Фёдор Вадимович Летуновский
Три сестры
– Вера, как скажешь. Я готов.
Мы пообедали на веранде жареной рыбой с картошкой – и то и другое здесь достаточно вкусное, а потом пили тёплую воду с какой-то травой, заменяющей россиянам привычный для них с детства напиток.
– С чаем беда тут, конечно, – прокомментировала это Вера.
– Да, я с собой поэтому и взял. Знал бы – тебе привёз. А вот по сыру я тут скучаю. Он, конечно, продаётся у нас в Натоне, но кусочек размером с сигаретную пачку за такие деньги мне как-то не хочется покупать.
– О, от сыра я отвыкла. Но тут надо вместо него есть гадов морских с этим сладким майонезом, это как-то восполняет. Слушай, а я читала, что в России тоже сыр запретили?
– Да весь импорт. Типа всяких трюфелей и фетучини. Но, знаешь, я весь прошлый год вёл образ жизни достаточно аскетичный, примерно как твоё жилище, где нет ничего лишнего, поэтому меня это не коснулось.
– Мы все уже три года не были дома. С тех пор, как начали процесс Работы, так и не возвращались.
– Когда вы с Надей об этом говорите, у меня почему-то возникают ассоциации с понятием алхимиков о «Великой работе».
– А так оно и есть. Только «Философский камень» не является чем-то материальным.
Я не стал задавать других вопросов на эту тему, решив, что подробнее она сама потом расскажет, если захочет.
После обеда у нас оставалась ещё пара часов до выхода из дома, Вера занялась Надиной посылкой и другими домашними делами, а я провёл время в интернете, избегая при этом читать новости из России, чтобы лишний раз не расстраиваться.
Понемногу становилось всё жарче, а зайдя умыться в душевую-туалет я заметил, что кроме средства «до» и «после» солнца никакой косметики у неё нет, за исключением пары тюбиков с мазями и нескольких баночек с бальзамами. Жила Вера действительно очень просто и аккуратно, нигде не валялись разбросанные вещи, всё лежало на своём месте, а посуду я сам вызвался помыть сразу после обеда, и она показала мне, куда её поставить.
В три часа дня, взяв всё необходимое, мы вышли из дома и, вернувшись на дорогу, спустились вниз и стали обходить бухту с правой стороны.
Перед Ao Leuk Resort дорога закончилась, Вера объяснила, что дальше начинается частная территория, и вывела меня не на тропу даже, а на какую-то узенькую тропинку среди камней и широколистных деревьев, дававших хорошую тень в это самое суровое время дня. Минут тридцать мы продвигались по ней, то взбираясь верх и протискиваясь между плоскими валунами, то осторожно спускаясь вниз по естественным ступеням древесных корней и скальной породы. В это время я рассказывал ей всякие смешные истории про свой институт и последнюю часть дороги мы с Верой обменивались воспоминаниями о студенческой жизни в девяностые годы.
Наконец мы вышли на неприступный скалистый берег и дошли по валунам до широкого и плоского камня, где был удобный вход в воду.
– Это моё место, – пояснила Вера, когда мы бросили свои вещи, – Тут редко кто бывает, потому что никаких дорог сюда не ведёт. Поэтому обычно я голая плаваю, но тебя решила не смущать.
Подтверждая свои слова, она разделась до состояния топ-лесс. Вид её крепкого тела и красивой груди взволновал меня, но я старался не подавать виду.
– Ты далеко плаваешь? – поинтересовалась она, когда мы спустились в воду.
– Дома в бассейне тысячу двести метров без остановки.
– Это хорошо. Тогда пойдём, я покажу тебе настоящие кораллы.
И мы двинулись вправо от берега, держа курс прямо на Акулий остров. Казалось, до него не так уж и далеко плыть, но это была всего лишь иллюзия, не дающая правильно оценивать величину островов и, вследствие этого, расстояние между ними. У нас обоих были подводные очки, поэтому время от времени мы ныряли, иногда соревнуясь, кто уйдёт ниже. В бассейне я специально ходил иногда в «прыжковую ванну», где сейчас занимаются дайверы, и погружался на шестиметровую глубину, поэтому оказался для неё хоть и достойным соперником, но всё равно практики у неё было больше.
