Ирина Родионова
СемьЯ
Костя резко остановился, заозирался по сторонам, а потом, сунув в Юрины руки Валюшку, изо всех сил ударил ногою в дверь. Дверь затрещала, заскрипела, но не сдалась.
– Горячая, скотина! – крикнул Костя.
И что?.. Саша, застывшая посреди узкого коридора, где под потолком в сюрреалистическом танце перемигивались лампы, судорожно огляделась. Огонь, химера, низкий потолок, всхлипывающая от страха Женя…
Саше хотелось заорать. Броситься вперед, оставить их тут, у какой-то горячей двери, боже, и почему она горячая…
Да какая вообще разница?!
Костя с треском вышиб дверь плечом, и, шипя, ввалился в комнату. Оттуда бродяг сразу обдало жаром, но Юра прыгнул прямо в огонь, прижимая Валину голову к плечу, и Саше, подпираемой Егором, не оставалось больше ничего, как влететь за ними следом.
Комната горела.
Кажется, горели даже бетонные стены и серый потолок – отовсюду свешивались ярко-рыжие язычки пламени, мелькали и потрескивали, словно дрова в тяжелом мангале, и на миг Саша замешкалась на пороге. Страх, древний животный страх – тут опасно, горячо, беги, беги…
– Саша, ну! – крикнул Юра, нашаривая ее взглядом.
Женя выла в коридоре.
– Не пойду, нет, не пойду!!!
Егор втащил ее силой и, швырнув как куль с мукой на пол, захлопнул за ними дверь.
Женя, постанывая и всхлипывая, отползла в пустой угол, прикрыла лицо от пламени, но было видно, как на ее руках расцветают багровые волдыри с прозрачной жидкостью.
Бродяги в ловушке. В ловушке! Костя убьет их…
Саша вжалась в стену, где было меньше всего пламени. Жженые волосы пахли горечью, в груди першило, к щекам прилил жар. Женя стонала где-то у ног, свернувшись калачиком – кажется, она даже вскрикивала едва слышно, но сейчас ее вопли никого не волновали.
Выбитая дверь, наспех прикрытая, была слабой защитой от химеры. Но, может, та боится огня?.. За треском пожираемой мебели исчезли все остальные звуки. Уже и дверь охватило огнем – потекли по дереву струйки пламени, зачадили дымом.
Саша прикрыла руками глаза. Резь не давала ей оглядеться по сторонам.
Костя, влетевший в комнату самым первым, сейчас висел под потолком, и скрежет, доносящийся оттуда, бил Сашу по ушам. Юра, сунувший обмякшую и безвольную Валюшку в руки Егору, вскарабкался следом – кажется, это была металлическая скрипучая лестница, и теперь Юра с Костей вдвоем пытались справиться с чем-то на потолке.
– Саша… Саш! – слабо окликнул Егор.
Саша сделала к нему шаг. Ей до смерти хотелось, чтобы все это закончилось – неважно, спасением или смертью, только бы прекратились крики, треск и всхлипы…
– Держи его, крепко держи, поняла меня?! – забормотал Егор грудным голосом, и мягкая Валюшка тяжестью повисла на Сашиной руке.
– А ты… – начала, было, она, но Егор уже исчез.
Теперь под потолком висели трое. Саша, прячущая Валю от огня, пальцами зарылась в ее волосы. От белых кудрей остались только жесткие завитки, опаленные огнем. Щеки горели.
Саша забилась в угол, спасая Валю от огня.
– И р-раз! – орал Костя. – Резче, давай!
– Не могу, горячо!
– Засов, ну, засов – и он распахнется!..
– Не могу, пальцы…
– Ударь! Ударь еще раз!
– Не поддается! Люк…
Люк.
Саша обернулась. Огонь, который теперь был повсюду, не мог скрыть главного. Люк. Люк на поверхность?..
– Быстрее, там свежий воздух! Холодом тянет! Там нет огня…
– Это выход наружу? – наугад крикнула Саша.
Три голоса слились в один:
– Да!
И вот тогда, не выдержав, Саша разревелась.
Глава 9
Кажется, она надышалась дымом – сознание ускользало, мельтешило смазанными силуэтами перед глазами, и Саша, неглубоко дыша ртом, согнулась, пытаясь справиться с собой. Валюшка у ее груди едва дышала, порой чуть всхрапывая, и Саша медленно гладила девочку по голове.
