Фёдор Вадимович Летуновский
Три сестры
– Подождите. Я теперь совсем по-другому его чувствую. Он изменился. Разве так бывает?
Она дотронулась ладонями до его висков, и парень открыл глаза. Поначалу его взгляд был спокоен, но затем он дёрнулся и привстал, испуганно оглядываясь по сторонам.
– Ой, а кто вы? Я что, проспал до ночи? Меня чем-то напоили?
И действительно, голос у него стал какой-то другой, да и взгляд более осмысленный. Я связал его растерянность с неожиданным протрезвлением, но очень скоро стало ясно, что дело не в этом.
– Как тебя зовут и что случилось? – спросила Люба, уже явно о чём-то догадываясь.
– Сергей, – ответил Петя-Трилобит, – А где это мы?
Услышать подобный ответ я не ожидал. Баба Катя бросила взгляд на моё искажённое удивлением лицо и подошла ближе, проявив заметный интерес к идущему на чужом языке разговору.
– Я был в Чумпоне, ждал корабль до Тао, – продолжал он – Там какой-то местный человек угостил меня пивом, я с ним выпил и вот уже ночь… Мы на Тао?
– Нет, это Панган.
– О, Господи, что же он…
– Он – это он? – Люба указала на лежащего в прицепе Колдуна.
Петя-Сергей обернулся и только сейчас заметил кузов с тремя телами. Взгляд его наполнился ужасом, но, судя по всему, он узнал своего похитителя.
– Что это с ним? И со мной?
– Скажите лучше, когда вы его встретили?
– Сегодня.
– А какое сегодня число?
– Что-то не так?
– Нет, вы скажите.
– Двадцать третье февраля.
Мы с Любой переглянулись.
– Я что, был в отключке больше, чем полдня?
Люба повернулась к бабе Кате и начала объяснять ей, что случилось. Баба Катя слушала, хмурилась и кивала, время от времени что-то добавляя.
Наблюдая за этим, Сергей испытывал всё большее беспокойство, а я вдруг сильно за него испугался. До меня понемногу стало доходить, что именно с ним произошло, но как он сам к этому отнесётся и сможет ли, вообще, поверить? А если поверит, то как себя потом поведёт? Впрочем, если у него прямо сейчас произойдёт нервный срыв, баба Катя, скорее всего, сумеет его успокоить – то, что она «непростая тётя» я уже понял.
– Ребят, не томите, скажите мне… – произнёс он.
– Понимаете, Сергей, вам будет очень нелегко это принять, но вы подверглись не совсем обычному нападению… – вновь обратилась к нему Люба, но запнулась, пытаясь подобрать подходящие слова.
– Меня похитили? – перебил её парень.
– Да. Вашу личность.
Баба Катя опять что-то сказала.
– Она говорит, что лаосские колдуны умеют поселять в человеческих телах своих домашних духов, – перевела Люба, – Но первый раз сталкивается с переселением в другое тело целого человеческого сознания. Этот колдун как-то перекрыл ваше эго и поставил на его место матрицу подвластного ему разума, тоже нашего соотечественника. Кто это такой и что с ним случилось, мы будем ещё выяснять, но он, в вашем теле, целый месяц практически бомжевал здесь, на Пангане, жил с тайской массажисткой и называл себя Петей-Трилобитом.
– Да что вы несёте? – разозлился Сергей, – Что это за херня?!
– У вас есть с собой хоть какие-то документы или вещи?
Он похлопал себя по карманам и молча покачал головой.
– Ничего, на острове вас многие знают, вы живёте в Шритану. Где именно – мы ещё уточним. Но будьте готовы к тому, что этот Петя оставил после себя массу нерешённых проблем.
Сергей закрыл лицо руками.
– Бред какой… – только и смог произнести он.
– Поехали с нами, – сказала ему Люба, – Утром я вам помогу.
Дома у Любы баба Катя наложила мне травяную повязку под рёбра и ещё одну на затылок, так прикрутив её бинтом к голове, что я стал похож на пациента бангкокской психбольницы, любителя биться головой об стены. Впрочем, на реальное место пациента вполне мог претендовать наш новый товарищ, но, надо отдать ему должное, держался он хорошо, а возможно, просто не до конца ещё осознал всю глубину произошедшего.
