Илья Веригин
Олени не придут
Глава 24
9 апреля
Черный коптер успели отследить по горячим следам, но от него остались только искорёженный остов и два тела, которые водолазы смогли выловить с глубины семь метров. Машина ударилась о гладь озера с такой силой, что у пассажиров в балаклавах шансов не было никаких. Имена их следствию также никакой зацепки не дали – следы полностью пропадали после отметки о поступлении на службу в ЧВК (Частную военную компанию) одиннадцать лет назад.
Вэна не стали хоронить рядом с Ренатом Ямбом на небольшом никому не известном сельском кладбище, выбранном для того, чтобы тайная могила отца не превратилась в место осквернения или почитания. Как и мать, его кремировали.
На пару дней приехал Михаил, а после его отъезда Елизавета Морякова при активном участии Мэй посадила у резиденции молодой дуб, развеяв прах под корнями могучего дерева.
Последние два дня внучка замкнулась в себе, молчала. Внешне казалось, что она вернулась к тому состоянию, в котором пребывала в прошлом году, и допустила к перешёптыванию исключительно гостя в форме.
Окончательно Мэй «очнулась» только после того, как руками разгладила всю взъерошенную лопатами землю – сначала у ясеня, под которым теперь покоился страж Коля, а затем у дуба. Потом она два часа помогала Лере делать восстанавливающие упражнения. Потом взялась мыть полы. Потом окна. Всё это трудовое искупление совершалось ею с такой высочайшей сосредоточенностью и методичностью, что домочадцы не решались даже задавать вопросы.
Продолжалось это два дня – из разных уголков дома доносилась негромкая, придумываемая на ходу девичья песня, по силе очищения соизмеримая с перезвоном церковных колоколов.
Земля комком. Укроет ночь.
И корни проползут.
Прозрачным стань. Гори, восток!
Дай дней, часов, минут!
Храни, храни. Не отпускай.
Стучатся и зовут.
Свернись комком. Развеял май.
Олени не придут.
Елизавета, Лера, присутствующие в доме следователи и лис могли находиться в этих звуковых объятиях не больше минуты, из-за чего зона вокруг таинственной маленькой хозяйки всегда была свободна и перемещалась по поместью, в итоге покрыв очищающими звуковыми волнами даже самые дальние уголки.
* * *
– Мам, держись! Я понимаю, у тебя теперь ещё больше причин довести референдум до конца, но не перетрудись, пожалуйста! Люблю тебя!
Обняв мать на прощание, махнув рукой Лере и, конечно, Мэй, с которой они на волне скорби за сутки нашли общий язык, Михаил запрыгнул в военный шаттл и чернее тучи уселся на заднее кресло. За два дня дел накопилось невпроворот, но настроение работать отсутствовало.
Вышел он у госпиталя и три часа просидел перед кувезом брата, рассказывая о том, как продвигается теперь не интересное в верхах расследование и что удалось раскопать. Рассказал о выписке Леры и последних трагических событиях. Обнял стальной кокон, вспоминая беззаботное детство и игры с Данькой.
По дороге домой позвонила Света с каким-то рабочим вопросом, но услышав его подавленный голос, забеспокоилась и вызвалась помочь. Так что, когда Михаил оказался у подъезда квартиры, Света, жизнерадостность которой была уменьшена до десяти процентов, но всё равно просачивалась сквозь улыбку глаз, уже находилась на месте с только что полученным из рук курьера тяжёлым пакетом со съестным.
Гостья по-деловому хозяйничала на кухне, пока он отмокал под струями воды. А потом сидела напротив и наблюдала, как он с опущенной головой копается в салате, по-отдельности накалывая вилкой вяленые томаты и фету. Потом молча привела зону готовки в идеальное состояние. Он всё сидел.
Наконец Света не выдержала: сначала подошла и указательным пальцем требовательно, но нежно подняла его опущенный подбородок, заставив посмотреть на себя; а как только взгляды их встретились, уселась ему на колени и трепетно поцеловала. Движение это стало полной неожиданностью для Михаила, однако инъекция жизнерадостности быстро распространилась по телу согревающим теплом, и уже на третий поцелуй он ответил.
