bannerbannerbanner
полная версияБагровая полночь. Слухач. Начало истории

Илья Андреевич Беляев
Багровая полночь. Слухач. Начало истории

Полная версия

В тот момент я не думал, о последствиях. В магазине «Магнитка» праздновали Новый год. Первого января следовало отметить с теми работниками, с которыми не успели отметить тридцать первого. Все шло хорошо. Смена напивалась быстро. Покупателей было мало и все готовилось к логическому завершению – закрытию магазина.

Мне удалось выпить сначала с одним, потом с другими, директором, товароведами (причем с двумя сразу) и почти со всеми продавцами. Я не был заядлым выпивохой или зачинщиком всего этого беспорядка, но так напивался я в последний раз лет десять назад, когда сдал испытания на краповый берет. Годы службы в элитных частях армии, смертельно опасное задание, его выполнение, списание в запас, на пенсию и вот в тридцать пять я уже стал никому не нужным. Хорошая работа не был ла ко мне в руки. Выбирать не приходилось, а то, что оставалось выглядело смешным и нелепым.

В общем мне позвонили из отдела кадров величайшего в стране сетевого гипермаркета «Магнитка». Из-за опасения потерять семью, детей и жилье, чаша весов склонилась в пользу этого магазина. И я вышел на работу.

Перезнакомиться за год со всеми и войти к ним в доверие не составило большого труда. В итоге мы праздновали Новый год большой дружной семьей. Я потерял контроль, забыл что обещал жене и напился (второй раз в своей жизни).

Все было бы ничего, да пришло время закрытия магазина и нас попросили отправляться до «дома, до хаты». Распрощавшись со всеми, я подхватил под мышку коробку с новогодними подарками (от организации) для двух дочерей и шагнул к выходу…

Это мне потом показали видео того, что не стоило выходить из магазина в таком состоянии. Тогда же для меня мир померк быстрее, чем я сообразил что к чему.

– Осужденный 2604/8. На выход с вещами!

Тюремный охранник неторопливо проговорил заученную фразу и, открыв камеру, отошел в сторону. Одиночка для самых отпетых преступников и убийц. Кто бы мог подумать, что все так обернется.

Скрипнув несмазанными петлями, второй из охраны открыл дверь и держа меня под прицелом «калаша» проследил за моими действиями. А они уже стали стандартными за все время здесь пребывания.

Я не спешил. Заправил лежак, сложил государственное белье в стопку, подобрал с пола заранее подготовленную сумку и вышел в коридор. За поворотом оказались еще двое с подобными автоматами. Усмехнувшись в настроенные ко всему лица, я последовал за капитаном – главным из сегодняшнего конвоя.

– Радуйся, мразь! Пришло твоё счастье. Начальник колонии желает тебя видеть, – не оборачиваясь произнес он.

Бесстрашный ко всему здесь происходящему, капитан давно потерял ощущение жизни. Как раз после того, как его жена в один прекрасный день собрала чемоданы и ускакала к хахалю. После этого, он превратился в ходячую машину смерти. При росте за два метра и телосложению под сто двадцать килограмм, он разруливал любую ситуацию, какой бы критичной она не была, а случались подобные моменты не раз. «Баба жизнь сломала» – говорили товарищи по работе. Да и считались ли они настоящими товарищами? Думаю нет. Капитан превратился в закрытого, неразговорчивого, лишь исполняющего приказы свыше, человека. При любых происходящих здесь волнениях и «разборках» он был одним из первых, кто методом кулака быстро приводил в себя зачинщиков конфликта. Подобные проявления буйства и недовольства «Системой» случались еженедельно. Ему не требовалось оружие. Даже резиновые дубины он никогда с собой не носил. Все говорили, что капитан сошел с ума, свихнулся «из-за бабы», но ему было совершенно начхать на всех тех, кто так считал. Я часто видел эту ходячую машину смерти в действии и ничего утешительного для его оппонентов не было. Всегда быстрая схватка с ним оказывалась не в пользу зачинщиков буйства. Практически всегда последних уносили на носилках и зачастую ногами вперед.

