Ирина Родионова
СемьЯ
Пролог
Саша очнулась на голом бетоне.
На миг ей почудилось, что она лежит в кровати под пуховым одеялом, тяжесть которого всегда рождала приятную полудрему. Вот-вот мать крикнет с кухни, чтобы Саша, лентяйка, вставала и шла ей помогать, а потом вскочит со своей кровати младший брат, отец протяжно зевнет из соседней комнаты…
Но нет.
В спину впивались камешки – их слишком много, острых и мелких, словно гречневое зерно. Саша завозилась, мечтая не просыпаться, но в голове прояснялось все сильнее. В ноздри ударил запах речной воды – влага и гниющие раковины, а еще…
Саша открыла глаза – сначала она увидела перед собой лишь бледное свечение, которое рассеялось, стоило только крепко зажмуриться. Да, это точно не ее комната – бетонный серый колодец, стены которого бесконечно уходят вверх. С потолка слабо льется мертвенный свет, не дотягиваясь до пола, а вокруг Саши царит мрак.
Притаиться в такой тьме может все, что угодно.
Из бокового коридора послышался глухой звук, словно бы кто-то вышагивал там, в беспросветной черноте, и Саша напряглась, прислушиваясь. Тихо. Издалека едва доносился плеск воды, но больше ничего.
И никого.
Отсыревший свитер напитался холодом, и Саша зябко поежилась на бетоне. Снова вскинула голову – там, высоко-высоко, куда и не добраться, стоял день. Неприветливый и серый, затянутый будто бы дымкой. Мутный солнечный свет перечеркивали прутья решетки.
Голова раскалывалась от боли. Тошнота то подступала горечью, то вновь дрожала в желудке, и Саша глубоко дышала носом, пытаясь справиться с собой. Что случилось?..
А потом боль медленно потекла по телу, отозвалась эхом в ушибленной спине, зудящей от камешков и веток, на которых Саша пролежала неизвестно сколько времени. Боль, отыскав нужную дорогу, разлилась кипятком в левой руке.
Саша попробовала пошевелить пальцами, но все внутри вспыхнуло так резко и так сильно, до слепоты, что она вскрикнула, прижимая сломанную руку к груди.
Пришлось переждать, пока боль не станет размеренной и слабой. Под ногами хрустнуло стекло – это ведь очки, боже! Золотистая дужка треснула от удара, линзы разлетелись осколками, и теперь в них едва дрожал слабый отблеск.
И как теперь, без очков?..
Рука горела так, словно ее сунули в раскаленные добела угли. Саша с превеликой осторожностью закатала бежевый свитер и увидела, что неподвижная рука налилась синюшностью и чернотой, будто подпорченный яблочный бок. Мать всегда заставляла срезать подгнившую кожицу ножом. Только вот видеть сейчас свою руку такой, и вспоминать про яблочные очистки – это вообще что-то за гранью нормального. Пальцы были целыми, но и они не шевелились.
Нигде не торчала желтоватая кость, даже крови не было. Это плохо – что с рукой-то теперь делать в этом глухом колодце?.. Рука и правда сломана, никаких сомнений по этому поводу у Саши не осталось.
Тошнота зашевелилась в груди, но Саша зажмурилась, приказывая себе успокоиться и не паниковать. Да, Саша никогда раньше не ломала руки или ноги. Что ж, все когда-то случается впервые.
Все вокруг казалось зыбким. Пришла в себя на дне заброшенного колодца, засыпанного прелой листвой и мелкими камнями. Рука сломана – теперь с этой болью надо будет бороться. Голова ноет, словно ее приложили дубовым чурбаком. Но Саша живая, относительно целая.
А это уже немало.
Как она здесь очутилась? Почему не помнит, откуда вообще взялся этот колодец?
И, самый важный вопрос – как отсюда выбраться?..
От мыслей в голове начало пульсировать, а слабость склизким комом поселилась внутри. Саша глубоко вдохнула, придерживая сломанную руку, и попыталась отыскать хоть что-то в полутьме вокруг – лестницу, металлические скобы-ступеньки, да что угодно…
Пусто. Гладкие стены без единой надежды.