Огонь был уже не таким всепожирающим – дымом заволокло даже то, что оставалось в стороне от рыжих отблесков. Юра, Костя и Егор сражались с засовом, ревели от боли там, наверху, а Саше хотелось окликнуть их, попросить, чтобы они прекратили тратить силы – всё ведь почти закончилось…
Женя тоненько выла неподалеку, и от нее остался только этот испуганный вой. Саша хотела дотянуться до Жени, прижать ее к себе, но сил и свободных рук не было. Только бы держать Валю, вжимать ее в свою подпаленную куртку.
– Держи его! – все еще эхом кричал Егор. Живо кричал, как будто по-настоящему.
Дым, казалось, становился частью Саши. Она цедила дым глотками, она укуталась дымом с ног до головы, она стала этим дымом. Кашель, разрывающий легкие, нарастал.
Дико хотелось заснуть.
– Саша! – звал кто-то издалека. – Саша…
Трещали в костре угли. Папа запекал картошку – потом они будут разламывать горячие клубни, перебрасывать их из руки в руку, посыпать кристалликами соли и грызть прямо с кожурой. Мама, улыбаясь черными губами, повторяла:
– Так полезней. Там много микроэлементов всяких…
Папа ворошил угли палкой. Саша крутилась поблизости – грела озябшие ладони (она полчаса пыталась поймать голавчика в реке, но ничего не вышло, только руки окоченели), искала под ногами листочки и поджигала их, держа в руках, пока огонь не начинал лизать пальцы.
– Брось! – хмурилась мама. – Обожжешься.
Валя спал рядышком, на складном лежаке, который папа подарил маме несколько лет назад. Лежак был всего один, а поваляться на нем хотели все, но тот, конечно же, чаще всего доставался младшему брату. Вот и сейчас Валя спит – его закутали в телогрейку, и теперь в тусклых отблесках костра Валины ресницы едва дрожали.
– Принеси нож, – попросил папа. – Попробуем. Готова уже, наверное.
Мама пошла за ножом. Папа отвлекся – тушил подпаленную палку, сунув ее в песок.
А Саша неловко развернулась, схватилась за горячий невысокий мангал, дернулась… Угли посыпались прямо на нее. Куртка вспыхнула, будто облитая бензином.
Истошно закричала мама.
Папа действовал быстро – сорвал с Саши куртку, отшвырнул в сторону и повалил дочь на песок, прижал грудью, а потом еще и захлопал по рукам, будто и там мог остаться огонь. Застывшая Саша молчала и, словно тряпичная кукла, крутилась в отцовских руках.
Проснувшийся Валька спросонья захныкал.
…Спустя несколько минут папа уже чистил картошку старым армейским ножом. Никакой черной корочки, никакой золы – слишком много песка. Мама, закутав Сашу в одеяло, крепко сжимала ее в своих объятиях, стискивала почти до боли. Все обошлось – Саша немного обожгла руки, а мама, порывшись в машине, отыскала за запасным колесом кусок хозяйственного мыла. Смочила, густо смазала белой пеной бледно-розовые ожоги.
С той поры Саша невзлюбила огонь.
Надо же, она и забыла… Давний страх, спрятавшийся глубоко внутри. Саша ненавидела поджигать конфорки на газовой плите. Порой вздрагивала, когда кто-то щелкал колесиком зажигалки. Не знала почему, но вздрагивала.
– Саша! – рявкнул Юра и изо всех сил встряхнул ее за плечи.
Саша очнулась – все в дыму, ничего не разглядеть. Белое лицо перед ней, кривится и прыгает, кажется, Юра кричит что-то. Валя на руках тяжелая и неповоротливая. Но хрипит.
Это хорошо.
– Вставай, вставай! – кричал Юра. – Выход!..
Сверху тянуло сквозняком и прохладой. Саше хотелось пить эту прохладу горстями.
Юра же, схватив Валюшку, унес ее куда-то в дым. Кажется, огонь, подпитываемый потоком свежего воздуха, разошелся не на шутку: треск стал оглушительным, все стены покрылись рыжими бликами.
– Женя… – шепнула Саша и, встав на четвереньки, поползла в ее сторону. Кажется, она была где-то там?.. – Жень!
– Я тут… – голос слабый, но и в нем едва слышна надежда. – Тут…
Наткнувшись на Женины ноги, Саша проползла чуть дальше, нашарила пальцами ее лицо. Зареванное, покрытое засохшей солью, раздувшееся и горячее – Женя попыталась вжаться в угол, когда Саша дотронулась до ее ожогов.