– Вот что я тебе скажу, мразь, – все так же не оборачиваясь громко произнес он. – Тебе очень повезло, что ты дожил до этого момента. Уж кого-кого, но тебя я бы отправил на свидание с предками!

Откуда у него было столько ненависти к моей персоне? Я еще раз оглядел широкую спину этого человека. Да очень просто. Давным-давно, при поступлении сюда, я сломал ему челюсть и при первом же удобном случае он пытался вернуться к давнему конфликту. Спустя время после нашей схватки, Захар – смотрящий по тюрьме, сказал, что мне еще очень повезло.

Да куда уж там. Удача оставила меня десять лет назад, когда прокурору по подтасованному делу следствия легко удалось доказать мое прямое причастие в убийстве троих мужчин.

Меня даже не пытались оправдать. Увели прямо из зала суда. Я видел ужас и обреченность в глазах супруги. Мне стыдно было смотреть на зареванных малолетних дочерей, но ничего… абсолютно ничего не мог поделать. Что самое поскудное – я не совершал всего того злодеяния, в чем меня обвиняли.

Адвокат лишь развел руками. Прокурор, наоборот, потирал их. А судье вообще было плевать кто из них выиграет дело. Это уже потом, когда я вошёл в доверие к Захару, он шепнул мне, что судье отвалили немало денег за невмешательство. Адвоката припугнули, а прокурору отсыпали столько доказательств, что не засадить за решетку мог бы только полный кретин.

Вот так и вышло, что безобидный, с виду, поход с работы до дома, в новогоднюю ночь, обернулся катастрофой для меня и моей семьи.

Чем они там меня накачали, я до сих пор затрудняюсь сказать, но чем-то очень сильным. Иначе как мое чистосердечное признание оказалось на столе у прокурора, которое он же и зачитал. Выходило, что я без повода замочил троих средних лет мужиков, где и был замечен недремлющим оком оператора видеонаблюдения вблизи торгового центра «Макс'И».

Однако карточная пирамида обвинения сложилась у них идеально и вот я пребываю здесь уже десять лет! Вначале была ярость и злость, готовность убить всех и каждого, потом осталась ненависть. А когда притупилось и это чувство, появилась скрытая месть, желание досидеть (незаконно) положенный срок, выйти и покарать тех, кто был причастен в этом деле.

Жена сразу осунулась, постарела… Горе в один момент убило её как физически, так и морально. По словам того же самого Захара, она каждую неделю приходила ко мне на встречу и приносила передачи, но ни одного раза мне не дали с ней увидеться.

А что видел я? Каторжную работу. Небо в клеточку из одиночки да нескончаемые коридоры самой тюрьмы, которые я протопал не один десяток километров. Лично меня выводили на улицу, во двор тюремной зоны один раз в году – на мой день рождения. Почему было такое предвзятое отношение я не знал, но постепенно у всех зоновских сложилось мнение, что я особенный. Так и прицепилось ко мне это погоняло. Даже охранники называли меня не по номеру, а этим режущим слух словом: «особенный».

Сокамерников у меня никогда не было (опять-таки плюс за мое погоняло). Коротать долгие мучительные ночи приходилось в одиночестве. Как я не сошел с ума – не знаю. Наверное жажда возвращения к жене и детям, да ещё вера в Бога сотворили чудо. Всевышнего здесь вообще чтут и даже любая трапеза не обходится без молитвы к Нему. Да что там говорить. Даже я проникся этим и сохранил в душе человечность.

У многих не получилось даже этого. Они зачастую сходили с ума или же уходили в иной мир любыми подручными способами. Я вытерпел. Прошел весь этот ад и сохранил здравый ум. Сколько мне Бог отведет ещё для свершения поставленных перед собой задач, я не знал, но просил лишь дать завершить еще не начатое дело. Хотя нет, дело сдвинулось с мертвой точки и сейчас я иду на кажущуюся такой далекой, свободу.

– Лицом к стене!

Грубый голос капитана настолько резко оборвал мои мысли, что я невольно вздрогнул. Он заметил и ему это понравилось.

