Иван Александрович Гобзев
Хозяин Москвы
Мера пресечения, которую мне избрали – это самое меньшее, чего я заслуживаю…
– Какая мера пресечения-то? – спросил я Ольгу.
– Колония-поселение, – сдержанно ответила она.
– Хорошо, что не расстрел!
– А по-моему плохо, – уверенно сказал Кирилл.
– А я не знаю даже, – сказала Ольга.
– Единственное, о чём я жалею теперь, – продолжал Дынин, – в ожидании исполнения приговора, это нельзя наказать меня как-нибудь более сурово… Например, расстрелять!
***
Я сначала был потрясён, что Мария не бросила меня сразу после ролика, получившего в сети название: «Вы видели это?» Но она общалась со мной совершенно как раньше, между нами и тени не промелькнуло. Но потом я понял, в чём дело. Такова женская природа. Если уж женщина кого-то выбрала, то запас её терпения велик. Она будет держаться за тебя вопреки всему, будет прощать, верить и ждать. Ну, до какого-то предела, конечно. Хотя некоторые терпят всю жизнь – как моя мать, например.
И это вызывает во мне печаль. Я думаю, женщина, едва заподозрив, что её избранник ведёт себя как мудак, должна немедленно, срочно, сию секунду порвать с ним всякие отношения. Потому что мудак не перестанет быть таковым, наоборот, он раскроет весь потенциал своего мудачества со страшной, разрушительной, уничтожающей всё силой, но сделает это постепенно. Все его комплексы, подавленные желания, личные проблемы и злость выплеснутся на ту, что рядом с ним, и поглотят её, утопят, лишат воли. И самое страшное – убьют женственность.
Когда он умрёт, она, уже старая, променявшая свою жизнь на его жизнь – его тщеславие и жалкие устремления, будет подолгу плакать и обвинять себя в том, что мало заботилась о нём. Но пройдут годы, а вместе с ними и страдание, и тогда, когда наступит уже её черед умирать, она скажет своим детям:
– Только не хороните меня рядом с этим мудаком!
Конечно, ко мне это всё не имеет отношения. Моя провинность была смешной и нелепой. А Мария умная женщина, она не из тех неуверенных в себе девочек, за счёт которых в детстве самоутверждались их матери, и которые будут держаться за любого, как за последнюю надежду. Нет, Мария сильная и волевая, и если она выбрала меня, значит я того стою.
***
Подписывал документы сегодня. Мои помощники принесли. Проект Парка в Центре Москвы. Планируется большой парк с различными зонами развлечения и отдыха для низших цветов. Стоимость – я ахнул – десятки миллиардов.
– Всё-таки заботимся о простом народе, – говорю помощникам. – А?
Они кивают с почтением, но молчат, типа подписывай быстрее, лох. А я пытаюсь заигрывать с ними, неловко мне, что меня за пустое место держат. Но от этого нарочитого заигрывания выгляжу только глупее. Лучше уж не выделываться, не изображать из себя то, чего нет, быть с ними сухим и строгим.
Подписываю, там много-много страниц, и читаю заодно – мало ли, чтобы против меня ничего так не было. Хотя вряд ли, конечно.
Подписываю молча, понимаю, что нет смысла делать вид, что я что-то контролирую. Но мысль новая в голову пришла и не удержался я:
– Хотя ведь за эти деньги можно было бы сколько школ, детских садов построить новых, поликлиник! Это же бедным понужнее будет, а?
Помощники точно так же покачали головами, но с улыбками, выражающими сомнение.
– У нас нет бедных, Иван Сергеевич! – сказал вдруг один из них почтительно, но и слегка как бы поучительно.
– Ну да, ну да, – согласился я, и продолжил.
Почти всё пописал, последние пару листов – так, чисто формальных, оставили на пресс-конференцию. Журналисты уже собрались внизу, в конференц-зале, ждут.
– Иван Сергеевич, – говорит помощник, – вы памятку всё-таки ещё раз просмотрите, пожалуйста!
И смотрят елейно, но настойчиво. Ох, и раздражает эта их снисходительная почтительность. Чувствую себя каких-то ущербным, вроде неполноценного принца-наследника при дворе короля, невменяемого придурка, которого все терпят, потому только, что статус у него высокий.
