг. На бетонном полу красные следы. Это же дыба! – сообразил я.

– Боже мой, – прошептал я, покачнувшись, – это что такое…

– Это ваш друг, Иван Сергеевич! Точнее тот, кто выдавал себя за него! А на деле злейший враг Господа Бога нашего.

– Ну-как, Серёжа, взбодри!

Толстый мужчина в балахоне потянул за какие-то рычаги. Тело на столе напряглось, натянулось и человек закричал. Тут я его узнал, это был мой розовый приятель Кирилл. Он тоже меня узнал.

– Иван! Иван, – торопливо прохрипел он, – это ты?! Пожалуйста, забери меня отсюда!

– Не спасать он пришёл тебя, – строго сказал о. Иоанн. – А свидетельствовать! Давать показания против тебя, грешника.

– Я и так вам всё рассказал, всё вам рассказал, – заплакал он.

– Только то, о чём мы сами сказали, да. А о чём мы не спрашивали? Ну-ка, Серёжа…

Тут меня начало рвать. И зрелище было невыносимо, и запах. Я бросился к выходу.

– Иван! – закричал мне вслед о. Иоанн. – Куда вы? А показания?

За дверью меня основательно вырвало. Я постоял некоторое время согнувшись, опираясь рукой на стену, отдышался. Потом ответил, не заходя обратно:

– Я не буду давать никакие показания… Вы чего творите?!

– Иван, Иван! – тонким голосом звал меня Кирилл, – не уходи! Это из-за тебя! Прости, пожалуйста, я не знал, что творил… Я буду молиться за тебя всю жизнь…

– Кирилл! – закричал я. – Я вообще не знаю, почему это с тобой делают! Я постараюсь помочь!

В дверном проёме появился о. Иоанн и показался мне на две головы выше, хотя роста мы были почти одинакового. Он посмотрел мне прямо в глаза этим своим острым, пробивающим взглядом, и сказал спокойно, вдруг перейдя на «ты»:

– Не могу тебя отпустить. Я теперь отвечаю за твою душу, сын мой.

– Да пошёл ты в жопу, маньяк грёбанный! – закричал я ему в лицо. Я захотел двинуть ему, но сдержался, испугавшись, что могу оказаться рядом с Кириллом.

Он ничего не ответил, продолжая напряжённо пялиться на меня. Кирилл заверещал:

– Ты не прав, ты не прав! Отец Иоанн очень, очень хороший человек! Он добрый… Он… Отзывчивый!

Я уже бежал к выходу, втайне боясь, что мне не дадут уйти. Похоже, в этом месте социальное положение ничего не значило, если даже розового вот так запросто пытали. Но меня никто не остановил.

***

Звонил батюшке, пытался что-то сделать для Кирилла. Но батюшка говорил холодно, сказал, что помочь ничем не сможет. Не его епархия, как он выразился, Святая Инквизиция подчиняется напрямую Президенту Всея. А про этого «козла» розового он слышал, и поделом ему.

Обессиленный, я заглянул по пути к метро в какой-то бар. Утро, зал пустовал. Работал телевизор, шли новости. Подошёл официант, я заказал пиво.

Была сводка уголовной хроники. Показали арест правозащитника, который в интернете «глумился», как выразился ведущий новостей, над освящением ракеты. Задержание проводила недавно сформированная оперативная служба Святой Инквизиции. Крепкие бородатые люди в шлемах и бронежилетах поверх чёрных сутан волокли задержанного по асфальту. Он дико озирался по сторонам, уронил очки, но их никто подбирать не стал. На меня почему-то произвели впечатление грубые сапоги оперативников с подбитыми гвоздями большими подошвами. Они быстро мелькали над дорогой, унося бедолагу в подвалы о. Иоанна.

***

Лежал в постели, Надежда на кухне завтрак готовила. Кстати, о Надежде – думаю всё, брать её с собой в Сибирь? Если честно, ничего из прошлой жизни брать не хочется, а хочется начать с чистого листа. Но и так просто бросить её жалко. И тут меня осенило – я оставлю ей квартиру!

В Сибири-то мне новое жилье дадут, и думаю что хорошее. А там я и денег накоплю. Вряд ли зарплата маленькая будет.

Настроение поднялось. Я нашарил телефон в складках одеяла. Первым делом по привычке – новости на закрытом канале для светлых. Первым, но не на первом – я инстинктивно избегаю новостей Первого канала, потому что не хочу видеть Марию. Мне и при одной мысли-то о ней сердце распирает как будто приступ начинается.

Смотрю результаты пресс-конференции нового Хозяина Москвы. Читаю: «Одной из важнейших задач считаю приведение в порядок Парка «Заряди-ка». Практически с самого начала это место стало излюбленным для интимных свиданий молодёжи. Камеры постоянно фиксируют таковые встречи в различных уголках Парка. Впрочем, неудивительно, как корабль назовёшь, так он и поплывёт…»

Ага, это камень конечно в мой огород. Ты и подсидел меня наверно, милый человек!

Ну а что такого? Отчего молодым людям в Парке не заняться любовью?

***

В Англии массовые протесты. С погромами. Люди переворачивают и жгут машины, разбивают витрины, нападают на полицейских. Остров охвачен бурей народного негодования. Что они требуют, эти радужные флаги?

Требований много, но вот основные: повышение зарплат; сокращение налогов; остановить приток мигрантов; отставка премьер-министра, доступное жильё, новые рабочие места, выйти из НАТО и вернуться в Евросоюз.

Рейтинг@Mail.ru