Ничего страшного. Главное, не делать резких движений, размеренно дышать и думать. Саша выберется, это всего лишь заброшенный колодец, в котором не осталось воды. Вон там, сбоку, есть черная дыра прохода, Саша в любом случае выберется отсюда, даже если придется долго идти по темным тоннелям. Надо отыскать палку, примотать ее к сломанной руке – что-то такое рассказывали им на гражданской обороне…
Итак, палка и выход. Что может быть проще?
Только вот внутри Саши все вопило, что выхода нет.
Глава 1
Саша похлопала по карманам рюкзака – деньги, телефон, учебники и дневник. Значит, ничего не забыла. В полутемном фойе было пусто: малыши давным-давно убежали из школы, а Сашины одноклассники все еще толпились в раздевалках после физкультуры.
На улице проклюнулось солнце.
– До завтра! – сказала улыбчивая вахтерша, ненадолго отложившая в сторону сканворд и обгрызенную ручку. Саша вежливо кивнула в ответ:
– До свидания.
Китайская роза в здоровенной кадке прощально качнулась в Сашину сторону.
Город пропах осенью. Казалось, даже ветер после дождя гнал запахи сырой земли и сломанных сосновых веток по улицам, окутывал собой визгливую малышню, швыряющуюся друг в друга ранцами на школьном дворе.
Саша молча прошла мимо них. Кажется, она зря сегодня надела легкую куртку, насквозь продуваемую студеным ветром, даже свитер не спасал от холода. В небольшом рюкзаке за спиной тревожно перешептывались школьные тетрадки.
Зазвенел мобильник в кармане, и Саша сморщилась, не удержавшись. Ей обычно никто не звонил. Порой, конечно, писали одноклассники, порой появлялись старые подруги, лица которых Саша позабыла давным-давно, а их сообщения забывались и того быстрее. Звонок – это мать.
Или папа. Лучше бы папа, но…
Саша достала телефон из куртки, глянула на экран. Ветер рванул мобильник из рук, словно хотел уронить его на асфальт и разбить на осколки.
Мать. Конечно же, это мать.
Небо казалось остекленевшим. Саша, присев на одинокую лавку, засмотрелась на облака: те бледными мазками едва скользили перед глазами.
Телефон возмущенно трезвонил в ладони. Выдохнув, Саша все-таки ответила на звонок:
– Да?..
– Физкультура кончилась? – голос тяжестью лег на Сашины плечи.
– И тебе привет, мам…
– Не паясничай. Закончилась?
– Да.
– Ты домой идешь?
– Иду.
– И где уже?
– Мам, я вышла из школы, я на улице, через пять минут буду дома. Как обычно. Неужели обязательно звонить каждый раз, каждый день, а?
Злоба, царапающаяся изнутри острыми коготками, прорвала обычное Сашино молчание.
– Ты закончила? – спросила мать. Саша осеклась. Ей самой было странно, с чего это вдруг она отказалась от «да» и «нет», и сказала то, что давно тянуло внутри. Правда, сказала – это слишком пафосно. Скорее, набормотала в трубку, плотно прижатую к побледневшим губам.
– Да. Да, я закончила.
– Отлично. Если ты все еще не поняла, я твоя мама, и я имею право знать, где ты шляешься после школы. И если тебе что-то не нравится, то извини уж, что я за тебя беспокоюсь, – пауза. Саша поежилась. – Давай быстрее, суп остынет.
– Уже бегу, – ответила Саша и сбросила звонок. Откинулась на лавку, что стояла в дальнем конце липовой аллеи, пару лет назад высаженной у школы. Саша тогда помогала вместе со всеми: где-то слева растет ее маленький клен, который она все еще порой поливала из пластикового ведра.
Они всей школой копали лунки для саженцев, выставленных в ряд у дырявого забора, словно бы на расстрел. Многие деревья зачахли в первую же зиму, и их срубили, оставив лишь худые пеньки, словно детские руки, торчащие из-под земли. Потом выкорчевали и их.
А Сашино дерево распрямилось, налилось молоденькой зеленью. Выжило. И Саша потихоньку жила вместе с ним.
Идти домой не хотелось – сначала мать дотошно исследует дневник, потом приступит к допросу. Она обычно называла это «поговорить по душам». Саше казалось, что душевные разговоры начинаются вовсе не так – тут только лампы с бьющим в глаза светом не хватало, чтобы допрос стал настоящей пыткой. Мать никогда не спрашивала, что у Саши на душе. Не подходила, когда дочь захлебывалась слезами.