Я не стал спорить, хотя читал уже пресс-релиз. Пробежал ещё раз мельком, там всё просто и понятно, и бросил на стол.
– Ну, я готов, – говорю.
– А вы пресс-релиз не возьмёте? – спрашивают помощники настойчиво.
– Зачем? – тут я уже раздражаться начал. – Я что, по бумажке читать должен?
Они промолчали, склонили головы передо мной.
Вышли мы в холл, направились к лифу, они спереди, двери передо мной открывают, лифт вызывают. В лифте зеркало большое, я как-то себя даже не сразу узнал, когда заходил. В дорогом костюме, высокий, стройный, красивый. И такой элегантный. Сам себе улыбаюсь – обаятелен до невозможности.
Да, какой же я классный!
Вышли к журналистам. Я ручкой им сделал, улыбнулся мило. Они фотографируют, щёлк-щёлк, кто-то не удержался и в ответ мне улыбнулся. Там и зарубежная пресса была. Сели с помощниками, они документы передо мной разложили быстро. И один из них, сука, всё-таки памятку ту возьми да и положи рядом. Я разозлился не на шутку, но не показал, просто взял её и под другие документы засунул.
– Коллеги! – сказал один из помощников. – Минуту внимания! Сейчас Иван Сергеевич сделает короткое сообщение, а потом ваши вопросы!
Я придвинул микрофон, опять улыбнулся и поздоровался.
– Добрый день, друзья! Сегодня важный день. Я утвердил проект создания Национального парка в центре Москвы…
И не могу вспомнить, как правильно парк называется – на языке вертится, но не даётся. Такое бывает от волнения на публике, не можешь собраться. Продолжаю говорить, а сам рою на столе листы, ищу памятку, но никак не могу найти. Смотрю краем глаза на помощника справа, но он сидит с бронзовым лицом и глядит в зал безразлично.
– Парк «Заряди-ка», – говорю наконец я, – станет важным объектом культурного наследия. Но предназначен он в первую очередь для народа. Здесь будет и удивительный ландшафтный дизайн, и зоны отдыха, и развлечения. «Заряди-ка» – уголок природы в самом сердце Москвы!
Говорю, и сам думаю: Иван, блять, только больше не повторяй этого слова! И вдруг опять: –Заряди-ка…
Потом вопросы пошли, все подняли руки, но помощники мои быстренько свернули презентацию. Поблагодарили меня, и уходя сказали, что принесут документы на переподпись. Я не сразу понял, зачем, подписал же.
Батюшка, я прямо предчувствовал, позвонил сразу, как я на свой этаж поднялся.
– Иван! Ты ебанулся?! – закричал он не своим голосом. – Что за Заряди-ка?
– Да я это… Вылетело из головы…
– Да я знаю! Знаю я, что у тебя на уме, олень проклятый! Да Зарядье, пятьсот лет уже как!
– Знаю я, что Зарядье, знаю! – пробормотал я. – Я там жил рядом долгое время…
– Короче, обосрал ты нас на весь мир! Теперь уж ничего не поделаешь, ты раз десять под запись назвал парк этим словечком своим! Останешься ты в истории, Иван, ох останешься на века в памяти народной как мудрый градостроитель!
Я в предынфарктном состоянии в офис зашёл, стакан виски налил, залпом выпил. В общем, чем ты главнее, тем больше ответственности.
***
– Ну, чего сам пожаловал? – ехидно смотрит на меня батюшка. – Нагрешил что ли, невтерпёж исповедоваться? До пятницы не вытерпеть? Хотя с трудом верю в это! Из тебя грехи клещами надо вытаскивать, как у грешника из жопы!
Я проигнорировал его нелепую поговорку. Хотя раздражает. Так ведь нельзя по-русски сказать. Потому что бессмысленно.
Но он сам рад своему остроумию, хохочет. Ладно, хорошо, что в настроении хорошем.
Благословение просить я не стал, сел прямо так.
– Батюшка, – говорю, – у меня такое дело…
– Не мнись, давай своё дело! Ясен пень, что к старому человеку только по делу и придёшь.