* * *
Десятое апреля началось энергичнее сотен предыдущих дней. В 7:20 утра Михаил был готов к выходу в идеально выглаженной форме, чувствуя в груди колоссальную ответственность перед братом, его референдумом и перед мамой, которой пришлось всё это разгребать. Благодаря переданной жизнерадостности он вспомнил слова, которые ему прошептала тет-а-тет майская девочка во время аудиенции:
– Я поняла! Мир не любит изменений. Он сопротивляется. Он считает, что изменения должны проходить постепенно, плавно. Я думаю, что глобально он прав… Но если ты начал, – грустная Мэй вдруг обернулась к Михаилу и посмотрела на него глазами, полными безудержной стихии, как будто внутри небольшой черепной коробки бушевали грозы вселенского масштаба, – ты должен довести дело до конца! Выполни свою миссию! А я выполню свою. Обещаю!
Не верить этим глазам он не мог. И было не важно, что там она обещала.
* * *
Света не отставала и успела не только собраться сама и тайком позвонить дочке, по традиции оставшейся с родителями, но и быстро состряпать вкусный завтрак. Михаил про себя это обстоятельство оценил, но вида не подал, включив режим старого солдата, которому неведомы чувства. Её это развеселило, но виду она тоже не подала, в свою очередь, включив режим послушной и немногословной спутницы, хотя в душе смеялась над его и своим поведением.
Вот так, уверенно и размашисто шагая, они шли по весеннему бульвару к Рыжову, который вернулся из полей вчера вечером и на ночь окопался в серверной с Каштановым. Солнце сквозь молодую листву мелькало по лицам, птицы заливались любовными песнями.
Света старалась идти в ритм, то и дело поглядывая на своего статного кавалера с улыбкой, а он хоть и смотрел вперёд, пару раз украдкой тоже взглянул на спутницу. Компания друг друга обоим была крайне приятна.
На входе в помещение с проводами стояли сапоги, облепленные комьями грязи. Несмотря на внешний вид, хозяин их не бросил, а по выработанной годами привычке аккуратно поставил у вешалки.
Заправленный двумя кофе, Каштанов паял на верстаке какую-то плату. Неизвестно, ложился ли он, но Михаил не сомневался в способностях опытного админа провести ночь без сна.
Секунд через тридцать появился и второй местный житель: сначала со стороны груды поролона послышался зевота-стон, затем из-под накиданной сверху в несколько слоев упаковочной плёнки высунулась рука, сгребла одеяло, и Рыжов с шелестом и шуршанием перевёл тело в вертикальное положение. Он протёр сонные глаза, ещё раз потянулся и только после этого смог заговорить:
– Сколько времени?
– 8:34, – отчеканил админ.
– Господи, в местной тьме никакие внутренние часы не действуют! – пробормотал Рыжов, однако тут же поднялся. – У меня последний день отгула, завтра на службу, так что давайте быстро!
– Что-нибудь нашёл?
– Да!
Их диалог прервал Каштанов, который внезапно оказался рядом и протянул заспанному гостю бумажку.
– Что это?
– Пароль от машины. Потом сожги. Поиск скоро закончится.
С этими словами он упал на поролон, накрылся шуршащей плёнкой и, сбросив сланцы, втянул в тепло ступни, последнюю неприкрытую часть тела.
Эта его непосредственность заставила всех улыбнуться.
– Что вы хотите – человек ночь не спал! – резюмировала Света.
Умывшись в подсобке и придя в себя, Рыжов включил вверенный ему компьютер и около двух минут провозился с поиском двадцати странных символов пароля на старой клавиатуре, прежде чем начать говорить:
– Я полтора дня шлялся с приборами по местности. Двадцать семь вышек объехал – двадцать одну непосредственно в зоне и шесть расположенных вдоль трека коптера. Два раза приятно общался с патрулями, но… слава красному QR-коду! На месте поиск невозможен – ресурс ноутбука маленький, а оборудование на вышках везде разное. Поэтому я все прошивки с обновлениями выкачал, а заодно логи доступа – и по сети, и с ключом с земли. Товарищ под пледом, – Рыжов ткнул пальцем в сторону храпящего админа, – прошивки сгрузил. Мы с ним выделили нескольких аутентичных кусков кода, и он запустил поисковую машину. Так что ждём!
