Ирина Михайловна Кореневская
Качели времени. Мама!
Глава тридцать седьмая. Мама?
Через некоторое время я глянул на арновуд и глазам своим не поверил. Мы прилетели домой в два, а сейчас было уже четыре. Что же случилось, почему мир продолжает существовать? Я, конечно же не хочу, чтобы он вдруг передумал, но по всем подсчетам самое страшное уже должно было случиться. Может, мама с папой не поверили Евгению и выгнали его? Но тогда они наверняка должны попытаться меня найти. Проще всего это было сделать, позвонив мне, но вызовов не поступало. Что же произошло?
Тут я похолодел. Может, Томас привел угрозу в исполнение и сам устранил все возможные причины конца света в виде моей семьи? Надо было идти домой, однако я словно окаменел и не мог даже с места сдвинуться. Хотя нет, ну конечно же нет. Если бы он это сделал, вряд ли бы жаждал еще и моей крови. Тем более папа и Женя уж точно скрутили бы негодяя в два счета.
Да, он бы к ним не сунулся. А может, мне попробовать увидеть ближайшее будущее? Вдруг оно, это самое будущее, еще есть? Я глубоко вдохнул, закрыл глаза, крепко зажмурился даже. И попытался заставить явиться видение грядущего. Однако у меня ничего не вышло. Не страшно, я попробую еще.
Но чем больше я предпринимал попыток, тем меньше у меня оставалось энтузиазма. С чего я вообще взял, что смогу увидеть будущее без камня? Да, раньше у меня это несколько раз получалось, но спонтанно, а по заказу видения вызывать я так и не научился. Только с камнем это получалось, и то не каждый раз. Так что вряд ли я сейчас что-то увижу.
Может, вообще Томас меня обманул и нет у меня дара предвидения! Или же он сам верит в то, что он есть у меня и у него, а на самом деле это чья-то злая шутка. Кто-то свел с ума его, а он пытался сделать сумасшедшим меня. И только случайно ничего не получилось. Ведь я и правда не мог управиться со своим даром, а если бы он был – я бы им уже хоть как-то управлял. Наверное и телекинез – это тоже проделки камня, будь он неладен.
Вдруг меня бросило в жар. Мысли о том, что все сказанное Томом неправда, и мама не больна, уже не раз приходили мне в голову. Как и о том, что ее жизнь не будет расплатой за жизни всех, кто существует, а потому ее можно вылечить, она может жить дальше. И если это и правда так – получается, я совершил самое страшное, что только может совершить человек. Я предал маму. Я от нее отказался.
Уши горели от стыда и боли, глаза наполнились слезами. Какой же я малодушный и трусливый! Я должен был до последнего верить, я должен был за нее бороться, чем бы мне это ни грозило. А я потрепыхался немного, испугался и сдался. Как теперь мне смотреть маме в глаза, как мне вообще жить дальше с пониманием того, что я не стал сражаться за ту, кто мне дороже всех на свете?
Сердце сжалось от боли, я разревелся, как маленький ребенок, и вдруг почувствовал руку на щеке. Мамину руку – ее я узнаю из тысячи. Поднял взгляд и увидел ее глаза, светившиеся такой любовью и добротой, что мне тут же стало в миллиард раз хуже, чем было только что.
– Мама…
Я тут же рассказал ей все-все-все. Про Томаса, про мои видения, про то, что я отказался от нее. Пусть она знает, а ее укоряющий взгляд и разочарование во мне с последующим отдалением и презрением станут для меня наказанием. Я ведь еще не то заслужил.
Мама выслушала меня не перебивая, от начала и до конца. Но удивительно – никак не переменилась по отношению ко мне. Я закончил и глянул на нее.
– Знаю, что я худший из сыновей. Я пойму, если ты не захочешь больше знать меня, и…
– Бедный мой маленький. Сколько же ужаса пришлось пережить тебе. А я ничего не замечала. Прости меня, малыш.
С этими словами мама обняла меня, а я удивленно на нее посмотрел. Она без слов поняла мое изумление.
– Я ни в коем случае не сержусь на тебя, Оксинт. Удивительно: ты такой маленький у меня, но твое сердечко вмещает столько любви! Ты не сделал ничего плохого, милый, ты на такое просто не способен.
– Я отказался от тебя, я предал.
– Нет. Ты всем сердцем желаешь, чтобы я жила. Но ты не хочешь зла и всем остальным. Ты любишь папу и сестру с братом, ты хочешь, чтобы и они были живы. Знаешь, мой хороший, когда ты родился, я испугалась. Испугалась, что не смогу сделать тебя счастливым. И того, что сделаю что-то не так, и тебе будет трудно в этом мире. Но теперь понимаю, что твое большое, одновременно ранимое и такое сильное сердце, станет тебе настоящей защитой. Что рядом с тобой всегда будут те, кто любит тебя. И кого любишь ты.