– Короче, надоело мне быть подставным лицом. Ну неудобно мне – почти всё за меня решают, а я не причём, только подписываю, как дурачок…
Он внезапно помрачнел.
– А ты как умный подписывай! Что же как дурачок? Да и говорили мы с тобой об этом Иван, говорили уже. Не будет тебе отставки!
– Да не об этом я. Мне бы тоже хотелось поучаствовать. Я ведь коренной москвич, мне есть что предложить…
– Ну и? – усмехнулся он.
– Да не лыбтесь вы так, право слово, как будто я для вас заведомо дебил какой!
– Ты как разговариваешь! – нахмурился он и ударил кулаком по столу, но не сильно, а так, скорее в шутку. – За базаром следи, сопляк!
– Ладно, ладно. В общем, смотрите, какое дело. Вы вот заметили наверно, когда пешком ходите на работу…
Я заухмылялся.
Он сделал кислое лицо.
– Ох, Иван, доиграешься ты…
– Вы заметили наверно, что все тротуары у нас асфальтовые. Потресканые, страшные, ну ходить прямо противно.
– Мне не противно.
– Это потому что вас в Майбахе возят.
– Иван!!!
– Ладно. А в Европе-то тротуары булыжником выложены. И выглядит красиво и долговечно. Асфальт по-хорошему каждый год, ну два-три, перекладывать надо, а булыжник почти навечно. Ну подправил там раз в десять лет, если поехало что, просело, ну и всё. Затратно – это да, я понимаю, булыжник дороже асфальта. Но в долгосрочной перспективе окупится. И главное – граждане будут очень благодарны. Практично и эстетично!
– А деньги-то ты где возьмёшь? Всю Москву булыжником выкладывать?
– Ну не всю… Только тротуары…
Я помолчал. И вдруг не выдержал:
– Деньги не проведение это сраного Мировидения каждый год у нас есть, да? На всероссийский недельный молебен с гуляниями за счёт городского бюджета тоже! На строительство церквей на каждом углу да! А вот на полезное дело какое – так увы, денег нет! Так что ли?
– Ну, про Мировидение я с тобой согласен, – начал он спокойно. – Бесовское дело! Но тут ты не всё знаешь, скоро и там духовность восторжествует, не зря мы всё это купили за баснословные деньги… А вот молебен и церкви ты не трожь!
Последнюю фразу он произнёс с таким тяжёлым взглядом, что я струсил.
– Ну это я так, – примирительно сказал я, – я в общем…
– А ты не обобщай!
Я замолчал. Понял, что ничего не выйдет. Но неожиданно батюшка дал добро.
– Идея у тебя, Иван, неплохая! Только не понимаю, что ты ко мне пришёл? Дай поручение своим замам…
Я как мог сделал взгляд умного проницательного человека, которого не надо принимать за дурачка.
– Я как-то дал поручение асфальт положить на повороте на одной улице, чтобы направо съезжать не по обочине в рытвинах, а по нормальному. До сих пор кладут. Как спрошу их об этом, отвечают: «Работаем!» Скоро год.
– Ладно, Иван, ладно. Я шепну кому надо чтобы поддержали твою инициативу градостроительную. А теперь иди, у меня работа.
Я от радости прямо выпрыгнул из кресла, и счастливый полетел к двери.
Батюшка расхохотался:
– Ну ты прямо как петух горный, Иван!
***
Сидел в кресле. Напротив на кровати лежала Мария в золотистом пышном халате и занималась ногтями. Без косметики и украшений, волосы простой резинкой убраны в хвост. От света бра она казалась ещё загорелее, чем есть. Я сидел и любовался ней. Смотрел на её спортивные длинные ноги, согнутые в коленках, так что ляжки особенно эротично округлялись, на руки, с выступающими прожилками, на профиль с напряжёнными губами и сосредоточенным взглядом. Я вообще падок до женских халатов. Мне кажется они раскрывают сексуальность, и делают женщину более домашней и уютной. Я наклонился, протянул руку и погладил её ноги – от голеней к ступням. Он улыбнулась мне, чуть приподняв верхнюю губу и показав большие белые зубы.