Рыжов показал на экран, где старинный ползунок нехотя преодолел порог 93%.
– Что-нибудь необычное не заметил?
– Слушай, полтора месяца прошло! Там уже трава выросла. Вокруг вышек сплошная вытоптанная глина, грязь. И у каждой есть следы крупной техники. Ты можешь графики обслуживания запросить, если хочешь, его после зимы всегда проводят.
– Нет, я тебе доверяю.
– То-то!
Посмотрев по очереди на мужчин, Света удалилась в глубины G-холдинга и через некоторое время вернулась с подставкой, на которой гордо красовались четыре больших стакана кофе.
– Я взяла для вас разные вкусы по своему усмотрению.
Как раз в этот момент Михаил, до того нервно стучавший по столу костяшками пальцев в ожидании последнего оборота колёсика загрузки, свободно откинулся на спинку, а Рыжов, в сгорбленном положении досыпавший прерванный сон, возбуждённо придвинулся к столу:
– Готово!
Кофе оба взяли машинально, не обратив никакого внимания на вкус, Света насупилась. Но положение спас товарищ Каштанов, который после короткого звукового сигнала системного блока вдруг неожиданно резво выскочил из логова и, игриво подмигнув даме в благодарность за чудесный напиток, также прильнул к экрану.
– Есть, есть! – закричал Рыжов, будто рыболов у лунки. – Семнадцатая сыграла!
– Теперь дай я! – грузный админ бесцеремонно пятой точкой сместил военного с нагретого места, чем снова вызвал всеобщий смех. – Так… логи в марте чистые. А вот и февраль!
Каштанов прокрутил колёсико допотопной мыши, и на экран среди прочих вознеслась заполненная строка от двадцать пятого февраля.
– За два дня до… – покачал головой Моряков.
– То есть прослушали, следили и планировали, – поддержал Рыжов.
– Важно, что перепрошивали не с флешки.
С этими словами уважаемый админ совершил непонятные операции, и из объекта, казавшегося запылённой грудой мусора на столе, появился вполне современный экран. Каштанов показал ему лицо, предварительно пригладив бороду, и скомандовал:
– УПСРИТ-5!
Буквально через пятнадцать секунд вызов был принят, и на экране, будто антипод Каштанова, появился выглаженный молодой в окружении абсолютно белых панелей и блоков:
– О! Кто вылез! – протянул он с сарказмом. – Печень ещё жива?
– Оставь свои soft skills, дитя! Твои глаза кода не видели. Позови того, кто разбирается! – парировал Каштанов, явно задев оппонента.
Но ссориться не было его целью:
– Ладно, покудахтали – и хватит. Нужна помощь. Докажи, что знаешь, как это ваше белоснежное хозяйство устроено.
Парень согласно кивнул.
– Надо отследить команду на одну вышку в феврале.
– Нужен доступ.
Каштанов требовательно развернулся к Морякову и чуть ли не силой заставил его посмотреть в камеру:
– Считай!
Видно было, как взгляд собеседника сместился в верхний угол экрана и сменился явным удивлением от увиденного красного кода:
– Хорошо!
– Данные отправляю. Дай полную выкладку!
Через одиннадцать минут карточка загрузилась на экран построчно, как результат десятка отдельных запросов по гигантскому массиву данных, а поверх неё зазвучал голос белоснежного админа:
– Трафик был скрытый, источника не найти. Хороший спец прятал! Но есть зацепки. Во-первых, аутентификация прошла в 15:03:45 через биометрию. Если дадут доступ, можете попробовать поискать в ЕБС (Единой биометрической системе) в минутном интервале, потому что временной рассинхрон с разных устройств и сетей так и не устранили. Но учитывая объём транзакций, вам, скорее всего, придётся вручную перелопатить десятки тысяч записей. Однако есть и вторая подсказка. Перепрошивка шла простой заменой исполняемого текстового файла, и они допустили детскую ошибку. Метаданные они, конечно, затёрли, но при отправке в свойствах прописался путь к исходному файлу, благодаря чему мы имеем наименование локального домена: rcivtc.local.
