Илья Андреевич Беляев
Багровая полночь. Слухач. Начало истории
На меня уставились шесть пар глаз. Две женщины и четверо мужчин смотрели на меня как на «явление Христа народу». Застывшей их позе позавидовал бы сам Станиславский.
– Здрасьте! – кивнул я всем, прошел в дальний угол и сел на грубо сбитый табурет. – Чем вы тут занимаетесь?
У меня просто не нашлось что другого сказать пораженным, моим появлением, людям.
Заросшие, немытые, в помятых и грязных одеждах, они являли собой жалкое зрелище. Еще более жалким была убогость их жилища. Около стены стояло семь лежаков – дощатое подобие кроватей, без ножек, с накиданным на них тряпьем. Круглый старинный стол посередине, ветхий шкаф со всевозможной дребеденью, полуразвалившийся комод с торчащей оттуда, грубо говоря, одеждой, с десяток покосившихся табуреток и длинный прямоугольный стол со скудным запасом инструментов: молоток, клещи, пара отверток и монтажный степлер (явно краденный из магазина).
«Шесть человек. А лежанок семь. Интересно, где еще один?»
Напряжение возрастало. Краем глаза я заметил, что один из бородатых мужиков стал медленно опускать руку в карман. Явно там находилась не конфета и не пачка сигарет.
Находящаяся рядом дверь в закрытое помещение открылась и оттуда вышла…
– Теть Света, вы ли это? – заговорил на радостях я стихами.
Тетя Света была здесь еще в те времена, когда я работал в «Магнитке». Она являлась местной предводительницей всех бомжей в округе и на правах старшей раздавала просроченную продукцию (выброшенную нашим магазином) по своему усмотрению. Некоторые сердобольные продавцы подкармливали ее подходящими к сроку испорченности продуктами питания, отправляющимися на списание. За это ее «помощники» исправно выносили скопившийся, за день напряженной работы, мусор, подметали уличную территорию магазина и тайком сдавали макулатуру, аккуратно воруя ее со складских тележек. Товароведы, да и сама директор закрывали на это глаза. А вот же как оно вышло – выжила, значит наша тетя Света.
– Данила, ты ли это, сынок?
Она прищурилось и долго вглядывалась в меня, наконец заулыбалась своей беззубой улыбкой.
– Ты, -констатировала она, – дай я тебя обниму за встречу!
Напряжение спало. Мужик вынул руку из кармана. Все заулыбались, не произнося ни слова и продолжили оставленную работу. Женщина, по-матерински, обняла меня и вытирая выступившую слезу, обратилась ко всем здесь находившимся:
– Это Данила, – сказала она. – Когда-то давным-давно, он работал здесь. Я вам про него говорила. Но в силу сложившихся обстоятельств, он попал в беду и судя по всему только-только освободился от несправедливых обвинений.
– Здравствуй, Данила!
– Привет!
– Рады познакомиться! – послышалось со всех сторон.
Кивнув головой, я обернулся к тете Свете.
– Ну предположим это было не так уж давно и освободился я не только, а еще вчера…
– Да ладно тебе придираться к словам, – перебила она меня. – Все всё поняли – вот и ладушки. Ты садись за стол! Сейчас чаю налью.
Пододвинув табурет ближе к круглому столу, я уселся в ожидании хозяйки этого места. То, что она являлась здесь главной, не вызывало никакого сомнения.
Находящиеся в комнате люди, по-видимому, не сильно интересовались новоприбывшим. Они лишь раз осмотрели меня и каждый занялся своим делом: кто-то штопал куртку, кто-то что-то мастерил, время от времени прибегая к точильному камню, кто-то разбирал запасы крупы и скудные банки с консервами.
Из всего освещения была лишь подвешенная к дощатому потолку простенькая лампочка в сорок ватт. Тусклые углы землянки (а иначе это сооружение и не назовешь) темнели своей убогостью, но находящиеся здесь люди привыкли ко всему этому и не обращали ни на что внимание.
Тетя Света вернулась с двумя железными кружками чая. Наполнив ароматом помещение и заставив некоторых присутствующих с завистью обернуться.