Сергей остался спать на веранде, а баба Катя отвела меня в сарай, что находился в полукилометре от Любиного дома. Я дал ей сто бат и запер дверь на щеколду. Здесь была только кровать, заправленная чистыми простынями и небольшой столик, где стояли свечи в блюдцах с водой. Зажигать я их даже не стал, потому что уснул почти сразу после того, как моя голова прикоснулась к подушке, ведь она оказалась не дерматиновой, как у меня дома, а мягкой и тоже набитой какими-то травами. Видимо, исходящий от них запах меня и успокоил.
Проснулся я на рассвете и вместо будильника мне послужили цикады. Травяная подушка и примочки сделали своё дело – затылок совсем не болел, хотя на нём была здоровённая шишка, а над бедром расплылся внушительных размеров синяк, но в любом случае я слишком легко отделался, ведь настоящий профессиональный тайский кикбоксер оглушил бы меня с одного удара.
Однако последствия избиения помешали мне проделать обычные утренние асаны, я ограничился минимальной йогой, подхватил рюкзак и зашагал к Любиному дому. В это время мне на телефон пришло сообщение от Нади: «Ты справился, молодец! Обнимаю тебя и буду ждать на пристани, только сообщи время». Мне было приятно, что она написала, впрочем, речь в этом деле шла об их общей «Работе» и безопасности её сестры, но, надеюсь, что за меня, использованного в качестве «живца», она тоже волновалась.
Когда я подошёл к дому, то понял, что Люба ещё спит, а Сергей, обгорелую одежду которого пришлось выбросить, сидел на веранде, обернув бёдра в какую-то тряпку на манер индийского саронга и пил воду из бутылки.
– Доброе утро! – по местной привычке поприветствовал его я, но тут же осёкся.
В ответ он только кивнул и тяжело вздохнул.
Некоторое время мы посидели молча, утонув в металлическом лязге цикад, но этот звук так угнетающе действовал мне на уши, что я заговорил с ним.
– Я понимаю, вам дико сейчас хреново, но скоро проснётся Люба, и вы с ней поедете разбираться, остались ли у вас какие-то вещи, деньги или документы.
– Целый месяц… – пробормотал Сергей, – Почти целый месяц во мне жил посторонний человек, какой-то Петя-Трилобит, придурок и алкаш! Теперь придётся анализы сдавать… А у меня ведь репутация в городе, семья, бизнес! И вот решил съездить один на месяц, отдохнуть… Вот и отдохнул от самого себя!
– А обратный билет на какое число у вас?
– Двадцать второго марта.
– Уже совсем скоро… Главное, паспорт ваш отыскать, если этот Петя его, не дай Бог, куда-нибудь не заложил за разбитый байк или за долги. Но у Любы здесь хорошие связи, она выяснит. Просто непонятно, где сейчас настоящий Петя и что он, будучи вами, за это время тут натворил.
– Но тот, кто всё это сделал… Я не спрашиваю как, оно за гранью моего понимания, но вопрос – зачем?
– Из-за Любы. Он решил, что с помощью фаранга ему будет легче к ней подобраться.
– А кто она такая? И для чего вообще городить весь этот ад?
– Думаю, она гораздо лучше всё объяснит. И поможет – вы ведь из-за неё пострадали.
– Я был приманкой что-ли какой?
– Выходит, что так. Так же, впрочем, как и я.
– А почему нельзя было просто взять этого Петю, напоить его, или там, загипнотизировать и сюда подослать?
– Да может и нет никакого реального Пети, а это просто искусственно созданный из слепков разных людей образ идеального фаранга-раздолбая.
Из дома вышла Люба. Она протянула Сергею какую-то рубашку и сказала, что готова к выходу. Конечно, мне хотелось больше с ней пообщаться, но из-за всей этой ситуации у неё сейчас другие заботы, я понимал, что мне не удастся провести с ней сегодняшний день и задать кое-какие, интересующие меня вопросы. Ещё можно было поехать с ними в Шритану и, пока они будут решать дела Сергея, провести там несколько часов до полуденной жары, тем более, я никогда не был в этом районе острова. Но что я найду там кроме мелкого моря и белого песка, который не является моим фетишем, в отличие от других северных жителей, которые везде пытаются отыскать пейзаж в стиле «баунти», сделав фото на его фоне.
