В течении жизни мы пытаемся достичь невозможного баланса меж намерением прожить её интересно и спокойно. Но так не бывает. Череда попыток удержать равновесие на буме бытия… Только кажется, что стоишь прочно, как ветер перемен сдувает тебя прочь. И ты летишь, а впереди порхают ошмётки распорядка, клочья умеренности и уверенности в завтрашнем дне. Часто хочется спросить, что я делаю не так? Как изменить порядок вещей? Ведь у других-то всё правильней, интереснее, надёжней! Но на самом деле – ты не хуже всех, только…стоит ли говорить об этом? Лучше помолчать и найти в себе силы улыбнуться навстречу очередной встрече с Судьбой. А поставит она тебе подножку или придержит под локоть – это ты узнаешь, и довольно скоро.
Холодное Балтийское море, песчаные дюны, попытки отыскать янтарные слёзы сосен, запутавшиеся в золотистых влажных прядях побережья и песни на закате, в шторм. Во весь голос. Солоноватый запах деревянной люльки, челюсть кашалота, профильтровавшего не одну морскую милю воды. Авоськи неводов, развешанных сушиться навечно… Не всем понятны эти развлечения. Северные люди находят радость в том, в чём нет намёка на удовольствие для прочих. Хорошо это или плохо? А никак! Это для избранных! Для выбравших местом рождения скупые на тепло широты.
Всегда интересно узнавать, как поступают в одинаковых ситуациях разные люди. Часто бывает, что беседы на одном языке не приводят к пониманию, а разговор на разных не вызывает раздражения от того, что не удаётся втолковать собеседнику таких простых и понятных, очевидных вещей, как порочность эгоизма, опасность глупости и подлость трусости.
Всё чаще иноземцы намекают о своём почти русском происхождении и рассказывают по возвращению домой о том, что Россия – единственное место, из которого они увозят чемоданы даров от людей, которые приходили взять у них автограф. Русский мир необычен даже этим!
Мы радуемся, получая подарки, но не отпускаем гостя с пустыми руками. На пороге дома вручаем ему коробочку понравившегося салата и кусочек торта на утро, к завтраку; повязываем на шею шарф, приглянувшийся ему. И просим позвонить по возвращении, если не удаётся уговорить остаться на ночь…
Мы из той породы людей, которые, по поговорке, "до старости щенок". Но дело не в неискушённости, наивности или недалёкости. Мы – вечные травести. И, если бы были актрисой провинциального ТЮЗа, то каждый вечер после спектакля, нас наверняка бы ждал поклонник. В длинном пальто, элегантной шляпе и с бутоном розовой розы в руке.
Это может показаться странным, но люди часто пытаются сделать вид, что все трудности преходящи, но не стараются преодолеть их. Обращают внимание на хорошие моменты в жизни и намерены извлечь максимум удовольствия из тех крох и капель, что достаются им. С барского стола коллективного бытия. А недостижимое прекрасное будущее… Оно подстерегает где-то там, за поворотом дороги, исчёрканную жирными следами тормозного пути. Её стараются пересечь все, кто нам дорог. Подвергая опасности себя, ранят нас. Намеренно или невольно.
Неважно, каким инструментом мы откупориваем сосуд, в котором сокрыт смысл жизни. Важно обнаружить его. И постараться не разочароваться. Пусть это получится. У всех.
Каково оно – окружение, формирующее нелепого в своей искренности человека? Оперённые, покрытые чешуёй или гладкой кожей, линяющие или безволосые…
Мы их впускаем в свою жизнь или они позволяют распоряжаться своей? Сравнивая устремления, находим схожие черты, намеренные или случайные, их лучших качеств с собственными… Пересечение интересов и общность страхов…
Мы тратим годы жизни параллельно. Но миры отгорожены тонким слоем зависимости. Барьером, отделяющим дыхания. Ценность наших жизней несоизмерима… (!?) Но полно, неужто нам их не жаль?!