– Пошли… Там выход, – пробормотала Саша. Боль драла горло, как при сильной простуде. Дышать становилось все тяжелее. Голова кружилась.
Поспать бы…
– Я не пойду.
– Жень, заткнись и вставай, – у Саши не было времени на уговоры.
– Нет. Я не пойду. Я не могу… Мы сгор-рим. Это ведь больно, Саш, я не хочу…
– А тут ты не сгоришь что ли?! Вставай, быстро вставай! – Саша слабо потянула Женю за руку.
– Оставь ее, – раздался откуда-то сбоку Юрин голос. – Пошли, надо уходить. Мы почти выбрались…
– Нет, – она стряхнула его руки с плеч. – Женя, хватит. Идем!
– Нет. Я сгор-рю там, сгор-рю…
– Ты здесь сгоришь, дура! – заорала Саша с такой злостью, что, кажется, в горле что-то лопнуло и потекло горячей кровью в легкие. – Ну-ка встала!
Пощечина. Женина голова безвольно мотнулась в сторону.
– Нет, я не…
– Саша, идем.
– Ты вообще, да? – рявкнула Саша, поворачиваясь к Юре. Лицо ее пылало от бешенства. Кажется, даже перед глазами чуть прояснилось. – Помоги мне! Поднимай, быстро поднимай ее…
Они вдвоем приподняли Женю за руки, а она, забившаяся подальше от жаркого огня, лишь всхлипывала и глядела на них, словно ребенок. До смерти перепуганная маленькая девочка.
От былой Жени не осталось и следа. «В Жене слишком много страхов», – шепнул знакомый голос. Мила…
– Давай, давай… Вставай на ноги, не падай! Женя!!!
– Не пойду… – всхлипнула она и уронила голову на грудь.
– Послушай меня, – медленно и чуть ли не по слогам произнес Юра. Казалось, даже огонь у их ног перестал шипеть и плеваться горячими каплями. – Если мы останемся тут, то сгорим. Вместе с ней. Оставь, мы не можем…
– Придурок! – заорала Саша и, размахнувшись, еще раз врезала Жене по лицу. – Как вы меня достали, слабаки! Никуда не пойду! Где Валя?!
– Наверху.
– Тогда поднимай Женю и тащим ее к лестнице! Если сгорим, то все вместе, я ее не брошу! Никого не брошу!..
Вдвоем они кое-как дотащили упирающуюся Женю до выхода. Казалось, ту совершенно парализовало страхом. Да, это была уже не та желчная и злобная Женя, теперь она в ужасе забивалась по углам и плакала от огня…
Когда ее обожженную руку положили на лестницу, Женя вскрикнула и отдернула пальцы – горячо. Саша подтолкнула ее:
– Ползи! Ползи, там нет огня, там ты не сгоришь! – и, глянув на Юру: – Давай, заталкивай, подсаживай ее!
Кое-как вместе они все же помогли Жене взобраться наверх, но, когда та уже почти схватилась за протянутые руки – Егор и Костя свешивались вниз, пытаясь скорее схватить ее за ладони, – лестница мягко щелкнула и оторвалась от стены. В тот же миг металлические ребра посыпались вниз.
Костя успел схватиться за Женю, и теперь вдвоем с Егором они кое-как пытались втащить ее наверх. Юра вскинул лицо:
– Крепче держите!
Женя барахталась, дрыгала ногами в воздухе и ревела, словно подстреленное животное. Сверху доносился Валюшкин плач.
Но и Женю все же спасли, втянули наверх.
Саша вскинула голову:
– Мы ведь теперь не сможем…
– Попробуйте ее подхватить! – крикнул Юра, присаживаясь на горячий пол, когда Женя скрылась в люке. Глянул на Сашу: – Быстро залезай на плечи.
– Ты ведь один останешься… – сказала Саша, глянув на рассыпавшуюся лестницу. Та словно детский конструктор разметалась по бетонному полу.
– Слушай меня внимательно, – Юра взвился на ноги, крепко схватил Сашу за плечи и приблизил к ней свое лицо. Она зашлась судорожным кашлем. – Очень внимательно. Со мной ничего не случится, понимаешь? Я не умру. Клянусь. А вот тебе надо выбираться.
– Но…
– Я клянусь, что со мной все будет в порядке. Слышишь?! – он еще раз встряхнул ее за плечи. – Нам нужно спасти тебя. Поверь мне, прошу.
– Юр…
Он придвинулся ближе, почти коснулся носом ее лица:
– Верь мне.