Я отпил белого. Мы молчали, она возилась с ногтями, а я смотрел на неё. Работал телевизор, там заканчивался фильм. Недавно вышел в прокат, но сразу провалился, никому почему-то не понравился, несмотря на мощный маркетинг, хорошие отзывы высокопоставленных чиновников и звёздных актёров. Называется «Монголиянаш». Об отмщении Золотой Орде и возвращении исконных территорий. Рекламные слоган: «Хочешь забрать чужое? Отдашь своё!» Ну и конечно там битвы, интриги и межрасовая любовная линия. Хороший такой блокбастер. А в конце раскосая смуглая девушка говорит русскому герою, держа его за руку и глядя в глаза на фоне великолепного багряного заката в степи: «Ты знаешь, что я поняла? Что я тоже русская!»
В общем, не понимаю, что не понравилось зрителям. Сделано дорого. Да, есть некоторые ляпы – например когда показываются времена Золотой Орды все монголы почему-то исключительно пешие. Ходят пешком и сражаются так же. Ну да ладно, наверно денег не хватило на лошадей. А ещё кстати есть такой вариант, наиболее правдоподобный. Известно, что с некоторых пор всё решает отдел маркетинга. Специалисты определяют, что и как давать потребителю. Тут, в этом деле, правдоподобие и историческое соответствие не играют никакой роли, это всё наоборот может испортить. Наверно маркетологи здраво рассудили, что лошади – это откровенно лишнее, зрителю не понравится жестокое обращение с животными.
Но где-то просчитались же! Зритель счёл, что фильм говно.
– Блин, – сказала Мария, – надо было к маникюрше забежать, чувствую, задолбаюсь сама лак снимать… Вот так к тебе спешила! – и она опять улыбнулась мне, как-то очень по-домашнему.
Промчались титры, начались новости. Ведущий с огромными нарисованными бровями томно посмотрел в экран и начал что-то быстро говорить.
– Маш, ты же знаешь его?
– Знаю, – ответила она, не глядя, – хороший мальчик.
– А чего у него брови не свои… И взгляд такой…
Она подняла голову и посмотрела на него внимательно.
– Нормальный. Он всегда такой. А что? Нравится тебе?
– В смысле, Маш?
– Ну в прямом. Зайка такой… Ты бы хотел с ним отношений? Ну, если бы у нас с тобой ничего не было.
Я не понял, издевается ли она – она все так же сосредоточенно занималась ногтями.
– Ну, – ответил я небрежно, – что значит, если бы у нас с тобой ничего не было? Ты, я вижу, собственница! Я бы хотел с ним отношений, даже несмотря на нас.
– Точнее, – добавил я, – уже хочу.
– Ах ты пидор, – сказала она равнодушно.
Я на несколько секунд застыл, переваривая услышанное. Потом поставил бокал на подлокотник, встал и подошёл к ней.
– Ты чего? – подняла она глаза.
– А вот чего! – закричал я и бросился на неё. Я отшвырнул её маникюрные принадлежности, распахнул халат, и стал стягивать трусики. Она боролась со мной, хохоча во весь голос и продолжая обзывать этим обидным словом.
***
– А я не согласен! – сказал я моему другу из ФСБ. – Не согласен!
Мы с Марией устроили вечеринку. Это была её идея. Что мы всё вдвоём, как будто прячемся от кого-то? Давай пригласим гостей, повеселимся…
Решили у меня. У меня места больше. И вот я пригласил своих друзей, она своих. Я даже батюшку позвал, хотел устроить такой акт примирения и узаконить наши с Машей отношения. Я, конечно, не думал, что он придёт. Даже надеялся, что нет. Но он пришёл, огромный, важный, бородатый. Я боялся, он прямо с порога начнёт в своей обычной манере говорить со мной и опозорит перед людьми, но он был вежлив и сдержан.
Заказали официантов из ресторана, столы, посуду, еду, напитки. Много цветов. Надежде я дал выходной – она уехала к внучке в Улан Удэ.
