Илья Веригин
Олени не придут
Глава 17
Бести едва спустился с трибуны, как к нему тут же подбежал Джен – европеизированный два поколения назад китаец, приставленный фракцией, чтобы координировать все протокольные мероприятия и работу личных служб босса. Джанфранко, конечно, видел, что помощник уже минут сорок проявлял крайнюю нервозность и звал выйти, но потакать личным делам в ущерб ходу пленарного заседания не было в привычках опытного политика – такое поведение вызвало бы лишние вопросы. С невозмутимым лицом он в который раз дождался окончания.
– Ну, что такое?
– Срочно в кабинет!
Джен с такой настойчивостью и так бесцеремонно подтолкнул его в поясницу, что у Бести даже сбился шаг, зато серьёзность ситуации сразу стала очевидной. По дороге, лавируя по коридорам и с силой отворяя двери, невысокий юркий китаец даже вслух начал отчитывать шефа: «Столько времени потеряли, столько времени! Что, нельзя было попроситься в туалет? Придумали бы повод. У меня руки устали махать». В конце концов чаша терпения босса переполнилась, и, проходя в последнюю открытую дверь, Бести бросил по этикету уступающему дорогу помощнику: «Заткнись уже, экспат!» Тот отвернулся – их нелюбовь была взаимной.
Кабинет был глухой, с полностью непрозрачными стенами. Это вселяло тревогу, потому что, согласно давно принятой директиве, все помещения политического корпуса рекомендовалось делать с как минимум одной прозрачной перегородкой, чтобы было меньше секретов и подковёрных игр. Директива так и называлась: «Прозрачная политика». Хотя всем было понятно, что это бутафория: значимые обсуждения в этих стерильных кабинетах и так почти никогда не проводились.
В четырёх непрозрачных стенах сидели трое: герр Марк Шаульберг, непререкаемый и неприкасаемый многолетний секретарь фракции, вроде кардинала Войелло из «Молодого Папы», знающий все секреты поголовно любого из политических деятелей; Джули – высокомерная начальница пиар-службы Европарламента и приглашённый молодой человек в чёрном по имени Гжиштаф – как оказалось, один из главных экспертов по информационной безопасности.
– Начну я! – размашистым движением рук герр секретарь опередил других собравшихся. – Джанфранко, ты знаешь, я тебя безгранично уважаю. Надеюсь, ты отнесёшься с пониманием и надлежащей серьёзностью. Этот вызов брошен всем нам, и только сплотившись, мы сможем минимизировать потери.
Он вытер мгновенно вспотевший лоб рукавом сорочки. Будь рядом скатерть или гардины, в ход пошли бы они, но к счастью, таковых не оказалось. Уловив мановение руки начальства, в свойственной ей манере всё оценивать через призму эго продолжила Джули:
– Нет, это, конечно, беспредел! Я давно ожидала какого-нибудь выпада, но не сейчас и не в вашу сторону, господин Бести. Вы ведь апологет идеи этих русских… Обвинять вас – это совсем ни в какие ворота не лезет! На что они рассчитывают?!
Поток слов остановил взгляд из-под густых бровей Марка Шаульберга. Подопечная сложила руки на столе и продолжила по существу:
– Мы обнаружили необычную активность, господин Бести, направленную против вас. А именно – посты в соцсетях…
– Больше тридцати двух тысяч! – кивнул человек в чёрном.
– Эта волна пока не дошла до новостей официальных СМИ, только до пары третьесортных региональных по всему миру. Но непременно дойдёт! И мы должны быть готовы!
– Вот ты змея! Суть сказать не можешь?! – секретарь нервно оборвал речь, указывая подопечной её место, чего за ним обычно не замечали, а потом обратился к Джанфранко. – Тебя, друг, обвиняют в организации покушения на этого русского, Даниила Морякова, по заказу углеводородного лобби. То, что это ложь, никого не волнует. Если же это правда и каким-то образом покушение прошло мимо меня, то ты – гораздо более сумасшедший и опасный игрок, чем я думал. В любом случае нам надо защищаться, как бы ситуация ни развивалась дальше. А развилок у неё, чёрт побери, множество. Джули, что скажешь?