– Ладно, – она медленно кивнула, словно зачарованная. Согнулась пополам, разрываемая дымом в клочья. – Рука….
– Попробуем.
Она залезла к нему на плечи, и Юра с огромным трудом разогнулся. Все его тело тряслось, и Саша, крепко держась правой рукой за рыжие волосы, попыталась чуть привстать.
– Нет! – крикнула она. – Не достану!
– Пытайся…
– Не могу!
– Она не достанет, Юр! – заорал сверху Костя. – Попробуйте второй выход!
– Там химера, – в отчаянии застонал Юра и опустился на пол. Саша задыхалась.
– Второй… выход?.. Идем… Юр, пойдем… пожалуйста….
Его плечи дрожали.
– Вот так, в самом конце, и… – он выругался, затем повернулся к ней. – Ладно. Слушай, сейчас мы побежим. Побежим так быстро, как только можем. Химера там, за дверьми, поджидает нас. Если она сцапает тебя – все будет напрасно. Все это… Поэтому бежать надо быстро. И если я крикну бежать, а сам останусь, то ты побежишь.
– Нет. Ты…
– Саш, ну послушай ты меня! – глаза его заволокло туманом. – В тысячный раз прошу, послушай, просто послушай. У нас ведь так много времени на разговоры, да? Огонь все сильнее. Я в любом случае спасусь и догоню тебя. Только слушай, хорошо?
– Обещаешь?.. – у нее не осталось сил на споры. Саша вообще сомневалась, что сможет хоть куда-то добежать. Выбраться отсюда.
– Обещаю.
– Пошли…
Она напоследок вскинула голову, вгляделась в смазанные лица бродяг, едва различимые среди дыма. Сипло крикнула им:
– Ребята, держитесь! Прорвемся…
– Саш, все получится! Только не сдавайся, – заорал Костя.
– Саша! Я отдам Валюшку, слышишь?.. – едва различимый голос затерялся в огне. Кажется, это была Женя.
Валя заревела в полный голос.
– Пойдем… – за руку потянул Юра.
Последний рывок.
Дверь распахнулась, с грохотом врезалась в стену. Они побежали – Саша впереди, следом за ней Юра, мчащийся из последних сил и кричащий:
– Быстрее, быстрее, БЫСТРЕЕ!!!
Саша пыталась. Правда пыталась. Отовсюду их языками лизал огонь, оставался горячими ожогами на коже, болью впивался в лицо, но Саша не понимала этого. Бежала.
Их догоняли. Теперь это не мощные лапы, нет – цокот, треск и недовольный рев.
Саше некогда было думать об этом.
– Направо! – орал Юра.
– Живей, живей! – вопил Юра.
– Вон, вон та дверь!
Кричал он.
За дверью обнаружились ступеньки. Саша побежала вверх по крошащемуся бетону, и в лицо ей ударил свежий воздух, остудил горячую кожу и сожженные волосы. Но…
Но Юра следом не бежал.
Она обернулась:
– Юр!..
– Беги! Я догоню, беги!!! БЕГИ!
Ей хотелось броситься вниз. Она не могла оставить его там, не могла позволить химере сотворить с ним то, что та сотворила с Милой. Но Саша не могла и ослушаться.
Она ведь согласилась.
Ноги заплетались, а кашель, рвущий грудь, въелся в каждую клетку ее тела. Она упала раз, второй, вскочила и пошла дальше, уже не оглядываясь. Она почти не могла дышать. Даже если Саша и выберется, то вряд ли выживет… Казалось, ее кожа до сих пор объята пламенем, и кто-то то и дело подбрасывает сверху сухой листвы, чтобы горело ярче.
Разве она не умрет?..
Дверь. Высоко впереди дверь, она, наверное, ведет в какие-нибудь складские помещения на самом краю города. Саша почти выбралась. Дошла.
Ну же, беги, давай беги…
Дверь скрипнула, чуть приоткрывшись. Саша распахнула ее, шагнула внутрь и тут же свалилась на пол. Надо встать, подняться, но вывернутая лодыжка превратилась в желе, а руки вовсе не было, как и легких – Саша, выплевывая черную копоть изо рта, свернулась калачиком.
Пускай. Если химера расправилась с Юрой и теперь идет следом, пускай она сожрет и Сашу.
Все. Больше никак.
Дверь с мягким щелчком закрылась за ее плечами.