– Чем богаты, тем и рады. Ты уж не обессудь, к чаю нет ничего – еще не ходили на раздобытки – с этими новыми правилами карантина с голоду можно подохнуть! Зато согреться можно. Видишь, как нам пришлось окопаться. Холодно, конечно, но зато жилье есть.
– Вот про это я и хочу с вами поговорить.
– Про жилье, что ли? – не поняла собеседница.
– Нет, про это и говорить не стоит – видно, как оно у вас тут все устроено.
– Так про что же ты знать хочешь?
– Про карантин ваш странный.
– Батюшки, а что про него рассказывать? Видать совсем туго пришлось тебе в отсидке-то, раз в такие простые вещи не просвещали.
– А ты по-порядку начни, я и разберусь что к чему.
Женщина села на табурет, отхлебнула дымящийся напиток и, прокашлявшись, потерла кончик носа, собираясь с мыслями.
– Тут вот какое дело… Не было его, а потом бац и появился. Из ниоткуда. Как по заказу… Изначально все было хорошо. Потом китаезы заболели. Затем итальяшки, америкосы, англичане, испанцы и все дальше, все больше. Самыми последними – мы. Ученые умы сделали вывод, что он искусственного происхождения, хотя всем пытались влить в уши, что китаезы сами себя заразили, съев летучих мышей с подобным вирусом. Правительству это только было на руку. Зараженных было столько, что все больницы моментально заполнились до отказа. Молниеносно стали строить новые и трамбовать зараженных как селедку в бочку. Труповозки не успевали справляться с поступлениями трупов. Верующие однозначно сказали – это апокалипсис, что Иоанн Богослов написал. Даже атеисты уверовали.
Народ посадили на самоизоляцию. Государство чрезвычайную ситуацию не вводило. Из-за этого все платежи по жилью, кредитам и налогам требовалось платить полностью, а работать было нельзя. Деньги закончились. Люди стали недовольствовать, потом бунтовать. На въездах – выездах из города поставили кордоны военных. Государство пошло по западному сценарию: неугодные умерщвлялись, нерешившихся запирали в якобы «реабилитационные центры» до так называемого «созревания», покорным и податливым вживляли через прививки от вируса контролирующий всю их деятельность чип и отправляли восвояси батрачить на мировое правительство. А то, что это именно оно рулило всеми делами ни у кого не возникало сомнений. Главарь ихний – америкос был. Как его там звали? Архип напомни! – повернулась она к седовласому мужчине.
– Фил Кейтс! – не отрываясь от работы произнес тот.
– Точно. Вот память окаянная. Всегда подводит в ненужные моменты. Фил Кейтс того охламона звали. Говорят его лаборатории разработали вирус и испробовали на китаезах, инкогнито естественно – ну, посмотреть хотели меньше ли этих узкоглазых станет. Однако Фил преследовал другие интересы. Глобальное господство над планетой – вот его цель. После трагической ситуации и смерти шести представителей сильных мира сего…
Я усмехнулся: «не без нашей с братом подачи».
– … он стал следующий в ихней иерархической лестнице и взял себе все карты в руки. Продажное правительство ему подчинилось и устроило геноцид собственному населению. В основном пострадали невинные. Население нашей страны уже сократилось где-то на пятьдесят процентов. Вот, кажется, и все, что я знаю.
– Ба, тетя Света, да вы ходячий гид по современности, – искренно удивился я. – Откуда такие познания?
– Так со многими доводилось общаться. Кого здесь только не было. Как началась вся эта эпидемия народ моментально обнищал и слово БОМЖ уже не стало таким нарицательным. По помойкам стал ходить каждый пятый житель города.
– А на счет геноцида кто поведал?
– Да тут и ходить далеко не нужно. Анюта, расскажи гостю! – повернулась старушка к копошащейся в ворохе крупяной провизии, женщине.
Та присела на табурет, смахнула выбившийся локон волос из-под платка и осмотрела меня настороженным взглядом, словно сомневалась, можно ли мне доверять.