– Не ссы, скоро будешь жене в юбку плакаться и детям. Хотя такую мразь даже дети должны возненавидеть.

Проглотив сказанное, я вошёл в открытую дверь и подойдя к столу, остановился.

Комната начальника тюрьмы. Лишь однажды я побывал здесь, но с того моего визита ничего не изменилось. Два стола: за одним сидел он, за другим – хмырь из охраны с автоматом; два шкафа и две банкетки. Вот и все, что заполняло эту самую важную комнату во всей колонии.

– Белов Данила Игнатьевич, – выдержав паузу и глядя мне в глаза, произнес мужчина.

Ещё один кадр из прошлой цепи событий. То, что ему дали на лапу, даже к бабушке не стоило ходить. Здесь как раз тот случай, когда жажда наживы затмевала все остальное. Именно он посадил меня в одиночку. Именно он держал меня двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году без выхода на солнечный свет. Именно он… хотя нет, приказ не пускать ко мне жену этот стриженый налысо боров, скорее всего, получил сверху. «Вон как глазенки бегают. Не рад, гад, что я выжил, да ещё на волю на своих двоих выхожу. Ничего, поживи пока. Свою долю ты получишь в последнюю очередь. Прости, но тебя-то я уж никак не могу обойти стороной».

– Белов Данила Игнатьевич, – вновь повторил он. – Радуйся! Сегодня у тебя второй день рождения!

Отвернувшись от его буравящих глаз, я взял себя в руки чтобы не врезать промеж них. Сила воссоединения с семьей была крепка и никакой лысый хрен не мог нарушить этот долгожданный момент.

Видя отсутствие реакции на свои слова, он хмыкнул и наконец поставил долгожданную подпись на освободительной бумаге.

– До скорой встречи! – улыбнувшись ехидной улыбкой сказал он, протягивая мне свободу. – Обычно, побывавшие у нас, на воле долго не задерживаются. Так что скоро увидимся!

– Это не мой случай, – выдержав его взгляд, спокойно сказал я.

– От сумы да от тюрьмы… Знаешь такую поговорку? Так что не зарекайся. Все. Свободен. Караульный! Выведете его отсюда! А то на радостях перепутает чего, да останется с нами.

Начальник тюрьмы рассмеялся, достал сигарету и закурил. Проследив за тем, как меня уводят, он откинулся к спинке кресла и облегченно выдохнул.

 

А мне было совершенно плевать на него и его подобную «шелуху», что сейчас дежурила по зоне. В руках у меня находился заветный пропуск в другой мир, в тот, что оказался потерянным на долгие десять лет.

Мы прошлись по длинному коридору, окруженному со всех сторон стальными камерными дверьми, спустились на первый этаж и подошли к самому выходу из здания, когда увидели, что из соседнего коридора к нам, неторопливыми шагами направляется человек.

Это был заключенный, но без сопровождения. Кто он такой я догадался еще издали. Захар – смотрящий по колонии. Только ему разрешались некоторые послабления по режиму. Захар считался самым правильным из всех здесь находящихся и возникающие конфликты разруливал по понятиям. К нему с доверием относился сам начальник тюрьмы, а охрана нейтрально наблюдала за некоторыми его вольностями.

– Ну что же, Данила, здесь наши пути расходятся окончательно, – утвердительно произнёс он пожимая мне на прощание руку. – Я старый человек и вряд ли когда отсюда освобожусь. Но за то недолгое время, что прошло с момента твоего здесь появления, многое произошло. Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал, а Захар в долгу не остаётся ни перед кем. Вот, возьми!

Он протянул мне запечатанный конверт без адресата и крепко пожал руку.

– Это на тот случай, если все сложится против тебя. Да и узнать немного из прошлого не помешает. А теперь ступай! Я уже и так долго с тобой задержался. Ещё наряд за мной вышлют. Ха-ха.

Развернувшись, Захар пошёл в обратную сторону. Я лишь пожал плечами, убрал конверт подальше и раздумывая над его словами, вышел на улицу.