– При негативном сценарии дело может пойти по модели харассмента, которую применяли тридцать лет назад, в период первой деградации институтов власти. Но сейчас общество другое, сейсмоустойчивое. Сомневаюсь, что оно будет требовать от суда исполнения воли толпы поверх законов, а суд вряд ли станет ей потакать. Я бы сделала упор на противодействие на легальном поле, доказательстве своей непричастности. Если, конечно, она есть.
Джанфранко, до этого пытавшийся осознать масштаб проблем, недоумённо посмотрел на обоих:
– То есть вы допускаете, что это сделал я?!
Ответа не последовало, как будто он и не задавал вопроса. Джули продолжила, не сделав паузы, не меняя тона и скорости речи:
– Многое зависит от того, кто за этим стоит. Гжиштаф?
Человек в чёрном медленно поправил очки:
– Я не могу подтвердить на 100 %, что это дело рук одного человека или организации. Мы не нашли первоисточника: сообщения в течение пяти дней постились и репостились на всех континентах одновременно. Даже из Патагонии и с береговой зоны Земли Франца-Иосифа, обжитой после таяния. С другой стороны, при отсутствии первоисточника и прокрутки через механизмы новостных агентств настораживает масштаб распространения. Не могло оно вот так спонтанно прийти всем в голову одновременно! Мы связались с несколькими более-менее известными блогерами из тех, что репостили контент – нет, никакой проплаты не было. Но пара из них после этого удалила свои вполне успешные посты. Такая лёгкость расставания наводит на мысль, что это изначально был не выношенный авторский контент. А подобный вывод, в свою очередь, подталкивает нас к мнению, что идею с псевдо-вирусным контентом провернул кто-то крайне мощный в техническом плане, умеющий не оставлять следов.
Марк Шаульберг на секунду завис, смотря как будто сквозь коллегу-безопасника:
– Столкнуть нас с русскими… Кто это, по-вашему, может быть?
– Это очень высокий уровень технологий.
– США? В принципе, могут тестировать какую-нибудь новую схему давления в рамках своего Билля о возврате доминирования.
– Африканский нефтяной консорциум, – перебил их Джанфранко, – мог дорасти технически. После того как они по запасам и добыче обогнали Ближний Восток, для них, как лидеров, инициатива русских наиболее опасна. Ещё… ещё кто-нибудь в Малайзии мог подсуетиться в пику навязанной Индией и Китаем зелёной идеологии. Много, много кто…
Тирада эта со стороны выглядела крайне обречённо. Подтверждая своё внутреннее состояние, Бести склонил голову и покачал ею из стороны в сторону, потому босс снова взял слово:
– Не скисай! Мы должны отвечать, и мы ответим! От имени Европарламента и от имени единой фракции! Джули, готовьте коммюнике! А ты, друг мой, – он придвинулся к столу и сложенными руками, словно боевым клином, указал в сторону политического соратника, – ты крепись и не поддавайся на провокации! Помни: за твоей спиной огромная машина, способная и защитить тебя, и покарать обидчика.
Он огляделся, как бы спрашивая, не хочет ли кто дополнить. Все промолчали.
– Тогда всё, расходимся! Действуем по обстоятельствам! По этому вопросу я на связи двадцать четыре часа в сутки. И очень прошу, – Марк Шаульберг поморщился, будто открыл банку изысканного сюрстрёмминга, – давайте помнить о конфиденциальности! Я за двадцать три года многое повидал и не собираюсь на старости лет снова марать руки в вашем личном дерьме!
Свой спич он произнёс уверенным приказным тоном, хотя сам, сказать по правде, сильно сомневался. Опыт подсказывал, что титанические усилия и ресурсы, необходимые для спасения одного утопающего Бести, гораздо разумнее потратить на новую, так нужную партии, кровь. Имена этих пятерых молодых политиков герр Шаульберг более двух лет носил в голове. Но сейчас от него требовалось быть ведущим, а не ведомым. Поэтому фразы сопровождали демонстрация харизмы, уверенный голос, показ силы короткими движениями рук.