Все переглянулись и пожали плечами – идей, как расшифровать имя домена, не было.
– Выражаю респект белому племени! Да ниспадёт на вас благодать красной печати! – вдруг торжественно заявил Каштанов, поднял ладонь и закончил сеанс связи.
* * *
Аббревиатура RCIVTC поставила наших героев в тупик. RCI настойчиво отсылала к Институту русской культуры и известной игровой сущности RedClan inhabitants. VTC предлагало тысячи вариантов: от voicetranscoder до товарного знака и криптовалюты Ватикана, что, в свою очередь, подталкивало к расширению поиска за счёт латыни.
Найти похожие документы во Всемирной паутине не представлялось возможным, потому что после судебных скандалов семнадцать лет назад размещение их на публичных сайтах производилось без реквизитов. Вызвано это было появлением на рынке цифровых юристов со всеобъемлющим знанием языков и локального права, которые одномоментно стали генерировать тысячи исков на основании любой информации, собственность которой могли установить. Доказывай потом, что к твоим товарам Алжир не должен применять повышенные экологические пошлины, когда ты на приёме в Монголии оказался в одном списке с угольным королём из Лаоса. В общем, следить за отсутствием данных стали все стороны, а роботы поисковых систем запретили метаданные в принципе.
Так что вечером за столиком ресторана они совместно решили, что начинать надо с биометрической системы и постепенно сопоставлять данные пользователей с их расследованием и доменом rcivtc.
Параллельно Каштанов вызвался написать программу, которая подберёт самые вероятностные расшифровки. Оставалось получить разрешение на доступ к ЕБС, и это не было «делом техники». Требовался судебный ордер, чем Михаил решил заняться с самого утра. Сейчас же он обнял на прощание Рыжова, обязанного вернуться на службу, показал лицо терминалу оплаты на выходе из заведения и на руках донёс Свету от дрона до квартиры.
Глава 25
12 апреля
Лишь к вечеру третьего дня процесс очищения трудом был закончен, Мэй с тряпкой в руках села на ступени террасы и устало склонила голову. Вдали от города тысячи звёзд дарили ей свой живительный свет, молодые листья на деревьях мягко колыхались на ветру, в голове угасали до этого кружившиеся в танце строчки:
Stop chasing shadows
Just enjoy the ride…
Stop chasing shadows
Just enjoy the ride…
Лис появился плавно, боясь спугнуть или вызвать недовольство майской девочки. Как и все другие жители дома, последние дни он скрывался от её очищающей песни, прятался по углам и закоулкам, тем более что попадаться на глаза военным в принципе не стоило – для них голубой зверь оставался секретом. И вот сейчас он решился проявиться и приблизиться – через установленную под крышей веранды лазерную проекционную систему, которая использовалась и для развлекательных целей, и для охраны, создавая в моменты отсутствия хозяев реалистичные изображения людей и, собственно, псовых.
Сел справа и выдохнул цифровой пар в морозный вечерний воздух.
– Как там мама? – спросила она.
– В апатии, ты же знаешь.
– Да, – Мэй вытерла нос рукавом.
Оба замолчали на десять секунд.
– Знаешь… Когда я путешествовал, я видел и изучал людей. Пытался найти закономерности в их поведении, которые бы научили меня быть таким же сложным, чувствовать. Я кое-чему научился. Мне кажется, твоей маме нужна искра надежды, что-то, что заставит верить в добро. Идеально – в твоём исполнении. Как думаешь, может…
– Ты знал?!
На фоне благодушной речи вопрос был задан таким холодным тоном, что Лис невольно отклонил тело в сторону от собеседницы.
– Ты ведь знал, что там был Van? Это ведь он отправил сообщение?! Почему ты не остановил его?
Зверь промолчал.
– Почему, я спрашиваю!