У нас нет возможности исправить что-то наперёд. Минуя ценз обусловленных жизнью обстоятельств, можем выбрать из множества дверей ту, что ведёт в комнату, где на круглом неполированном столе морёного дуба лежит пыльная книга, открытая на странице с описанием решения единственной задачи, о смысле нашего бытия, по дороге «от и до»… А мы это можем?
Конечно, каждый способен принять лишь то, что уже понял… Но бывает, что новое, цепляясь лозой за обветренную пористую стену, показывает себя. И, пронзённые лучом озарения, мы казнимся, впустую. А те, кто подле, покорно ждут и ветшают. И невдомёк нам, что, вместо метаний и поисков бесполезных, стоит посмотреть им в глаза. Тем, чья жизнь соткана из взглядов, обращённых в их сторону. Из них одних:
–Я тебе ещё нужен?
–Да!
Каждый интересен. Он и мир, и личность, и герой. Переживания зависимых от нас меркнут в сравнении. Канут. На их фоне – мы. Не наоборот.
Но к чему причислить проистечение абсолютной веры в наш разум этих безропотных? Оно не от слабости телесной, но от энергии их к нам любви.
Мир тоскует о поиске радости в каждом прожитом дне, не делая исключений на то – чей это день.
Воспоминания искажают прошлое, надежда – будущее. Истинно лишь то, что вызывает в нас искренность. Оно в желании защитить слабого. В стремлении отыскать его, а не ждать, пока тот пройдёт мимо, поникший от разочарований.
Пока в тебе теплится ещё пламень сопереживания, ты жив. и ты – человек.
Прореха небес, казалось, задремала. Воспользовавшись этим, снегопад сперва потерял счёт часам, а после пустил по ветру и дни. Первый рыхлый снег под гнётом вновь прибывающего скоро стал подобием липкого не пропёкшегося слоя сдобы и сделался серым. Но следить за этим было уже нельзя. Через час округа округлилась. Все шероховатости и неровности задрапировало монотонной парчой снега. Пеньки в беретах набекрень, осины в лампасах и седые берёзы гляделись нелепо. Но сосны… Те вызывали сочувствие. Под грузом влажного ватина сугробов они ссутулились. Озябшие кисти ветвей, стеснённые непосильной ношей, готовы были разжаться в любой момент. И только холодная сдержанность, позаимствованная у мороза, мешала тому.
-Да…– задумчиво протянул человек, – ещё час и сосна не выдержит. Его не радовала перспектива начинать каждый день с чашки кофе на виду у дерева с обломанными ветвями. – Придётся идти, сосну надо спасать.
Покидать дом совсем не хотелось. Пройтись по двору в пору, когда сквозняк зимы осуждает порывы метели дотянуться до подоконника, сомнительное удовольствие. Но сосна, убаюканная заботой о ней, давно передоверила решать свои проблемы человеку. Если ветки не смогут сдержать напор леденеющего снега и хрустнут натужно и вязко, – так тому и быть. Она не станет сопротивляться. Оттает скупой каплей смолы, но промолчит.
Подобная доверчивость не растопит сердце себялюбца. А наш человек, хоть и не был уличён в ненависти к себе и предпочитал разумное усердие во всём, любил в сосне не только усилия, истраченные на заботу о ней, но и её саму. Как личность, заключённую в образе дерева, которая сумела обратить на себя внимание.
Направляясь к выходу, человек прихватил с собой не новую, но вполне ещё пушистую метёлку, при помощи которой рассчитывал стряхнуть сугробы, налипшие на ветви сосны.
Сделав шаг с порога, человек оказался по пояс в снегу. Следом, с крыши, за воротник полился тонкой струёй, тающий на лету водопад крупных суховатых кристаллов. И рубашка, и тело тут же оказались мокры, но человеку не было до того никакого дела. Пробираясь, как по мелководью, стараясь не выронить метлу и не оставить на дне сугроба ботинки, он медленно продвигался в сторону обессилевшей сосны.
– Ну, что, тяжело тебе? – спросил человек, преодолевая последний шаг.
Не в состоянии ответить, сосна протянула было ветку навстречу человеку и тут же послышался тонкий, свистящий звук лопающейся кожи.
– Да стой ты смирно, дурёха! Не шевелись! Я сам подойду!