Только давила. Приказывала. Манипулировала.
Одни голые факты. С кем ты говорила? Чему учили в школе? Как кормили в столовой? Какие оценки получила?
Определилась, на кого хочешь выучиться? Из города даже и не думай уезжать – мать все равно не отпустит. Потому что…
А почему?
Неважно. Главное, что даже ветер не может замарать облаками едва греющее солнце. На следующей неделе обещают первый снегопад… Саша обожала кислые мандарины и запах хвои, но сейчас ей хотелось подольше понежиться под солнечными лучами.
У ног шуршала сухая листва, и Саша решила собрать букет. Она постоянно таскала домой цветы, и мать, брезгливо сморщив лицо, выговаривала ей за это:
– Натащишь веников полную квартиру, а потом листья по всему полу. Грязь и мусор. И так бардак, а ты все тащишь, тащишь… Лучше бы прибралась хоть немного.
Маленькая Саша, слабая и тихая, в ответ лишь глядела на мать. Исподлобья.
– И везде эти банки с водой, она киснет, гниет, я убираю, а ты снова и снова, снова и…
Саша молчала.
С годами мать поняла, что Саша все равно не сдастся и будет таскать ободранные с клумб бархатцы, березовые ветки с клейкими листочками, сухоцветы, густо припорошенные снегом, или кирпично-красные рябиновые листья. Это был ее цветочный протест – единственный протест, на который Саша способна. Она старалась сама выбрасывать увядшие букеты до того момента, когда мама взорвется криком.
Но это получалось не всегда.
Вот и сейчас Саша присела у лавки, выискивая резные листья в нечесаной траве, космами стелившейся под ногами. Мелкие тополиные листья, похожие на яичные желтки, казались теплыми на ощупь.
Ветром под лавку нагнало и кленовых листьев, рыжевато-алых, с багровыми прожилками.
Топот. Всхлипы.
Мимо лавки промчалась всклокоченная женщина, и Саша чуть приподнялась, не понимая, что происходит. Незнакомка показалась ей странной. Почему? Может, всему виной лиловый жакет с золотистыми пуговицами, прямо как у матери на старых фотографиях. Может, всклокоченные кудри, напоминающие ее собственные волосы, только вот у Саши они темные и густые, непослушные, а у незнакомки вьются мелким бесом.
Может, щеки, цветом напоминающие сырой мел. Может, рот, искаженный беззвучный криком.
Саша не успела задуматься – она мигом подскочила и побежала следом. Закружилась в воздухе отпущенная на свободу листва. Стоило Саше помедлить хоть секунду, и в голове обязательно появятся зудящие мысли – у тебя ведь даже помощи не просили. Зачем ты опять ввязываешься в передряги? Зачем ищешь проблемы?.. Сделай вид, что ничего не видела, иди домой.
Суп ведь остынет.
– Эй! – крикнула Саша, вскидывая руку. Незнакомка остановилась. Замерев посреди дороги, она часто-часто заморгала ресницами, дрожа, будто холод стал ее кровью. Губы у женщины дрожали.
– Вам помочь?
– Мне… я… – незнакомка во все глаза смотрела на Сашу, и та заметила, как в пустых зрачках на мгновение мелькнуло что-то дикое. Женщина вновь заморгала, задыхаясь от бега, и Саша осторожно коснулась до ее плеча.
– Успокойтесь, пожалуйста… Все нормально. За вами кто-то гонится? – Саша заглядывала в матовые глаза незнакомки, но та отводила взгляд.
А потом изо всех вцепилась в Сашину руку. Ладонь незнакомки была влажной и ледяной на ощупь, и Саша подумала на миг, что схватилась за сколькое змеиное тело или дохлую рыбину.
Женщина едва слышно застонала. Саша огляделась по сторонам, уже жалея, что выбежала на помощь – вдруг это сумасшедшая?
– Прости, прости, ты боишься, наверное… – забормотала женщина, будто бы услышав Сашины мысли, и неуверенно улыбнулась. – Я просто не знаю, кого… Кто может…
Мимо них торопливо прошел мужчина с целлофановыми пакетами в руках. Он чуть задержал взгляд на незнакомке, кусающей яркие губы, но сделал вид, что ничего странного не заметил.