Мария была похожа сегодня на жену президента США. Сделала такую же причёску, платье в стиле, даже украшения. Это, конечно, всем бросилось в глаза. Не знаю, зачем, это меня немного напрягло, среди гостей ведь были и яростные патриоты. Но она была прекрасна, как роза. Она ходила от гостя к гостю, со всеми общалась, улыбалась, и всякого выслушивала с выражением лёгкого изумления и восторга на лице, из-за чего казалось, что она считает его придурком.
Я же стоял со своим приятелем, он пил виски, я вино, и спорил о народе. Его позиция была мне чужда – он считал, что девяносто девять процентов народа – быдло, которым следует управлять, потому что само оно не в состоянии с собой справится, в силу преобладающих аффектов над разумом. Демократия – смеялся он – да это же профанация! Нигде её нет, ни в США, ни в Европе. Это обман и подачка – народ думает, что принимает решения, а по факту решения принимают за него. И это хорошо, в противном случае был бы хаос, любое государство обречено! И вот с этим я был не согласен.
Он пришёл одетый по-рабочему, в рясе, клобуке и с крестом. Так что непосвящённым было и не понять – кто он, служитель церкви или сотрудник федеральной безопасности. Хотя есть ли разница? В наше время это одно и то же.
– А как же демократия в Афинах в Древней Греции? Принципы правового государства? Свобода слова? – громко возражал я.
– В Афинах была рабовладельческая демократия, не забывай, – спокойно возразил он. – И что значит правовое государство? А у нас какое? Всё по закону. Свобода слова? – ну, пожалуйста, есть Интернет, кто мешает?
– А гражданское общество?
– И вот опять, заметь, ты отсылаешь к разумному большинству, которое является мифом. Большинство – это роботы… Запрограммированные роботы, управляемые дистанционно. Увы это так. Это проявляется во всем. Ну посмотри какие фильмы, книги, бытовые товары, даже идеи популярны? Как правило те, которые хорошо разрекламированы и грамотно поданы маркетологами, политтехнологами и другими специалистами по человеческой психологии. То есть абсолютное большинство людей программируемо, и не имеет своего мнения, не способно относиться критично к тому, чем его кормят. То есть способно – но эта способность управляема. Все эти синие, красные, черные – роботы. Просто роботы. Причём примитивные, я не сравниваю их с искусственным интеллектом на основе сложной самообучающейся нейронной сети. Люди проще. И есть лишь немногие – избранные, кто в состоянии иметь своё мнение. И это мы – розовые, небесные, жёлтые, зелёные… Для меня это и есть важнейший критерий отличия светлых от тёмных. И он работает, понимаешь? Вся история культуры говорит о том, что это работает. Есть масса и избранные. И ты ошибаешься, думая, что в тех же США решения принимает масса. Ничего она не принимает. Она делает ограниченный псевдовыбор из кандидатов, уже запрограммированных в коллективное сознание. Пропаганда и формирование мнения – вот и вся демократия.
– Я считаю, – сказал я, – что эта проблема образования. Если массам дать возможность получить хорошее образование, раскрыть свой интеллектуальной потенциал, который есть у каждого, то тогда большинство сможет принимать адекватные решения! На основе справедливости и равноправия!
– То, о чём ты говоришь – это утопия, – засмеялся он. – Большинство всегда будет отсталым, насильно образование не дашь, если нет к нему способностей. Всегда будет масса – простых рабочих, которые в принципе не разбираются в политике и решения принимают не на основе разума и знаний, а на основе эмоций. Но самое важное другое. Есть от природы способные к самостоятельному мышлению, к критическому отношению, к взгляду со стороны, а есть те, кто нет. Так вот, светлые – это первые, а тёмные – вторые. И тут, друг, ты ничего не сделаешь. Это природа!
Некоторые время батюшка стоял рядом с нами и слушал. Меня его присутствие немного тяготило, поэтому я перестал активно спорить. Дослушав моего друга, он усмехнулся и сказал покровительственно:
– Всё верно изложил. Только про самое главное забыл! Для того и нужна церковь чтобы людей вразумлять. А иначе что дышло, куда сунул, оттуда и вышло.
