Иоланта Ариковна Сержантова
Родина чувств
30-летие Победы. В 2018 году…
Мы сидим за круглым двухэтажным столом. Тесно-тесно. Нас много. Но многих нет. По разным причинам.
Кто-то отказался от родства с нами по служебной необходимости. Брат-дядя-прадед маршал Василевский. Мы оставляли за столом для тебя место! И Мария, моя бабушка, каждый раз вспоминала о тебе и Рождестве, и Пасхе, что вы праздновали в детстве и юности.
Дед-дядя Серёжа, Герой, весь в страшных боевых ранах, красавец Сергей Тихонович Орловский. Тебя не стало уже после войны, Ты так похож на Кольку, моего прекрасного двоюродного брата. Или он на тебя похож? Я не знаю, как правильнее. Но, поверь, Коля тоже военный человек, как и твой любимый племянник, его папа, что прошёл и Суворовское, и Ленинградскую военную академию. Ты гордился им, круглым отличником. Почти все ребята из его группы попали в отряд космонавтов. Его же Родина направила по иной стезе. И он не подвёл тебя! Впрочем, ты и так знаешь об этом.
Николай Петрович Шапошников, дед. Я так и не смогла добиться его расположения. Фотографическая память. Химик. Прочили серьёзную должность в министерстве химической промышленности. Презрев бронь, ушёл добровольцем на фронт. Оставил троих детей с женой, учителем, директором школы. Младшая дочь, моя мама, почти сразу заболела крупозным воспалением лёгких. Бабушка с трудом выпросила в Обкоме партии маленький кулёчек …сахара. И им вылечила маленькую дочку. Другого лекарства не было.
Бабушка была талантливым педагогом? Чопорная фраза не соответствует истине. Она была невероятным Учителем! Всем до единого ученикам вживила магнит тяги к знаниям, умение анализировать, делать выводы и поступать по совести. Бабушка и сама поступала по совести. Забрала себе племянницу после ареста сестры и расстрела её мужа, не позволила отдать в приют дочь “Врага народа” … После пришлось вытерпеть немало унижений. Помои, которые соседи выливали ей на крыльцо, были столь незначительной неприятностью, о которой и упоминать не стоило…
Для того, чтобы сохранить жизни учеников, чьи родители так бессовестно себя вели по-отношению к ней, бабушка вырыла землянку в шесть накатов. И прятала там детей во время бомбёжек… А в спокойные моменты учила, лечила и сажала подле здания школы огромные тюльпаны. Бабушка всю жизнь выращивала цветы, где бы не жила. И помню, не упускала одарить влюблённых, проходящих мимо палисадника, всегда останавливала их, нарезала букеты и вручала…
Нет за столом и Сержантовых. Ни подводника Сергея Александровича, ни разведчика Александра. Сергей пропал без вести, и мой дед Виктор Александрович так и не узнал, что стало с братом. А я узнала лишь в прошлом, 2017 году…
1975 год. 30-летие Великой Победы. Многих уже нет, иные ещё живы. На столе бабушкины пирожки, полосатое сало, оливки, селёдка с лучком. Тосты сменяют друг друга… В кухне тайком бабушка разрешает выпить и мне рюмочку белого. После застолья мы направляемся всеми вместе в ДК имени Кирова. Там впервые показывают “Блондина в чёрном ботинке”. Мы переглядываемся, смеёмся. Смеёмся так, чтобы казалось – нас больше. Намного больше, чем кажется. И, чтобы скрыть потоки солёной воды, что льются из глаз. Мы должны смеяться за всех, кто ушёл!!! Кого мы любим по сию пору. И нет срока давности у той любви. А слёз. Их и так хватает. Плачу же я теперь…
Каждый год, в День Победы, 9 мая я смотрю тот же фильм. Это традиция. Моя личная традиция. Смотреть, смеяться и слышать сквозь свой смех голоса тех, кого нет рядом…
Молитва
“Бог и молитва” дают любому шанс быть услышанным.