Женщина чуть отвернулась. Ее плечи вздрагивали, ткань лилового жакета стелилась волнами.
– Я могу вам помочь? – повторила Саша. Женщина медленно кивнула:
– Да, наверное… Ты можешь вызвать скорую?
– Вам плохо?
– Нет, я в порядке, но ему… Нужны врачи. Ему нужны…
Женщина, скривившись, прижала пальцы к губам. На белой коже расплывались капельки воды с мелкими крупинками туши.
– Я не могу так… – донесся ее слабый шепот. Голос оборвался. Женщина прижала ладонь ко рту и глянула на Сашу.
Та кивнула и успокаивающе взяла незнакомку под локоть:
– Идемте, тут лавочка есть, сядем.
– Да, хорошо. Пойдем, нужно вызвать врачей, нужно помочь…
На лавке она первым делом закинула ногу на ногу и закурила, тусклая зажигалка прыгала в тонких пальцах. Щелк, и слабый язычок огня заплясал под ветром. Саша вздрогнула.
Нерешительно присела рядом, достала из кармана мобильник.
– Кому надо вызвать врачей?.. Объясните нормально.
– Да, нужна помощь, а если он уже умер, если я не успела, у него ведь сердце, господи, сердце, он лежит, а я, я не могу, я… – вместе со словами изо рта вырвались облака бледного дыма, и Саша как загипнотизированная смотрела на этот дым. Незнакомка еще раз затянулась и зажмурила глаза.
– Так кто лежит-то? – спросила Саша.
– Мой муж. У него сердце слабое, он упал на землю, а вокруг никого нет, и я не знаю, куда бежать…
– Подождите. У вашего мужа сердечный приступ?
Женщина закивала, и глаза ее будто оттаяли на мгновение, но уже в следующую секунду их вновь заволокло холодным страхом:
– Ему нужна помощь.
– Он недалеко, да? И на земле?.. Что же вы сидите?! Вот, – Саша сунула ей в руку свой мобильный и крепко стиснула его в чужой ладони. – Звоните в скорую, а я попробую оказать первую помощь. Нас в школе учили, на ОБЖ, мы ведь можем… Ну, где он?!
И они бросились бежать. От волнения Саша чувствовала себя невероятно сильной, а звон в ушах, заглушающий мысли, волнами разливался по телу. Надо помочь, конечно же надо помочь. Но как?..
Сердечный приступ, остановка сердцебиения. Сейчас Саша полжизни бы отдала за пятерку по ОБЖ и нормальные знания. Спокойно! Надо проверить, есть ли пульс. Лучше всего щупать на шее, Саша никогда не находила пульс на запястье, а лишь прикидывалась во время практики. Так, сначала пульс и проверить дыхание, потом перевернуть мужчину на бок или на спину, она не помнит, она не сможет…
Без паники! Врачи быстро приедут. Саша проверит, не захлебывается ли мужчина рвотой, ослабит воротничок, галстук, а если надо будет, то начнет делать искусственное дыхание. Положить платок на губы, черт, какой платок, у нее нет никакого платка, зато есть влажные салфетки в рюкзаке, она накроет рот салфеткой. Да, хорошо, салфетка. Если пульса нет, то тридцать нажатий и два вдоха, Саша спасет мужчину, все будет…
Они вдвоем добежали до тупика – неподалеку звенел дверной колокольчик у магазина электротоваров, и Саша подумала вдруг, зачем незнакомка с мужем приехали сюда. Что они хотели купить? Глупость, но Саша никак не могла отделаться от этой мысли. Будто все это могло помочь мужчине, у которого случился сердечный приступ.
В дальнем конце улицы стояла машина – светлая пятерка, папа любит ремонтировать такие, берется за них с особым удовольствием. Папа работает в автосервисе, и Саша с детства пропадала там, среди промасленных тряпок и прогорклого запаха машинного масла.
Забудь! Думай о мужчине, ему нужна помощь.
– Звоните быстрее! – крикнула Саша и, обогнав незнакомку, бросилась к машине.