– А мы акулу хоть одну увидим? – поинтересовался я.
– Да может и целую стаю. Они встречаются чаще, чем скаты и черепахи. И, кстати, избегай триггера, они сейчас активны, гнёзда защищают. Ты его узнаешь, он крупный и такой желтоватый, если будет на тебя плыть – отмахивайся и уходи в сторону, вверх не в коем случае. И близко к себе не подпускай, у них зубы, как у собаки!
– Вера, ты меня пугаешь!
– Федя, здесь тебе не Азовское море, это дикая природа!
Минут через двадцать, когда мы оказались на достаточном расстоянии от острова, начался коралловый лес. И это были уже не пни с цветочками, которые я видел в свой первый день на Тао, а полноценные заросли. В них плавали серьёзные рыбы, некоторые из них действительно имели острые зубы, ими они обгрызали фрагменты разноцветных растений, а иногда и гонялись друг за другом.
– Давай я тебе свою мурену знакомую покажу. Плыви за мной.
И Вера лихо ушла под воду, взметнув над поверхностью свои сильные ноги. Я последовал за ней и на глубине четырёх-пяти метров увидел, как она зависла напротив небольшой пещеры, откуда высунулась голова этого хищника.
В детстве, когда я отдыхал с мамой в курортном городе, мы смотрели идущее тогда в советском прокате американское кино под названием «Бездна». И там одним из героев была мурена, которая хватала и убивала людей, которые пытались подобрать ампулы морфия с затонувшей яхты. Учился я классе во втором, и после каникул мы потом целый месяц эту мурену обсуждали с теми одноклассниками, кто тоже кино смотрел, а тем, кто не смотрел, рассказывали про неё с настолько дикими подробностями, присочиняя их на ходу, что некоторые даже стали её бояться.
Теперь же я воочию увидел это умное морское животное, которое, судя по всему, узнало Веру и вылезло из своего домика наполовину. Однако, хмуро посмотрев на меня, втянулось обратно, только её голова с недовольным видом выглядывала из пещеры.
Воздух кончился, и мы всплыли, а потом ещё много раз погружались, зависая над подводными цветами, некоторые из них колыхались, реагируя на наше присутствие, а похожие на раковины растения испуганно закрывали створки. Мимо нас проходили целые стаи ярко окрашенных рыб, резко увиливая в сторону при попытке близко к ним подобраться, и над всем этим, затмевая своим силуэтом хорошо видимое из-под воды солнце, парила почти обнажённая Вера – дикая красавица и хозяйка подводных джунглей, а я любовался ей, как можно любоваться только стихией или явлением природы. И хотя ни ската, ни акулу мы так и не повстречали, в один момент она показала мне направление и, посмотрев туда, я увидел степенно плывущую по своим делам черепаху – символ этого маленького острова, где ещё уцелели коралловые сады.
Через полчаса единения с подводным миром мы повернули обратно. Риф остался позади и, опустив голову вниз, нельзя было ничего разглядеть кроме тёмно-зелёной бездны.
– А ты умеешь нырять на выдохе? – поинтересовался я.
– Конечно. Давай попробуем, вдвоём это безопаснее.
Сначала мы за несколько минут скорректировали дыхание, как делают это фри-дайверы, а когда поняли, что готовы, выдохнули большую часть воздуха, взяли друг друга за руку и стали плавно уходить вниз. Каждые пару метров, когда давление нарастало, я либо сглатывал, либо продувал через нос остатки кислорода, а Вера медленно падала абсолютно безо всяких усилий. Неожиданно вблизи показалось дно, мы коснулись его ногами, тогда она посмотрела на меня и улыбнулась, а я – ей в ответ.