Все кивнули.
* * *
Остаток дня Джанфранко Бести занимался много чем, но только не своими прямыми обязанностями. По пути домой он практически весь полёт судорожно прокручивал ленту поисковика из 167 981 записи с упоминанием его имени. Свет экрана троился отражениями на боковых стёклах коптера, сдавленных и поддерживаемых снаружи плотной, практически осязаемой темнотой. Солнце до поры до времени оставило этот мир.
«Интересно, почему не сигнализировала система Мари, которой она всегда так гордилась?» – с этой мыслью он прислонился виском к стеклу и тут же маленьким островком кожи ощутил весь холод окружающей действительности.
* * *
Вернувшись домой, Мари весь вечер потратила на поиск и анализ упоминаний имени мужа в сегментах всемирной паутины. Волна зарождалась огромная – настолько, что, осознав её масштаб, наша героиня даже довольно поморщилась, ей нравилось иметь дело с глобальными катаклизмами.
Она разделась до нижнего белья, налила себе бокал и в расслабленной позе, вполоборота откинувшись на спинку рабочего кресла, более полутора часов следила, как на карте размером во всю интерактивную стену кабинета на втором этаже программа зажигала точки событий и пыталась найти среди них закономерности, протягивая тысячи дрожащих разноцветных усиков связей. Время от времени Мари давала алгоритму команды, корректируя и направляя его работу в нужное русло.
Наконец, движение закончилось, и на экране застыла прелюбопытнейшая картина: соединённые тончайшими нитями в хронологическом порядке публикации заполнили практически всё пространство карты, переливаясь сонмом цветов и оттенков. Но хозяйку что-то заинтересовало. Подойдя ближе, она пальцем, вытягиваясь и приседая, попробовала очертить пару проложенных алгоритмом треков, а затем отошла и, после небольших раздумий, скомандовала:
– По дням!
Цвета на экранах стало заметно меньше, зато начали проступать отдельные линии треков.
– По шесть часов!
Виток, ещё виток… Второй день, третий, пятый. Линии треков очевидно закручивались – не все и не всегда, но в целом наблюдался эллипс, вытянутый и деформированный эллипс, солнцем, центром вращения которого была старушка Европа, а точнее её восточная часть.
– Вот вы и попались!
Мари самодовольно и ехидно улыбнулась. Такие завихрения означали, что человек или программа, которую этот человек обучил, представляли себе мир в виде привычной для Европы карты мира – не австралийской с небольшим континентом в центре бескрайних водных просторов; не американской, сжимаемой с двух сторон Россией, что со школьной скамьи создавало в умах заокеанских школьников ощущение главного геополитического конкурента; а именно европейской проекции Меркатора, разрезанной на краях по Берингову проливу.
Уставшего Джанфранко она встретила загадочным и манящим силуэтом в светящемся окне второго этажа, с обнажённой грудью и вальяжно выставленным вбок бокалом.
– Не переживай, дорогой! – Мари обвила его шею руками и перехватила задуманные слова страстным поцелуем. – Я всё знаю. Мы справимся! Пойдём! – и она, закусив губу, поманила его в спальню.
Глава 18
В прошивке дронов, конечно же, ничего не оказалось. Глупо было уповать на то, что враг станет действовать так размашисто, рискуя наследить в официальных каналах, где, помимо собственной безопасности, «паслись» охотники – авторизированные персонажи, зарабатывавшие на анализе потоков, поиске уязвимостей и инцидентов.
На стенде Альберт, Дэн и Олег двигались медленно и планомерно, протоколируя каждый шаг. Испытания проводились двадцать четыре часа в сутки. Собрат погибшего дрона, словно заарканенная птица, был стальными канатами притянут к многотонному бетонному основанию ангара – для чистоты картины команде потребовалось, чтобы он мог переходить в режим полёта, под управление лётных систем и датчиков, поэтому отрываться от земли ему позволяли.