– Что тут рассказывать? Я всегда нервничаю и переживаю как в первы раз. Поэтому мне тяжело вспоминать.
Она надолго замолчала. Было видно, что прошлое дается ей безрадостно.
– Я не всегда была, как это сейчас про меня можно сказать, БОМЖом. Много лет назад я работала врачом в областной больнице. Причем не просто рядовым, а заведующей отделением. Тогда шло начало эпидемии. Пришло распоряжение от властей чтобы любая болезнь… любое новообразование на теле или непонятные симптомы (не говоря уже про кашель, насморк, ОРВ и тому подобное) дописывалось в карточку и диагностировалось как распространившийся по планете вирус. Сам он был в одном из десяти поступивших, но благодаря «легкой подаче» государства, нам пришлось каждому обратившемуся ставить подобное заболевание. Те, кто отказывался выполнять распоряжения, попадали под репрессии и в прямом смысле этого слова – пропадали. Простым языком их убивали. В основном нерадивых врачей подключали к искусственной вентиляции легких и все – они превращались в овощ, а потом в труп. Ты знаешь что такое ИВЛ?
– Честно говоря нет, – пожал я плечами.
– Вот и многие люди тоже. В новостях говорили, что они спасают жизнь, но все это не правда. СМИ всегда подтасовывало факты. В них лишь десять процентов правды. Остальное – ложь. Самое отвратительное – держать человека в неведении, когда он не знает что наяву происходит в мире и тем более в своей собственной стране. Так вот. Когда вирус проникал глубоко в человеческое тело и поражал легкие, чтобы, якобы, выжить стали массово использовать ИВЛ – искусственную вентиляцию легких – это когда специальным ножом перерезают горло и вставляют туда дыхательную трубку. СМИ трубили, что это спасает и даже есть излечившиеся, но подумай сам – как пришить назад разрубленное горло? Такое медицина еще не научилась делать и вряд ли научится. Так что все это ложь. Я видела это собственными глазами. Неугодных государству людей: политиков, адвокатов, судей, полицейских, простых обывателей… умерщвляли тысячами. А потом говорили, что болезнь протекала тяжело. Аппарат не помог и он (тот или иной человек) отошел в мир иной. Хоронить тела родственникам запрещалось – их просто кремировали и вместо человека возвращали родным горстку пепла.
Всем врачам предлагались баснословные деньги за каждого, у которого в диагнозе окажется вирус. Многие не удержались и «золотой телец» поглотил их, сделав рабами и марионетками правительства. Они убивали направо и налево. Но были и те, кто отказался от этого. Они оказались в меньшинстве и до последнего пытались бороться. Не выжил никто. Я последняя спаслась бегством. Из сотни врачей не подчинившихся власти денег в живых осталась я одна!
Женщина закрыла лицо руками и разревелась. К ней подошел мужчина и, обняв за плечи, стал успокаивать:
– Анюта, ну полно вам! Хватит слез. Горю этим не поможешь.
– А, Виктор, теперь твоя очередь, – произнесла тетя Света. – Дополни чем-нибудь свою подругу!
– Дополнять тут можно много.
Он снял круглые очки, протер их видавшим виды платочком и надел их обратно.
– Скажу кратко, как учитель истории. Государство, обязав всех сидеть в самоизоляции убило образование в прямом смысле. Оно пересадило детей за планшеты, телефоны и компьютеры, ограничив и без того их малое передвижение. Отсюда, как сам догадываешься, стали развиваться хронические заболевания и пороки. У них не было выхода – только исполнять приказы правительства.
Мужчина в очередной раз обнял содрогающуюся женщину, гладя ее по голове и прижал к себе.
– Видишь, сынок, что происходило, пока тебя не было. Все, что некогда казалось родным, в одночасье встало с ног на голову, повернув к нам свою заднюю точку.
– А как же силовые структуры? – искренно удивился я. – Там же не только глупцы и подстилки. Встречаются и нормальные люди. Неужели не случилось ни одного бунта?
– Случился и не один.