Водительская дверь оказалась распахнутой настежь, и на асфальте рядом с ней лежал грузный мужчина с бледными залысинами. На его багровые щеки падала кружевная тень осенней листвы, тревожно шелестящей над головами. Это мельтешение почему-то запомнилось Саше больше всего.
Незнакомка застыла поодаль, бестолково тыча в чужой телефон дрожащими пальцами. Саша, подлетев к мужчине, рухнула на колени и торопливо положила ладонь ему на грудь.
– Эй, вы слышите меня?.. – позвала Саша, в один миг растеряв всю решительность. Одно – это под хохот одноклассников неумело делать искусственное дыхание пучеглазому манекену Толику, а совсем другое – настоящему человеку, этому грузному мужчине с большой волосатой родинкой над губой, щербинами на лбу и щеках, с обветренными шелушащимися губами…
Саша прижала руку к его шее, заскользила пальцами, пытаясь отыскать пульс. Нет, нет, не получается… Шея казалась влажной и горячей, слишком горячей.
Вот! Вот оно, сердцебиение, частое-частое, быстрое-быстрое. Саша едва не расплакалась от облегчения. Значит, мужчина жив, вот-вот приедет скорая помощь и увезет его в больницу, а его жене совершенно незачем…
– Все нормально! Сердце бьется, – крикнула Саша, распрямляясь.
И наткнулась на взгляд. Бесцветные глаза пристально смотрели ей в лицо.
Саша вскрикнула от неожиданности.
А дальше осталась только чернота.
* * *
Саша поморщилась, пытаясь вспомнить еще хоть что-то. Выпученные глаза умирающего мужчины, его жена дрожит за плечами. И все. Саша успела им помочь или?..
Откуда вообще взялся этот колодец? В голове копошились мысли, зудели комариным писком, и Саше хотелось взмахнуть ладонью, отогнать их от себя, мерзких и неумолкающих, только бы остаться в тишине, найти воспоминания…
Нет, не получается. Багровые щеки, мужчина тянется к ней рукой, ему плохо, надо помочь, и…
Саша выругалась от обиды, придерживая сломанную руку. Надо выбираться. Мама, наверное, с ума сходит, а потом вообще ей голову оторвет, когда Саша вернется домой.
Сломанные очки глухо звякнули, когда она попыталась встать. Да уж, придется бродить по полутемным туннелям на ощупь, если Саша так и не сможет вылезти по отвесным стенам.
У правой ноги лежал телефон.
Саша расхохоталась.
Ну конечно же, господи! И куда бы он делся?! Она сейчас включит геолокацию и позвонит папе, а он спасет ее, надо только дождаться. Присев, Саша с превеликой осторожностью подняла телефон – по экрану змеились белые трещины, словно наросшая паутина, но мобильник все еще был жив. Экран приветливо вспыхнул синеватым светом.
Саша положила телефон на пол и целой рукой набрала папин номер. Пальцы скользили по острым трещинам, цеплялись за крошащееся стекло, но ей было наплевать.
Телефон, сделав робкую попытку позвать на помощь, завибрировал и скинул вызов. Саша попробовала снова.
Бесполезно. Набрала маму, ощущая, как предчувствие расползается под кожей. Казалось, что даже стены бетонного мешка сдавили, запульсировали, а от малейшего шороха Саша вздрагивала и оглядывалась по сторонам. Паранойя, подкравшись на цыпочках, едва ощутимо дохнула сквозняком в спину.
От одной мысли, что придется идти по тоннелям неизвестно куда, во рту стало кисло.
Связи не было. Саша попыталась поднять телефон, но мобильник лишь насмешливо глядел сверху на все ее попытки. Ничего, главное – что телефон цел, а она уж найдет, откуда позвонить. Включив энергосберегающий режим, Саша сунула мобильник в карман.
А вот рюкзака не было – наверное, она потеряла его до того, как оказалась в колодце. Тот самый кусок воспоминаний, беспощадно выдранный из Сашиной головы, наверняка хранил в себе немало ответов.
Плохо, в рюкзаке была бутылочка с водой, опять же пилочки всякие, бумага…
Саша нервно хохотнула.
Это и правда смешно. Ей всего-то и надо, что найти выход отсюда, да хотя бы просто поймать сеть, и все ее приключения закончатся. А она, насмотревшись ужастиков, думает, что пилочка для ногтей стала бы отличным оружием, а из учебника по физике неплохо было бы соорудить костер.