***
Теперь всё освящают. Так принято. Дома, машины, рабочее место освящали и раньше. Теперь же всякий уважающий себя человек освящает телефон, планшет и ноутбук – три самые важные вещи в его жизни. Что это, простая мода? Не думаю.
Хотя элемент моды, конечно, присутствует. Так стали делать самые богатые – и первые лица государства, и предприниматели и преуспевающие деятели искусства. Они и задали тон.
Прайс, конечно, на это дело разный. В церкви на окраине это стоит умеренно. В центре подороже. А если хочешь всё по первому классу, то ещё дороже. У меня есть знакомый, который даже ходит только в освящённой одежде. Освящены у него парфюм, золотые часы, перстень с изумрудом, и серёжка в ухе. Он говорит, что и сам освящён, но тут я подозреваю, что врёт, насколько я знаю, людей освятить нельзя.
Признаюсь, у меня освящена только квартира и машина. Но тут я не мог отвертеться, я же госслужащий. Мне тогда батюшка порекомендовал знакомого священника. Я у него прямо спросил, без обиняков, сколько стоит. А он уклончиво ответил мне: «Сколько пожертвуете!», и добавил цитату откуда-то: «Но вот что скажу вам: кто скупо сеет, тот скупо и пожнёт, а кто сеет щедро, тот и пожнёт щедро…» Пошёл я в интернет, стал смотреть там. Прайсы в самом деле есть – объявления с ценами по пунктам, что за что и как.
В тот же день у меня была встреча с батюшкой. Я ему со смехом рассказал про этого моего приятеля, который нижнее бельё освящает. Но батюшка не разделил моего веселья.
– Иван, – сменив тон на холодный, сказал он, – что-то я не возьму в толк, а чему ты радуешься? Что веселит-то тебя в этом! Человек воцерковлённый, верующий, денег на благое дело не жалеет… Ну да, может и наивен он немного, перебарщивает, но так получше будет, чем в церковь ни ногой, как некоторые!
И он строго взглянул на меня.
– Так я не о том, – возразил я. – Я же не против. Я про то, что не понимаю смысла освящать вс подряд. Для чего это делается?
– Экий ты чудак-человек! – он откинулся на кресле и отвернулся к окну. – Смысла он не понимает! Зачем!
Он замолчал. Молчал и я. Наконец он сказал:
– Как сказал Владимир Ильич Ленин однажды, один дурак задаст столько вопросов, что и тысяча мудрецов на них не ответит.
Я не удивился цитате, я помнил, что Ленин причислен к лику святых.
Он опять замолчал.
– Понимаешь, Иван, – начал он спустя минуту. – Освящение, конечно, не даёт никаких волшебных эффектов, вроде выздоровления, залога счастливой жизни и безопасности. Священники не маги, и Православная церковь этим не занимается, напротив, она сурово осуждает магию. Чудеса может творить только Бог, а если это пытаются делать люди, то это, как правило, от дьявола, а если это святые праведники – то опять же через благодать Божию… Освящение не за тем делается. Освящение – это акт веры, признание воли Божьей, знак смирения перед ним и отдачи себя в его руки…
– Я понимаю, а зачем машины-то освящать, бумажники, носки? Это же и есть настоящая магия, фетишизм. Те, кто делают это, делают это не из тех соображений, что вы сейчас озвучили, а в надежде на реальную пользу – не попасть в аварию, разбогатеть, не заболеть. И церковь не разубеждает их, а наоборот – деньги на этом зарабатывает!
Он слушал молча. Когда я закончил он ничего не ответил, но совсем потемнел лицом. Мне стало не по себе от его молчания. Но не будет же он меня бить? – подумал я.
– Ты что же, – медленно и тихо начал он, – предлагаешь людей от веры отвращать?
Зазвонил телефон на столе. Он включил громкую связь.
– Машина готова! – сказал секретарь. – Ваше высокопреподобие, пора ехать в аэропорт!
Он поднялся.
– Смотри завтра в новостях дневных. Сам всё увидишь и поймёшь.