Один из мужчин чудаковатого вида в замасленном комбинезоне, повернулся в мою сторону и скрестил руки на груди. Его лицо пересекал глубокий шрам. Одного глаза не было вообще. Другой еле видел и заплыл белой пеленой.
– Не знаю откуда ты выполз, малец, – сказал он, – но про те противостояния трубили по всем телеканалам и радиопередачам. Я думал не найдется ни одного человека, кто этого не видел и не знал. Ан нет, один выкопался. Бои проходили по всей стране. Тогда, восемь лет назад, я командовал объединенной группой восставших полицейских Промышленного района. Нас насчитывалось две сотни бойцов. Но что может сделать пехота против техники? Не знаю, уже там были отмороженные на всю голову солдаты или их специально отбирали под строгим надзором, но нас задавили танками и бронемашинами. Мы пытались объединиться с центральными частями и добраться до мэрии… однако все обернулось побоищем. Выжил один я и то, пожалели – оставили на всю жизнь калекой, чтобы другим не повадно было. Против десятка бросали сотню, против сотни – тысячу. Что может полицейский, имея в своем распоряжении пистолеты и автоматы? Молчишь? Вот именно что ничего. У нас словно повторилась история племен Майи с конкистадорами. Голожопые индейцы против закованных в латы рыцарей. Вот умора. Ты прошлепал все самое важное в жизни!
– Вот как?
Я опустил голову, разглядывая выползающего из утоптанной земли дождевого червя и перевел взгляд на бывшего полицейского.
– Похоже на то. А как же религия? Православная церковь всегда была на защите обездоленных. Почему она не вмешалась? Как мне помнится, она стояла на одном уровне с государством.
– Стояла-то стояла, – послышалось из самого дальнего угла, – да только власть имущим нет дела до православия. Их интересует лишь нажива, безоговорочное подчинение других и господство над миром. Патриарх едва избежал репрессий. Храмы закрыли. Службы остановили. Людей разогнали. Священнослужителей до сих пор ловят по стране и придают смерти через искусственную вентиляцию легких. Все мировые религии объединил терминал с выбором непосредственно самой религии, виртуальных икон, свечей и времени их горения. Отказавшись от Бога, нанеся себе на лоб штрих-код зверя и вживив чип в руку они навсегда отреклись от царствия небесного и приблизили муки ада после своей смерти.
Седобородый мужчина выглядел усталым и больным. Ему явно не нравилось пребывание в этих трущобах, но он ничего не мог с этим поделать. Священник? Настоятель? Может и то и другое. В данной ситуации вообще нельзя было понять не только кто он, но и кто есть кто из присутствующих в этой комнате. Не выдержав его печальных глаз, я опустил свои и допил травяной чай.
– Видишь, сынок, что пропустил, – сказала сидящая напротив меня женщина. – Как сказал Семен – «прошлепал все самое важное в жизни». А ведь действительно, что ты там делал в своей тюрьме? Ел, спал… и совершал все остальное, пока здесь шла борьба за выживание. Ты думаешь, люди не понимали, что происходит? Не объединялись с полицией и не шли отдавать жизни за мир без тотального рабства? Все было. Все! Жаль тебя не было.
Тетя Света смахнула катящуюся слезу и хотела закурить, сунув в рот самокрутку, но передумала, спрятав ее обратно.
– Так-то.
Я помассировал виски, пытаясь быстрее протолкнуть и переварить информацию и посмотрел на часы. Час дня.
– О, друзья хорошие, похоже мне пора вас оставить. Хотелось бы зайти в свою бывшую «Магнитку» – посмотреть что изменилось.
– Да все, – хмыкнул Семен, не отрываясь от работы.
– Хотелось бы увидеть своими глазами.
– Карину? – прищурившись, спросила женщина.
– Кого? – поперхнувшись от неожиданности, спросил я.
Никак не ожидал такого вопроса и не был к нему готов. Когда я еще работал в той продуктовой компании, была одна девчонка, зацепившее мое внимание, но я был женат, потом появились долгожданные дети… поэтому флирт на стороне я не рассматривал, хотя и ходил один раз в гости с огромной коробкой пиццы из одного известного кафетерия.