И тогда, стоя на мягком песке и держа Веру за руку, я вдруг понял, что это моё самоё сильное впечатление от жизни за последние несколько лет. Теперь я уже знаю, что мы в этот момент оказались чем-то похожими на изображение Адама и Евы времён квадроченто, только никакого плода в руках у нас не было. Конечно, мы могли бы подобрать с морского дна какую-нибудь раковину – тогда бы это было совсем уже символично, но подобные мысли в отсутствии воздуха не могли прийти в наши головы. Именно так я и представляю себе эту застывшую картину, увиденную со стороны, в чуждой стихии, на морском дне, вдали от питающего нас кислорода. Но больше нескольких секунд продолжаться это событие не могло. Отпустив друг друга и оттолкнувшись от дна, мы стали загребать руками, медленно и с некоторым трудом возвращаясь к поверхности, как летящие против ураганного ветра птицы.
Когда мы вынырнули и подышали, я сказал:
– Вера, там, на дне, я был счастлив с тобой.
А она только рассмеялась в ответ.
Обратно мы плыли молча, экономя силы. Солнце уже ушло за скалы, но до заката оставалось ещё часа полтора, поэтому на берегу мы неспешно обсохли и переоделись, целомудренно отвернувшись друг от друга, как в первый раз купающиеся вместе подростки.
Вера преложила пройти немного другой дорогой, чтобы добраться до тайского магазина и купить что-то из выпивки, поэтому наш путь обратно занял ещё больше времени. Зато в сумерках мы прогулялись над бухтой, обходя её против часовой стрелки, а внизу светилось лишь несколько огоньков – такое впечатление, что там не было никого, кроме отельного обслуживающего персонала.
Впрочем, если там и играла музыка, её всё равно заглушали адские трещотки цикад. Этот звук работающей бетономешалки с прицепленными к ней погремушками поначалу лишал слуха, но к нему оказалось достаточно легко привыкнуть. Он был частью местной деревенской атмосферы и после базарной толпы Мае Хада у меня возникло ощущение, словно я попал совсем на другой остров.
– А кто, вообще, живёт в этой бухте? Что-то я не вижу ни дайверов, ни пенсионеров.
– В основном, конечно, любители тишины. Отвязная публика тоже тут бывает, но больше пары дней не задерживается. Да и остальным быстро надоедает ходить три раза в день в два единственных ресторана.
– Да, место ты идеальное себе выбрала. Вода чистая, людей нет.
– Ага, помнишь, как в нашем детстве говорили: меньше народу – больше кислороду.
– Прости пожалуйста, а сколько тебе лет?
– О-о, а я всё ждала, когда ты спросишь, – она улыбнулась, – Я всего на два года тебя старше. Мне сорок два.
Уже не первый раз за сегодняшний день мне захотелось её обнять, но сейчас я просто взял Веру за руку. Так мы и дошли до магазина, словно утомлённая морем супружеская пара, приехавшая сюда в надежде повторить свой медовый месяц.
Магазин представлял из себя деревянный сарайчик всего с двумя боковыми стенами и крышей со свисающей с потолка жёлтой лампочкой. Мне было непонятно, как его запирают на ночь, скорее всего, просто раскатывают висящий у потолка брезентовый рулон, подвязывают его к столбам, а кто-то остаётся дежурить или просто спать внутри.
Вера по-тайски поздоровалась и перекинулась несколькими словами с уткнувшейся в свой телефон продавщицей. Вместо прилавка стоял обычный стол, где лежал калькулятор и дремали в обнимку две кошки, чёрная и белая, сложив своими телами знак, очень похожий на Инь и Янь. Выбор алкоголя там был такой же, как и везде в подобных местах – в холодильнике стояло пиво, а рядом, на полке, ром и виски под названием «Хонг Тонг», но я его ни разу не пил, так как много лет назад понял, что виски и велосипед – вещи несовместимые. Ещё там была популярная местная «косорыловка» в небольших бутылках, где на этикетках изображены ленты с колосьями, напоминающие советские гербы каких-то южных республик СССР и ни слова не написано по-английски – это был крепкий алкоголь исключительно для здешнего населения.
– А что ты обычно выпиваешь? – поинтересовался я, – Мне лично в Азии приходиться отбрасывать свои винные привычки.
Вера ненадолго призадумалась.
– Давай возьмем пивка, а там посмотрим. Если не хватит, сгоняем в тайский бар, это недалеко.
Мы купили бананов, мандаринов и ананас для завтрака, взяли четыре бутылки пива, а я ещё и на всякий случай воды, хотя Вера говорила, что у неё есть.