– Но я не хочу, чтобы рядом со мной не было тебя.
– Это, увы, естественный ход вещей, мой дорогой. Но я еще долго буду рядом. И самое главное, чего я боялась, когда видела тебя, Александру и Антея впервые – что мне придется уйти рано, что я не побуду с вами подольше. Ведь вы мои самые любимые, с вами мне было бы тяжелее всего расставаться. И знать, что вы остаетесь одни. Наверное, поэтому так устроено, что у ребенка два родителя – чтобы оставшийся поддерживал дитя и сам жил ради него после того, как не стало его половинки. Наверное, поэтому и природа дала нам возможность дарить жизнь не одному, а нескольким детям. Чтобы не так одиноко вам было в этом мире, когда мы уйдем. Но не бойся этого. Теперь мы будем вместе еще очень долго.
– Правда?
– Да, мой хороший.
Я улыбнулся и прижался к маме. Но тут же снова встревожился.
– Надо остерегаться Томаса. Он может…
– С ним теперь тоже все в порядке. – улыбнулась мама. – Ему тоже было страшно, он, как и ты, запутался. Но теперь у него все будет хорошо. Он и сам очень хороший человек, просто ему не повезло наткнуться на этот камень.
Не знаю, то ли все-таки дар предвидения у меня есть, то ли мой радар сработал, но я понял: мама права. С Томасом теперь тоже все в порядке, и он больше нас не потревожит. Вдруг я почувствовал, в каком страхе мужчина был все это время и даже пожалел его. А потом ощутил нечто удивительное: я его прощаю. За все те месяцы мучений, за его ложь. Впрочем, он-то думал, что это правда. Я понял, что не держу на Тома зла. Пусть у него все будет хорошо.
Едва последняя мысль пришла мне в голову, как я тут же вдруг зевнул.
– Ты сильно устал за эти месяцы. – покачала головой мама. – Поспи, пока мы ждем остальных.
Мама запела песню, которую в детстве всегда пела мне в качестве колыбельной. Это очень старая и красивая песня, про мать – Луну и ее детей – звезд, которые всегда находят дорогу домой, ведь путь им освещает материнское сердце. Я улыбнулся, закрыл глаза и правда задремал. Даже кошмары не снились.
Проснулся я от того, что рядом присел папа. Я обнял его, а мои плечи обвили руки Александры. Так мы и сидели все вчетвером, а я прислушивался к стуку таких любимых сердец и радовался тому, что буду слышать, как они бьются, еще очень долго.
Наконец, я осмотрел бесконечно любимые и родные лица.
– Пойдемте?
Родители и сестра кивнули. Я взял за руки маму и папу, Александра обняла меня, так мы и вышли на улицу. Я покрутил головой по сторонам, увидел Евгения, и мы подошли к нему. Я не выдержал, бросился к парню и обнял его так крепко, как только могу. Потом несмело поднял голову – вдруг он сердится? Однако дядюшка тепло улыбнулся мне и я понял, что все и правда теперь будет хорошо.
Мы отправились домой, но я и папа по пути еще заглянули в больницу. Там меня проверили и оказалось, что у меня в будущем тоже могла развиться болезнь мамы. Но врач сообщил, что нам нечего бояться. Уже завтра придет вакцина, и всего один укол избавит меня даже от намека на это заболевание. Услышав про укол я приуныл, потому что боюсь иголок… Теперь надо будет набраться мужества на эту процедуру. А где его искать?
В остальном остаток дня и вечер прошли тихо и очень хорошо, как раньше всегда было в нашей семье. Перед сном, когда мама уже пришла ко мне, я попросил ее немножко подождать – пока что я набрался мужества для того, чтобы сходить к дядюшке. Она поняла, улыбнулась и сказала, что я все делаю правильно. Воодушевленный таким напутствием, я отправился в комнату к парню.
Честно говоря, этого разговора я боялся едва ли не больше, чем грядущей прививки. Хотя я уже и понял, что Евгеша на меня не сердится, было банально стыдно за то, что я поверил Томасу, а не ему. Да, я ребенок, легковнушаемый и доверчивый, но все же должна быть голова на плечах! Тем более парень столько раз предлагал мне свою помощь… Хорошо, что в итоге он решил не ждать, пока я ее приму, а начал действовать. В некоторых ситуациях дожидаться согласия нельзя, а промедление смерти подобно. Спасибо ему за то, что он поступил против моей воли… Хотя вообще-то Женя сделал то, чего я желал больше всего. Он спас мою маму.
