Ирина Михайловна Кореневская
Качели времени. Мама!
Глава двадцать девятая. Ты можешь мне все рассказать
Передвигаться ползком теперь не было никакой необходимости, поэтому мы встали в полный рост. Я подошел чуть ближе и увидел края ямы, из которой доносилась брань. Томас усмехнулся, а я озабоченно глянул на него.
– Ты уверен, что с ним все будет в порядке? – уточнил я на всякий случай.
– Да. Завтра я его вытащу. – кивнул мужчина.
Я хотел задать еще один вопрос, но тут нас бесцеремонно перебили.
– Эй! Оксинт! – заорал дядюшка. – Помоги мне!
Том приложил палец к губам, и мы на цыпочках отошли от ямы. Однако какой у Евгения хороший слух! Мы ведь не кричали на все поле, просто беседовали, а он все равно нас услышал. Так что молчали мы, пока не вернулись в город.
– Ты уверен, что он ничего себе не сломал? – все-таки поинтересовался я.
– Поверь, мой дорогой, тогда бы он орал иначе. Но теперь мне пора пойти отдохнуть – я всю ночь не спал, карауля эту яму. А тебе пора все-таки записаться в кружок фотографии, чтобы подтвердить свое алиби в случае необходимости.
Я, если честно, уже и забыл о том, что соврал за завтраком. Однако предусмотрительный Томас помнит все за нас двоих, за что ему спасибо. Поэтому я отправился в досуговый центр, посмеиваясь по пути. Просто представил себе, как мой напарник всю ночь сидит у ямы, в которую никто и не собирается падать. Забавное, должно быть, зрелище!
В кружок я записался, и довольный поспешил в школу. Если честно, давно уже хотел освоить фотографию. Может быть, успею побольше фото мамы сделать, прежде чем… Как всегда, вспомнив о том, что случится, я помрачнел. Мне сложно, практически невозможно представить, что все это произойдет на самом деле. Пока мама бодра и весела, кажется, что эта страшная болезнь, в результате которой мы ее потеряем, никогда не проявится. И я бы все отдал, чтобы так оно и было!
Но с другой стороны я понимаю, что это неизбежно. И не представляю жизни без нее, даже невзирая на то, что я видел эту будущую жизнь. Так странно одновременно понимать, что все случится, но и не ощущать реальность происходящего до конца. Вероятно, это какая-то психозащита? Однако если честно от такой двойственности собственных чувств, я уже иногда думаю, что схожу с ума. Не хотелось бы, чтобы так оно и было! Хотя говорят же, что умалишенные – самые счастливые люди, не знающие скорбей этого мира.
Погруженный в столь мрачные раздумья, я отсидел все уроки, а потом с сестрой отправился домой. Родители, занятые сборами, не сразу обратили внимание на то, что от Евгения нет никаких вестей. Мы уже и пообедали, и собрали свои вещи, а парня все не было. Впрочем, мне удивляться нечему. Томас молодец, хорошо постарался.
Но вот папа через пару часов стал проявлять беспокойство. Он попытался позвонить дядюшке, но тот, конечно же, не ответил ему. Хотя почему «конечно же»? Честно говоря, я немного опасался, что Женя починит арновуд. В конце концов, если я отключил прием сети, значит, его и включить можно. Но парень оправдал мои ожидания и, как всякий нормальный человек, инструкцию к арновуду еще не прочитал. Я вот сам сделал это только тогда, когда мне было отчаянно скучно на перемене в школе.
Папу молчание нашего гостя озадачило еще больше. Он уже начинал всерьез о нем волноваться, и к нему присоединилась Александра. Мы же с мамой убеждали наших паникеров в том, что ничего с Евгением страшного не случилось. Одному Антею не было до наших треволнений никакого дела. Яблочное пюре в качестве полдника интересовало его гораздо больше.
К огромной радости я отметил, что маму судьба нашего гостя особо не интересует. Более того: она сама, прежде чем это сделал я, предположила, что Евгеша наверняка уже убыл на выполнение следующей миссии. Получается, парень не успел ее заинтересовать, раз она так спокойно отнеслась к его предполагаемому «отъезду». Вот и славно.
– Жаль. – огорчился папа, который тоже решил, что дядюшка отправился путешествовать дальше. – Я даже не успел с ним попрощаться.
Я пожал плечами, намереваясь сказать, что при такой профессии Женя наверное всегда уходит по-английски, как вдруг…
– Всем привет! – обозначился в дверном проеме тот самый Женя, и весело помахал саперной лопаткой.