Юра присел рядом, положил руку на Сашино плечо, погладил. Улыбнулся – это было слышно в его голосе:
– Вот и все, Саш, – сказал он. – Мы спаслись.
Спаслись…
Все вокруг почернело.
* * *
Пахло водой. Заросшей тиной и кувшинками, с раскаленным песчаным пляжем неподалеку и гниющими створками мидий на берегу. Саша нахмурилась, покрепче обхватила подушку и зарылась в мягкую наволочку носом.
– Саша, вставай! – позвала мама из соседней комнаты.
– Полчасика… – сонно взмолилась Саша.
– Вставай, вставай! Сколько можно дрыхнуть…
Спать можно было бесконечно. Какое блаженство, просто спать. Шуршащая простыня, махровые волосинки щекочут кожу. Водой пахнет из аквариума – мама опять решила обзавестись домашним питомцем, чтобы заботиться еще хоть о ком-нибудь. И опять забыла сменить воду на чистую.
– А что на завтрак? – спросила Саша, не открывая глаз. Она все еще уверяла себя, что сможет уснуть – сейчас мама уйдет на кухню, примется мыть тарелки в мыльной воде и громыхать кастрюлями, а Саша полежит немного с закрытыми глазами и вновь провалиться в сон…
– Оладушки! И сливовый джем, – сказала мама. – А еще пряники. Вставай.
– Сейчас, – Саша открыла глаза.
Первой она увидела тумбочку, заваленную книгами. Томики с истертыми корешками хранили сухую листву между страницами. Саша, наверное, опять собирала букеты, опять сушила листья на гербарий, на открытки для друзей, на…
Один лист, торчащий из книги со стихами, был ярко-красным. Не бордовым даже, нет, красным. Кровавым. Саша потянула лист за черешок, и тот сразу же прахом впитался в страницу.
Кленовый, наверное. Правда, слишком большой для дерева, который на аллее высадила сама Саша. Сколько времени уже прошло?..
Но думать не хотелось. Спальня была под потолок залита солнечным светом, за окном чирикали воробьи. Саша села на кровати, потянулась и зевнула, не прикрывая рта.
Хорошо. Скоро лето, едва уловимо пахнет солнцем и счастьем. Даже пол теплый, будто подогревается снизу.
В родительской комнате Саше заметила букет цветов. Он показался ей странным – крупные бутоны чем-то неуловимо напоминали ромашки, только ярко-синие, будто неумело нарисованные детской рукой. От цветов пахло сладостью.
Заныла сросшаяся рука, и Саша медленно размяла ее. Перелом уже зажил, только кожа стала бледнее из-за гипса. Порой руку тянуло болью, и мама говорила, что это на погоду. Обычно кости ноют у стариков, но для Саши и это нормально – перелом все еще свежий, со временем забудется.
Саша привычно мяла руку пальцами, ждала, пока надоедливая боль схлынет. И через пару мгновений все прошло.
Папа плескался в ванной – шумела вода, мелодичное мурлыканье доносилось из-под двери. По утрам папа ненавидел принимать душ, только брился в раковине – значит, может и потесниться в крошечной комнате. Саша забарабанила в дверь рукой:
– Можно?..
Он не услышал. Саша чуть приоткрыла дверь.
Папа стоял перед зеркалом, одетый в мятую майку и вытертые пижамные штаны, брился, вымазав подбородок белой пеной. Станок порхал в его руках. Заметив в отражении Сашу, папа улыбнулся:
– Доброе утро засоням. Выспалась?
– Да не очень. Еще хотя бы пару денечков поспать, и отлично, – улыбнулась Саша, прикрывая за собой дверь. – Двигайся, я зубы чистить буду.
– Чего, толстая такая?
– От жиртреста слышу!
Папа рассмеялся, но живот втянул. От горячей воды, льющейся в раковину, шел пар, и тепло с новыми силами окутало Сашу. Она прижалась к папиному боку, выдавила пасты на щетку и принялась чистить зубы.
– Лучше чисти, лучше, – подбадривал папа, снимая станком пену вместе с жесткими волосками. – А то грязнуля такая стала, жуть…
– Пап, – она толкнула его локтем. – Отстань, а.
– Вот так, да? То «папочка, не уезжай, пожалуйста», то «отстань». Не бережешь ты отца.
– Берегу, – ответила Саша. – И хорошо, что ты не уехал.
– Оладьи стынут! – крикнула мама с кухни. – Заканчивайте плюхаться.