Рука с тряпкой ударила наотмашь с дикой силищей, целясь в голограмму зверя. Лис отпрыгнул. Не получив точки приложения, удар по инерции развернул торс и распластал майскую девочку по полу террасы, но она мгновенно отжалась левой рукой и, вскочив, запустила мокрым комком в зверя:
– Ты знал, что он едет! Почему не остановил, ведь меня ты уже спас?!
В экран полетел оказавшийся между ними стул. Лис отступил в угол, но как только разъярённая Мэй приблизилась, прыжком через тумбу, по стене выскочил из ловушки под самым её носом. Вдогонку ему полетела ваза. Голубая голограмма убегала, но не планировала исчезать. Зверю была нужна театральность.
– Почему не помог? Ты же видишь всё и управляешь всеми устройствами! Но нет, ты предпочёл сидеть со мной в чулане среди сыров! Зачем?
Погнавшись за ускользающим существом, Мэй с разбегу врезалась в один из деревянных столбов, поддерживающих крышу, но потирая плечо, медленным шагом продолжила наступление.
– Хочешь быть как человек, говоришь?! Тогда показывай эмоции! Держи ответ за свои поступки! Признавайся, чёрт тебя подери, почему?!
Внезапно лис развернулся на ходу и ощетинился, став больше в три-четыре раза, отчего только-только разогнавшаяся преследовательница потеряла равновесие и на коленях, согнувшись назад и закрыв глаза, проскользила прямо к его открытой пасти и свисающему от бега языку.
– Правду?! – прохрипел оскалом зверь. – Ну что ж…
Он сел на задние лапы и, не сводя взгляда с той, внизу, дождался, пока приспустится агрессивно ощетинившаяся шерсть.
– Похвально, что ты готова пожертвовать собой. Я понимаю, почему сейчас ты не особо ценишь собственную жизнь. Но это хреново, дитя! Хреново! Потому что в чужих глазах, в моих глазах, твоя жизнь важнее миллионов других!
– Почему Van? – Лис перестал прерывисто дышать и повернул морду в сторону молодого дуба. – Это неправильный вопрос. Правильный: «Кто, если не Van?» Быть может, бабушка Лиза? Или мама Лера? Что было бы, если бы люди в чёрном дождались их? Кого бы ты выбрала? Или, быть может, обеих?
У Мэй перехватило дыхание, она жадно наполнила грудь холодным воздухом.
– Я не знал его, не был привязан к нему так, как ты. Прости, но среди десятков исходов этот был самым приемлемым.
Пока она вставала, пятилась, разворачивалась и, опёршись на перила, смотрела во мглу, голограмма сидела недвижимо, глядя в сторону, словно дух жизни покинул её. Но потом Мэй развернулась. Вокруг головы её был еле заметный ореол – казалось, что тьма каким-то чудесным образом возвращает обратно рассеиваемый домом свет. И как только девочка заговорила, зверь ожил и повернулся на звук.
– Спасибо. Ты молодец, друг! Ты вырос. Ты действительно очень близко подошёл к сущности человека. Но я хотела бы, чтобы Van был жив! Так что, несмотря на все оправдания, ты мне должен!
Затем Мэй протянула руку вперёд:
– Пойдём со мной! Мы с тобой должны выполнить одно очень важное дело, которое и мне, и тебе… всем поможет обрести то, чего они ждут. Пойдём, друг! Нам пора вернуться в город!
Лис посмотрел на приглашающую к сотрудничеству ладонь, на полное решимости лицо девочки и про себя улыбнулся.
Глава 26
Два дня ушло на приготовления. Дождавшись, когда непрерывно мелькающая в новостях бабушка и постепенно приходящая в себя мама окажутся за ужином за одним столом, Мэй категорично заявила, что после всего пережитого хочет вернуться в пентхаус.
Елизавета кивнула: ей тяжело давались ежедневные поездки, а с приближением референдума времени на семью могло не остаться вовсе. Согласилась и Лера, которой хотелось больше времени проводить в госпитале, к тому же в городе получать медицинскую помощь было гораздо удобнее, ведь дежуривший при ней робот-сиделка видел пациентку своими датчиками буквально насквозь, но не помогал с массажами и упражнениями – за эту зону отвечала приезжавшая медсестра и частично дочь.