– Да у него на лице написано, что до сих пор по ней сохнет, как школьник прям, – поправляя очки произнес Виктор.
Пришлось поспешить сделать умный вид и стереть глупую краску, разлившуюся по всему телу.
– Да ты не волнуйся так, – поспешила утешить тетя Света, – работает еще твоя зазноба, работает. В директора выбилась – Ксанку потеснила и выбилась. Если захочешь, я тебе потом расскажу как все было.
– Да-да, – поспешил я встать. – Потом – это дело правильное. Я потом еще загляну, вот и будет время поговорить.
– Потом времени уже не будет! – вновь послышалось из дальнего угла. – Ты должен был сюда прийти и ты пришел. Я видел это во сне и рассказал присутствующим здесь, но мне не поверили. Подойди ко мне!
Подчинившись, я встал напротив сухонького старичка, но излучавшего такую доброту, спокойствие и умиротворение, что я напрочь забыл о перевернувшемся мире, его новых законах и правилах. На лице мужчина застыла улыбка, такая отеческая и родная, что все проблемы показались мелкими и не достойными внимания. Он протянул сухонькую руку и взял мою.
– Миру нужен герой! Ему его так не хватает. Особенно сейчас, когда антихрист одной ногой стоит у подножия своего трона и собирается вот-вот туда сесть. Иди своей дорогой! Верни детей, «любимую зазнобу» и скажи «Да» тому человеку, кто предложит тебе помощь. Возможно вы и восстановите былой мир и порядок. Все зависит от вас!
«Интересно девки пляшут! А вот это уже становится занятным. Откуда этот старикан знает про моих пропавших дочерей? Какую еще зазнобу нужно возвратить? И кто что мне предложит? Может дедок – псих? Обычно таким часто всякая белиберда снится, а потом они с яростью доказывают, что все на самом деле происходило».
Я уже хотел более подробно расспросить дедушку об этот его «пророчестве», но оказался отвлечен и чтобы не связываться с ним еще раз поспешил удалиться из этого гостеприимного места.
– Да ты слушай его больше, – засмеялся Семен. – Батюшка Николай считается у нас самым чудаковатым, хотя мы исправно причащаемся у него и молимся за всех убиенных в этом проклятом мире. Луч надежды он дает, но не больше. Никакой ты не герой, а преступник в штанах. Не будем сейчас разбираться, прав был судья или нет, вынося приговор – меня это не интересует. Сидел, значит было за что. Так что забудь, что здесь слышал и строй свою жизнь заново!
Не став больше задерживаться, я осторожно высвободился из нежных рук старца (как бы сказала моя мать, а иначе его и не назвать), кивнул на прощание тете Свете и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
Сердце бешено стучало и отдавалось в ушах. Быстро, по-памяти, преодолев темный маршрут, я осторожно приоткрыл входную дверь и только когда убедился, что никакой опасности нет, одел маску и вышел на улицу.
Стоял теплый день. Пели птицы, проносились немногочисленные машины, металлические андроиды катились по своим делам, единичные встречающиеся люди с опаской обходили меня стороной.
«Странное сборище людей без определенного места жительства. Я бы даже сказал – настораживающее. Однако их нечего винить. Они – очевидцы, безмолвные свидетели падения цивилизации. У них забрали все, но они выжили… сумели выжить! Подобным можно только восхищаться. Но старец прав, мне нужно во что бы то ни стало вернуть своих детей!»
Завернув за угол и осматриваясь по сторонам, я открыл дверь «Магнитки» и вошел внутрь.
Следующую минуту мне пришлось серьезно призадуматься: «а действительно ля я попал в то место, когда собирался прийти»? С одной стороны магазин оказался тем же: стены, пол, потолок. Но вот внутреннее содержание коренным образом изменилось. Я вертел головой, как человек впервые оказавшийся в музее и никак не мог прийти в себя.