С.Н. Боев
Рыбак сидит и отдыхает, тупо уставившись на поплавок. Не клюёт. Мимо идёт женщина с козами.
– Хозяйка, здравствуйте!
– Здравствуйте…
– Где тут рыбачить, не подскажете, а то второй час
сижу, и никакого толку.
– …
– Какая тут рыба?
– На мой взгляд, несъедобная, – сообщила женщина, и подгоняя своё многочисленное стадо убралась восвояси.
***
– Муха,муха! Лови! Лови скорее!
– …
– Ты -растяпа! Она потирала ручки прямо перед твоим
носом!
– Ну и что?
– Такая вкусная, сладкая сочная весенняя муха.
– В жизни не всё измеряется мухами.
– Ага, ну, конечно.
– Эта муха имеет такое же право понежится на
солнышке, как и все мы.
– Она – звено пищевой цепи! – рыба невольно поразила своей осведомлённостью.
– Ты тоже, – парировала лягушка.
– Она – живая!
– Представь себе, она может упрекнуть нас в том же!
– Ты – лицемерка!
– Это ещё отчего?
– Да от того, что ты ешь мух! Ешь и не краснеешь! А сейчас, под настроение, заявляешь о равенстве прав!
– Знаешь, я думала, что ты умнее.
– Если ты считаешь, что я глупа, не разговаривай со мной!
– Не дури.
– Ты думаешь, что глупых можно обижать, а умных нет, могут ответить?
– Прости! Я не хотела тебя расстраивать! Но не путай, пожалуйста, необходимость поддерживать себя в форме и убийство!
– В своём ли Вы уме, Ваше высочество?!
– Не юродствуй, рыбица! Когда мы с мухой сидим
рядом, играем солнечными бликами, мы равны.
– Тьфу ты. Заладила. Каким манером?!
– Да таким! Мы – отдыхаем. Я сыта, не на охоте, муха тоже. Зачем мне ловить её? Чтобы выплюнуть?! Какая в том радость? Мы не люди.
– Ну, хотя бы так, про запас!
– Я не умею есть иссохших недвижимых позавчерашних мух. Не воспринимаю их. У меня рука не поднимется позавтракать ими. Точнее – рот не откроется!
– Фу-ты ну-ты, какие мы нежные.
– Да, я такая!
Разговор на время прервался. Весенний лес звучал неумело и нежно. Оркестр насекомых был ещё неполон. Кто-то зевал спросонья, иные настраивали инструменты и натирали подтаявшей канифолью смычки. Но, в противовес панике осенней эмиграции, это выглядело (звучало!) прозрачно и достойно. Солнце выдувало из вязкого воздуха пузыри, а те лопались, оставляя на поверхности пруда разводы. Лягушка грелась на берегу, её левую ногу ополаскивали частые волны. Их, как куличи из песка, лепила яркая маковая рыба с белым родимым пятном на лбу. Она шалила, шумно выдыхала в блюдце пруда, словно купчиха, что из кокетства студит свой чай. Иногда рыба хулиганила, полоща рот палевой прудовой водой и время от времени щипала лягушку за пятку. А той было лень убирать ногу из воды.
– Ой! Зачем это?? Опять??!
– Иди купаться!
– Отстань.
– Ну ныряй же!
– Отвяжись, кому говорю.
– Не отстану, не отлипну, не отвяжусь! Вода вполне себе ничего!
– Ой! Ты чего это?!
– Тьфу! А чего?
– Зачем ты меня кусаешь?!
– Я так тебя зову!
– А…
– Ну пойдём порезвимся, а?
– Да греюсь я, пойми ты меня, пожалуйста! Греюсь!
– А долго будешь?
– Не знаю.
– Как это?! Почему ты не знаешь, когда согреешься?
– Потому что.
– Это не ответ!