– Идем! – ответил папа, вытирая полотенцем гладкий подбородок. – Куда бы я поехал-то? Ну, разве можно на севере отыскать такую прекрасную дочурку?..
– Грязнулю и засоню?
– Именно, – сказал он и чмокнул ее в макушку. – Давай, подтягивайся на кухню.
Внутри у Саши дрожало что-то робкое и удивительное. Глядя на свое худое лицо, отраженное в зеркале, Саша все еще пыталась понять, что же это за чувство.
И, только сплюнув мятную пену в раковину и прополоскав рот, она вдруг все поняла.
Это счастье.
Румяные оладьи сочились жаром, сливовый джем таял во рту. Обжигаясь чаем, Саша дула на кипяток и кусала оладушки, блаженно щурясь на солнечном свету. Папа пил кофе и краем глаза поглядывал в телевизор. Мама, сидя между ними, мелко нарезала репчатый лук для вермишелевого супа.
Саше захотелось маму обнять. Это было непривычно, но желание зудело в груди, и не думая сдаваться. Положив на тарелку надкусанный оладушек, Саша потянула маму на себя.
– Ты чего это? – с подозрением спросила та.
– Просто.
Мама с готовностью отложила нож в сторону, вытерла руки тряпкой и крепко обняла Сашу в ответ.
– Слушай, ты не горячая? – обеспокоенно спросила она, прижимаясь губами к Сашиному лбу.
– Все хорошо, мам. Не волнуйся только…
В маминых руках было надежно. Саша зарылась носом куда-то ей в шею, вдохнула – даже запах у нее особый, мамин. Раньше все было по-другому, но те бесконечные тоннели, взволнованные лица бродяг, одиночество и пустота…
Теперь хочется цепляться за маму. Хочется, чтобы она не беспокоилась по пустякам – куда ты пошла, скоро будешь, почему не звонишь… Хочется защитить ее от этого. Саша до конца маму так и не простила, все еще думала порой, что та наслаждается своим тоталитарным контролем. Но теперь Саша маму понимала.
А это было первым шажком к прощению.
– Какие планы на сегодня? – спросил папа, отхлебывая кофе.
– Не знаю. Гулять, наверное, пойду.
– Сходи, сходи… – мама все еще гладила Сашу по волосам. Мамин запах вдруг будто сбился, ослабел, и из него выскользнули Милины нотки.
От одного воспоминания Саша сжалась.
– И Валю с собой на прогулку возьми, – попросила мама. Саша отстранилась от нее, не размыкая объятий.
– Валю?..
– А чего вы без меня оладушки точите? – донесся веселый голос из коридора.
Саша окаменела.
Валя, появившийся в дверях, был мелким и вихрастым. Загорелые плечи, веснушчатое лицо, посветлевшие от солнца волосы.
– Я с ней никуда не пойду, – сказал Валя, хватая оладушек со стола. Мама легонько шлепнула его по руке:
– Не таскай! Налей чаю и поешь нормально.
– Некогда. У меня там…
– Ты ведь утонул, – прошептала Саша. – Ты умер…
Ей было легко смириться со всем остальным – и заботливой мамой, и отцом в их старой квартире, и с кровавыми листьями, рассыпающимися от одного прикосновения. И даже с нарисованными цветами в вазе…
Но с мертвым Валькой, который за обе щеки уплетает оладья со сливовым джемом, она смириться не могла.
– Ты мертвый, – чуть громче, но все еще хрипло повторила Саша.
Валя прищурился. Снова куснул оладушек за румяный бок и, ухмыльнувшись, спросил:
– А ты?..
* * *
Саше почудилось, что она проснулась вновь – просто скверный сон, сейчас ее вновь встретят солнце, льющееся сквозь тюль в комнату, запах оладий и мама… Нет. Приглушенный серый свет, падающий сверху, казался больничным и бледным. Бетонный мешок с высокими стенами, под потолком – черная решетка, а под ее ладонями гниющий мусор: листва вперемешку с разорванными пакетами, банки и бутылки.
Напротив, привалившись плечами к стене, стоял Юра. Лицо его было серым, глаза без отрыва смотрели на Сашу. Руки он скрестил на груди.
Саша прокашлялась, вытерла руками слипшиеся от слез веки. Она сидела у стены – видимо, это Юра ее так усадил. Зачем?..
Взгляд упал на тело, что лежало в центре бетонной комнаты. Человек. Это же человек…
Саша все еще не до конца пришла в себя – голова кружилась, как будто Саша спала до обеда в душной комнате, по телу ручейками текли капельки пота, дышать было трудно. Она моргнула раз. Другой. Третий.