Под ногами катались плоские роботы-уборщики, собирая мелкий мусор, грязь и пролитую жидкость. В каждом отделе висящая под потолком голограмма рекламировала свой товар, бумажные ценники исчезли, на их место пришли электронные надписи, меняющиеся, по всей вероятности сами собой. По магазину, в фирменной одежде «Магнитки» прохаживалась женщина, лет сорока.
– Вам чем-нибудь помочь? – обратилась она ко мне, видя мою растерянность и непонимание происходящего.
Кассиры, предкассовые зоны, да и сами кассы как таковые исчезли, уступив место автоматическому безналичному расчету. Шесть электронных махин, напичканных датчиками и камерами слежения, исправно помогали немногочисленным покупателям обслуживать самих себя.
– Да мне уже никто не поможет, – попытался пошутить я, но видя непонимание со стороны работника магазина, не стал нагнетать обстановку. – Мне нужна Оксана… Оксана Викторовна!
Имя-фамилию прошлого директора я помнил всегда и поэтому само собой так получилось, что я сказал именно это. Никак не мог поверить словам тети Светы, что здесь произошли такие колоссальные изменения и решил проверить все сам.
– Вы ошибаетесь и такие здесь не работают. Что-нибудь еще?
– Я ищу Карину Константиновну. Знаете, где ее можно найти?
– Да. Она в отпуске. Выйдет только завтра. Кроме меня здесь больше никого нет.
Кивнув, я поспешил удалиться. Явно мое бесцельное шатание по магазину не вызвало бы подозрение. Покупать все равно ничего не собирался, а ходить идиотом пялясь по сторонам – не хотелось. Тем более такое поведение выглядело как минимум странным и рано или поздно привлекло бы внимание бдительного созерцателя в виде слоняющейся туда-сюда женщины.
Выйдя из магазина, я решил добраться до дома бывшего товароведа. Благо ее общага стояла неподалеку, в пяти домах от самой «Магнитки», где мы когда-то вместе работали. Про нее я ничего не знал, поэтому шел, как говорится «на обум», в надежде, что эта девчонка никуда не съехала из снимаемой жилплощади.
Позвонив в домофон и выпустив очередного андроида из подъезда я, от нечего делать, стал считать равномерные, одинаковые гудки, доносящиеся из аппарата. Минут через десять бесплодных попыток я бросил это неблагодарное дело и призадумался что предпринимать дальше.
С одной стороны можно было вернуться к дяди Саши, расспросить его про место захоронение супруги и навестить его в дань памяти к моей драгоценной женушки. С другой стороны, можно было навестить своего бывшего директора по спецвойскам и мирным путем или иными неблагородными действиями выведать местонахождение своих детей, забрать их и думать куда податься в надежде скрыться от властей или хотябы остаться незамеченными. Однако все это заняло бы совсем немалое время и возвращаться сюда просто было бы некогда. Поэтому разбирательство с глобальными проблемами я решил оставить не завтра, а сегодня подзапастись дополнительной информацией моей работы в «Магнитке» и уж потом начать осуществлять задуманное.
Время шло. Девушка не появлялась. Полуоткрытое окно было темно, но кроссовки, стоявшие для проветривания в форточке (как она обычно делала и ранее) вселяли надежду на ее скорое возвращение.
Сидя на скамейке, я осматривался по сторонам, прикидывая куда можно податься, если откуда-нибудь вырулит вечерний патруль. Время приближалось к шести и они должны скоро начать прочесывать местность. Тем более моя негативная репутация с ними может сослужить плохую службу.
Когда последние люди поспешили скрыться от комендантского часа, я понял, что ждать дальше не только может оказаться бесплодным, но и бесполезным.
Мое положение спас синюшного вида сухонький старичок, лет шестидесяти. Он вывалился из подъезда, напротив которого я сидел на скамеечке и стал справлять малую нужду прямо в ближайших кустиках. Разобравшись с житейскими делами, мужик направился обратно, по ходу закуривая самокрутку, но неожиданно остановился, покосился на меня и окатив перегаром, запинаясь на каждом слоге, спросил:
– Третьим бу-дишь?