Ну не тупость ли?..
Саша обошла весь колодец по кругу, касаясь правой рукой шершавых стен, напитанных холодом. Нет, без вариантов. Даже с двумя целыми руками она все равно бы не выбралась.
Только вот Саша не привыкла отчаиваться.
– Эй! – крикнула она изо всех сил, запрокидывая голову. – Меня кто-нибудь слышит?!
Слабое эхо. Плеск. Откуда тут вода?..
– По-мо-ги-те! – заорала Саша с такой силой, что уши заложило. Где она сейчас? В городе, в лесу, у трассы? Есть ли рядом хоть кто-нибудь, могут ли они ее услышать?
– Люди-и-и! – кричала Саша, не сдаваясь. Сломанная рука пульсировала и горела все сильнее, обветренные губы покрылись коркой. Из низенького тоннеля послышался очередной всплеск, и снова все стихло. Саша горланила, звала на помощь, надеясь, что какой-нибудь случайный прохожий услышит ее вопли и придет на помощь, но…
Но ничего. Саше казалось, что ее со всех сторон обступает вязкая тишина: выключи звук воды, и все исчезнет, останется только омертвевший колодец, треснутые очки на полу и сломанная рука, болтающаяся безвольной плетью. Саша старалась гнать от себя эти мысли, кричала и кричала, вглядываясь почти незрячими глазами в осколок света над головой.
Тишина была ей единственным ответом.
Когда голос охрип, а в горле засаднило, Саша умолкла, восстанавливая дыхание. Отовсюду из черноты на нее будто бы смотрели глаза – тлеющие угольки, едва вспыхивающие за спиной. Чужие глаза, словно бы и у тьмы здесь было свое лицо. Саша нервно оглядывалась, теребила край бежевого свитера и едва слышно всхлипывала.
Была еще одна причина замолчать. На мгновение Саше послышался далекий отзвук, чем-то напоминающий рев, чем-то – стон. Саша замолчала, вглядываясь в черное жерло.
Подступивший страх, шепчущий, что она может быть здесь не одна, камнем потянул в груди.
Кричать расхотелось, мольба кляпом застряла в горле. Саша поняла, что вопить здесь можно до потери сознания – а если это и правда ловушка где-нибудь за городом, где никого нет, тогда Саша попусту тратит время, а ей нужна помощь, ей нужно успокоить мать, попрощаться с папой…
Выход был только один.
Саша сунула в карман сломанные очки, сама не зная, чем они теперь могут ей пригодиться. Телефон приятно оттягивал карман, и уже один только работающий мобильник успокаивал Сашу. Где-нибудь точно будет сеть, нужно просто не сдаваться. Да, коллекторы. Да, подвалы. Но не все так страшно.
Верно?..
Хм. В последнем Сашином воспоминании мобильный был в руках у женщины в лиловом жакете. Откуда бы ему здесь взяться?.. Наверное, Саша все-таки помогла. Супруги могли уехать в больницу.
Слишком много вопросов, и Саша цеплялась за них, не желая идти в тоннель. Тот, словно бы дожидаясь ее смелости, совсем омертвел – ни шороха, ни света, ни журчания воды.
Решившись, Саша сделала первый шаг.
Низко нависающий потолок уходил в глубину, неведомую и жуткую, и Саша замерла на границе между слабым, но все-таки светом, и глухой тьмой. У самого входа в тоннель еще можно было что-то разглядеть: грязный пол, комья земли и битое бутылочное стекло, едва светлеющий купол над головой и черные провода, намотанные на штыри, но дальше…
Дальше ее ждала лишь преисподняя.
Саша знала, что нельзя надолго включать фонарик на мобильном: у нее и так осталось немного заряда, чтобы тратить его понапрасну, но еще она знала и то, что не сможет шагнуть в этот черный холод, где плещется неведомая река, откуда был слышен то ли рев, то ли стон, и где может притаиться нечто, обнажившее гнилые зубы.
Фонарик включился с глухим щелчком, и от ударившего в стену луча Саше вообще расхотелось идти в тоннель. Она медлила, надеясь, что хоть кто-нибудь сверху крикнет ей:
– Девушка, как вы там оказались? Я могу помочь!