Когда мы пошли по дороге вверх, было совсем темно, но это лишь означало, что сейчас чуть больше семи часов вечера. Мы светили перед собой фонариками, а я рассказал Вере про сброшенный с планера груз.
– Как ты думаешь, что это может быть? – спросил я, закончив свою историю, – Кроме наркотиков?
– Если сумка была тяжёлой, и они тащили её вдвоём, то, судя по объёму, слоновые бивни вполне могли туда поместиться, здесь этим сурово промышляют. Второй вариант – оружие. Скорее всего, винтовки. Автоматы маловероятно, их легко засветить и они есть только у мусульманских партизан на границе с Малазией, а вот разборная винтовка с оптическим прицелом… Это дорогой товар. Хорошо, что ты проследил за ними, надо будет предупредить кое-кого.
Приняв душ и побрызгавшись спреем от комаров, мы уселись на веранде. Первым делом Вера включила ноутбук, открыла подробную карту острова, и я указал ей на бар-гестхаус, куда занесли сумку двое рыбаков. После этого она написала сообщение на английском, отправила его по двум адресам, а потом сказала:
– Ну, Федя, расскажи мне немного о себе.
– Рассказывать нечего особенно, – я открыл бутылку и разлил пинту пива по двум бокалам, – Я неудачливый сценарист, который после краха своего собственного проекта пошёл работать музейным монтажником, потратил там годы на обслуживание интересов других авторов и теперь пожинает плоды собственной беспечности и лености.
– А какая у тебя фамилия?
Когда я сказал, Вера набрала её в поиске и пробежала взглядом по появившимся ссылкам.
– Но у тебя есть работы в кино.
– Но у нас нет сейчас кино. И не самое подходящее время, чтобы запуститься со своим сериалом, а чтобы работать на заказ, нужно сначала убедить компанию продюсеров и редакторов, почему именно ты должен писать это говно, а не кто-то другой.
– Федь, писателям во все времена было тяжело.
– Да, я в курсе. Многим более талантливым людям в другие времена жилось гораздо хуже чем мне, поэтому я могу только молиться за них и пытаться самому что-то написать. И я только сейчас начал приходить в себя, а в январе, перед отъездом, вообще не мог ничего делать.
– Я вижу, как ты восстанавливаешься, – ответила Вера, – У тебя цвет меняется.
– Какой цвет?
– Ауры, – тут Вера засмеялась, – Извини за это слово, оно уже так затаскано, что практически потеряло свой изначальный смысл. И ещё Надя говорила, что ты одновременно мягкий и твёрдый. Это хорошее качество, оно тебе поможет.
– За это и выпьем, – произнёс я, чтобы закрыть тему.
Мы чокнулись бокалами и, услышав чистый стеклянный звук, я вдруг осознал, что цикады, наконец, смолкли и мы сидим в полной тишине, а перед нами – тёмная широкая даль, где небо сходится с морем, и в нём медленно перемещаются огоньки катеров, везущих дайверов на ночные «сеты».
– Вера, расскажи мне про остров.
– Тебя, наверно, как пишущего человека, волнуют все эти смерти и убийства? Но я сама толком ничего не знаю и не лезу в дела Пяти Семей, а они не лезут в мои. Всё слишком запутано. Могу только сказать, что это не только здесь происходит, – Вера отхлебнула пиво, – Ты думаешь, на Пангане никто не умирает? Зайди к ним в сообщество, сразу увидишь очень странные вещи. Например, одно из последних объявлений – на дороге нашли кошелёк с деньгами, банковскими картами и ключами. А самого человека нет. Какой-то европеец лет сорока. Просто исчез, понимаешь?
– То есть двойное убийство просто нельзя было скрыть, в отличие от смертей фарангов на других островах?
– Да. Я слышала, на Пхи-Пхи – там тоже всё невесело… Но ты ведь читал наверняка, что Таиланд признан самой опасной туристической страной.
– А так же страной с самыми счастливыми жителями.
– Ну, это без комментариев.
Мы немного помолчали, а потом я сказал:
– У меня тут есть любимое созвездие, может ты знаешь, как оно называется?