Выглядит он кошмарно! Весь измазанный в земле, как будто он нарочно обтирался о стены ямы, да еще и в волосах цвета соломы торчит сено. Ну и лопатка в руке, тоже измазанная землей, дополняла картину. Мои домашние, конечно, обалдели. Но если отец и сестра смотрели на нашего гостя с радостью, то мама – просто с удивлением. А Евгеша оглядел всех нас и на мгновение задержал взгляд на мне. Или показалось?
Родители стали наперебой расспрашивать его о том, что же случилось. Женя поведал им, как гулял за городом и упал в яму. Я было выдохнул: он, кажется, не понял, что я в этом замешан. Хотя он же звал меня на помощь! А, наверное, подумал, что ему показалось. Вдруг это был какой-то другой мальчишка, который просто обладает похожим голосом.
Евгеша же рассказал, что освободился при помощи саперной лопатки. Я ушам своим не поверил: да как же можно всего за пару часов вырыть ступеньки, чтобы выбраться из достаточно глубокой ямы? Удивление мое было настолько сильным, что я этот вопрос озвучил. Парень странно посмотрел на меня, а потом широко улыбнулся.
– Как говорят у нас: хочешь жить – умей вертеться. Вот и пришлось поработать землекопом. Рядом ведь не было никого, кто мог бы мне помочь… Или, хотя бы, позвать на помощь.
Сказал он это безо всякой эмоциональной окраски, однако вся кровь бросилась мне в голову. И дураку понятно, что он все-таки знает: это я был на поле и удрал. Сейчас еще и родителям расскажет. Что же мне делать? Притвориться, что меня там не было? Или сказать, что я просто испугался и потому убежал? Ну да – я его не особо испугался, когда Евгений возле меня полумертвым свалился, а тут от чего-то в ужас пришел.
О! Скажу, что я его не слышал. Теперь надо придумать, что я вообще делал в поле. Но кажется, спрашивать меня никто не собирался. Дядюшка попросил полотенце и потопал в летний душ, папа отправился в поле, чтобы закопать яму. Мама и сестра занялись обедом. А я тихонько выскользнул из дома, и сел на качели. Когда Женя пойдет обратно, я как раз окажусь на пути.
Пока он намывался, я лихорадочно соображал, какую же тактику решил избрать парень. Может, он собрался меня шантажировать моим поведением сегодня? Уж наверняка парень догадался, что его плен – отчасти моих рук дела. Может, и про арновуд скумекал. Он сообразительный. Так что теперь точно будет меня шантажировать. Томас бы вот шантажировал. Он вообще в методах достижения цели не слишком избирателен.
Правда, зачем Жене меня шантажировать? Что я могу ему такого дать? Хотя разве что из вредности – прежний дядюшка вполне был на это способен. Но если он даже попытается, я Тому скажу. Пусть он решает, что с ним делать. А заодно и как быть теперь. Ведь Евгеша может с нами на Нибиру увязаться! Вот откуда он взялся на мою голову?
Внезапно мне стало стыдно. Сижу тут, призываю всякие проклятия на парня. А ведь он еще ничего плохого мне не сделал. Но зная, причиной какой катастрофы Евгеша станет в будущем, я уже его обвиняю. А это неправильно. Надо судить за дела, а не за то, что еще не случилось. Да и потом, Женя сам поплатится за то, что не желая, натворил. Сейчас же парень не сделал ровным счетом ничего, за что мне его следует ненавидеть.
Даже наоборот: не рассказал родителям о моем скромном участии в происшествии с ним. И зря я думаю про шантаж. Он на это не способен. Во всяком случае, нынешний. Просто я явно переобщался с Томасом, который считает, что цель оправдывает средства, вот и распространяю впечатление от него на всех. Так что надо забыть про эти мысли. А перед Евгением извиниться. В сущности, сюда я и пришел за этим.
Я даже придумал и прорепетировал речь, но когда услышал, как парень идет к дому, растерял все слова. Встав с качелей, я уставился перед собой. На Евгешу я почему-то посмотреть не мог. Стыдно мне, вот.
– Ты не сказал… – вдруг вырвалось у меня.
– Я же говорил, что ты можешь мне доверять.
Голос его звучал спокойно. Неужели он совершенно не рассердился на то, что я его загнал в ловушку? Глянуть на дядюшку я по-прежнему не мог.
– Оксинт. Ты можешь мне все рассказать, и я в лепешку расшибусь, чтобы тебе помочь. Но смотри, чтобы не стало слишком поздно.