Или все-таки сквозь оборванную связь дозвонится папа, пообещает примчаться сию секунду и вытащить дочь из глубокого колодца. Только вот Саша знала, что сейчас никто не поможет ей больше, чем она сама. А значит надо меньше думать и больше двигаться вперед.
И, не позволяя себе испугаться еще больше, Саша нырнула во тьму, словно в черную неподвижную воду.
Потолок тут же навис над головой, и Саша пригнулась, внимательно глядя себе под ноги. В лихорадочно мечущемся свете фонарика мутно блестели бутылки, темнели росчерки гвоздей и мелкий мусор, чудившийся смазанными пятнами.
Саша медленно шагала вперед. Воздух здесь казался тяжелым и неподвижным, пахло землей и плесенью, застоявшейся подгнившей водой. Даже дышать таким воздухом не хотелось, и Саша натянула воротник свитера на лицо, но и это мало чем помогло. Только бы найти какую-нибудь дверь, лестницу – любой выход на поверхность, и можно будет забыть обо всех странностях, что вышагивают за Сашей по пятам. Напиться бы чистого воздуха…
Вернуться к родителям.
Но тоннель не менялся – все те же цементные стены, все тот же мусор под ногами, все тот же запах речной воды. Саша брела вперед, стиснув зубы, и запрещала себе вспоминать о кошмарах, которые могли поджидать ее в каждом углу.
Казалось, время тянулось изжеванной до безвкусности жвачкой, и Саша барахталась в этой липкой клейковине, пытаясь найти выход. Никаких ответвлений и никаких дверей, только бесконечно змеящиеся провода, от которых тянуло жженой пластмассой, только далекое дробящееся эхо ее невесомых шагов, только приближающийся рокот воды.
Когда у самых ботинок возникла маслянистая лужа, Саша остановилась. Свет фонарика заметался по стенам. Вода не наползала, не плескалась, нет – она напоминала матовое черное зеркало, смиренно дожидающееся свою добычу.
Саша ненавидела воду. Она всегда быстро ополаскивалась под душем, не ездила на море и не плавала в заболоченных речушках. Колючий песок, заросли грязно-бурых водорослей, запах ила и тухлой рыбы… Саша вздрогнула.
Но времени на раздумья не было, заряд батареи таял с каждой секундой, и Саша, переборов беспокойство, шагнула чуть в сторону и пошла по самой кромке тоннеля, едва не соскальзывая вниз.
Когда весь пол затянуло беспросветной тьмой, Саша поняла, что карабкаться по стенам больше не выйдет. Надо или идти назад и вновь кричать до хрипоты, надеясь, что кто-нибудь отзовется, или идти по воде, в которой даже дна не видно.
Саша носком ботинка тронула черную гладь и осторожно ступила на пол. Воды было не очень много, даже до щиколоток не доходило, и Саша выдохнула, уверяя себя, что в этом нет ничего страшного. Никто не схватился за ее ступню раздутой рукой, она не ушла под воду по пояс, стало только чуть холоднее, и все. Это простая вода, быть может, канализационная – да, слабые запахи таят в себе что-то гнилостное, порой тут даже может проплыть что-то мерзкое или тошнотворное, но и это можно пережить.
Ты справишься. Справишься. Справишься.
Идти стало труднее. Ноги вязли в воде, словно в рыхлом снегу. Чахлый луч высвечивал голые стены и низкий потолок, только и всего. Не страшно ведь. Но каждую секунду Саша боялась, что из мутного света вынырнет чье-то раздувшееся тело, или щупалец, толстый и глянцевый, или…
Вдалеке послышался плач.
Щелчок фонарика, и мир погрузился во тьму. Неестественная тишина коконом обступила со всех сторон. Затаив дыхание, Саша напряженно вслушивалась. Может, это просто воображение, мало ли что может почудиться в черном тоннеле, когда вокруг лишь холодная вода и собственное загнанное дыхание.
Ребенок?..
Но тут не может быть никаких детей. И плакать они тоже не могут.
Потому что их здесь нет. Логично ведь?..
Саша почти решилась вновь включить фонарик, но звук повторился – эхом пронесся по тоннелю, забился влажной ватой в уши и рассеялся в воздухе.