Этому, как его здесь все называли, «старичку», я помог всего лишь два раза. Но и этого хватило, чтобы заручиться его поддержкой. «Как говорится – рука руку моет», – сказал он после того, как я спас его от гибели, организованной на тот момент шайкой «бледного». С того и по велась наша, можно сказать дружба. Меня перестали доставать задиристые заключенные, да и конвойные ослабили хватку. Я стал «неприкасаемым». А учитывая то, что противозаконных действий не предпринимал, про меня все забыли и только этот, идущий впереди амбал затаил обиду на долгие годы, но она так и не проявилась.

Захар был правильным смотрящим, а в свои семьдесят с небольшим лет давал фору сорокалетним. Нет, в драках он, конечно же, не участвовал но возникающие конфликты подавлял в зародыше. Многие претендовали на его место, но не дотягивали. «Не тот уровень», – говорил он фиксируя поражение своего оппонента, так и не сумевшего занять его место.

Жгучее желание узнать что же находится в том конверте, я притупил счастьем полной свободы. Оно заиграло во мне всеми цветами радуги, когда позади, с лязгом закрылись скрипучие ворота зоны. Конвойный зло зыркнул на меня и заиграл скулами.

– Ещё увидимся! – сквозь зубы прошептал он.

– Не в этой жизни, – ответил я и глубоко вдохнул воздух совсем другого, нежели за колючей проволокой, воздуха.

Новая вольная жизнь, казавшаяся такой родной, но давно по забытой, встретила меня совсем не тем, на что я рассчитывал. Я шёл по знакомым давно хоженым улицам и никак не мог понять произошедших здесь перемен. Вроде все казалось так: те же улицы, те же дома, те же люди… Но с другой стороны все было не так.

Людей стало малочисленно, да и держались они в лучшем случае парами. Одиночки и вовсе шарахались от меня в разные стороны при моем к ним приближении. На лбу у меня не было написано, что я недавно откинувшийся зек. Тогда тем более было непонятно подобное их поведение.

Пройдя напрямую до костела, я остановился. Стоящее в запустение, всю мою молодую жизнь, здание, наконец-таки отреставрировали, но на входных дверях по-прежнему висел массивный замок и хода внутрь не было. А как хотелось, в детстве, попасть туда и хоть одним глазком посмотреть что творилось внутри.

Дойдя до «чертова моста», как старожилы города называли то место, я остановился и облокотившись на перила, посмотрел вниз. Текущую там, замусоренную реку-«говнянку» так никто и не вычистил. Ее тонкий ручеек еле-еле пробивался через весь мусор. Было время немного передохнуть и подумать. «Странное дело. Ни пробок, ни разгуливающей толпами молодежи, ни мангалов с шашлыками в этом районе города. А ранней весной ох как многие высыпали на улицы». Часто люди попадались в медицинских или строительных масках. Завидев меня, они сворачивали с дороги и шли в другую сторону, либо же старались держаться на максимально удаленном расстоянии. «Да что здесь вообще происходит? Заболели что ли? Ладно, доберусь до дома – разъяснят».

Вздохнув, я в последний раз взглянул на умирающую речку и двинулся дальше.

Одна из главных дорог города не встретила меня, как ранее, шумом сотен моторов автомобилей. Они больше никуда не спешили, не поднимали неубранную спецтехникой пыль и песок; не сигналили медленно идущим по переходу пешеходам и не играли в салки с водителями маршрутных такси за право быть лидерами в гонке-преследовании. Вместо этого появились странного вида угловатые конструкции без руля и водителя соответственно. «Электромобили? Автопилотники?» И тут реальность накрыла меня.

В паре метрах над головой, шумы моторами, пролетел квадрокоптер, размером с детскую прогулочную коляску. Ему навстречу – другой, иной формы и конструкции. Там и тут из-за крыш домов показывались и исчезали подобные им летательные агрегаты. Под ноги, чуть не сбив меня, бросилась какая-то железяка. Я вовремя отскочил, едва не столкнувшись с ним. Роботы, шурша колесами, катились по известным им делам, совершенно не обращая на меня никакого внимания.