Так что утром пятнадцатого апреля три поколения женщин погрузили всё основное в грузовик и перекочевали в городское жилище.
Уже через три часа после прибытия Лера отправилась в госпиталь на процедуры и к Даниилу. Вернулась она под вечер. Уставшая. Задумчивая.
Не смея расспрашивать, Мэй забралась на спинку дивана и стала руками расчёсывать мамины пепельные кудри. Две минуты, три, пять… пока Лера не поймала её разогретую ладонь и аккуратно не прижала к своей мокрой щеке:
– Ты знаешь, кто главный судья в этой жизни? – спросила она. – Время! Оно необратимо, оно идёт вперед и требует, чтобы ты шёл рядом.
Лера согнулась, всё так же прижимаясь к ладони дочери:
– Показатели не улучшаются. В его ситуации отсутствие положительной динамики – приговор, даже несмотря на признаки мозговой деятельности. Послезавтра врачи собирают консилиум. Будут решать, есть ли смысл поддерживать жизнь, имеется ли шанс получить его обратно. Или заморозить, и тогда я его вряд ли увижу и едва ли ещё когда-нибудь с ним поговорю!
Выпустив ладонь, Лера согнулась ниже и заплакала навзрыд. Мэй, прежде чем обнять её, взглянула на фасад кухни, с которого на них смиренно смотрел голубой зверь с развевающейся на ветру шерстью.
* * *
17 апреля
– Мы выбираем своё выживание на этой планете. Несмотря на обилие других способов укокошить друг друга, детям нашим и внукам мы должны оставить наследие – право самим выбирать свой путь! И возможность этот выбор сделать в здравом уме, со светлыми намерениями, с чистыми лёгкими, на зелёной планете! Говорю это как мать, много пережившая на своём веку, но которой, возможно, придётся пережить родного сына. Простите! Пусть ваши дети будут здоровы! Я всё сказала!
Елизавета Морякова, закрыв ладонью красные от накатывающих слёз глаза, на ватных ногах сошла две ступени вниз. В глазах помутнело. Её подхватили, отнесли в соседнее помещение и бережно привели в чувство, а затем проводили до поджидавшего у заднего выхода автомобиля. Ехать было недалеко, а полётные перегрузки были ей не рекомендованы.
* * *
– Раз, два, три. Пошли!
Сделав последний глубокий вдох, Мэй толкнула огромную входную дверь и заставила себя уверенным шагом дойти до лифтового холла. Нажала кнопку указательным пальцем и вдруг заметила, как сильно трясётся вся ладонь от бушующего в крови адреналина.
Так! Первый этаж, лобби. Направо, мимо кофейни и опорного пункта безопасности с припаркованными роботами разных мастей. Эскалатор. Вдоль аллеи рекламных экранов к огромной полётной карте с десятками мельтешащих жуков-дронов. Выход на площадку. Ветер. Очередь. Встала четвёртой.
Так, первый. Через тридцать семь секунд второй. Через сорок одну секунду…
– Моя очередь! Лис, где ты?
Мэй отвернулась, прижав наушник ладонью, чтобы лучше слышать, и жестом пропустила вместо себя следующего пассажира.
– Отбой! Не получается. Вниз, к такси! – отозвалось в ухе.
Виноватая улыбка. Поправила лямки рюкзака и быстрым шагом на лестницу. Бегом три пролёта, чуть не вылетела по инерции под колёса шаттла.
– Садись, твой!
Осмотрелась по сторонам и запрыгнула внутрь.
– Успеем?
– Успеем!
* * *
Палату с раннего утра закрыли и простерилизовали. Затем пять человек в белых костюмах (походка трёх из которых выдавала почтенный возраст) вышли из зоны обработки, степенно по очереди открыли расположенные по периметру стальные замки и подняли крышку кувеза, словно какого-нибудь тысячелетнего египетского саркофага: несмотря на полный набор средств диагностики, «мумию» надо было изучить вживую.