Начали с небольших уязвимостей программного обеспечения, обнаруженных военной лабораторией. Однако никаких критических отклонений во французской навигации и российском машинном зрении найти не удалось. Затем стали проверять аппаратные блоки, воздействуя на них по очереди различными средствами. Но все карты спутали неожиданные новости.
На пятый день, с появлением в СМИ обвинений в адрес Джанфранко Бести, со всех сторон посыпались запросы и требования пролить свет на это обстоятельство. На срочно собранном заседании Комиссии генералы, сколько команда ни сопротивлялась, решили бросить все силы и в первую очередь всесторонне проверить итальянский блок рекуперации энергии, исключительно по причине наименования страны. К несчастью для производителя данного агрегата, спустя несколько дней экспертиза подтвердила возможность выключения всего питания дрона через этот элемент путём перегрузки из-за практически мгновенного разряда основных батарей с максимальной силой тока и пробоя основных и дублирующих конденсаторов в системе контроля.
Только возможность, микроскопическую вероятность! Но миру этого было достаточно. Посыпались обвинения, начались расследования.
Других объяснений трагедии пока не было, и генералы взяли на вооружение именно эту версию, стали раскручиваться за её счет. Как показало время, всех такое решение удовлетворило, и финансирование впоследствии сократили. Дошло до того, что даже несколько членов сдружившейся рабочей группы уверовали в эту версию.
Рыжов рвал и метал. На собрании инженеров он брызгал слюной и грубо выражался о людях в форме:
– Нашу диспозицию это не меняет! – развернулся на триста шестьдесят градусов, по очереди взглянув на каждого участника. – Даже если мы её нашли, в чём я очень сомневаюсь, так как нет следов перегрузки на платах, это лишь причина аварии, часть пазла. Если она, эта команда, была кем-то отдана, то мы должны понять другую, криминальную сторону – кто и как транслировал её на коптер!
Они, как положено профессионалам, совместно решили работу продолжить, пока истина не будет найдена. Тем не менее ушли ещё несколько человек, помимо тех, кого сократили с финансированием. Михаил с Рыжовым сами залезали в тяжёлые погрузочные экзоскелеты, передвигали громоздкие детали на стенде и выравнивали коптер после тестовых взлётов.
Время шло.
* * *
Для Джанфранко Бести время, наоборот, летело быстро и неумолимо. От надоедливых репортёров можно было скрыться только в потайной непрозрачной комнате на работе, да в стенах своего дома – слава богу, на пролёты над частными владениями на высоте менее тридцати метров без разрешения хозяина был наложен строжайший запрет, грозивший владельцу дронов однозначной уголовной ответственностью. Однако и тут находились отдельные смельчаки с незарегистрированными машинами. Так что приходилось быть начеку.
В общем, оптимизма не добавляло ничего! Поведение герра Шаульберга, несмотря на явно запущенные им шестерёнки защитного механизма, казалось каким-то отстранённым. Гжиштаф не давал никакой конкретики, сетуя на невидимое щупальце-пылесос какой-то мощнейшей организации, которое как будто засасывало весь оставленный от размещения публикаций мусор. «Кто-то всё время на шаг впереди», – говорил он, прищуриваясь, а затем снимал очки и протирал стёкла салфеткой, словно это могло позволить ему разглядеть скрытного врага.
Джули непрерывно давала интервью от лица Парламента, сдерживая пересуды и сплетни, и каждый раз, встречая Бести, смотрела недовольно, презрительно.
* * *
Мэй в эти дни несколько раз ездила к маме – её вот-вот должны были вывести из медикаментозного сна; девочка говорила с ней и ласкала руки. К кувезу Даниила не приближалась – страшно! Лишь пару раз украдкой бросила взгляд в сумрачную комнату.
У бабушки была куча дел, включая инициированное генералами международное расследование, поэтому она быстро утаскивала внучку из клиники обратно в своё логово, где Мэй сидела перед экранами, изучая плоды их совместной деятельности.