Дядюшка, оказывается, меня уже ждал. Мы с ним очень хорошо поговорили и я с облегчением узнал, что он действительно не держит на меня зла. Золотой человек! Потом Евгеша напомнил про завтрашнюю прививку, и я тут же погрустнел. Понимаю, что глупо бояться таких мелочей, особенно после того, как я пережил эти кошмарные месяцы. Но я ничего не могу с собой поделать!
Моя перемена в настроении не ускользнула от парня.
– Что такое, Оксинт?
– Я… Я боюсь уколов. – признавшись в этом, я понял, что покраснел до ушей.
– В этом нет ничего постыдного. Все мы чего-то боимся. Я, например, долго боялся темноты. А был в это время уже старше тебя! Но прививка нужна. Ты попроси того, в присутствии кого тебе не так страшно, быть с тобой.
Я радостно посмотрел на него. А ведь это действительно очень хороший совет! И правда, рядом со взрослым, который не спасовал перед лицом опасности и продрался через все трудности, даже не ради себя, а ради, по сути, посторонних людей, мне будет гораздо легче. Я верю, что часть его храбрости наверняка передастся и мне тоже.
– А ты со мной сходишь на прививку? – спросил я Женю.
Парень удивился, и я его вполне понимаю. Совсем недавно я пытался от него избавиться, и отношения между нами были натянутые, мягко говоря. Однако сейчас Евгеша – мой герой. Я восхищаюсь его смелостью и тем, что парень не испугался Томаса, который даже поджечь его пытался. А еще я восхищен добротой и отзывчивостью парня, ведь именно эти качества он проявил, когда спас мою маму.
– Милый, я не знаю, пробуду ли тут до утра… – я расстроенно вздохнул, но тут услышал внезапное продолжение. – Я буду с тобой. Не волнуйся. Сделаю для этого все возможное.
Я радостно обнял Евгения и убежал к себе. Несмотря на то, что он перемещается не по своей воле, что-то мне подсказало: дядюшка никуда не улетит, пока мне не сделают прививку. Он такой, он свое слово сдержит.
Глава тридцать восьмая. Тайна агата
Так и случилось: утром Евгеша вышел к столу, и я облегченно выдохнул. Он все-таки остался! А после завтрака мы все вместе отправились в больницу. В первую очередь прививку поставили маме, и когда это произошло, мы все разулыбались: опасность отступила, теперь мы и правда будем вместе долго-предолго! Разумеется, в случае мамы одним уколом не обойтись. Ей предстоит вводить вакцину раз в месяц в течение целого года. Но главное – то, что болезнь вовремя обнаружена и врачи занялись ее лечением. Значит, все будет хорошо.
После мамы врач приблизился со шприцем к Антею. Однако его в этот момент очень удачно отвлекла Александра. Она корчила малышу рожи, он смеялся и кажется, даже не заметил укола. Впрочем, как и сама Александра – она даже не моргнула, когда игла коснулась кожи! Какая же она у меня смелая!
Теперь наступил мой черед. Я почувствовал, как волнение усиливается, но тут дядюшка дал мне пакетик. Конечно же, я тут же засунул в него нос и вытащил мягкую игрушку – зайчика. Он был такой приятный наощупь, что я тут же забыл про свое волнение. И где Евгеша его достал?
– Это игрушка-антистресс. Видения не вызывает, я проверял!
Я засмеялся, и сел на стул, продолжая разглядывать игрушку. Потом глянул на парня.
– Спасибо, дядя Женя.
– Слушай… – удивленно протянул он. – Кажется, это и было мое главное дело – помочь тебе с прививкой.
Я поднял брови, а Евгений вдруг посмотрел на окошко в двери процедурной. Я тоже глянул туда и увидел Томаса. Вопреки обыкновению, сейчас он был не в черном. И улыбался – мягко и по-доброму, я его таким никогда и не видел. Они с Женей посмотрели друг на друга, и Том вдруг растворился в пространстве. После этого исчез и парень.
Кажется, у Томаса тоже многое изменилось, как и сказала мама. Я рад этому, ведь теперь он явно больше не будет являться ко мне со странными идеями, как спасти мир. К тому же, если мужчина и правда тоже был жертвой в этой ситуации, я могу ему только посочувствовать. И порадоваться тому, что все закончилось хорошо. Или нет? Ведь мы еще не разобрались с камнем…
– Что будет дальше? – спросил я у отца, который как раз заглянул в процедурную.