«Что за хрень творится?» – Я удивленно крутит головой и никак не мог прийти в себя, начиная запоздало понимать, что за время моего отсутствия в мире кардинально все изменилось.

Самих людей на улицах было мало. Да и казались они намного странными нежели творящееся вокруг железное помешательство. Хмурые, сосредоточенные, сворачивающие с дороги при моём появлении, с надетыми на лицо медицинскими масками и строительными респираторами.

С открытым, в прямом смысле этого слова, ртом, я прошел оставшиеся улицы: Соколовского-Рыленкова-Петра Алексеева и уже почти завернули на Попова, когда на дороге, невдалеке от меня, скрипнув тормозами, остановилась машина. Я обернулся.

Из патрульно-поискового «УАЗ'ика» вышло два нахального вида полицейских и направились в мою сторону. «Ну вот, хоть одним я приглянулся». Один из них обошел меня, остановившись сзади, а другой перегородил дорогу и расстегнув кнопку поясной кобуры с пистолетом, сложил на груди руки.

– И кто это здесь нарушает порядок? – спросил он, ехидно улыбнувшись и осматривая меня как обычно глядят в зеркало на застрявший между зубов, после еды, мусор.

– Ты откуда такое чудо выползло? – послышалось сзади.

Я не стал сразу бросаться грудью на амбразуру, что-то им доказывая. Обычно так делают легковозбудимые люди, не умеющие держать свой гнев глубоко внутри. Не став их разочаровывать, я прикинулся таким недалеком деревенщиной, не умеющим ни постоять за себя, ни внятно объяснить что к чему.

– Так я ведь тут так… недавно в общем… сам не здешний… Одним словом… чем провинился перед вами?

– Мужик, ты что, дебил?

Впередистоящий нахмурился и шагнул ближе. «Старший лейтенант Перемычко, – прочитал я на его нашивке. – Вот, дожили. Уже хохлы в нашей карающей инспекции работают».

– Нет. Я не дебил. А чем я вам не угодил, разрешите спросить.

– В городе комендантский час. Свободно разгуливать разрешается только с двенадцати до шести. В иное время – только по сопроводительному листу, либо другому документу. Сейчас же уже половина седьмого вечера, а каких-либо бумаг у тебя вряд ли найдется. Поэтому ты заведомо нарушитель! А нарушение подлежит наказанию, – «вежливо» разъяснили мне творящиеся вокруг непонятности.

Продолжая играть дурочка, я поинтересовался:

– А наказание какое будет?

– Не, ну точный дебил.

– Пять МРОТ или же арест на десять суток. Но последнее выбирают практически все. У народа сейчас не ахти с деньгами, поэтому и записываются в ряды административных преступников.

– А это, как ты понимаешь, клеймо на всю жизнь.

– Так тебе что выписывать? Административку или штраф? – оскалился полицейский, доставая из нагрудного кармана наручники?

– Подождите, люди добрые! – выставив вперед себя руки, произнёс я. – Мне ваши предложения не устраивают, поэтому вынужден отказаться и от одного и от другого. Зато у меня есть другой документ.

Я полез в карман за выданным мне в тюрьме освободительным листом и краем глаза заметил, как рука полицейского потянулась к пистолету, но я и не думал осуществлять каких-либо противоправных действий. Достав сложенную в несколько раз бумагу, я развернул её и протянул лейтенанту. Тот нацепил очки и быстро пробежал по ней глазами.

– Только откинувшийся? Что ж, не зря мы остановились. Таких как ты видно издалека.

Он ещё раз осмотрел меня с ног до головы. Остановился на спортивной сумке, набитой всяким барахлом – единственными вещами, оставшимися из той, старой, давно ушедшей жизни и глядя в глаза, произнес:

– Значит так, у тебя только один выход из этой ситуации – в течении трех дней явиться в отдел регистрации с этой бумагой и там пройти процедуру снятия биометрических показателей. Без этого дальнейшее существование в городе окажется невозможным.

– Если же ты, конечно, не хочешь быть отверженным обществом или «Системой», – вмешался другой. – Иначе у тебя останется лишь один выход – петля на шею или вниз головой с крыши.