Саше захотелось закричать, броситься обратно, падая в воду и захлебываясь, но она лишь стояла и прислушивалась, стиснув зубы. Главное – не поддаваться панике. Всему должно быть объяснение.
Кажется, это девочка. Девчачий плач.
Маленькие девочки в черных тоннелях – крайне скверный знак, Саша прекрасно знала это по фильмам ужасов. А еще она знала, что никаких призраков, монстров и прочей нечисти в реальной жизни не существует – значит, это и правда ребенок. Но откуда?..
Может, ей нужна помощь. А Саша сейчас бросится сломя голову обратно, и кому от этого лучше?..
Нет. От напряжения заныли виски, и Саша прикрыла глаза, пытаясь нащупать верное решение. Что же ей делать?!
Плач приблизился, и Саша почувствовала, как по спине побежали крупные мурашки. Она присела, понимая, что это бесполезно, что ей все равно не спрятаться в бесконечно прямом, как кишка, тоннеле, что ее найдут, схватят, что…
Перестань! Еще ничего не ясно. Всему должно быть объяснение.
Девочка плакала навзрыд. В ее плаче не было ничего жуткого – обычный плач потерявшегося ребенка, визгливый и захлебывающийся. Так плакали малыши, потерявшиеся в огромных супермаркетах, одиноко бродящие по стеклянным коридорам. Пару раз Саша приводила таких девочек к охраннику и дожидалась, пока курицы-мамаши примчатся на пост, выпучив обезумевшие глаза.
Теперь никаких сомнений не осталось – по тоннелю идет девочка. Сидеть и бояться бесполезно, но и идти навстречу неизвестно чему, всхлипывающему в пустом заброшенном тоннеле… Бежать обратно – еще одна плохая идея, за спиной тупик.
Что бы там ни было, в этом тоннеле, от него не спрячешься. Плач нарастал, отражаясь от низких стен, и бил Сашу в грудь.
А потом оборвался, словно его и не было никогда.
Саша чутко вслушивалась в густую тишину, дрожа, словно в лихорадке. Читала про себя маленькую молитву, что висела на приборной доске в папиной машине. Плохо читала, много слов и не вспомнила даже, но лучше уж так…
Всхлипы, словно девочка поперхнулась. Шорохи. Шаги.
«Бежать! Бежать!» – стучало в голове у Саши, но она не слушала. Вот увидит перед собой чудовище, которое рыдает навзрыд девчоночьим голоском, и тогда побежит по тоннелю, понимая, что это конец, вот тогда… А пока Саша крепко схватилась за сломанные очки, готовая ударить ими рыдающее существо. Лучшего оружия у нее не было.
Плач затих, осталось только бульканье, и это пугало даже больше, чем рыдания. Набравшись смелости, Саша приготовилась бежать и разблокировала экран на телефоне.
В нескольких метрах от нее замерла девчушка.
Саша не поняла, что произошло быстрее – то ли она сама заорала от ужаса, увидев бледное лицо и светлые кудряшки, то ли девочка заголосила еще сильнее, шарахнулась в сторону и… исчезла.
Уже готовясь орать молитвы во всю глотку, Саша все же догадалась, что девочка не исчезла – она отшатнулась и упала в воду, а теперь барахталась там, захлебываясь тьмой. Нет, это определенно не чудовище – да, у ребенка раздувшееся лицо, глаз почти не видно за багровыми веками, но сейчас она больше всего походила на обыкновенную девочку, которая вот-вот утонет в пахучей луже.
Все это пронеслось в голове у Саши за считанные мгновения, и она бросилась на выручку.
Подлетев к ребенку, Саша упала на колени и потянула девочку на себя. Крик вырвался из груди и рикошетом задел малышку – та заныла еще громче, размахивая руками из стороны в сторону, но Саша, в голове у которой чуть прояснилось от боли в сломанном предплечье, все же поставила ребенка на ноги и крепко ухватила целой рукой.
Задыхающаяся девочка рванулась назад, но Саша крепко держала ее за насквозь мокрую рубашку:
– Стой, подожди! Я тебя не обижу! Подожди, послушай меня, послушай, пожалуйста, – Саша крикнула это почти в отчаянии, и девочка замерла, вытаращив зареванные глаза. В полумраке казалось, что черные зрачки сплошь заполонили радужку.