Услышав это, я и вовсе остолбенел. Я подставил парня, он из-за меня в яму упал, копал ступеньки, измазался и устал как собака. Вполне ожидаемо было бы получить с его стороны подзатыльник или хотя бы укор… А вместо этого он говорит, что по-прежнему готов мне помочь. В носу защипало, на глазах выступили слезы. Я захотел было и правда все ему рассказать, но тут вмешался Томас и велел мне молчать.
Женя, не дождавшись от меня активных действий, скрылся в доме. Вскоре и я присоединился к семейству. За ужином я спорил с Томом по поводу Евгения. Мне показалось, что ему можно все рассказать, к тому же мужчина и сам намеревался это сделать. Почему вдруг он решил дать задний ход? Надо выяснить!
Поэтому после ужина я помог убрать маме посуду, известил ее, что снова прогуляюсь, и отправился в лес. Томас уже сидел на знакомой полянке и смотрел на меня.
– Ты слишком импульсивен, мой мальчик. – сказал он вместо приветствия. – Слишком доверяешь людям, когда не надо, слишком быстро меняешь мнение о них под влиянием эмоций. Это все нам не на пользу.
– Я ребенок. – сообщил я ему на всякий случай. А то вдруг забыл. – У меня пока еще нестабильная психоэмоциональная система. Имею право.
– Ты еще и будущий мужчина. Скоро ты станешь подростком и такие качели вполне закономерны… Хотя все равно меня изумляет, что Евгения ты принял быстрее, чем меня.
– Да ладно! А ничего, что он сразу же предложил мне помощь, когда понял, что что-то не так?
– Я тоже.
– Неа. Ты сначала меня пугал и угрожал. А потом уже оказалось, что все это ты делаешь ради моего, блин, блага и блага, блин, Вселенной.
Иногда я перенимаю манеру разговора тети Саши. Она «кидается блинами» при сильном возмущении, я тоже.
– Да. Ты прав. Я сразу же взял неверный тон, как и сегодня. Прости, малыш. Я тоже слишком импульсивен и мне, в отличие от тебя, это непростительно.
Вот что мне нравится в Томе – это его способность признать, если он был не прав. Многие взрослые скорее удавятся, чем вслух признают, да еще и при детях, что совершили ошибку, даже если она мизерная.
– Да ладно. С каждым бывает. Мне же простительно.
– Ты ребенок. А я взрослый мужчина, который несет ответственность за многое и многих. Мне импульсивность лишь вредит. Впрочем, предлагаю все же говорить не обо мне, а о Евгении. Ты же за этим пришел?
– Ага.
Глава тридцатая. Ревность?
Сначала мы с Томасом порадовались тому, что Женя не полетит с нами на Нибиру – об этом он сказал за ужином. Хороший все же парень. Я заметил, что он неловко чувствует себя из-за того, что как ему кажется, нас обременяет. Это не так, конечно. Но его деликатность мне нравится, а сейчас она еще даже нам на руку.
А потом мужчина популярно объяснил мне, почему я не должен рассказывать Жене о том, что ждет нас всех в будущем, если он продолжит околачиваться рядом с моим семейством.
– Дело не в тебе. А в том, как воспринимают тебя Евгеша и твоя семья. Для них ты ребенок.
– Я и есть ребенок. – произнес я второй раз за вечер. – Их восприятие естественно. Что плохого-то?
– Плохо то, что твои слова имеют меньший вес, нежели слова взрослого. Твои родные – неплохие люди, даже очень хорошие. Но они еще долго будут воспринимать тебя как несмышленыша, коим они тебя помнят.
Томас предположил, что родные и дядюшка мне попросту не поверили бы, вздумай я им все рассказать. Да, они бы к моим словам может и прислушались. Но попросили бы предоставить доказательства. А из доказательств у меня только Том, которого предъявить я, по понятным причинам, не могу. Так что я бы не сумел подкрепить свои слова фактами и все сочли бы, что у меня просто слишком развита фантазия.
Но мужчина продолжил свою мысль. Допустим, я бы действительно на него сослался. Сам Томас ничего такого в этом не видит, он бы охотно подтвердил мои слова. Однако родители его не знают, а потому априори не будут ему доверять. А Женя – видел, думает, что мой напарник его преследует. И не поверит ему поэтому.
– А если им показать при помощи камня то же, что видел я? – выдвинул я идею.