***
Мы обедали с Машей у неё дома. На работе я почти не появлялся, уж очень мне там надоело. И главное – незачем. Я просто сказал, что у меня деловые встречи. Замы, конечно, посмотрели на меня косо, как бы спрашивая – какие у него могут быть деловые встречи, если все они у нас?! Но главное в моей профессии – уверенность и отсутствие оправданий. Оправдываются только те, кто хочет чего-то доказать, а если ничего доказать ты не в состоянии, веди себя так, как будто так и надо.
А у неё был перерыв большой. И вот мы встретились у неё дома чтобы провести время вместе и отобедать, еду заказали из ресторана. Я взял лапшу удон с соусом из утки, она какую-то рыбу, пили охлаждённое белое вино.
– Маш, – вспомнил я вдруг, – мне батюшка сказал новости смотреть сегодня днём! Давай включим телек, вдруг что важное. Хотя скорее всего хрень какая-нибудь, но он же спросит потом.
– Я вообще против смотреть телевизор за обедом. Мне и так его хватает, – вздохнула она, – потому что телевизор – это я.
Я не хотел с ней спорить, но тут он спохватилась:
– Слушай, так это наверно связано с освещением ракеты на космодроме Восточный! Мой коллега туда поехал, снимать какого-то важного церковного чиновника… Так какие-то военные спутники на орбиту выводят или на станцию космическую отправляются, что-то в этом роде.
Она взяла пульт и включила телевизор. Как раз вовремя, новости шли. Мы немного опоздали, саму ракету уже освятили, теперь происходило благословение экипажа. Процедуру вёл батюшка. В полном облачении, золотой и величественный, он подходил поочерёдно к молодым крепким парням в синей униформе, брызгал в них святой водой специальной кисточкой, и плотно прижимал к их лицам массивный крест. Впечатывал прямо в губы, как бы говоря своим ироничным взглядом: смиряйте гордыню!
Надо отдать космонавтам должное, ни одна мышца на их лицах не дрогнула. Они никак не выразили своего отношения к происходящему. Вот что значит дисциплина и уважение к приказу командования.
После этого батюшка дал интервью – эксклюзивно для канала, где работала Мария.
– Вы же понимаете, – сказал он, с прищуром глядя в камеру, – почему до этого ракеты падали? Потому что не освящённые были. В космос, видите ли, летали с гордыней – покорители нашлись тут! А дело в том, что без благодати божьей не будет ничего…
– Скажите, пожалуйста, а как объяснить, что вот американцы и на Луне были и тоже в космос спутники отправляют, и космонавтов, но без освящения. А аварий меньше.
– Зря он этого спросил, – с рабочей интонацией заметила Мария. – Молодой ещё, думает что так себе имя сделает, а по факту наоборот будет. Теперь его никто не увидит на федеральном, разве что в регионах.
Батюшка тем временем отвечал невозмутимо:
– А тут всё ясно. Им дьявол помогает. Сатана собственной персоной. Только за такую помощь всегда надо платить! И знаешь, чем?
– Чем?! – спросил корреспондент.
– Душой, – тихо ответил батюшка, проницательно глядя в камеру.
– А может и сойдёт с рук, – сказала Мария. – Возможно, вопрос и запланированный был!
– Слушай, Маш, давай выключим это…
– Как скажешь, – покорно кивнула она. – То включи, то выключи…
***
– Ну что, Иван, посмотрел?
– Да.
– Ну и?
– Ммм… Здорово… – ответил я неуверенно.
– Чего здорово? – рассердился он. – Я про освящение спутников говорю!
– Я понял, понял…
Он был в отличном расположении и, кажется, выпивший.
– Давай что ли отметим это дело? Выпьем по чуть-чуть за освоение космоса?
– Я не могу, за рулём…
– Ой, ну не надо тут это… – скривился он. – При мне-то… За рулём он. Ишь, дерьмо какое занятое!
– Я бы попросил вас выбирать выражения…
Он махнул рукой:
– Машку будешь просить.
Достал бутылку Курвуазье, два стакана, и налил.
Зазвонил коммутатор.
– Господи, выпить не дают, – он включил громкую связь. Звонил секретарь.
– Ваше высокопреосвященство, полагаю, вы должны быть в курсе – ракета, запущенная с космодрома Восточный, упала в Атлантическом океане, спутники погибли…
Батюшка помрачнел. Откинулся в кресле и задумчиво посмотрел в окно.