Я подошёл к краю веранды, выглянул из-за крыши и увидел три яркие звезды, горевшие на одной линии и равных расстояниях друг от друга.
– Вот, смотри.
– А-а, так это же Андромеда! И на картах неба так рисуют, что эти три точки – её щиколотка, пояс и плечо. Ты что, не знал?
– Нет, – я обнял сидящую за столом Веру и поцеловал её в затылок.
Она как-то устало вздохнула и убрала мои руки со своих плеч. Я зашёл в дом, взял из холодильника новое пиво, а когда вернулся и стал его разливать, то заметил, что Вера смотрит на меня как-то строго и грустно.
– Федя, тебя ведь Надя предупреждала.
– В смысле?
– Не надо пытаться со мной кокетничать, ты прекрасно понимаешь, что мы нравимся друг другу, но по условиям соглашения, которое мы с сёстрами заключили ещё в нежном возрасте, это невозможно.
– Какое соглашение?
– То, что мы мальчиков друг у друга не отбираем. Мы просто тогда не сможем вместе сделать ничего, если будем завидовать друг другу и ревновать. Кто тебя первый встретил – с той ты дружишь. Это наше главное правило. Или ты не рад, что Надя тебя нашла? Там, где вы познакомились, туда просто так люди попасть не могут, а она тебя впустила. И доверила привести мне посылку.
– Вера, я понимаю, что всё не просто. И мне очень грустно.
– Я, между прочим, тоже здесь одна. Но так надо. Поэтому мы с тобой сейчас допьём пиво, поедем в бар и там ещё добавим. Но безо всяких для нас последствий, понимаешь? Ты просто поспишь здесь, а завтра уедешь к себе на Самуи. И всё.
Я молча кивнул, и мы допили третью бутылку, решив не открывать последнюю, оставив её про запас. А когда мы неспешно собирались для выхода, случилось так, что события этого вечера сами нас поторопили.
Сначала вдалеке послышался нарастающий рёв мотора, он приближался прямо к нам, а потом темноту прорезал белый, бьющийся из стороны в сторону свет. Где-то совсем близко от дома мотор захлебнулся, сноп фонаря застыл, осветив сваи дома, снизу послышались возбуждённые голоса и выкрики:
– Вэра! Вэра!
За мгновение помрачнев, Вера сбежала вниз по лестнице и я увидел, как она идёт в луче света, а её окружают трое тайцев, что-то возбуждённо ей говоря. Выслушав их, она молча кивнула и быстро пошла обратно. Выглядела она теперь очень сосредоточенной.
– Федь, у нас опасное дело, – сказала она, поднявшись на веранду, – Ты со мной поедешь?
– Конечно, – ответил я, ни секунды не размышляя.
Она зашла в дом и сразу вернулась обратно, держа в руке два плетёных цветка с колокольчиками из Надиной посылки. Она положила их в разные карманы шорт и заперла дверь.
– Ты готов?
Я молча кивнул.
– Но, только, когда там начнут стрелять, ты сразу падай на землю и прячь в песок своё милое личико и пипиську. Ты меня понял?
– Думаю, да.
Мы сбежали вниз по лестнице и сели на квадроцикл.
– Держись крепче! – бросила через плечо Вера, включив фары и двигатель.
Мы стартовали. Трое тайцев на одном мотоцикле ехали перед нами, а пока мы осторожно забирались в гору, Вера, перекрикивая шум двигателя, кратко рассказала мне о случившемся.
Оказывается в том тайском баре, куда мы, собственно и собирались, весь вечер пил некий полицейский волонтёр, который неожиданно решил увести с собой выступающих там музыкантов. То ли он пытался их арестовать, заподозрив в них нелегалов, то ли просто захотел взять их с собой, чтобы они ему ещё поиграли – это непонятно, теперь расскажет на суде. Музыканты, разумеется, отказались куда-то с ним идти и тогда чувак достал своё оружие и принялся стрелять в воздух, выкрикивая угрозы. Хозяин бара вызвал полицию, а когда она приехала, волонтёр нашёл себе какое-то укрытие и вступил со своими коллегами в перестрелку. И теперь один из полицейских ранен.