– Сначала мы сходим к Даниилу. – ответил он и дал мне кольцо.
Я надел аксессуар, который защищает нас всех от влияния вневременности. Мы с папой отошли к маме и Александре, которые с Антеем поджидали нас в укромном уголке. Бдительно оглядев их руки, я увидел, что все уже надели кольца, а у малыша на запястье болтается браслетик с теми же свойствами.
Тут картинка сменилась, и мы оказались в гостиной Хроносов. Антея и женщин тут же поручили заботам Дании, а мы последовали в лабораторию, где нас уже ждал Даниил. Когда я переступил порог, всемогущий крепко обнял меня.
– Прости, малыш, я должен был за тобой присматривать и не допустить всего того, что ты пережил.
– Вообще это моя работа. – перебил его папа. – И моя вина – ведь я притащил этот камень домой, эту бомбу замедленного действия.
– Хватит устраивать перетягивание каната вины. – посмотрел я на них обоих. – И ты, папа, не воображал даже, что собой представляет камень. Я надеюсь, мы это сейчас узнаем?
– Ну конечно же. – улыбнулся Дан и подвел нас к столу, где лежал злополучный агат.
Я посмотрел на минерал и вдруг понял, что у меня больше нет никакого желания брать его в руки. Напротив: после всего пережитого хотелось оказаться как можно подальше от него. Всемогущий тем временем прочитал нам лекцию о камнях. Почти все я уже знал благодаря Томасу и книге, которую собираюсь полностью прочитать в ближайшее время. Но появилась кое-какая новая для меня информация.
– Вообще агат – это прекрасный камень, поэтому нет ничего удивительного в том, что твой отец, Оксинт, когда-то решил назвать своего друга в его честь.
– Ага. – кивнул папа. – Я так и сказал: в переводе с греческого он означает «хороший», несмотря на его черный цвет. Как и мой друг – вроде бы он и делал темные дела, но оказался хорошим человеком. Много позднее я узнал, что агат также означает «счастливый». Увы, таковым мой друг не стал. А теперь еще выяснилось, что и камень не такой хороший, как я думал.
– Пап, ты наконец-то расскажешь нам эту историю?
Отец кивнул. Даниил ободряюще похлопал его по плечу.
– Ты не мог знать о некоторых свойствах камней – накапливать энергию. Да и откуда бы? Ты ботаник, а не геммолог. Тобой двигало искреннее желание сохранить память о друге. Да и камень, повторюсь, изначально хороший. Ему предписывают и защитные свойства, и возможность отличать зло от добра, и способность усиливать дары, а также исцелять людей… Но конкретно этот камень слишком долго находился в обители Гедеона, куда попал с нашей родной планеты.
Дан поведал, что камни Власты, как и говорил ранее Томас, действительно сильнее всех остальных. А еще, поскольку они дольше всего находятся рядом с человеком, стали наиболее восприимчивы к мыслям людей, их энергии. И как губка впитывают в себя все без разбора – и плохое, и хорошее.
Даже агат, который различает добро и зло, защищает от последнего – тоже не может бороться с темной энергией бесконечно. А такой в месте, где обосновался Гедеон, было очень много. Старик варился в густом чувстве обиды, и эта негативная эмоция заполняла все пространство, в котором он обосновался. Камень впитывал обиду, злость старика, его разочарование, и за многие тысячелетия переродился в темный амулет, который способен принести очень много горя его обладателю.
– Финальным, так сказать, аккордом для его изменения стало убийство. – рассказывал Даниил. – Что может быть страшнее, чем даже мысль о том, что кто-то может насильно лишить другое живое существо жизни? А тут не мысль, поступок. Камень впитал энергию убийства и это завершило его перерождение. Пусть Агат не был человеком в биологическом смысле – но душа у него имелась! А убийство этой души так повлияло на минерал, что он стал опаснейшим амулетом. Повезло, что он так долго находился во вневременности. Поэтому и проснулся не сразу, а через четверть века. Впрочем, если бы не твои способности, Оксинт, может, он и дальше бы спал. А может, устроил бы вам Армагеддон локального масштаба.
– Мне будет любопытно услышать о моих способностях. – взволнованно ответил я. – Но сначала скажи, можно ли уничтожить камень, раз он так опасен? То есть… Папа, решение принимать тебе, но мне кажется…
– Ты прав, сынок. Этот камень причинил тебе столько несчастий, что стал мне отвратителен. А память о друге я храню в сердце.
– С другой стороны, именно он показал мне, что мама больна. Может, он спас ее.
– Спас ее все же Евгений. А ты из-за агата столько перенес. Я теперь и видеть его не могу!