Тем более мне, побитому этой ночью подручными колдуна и за одну минуту побывавшему в эпицентре медленного холода и быстрого огня, впечатлений от поездки и так достаточно. Пора возвращаться домой.
Я представил, что на пирсе меня встретит Надя, вспомнил её и улыбнулся.
Мы уселись втроём на «Веспу», где на правом боку красовалась заметная вмятина и несколько царапин. Казалось, Люба переживает из-за них больше, чем из-за себя самой, обмолвившись только, что «паутина» которой пытался обмотать её Колдун, способна на долгое время парализовать человека и, как следствие, лишить его жизни. И меня и Сергея сильно интересовало всё, связанное с этим человеком. Кто он конкретно? Зачем ему нужна была Люба и её вещи, и что он собирался сделать? Но на это она лишь ответила: «А вот это мы с бабой Катей у него спросим, и он обязательно нам расскажет!»
Люба высадила меня у пирса в Тонг Сале. Я пожелал Сергею благополучно вернуться домой, избежав при этом говорить какие-то банальности, обнялся с Любой, она сказала «спасибо» и поцеловала меня в щёку. При этом я почувствовал, что она положила мне в карман маленький свёрток, прошептав, чтобы я на всякий случай спрятал его получше, и мне не трудно было догадаться, в чём заключался её прощальный подарок.
Проводив их взглядом, я купил билет на корабль, отходящий через пол часа. Ещё оставалось время, чтобы успеть позавтракать, но избитое тело тоже начало ныть – травой для новых компрессов баба Катя меня не снабдила. Поэтому я был рад, что принял решение свалить домой, не дожидаясь наступления жары или вечера.
И ещё мне было приятно, что там, дома, меня кто-то ждёт.
9. Прогулка
После возвращения с Пангана я пару дней отлёживался из-за нанесённых мне побоев, лишь один раз съездив за едой в город, а закаты встречал на пустом, усыпанным хвойными иголками пляже у полуострова с маяком, покуривая Любину марихуану. К выходным я пришёл в форму, совершил заплыв в Липа Нои, а вечером в воскресение мы договорились с Надей встретиться и вместе напиться – она сообщила, что в ближайшие дни ей, наконец, можно расслабиться. Тем более, мы собирались отпраздновать победу над лаосскими колдунами – после моего отъезда Люба и баба Катя с помощью пленного колдуна вычислили и поймали ещё двоих его сообщников, о чём Надя собиралась подробно рассказать мне при встрече.
Какой-то конкретной программы мы не планировали, решив покататься по настроению, поэтому велосипед я оставил дома и добрался до Натона на проходящем мимо сонгтэо. В городе мы зашли в магазин иностранных товаров, где Надя настояла на том, чтобы самой купить бутылку красного австралийского вина, которое здесь недёшево, после чего мы двинулись в Талинг Нгам, проехав гораздо дальше того места, где наблюдали закат в первую нашу встречу и, в результате, попали на малоизвестную среди туристов смотровую площадку в горах.
Постелив плед, Надя достала из рюкзака связку маленьких бананов и увесистый плод манго, разрезала его, а я открыл вино, слушая её рассказ о дальнейших событиях на Пангане.
После того, как лаосского колдуна взяли в плен, Любе удалось проникнуть в его сознание и определить вид энергии, которым он переселил эго Пети в тело Сергея. По этим и другим сходным признаками им с бабой Катей удалось вычислить и поймать ещё двух его коллег, которых помогли опознать местные жители, которые за двое суток проверили по указанным приметам всех наёмных работников острова и визитёров из соседних стран, прибывших этой зимой, а обнаружив что-то подозрительное, немедленно вызывали подмогу.