– Родители ничего не увидят – у них нет твоего дара, так что камень просто усилит имеющиеся у них способности. Возможно, увидит Александра – ведь ее сила, в некотором роде, связана с интуицией. И совершенно точно увидит Евгений – то, что бусины способны влиять на его психику, я уже проверил, когда сон ему посылал.
– Так в чем проблема?
– В том, что я перед ним засветился. И в том, что рядом твоя семья. Он и так мне не доверяет, а тут его недоверие объединится с их неверием… Это не тот случай, где минус на минус дает плюс. Но я поговорю с ним, когда вы улетите, обещаю.
– Куда ты его на этот раз запихнешь?
– Подумаю над этим сегодня. Но обещаю тебе: ни один дядюшка не пострадает.
Я улыбнулся, но все же решил еще раз настоять на своей идее.
– Но может мне все-таки поговорить с ним? Он теперь добрый и понимающий, он же помощь предлагал. А это и есть помощь – если он смоется куда подальше и не станет заглядываться на маму.
– Неизвестно, как именно он будет вести себя после этого по отношению к твоей маме.
– То есть?
Томас заявил мне, что психика гуманоидных созданий – удивительная и непознанная вещь. Впрочем, об этом он мог бы не говорить. Я тоже гуманоид и сам прекрасно знаю, что у нас в мозгах порой что-то непостижимое творится. Но, по словам мужчины, эта самая психика способна сделать финт ушами, которых у нее нет, и привести к непредсказуемым последствиям.
Евгений в данный момент может и вовсе не интересоваться моей мамой, как и она не интересуется им. Но если я расскажу, как будут обстоять дела в будущем, эти двое могут начать приглядываться друг к другу. Не из вредности – просто им станет любопытно: а что же они могут найти в объекте такого, чтобы влюбиться? И найдут же – во всяком случае, Евгеша точно заметит, что мама и хороша собой, и добрая, и умная. Да и сам парень неплох. Так что, стремясь предотвратить их любовь, я могу ее и спровоцировать.
– Конечно, они, как честные люди, будут запрещать себе подобные мысли и чувства… Но запретный плод сладок, Оксинт. Если ты не хочешь такого будущего, а ты его не хочешь, лучше молчи. Это вторая причина, по которой нужно сохранить тайну грядущего.
– А первая?
– Я уже говорил. Евгений относится к тебе как к ребенку. Иначе не стал бы предлагать свою помощь едва ли не с порога. Он считает, что у тебя милые детские проблемы. Так, проблемки, с которыми он, крутой взрослый, справится даже не моргнув. И серьезные вещи, о которых ты с ним попытаешься поговорить, не поймет и не воспримет.
– Ну что ты такое несешь? Он относится ко мне с уважением. И потом, помощь могут предложить и взрослому.
– У взрослого, милый мой, спросят, нужна ли ему помощь. Предполагается, что человек созрел морально, умственно, эмоционально и физически для решения своих вопросов. На его территорию с помощью не вламываются так бесцеремонно, как на детскую. И оставляют за ним право согласиться или отказаться, если кто-то захочет внести лепту в его труд. Тебе же помощь навязывают. Так сделал Евгений. И каюсь, так сделал я.
Удивленно глянув на Томаса, я попросил объяснений. Он вернулся в самое начало нашего знакомства и признал, что в тот момент мне никак не помогал. Скорее он помогал Вселенной и своему будущему. Да, он запрещал мне что-то делать, но это была не помощь, а борьба за жизнь всех, кто будет после нас.
– Я слишком боялся за будущее – с одной стороны. С другой понимал, что тут тебе помощь не нужна. Ты взрослый парень и сам должен пережить то, что узнал. Позднее я стал помогать тебе неосознанно: когда выслушивал тебя, позволял спускать пар и даже грубить. Я понимаю, что это в тебе говорит горе. И понимаю, что нельзя все в себе держать, а я лучше всех подходил на роль своеобразной боксерской груши.
Поэтому Том и терпел все мои выходки. Но, повторюсь, это была помощь неосознанная. А вот осознанное желание помочь возникло в нем тогда, когда мужчина узнал, какую роль в жизни моей семьи сыграет Евгений.
– Я не спрашивал тебя, насколько нужна помощь, а просто решил действовать еще до того, как ты узнаешь о проблеме. Но и когда посвятил тебя, тоже не спросил, и…
– И сейчас посыпаешь голову пеплом без повода. – перебил я его. – Существуют ситуации, когда даже взрослого спрашивать не будут. Вряд ли если ты увидишь, как кто-то тонет, то станешь уточнять, справится ли он самостоятельно. Скорее всего, тут же бросишься в воду, чтобы его спасти. Я тону, ты меня спасаешь. Все в порядке.