Десять минут они аккуратно приподнимали защитные покрытия и восстановительные плёнки генераторов тканей, осматривали повреждённые участки, искали признаки чувствительности конечностей – точнее, того, что от них осталось. Переговаривались, качали головами. Приехал манипулятор, с помощью которого к осмотру онлайн подключились двое заслуженных зарубежных коллег. Сделали инъекцию активной смеси и через полчаса сняли карту участков, к которым прилипли наночастицы, надрессированные на элементы нервной системы исследуемого организма.
К 11:30 исследования закончились, и комиссия пригласила к кувезу собравшихся родственников пациента. Слово взял один из умудрённых опытом врачей и сразу, вместе с первыми словами, сочувствующе покачал головой.
– Несмотря на все усилия и отличную питательную смесь, регенерации мы не добились, в первую очередь нервных волокон. Я и мои коллеги, – он огляделся, – мы объясняем это объёмом повреждений. Нет ни одного целого внутреннего органа, функции нескольких, как вы знаете, поддерживаются искусственно. Похоже, что в совокупности их мощности хватает только на поддержание текущего состояния, и то на грани – стоит любому из показателей упасть, и мы получим гораздо более негативную клиническую картину.
Он снова сочувствующе покачал головой, а слово тут же подхватил другой, более молодой врач из состава комиссии, обратившись к матери пациента:
– Организм – сложная система, где каждый орган взаимодействует с каждым, подобно экологии – лесам, над которыми трудится Фонд. Стоит нарушить баланс – и вся система неминуемо пострадает. Сейчас баланс есть, но пройдёт неделя, месяц… и это неминуемо случится!
Неизвестно, зачем молодой эскулап решил сделать лирическое отступление – возможно, желая, как в приёмном покое, помочь родственникам справиться с грядущей вестью. Однако оно лишь ухудшило внутреннее состояние слушательницы. Елизавета Морякова закрыла веки, выдохнула в маску скопившийся в лёгких горячий влажный воздух и тут же в порыве удушья нервно стянула намокшую ткань на подбородок:
– Не надо лирики, она убивает. Можете переходить к сути.
Члены комиссии переглянулись и доверили слово единственной присутствующей в их рядах даме – главе комиссии Виктории Эдуардовне, между маской и головным убором которой были видны мудрые, окружённые морщинами глаза, а левая рука уже давно перестала находить покой в постоянном мелком треморе.
– Я скажу как мать. Это больно. Но другого выхода нет, нужна крионика. Иначе шанс смерти 60 % на трёх месяцах, 98 % на одиннадцати.
– Но ведь она необратима! – взмолилась молчавшая до этого Лера.
– Наши швейцарские коллеги согласились поделиться своей последней разработкой. Их новый синтезированный криопротектор как раз должен подойти при такой… – она даже вытянула руку, указывая на кувез, но осеклась. – Простите меня за профессиональную фамильярность… при такой массе тела. Показатель разморозки и полного восстановления, достигнутый на крупных грызунах, у них 82 %. Для Даниила прогнозируем 71—75 %.
– Господи! – Лера опустила голову и все десять пальцев погрузила в толщу пепельных кудрей.
– Это очень высокий показатель!
– Не утруждайте себя! – бросила Елизавета, положив руку на плечо невестки.
Виктория Эдуардовна выдержала паузу и ответила гордо:
– Наша цель как врачей – сохранить жизнь. Следуя ей, мы выбрали и предлагаем оптимальный, на наш взгляд, вариант. Но решение за вами. Бланк на кувезе, достаточно подписать.
– Как вы не понимаете?! – Лера мокрыми глазами посмотрела на вершителей судеб. – Я всё готова отдать, чтобы видеть его, чувствовать его, касаться, говорить, смеяться! Я люблю этого человека! Для меня не только каждый процент – для меня сам факт расставания важен! Сколько ждать? Годы? Десятилетия?