– И ты можешь им помочь?! – прокричал я в спину Вере.
– Для этого меня и позвали!
Спустившись с перевала, мы принялись петлять в темноте. Я вцепился за поручни, понимая, что если вдруг выпаду, искать меня сейчас Вера не будет, а сам я в ночных джунглях просто никуда не дойду. Но продолжалась эта тряска недолго, ехавшие впереди тайцы сделали знак рукой и мы стали притормаживать, остановившись метрах в пятидесяти от освещённой поляны, где и находился бар для местных.
Исходящее оттуда ощущение тревоги я почувствовал сразу.
Это было просторное и открытое сооружение под навесом. В одной части находилась барная стойка и кухня, а в другой стояли столы и располагалось угловое сценическое пространство с ударной установкой. Именно там и сидели на полу трое музыкантов, прячась за деревянным ограждением.
Никаких посетителей здесь уже не было; на полу поблёскивали осколки разбитых бокалов, а один из столов был перевёрнут, и за ним притаился человек в полицейской форме с пистолетом в руке.
Стояла тишина.
Впятером мы начали осторожно приближаться, обходя бар со стороны кухни. Там, у задней стены стояли ещё трое полицейских, одному из которых две женщины, судя по всему, работницы кухни, перевязывали окровавленную руку.
Стараясь держаться за деревьями, мы подошли ближе, потом один из тайцев предупредил их о нашем появлении и мы быстро перебежали под защиту глухой стены.
Таец, которого я воспринял, как командира полицейского отряда, указал нам с Верой на поляну за баром, в дальнем конце которой лежал кривой и толстый ствол поваленного когда-то дерева. Именно там и окопался обезумевший волонтёр. Что ж, позиция у него была выгодная.
– Почему он не убежит? – спросил я у Веры.
– Там обрыв. Это место с видом, просто сейчас темно… И мне надо попасть в бар…
Вера заговорила по-тайски, её выслушали, и один из полицейских что-то негромко выкрикнул своему напарнику, что сидел за перевёрнутым столом. Тогда он пополз вместе со столом, используя его как щит, прямо к соседнему, и опрокинул его вниз, создавая дополнительное укрытие.
Сразу раздались несколько хлопков. Я не сразу понял, что это были выстрелы из-за покорёженного дерева. Полицейские и другие тайцы занервничали. Вера опять что-то сказала, и они встали на изготовку.
– Ну всё, я пошла. Пожелай мне успеха.
В ответ я приподнялся на цыпочках и поцеловал Веру в лоб.
И тогда командир отряда высунул из-за стены руку и, не прицеливаясь, два раза пальнул в сторону дерева – было видно, что после ранения одного из них рисковать они не хотят.
В следующее мгновение Вера вышла из-за угла, с неожиданной лёгкостью перемахнула через перила, быстро доползла до укрытия и передвинула стол в самый конец бара, к деревянному ограждению напротив музыкантов. В это время пьяный волонтёр ещё пару раз выстрелил, а потом выкрикнул какую-то короткую фразу. Вера звучным голосом прокричала ему в ответ.
Я стоял рядом с женщинами с кухни, приехавшими за нами тайцами и полицейскими, один из которых держал на весу окровавленную руку в самодельной повязке, наблюдая их полнейшую растерянность. Парни в форме явно не собирались играть в коммандос и устраивать захват, им оставалось только ждать, когда чувак начнёт трезветь или у него кончатся патроны. А роль Веры в этой истории тем более казалась мне невероятной, впрочем, я был уверен, что она знает, что делает и одними переговорами дело тут не ограничится.
Так оно и случилось.
На свой страх и риск я выглядывал из-за угла, наблюдая, как Вера сначала достала из карманов Надины амулеты с колокольчиками и, держа их в руках, начала звонить. Сидевший за деревом опять что-то прокричал и выстрелил, а Вера приоткрыла рот, словно в беззвучном крике. Сначала я испугался, что этому психу как-то удалось её ранить, но вскоре понял, что она просто приготовилась и начала транслировать некий сигнал.
А потом его услышали все.