Так как весь шухер происходил среди коренного населения, туристы ничего не заметили. Даже когда один из колдунов, самый опасный, пошёл на крайние меры – поджёг себя в заброшенном доме, а сам попытался переправить своё сознание в тело одной из молодых английских туристок, которые похмелялись в соседнем баре, а заметив пожар, принялись танцевать у огня. Однако подобные фокусы требуют слишком серьёзной подготовки, поэтому Любе и бабе Кате совместными усилиями удалось отбить сознание юной европейской дурочки, о чём она никогда не узнает, списав общий дискомфорт и сильную головную боль на большое количество выпитого алкоголя.
Оказалось, что у обоих пойманных лаосцев так же имелся свой фаранг с внедрённой чужой личностью, у одного француз, а у другого – австралиец. Колдуны удерживали их на энергетической цепочке, словно бомбы с часовыми механизмами. И всё лишь для того, чтобы в определённый момент они сработали, осуществив их план по захвату острова, подробности которого ещё только предстоит выяснить.
– А эти личности, которых перенесли, с ними-то что? – поинтересовался я, разливая вино по стаканам.
– Они живы, но все трое удерживаются в одном опиумном притоне в Лаосе. Место мы узнали и передали в полицию, чтобы они связались со своими коллегами, совместно освободили их и отправили по домам.
– Будем надеяться. Людей, конечно, жалко, а что сделают с колдунами?
– Для таких в Королевстве существует особая тюрьма. Я даже не могу сказать, где именно она находиться, но она достаточно современная, их там изучают. Одно время наша мама работала в ней консультантом.
– А ваша мама, она где сейчас?
– В Чианг Мае. И неудивительно, что этот город считается лучшим для длительного проживания среди иностранцев… Впрочем, что это мы не пьём, солнце уже низко, пора!
Мы подняли стаканы и чокнулись.
– За Любины успехи! – произнёс я.
– И твою помощь! – добавила она.
Так как я с самого нового года не пил хорошего красного вина, то испытал приступ радости от самого запаха и вкуса. Такое вино грех было даже из-за жары разбавлять водой и стоило пить, конечно, из нормальных бокалов, а не пластиковых стаканчиков, но зато само наше местоположение было достойно любого ресторана западной части острова – на горе, с видом на Пять Сестёр и подёрнутые синей дымкой, причудливо изогнутые горы материковой части Таиланда.
Чем более усиливался градус мартовской жары, тем красочней становились дикие пылающие закаты с фантастическими силуэтами облаков, а гладь залива, каждые несколько минут меняющую свои цвета, бороздили лодки рыбаков и корабли многочисленных транспортных компаний. Кажется, что мы оба запьянели с первого стакана и начали беспричинно смеяться. Впрочем, что значит беспричинно? Для хорошего настроения у нас были все основания.
– Давай сегодня будем гулять всю ночь! – сказала Надя, – Вспомним молодость!
И сама улыбнулась собственной шутке.
– Только где мы тут найдём круглосуточные заведения? Или ты хочешь поехать на восток, туда, где дым коромыслом? Только как потом пьяными возвращаться?
– Что, испугался?! – раззадорилась Надя, – Ну и где твоя любовь к приключениям?
– Да я и так уже получил по голове от гастарбайтеров и наблюдал укрощение безумного волонтёра, который стрелял из пистолета. Не хватало здесь ещё попасть в какую-нибудь облаву…
– Облавы начнутся только перед Full Moon Party, – успокоила меня Надя, – Так что пока можно и расслабиться.
– Ну, хорошо, тебе лучше знать, – согласился я, потому что чувствовал себя с ней в безопасности, а в том, что с каждой из сестёр можно «идти в разведку» я уже убедился.
К тому времени, когда солнце скрылось за горы материка, мы уже успели уговорить всю бутылку и сочли торжественную часть вечера завершённой, съехали вниз и неспешно покатили по самой безлюдной части острова. Я вспомнил о существовании одного интересного заведения у мыса рядом с военной базой, но до него ещё надо было доехать, а здешние рестораны при пафосных отелях ориентировались на более состоятельную публику, вынужденную пить алкоголь по любым заявленным ими ценам, потому что никаких магазинов тут поблизости нет.