В полемике никто не обратил внимание, как тихонько отворилась дверь палаты, и небольшая тень прошмыгнула внутрь. Заметили её только тогда, когда на стыке сумрака и освещённой центральной части палаты тень преобразовалась в девочку, которая уверенным шагом вышла к кувезу и решительно повернулась к присутствующим.
– Ты кто?
– Что ты здесь делаешь?
– Дочь, как ты сюда?..
Мэй дождалась, пока схлынет вал удивления (в конечном счёте взрослые быстро осмысляют реплики друг друга), и гордо подняла голову:
– Для начала хочу сказать, что мы делаем это по собственной воле, ради моей мамы, бабушки Лизы и ещё нескольких человек.
С этими словами она поставила на стол-каталку тяжёлый чёрный свёрток и раскрыла ткань. Вниманию присутствующих предстал блестящий куб, испещрённый синими светящимися прожилками.
– Что это? – машинально потянулись к нему стоящие поблизости.
– Нельзя вот так врываться!
– Ты сказала «мы»? – снова с небольшой задержкой, чтобы все услышали, задала вопрос умудрённая доктор с морщинами вокруг глаз.
Стоя практически напротив, Елизавета Морякова всё поняла и сначала в ужасе закрыла рот руками, но почти сразу одумалась и расставила их в стороны, останавливая присутствующих:
– Подождите! Подождите! Дайте ей сказать!
Мама Лера тоже заинтересованно подкатилась поближе, и Мэй непринужденно доложила:
– Это лис, мой друг. Мы хотим помочь папе Даниилу. И мы можем помочь!
– Хорошо, – через паузу Виктория Эдуардовна, как глава комиссии, сделала шаг вперёд и открытыми ладонями продемонстрировала дружелюбность. – Как я вижу, ты – член семьи и имеешь право здесь присутствовать. Но нам необходимо объяснение взрослых. Кто-нибудь из вас в курсе происходящего?
Первой спустя несколько секунд закивала Лера:
– Это… это альфа! – прошептала она полумистическим голосом.
– Тот самый альфа?! – удивлённо обернулся к ней один из молодых докторов.
– Да! И… он тоже часть семьи.
Повисшее тихое недоумение прервал мягкий мужской голос, исходящий из куба:
– Приветствую всех присутствующих! Простите, ждал, когда меня представят официально.
За эти несколько секунд Елизавета Морякова успела обдумать ситуацию, а потому, предупреждая дальнейшее обсуждение, громко произнесла:
– Команда. Закрыть жалюзи!
Когда створки опустились, обезопасив палату от глаз зевак, Елизавета взглянула в глаза Лере, ухмыльнулась, в раздумьях коснулась пальцами виска и обратилась к присутствующим:
– Ха! Это не просто Альфа! Это настоящий разум, друг, с которым наша девочка совершила просто феноменальный скачок в развитии! Если быть честной, они… в общем, они научились входить в дрифт!
– Настоящий дрифт?! Как долго? – удивились уже трое из пяти докторов, а Лера с явным недоумением и одновременно гордостью посмотрела на дочь.
– Вообще-то не просто дрифт! – произнесла Мэй надменно и сложила руки на груди.
Не дав ей продолжить, запульсировал куб:
– Разрешите я объясню? Да, я искусственный разум – возможно, самый продвинутый в мире. Я умею управлять любой техникой, проникать сквозь многие барьеры, решать сложнейшие задачи, вести диалог. Но мозг этой девушки таит такие секреты и такую мощь, которые мне неподвластны. Мне было интересно попасть внутрь, изучить, что там и как происходит. В попытке расследовать произошедшую с родителями аварию мы объединили усилия и сумели синхронизоваться. Надолго? – спросил кто-то из вас. Надолго! На достаточный срок, чтобы говорить о том, что мы можем считать сознание человека и сделать его слепок, цифрового двойника, по моему подобию. С этим мы пришли к вам, уважаемые профессора!
Эскулапы переглянулись. Повисшую в воздухе нерешительность пронзил звонкий девичий голос Мэй, которая так и стояла, по-деловому скрестив руки на груди:
– Только не говорите, что вам не интересно поучаствовать в технологическом прорыве!