Мне очень сложно описать этот звук, он был где-то на границе обычного человеческого восприятия, и напоминал не голос, а скорее скрежет быстро работающего механизма, вроде циркулярный пилы. Только более тихий и одновременно пронзительный.
Вера словно выдавливала из себя высокие ноты, на границе ультразвука, и они заставили стоящих рядом со мной людей заткнуть уши. Звук не становился громче, но в тоже время как-то нарастал, делался объёмным и плотным. Казалось, что пространство вокруг начало вибрировать, даже волоски у меня на руках встали дыбом. Полицейскому, сидящему в укрытии неподалёку от Веры, явно стало плохо, он сидел, уронив лицо в колени и закрыв уши руками, а спрятавшиеся в углу бара музыканты словно окаменели.
Я не понимал, почему стоявшие вокруг меня тайцы начинают оседать на землю, а я продолжаю твёрдо стоять на ногах. Зато я мог видеть, как Вера встала во весь рост, держа в руках колокольчики. Как неумолимый и безжалостный музыкальный инструмент, продолжая транслировать высокую частоту своих вибраций, она двинулась в сторону стрелявшего.
Пересекла поляну, переступила через дерево и достала оттуда худого тайского парня в форме волонтёра. Кажется, он был без сознания, а в руке у него болтался пистолет, который тот так и не смог выпустить.
Вера перетащила его через ствол, прихватила под плечи, затем, вместе с ним пересекла поляну и буквально поднесла его к ногам сидящих в трансе полицейских, положив рядом. После этого она отобрала у парня пистолет, рассмотрела оружие, видимо, оценивая модель, и презрительно бросила его на землю.
Только тогда звук оборвался.
«Ох», – только и смог выдохнуть я.
Понемногу тайцы приходили в себя, полицейские застегнули наручники на волонтёре, мы отошли в сторону, и я протянул Вере бутылку воды, которую догадался с собой захватить. Пока она пила, её окружили женщины с кухни, они что-то уважительно говорили Вере, гладили её плечи, а она только кивала им в ответ и пыталась улыбаться.
Откуда-то из-за деревьев неожиданно появилась группа тайских мужиков, видимо, посетителей бара. Оказывается, всё время они прятались неподалёку, чтобы посмотреть, чем закончится это представление. Среди них был и хозяин заведения. Его я опознал по тому, как он исполнял перед Верой многочисленные «ваи», а потом с благоговейным трепетом пожал ей руку. Остальные же мужчины поглядывали на Веру с некоторым опасением.
– Ну всё, поехали домой спать, – сказала она, возвращая мне воду.
Мы быстро попрощались и покинули поляну. Слух мой до сих пор не оправился, и все звуки казались приглушёнными и гулкими, как под водой.
– Теперь тебе, наверно, какую-то награду дадут за это? – поинтересовался я, когда мы садились на квадроцикл.
– Мне главное, чтобы мне не мешали, – ответила Вера, заводя мотор и плавно стартуя.
Обратно мы не торопились – спокойно поднялись на перевал, а потом, на тормозах, медленно съезжали с горы и по дороге не разговаривали. Дома она сразу отправилась в душ, а когда из душа вышел я, Вера уже спала, включив вентилятор на самую медленную скорость и накинув на бёдра простыню. Я поцеловал её в плечо, пожелал спокойной ночи и лёг на другую половину кровати.
Во сне я бесконтрольно прижался к ней, обнял её, но тут же почувствовал момент головокружительного падения. Вздрогнув, я перекатился на свою сторону, а потом вновь приблизился, просто прикоснувшись плечом к её спине, ощущая в течение ночи, как остывает её перегретое тело.
Утром мы одновременно проснулись и улыбнулись – оказалось, что спали мы, повернув лица друг к другу.
– Знаешь, я раньше думал, что вы художницы, а теперь понял, что волшебницы, – сказал я сразу после того, как пожелал ей доброго утра.
– Теперь ты знаешь, – просто отвечала она.
– И я отвезу твои посылки, которые нельзя смотреть.
– Спасибо.
Расстелив на веранде покрывала, мы вместе сделали йогу в лучах раннего, ещё ласкового солнца и я приготовил омлет с помидорами. Вера в это время чем-то занималась у себя в спальне, а когда она вышла оттуда, по дому распространился запах цветущей сирени, которой здесь уж никак быть не могло.
Мы завтракали фруктами и омлетом, любуясь на блестящую гладь залива, жмурясь от золотистой ряби на его поверхности, пили тёплую воду с какой-то травой, заменяющей Вере чай и обсуждали события прошлого вечера.
– Там вчера были только местные, и про эту перестрелку никто теперь не узнает, – подытожила Вера, – Если, конечно, ты про неё где-нибудь не напишешь.
– Не думаю, что я это сделаю.
– Поэтому я тебе и доверяю.
– Должна же у нас быть какая-то общая тайна.
– Кстати, по поводу тайн. Вот они.
Она зашла в дом и, быстро вернувшись, положила на стол две небольшие коробочки, шириной десять на десять сантиметров и высотой не более четырёх. Они были запакованы синим скотчем. Именно от них и шёл запах сирени.
– Одна для Нади, а другая – для Любы. Кому какая – не важно, там всё одинаково.
– О-о, значит, мне придётся ехать ещё и на Панган… – призадумался я.
– Да. Это не срочно, но лучше всё-таки в этом месяце. А чего ты так приуныл? Познакомишься с Любой, травы с ней покурите, – Вера засмеялась, – Знаешь, как тебе повезло, что ты с нами связался!
– Я уже давно это понял. Но что будет, если я нарвусь на выборочную проверку, здесь или на другом острове? Хотя весь наркотический расколбас, связанный с полнолунием уже прошёл и досматривать меня вряд ли будут, но всё-таки, если это случится, что может произойти?
– Тебе лично ничего не будет, – успокоила меня Вера, – Понимаешь, это такие вещи, которые посторонним людям просто не надо видеть. Поэтому я поставила защиту. Открывший коробочку человек сразу о ней забудет. Но кроме самой коробочки, он может ещё чего-нибудь потерять, возможно, нечто для него важное. Память – тонкая материя, с ней тяжело работать.
После завтрака, убедившись, что все мои вещи собраны, я убрал коробочки в пакет и положил их в рюкзак.
– Спасибо за гостеприимство, – я сделал «вай», и спустился с веранды.
Вера довезла меня до пристани, где я купил билет той же компании, что и привезла меня на остров. До отправления оставался час и я сказал Вере, что провожать меня необязательно – сегодня, в отличие от вчерашнего утра, мне было как-то печально покидать Тао и я просто хотел посидеть в каком-то красивом месте у воды.
– Спасибо, Вера, я никогда тебя не забуду, – говорил я, когда мы крепко обнялись и стояли так, мягко покачиваясь из стороны в сторону.
– Прощай, грустный мальчик, – шептала мне Вера, – Возможно, мы никогда больше не увидимся. Занимайся только тем, что действительно важно и выпускай в мир красоту.
И она неожиданно поцеловала меня в губы. Так мы и стояли в тени дерева и целовались, не в силах выпустить друг друга из объятий. Мимо нас, громко стуча ногами по деревянному настилу, проходили увешанные рюкзаками люди, только что прибывшие на остров, и никто из них не обращал внимания на двух человек, прильнувших друг к другу в момент своего прощания.
От Вериного поцелуя я чуть не потерял сознание, даже пошатнулся, когда она меня отпустила и, как-то грустно улыбнувшись, быстро ушла. Приходя в себя, я услышал рёв двигателя её квадроцикла и, восстановив равновесие после приступа головокружения, медленно зашагал туда, где начинался песчаный берег.
В обратную сторону путь был таким же долгим, только на корабле теперь стало очень спокойно, лишь работал его шумный двигатель. Тогда мне вспомнилось, что композитор Олег Каравайчук сказал в одном из своих последних интервью, что ему надоело жить в Комарово, потому что железная дорога здесь работает в «до-мажоре». А тайские корабли работают в «до-миноре», я слышал эту навязчивую музыку всё время своей поездки, она рифмовалась с отголосками рэйвов девяностых годов и ещё другими, пока не осмысленными мной фрагментами классической музыки.