Нас это не устраивало, и мы остановились у какого-то придорожного шалмана. Надя поинтересовалась по-тайски, что у них есть кроме пива и хозяйка заведения окликнула своего мужа, который тут же, за дальним столиком, что-то выпивал с улыбчивым дедушкой.
Здесь, как и во многих других деревенских едальнях, кафе плавно переходило в домашнее пространство живущей там же семьи. Сразу за четырьмя столиками стоял диван и висел достаточно большой плазменный экран, а по полу были разбросаны детские игрушки. Мужчина пригласил нас присесть и показал Наде стеклянную бутылку без этикетки. Она открыла её, понюхала и объявила мне, что это самодельный ром и пить его можно. Мы радостно закивали, и тогда довольный мужик налил нам по трети стеклянного стакана, по нашей просьбе разбавив его чем-то вроде сока из большой канистры, купленной в Теско Лотусе. Вместе мы выпили, наблюдая по телевизору события одного из последних фильмов про Гарри Поттера, когда там всё уже стало совсем мрачно.
Мужчина спросил меня, откуда я прибыл и когда я ответил ему по-английски, на его лице возникло недоумение – что такое Russia и Moscow он не знал. Но когда с ним заговорила Надя, лицо его просияло.
– А-а, Лусия! – произнёс он на «японский» манер, не выговаривая букву «Р», а дедушка закивал и подлил себе выпивки.
Причём Надю он вообще не спрашивал, откуда она родом, как будто ему с ней и так всё было ясно. Я закурил, а улыбчивый дедушка по местной традиции не стал стрелять у меня сигарету, а предложил мне поменять её на свою махорку, которая тут продаётся вместе с бумажками для скручивания во всех тайских лавках. Брать табак я не стал и просто угостил его, и улыбка дедушки стала ещё более довольной.
Допив алкоголь, мы спросили у хозяйки, сколько с нас, она перебросилась парой фраз со своим мужем, и он ответил, что ни сколько, и он просто нас угостил.
На прощание я сделал им «вай», не забыв сказать «Ка Пун Кап», а Надя ещё и пожелала им успеха и процветания, поэтому провожали нас как старых знакомых, предлагали приходить ещё и уверяли, что такого вкусного домашнего рома мы нигде больше не найдём.
– Вот видишь, как здесь всё просто, – говорила Надя, когда мы садились на скутер, – И никто даже не спросил, могу ли я пить за рулём и сколько мне лет. А в Ярославле с моей внешностью мне вообще алкоголь без паспорта не продавали, в тридцать лет думали, что мне семнадцать.
– А тайцы, они за кого тебя принимают? Кем ты для них предстаёшь? – поинтересовался я, пока мы ехали по пустой дороге обратно на север.
– В основном они думают, что я – лукрынг.
– Это дети тайцев с европейцами?
– Просто тайцев и фарангов. А фарангами ведь называют всех белых иностранцев. Но у меня-то в крови нет ничего тайского, просто мне от папы такие тёмные глаза достались – он из сибирских переселенцев, а где тайга, там и азиатские гены. Поэтому убедить кого-то, что я местная мне при желании особого труда не составит.
– Вера говорила, что у вас у всех разные папы. Вы с ними общаетесь?
– Ну конечно. Только сюда их просим не приезжать. Папы, они ведь пытаются отцовскую заботу тебе транслировать, а это, знаешь ли, отвлекает… – как раз в это время мы проезжали мимо забора и ворот большого по территории храма у единственного здесь тайского поселения, – Ты, кстати, так сюда и не съездил?
– Нет, но собираюсь.
– Обязательно попади туда до своего отъезда. Это хорошее место для размышлений в одиночестве.
Когда мы в темноте проезжали лесистый «полутоннель» в скале у шикарного отеля Интерконтиненталь, то по двум сторонам от него, освещённые мощными прожекторами, стояли тайцы с рациями, которые передали друг другу о нас сообщение, чтобы другие машины не помешали нашему продвижению. При этом они улыбались нам и чуть ли не отдавали честь.