Он усмехнулся и направился к машине.

– Напарник прав. Такие как ты не нужны обществу. Или ты становишься частью «Системы» или нежелание сотрудничать с ней приведет к ожидаемой гибели. Выбор всегда есть, – ухмыльнулся лейтенант и словно что-то вспомнив, полез в карман куртки. – Ах да, совсем забыл. Комендантский час в городе не с проста. Разгуливает вирус и у меня задача выявлять зараженных и изолировать их от общества в карантинные боксы.

Достав изогнутый прибор наподобие ручного регистратора скорости движения автомобилей, он направил лазерный считыватель мне на лоб, но видимо что-то пошло не так.

– Черт, заряд сдох! Дмитрий!

– Да? – высунулся из окна машины напарник-водитель.

– Ты тепловизор сегодня заряжал?

– Нет. Нас же срочно вызывали на подавление очага отверженных. После ночной смены никто им не занимался.

– Черт! – еще раз выругался лейтенант. – Вводи координаты базы. Снимаемся с патрулирования. Нужно заменить тепловизор. Ну а у тебя, – повернулся он ко мне, – есть три дня, как уже говорилось, для снятия биометрических показаний, идентификации личности и вакцинации против разгуливающего вируса. В отделе регистрации тебе измерят все, что нужно, сделают укол и отпустят на все четыре стороны. Так что поспеши, а то без идентификации тебя сложно найти в городе и в случае чего невозможно будет прийти на помощь.

Полицейский оскалился в улыбке, показав вставленные зубы, сел в машину и она сама на автомате порулила в сторону базы.

В пяти метрах над головой пролетел очередной квадрокоптер, заставив меня непроизвольно вздрогнуть и прийти в себя от столь нежеланной встречи.

«Вот так вышел на свободу! Может стоило повременить, как советовал дед Захар и разобраться во всем, с чем предстояло столкнуться? А то из огня да в полымя… вот и случилось то, что случилось».

Спрятав освободительную бумагу, я шагнул в сторону и чуть не наступил на механизмы спешащего мимо низкорослого робота.

– Вы совершили административное правонарушение, – проскрежетал он своим тягучим медным голосом. – Мое движение до почтового пункта прервано вашей неосторожностью. Фото и видеоданные инцидента уже отправлены мною в «Систему». В отношении вас будет предъявлено обвинение. Для более подробной идентификации личности приложите правую руку с микрочипом к этому терминалу!

Боковая панель робота отъехала в сторону и вперед выдвинулась сенсорная панель.

– Да куда же я попал?

Естественно, ничего ни к чему прикладывать я не стал, а просто развернулся и не оборачиваясь поспешил убраться подальше. Металлическое чудо техники еще долго что-то тарабанило вслед, но этим действием уже не могло меня остановить.

Перебегая через дорогу, я засмотрелся на очередную вытянутую беспилотную автомашину и едва не задел столб с дорожным знаком, поспешил домой, решив что на сегодня знакомство с «неизвестной» местностью с меня достаточно.

«Ничего, приду домой, закачу праздник встречи, приму душ, отдохну и уж только тогда расспрошу жену обо всем, что произошло за последние десять лет. Главное дочек не напугать своим внезапным появлением. Сколько им было, когда меня повязали? Два и четыре? Большие какие стали! А вспомнят ли? Да не важно это все. Приду, объясню – поймут. Не маленькие уже. С делами потом будем разбираться. Уж точно не сегодня».

 

Дойти до подъезда нашего дома не составило большого труда. Главное в неприятности ни в какие не влез. Вот и чудненько.

Дворовая территория никаким образом не изменилась, ну если не считать поредевшего числа автомобилей. Даже сосед дядя Юра все так же ковырялся в своем фургоне. «Опа, а это уже что-то новенькое». Его «мерседес» стоял на домкрате и кирпичах, а все четыре колеса с литыми дисками и дорогущими (по меркам тех лет) колпаками больше не красовались на своих местах.

– Пропил что ли?