Van не подавал признаков жизни, исчез, но в душе она чувствовала, что друг где-то тут, близко, незримо. Он и вправду был рядом – день и ночь напролёт буквально под носом ищеек заметал следы, отслеживал, дискредитировал и стирал предположения, которые могли привести к Моряковым. Пальцы его носились по виртуальной клавиатуре с такой скоростью, что казалось, вот-вот вспыхнет огонь или пойдёт волной разогретый пластик. Его маленькие цифровые пташки свили крошечные гнёзда в ветвях всемирной паутины и теперь сообщали хозяину обо всех нужных ему событиях.
Нанятые Европарламентом офицеры информационной безопасности и не подозревали, что сражаются не с мощной организацией, а с одним человеком в инвалидном кресле и сонмом крошечных, с виду безобидных, частичек кода. Так что война их была больше похожа на борьбу с ветряными мельницами, тем более что для придания себе важности отчитывались они о грозном враге.
* * *
Так продолжалось недолго. Бомба общественного мнения взорвалась, когда комиссия, занимающаяся расследованием аварии под Москвой, заявила о возможном использовании злоумышленником итальянской системы рекуперации энергии. Вечером того же дня под Миланом в заходящий на посадку ярко-красный дрон в четырёх метрах над землёй прилетел «коктейль Молотова». Не знающая боли машина около двадцати секунд приземлялась среди созданных лопастями огненных смерчей, выжигающих всё вокруг вместе с кислородом. Потерявшего сознание и получившего сильные ожоги главу концерна – производителя множества механизмов, в том числе систем обратного накопления энергии, доставили в госпиталь с распахнутыми от ужаса глазами.
Следующим утром Джанфранко Бести впервые забрали в участок. Выезжая из дома в машине полиции, он заметил огромную выведенную второпях размашистыми движениями мазутную надпись на внешней стороне забора: «Assassino di olio». Похоже, дом ночью защитили от вандалов исключительно размеры участка. Осознав это, Джанфранко впервые испугался за собственную жизнь.
* * *
– Идиоты! – ударом ноги со всей силы Бести сломал переднее сиденье старого бизнес-седана, на котором герр секретарь забрал его из участка, даже не подозревая, каких баснословных денег стоит каждая деталь этого ретроавтомобиля.
Марк Шаульберг крайне недовольно посмотрел на вспыльчивого коллегу, но тон речи сдержал:
– Успокойся, друг! Уж кому-кому, а тебе точно надо сохранять лицо! Помни это каждую секунду!
Бести помнил – и когда его взяли под круглосуточную охрану, и когда выскочка Энн Кравиц из второсортной фракции с трибуны потребовала привлечь «старого поборника корпораций» к ответственности. И когда спустя пятьдесят девять длинных часов после прокатившейся по всему миру волны протестов против всё ещё мощного нефтяного лобби его во второй раз забрали в участок.
Глава 19
В день, когда запущенная огненным дроном волна протестов в третий раз вместе с солнцем обогнула земной шар, случилось неожиданное.
Весь мокрый от пота, Михаил Моряков вылез из погрузочного экзоскелета и кулаком толкнул друга Рыжова, копавшегося в чреве заарканенного дрона:
– Слушай, я пойду! Сегодня Лера просыпается, я должен познакомиться.
– Спроси про устройства.
– Хорошо! Если получится.
Ему нравилось, что мама наконец поверила в неслучайность аварии и запустила расследование на высшем уровне. Он был даже польщён, потому что частично приписывал эту заслугу себе: «Миша хороший! Миша молодец!» Политик Бести подходил на роль преступника, но, так как на первых допросах он все обвинения отверг, причастность его требовалось доказать или опровергнуть опытным путем. Поэтому тесты продолжались.
И вот несколько дней назад в курилке невзначай прозвучал важный вопрос. Тучный техник Салатов, держа сигарету замасленными пальцами, процедил:
– Так, может, у них какое-нибудь устройство с собой было, чтоб сигнал передать вблизи?
А ведь правда могло быть? Эту версию не стоило исключать, хотя среди хранящихся в сейфе личных вещей, найденных на месте катастрофы, ничего подобного не регистрировалось. Выяснить правду можно было только одним способом, и, к счастью, Лера как раз просыпалась от своего двухмесячного сна.