Вскоре мы очутились на оживлённом перекрёстке неподалёку от пристани для международного парома Raja Ferry, зашли в 7/11 и приобрели флягу рома и бутылку местного лимонада. Теперь оставалось выбрать место для распития. В принципе, эта бухта, не смотря на два здоровенных пирса и шума от больших паромов, нам вполне подходила. Даже в темноте здесь можно насладиться зрелищем отплывающих кораблей, а один из них, правда не слишком большой, лежит на берегу, весь изрисованный граффити.
Однако Надя оказалась склонна к более радикальной прогулке – в глазах у неё мелькнули хулиганские искры и она сказала, что сосед мужика, у которого она снимает второй этаж дома, сторожит сейчас так называемый «Центр культуры и искусства Юго-Восточной Азии». И если его предупредить, то можно с его разрешения зайти на территорию и с фонариками там прогуляться.
Я знал, что это за место с таким громким названием и даже видел его фотографии. Располагалось оно меньше, чем в километре от тропы, по которой я, срезая путь через джунгли, каждый день ездил плавать. Один раз я даже вырулил к его входу, но сидевшая там девушка сказала, что пройти туда стоит 80 бат, а за возможность поснимать на камеру надо отдать ещё бат сто пятьдесят или двести – я уже точно не помню, но, в любом случае, эти цифры показались мне неразумными.
Все кто там был, описывали его как запущенный сад со множеством скульптур, поставленных относительно недавно, но уже каких-то обветшалых. Ещё там должен быть похожий на музей дом, тоже новый, но заброшенный. Бытовало мнение, что это какой-то богатый человек построил для себя резиденцию, а после знаменитого наводнения в марте 2011 года отказался от неё и передал острову. Власти решили устроить тут очередную достопримечательность для туристов, но о ней мало кто знает, экскурсий туда не водят, и пока тайцы лениво пытаются навести там порядок.
– Надя, ты мне напомнила моих приятелей юности, которые тоже любили «партизанить» – накуриться и лазить по каким-то стрёмным задворкам!
– Федя, ты даже не представляешь, что это такое! Тем более в темноте там гулять!
– Да я разве против, звони ему и поехали!
Сначала Надя связалась с домовладельцем, который перезвонил этому человеку, а затем Наде и сказал, что сторож будет ждать нас у входа, но мы должны привести ему выпивку. Многие фаранги рассказывают о том, что с тайцами совершенно невозможно договариваться по телефону, потому что если визуально тайский английский можно сопроводить красноречивыми жестами, то не видя перед собой собеседника, бывает невозможно понять, о чём он вообще говорит. Поэтому нам удалось разрулить проход в закрытый на ночь центр только благодаря Надиным связям и знанию языка, иначе бы всё превратилось в «испорченный телефон». Так что мы вернулись в магазин ещё за одной фляжкой и двинулись в путь по уже знакомой дороге.
Вход в музей располагался прямо у заасфальтированной тропы, где с трудом могут разъехаться две легковые машины, а его каменная арка была погружена во тьму – фонари тут не горели вообще. Припарковавшись, мы достали фонарики, осветив табличку с надписью «Cultural Center and Fine Art of Southeast Asia» и двинулись, было, внутрь, но нас сразу встретила стая собак – защищая свою территорию, они не нападали, но и не давали нам пройти дальше. Вслед за собаками появился сноп света. Покачиваясь из стороны в сторону, он неспешно приблизился, высветив наши лица.
Зажмурившись, мы поздоровались с источником света и увидели перед собой немолодого тайца со слегка настороженной улыбкой. Надя что-то сказала и протянула ему, в качестве платы за вход, трёхсотграммовую флягу «Санг Сома». Улыбка его сразу изменилась, став добродушной, он велел нам следовать за ним, а собаки, осознав, что теперь мы официальные гости, молча обнюхали нас и моментально исчезли.
Это место сразу меня поразило, и я не пожалел, что попал сюда именно сейчас. Много лет работая в музее, я сам оставался в нём по ночам, но одно дело бродить по пустым сумеречным залам среди странных объектов и картин, а совсем другое – пробраться ночью в сад заколдованных скульптур.