Из фургона высунулась синещекая голова Сергея – бывшего дальнобойщика, но уверенная рука Виталика втянуло порывающееся выйти на свет Божий тело, обратно.

– Мда. У этих все по-прежнему.

Махнув рукой уставившемуся на меня Юрию, я нажал кнопку квартиры на домофоне и стал ждать родной голосок одной из трех девчонок моей семьи.

– Кто?

Грубый мужской голос в очередной раз вогнал меня в ступор. Потрясение оказалось настолько сильным, что я не смог ничего ответить и словно рыба выброшенная на берег открывал и закрывал рот.

– Пошли к черту, немые козлы!

Соединение оборвалось и от этого стало еще хуже.

«Моя Марина не дождалась меня! Быть такого не может! Что за чертовщина творится? Что это за хрен в нашей квартире? Не верю… сейчас все узнаем».

Рука потянулась вновь набрать комбинацию цифр, но раздался свист, удерживающую дверь магниты отключились и из подъезда вышел Олег – сосед с первого этажа.

Стриженный чуть ли не на лысо, в спортивной черной форме, он в свои пятьдесят следил за своим телом и выглядел горой мышц, сошедших с экранов микс-файтингового телеканала.

– Опа. Данила? – вытаращив глаза искренне удивился он. – Ты какими здесь судьбами? Твоя же Марина…

– Потом. Все потом!

Проскочив мимо него вовнутрь, я бегом, перешагивая через две ступени, влетел на четвертый этаж и остановился напротив нашей квартиры.

Нашей да не нашей. Черный металл поменял свой цвет на коричневый. Сбоку, как и положено, висел звонок, который мы обоюдным решением с женой принципиально никогда не вешали. Под ногами распластался коврик с затоптанными от времени, но еще видимыми двумя бокалами разливного пива и таранкой во всю его длину.

– Вот же зараза. Неужели хахаль? – прошептал я, со вспыхнувшей яростью давя кнопку звонка.

Уж не знаю, сколько я так простоял вжимая кнопку, но через какое-то время квартирная дверь со скрипом открылась и послышались шаги в мою сторону.

– Кого бесы принесли?

Все тот же мужской голос не оставил мне ни капли сомнения черных, закравшихся в душу, мыслей.

Ключ вставился в личинку и дверь открыл лысый, не бритый мужик в шортах и полосатой майке. Лицо явно кавказское, но акцента не было. Либо наш язык учил долго, либо много времени провел в нашей стране и научился разговаривать без акцента.

– Ты кто такой? – нахмурил он и без того морщинистый лоб.

– Я бы тоже хотел это знать про тебя.

– Слышь, мужик, ты двери что ли попутал или окосел от сивухи? Вали вон, пока в изоляцию не попал!

– Ты что, охренел? Я пришел к себе домой. Это ты чего разгуливаешь в шортах перед моей женой и детьми?

– Точно окосел. Я здесь один живу. Уже девять лет. Понимаешь? Один! А тебе не полицию, а бригаду из Гедеоновки вызову, чтобы скрутили-связали и на принудительное лечение отправили. Пожизненно!

Он уже собирался захлопнуть дверь перед моим носом, но я вовремя успел подставить ногу. В голове творилась каша. Понять сказанное им оказалось очень не просто. «Как же так, - думал я. – Либо он врет, либо в моей семье случилось какое-то несчастье».

– Все, мужик, ты меня достал. Молись! Сейчас за тобой приедут.

Он развернулся в сторону квартиры звонить по одному всеми известному номеру и тут я заметил у него на ноге татуировку паука, опутавшего всю правую голень своей паутиной.

– Слышь, брат, не серчай. Хреново мне после отсидки, – остановил я его. – Раньше это была моя хата. Жил с женой и с двумя дочками, но десять лет назад случилась беда и вот я только пришел. Ты вот смотрю тоже был в местах не столь отдаленных! Угостишь чифирком?

Он смерил меня недоверчивым взглядом, поковырял в гнилом зубе мизинцем и заходя в квартиру, бросил через плечо:

– Дверь на ключ закрой и ботинки здесь сними. Ходят здесь… всякие!