Тело никуда не исчезло. Юра молчал.
– Это что? – тихо спросила Саша. Взгляд ее, казалось, прирос к этому мертвому, без малейшего сомнения мертвому телу.
– Ты, – глухо ответил Юра.
И снова в комнате повисла тишина.
Вдалеке еле слышно журчала вода, и Саше подумалось, что она провалилась в какую-то временную дыру, оказалась позади на… Сколько? Один, два или три? Сколько дней она провела в этом аду? Она была здесь в самом начале, когда не знала еще бродяг, когда до встречи с Валюшкой оставалось всего ничего, когда…
Если зажмуриться и слушать плеск воды, то можно попытаться успокоиться. Прийти в себя.
Поверить, что это очередной дурной сон.
Саша на четвереньках добралась до лежащего тела. Ей не хотелось вставать – мир мутился, чуть покачивался перед глазами, и только когда левая рука уперлась в ледяной бетон, Саша поняла, что ей больше не больно. Закатала рукав изгвазданной куртки, оглядела предплечье – ничего. Ни черных синяков, ни торчащих костей, ни крови…
Саша вскинула глаза на Юру. Он едва заметно кивнул.
Возле мертвеца Саша замерла – села, пытаясь набраться смелости. Робко положила ладонь на плечо, словно боялась, что руку стряхнут в брезгливом жесте. Но нет – тело окоченевшее, ледяное на ощупь. Под ногами зашуршала листва – это Сашина дрожь расходилась по комнате. То ли страх, то ли предчувствие, то ли боль… А может, и вовсе, понимание?
Она аккуратно перевернула человека на спину, убрала с лица прядь черных волос.
Перед Сашей лежала мертвая Саша.
Настоящая Саша, живая и реальная, отшатнулась, не сдержавшись – на ее лице проступил дикий ужас. Ей захотелось отползти обратно, прямо так, пригибаясь к полу, но она лишь закусила губу, разглядывая собственное лицо.
Сомнений в том, что этот человек давно умер, не осталось. На лице проступили темные пятна, словно синяки, кое-где кожа налилась меловой бледностью. Что-то в этом лице неуловимо изменилось, и Саша, видевшая себя каждый день в зеркалах, в отражениях и на снимках, все же не смогла понять, что именно. Нос? Губы?.. Или просто смерть наложила свой отпечаток, исказила черты, изуродовала?
Саша не могла поверить. Она сидела, низко склонившись над телом, вглядывалась в себя.
Юра молчал. Давал ей время.
Саша всхлипнула. Глаза оставались сухими, но в них поселилась невыносимая резь. Стон родился глубоко в груди, вырвался оттуда, и все снова опустело.
– Это я? – онемевшими губами переспросила Саша, будто все еще надеялась, что хотя бы Юра ее успокоит, скажет, что все в порядке, это кто-то другой, ведь не может так быть, нельзя…
– Это ты, – он сделал маленький шаг вперед. – Это твое тело, но уже без души.
– А я тогда кто? – тупо спросила она.
– Душа.
– Душа-а… – протянула Саша, глядя в свое лицо. Коснулась рукой щеки, провела, словно хотела погладить.
Бежевый свитер напитался дождевой водой и превратился в грязную тряпку. Рядом валялся распотрошенный рюкзак и останки разломанного мобильника. На Сашино тело налипли мятые листья, в волосах запутались шуршащие упаковки из-под еды…
И желтая кубышка. Кувшинка.
Саша снова всхлипнула. Зажала себе рот рукой.
– Спокойно, – попросил Юра. – Все в порядке, не бойся. Это не сон, это случилось на самом деле. Это ты, Саш… Ты умерла несколько дней назад, после того, как упала в этот колодец.
Саша по-детски мотнула головой, чувствуя, как оттягивает нижняя губа. Что-то изнутри противилось одной этой мысли.
– Ты же все понимаешь, – Юра подошел чуть ближе, присел напротив и заглянул в глаза. – Я знаю, как это тяжело. Непросто поверить. Но рано или поздно это надо будет сделать…
– Я… умерла потому, что упала в колодец? – она изо всех цеплялась хоть за что-нибудь логичное во всем вокруг. Казалось, бетонные стены пульсировали в такт биению ее сердца.
– Нет. Когда ты упала сюда, ты была еще живой. Но ты умерла, так и не очнувшись. У тебя было слишком много травм… – он говорил об этом буднично, словно пересказывал ей пропущенную серию любимого сериала, и Саша в ужасе вскинула на него глаза.