Терять было нечего, да и возвращаться с «пустыми руками» к дяде Саше тоже не хотелось, поэтому я без раздумья принял столь неожиданное предложение. Этаж дедули оказался пятым – как раз тот, какой нужен с одной лишь поправкой, что дверь Карины находилась справа, а этого индивидуума – слева. Тем лучше. Если девушка сегодня соизволит прийти, то я услышу это и без зазрения совести распрощаюсь с синим обществом.
А общество, как и предполагалось, действительно оказалось синим. Не видавшая ремонта еще наверняка со сталинского времени, квартира находилась в удручающем виде. Отвалившиеся обои, осыпавшаяся побелка, вместо люстры обыкновенная лампочка-шестидесятиватка, пол заляпан не только жиром и грязью, но и, как мне показалось, испражнениями. Окна, в которых еще кое-где остались стекла – наполовину забиты досками и фанерой, заклеены газетой и завешаны тряпьем из-под нижнего белья. Из мебели в однокомнатной квартире треногий стол, три покосившихся стульчика да ободранный диван, на котором храпел какой-то мужик, заросший и напоминающий Хаттаба – кошмарный сон западных спецслужб прошлого.
Скинув сумку у входа и сняв якобы защищающую от вируса тряпичную маску, я сел на заскрипевший подо мной стул и стал ждать. Сидящий напротив, словно в полусне, мужчина, оживился и уставился на меня стеклянными глазами.
– Петро! – протянул он дрожащую руку, рассмотрев во мне нового сабутыльника.
– Данила, – пожал я в ответ.
– Гриш, наливай! За знакомство… тебя… ик… как, говоришь, звать?
– Данила я.
– Данила-мастер, значит?
Он рыгнул в лицо сивухой в перемешку с консервной рыбой и тушенкой, и ловко схватив протянутую Григорием запечатанную бутылку, свинтил пробку и разлил по стаканам.
– Вот, не уберегли парнишу, – кивнул он на распростертого на диване мужчину, – а говорил слона перепьет. Тьфу. Два стакана и в храп. Разве так можно? Вот скажи ты… это… как тебя там?
– Да Данила я.
– Вот я и говорю… ик… Скажи мне, Данила, разве так можно?
– Конечно нет. Давай дрогнем!
– Давай. Гриш, садись!
Похоже Петро был здесь главный и самый разговорчивый. Болтал он столько же, сколько и пил или наоборот. В ответ на все его душевные изливания я лишь заинтересованно кивал головой и почуть смачивал губы подозрительной жидкостью в изобилии стоящей в бутылках под столом.
Из услышанного, я понял, что он является хозяином квартиры и сейчас переживает не самый лучший период своей жизни. Жена ушла, а приехавший из другого города брат Григорий с племянником не только не разделяют его горя, но и при удобном случае начинают «промывать мозги» ненужными и бесполезными разговорами о воссоединении со второй половиной. Уже не знаю, кому приходился племянником лежащий на диване объект, но то, что его звали Степаном, Петр помнил и неоднократно произнес его имя указывая в ту сторону трясущимся пальцем.
– Вот ты… это…
– Данила.
– Точно. Ты, Данила, это… подумай… Все же было хорошо. Работа, жена, машина, дом… а потом… ик… вирус от узкоглазых пришел и все… все пропало. Работы лишился… жена ушла… Выпьем за жену! Хо… хорошо пошла. Так вот, жена… ик… ушла, – начал он загибать пальцы. – Машину, мою ласточку, продал за долги. Квартира… а хренас с ней сделается? Был ремонт и… ик… да что же за распроклятущая икота?
Не думая, он побил себя кулаком в грудь.
– Ремонт грю был и весь вышел. Вишь в каком все упад… ик… упадке.
Он Хлебнул еще стакан и потянулся за новой бутылкой.
– Да ты пей, не стесняйся. Или не уважаешь?
– Уважаю. Тебя точно уважаю.
– А меня? – спросил сидящий рядом Григорий.
– И тебя тоже. Я вас всех уважаю, – на честном глазу ответил я, пригубив свой напиток.