Приняв душ и одевшись по форме, Михаил в последний момент вскочил на подножку отбывающего пассажирско-грузового дрона и спустя сорок минут уже стоял перед входом в вестибюль гигантского госпиталя. Надеялся пересечься с мамой, которая, как ему было известно, посещала палату брата именно в послеобеденное время, но её не было – видимо, появились какие-то срочные дела. Так что нашему герою-военному пришлось идти одному, без поддержки, а ведь надо признаться, на душе было не по себе! Даже страшно, чего Михаил от себя совсем не ожидал!
Лера проснулась и прошла все итоговые обследования ещё утром, но врачи сказали ждать.
Он долго стоял перед дверями, отделявшими от окружённого полной стерильностью кувеза, так долго и так пристально смотрел, что в конце концов из глаза вытекла концентрированная слеза, способная горечью своей прожечь не один слой мирозданья.
– Брат!
Позвали. Стена за спиной Леры светилась зелёным, от этого казалось, что и сама пациентка отдаёт то ли мятой, то ли запахом свежескошенного весеннего луга. Он медленно приблизился и с полминуты разглядывал лицо в ореоле расплетённых густых пепельных волос, не решаясь разбудить.
– Не бойся, – вдруг донёсся шёпот.
– Ты… ты не спишь?! – удивился Михаил, перешагнув через низкий табурет, стоящий неподалёку от койки, чтобы сесть. – Меня зовут…
– Я знаю, кто ты! Подглядела, – в ответ последовала усталая улыбка. – Вы похожи.
С этими грустными словами Лера переложила голову на другую сторону, чтобы надолго замолчать. Когда же она повернулась обратно, глаза её были открыты.
– Как он там?
Михаил Моряков набрал было полную грудь воздуха, но раздосадованно склонился и выдохнул всё без остатка.
– Спасибо, – тихо донеслось с кровати. – Это самая честная оценка из тех, что я слышала.
– Ты слышала?
– Да, многое! Слышала врачей, слышала Елизавету, но особо ярко – как приходила дочь, касалась меня… Как у неё дела? Всё хорошо?
– Да! – закивал гость. – Она вроде делает большие успехи. Мама говорила.
Лера посмотрела с упрёком:
– Мало общаетесь?
Михаил, покачав головой из стороны в сторону, кивнул.
– Дурак! – произнесла она как-то удивительно тепло. – Когда их не станет, ты будешь сокрушаться об упущенных минутах.
Светодиод замигал красным, прорезав воздух предупредительным писком. Лера дёрнулась.
– Ты в порядке? – насторожился гость.
– Да! Это мои детки меня лечат, – она показала рукой на карту тела за собой с обозначенными очагами работы роботов и концентрации наноразмерных носителей лекарств, – но иногда слишком усердствуют!
Пациентка стиснула зубы и зажмурилась, очевидно, терпя боль. Тут же вбежала медсестра в сопровождении робота-няньки, дежурившего у входа:
– Проснулись! Отлично! У вас осмотр через минуту.
Михаил встал, освобождая место, потому что одновременно со словами сестры вошли врачи и после небольшого обсуждения спроецировали слева голограмму поясничных позвонков пациентки. Покрутили изображение в разных плоскостях, наложили поверх карту роботов, стали обмениваться мнениями, а затем вводить на экранах команды.
– Я, наверное, пойду.
– Ты же не просто так пришёл. Хотел что-то узнать? – ответила она уставшим голосом.
– Ах, да, это… у вас с собой во время аварии случайно не было какого-нибудь носимого устройства?
– Нет, зачем?
– Ясно… Ладно, приятно было познакомиться. Выздоравливай!
Михаил на прощание махнул рукой, но не успел сделать и пары шагов, как его догнал ответ – негромкий, но достаточный для того, чтобы расслышать:
– Хотя… постой! Даня вёз в подарок какой-то старинный сотовый телефон. В оригинальной упаковке. Всё говорил, что он точно понравится молодым, потому что это чуть ли не памятник.