Юра не отвел взгляда, нашарил Сашину ладонь и крепко сжал ее в своей руке.
– Все в порядке. Я с тобой.
Саша глубоко вдохнула и выдохнула изо всех сил, но тяжесть из груди никуда не делась.
– А что тогда все вокруг? Здесь, в подземелье? Бродяги, Валюшка, химера… Все привиделось? Приснилось, да? Зачем тогда вообще…
– Нет, – глаза его чуть потеплели. – Это было на самом деле. Да, бродяги не существуют в вашем мире, и никогда не существовали. Но все это было реальностью – и спасение, и помощь, и разговоры…
– Я ничего не понимаю.
Юра чуть поморщился, и далекий плеск сделался тише. Мертвая Саша, на которую все еще падал блеклый свет из-под потолка, бесстрастно слушала их. Живая Саша была в этом почти уверена.
– Я попытаюсь объяснить, но это не так уж и просто… – Юра потер пальцами переносицу. – Ты действительно умерла здесь, и в вашем – физическом, реальном, называй, как хочешь – мире ничего не происходило. Но твоя душа, вырвавшаяся из тела, должна была завершить свой путь. Вы называете это раем или адом.
– Ты сейчас серьезно? – спросила Саша, в которой, казалось, кроме шока ничего не осталось.
– Мы сидим над твоим мертвым телом, – вкрадчиво, как для маленькой, произнес Юра. – И ты все еще не можешь этого принять?
– Не могу.
Он не нашелся, что ответить. И продолжил:
– Когда человек умирает, его душа переходит в новый мир. Или попадает в чистилище, к нам.
– К нам… – эхом отозвалась Саша, вновь глянув на себя. По шее прошлись колючие мурашки.
– Да. Твоя душа, Саш, очень странная. В ней много хорошего, светлого, но есть и червоточина.
– Валя.
– Да. Эта история с Валей, она держала тебя, как камень, привязанный к лодыжкам. Ты не смогла бы вознестись, все еще оставаясь там, на пляже, ощущая вину перед братом. Ты должна была пройти долгий путь, чтобы очиститься.
– Да уж… Очень располагает к очищению, – хмыкнула Саша, чувствуя, как мир вокруг становится болезненно четким. Стены нависли со всех сторон, в колодце запахло гнилью. Руки зачесались от кружащейся в воздухе пыли.
– Очищение это не внешнее. Ты должна была пройти все, что раздирало изнутри, побывать в каждой оболочке, увидеть всех их, бродяг… И, только справившись, надеяться на избавление.
– Получается, все это было зря, что бы ты ни говорил, – Саша поднялась, отряхнула колени и, отвернувшись, отошла к одной из стен. Зажмурилась, только бы не видеть себя мертвой. – Просто так. Я столько… столько пыталась выбраться отсюда, вернуться к родителям, а все было бесполезно. Я мертвая… с самого начала. Для чего это все? Ради какого очищения, а?..
– Это не напрасно, – Юра шагнул к ней, но встал чуть поодаль. – Да, ты никогда не смогла бы выбраться из туннелей. Но ты искала более важную дорогу.
– Я не увижу отца, да? – Саша резко развернулась. – Он улетит на север, даже не зная, что я… А мама? С ней что будет? Она похоронила Вальку, теперь и я… И это твоя дорога?
– Твой папа не улетел на север, – он жалостливо улыбнулся. – Он остался здесь, чтобы искать тебя. Это горе сблизит их. Я знаю, что стало после Валиной смерти. Но твои поиски чуть подтолкнут родителей друг к другу. Им нужны будут силы, и они не захотят тратить их на скандалы.
– Но…
– Пойми, ты все равно умерла. Никто в мире – ни я, ни бог, ни еще хоть какая-нибудь сила – не смогут вернуть тебя к жизни. Ты мертвая, Саш. Ты не доберешься до дома. Не увидишь родителей. Я знаю, как это жестоко. Но ты должна это понять. Тебе придется.
– Нет… Но папа, он же… он же ведь…
– Саш, – Юра крепко стиснул ее плечи. – Посмотри на меня. Посмотри! Ты умерла. Тебя больше нет. И твоим родителям тоже придется с этим жить.
Она снова всхлипнула. Казалось, внутри не осталось больше звуков, кроме этих всхлипов. Даже слова рождались будто сами собой, бесконечно далекие от Саши.