Прихожая, да и остальные комнаты оказались совсем не такими, какими я их помнил в последние дни своего здесь пребывания. Нет, то что это все стало его я уже не сомневался, но вот что послужило такому повороту в жизни жены мне было непонятно. «Сдает или того хуже – продала? А куда сама с детьми съехала?»

Пройдя через арку на кухню, я сел за треугольный стол и посмотрел на лысого, разливающего чай из заварочника.

– Что смотришь? Не нравлюсь? Откуда узнал что я сидел?

– Так ведь сам только оттуда. Еще утром баланду хлебал, да с нашивкой-номером на бесплатных работах трудился. Что про тебя… таких пауков мы сами накалывали иглой попавшим за решетку по малолетки да по незнанию устроенности этого мира. В молодости часто так бывает. Идешь домой, а потом бац… сам на нарах, а небо в клеточку.

Отпив обжигающий, но ароматный чай, я посмотрел на лысого.

– Знаешь что, я бы реально тебя сдал, «брат», но последняя фраза заставила передумать. Мы своих не бросаем. Закон такой. Сам отсидел в соседнем городе пятеру. Знаю почем фунт лиха.

Наливать себе чай он не стал. Просто сел, скрестив руки на груди и стал ждать. Прошла долгая минута. Что-то внутри не горело желанием расспрашивать про то, что здесь произошло.

– Ну что молчишь? Хочешь узнать как я здесь оказался?

Я кивнул, размешивая сахар и не поднимая взгляда.

– Не жди от меня интересного рассказа. Во первых не умею я складно сказывать, а во-вторых нечего здесь говорить. После отсидки, много лет назад, я купил эту квартиру у судебных приставов с их аукциона. Цена как раз подходила под мои скромные финансы, да и кореши зоновские в этом районе проживали. Так что не оставили в беде – подсобили чем могли. Отвлекся. Так вот… поговаривали, что до меня здесь проживала какая-то барышня, но за долги по обслуживанию, квартиру опечатали приставы и она ушла с молотка. Более конкретно что да как – сказать не могу. Да мне в принципе было все равно у кого покупать. Крыша над головой появилась и хорошо. Бог помог!

Мужчина посмотрел на меня и вздохнул.

– Не веришь? Хорошо. Сейчас поверишь.

Он вышел из кухни, долго рылся по шкафам и вернулся с черной папкой, откуда достал ворох бумаг и положил их передо мной на стол.

– Вот Если сомневаешься – можешь проверить. Не липа. Все законно.

Честно говоря, я действительно не верил что говорит этот лысый. Однако лежащие документы свидетельствовали об обратном. То, что все находящееся здесь подлинно – не возникало сомнений. Научили за столько лет разбираться во лжи. Спасибо Захару. Но для достоверности я все же взял их в руку и пробежал глазами по написанному.

С каждой строчкой мое сердце сжималось и отчаяние тяжелым камнем опустилось на плечи.

Квартира действительно подлежала реализации из-за накопившихся долгов через продажу на аукционе, где этот кадр ее благополучно и выкупил. В нотариально заверенных документах ни слова не говорилось о том, что произошло с прежней владелицей жилья и из-за чего случилась такая ситуация. Я сдержал подступивший к горлу комок, глубоко вздохнул и отложил бумаги в сторону. Нет, мужик говорил правду. Это можно было сказать точно, не прибегая к помощи полиграфа. Но все же чувствовалась какая-то недосказанность, неясность, которая сама собой, как известно, развеяться не могла.

– Это все, что ты можешь сказать? – спросил я, прекрасно зная ответ.

– Конечно. Зуб даю! Было бы что еще – все выложил бы. Свои своих не бросают.

– Ладно, «свой», прости за вторжение. Пойду я.

– Так чего ломился?

Я обернулся и оглядев собеседника, сказал:

– Жена у меня здесь жила – десять лет назад, до того как меня за решетку упрятали – с детьми. Две девочки. Два и четыре года. Жену Мариной звали. Точно про таких не слыхал?

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13 
Рейтинг@Mail.ru