– Ты знаешь, я совсем не умею плавать. – вдруг покраснел Том.
– Я тебя научу. И да, вероятно, твои аргументы недалеки от истины. Поэтому я не буду ничего говорить Жене до отъезда. Но когда мы вернемся, он уже должен знать. Томас, я каждый день как на иголках.
– Понимаю, мальчик. Дернул же его мацтикон выбраться! Но ничего: у нас есть два дня, и я решу эту проблему. А ты постарайся отдохнуть на Нибиру.
На том мы и порешили. Я отправился домой, по пути удивляясь: неужели Том приревновал к Жене? Он этого не говорил, конечно. Но так явно противопоставлял себя ему и старался выступить в выгодном, в сравнении с дядюшкой, свете… Возможно, мужчина и сам этого не понял, но его определенно тревожит, что рядом со мной появился еще один взрослый, которому я доверяю больше, чем ему, и к которому привык быстрее.
Однако если это и правда так, я Томаса в очередной раз не понимаю. Во-первых, зачем ему это соперничество и право быть моим наперсником? Я вроде не наследный принц, чтобы биться за место в тени моего трона! А во-вторых, вот Том вроде умный, однако порой дурак дураком! Невзирая на то, что в последнее время его акции выросли в моих глазах, близким другом мужчина мне никогда не станет.
Дело в том, что первое впечатление все-таки самое въедливое. А он меня при знакомстве сильно напугал, в чем потом сам раскаивался. К тому же именно он подтвердил мои страшные подозрения насчет мамы. На заре некоторых цивилизаций гонцов, которые приносили плохие вести, казнили. Я понимаю этот механизм: надо было на кого-то спустить всех собак. Вот и я спускал на Тома. Тем более, своим поведением он мне давал повод это сделать.
А еще я ему все-таки полностью не доверяю. Невзирая на то, что склонности к телепатии у меня нет, принадлежность к нашему уникальному роду дала всем его представителям возможность чувствовать людей. Это даже не эмпатия, не интуиция, а какой-то внутренний радар. И радар мне подсказывает, что Томас чего-то не договаривает, что-то скрывает. Я могу его спросить напрямую, но вряд ли получу ответ.
Так что безоговорочно доверять я ему не стану, пока не пойму, что он скрывает. Носом чую, это как-то со мной связано! Хотя я и Евгеше не доверяю целиком и полностью – только родителям. Но все же дядюшка мне более симпатичен, несмотря на то, что я смутно помню его предыдущую версию. Однако того Евгения и этого я не воспринимаю как одного человека – настолько парень изменился.
В любом случае ревность Тома даже забавна. С одной стороны. С другой – как бы он в ревнивом порыве не сотворил с нашим гостем какую-нибудь гадость. Звучит, конечно, фантастически: взрослый человек и вдруг станет соревноваться с другим взрослым за внимание малолетки? Однако то, что у Томаса кукушка улетела далеко и надолго – это факт. А сумасшедшие способны на все.
У меня же нет никаких рычагов влияния на него, когда мы улетим на Нибиру. Впрочем, мы сможем переговариваться при помощи камня. И я надеюсь, мужчина помнит, что если он причинит вред нашему гостю, мне это очень сильно не понравится! Если ему так нужна моя лояльность – пусть постарается сохранить ее тем, что не отвертит Евгеше голову в наше отсутствие.
Когда я пришел, мама еще укладывала Антея. Я же быстро проделал все свои вечерние ритуалы, а после с ощутимым удовольствием отправился в постель. Сегодня я лег даже раньше обычного, и когда придет мама, немного поболтаю с ней, а потом усну. Завтра мы договорились встать немного попозже. Все равно телепортационную платформу для нас приготовили только на полдень. Так что впервые за несколько недель я наконец-то высплюсь!
Хотя обычно накануне поездок, праздников или других будоражащих событий я очень плохо засыпаю, сейчас не сомневался в том, что Морфей придет ко мне быстро: настолько я измотан. И действительно – мама посидела со мной всего минут пять, как я почувствовал, что засыпаю. Надеюсь, ночь будет спокойной, и никакие сны, в особенности кошмарные, меня не потревожат.
В конце концов, я ребенок, о чем уже дважды за вечер говорил. А дети растут именно во сне. Я же со своим дефицитом рискую не то, что до отца не дорасти, а даже дышать в пупок своим сопланетникам. Так себе перспективка, честно говоря!