– Эт ты молодец делаешь. Государство все у меня отняло. Живу на гребаное пособие. Выйти никуда из дома не могу. Если ж они, – он тыкнул пальцем в потолок, – узнают, что у меня астма… они ж… ик… приедут за мной на этом… «белом воронке» с этим… кубом… изо… изокубом этим распроклятущим. Сколько они моих корефанчиков повязали, покрутили и в Красный Бор отправили… вот хрен я им сдамся. Вот и Степан бы меня поддержал, если бы диван не продавливал.
– Степан? Что за Степан? – в недоумении спросил Григорий.
– Как кто? Племянник мой, – кивнул он на развалившееся невдалеке тело.
Гриша пристально посмотрел в указанном направлении и поморщился.
– Это не Степан, – наконец изрек он, потирая глаза.
– Не Степан? А кто? – призадумался хозяин квартиры.
– Не знаю. Ты его привел. Сказал друг твой… детства.
– Да? А где Степан?
– Не знаю. А кто это?
– Племянник мой!
– У тебя есть племянник? Давай выпьем за него!
– Стопэ! Нужно разобраться…
На лестничной клетке послышались шаги, возня в замочной скважине и в соседнюю квартиру кто-то вошел. Сомнений быть не должно. Дождался.
Оставив разбирающихся в своих родственниках людей, я непринужденно встал, подобрал свою сумку и не прощаясь, по-французски, покинул гостеприимную компанию.
Плотно закрыв за собой дверь, я тут же нажал на звонок противоположной двери и в нерешительности закусил нижнюю губу. Общение с противоположным полом всегда вызывало во мне трепет и сейчас я ничего не мог с собой поделать. Мучительные мгновения, казалось, растянулись в вечность. Наконец, раздался щелчок отпирающего замка и на пороге показалась Карина.
– Карина Константиновна? А я к вам.
Тонкие брови поползли вверх, но она и не собиралась пропускать меня внутрь.
– Данила?
Девушка практически ни капли не изменилась за те десять лет, что мы не виделись. Разве только стала еще более женственной. На щеках вспыхнул румянец, но вскоре бесследно исчез. Похоже, она взяла себя в руки.
Ростом она не подтянулась и все так же доходила мне до плеча, но вот взгляд изменился. Он стал более суровым и… умным? Нет, глупой она и раньше не была, но сейчас в ней появилось то, что старшие поколения зовут «мудростью». Если раньше я мог с ней пофлиртовать, то теперь вряд ли это получится.
– Что тебе здесь нужно?
Новая должность в «Магнитке» открывала ей новый статус и признаюсь, что выглядела она потрясающе: красивый макияж, маникюр, алые губки… элегантный синий костюм-пиджак и брюки, совместно с высокой прической идеально дополняли общую картину.
– Что тебе здесь нужно? – вновь повторила она, удивительно узко сощурив глазки и презрительно осматривая меня.
Я запнулся в словах и недоуменно-растерянно уставился на нее, словно нашкодивший ученик перед классным руководителем. Такой поворот в ее поведении был непонятен. Обычно мы всегда хорошо ладили и непринужденно беседовали. Что повлияло на нее на этот раз оставалось непонятным, но мое настроение испортилось и резко поползло вниз.
– Что нужно? Так ведь освободился вчера. Вот заходил в магазин, а там… в общем все поменялось и мне сказали, что ты последний день в отпуске. Хотел увидеть…
– Хотел увидеть? Поздно. У меня есть парень и ему очень не понравится, если застанет тебя здесь.
– Я на минуту, но если ты против – могу удалиться.
– Нет, постой, – остановила она меня за руку, – у меня есть кое-то для тебя.
Войдя, я прикрыл за собой металлическую дверь и стал ждать. Обстановка здесь не изменилась. Все оставалось так же, как и много лет назад, когда я купил огромную пиццу и мы после работы придались ее поеданию.
Девушка вернулась намного быстрее, чем я предполагал. Она даже не переоделась в домашнюю одежду.