– Что за телефон? – изумлённо поднял он брови, развернувшись вполоборота.
– Не знаю, – Лера под одеялом пожала плечами. – С кнопочками такой. Финский, что ли… Хотя какое, к чёрту, производство электроники в зелёной Скандинавии?!
– Ну-у-у, – протянул в ответ специалист по связи, вспоминая прошлые доминировавшие по патентам бренды, – не всё так просто! Спасибо!
На прощание он ещё раз помахал рукой и вышел, улыбаясь. Но за дверьми палаты его улыбка исчезла. Преодолевая быстрыми широкими шагами по несколько напольных плиток сразу, Михаил второпях соображал, чей номер набрать первым. Однако его опередил входящий звонок – неожиданно от мамы, так что он на ходу привычным движением коснулся уха.
– Сын, привет! С нами всё в порядке, не переживай.
– В смысле?! – он затормозил, но когда услышал фоновый шум разговора, суету и вой сирены, изменился в лице и остановился как вкопанный. – Что случилось?
– А, ты не знаешь? – удивилась Елизавета Морякова, как будто за пятнадцать минут ему уже должны были доложить.
Говорила она через паузы, переводя дыхание, да ещё, как назло, пропадала связь:
– Нападение… взрывное… цела.
Внезапно качество сигнала наладилось:
– В общем, это явно против меня. Не задержись я с Виктором Иосифовичем в дверях, пострадала бы. А так только ребят задело, дай им бог здоровья! Женя уже второй раз попадает под раздачу.
Михаил выпрямился и набрал воздуха в грудную клетку:
– Значит, на Даньке не успокоились!
– Похоже на то! – неожиданно поддержала Елизавета.
Наш герой от злости засопел по-бычьи.
– Так! Сидите дома! Хотя нет, дома тоже опасно. Короче, я организую.
– Ты только аккуратней, сын! – сказала она. – Не переусердствуй!
– Ты меня знаешь!
– В том-то и дело.
Закончив разговор, Михаил так сильно пнул колонну на входе, что чуть не сломал большеберцовую кость. Затем усилием воли выправился и размашистым, строгим шагом дошёл до кабинета лечащего врача Леры, где рассказал всё как есть.
– Вы только ей не сообщайте. С дочкой всё в порядке, а об остальном переживать ей пока не нужно.
– Конечно-конечно!
Увидев в глазах врача искренность, человек в форме вышел на улицу и снова снял с души ограничитель.
Рассвирепел он не на шутку! Для начала были пристрастно опрошены работающие в ангаре. Потом работавшие. Михаил поднял на уши все службы, чем вызвал крайнее недовольство генералов и получил пару вызовов на ковёр. Но Дмитрий Анатольевич снова выступил великим уравнителем и сгладил острые углы, хотя нашему подопечному каждый раз казалось, что уж этот случай – точно последний!
Не нашли, даже с полиграфом и новейшей машинкой визуализации воспоминаний. Так как следов внутри не обнаружилось, разумно решили шерстить внешний контур. Подсобил Джалоев – однокурсник, доросший до командира региональной военной полиции. Бог знает, кого он привлёк и какие методы применил, но организованный им через три локтя чёс принёс плоды.
На пятый день заветный пакет был обнаружен у одного из ликвидаторов аварии из числа низшего состава, передан от начальника отделения полиции в клинское УВД, оттуда – в областное управление в Москве. Заместитель руководителя тут же нехотя, но отвёз в главк лично. Там позвонили военным и проинформировали кого надо. Спустя семь часов, под конец дня, Джалоев сам привёз Михе долгожданный подарок.
– Реликвия, дон, однако! – восхитился он своим угловатым горным акцентом, когда после крепких дружеских объятий они вместе разорвали сейф-пакет.
Совершивший такое стремительное путешествие, на счастье, не проданный на барахолке, несуразный даже по меркам двадцатилетней давности кнопочный аппарат мог стать ключом ко всей этой истории. Должен был стать!
– Ну а теперь время применить мои знания, – Моряков щёлкнул пальцами.
– Только на отпечатки, дон, не забудь проверить.