– Собственно, за этим я вас и позвал. – вмешался Даниил. – И раз никто не против, сейчас мы им и займемся.
После этого он натянул перчатки и приблизился к агату. Мы же с папой предпочли остаться на более-менее безопасном расстоянии.
– Дан, а ты уверен, что камень сейчас безвреден? – решил я проявить разумную осторожность. – Вдруг из него что-нибудь как выскочит!
– Обязательно бы выскочило, мой друг. Но я его обезвредил. Ту негативную энергию, которую этот аккумулятор успел накопить, я выпустил и рассеял, она больше не опасна. Но агат остается бомбой замедленного действия, охотно копит отрицательные эмоции и даже мне неизвестно, каким образом он рванет в следующий раз. Тебя, мой малыш, он едва до сумасшествия не довел.
Это заявление меня слегка удивило. За прошедшие месяцы я чувствовал себя растерянным, напуганным, опустошенным, разочарованным, ощущал даже, что не хочу жить. Мне было больно, грустно и плохо. Однако до сумасшествия меня скорее Томас доводил, а не агат. Тогда как его наверняка и свел с ума камень. Может быть, Даниил намекает, что если я с агатом подольше побуду, то тоже поеду кукушкой?
– А кстати, почему я некоторое время не мог без него обходиться, Дан? Это тоже часть его природы?
– Да, милый мой. Амулеты должны быть такими – притягивающими и привлекающими, чтобы хотелось всегда носить их с собой. Но в нашем случае такое тесное соседство не на пользу. А теперь приступим, собственно, к работе с камнем…
– Что именно ты сделаешь? – поинтересовался папа.
– Разобью агат на мелкие кусочки, потом истолку в крошку в специальном приборе, а затем сожгу в плавильной печи. После этого можно его не опасаться.
Я покосился на печку, которая стояла тут же в лаборатории. Небольшая, с виду совершенно игрушечная… Но тетя Саша называет ее усовершенствованной моделью адского пламени.
– Неужели нужно так много действий, чтобы с ним справиться? – удивился отец.
– Да. Хоть это, по сути, сосуд – но с принимающе-захватывающей способностью, я бы сказал. Поэтому надо постараться, чтобы от него следа не осталось. Приступаем.
Дан взял щипцы, а мы отошли еще подальше – на всякий случай. Хронос хмыкнул, и закрепил агат в тисках. Потом взял молоток и какой-то инструмент, напоминающий долото. Сделал сильный удар и удивленно присвистнул.
– Вот такого я не ожидал!
Вопреки осторожности и здравому смыслу мы с отцом подались вперед. Удар не полностью расколол агат, только маленький кусочек лежал рядом на столе. Сам камень утратил свой глянцевый блеск, стал матовым и от того еще более темным. А на том месте, где был раньше осколок, что-то блеснуло. Мы подошли поближе и увидели внутри агата какой-то другой камень, светлый, прозрачный, напоминающий застывший лед или слезы.
– Это что еще за матрешка? – удивился папа. – Бриллиант в агате?
– Нет. – ответил я раньше, чем Даниил. – Бриллиант играет в электрическом свете.
– Совершенно верно. – согласился со мной хозяин времени. – Это не бриллиант. Я изучу внезапный сюрприз и смогу сказать более определенно, с чем мы имеем дело. А теперь извиняюсь, пока что вам пора.
С этими словами мужчина крепкой рукой выдворил нас из лаборатории и закрыл дверь. Папа покачал головой и понесся в гостиную, а я поскакал за ним.
– Дания! – выпалил отец, врываясь в комнату. – Даниил, кажется, начал очередной эксперимент.
– Это должно меня взволновать, потому что… – откликнулась женщина.
Я ее понимаю: наш всемогущий постоянно что-то делает в лаборатории и за тысячелетия его супруга успела привыкнуть к тому, что в их доме происходит все что угодно. А потому не слишком об этом беспокоилась. Иначе бы она себя уже до неврастении довела, переживая каждый раз, когда Хронос направляется на свое рабочее место.
– Потому что эксперимент он проводит с агатом. – привел папа очень весомый аргумент.
Вот тут Дания переменилась в лице, и побежала туда, откуда только что пригалопировали мы. Эксперименты экспериментами, но камень по-прежнему опасен и неизвестно, чего от него ждать. Однако эти ученые, тем более гениальные, ничего не соображают, когда их понесет. Для этого у них есть твердо стоящие на земле супруги. Остается только надеяться, что Дания его вразумит и отговорит делать с камнем то, что гипотетически может навредить кому-то из нас.