Он сразу обрушивал на тебя всю свою мощь, когда ты проходил по первой узкой каменной дорожке между выхваченными из тьмы фрагментами каменных изваянии, давая представление о высокой концентрации заключенных здесь мифологических героев и магических существ.
– Ты что-нибудь ощущаешь? – спросил я у Нади, пока мы следовали за сторожем, чей мощный, крупного размера фонарь пьяно балансировал из стороны в сторону, повторяя его нетвёрдую походку и открывая нам лица и тела охраняющих дорогу существ.
– Определённо. Но я здесь уже была и могу сказать, что никакой магией тут не пахнет. Если конечно, не считать ей саму попытку создания такого количества образов, чьи прототипы имеют сверхъестественное происхождение и помещения их в одном месте. Впрочем, это всё условные измышления. Спроси меня, живут ли реальные духи в этих домиках, стоящих у любого тайского жилища и я не смогу тебе ответить, сказав конкретно «да» или «нет». Но для такого сборища, как здесь, любой, по-настоящему магический объект может послужить катализатором и тогда всем мало не покажется.
– Любой – это вроде тех колокольчиков и амулетов, что ты делаешь? У тебя сейчас они есть?
– У меня всегда на всякий случай с собой что-то есть.
– И это никого не разбудит?
– Нельзя разбудить то, что не спит, – уклончиво ответила Надя, и я понял, что она просто не хочет вдаваться в объяснения о природе своих возможностей.
– Да, Федя, – произнесла она после недолгого молчания, – И извини меня за орех…
– Какой ещё орех? – удивился я и тут же вспомнил, как барахтаясь под сетью я передаю его Любе и она, накрыв мою руку своей ладонью, вместе со мной ломает его, – А, ну да… Это было сильно.
– Я знаю, что вы чуть не замёрзли и не задохнулись. Мне очень за это неловко, но я просила Любу доставать его только в самом крайнем случае. Время – слишком сложная сила, непросто с ней работать.
Так, говоря о времени, мы сами тем временем неспешно брели по территории Центра, рассматривая гипсовые, каменные и стальные фигуры, количество которых не поддавалось подсчёту. Именно из-за этого они выглядели не как расставленные по саду скульптуры, а скорее напоминали их склад под открытом небом. Подобное мне уже доводилось видеть в резиденции Зураба Церетели и в парке Музеон во время его ремонта, когда все экспонаты составили в одном небольшом пространстве.
Я не настолько силён в мифологии, чтобы знать всех этих персонажей «в лицо», но набор их оказался достаточно эклектичным. Здесь были буддийские демоны и святые, тайские принцы и китайские драконы, индуистский Ганеша и индонезийские монстры, разбавленные человеческими фигурами в позах из Камасутры.
Я даже поймал себя на мысли, что перечисление всех этих существ могло бы напоминать отрывок из романа начала двадцатого века – тогда тоже валили в одну кучу мифологии разных стран и всё это называлось «востоком». Однако же здешнее собрание создали не европейцы – сейчас бы они классифицировали их по странам и эпохам – а какой-то богатый и лишённый вкуса азиат, который всё равно устроил не музей, а хаос, да и всё скульптуры представляли из себя «новодел», заимевший обшарпанный вид благодаря пребыванию на улице под дождями и солнцем. Я ещё раз порадовался, что не пошёл сюда днём, потому что не обнаружил бы ничего, кроме резервации кича, переходящего в трэш. Сейчас же, в нервном дёрганье фонарей, вся эта обветшалость выглядела таинственной, словно мы забрались в дом к старому волшебнику, чтобы его ограбить и пока ещё не поняли, что сами угодили в ловушку.
Царило тут странное запустение. В одном месте среди пальм стояла высокая, но покосившаяся пагода, её верхние этажи сильно заваливались в сторону – без ремонта она вряд ли переживёт пару дождливых зим. Так же мы прошли мимо беседки с проломом в крыше, через который можно было наблюдать столь любимое мной созвездие Лебедя. У стены, огораживающей сад, возвышался небольшой курган из обломков деревянной мебели, в траве у дороги белели осколки разбитых скульптур, а один раз мы наткнулись на свалку брошенных и гниющих стройматериалов.