– Это честный ответ! Я не хочу тебя обижать враньём
и неопределённостью, потому так и формулирую. К тому же, солнце обмывает облака в тазу неба, развешивает их сушиться. Делается пасмурно, ветер простужается моментально и мне становится зябко.
– И ты опять мёрзнешь…
– Таки да! Я теряю часть тепла, что уже скопилось.
Кровь стынет в жилах, меня тянет в сон…
– Эге-гей! Не спи, а то почки застудишь! Тебе мама
не говорила, что на камнях сидеть опасно?
– Говорила, что надо ловить тепло, где только возможно.
– Ну уж и ловить. Это тебе не бабочка. Его сачком не
поймаешь. Оно или есть, или его нет.
– Кто бы говорил. Ты тоже не пропустишь волны тепла.
Прикоснёшься, понежишься.
– И так же, как и ты, быстро зябну, от того меньше
двигаюсь и меньше ем.
– И не толстеешь!
– И не толстею…
– Счастливая конституция у тебя, однако.
– Обмен веществ-с таков. Я тут не причём.
– Ой! Да что ж это такое, в самом деле!
– Ага!
– Что “ага”?! Ты опять меня щиплешь за пятку!
– Хочу и щиплю! Иди купаться!
– Рано!..
Собака стояла подле и слушала милую болтовню своих старых знакомых. И никак не могла определить, что это, – препирательство или дружеская перебранка. Из окна, красивыми злыми глазами, за ней наблюдал кот. С нежностью и жалостью. Едва кот открыл рот, чтобы подозвать собаку поближе, та подняла на него глаза и помотала головой:
– Молчи лучше, я сама подойду.
Переместившись поближе, собака спросила:
– Плачет?
– Ещё как.
– Ты серьёзно?
– Куда уж серьёзнее. Все говорят ей, что грешно
убиваться из-за такой грязной шавки, как ты.
– А она?
– Говорит, что ты – лучше всех. И плачет.
– М-да. Вот, дела…
– Лицо опухло, глаза тают, как льдинки, видит плохо.
– Это от слёз.
– Ещё бы.
– И как быть?
– Я не знаю…
– Но ведь надо что-то делать!
– Надо…
– Мурчишь?
– Ещё как!
– Носом о щёку трёшься?
– Ежедневно!
– Слёзы со щёк слизываешь?
– Приходится…
– Это как?
– Невкусно.
– Ты плохо стараешься.
– Делаю, что могу! Я не собака…
– Ну-ну, не обижайся.
– Да, не обижаюсь я. Просто не знаю, как быть…
– Знаешь ведь ты, хитрюга. Потому ведь и позвал.
– Ну, в общем…не совсем. Посоветоваться надо.
– Говори.
– Помнишь, когда …
И кот поведал собаке о том, что сразу после
того, как её тело, приобретшее качество и состояние, подробно описанное танатологией, было укутано и упрятано в надёжном и грустном месте, с хозяйкой стали происходить странные вещи.
Несмотря на то, что лежанку собаки убрали в сарай, хозяйка не перестала обходить это место на полу. Она не могла себя заставить наступить туда, где некогда был уголок её любимой собаки. Перемалывая кофе, несла к кофеварке и порывалась дать понюхать собаке свежий аромат. Очищая яблоко, срезала шкурку потолще, чтобы угостить любимую мымру и с той же целью оставляла приличные куски мякоти на сердцевине…
– Она стоит у раковины и спиной ощущает твоё
присутствие, понимаешь? А в гостях надкусывает
конфетку и прячет в карман, чтобы тебя угостить!
– Да мне этого уже не надо.
– Заткнись ты!
– А чего? Приятно, ничего не скажешь! Но я теперь такого не ем!
– Понятное дело, но надо что-то с этим делать,
понимаешь?! Прошу прощения за многословие.
– Ты думаешь, она сошла с ума?
– Дура ты. Я думаю о другом.
– О чём?
– Я думаю, как не сойти с ума мне! От того, что приходится наблюдать… У меня болит всё тело от
сострадания! Ты можешь это понять?!
– Могу.
Собака и кот внезапно замолчали, устремив взор в пространство. Точнее, в прошлое, туда, где хозяйка беззлобно ворчала на собаку, вытирая за ней очередную старческую лужу или дорожку каши от двери на улицу до кухни. Еда то и дело вываливалась из беззубого рта собаки. Вспомнилось, как давала облизать что-то вкусное коту и ей, по очереди. По-братски. И стало совсем тоскливо.
Небо за день так устало, что побледнело. Румянец заката придавал его облику ещё более нездоровый вид. И тут со стороны пруда раздался голос:
– М-да, как говорится, мы идём не тем путём, но в
нужном направлении…
Кот вопросительно глянул на лягушку. Та всё ещё сидела на берегу, но молчала. Она лишь задумчиво и укоризненно покачивала головой в сторону собаки.
Говорила рыба, перестилая свой водяной матрас и заканчивая приготовления ко сну:
– Тебе же теперь всё равно, где находится, так? -
уточнила она у собаки.
– Да, вроде…
– И тебе жаль свою хозяйку, верно?
– Не то слово!
– И в чём тогда проблема, не возьму я в толк!
– Видишь ли, – вмешался в разговор кот, – по всем
канонам душа остаётся в тех местах, где ей было
хорошо, первые три дня.
– Ты уверен?
– Так говорят…
– Хорошо, давай разберёмся.
– Не стоит. – вдруг подала голос собака.
– Это ещё почему? – поинтересовалась рыба.
– Мне не по себе.
– Ну, это-то понятно, – охотно согласилась рыба, в
последний раз встряхнула простынь поверхности пруда так, что на ней не осталось ни единой складки и добавила, – Всё, нам спать пора. Иди и ты ложись.
– Да, не умею я. В таком-то виде.
– Не блажи. Умеешь. Учись. Кот дело говорит. Ты же видишь, как ей без тебя плохо.
– Вижу.
– Вот и иди. Будь рядом.
Она не знала, каким манером вошла в дом. Похоже, чтобы сделать это, хватило одной решимости. Не помнила, где была. Но и это было уже неважно. Поводок висел на гвоздике у двери. Намордник лежал тут же, в углу. Прошла на своё место, но отчего-то не нашла его.
– Надо же, совсем старая стала, – подумала она.
Вспомнила, как видела днём хозяйку. Та стояла и плакала, повернувшись лицом к забору. И собака понимала, что плачут из-за неё, но не могла взять в толк, почему:
– Что я опять сделала не так?.. Ах, да. Поторопилась умереть, не дождалась возвращения хозяйки. Не дала возможность попытаться удержать подле ещё немного. Походив по комнатам, она пару раз стукнулась боком о дверной проём. Отряхнулась. Задела хвостом стену. И это было слышно! Конечно, не так, как раньше, звук приходил с небольшой задержкой, как бы издалека, но он был! Не отыскав места, куда прилечь, собака подошла к кровати, где спали хозяева и по детской привычке запрыгнула. Матрас скрипнул, ощутимо промялся под её незримым телом.
– Надо же…– удивилась собака.
– Наконец-то! – впервые за долгие дни улыбнулась
хозяйка. Слёзы моментально высохли. В полудрёме она ощутила лёгкое пощипывание ниже колен. То были блохи, которых её любимица подцепила прошлым летом.
– Говорила я тебе, не лезь в траву! Так нет же! -
улыбаясь ещё шире заворчала хозяйка и заснула.
Счастливой.
Собака. Кто она? Существо, которое живёт не для себя. Ей всегда есть до тебя дело. Она лежит и ждёт случая отразить зеркалом своей души твой взгляд. Ей не всё равно, где ты и что с тобой. И она всегда будет рядом. Если ты нуждаешься в том, чтобы это было именно так.