Перехватывая поудобнее метлу, человек аккуратно, снизу вверх принялся стряхивать сугробы. С юбок, талии и спины сосны:
– Не крутись. Ещё не всё. Поверни вон ту ладошку, что у забора, я не дотянусь. Видишь, она какая тонкая, слабенькая. – Человек освобождал сосну от снега ветку за веткой, иголку за иголкой. И той становилось всё легче и легче дышать.
Когда очередь дошла до чуба, человек поднял руку так высоко, как сумел и попытался встать на цыпочки, но оступился. Не нащупав опоры под толщей сугроба, споткнулся и, опасаясь повредить дерево, сгруппировался, чтобы рухнуть правее ствола, а не на него. Но метёлка… Она выскользнула из рук. Пощёчина удара была несильной, но чувствительной и под ноги человеку упали две веточки.
– Ой… милая… Прости меня! Прости!
Сосна вздохнула тихо и прошептала:
– Это тебе.
– Да, как же это…
– Иди скорее домой. Отогрей их и дай попить.
– Уже бегу. Прости меня, пожалуйста, я не хотел.
– Я знаю.
Человек поспешил в дом, даже не стараясь попасть в свои недавние следы, проваливаясь в сугробы по грудь…
На следующее утро, едва рассвет приоткрыл глаза, человек выглянул за окно. Сосна не выглядела расстроенной. С притихшей заснеженной улицы она заглядывала в освещённый дом, следила за своими малышками сквозь незакрытые ставни. Та веточка, что побольше, прихорашивалась на виду у мамы в красивом стеклянном кувшине. А маленькая обосновалась в крошечном, ей подстать, из необожжённой глины. Девочки явно не чувствовали себя несчастными. Старшая успела завести знакомство с златоглазкой, зимующей в тепле. А младшая, под покровительством утончённого ироничного кактуса, даже похорошела.
– Нет… это невероятно, – человек внимательно присмотрелся к своей гостье, – это просто невероятно, – задумчиво повторил он. Меньшая веточка была точь-в-точь – маленький ангел с пушистой головкой почки, пробором стройной веточки и оперением тёмно-зелёных крыл. Человек ощутил нежданные горячие слёзы на своих щеках. Он так давно не плакал, что, отерев лицо ладонью, решил попробовать их на вкус. Слёзы были сладкими.
А что же сосна? Она мурлыкала себе тихонько под нос, подражая соседской кошке. Ветер теребил её за локон и что-то фривольное шептал на ушко. Но сосна не вникала. Она мечтала, про своё. Как вернутся её девчонки весной, и примутся рассказывать наперебой, каково им было житьё подле человека…
– Всё было хорошо… – с полуулыбкой вырвалось у сосны.
– А как же! – ветер, не разобрав слов, толкнул её плечом.
Остатки снега посыпались с веток прочь. Медленно и неохотно. Ибо им тоже хотелось досмотреть эту жизнь. Целиком. До самого конца.
Жизнь полна неожиданностей и проблем, но это не повод, чтобы отказываться от неё. Нужно уметь дорожить собой. Для тех, кто рядом, кто любит тебя больше, чем ты это умеешь сам.
Существуя на грани вымысла, совершая странные поступки и произнося глупости, мы, всё же, так мало похожи на детей. Но кто из нас не был странен, когда ему было мало лет?!
Впрочем, детство – особый, бесконечный отрезок времени, до первого осознанного вдоха. Счастье быть детьми до седин: наивными, искренними…
Но соль бытия – в познании всех ипостасей сущности человека и приятии лучших из них. Кто с чем пришёл… А кто с чем, собственно?
Источающий яд, обласкан чаще. Из опасений или от любви безоглядной и беспричинной. Доброму сложнее. Он сам – сложнее противоположности. И в этой карусели выбора, – быть слабым для вида или сильным на вид, необходимо понимание того, что одного без другого не бывает. Не может быть, ибо недостаток зла или избыток доброты нарушит равновесие разума. Избавит от него. Раз и навсегда.
– Неужели31 это так?
– Это так!
– Неужели32…