Наш тайский проводник молчал почти всю дорогу, а пил он тут, скорее всего, потому, что сам чувствовал себя неуютно. Лишь когда мы добрались до дома бывшего владельца, он оживился, включил там электричество и предложил нам войти. Только тогда я заметил, что сам дом стоит на маленькой реке, она протекала прямо под ним и, по замыслу архитектора, заполняла два соединённых между собой бассейна – внешний и внутренний. Сторож объяснил, что нырнув тут в саду, можно вынырнуть у себя в прихожей.
– Ох, как же я в детстве мечтал жить в таком месте! – с восторгом произнёс я, – Только не на реке, а у открытого моря!
– Иметь дома стекающую с гор реку хорошо только в мечтах, – сказала Надя, переведя слова тайца, – Сюда вложили очень много денег, но жить тут оказалось невозможно.
– Ну да. Мутная вода и комары… – ответил я и по-английски спросил у нашего проводника, – Здесь есть москиты?
– Да, немного, – с улыбкой ответил он и поджёг стоящую на подставке спиральку от насекомых.
Окуривая пространство дымом, мужик провёл нас по комнатам, чьё внутреннее убранство больше напоминало не жилое помещение, а азиатский магзин с беспорядочно расставленными статуэтками, китайскими ширмами, зеркалами в медных рамах, какими-то шлемами на подставках, кинжалами и разбросанными повсюду тканями и покрывалами. Так же попадались лежащие в беспорядке детали мужской и женской одежды, а сторож объяснил нам, что это национальные костюмы, которые можно взять на прокат, чтобы сфотографироваться в них на фоне полуповаленной пагоды или сценок из Камасутры. Ещё здесь стояло несколько неубранных кроватей, но я не стал интересоваться, кто на них спит. Короче, вся здешняя атмосфера напоминала какой-то ночной бардак перед утренним открытием фальшивой антикварной лавки.
Мужчина достал стаканы, я помог ему вытащить на улицу столик, а он показал нам на внешней стене дома специально оставленную «ватерлинию» – жёлтый след уровня воды от разлива этой реки в марте 2011 года, когда дожди затопили всю провинцию Сураттани. Я мальчик невысокий и эта черта была мне по грудь. Принеся из дома термос для льда и спиральку от комаров, мы разбавили ром лимонадом, а сторож просто накидал себе в стакан льда. Его английский был совсем «литл», поэтому наша беседа велась, в основном, с помощью Нади. Про Россию он тоже ничего не знал, поэтому о политике нам говорить не пришлось. Я поинтересовался, случалось ли ему наблюдать здесь нечто странное или необычное, и он совершенно серьёзно ответил, что не ложится спать трезвый, поэтому духи его не беспокоят. Ещё из его слов я понял, что не ошибся по поводу склада скульптур – они действительно изготавливаются здесь же, в мастерской на задворках Центра, их производство поставлено на поток и ритуальных обрядов с ними не проводят, поэтому никаких необычных свойств у них нет.
Россыпи звёзд просачивались сквозь неподвижную листву. Стояла тишина, которую изредка нарушали лишь мелкие ночные животные, шуршащие в траве и на ветвях деревьев. Но для охраны к нам пришли местные собаки и прилегли на деревянные ступени, свернувшись калачами и уткнув носы себе в задние лапы. Сторож включил маленький магнитофон, размером не больше сигаретной пачки и состоящий из одной колонки, поставив для нас какую-то лирическую тайскую поп-музыку. Мы выпили ещё, а после попрощались и пожелали ему спокойной ночи, так как оставаться здесь не имело смысла – это место больше не казалось таинственным и теперь представлялось мне памятником чьей-то грандиозной, дорогостоящей неудачи. Сначала в качестве несостоявшейся резиденции, а затем и в попытке создать здесь культурное пространство. Впрочем, именно это и порождало особую атмосферу «заброшенного новодела», а когда пройдёт время и история сада обрастёт мифологией – тогда он действительно оживёт, став цельным существом со своим характером, который будет зависеть только от того, как в дальнейшем обойдутся с ним люди.