– Неисповедимы пути господни! Да и лукавый не дремлет… Теперь же всякие бесноватые начнут пересуды, что вот, упал освящённый спутник, станут нападать на Церковь Христову…
Я благоразумно молчал. Он поднял стакан:
– Давай, Иван! Значит, полагает нам Господь испытание. А раз испытывает, значит, любит!
Мы чокнулись и выпили.
***
Батюшка был прав. В сети сразу поднялась волна насмешников. Припомнили батюшке его слова про то, что падают только неосвящённые спутники. Но больше всё же было тех, кто защищал ритуал.
Но в общем это была обычная грызня, троллинг и лай, как всегда бывает в сети. Каждый, как умел, демонстрировал свою животную природу, кто в шутку, кто всерьёз. Про последних мне ещё батюшка объяснил – чем более праведное негодование охватывает человека, чем сильнее он возмущён, тем сильнее затмевается всё рациональное, и тем отчётливее проступают инстинкты – включается бессознательное, так роднящее нас с неразумными нашими предками.
Один комментатор, впрочем, мне понравился. Хоть он был и противником освящения, выступал он без всякого глумления. Выражался аргументированно, логично, ссылался на какие-то источники, взывал к разуму.
«Друзья, – написал он в очередном комментарии, – но это же абсурд! Нет никаких (ни одного!) доказательств того, в чём убеждает нас Церковь! Ну вы подумайте, неужели соблюдение всех этих архаичных ритуалов, возникших в переломный период, когда рационалистическая мысль, выпестованная Грецией, потеряла своё значение и влияние, в период кризиса, эллинистического постмодерна, всеобщей эклектики, потери ценностных ориентаций, аномии, как сказал бы Дюркгейм, разочарования, неужели думаете вы соблюдение этих архаичных, варварских ритуалов может иметь какое-то отношение к спасению и бессмертию? Даже если верить в Бога – было бы оскорблением связывать его с институтом, погрязшим в политических интригах, коррупции и обмане народа…»
Он много чего ещё написал, но его реплики скоро утонили в общем потоке негодования.
– Слишком много буков, – написал один в ответ. Будь проще и люди к тебе потянутся.
А другой пожёстче:
– Тварь!!! Я бы многое отдал за то, чтобы посмотреть как тебя сжигают на костре! А сначала – как пытают – выдёргивают тебе ногти, глаза и твой вонючий член!!!
Надо сказать, что преобладали комментарии второго типа. Именно поэтому, начитавшись их, я проникся симпатией к комментатору – к этому мужественному одиночке, которого травят, как у нас это принято, всей толпой. Я всегда на стороне тех, кого травят сообща, даже если они не правы.
В сети вообще как-то очень много злобы, люди с какой-то осатанелой страстью плюются желчью, выплёскивают переполняющее их дерьмо. Я откинулся в кресле и задумался. Это только у нас или так во всём мире? Наверное, везде так. Не знаю.
Знаю только вот что. Какой-нибудь дядя Вася электрик, милый и добрый человек, душа компании, который всегда поможет и подскажет, на деле и составляет костяк этого зла. То есть именно такие про думающих и живущих иначе пишут: «Убить бы вас, суки!» Кто ко всему чуждому ему, устроенному иначе, иному, относится со страхом. Кто ограничен и примитивен в суждениях, и кого бесит всё, выходящее за рамки его узкого кругозора.
Я перешёл на страницу смелого комментатора. Мужчина интеллигентного вида, лет пятидесяти. Фиолетовый, бывший кандидат философских наук, старший преподаватель Университета «Высшая школа экономики» – тоже бывший. Да и университет бывший – теперь это Приходская школа Владимира Чудотворца.
Посты у него всё скучные – о нарушении прав человека, дальше читать не стал, лёг спать.
***
В телевизоре корреспондент Первого-православного брал интервью у одного из сенаторов.
– Многие недовольны решением о введении санкций на европейскую косметическую продукцию. Разумеется, в первую очередь женщины. Как вы это прокомментируете?
Сенатор, с лицом, как будто вырубленным топором из полена, раздражённо ответил:
